Текст книги "Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые"

Вспарывать мечом хилое, жалкое тело, доставшееся Мисиме от природы, было бы надругательством над эстетикой смерти. Поэтому писатель пятнадцать лет превращал себя в античную статую, ежедневно по много часов проводя в гимнастическом зале. Добился невозможного – стал истинным Гераклом. Выпустил фотоальбом, позируя обнаженным в разных позах: пусть потомки видят, какой прекрасный храм был разрушен». (Слово «храм» здесь использовано не случайно, ведь знаменитая книга Мисимы – переведенная, кстати, Чхартишвили – «Золотой Храм» повествует о том, как был сожжен прекрасный буддийский храм.)

«Другое препятствие: харакири во второй половине XX века выглядело анахронизмом. Могли счесть сумасшедшим, а то и высмеять. Красота не терпит смеха, она возвышенна и трагична. И Мисима решил эту проблему с присущей ему обстоятельностью. Западник, светский лев и нигилист, он в последние пять лет жизни внезапно поменял убеждения: стал ревнителем национальных традиций, ультраправым идеологом, отчаянным монархистом. Задуманный финал предполагал массовку, роль которой была отведена членам “Общества щита”, студенческой военизированной организации, содержавшейся за счет писателя.

Оставалось только закончить главный труд – тетралогию “Море изобилия”. В день, когда Мисима поставил последнюю точку в четвертой части, он поставил точку и в своей жизни. Куда уж символичней». (В этот день Мисима попытался произвести военный переворот, который, конечно, был обречен на провал.)

«Спектакль получился дорогостоящий, со сценическими эффектами и огромным количеством зрителей. Без огнестрельного оружия, с одним только самурайским мечом, Мисима и четверо его юных помощников взяли в заложники коменданта одной из столичных военных баз. Потребовали собрать солдат, и писатель, писаный красавец в элегантном мундире и белых перчатках, подбоченясь, призвал воинов идти на штурм парламента. Над базой гудели полицейские вертолеты, за забором метались журналисты. Военные, разумеется, ни на какой штурм не пошли – и слава богу, потому что тогда Мисима просто не знал бы, как быть дальше.

Вполне удовлетворенный, писатель проклял утративших самурайский дух солдат, удалился во внутреннее помещение и взрезал себе живот. Всё было продумано до мелочей: мундир надет на голое тело, в задний проход вставлена ватная пробка [это тоже часть сэппуку, чтобы никакие газы не испортили ритуал], секундант стоял с мечом наготове. Правда, голова с плеч слетела лишь после четвертого удара, но в этом Мисима не виноват. Он сделал всё, что мог. И его рука, в отличие от руки бедного секунданта, не дрогнула – разрез на животе получился длинным и глубоким.

С того дня началась большая слава Мисимы. Он стал и, наверное, останется для мира Главным Японским Писателем».

Эта жуткая история гибели замечательного писателя Юкио Мисимы, с одной стороны, наверное, представляет собой странный спектакль, который мог прийти в голову лишь изысканному богемному литератору; но, с другой стороны, она свидетельствует о том, что наследие самураев продолжает жить. Может быть, в тех формах, которые вызывают у нас ужас, а не восторг (который мы испытываем, когда смотрим фильм о событиях XVI века). И, наверное, эту часть японской культуры всегда следует учитывать, когда мы размышляем о Японии.

Почему викинги пустились в путь по морям?

Что мы представляем, когда говорим о викингах? Огромный корабль – драккар – со страшной головой дракона, закрепленной на носу. На нем – злобные гиганты в рогатых шлемах, которые вот-вот высадятся на берег и начнут крушить всё на своем пути.

Однако эта картинка, скажем прямо, не совсем соответствует действительности. Во-первых, уже, наверное, общеизвестно, что рогатых шлемов у викингов не было: так их изображали романтически настроенные художники XIX века, и с тех пор подобный образ закрепился. Шлемы, кстати, они иногда носили войлочные, а не металлические – такие толстые шапки, которые тоже защищали голову. Во-вторых, рост. Сегодня жители Скандинавии и правда довольно высокие. Но так ли было во времена викингов, в период с VIII по XI век? Оказывается, нет. Когда-то я со своими учениками добралась на байдарках до Старой Ладоги – древнего перевалочного пункта на пути из варяг в греки. И археолог, который водил нас, спросил: «Знаете, какой средний рост человека, найденного здесь в захоронениях?» Конечно, все начали выкрикивать: «Два метра! Метр девяносто!» А он ответил: «Метр сорок четыре». Настоящий гном – Гимли, сын Глоина из «Властелина колец».

Это, конечно, странная цифра, с тех пор я ее нигде не встречала. Считается, что средний рост викинга – метр семьдесят. Тоже не гигант по сегодняшним представлениям. Очевидно, они отличались очень широкими плечами – логичное предположение, если вспомнить, что боевой топор являлся тогда основным оружием.

Когда-то один мой норвежский коллега, тоже учитель истории, рассказывал мне и другому коллеге о викингах. Он приготовил для нас список вопросов, и мы благополучно сели в лужу, потому что в ответах воспроизвели все стереотипы. В частности, он спросил, какую пищу предпочитали викинги. Я, конечно, ответила, что мясо, сразу представив жаренную на костре здоровенную ногу барана. А он сказал: «Ничего подобного. Главной едой у них была каша». Это поразило меня: как могли наесться кашей здоровые мужчины, которые плавали на кораблях и сражались? Думаю, они добавляли туда всякие жиры и, вероятно, брали с собой вяленое мясо. Но всё же это существенно отличается от наших представлений.

Мы не очень хорошо понимаем, откуда взялось слово «викинг». Викинг – это и человек, и сам морской поход, в основном грабительского характера. Говорили: «Ушел в викинг», – и тот, кто ушел в викинг, назывался викингом.

Насчет происхождения слова ученые выдвигают разные версии. Возможно, оно возникло от корня – вик-, который на разных скандинавских языках означает бухту или залив (отсюда, например, название города Рейкьявик). Есть мнение, что слово «викинг» образовалось от глагола, который означал «отклоняться, уходить в сторону», то есть это человек, ушедший от обычной жизни, уплывший куда-то на корабле.

В любом случае та эпоха у нас ассоциируется прежде всего с морем, с морскими походами. Но при этом надо понимать, что важнейшей частью жизни скандинавов (для которых море значило невероятно много) был тот участок земли, который они сумели захватить и освоить. Да, земля в Скандинавии не слишком плодородная. И, казалось бы, зачем так держаться за нее, что она принесет? И всё же это часть человека, его мир. Арон Яковлевич Гуревич, замечательный специалист по средневековой Скандинавии, в своей прекрасной книге «Походы викингов» пишет: «Человек и усадьба были неразрывно связаны между собой. Эта связь считалась священной».

Такое положение отражено и в мифах. Мир в представлении скандинавов делился на три части. Тот мир, где жили люди, – Мидгард (срединный), но буквально это значит «мир внутри изгороди». То есть огромная усадьба. А вот тот мир, где обитали всякие чудища, располагался на окраине, за изгородью. Неслучайно действие саг часто разворачивается на кораблях, во время путешествий.

Хутора находились на значительном отдалении друг от друга. Селиться деревнями было практически невозможно – для этого не хватало земли. Холмистый рельеф Скандинавии разобщал людей, вынуждая их расселяться по разным долинам, довольно далеко друг от друга. На хуторе жила большая семья: хозяин, его жена, его дети (возможно, взрослые дети – тоже с женами), другие домочадцы, слуги. Они обрабатывали землю и с этого кормились. Такая жизнь сильно развивала самостоятельность. Человек – сам хозяин в своей усадьбе, никакие соседи ему не указ. Жители одной местности, конечно, собирались на тинг (народное собрание), чтобы решать насущные вопросы. Случались у них и альтинги – общие собрания всей земли, всей страны. Но все-таки большую часть времени владелец усадьбы был сам по себе, и это во многом определяло независимость человека и его семейства.

Когда скандинавы начали осваивать Исландию – это произошло где-то в конце X века, – остров пустовал. И, согласно правилу, каждый человек мог взять себе такой надел, который сумел бы обойти за день с горящим факелом в руке, разводя на границах участка костры. Либо площадь, которую обойдет женщина, ведущая за собой корову. То есть довольно приличную территорию.

Так как места поначалу было довольно много, то, отправляясь в путешествие, брали с собой столбики от кресла хозяина. В больших семьях все сидели на скамьях, а хозяин – на стуле с подлокотниками, возможно, даже с балдахином. И брали резные столбики, на которых покоился балдахин. Сиденье главы семьи – место священное, символ его власти. Когда отец умирал, наследник садился на его место, и это являлось символическим моментом его вступления в права. Подплывая к суше (скажем, к той же Исландии или Фарерским либо Оркнейским островам), столбики бросали в воду. Куда волна их прибивала, там и следовало селиться – по указанию богов. Есть легенда, что один человек, умерший в пути, завещал бросить его гроб в море и сыну велел поселиться там, где его прибьет.

К сожалению, жизнь в этих северных краях была жесткая, люди часто голодали. Поэтому, например, долго существовал обычай (дошедший даже до христианских времен), когда новорожденных детей – наверное, в основном девочек – оставляли в пустынном месте на погибель. Если отец брал новорожденного на руки – значит, он его признавал. Но порой и не брал, а велел отнести подальше. Теоретически малыша кто-то мог подобрать, но чаще всего он погибал.

В начале XI века норвежский король стал давить на исландцев – по большей части язычников, – вынуждая их принять христианство. Они собрались на альтинг, судили и рядили, не зная, как поступить, и наконец выбрали самого уважаемого человека – что характерно, язычника – и поручили решать ему. Он ушел в шатер, попросил ему не мешать, лег там и думал целый день. А потом вышел и объявил: «Будем христианами». Очевидно, он понял, что с норвежским королем лучше не связываться. И они приняли христианство, хотя оговорили право сохранить некоторые обычаи – в частности, обычай бросать детей (вероятно, важный для них).

Придерживались они и других жутких традиций. Надо заметить, что скандинавы имели рабов – не таких, как в Риме, но всё же людей, которых покупали, продавали, использовали для работы. Были среди них и вольноотпущенники, которые, однако, сохраняли некие связи с бывшим господином. И вольноотпущенник, не способный прокормить своих детей, должен был вырыть яму и посадить их туда. А его бывший хозяин, который всё еще нес за него ответственность, мог выбрать из этой ямы самого крепкого (словно котенка или щенка) и забрать на воспитание.

В голодные зимы в Исландии порой убивали стариков – так и они не мучились, и лишние рты кормить не приходилось.

Общались люди прежде всего посредством моря. Как замечательно пишет Гуревич: «Если горы разъединяли, то море часто соединяло жителей Скандинавии». Вспомним береговую линию Норвегии и Швеции, всю испещренную фьордами – маленькими и большими, – где швартовались корабли. Такое побережье удобно для мореплавания (то же можно сказать и о Балтийском море). Так что с древнейших времен население передвигалось на лодках и кораблях – как по морю, так и по рекам. Время появления первых лодок нам не известно. Одно из самых древних дошедших до нас изображений относится примерно к III–IV векам нашей эры: на нем мы видим небольшое судно – скорее всего, однодеревку, выдолбленную из ствола дуба, – в котором сидят гребцы с веслами.

Спустя несколько веков корабли изменились принципиально – тем самым существенно преобразовав жизнь скандинавов. Археологии нашли погребения знатных людей, которых хоронили в кораблях, и видно, что к V–VI векам произошли значительные перемены. Во-первых, у судна появился большой киль, который обеспечивал ему хорошую остойчивость, позволяя уверенно ходить по морю, а не только по рекам. При этом корабли оставались плоскодонными, чтобы передвигаться по неглубоким водам. Благодаря конструкции, они могли подходить к берегу носом или кормой, там и там они имели острые окончания – впоследствии преобразованные в штевни (форштевень, ахтерштевень), – покрытые резьбой. Корабль мог уткнуться носом в берег, а потом – отойти и поплыть вперед кормой, не разворачиваясь, что тоже существенно облегчало процесс. Кстати, во время боя на носу стояли самые мощные воины.

Все народы, жившие у моря, в какой-то момент понимали, что штука, которая будет ловить ветер, сильно облегчила бы передвижение на судне. И где-то между III и V веками кто-то придумал воткнуть в дно корабля мачту, а на ней укрепить и поднять парус. Роскошные викингские паруса – шерстяные, обычно полосатые (красно-белые, или сине-белые, или синие) – увеличили скорость и маневренность кораблей. Можно было сидеть на веслах (на длинных кораблях насчитывалось до 30 пар весел), можно было поднимать парус. При этом во время битвы (очевидно, чтобы облегчить мобильность и заодно сохранить ценное оборудование) парус и мачту снимали и клали на дно.

Борта делались из достаточно тонких досок. Планки укладывали внахлест и присоединяли к остову, поэтому корабль получался гибким, эластичным и мог переносить довольно сильные шторма. Всё вышеперечисленное, конечно, открыло невероятные возможности для путешествий. И в какой-то момент скандинавы, прежде ходившие по своим рекам и по морю вдоль побережья, вышли на морские просторы.

По мнению исследователей, эпоха викингов условно началась в 793 году, когда скандинавы напали на Линдисфарн. Линдисфарн – это маленький приливный остров у побережья Англии. Во время отлива до него можно дойти по земле. В VII веке там образовался христианский монастырь. Монахи жили более или менее уединенно и занимались своими монашескими делами – пока на горизонте не возникли страшные корабли с полосатыми парусами. Мореплаватели подплыли и высадились на острове, разграбили монастырь, поубивали большую часть его обитателей, захватили ценности и уплыли. Тогда еще никто не понимал, что это за жуткие люди. Но именно с этого начались викингские походы – грабительские экспедиции, во время которых разбойники налетали на поселения, забирали все ценности, разрушали и жгли то, что не могли унести, кого-то уводили в плен. Двигались они в разных направлениях. Прежде всего норвежцы осваивали острова в Атлантическом океане, к югу от Норвегии, – Фарерские, Шетландские, Оркнейские, Гебридские, – постепенно сдвигаясь всё южнее. Спустя время от них всё чаще страдало побережье Англии, Шотландии, Ирландии.

Викингов особенно привлекали монастыри и церкви с их сокровищами. Ирландские монахи довольно быстро поняли, что любой их монастырь – приманка для налетчиков, и начали возводить высокие круглые башни, в которые прятались, увидев на горизонте корабли. Проникнуть в такую каменную башню викингам не удавалось, а сидеть возле нее в осаде не было смысла, так что они грабили монастырь и уходили. Монахам же приходилось отстраивать всё заново.

Подобное творилось в течение довольно долгого времени. Викинги существенно разграбили побережье европейских стран – Франции, Италии. Вся Европа молилась о спасении от этого «норманнского ужаса», приходящего с севера.

В тот период на территории Скандинавии только начинали складываться государства. Там уже было достаточно знатных людей: конунги (вожди), малые конунги, которые владели небольшими земельными наделами, ярлы (на ступеньку ниже – как наши князья). Любой вождь мог собрать отряд и отправиться в военный поход – куда-нибудь, скажем, в Ирландию, на поиски богатств. За Ирландию в IX веке бились разные отряды норвежских и датских конунгов: то норвежцы там укреплялись, то датчане их выгоняли. В какой-то момент датчане разбили норвежцев и часть награбленного пожертвовали церкви. И ирландский хронист отметил, что датчане – это люди, не лишенные благочестия.

В своих грабительских походах викинги добирались до удивительных мест. В сагах есть упоминания о хождениях в землю сарацинов – очевидно, в Арабский халифат. На мраморном льве, привезенном в Венецию из греческого города Пирей (там лев прежде стоял в гавани), какие-то викинги нацарапали руны. Что именно там написано – непонятно, но я так себе и представляю, как они мечом высекли: «Хальвдан и Харальд были здесь» (это желание увековечить свое присутствие возникало у людей всегда).

Со временем викинги начали потихоньку подниматься по рекам в глубь стран. Так они добрались, например, до английского Йорка, который впоследствии стал важнейшим викингским центром, именуемым Йорвик. Во Франции пробирались по Сене, и один знаменитый викинг, Рагнар Кожаные Штаны (герой многих саг, победивший жуткого змея, который не мог его укусить из-за толстых штанов), добрался до Парижа, устроил там разгром и повесил 111 пленных – в жертву Одину. Потом по Сене вернулся к океану и, очевидно, благополучно попал домой. Считается, что жизнь Рагнара закончилась не очень хорошо. Как рассказывают саги, его сыновья начали совершать невероятные подвиги, но ему не понравилось, что их слава превзошла его собственную, и он решил завоевать всю Англию всего на двух кораблях. Однако не вышло: его разбили, взяли в плен. Один из английских королей якобы бросил его в яму со змеями, и там никакие кожаные штаны ему не помогли – он принял мучительную смерть. Хотя, возможно, это сказка.

Проникая в глубь материков, викинги оставляли свои базы – как это произошло в Йорвике. Укрепились они и в Нормандии. Так, в начале X века знаменитый викинг Ролло́ (или Ро́лло, а может, Рольф) получил Нормандию в управление от французского короля и стал, таким образом, его вассалом. Король, правда, дрожал от ужаса и понимал, что этот вассал вряд ли будет ему подчиняться. Как гласит легенда, в знак поклонения вассалу следовало поцеловать королю ногу. Ролло поручил это подчиненному, а тот нагнулся, но схватил короля за ногу и поднял. Монарх упал, все засмеялись. Можно себе представить, что он при этом чувствовал.

Постепенно грабительские походы по побережью переросли в походы на материк, где викинги начали оседать. Но к концу IX века им все-таки уже оказывали сопротивление. О них уже более-менее знали и понимали, как они сражаются. Самый знаменитый человек, который вступил в борьбу с викингами (датчанами в данном случае), – это английский король Альфред Великий, правитель Уэссекса, сильнейшего на тот момент королевства. Он взошел на трон, когда Англия находилась в совершенно отчаянном положении: датчане приходили снова и снова, разоряли поселения, занимали территории – и уже захватили те, что потом будут названы Dane Law (или Данелаг) и станут жить по датским законам.

Альфред был удивительным человеком. Рассказывают, что во взрослом возрасте он увлекся самообразованием и чтением, приказывал переписывать книги. Согласно легенде, однажды он по непонятной причине долго не начинал битву, а потом выяснилось, что правитель просто дочитывал интересную книгу. Сохранилась даже палочка, которой он, вероятно, водил по строчкам. И этот книжник, тихоня проявил себя искусным воином, опытным и мужественным. Хотя удача не сразу ему улыбнулась. В любой детской книжке по истории Англии можно встретить упоминание о том, как Альфред скрывался от врагов на болотах. Какая-то крестьянка приютила его и, не зная, кто он такой, поручила ему печь лепешки, а сама ушла. Он же, задумавшись о военных делах, сжег эти лепешки и получил нагоняй от хозяйки.

В конце концов он справился с датчанами. Победил их и даже вступил с ними в переговоры, поступив очень мудро – направив к ним миссионеров. Датчане постепенно принимали христианство, и договариваться становилось проще. В итоге они достигли некоторого компромисса: часть территорий осталась у захватчиков, но остальные земли Альфред уберег и таким образом сумел сохранить свое государство.

Подобное происходило в разных местах. Датчане добрались даже до арабской Испании, но туда пришел большой флот. Как написал один арабский хронист: «Море, казалось, заполнили темные птицы, сердца же наполнились страхом и мукою». Арабы викингов разгромили. В Севилье на пальмах повесили огромное количество захваченных в плен, 200 отрубленных голов отправили в Северную Африку, чтобы показать, какие враги к ним приходили.

И тем не менее не везде удавалось остановить нападения северян. Захватчики двигались всё дальше и дальше: датские земли образовались в Англии, затем шведские – в Нормандии; на юге Италии, на Сицилии, возникло Нормандское королевство. Вскоре началось движение на Запад.

Скандинавский мореплаватель Эрик Рыжий, чей отец из-за убийства своего отца покинул Норвегию и переселился в Исландию, очевидно, унаследовал от родителя буйный нрав. Изгнанный около 980 года из Исландии, он отправился дальше на Запад и добрался до острова, который трогательно назвал Гренландией («Зеленой страной»). Он объяснял, что такое название всем понравится и люди поедут туда, думая, что там лежат прекрасные плодородные земли. В те времена, правда, Гренландия не была настолько покрыта льдом, как сегодня, – из-за более теплого климата. Эрик поселился там, а его сын Лейф Счастливый отправился еще западнее: некий Бьярни рассказал ему, что ходил по океану дальше на Запад и видел там какую-то землю.

Как рассказывает нам сага, Лейф обнаружил три страны. Одной из них он дал имя Хеллуланд («Страна плоских камней») – предположительно, это Баффинова Земля. Потом он обнаружил Маркланд («Лесную землю»). И наконец, Винланд – скорее всего, это остров Ньюфаундленд. Таким образом викинги добрались до Америки.

Параллельно с наглыми грабежами они, однако, занимались и совершенно другими делами. Арон Яковлевич Гуревич пишет: «Наряду с викингом, захватывавшим торговые корабли и чужие богатства, всё более отчетливо вырисовывается фигура купца, занимавшегося регулярной торговлей». Разумеется, торговля и пиратство во все времена ходили рядом – что у древних греков, что у северян. Торговец мог захватить чей-то корабль, а пират мог поторговать. Но все-таки викинги создали очень четкие, протяженные, приносившие невероятный доход торговые пути, по которым постоянно передвигались.

Все слышали о пути из варяг в греки – в IX–X веках самом богатом торговом маршруте Европы. На Западе торговля особо не велась, а на дороге, пролегающей от Балтийского моря через Восточную Европу в Визанию, товарооборот был огромный, ведь в конце располагался манящий всех Константинополь. И в IX–X веках здесь стали появляться крупные торговые центры, города. Численность их населения доходила до тысячи, а то и до двух тысяч человек – немалые цифры для Скандинавии того времени.

В Ютландии торговой Меккой викингов был датский город Хедебю. В эпоху Карла Великого (в начале IX века) датчане опасались угроз со стороны государства франков и потому начали возводить целую систему укреплений из земли, глины, дерева, которые впоследствии образовали мощный датский вал. Кроме того, Ютландия обеспечивала удобный проход для торговцев. Путь из Балтийского моря в Северное пролегал через сложные и опасные (из-за пиратов) проливы Каттегат и Скагеррак. Но имелся и другой вариант, более надежный: до Хедебю дойти по реке, там поторговать и сделать запасы, потом около 18 километров протащить корабли волоком (не исключено, что на специальных повозках) и дальше по другой реке выйти в Северное море. Благодаря этому город вскоре расцвел, в него стекались товары со всех концов Европы и из Азии. Правда, в 1050 году его разорил и сжег дотла знаменитый король Норвегии Харальд Суровый (Харальд Хардрада).

У шведских викингов был город Бирка, расположенный на острове Бьёрке, – конечный пункт торгового пути, связывавшего Скандинавию с Арабским халифатом. Об этой его роли свидетельствуют совершенно фантастические археологические находки: византийские товары, китайский шелк, десятки тысяч арабских, английских, немецких монет, керамика, ткани – невероятные богатства. Там обнаружено множество погребений знатных людей, в том числе купцов, захороненных с оружием, украшениями и разнообразными привозными вещами.

В конце Х века Бирка потеряла свое значение, и насчет причин существуют разные мнения. Возможно, город кто-то разграбил, или обмелели водоемы вокруг – и к Бирке стало неудобно подходить кораблям. Согласно одной интересной версии, это произошло из-за киевского князя Святослава. Как мы знаем, во второй половине X века он совершал походы на Волгу, разграбил город Булгар и Хазарский каганат. И, таким образом, помешал торговле на волжском пути, которая тоже замыкалась на Бирке. Удивительно, насколько тесно на самом деле были связаны хазары, арабы, шведы и Киевская Русь.

С упадком Бирки поднялся другой центр – остров Готланд. Расположенный ближе к маршруту Хедебю – Старая Ладога, он вел активную торговлю через Новгород.

Таким образом, понятие «викинг» следует воспринимать шире, чем просто грабительскую вылазку: викинги нередко совершали торговые походы, а также путешествовали в поисках новых, необжитых земель. Кроме того, они нанимались на службу в другие государства – скажем, в войсках князя Владимира и Ярослава Мудрого состояло немало викингов.

Тот же самый Харальд Хардрада сначала служил у Ярослава Мудрого и был влюблен в его дочь, а потом отправился в Константинополь. Знаменитая варангская (варяжская) гвардия византийских императоров сыграла важную роль в истории Византии. До сих пор на мраморном парапете верхнего этажа Святой Софии в Стамбуле можно увидеть руны, которые выцарапал в IX веке, очевидно, скучавший на церковном богослужении викинг. Теперь надпись «Хальвдан был тут» является замечательным памятником той эпохи.

Все эти путешествия – связанные с грабежами, переселением, торговлей, – конечно, значительно отразились на жизни Западной и Восточной Европы. Возникали новые силы, складывалась новая политическая обстановка, тут и там разгорались войны. И, безусловно, это сильно повлияло на развитие самой Скандинавии, куда стекались богатства, где усиливалась знать.

Давайте представим себе вождя – скажем, ярла или даже кого-то помельче. Ему подчиняется определенная территория, на которой он считает себя совершенно независимым. Да, над ним стоит конунг, но здесь он главный, и его в какой-то мере содержат люди, населяющие эту местность. Они привозят продукты в его усадьбу, чтобы он мог устраивать пиры (какой он вождь без пиров?). Пир – это не просто угощение воинов, это братание, общение, возможность поделиться своей удачей, чему викинги придавали большое значение. Кроме того, люди, живущие под началом вождя, снаряжали его корабль. А кто-то из них отправлялся с ним в походы.

Мне очень нравится одна история о викинге, который ничего не боялся и чувствовал себя полностью свободным от чужой воли. В ирландской «Саге об Эрике Рыжем» рассказывается о гибели Бьярни, сына Гримольфа, который плавал к берегам Америки: «Когда корабль стал тонуть, Бьярни приказал своим людям перейти в лодку. Лодка, однако, не могла поднять всех, и тогда решили бросить жребий, кому садиться. По жребию вышло, что садиться в лодку должен был Бьярни и с ним почти половина людей. И вот все, кому выпал жребий, сели в лодку. Когда они уже были в лодке, один молодой исландец, спутник Бьярни, сказал: “Неужели ты бросишь меня здесь, Бьярни?” Бьярни отвечает: “Так выходит”. Исландец говорит: “Другое ты обещал мне, когда я покидал отцовский дом в Исландии, чтобы ехать с тобой!” – “Я не вижу другого выхода, – говорит Бьярни. – Что ты предлагаешь?” – “Я предлагаю, чтобы мы поменялись местами, ты пойдешь сюда, а я туда”. Бьярни отвечает: “Что ж, пусть будет так. Я вижу, что ты во что бы то ни стало хочешь жить и очень боишься умереть”. И они поменялись местами. Молодой исландец сел в лодку, а Бьярни перешел на корабль, и говорят, что Бьярни и все, кто остался с ним на корабле, погибли в червивом море.

А те, кто был в лодке, поплыли своей дорогой и достигли берега, и рассказали об этом случае»[1]1
  Перевод М. И. Стеблина-Каменского.


[Закрыть].

Характерно, что автор саги назвал имя Бьярни, а имя парня, который струсил и потребовал обмена, не упомянул. Потому что для скандинава трусость – качество очень позорное. Позорнее – только вернуться из боя, в котором погиб твой вождь.

Таковы викинги, воинственные суровые люди, для которых война – главное в жизни, для которых их мечи – живые существа, как и их корабли. Мы знаем, что и тем и другим они давали имена. Например, у Беовульфа, героя англосаксонского эпоса, один меч назывался «Нэглинг» (то есть «Режущий»), а другой – «Хрунтинг» («Пронзающий»). Вот откуда Толкин взял все свои названия мечей. У других героев саг есть меч Фотбит («Ногорез»), Фьяревавнир («Усыпитель жизни»), «Серый клинок», «Пламя битвы», Брюньюбитр («Прокушу броню»), «Бронерез», «Негодяй» и почему-то даже «Котенок», которого передавали из рук в руки. Такие независимые, буйные…

Мне нравится, как в исландской «Саге о Ньяле» описана ссора, происходящая на тинге. Автор говорит: «Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек». И мы можем лишь представить, какие страсти за всем этим пылают. Конечно, они никому не хотели подчиняться.

Есть история о том, как некий лагман (важный человек, который знает законы, зачитывает их на тинге и следит за их исполнением) отказался служить шведскому конунгу. Объяснил он это замечательно: «Не меньше чести, чем у ярла [то есть у знатного князя], быть бондом [независимым воином] и свободно говорить, что вам захочется, даже при конунге». Это для них очень важно. Так они представляли себе независимую военную, вольную жизнь.

Удивительное дело: из того, что я говорю, складывается образ жутких пиратов, разбойников, которые всё громили своими мечами и секирами, зацепляли крюками вражеские корабли и всех там убивали. И одновременно эта кровавая, жестокая эпоха породила поэзию скальдов – настолько утонченную, что сегодня требуются невероятные усилия, дабы в ней разобраться. Их стихи содержат целые цепочки сравнений, нанизанных одно на другое, и больше походят больше на магические заклинания. Викинги их, очевидно, слушали – иначе зачем бы они брали скальдов с собой в походы и щедро одаривали их. Для них было важно, какими они останутся в истории.

Кроме того, известно, что викинги любили играть в настольные игры. Об этом свидетельствуют, например, дивной красоты резные шахматные фигуры с острова Льюис, принадлежавшие, вероятно, знатному человеку. Играли они и во что-то наподобие костей, нардов.