Текст книги "Гурджиев. Посвященный проходимец"

Глава третья
Пространство и время

«Знающий не говорит, говорящий не знает».

Любимая фраза в эзотерических тусовках.

Что знает обычный человек о пространстве и времени? Он знает все. Все. Пространство – это тот мир, где он живет. Комната, квартира, город. Или деревня. А время – это цифирки на мобильнике. А вот Блаженный Августин утверждал, что время и пространство связаны. И Эйнштейн утверждал то же самое. Забавно, не правда ли? А пространство? Где находится тот мир, в котором Никола Тесла видел макеты своих изобретений? Он утверждал, что сначала «видел» зеленоватое свечение, а потом свои моторы и генераторы. И в «уме» поворачивал их во все стороны, чтобы рассмотреть нужные детали. И «мысленно» ставил опыты. И потом изготавливал чертежи, не исправляя ничего. Все исправления делал Там, в Горнем Мире. И где находится этот самый мир? Внутри человека или снаружи? Вопрос конечно, интересный. В Изумрудной Скрижали сказано «что внутри, то и снаружи». А над входом к Дельфийскому Оракулу была надпись «Познай себя». Неплохо сказано, не так ли? Интересно, что первое, о чем заговорил Успенский с Гурджиевым, было именно Пространство и Время. То, о чем Успенский много размышлял и писал в книгах. Задолго до встречи с Гурджиевым. Например, о четырехмерном пространстве. Или двухмерном времени. Сейчас, кстати, тоже некоторые об этом говорят. Даже теория такая существует, что наш мир десятеричен. Кажется, М-теория называется. Неплохо описывает непонятные факты из квантовой физики, что обнаружились не так давно невзначай. Типа того, что некоторые частицы обмениваются информацией быстрей скорости света. Чего не может быть, потому, что не может быть никогда. Или может? Говорят, что до Лобачевского тоже все были уверены, что параллельные прямые не пересекаются. «А вон как вышло все на диво…» Как говаривал Некто в «Собаке на сене». И у Успенского тоже многое на диво вышло. Поверил он безоглядно в Гурджиева. Побросал все свои дела и стал вместе с Георгием Ивановичем с места на место ездить. То в Москву из Петербурга, то в Ессентуки во время революции. То во Францию в Фонтебло. Замок там себе Гурджиев прикупил на деньги собранные английскими учениками стараниями того самого Успенского. Потом он все-таки в своем Учителе разочаровался и сбег. Но до этого еще дело не скоро дойдет. И всю свою жизнь Успенский будет любить Гурджиева самой трепетной любовью и делать все для него, что возможно. Невозможное тоже будет делать. Потому, что окажется одним из немногих, кто поймет, кто такой Гурджиев на самом деле. А тайна сия велика есть. И не всем дано ее понять. Потому, как понять ее невозможно. И никто никогда ее не поймет. Возможно, Гурджиев был Магом. Реинкарнацией Великого Мерлина. Или Сосудом для Божьего Света. То ли еще чем-то непонятным. Но людей он точно Трансформировал. Точнее, помогал тем единицам, что были к ней способны. И готовы. Ибо Эзотерика это Игра для Больших Мальчиков и Девочек. Увлекательная и Опасная. Ибо Разрушить психику легко, а собрать трудно. Как говорится – ломать, не строить. И ошибки в этих играх обходятся дорого. Как говорил многими любимый поэт «не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума». Но не будем о Грустном. Давайте лучше вернемся к нашим баранам. А, точнее к ученикам Гурджиева. И узнаем, чему все-таки он их учил.

Глава четвертая
Машины

«Ваша проблема в том, что Вы – дурак».

Подслушанная фраза.

Существуют вещи, постигаемые интуитивно. Самый простой пример, когда женщина смотрит на мужчину и понимает, что он Может. Ей не обязательно проверять, она и так уверена. Примерно тоже самое происходило при общении с Гурджиевым. Те, кто имел с ним дело, сразу ощущали это – Может. Не зная, что именно и как, но уверенность в его силах поражала. Успенский пишет об этом, пытаясь передать свои ощущения от разговора с Гурджиевым. Речь зашла о том, что такое человек.

«– Да, – ответил я, – со строго научной точки зрения все люди – это машины, управляемые внешними влияниями. Но весь вопрос в том, можно ли принять этот научный взгляд.

– Научный или ненаучный – для меня все равно, возразил Гурджиев.

– Я хочу, чтобы вы поняли, что именно я говорю. Посмотрите, все эти люди, которых вы видите, – и он указал на улицу. – Все это просто машины и ничего более.

– Я думаю, что понимаю вашу мысль, – сказал я. – Я часто думал, как мало в мире такого, что могло бы противостоять этой форме механизации и избрать свой собственный путь.

– Вот тут-то вы и делаете величайшую ошибку, – промолвил Гурджиев. – Вы думаете, что существует нечто, способное противостоять механизации, нечто, выбирающее свой путь; вы думаете, что не все одинаково механистично.

– Ну конечно, нет, – возразил я. – Искусство, поэзия, мысль – вот феномены совершенно другого порядка!

– В точности такого же! – был ответ Гурджиева. – Их деятельность так же механична, как и все прочее. Люди это машины, а от машин нельзя ожидать ничего, кроме механического действия.

– Очень хорошо, – сказал я, – но разве нет таких людей, которые не являются машинами?

– Может быть, и есть, – сказал Гурджиев. – Но только это не те люди, которых вы видите. И вы их не знаете. Мне хочется, чтобы вы поняли именно это.» [2]

Этот разговор произвел сильное впечатление. Но дальше речь зашла вообще о странных вещах.

«Гурджиев покачал головой.

– Опять вы говорите о чем-то другом, – сказал он. – Вы говорите об ошибках, возникающих из восприятия, а я говорю не о них. В пределах данных восприятия человек может более или менее ошибаться. Однако, как я сказал раньше, главное заблуждение человека – это его уверенность в том, что он может что-то делать. Все люди думают, что они могут что-то делать, все люди хотят что-то делать; и первый вопрос, который задают люди, – это вопрос о том, что им делать. Но в действительности никто ничего не делает, и никто ничего не может делать. Это первое, что нужно понять. Все случается. Все, что происходит с человеком, все, что сделано им, все, что исходит от него, – все это случается. И случается точно так же, как выпадает дождь после изменений в верхних слоях атмосферы или в окружающих облаках, как тает снег, когда на него падают лучи солнца, как вздымается ветром пыль.» [2]

Предопределение, вот как называются такие вещи. О них много спорили теологи. Отвечает человек за свои поступки или нет. На все Воля Божья, утверждают некоторые. Поэтому человек не грешит сам, так как сам ничего не решает.

Смотрим Википедию:

«Идея предопределения тесно связана с доктриной спасения, то есть с вопросом о том, каким образом человек участвует в своем спасении – с помощью своей воли (добрые дела) или только принимая Божественную благодать. Идея абсолютного предопределения впервые появляется у блаженного Августина как реакция против пелагианства, дававшего человеческой свободе такое широкое значение, при котором не оставалось места не только действию, но и предвидению со стороны Бога. Сам Августин сопровождал своё учение о предопределении различными смягчительными оговорками. Основным текстом Августина о предопределении считается „О предопределении святых“. Блаженный Августин полагал, что первородный грех в корне извратил духовные силы человека, что зло неодолимо для него без помощи Божией. Августин пришел к убеждению, что в деле спасения свободная воля человека не играет существенной или даже вообще какой-либо роли. Свободной воли у человека после грехопадения в строгом смысле вообще не существует. Спасение же совершается исключительно всемогущим действием божественной благодати. Августин опровергал главный тезис полупелагианцев, что человек обретает веру в сотрудничестве с Богом. Такое понимание веры для Августина означало то, что человек присваивает себе то, что принадлежит Богу. Тот, кто хочет выступать „соработником Бога“, принижает благодать Божью, желая заслужить ее. Вера есть дар Божий. А если человек не способен сам уверовать, то Бог Сам должен избрать, кому дать веру и кого спасти. А значит, избрание не обусловлено ничем, что Бог мог предвидеть в человеке, ничем, кроме воли Божией. С точки зрения Августина избрание состоит не в том, что Бог предвидел, кто откликнется на евангельский призыв, и тех предопределил ко спасению, а в том, что Бог предопределил неспособных уверовать грешников к тому, чтобы дать им веру и тем самым спасти их.»

Тема спорная и вопрос не решен до сих пор. И вряд ли будет решен в принципе. Но каждый сам для себя его, как правило, решает. Так или эдак. Далее в разговоре Гурджиев уточнил:

«Человек – это машина. Все его дела, поступки, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки суть результаты внешних влияний, внешних впечатлений. Из себя самого человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия. Все, что он говорит, делает, думает, чувствует, все это случается. Человек не может что-то открыть, что-то придумать. Все это случается. Установить этот факт для себя, понять его, быть убежденным в его истинности – значит избавиться от тысячи иллюзий о человеке, о том, что он якобы творчески и сознательно организует собственную жизнь и так далее. Ничего подобного нет. Все случается: народные движения, войны и революции, смены правительств – все это случается. И случается точно так же, как случается в жизни индивидов, когда человек рождается, живет, умирает, строит дома, пишет книги – не так, как он хочет, а так, как случается. Все случается. Человек не любит, не желает, не ненавидит – все это случается. Но никто не поверит вам, если вы скажете ему, что он не может ничего делать. Это самая оскорбительная и самая неприятная вещь, какую только вы можете высказать людям. Она особенно неприятна и оскорбительна потому, что это истина, а истину никто не желает знать.» [2]

Тут не поспоришь. Попробуй, скажи кому-нибудь такое. Мало не покажется. Но без осознания того, что так и есть, невозможно ничего изменить в себе. И только тот, кто придет к такому пониманию, способен к дальнейшему развитию. Но самое обидное, что такие вещи бесполезно «понимать». Надо их почувствовать эмоционально. То есть испытать нечто, похожее на шок или на катарсис. Как бы «увидеть» себя и свои поступки со стороны. В психологии это связано с понятием Наблюдателя. Человек, способный осознать «запрограммированность» своих действий начинает как бы «выходить» за свои пределы и воспринимать себя со стороны. Сначала редко и ненадолго, а потом постепенно за год-два этот Внутренний Наблюдатель станет постоянным. Это называлось у Гурджиева Самовспоминанием или Осознанностью. Когда в любой момент времени ты «не спишь», а «бодрствуешь». В принципе такие психотехники характерны не только для гурджиевцев, но они особенно много уделяют этому внимания. И считают, что Трансформацию личности следует начинать именно с этого. С Осознанности. И обращают внимание на важность Тела и Движений для продвижения по Пути. Но об этом позже. Кстати и у Кастанеды тоже возникает Перепросмотр. Помните – запись своих впечатлений для Орла. Чтоб он тебя потом «не съел». Ежели будешь ему ежедневно поставлять свои осознанные впечатления, то выживешь. Останешься Светящимся яйцом, а не погаснешь, как большинство. А тенсегрити это что? Узнали гурджиевскую теорию? Так вот Гурджиев постоянно указывал на важность Эмоций и Движения для развития. И, естественно, Искусства. И тут у него с Успенским вновь возник странный разговор.

«Вам пока неясно, – сказал как-то Гурджиев, – что люди, живущие на земле, могут принадлежать к весьма различным уровням, хотя внешне они выглядят очень похожими друг на друга. Совершенно так же, как существуют разные уровни людей, есть и разные уровни в искусстве. Но сейчас вы не понимаете, что разница между этими уровнями гораздо больше, нежели вы можете предположить. Вы ставите разные вещи на один уровень, близко друг к другу, и думаете, что эти разные уровни вам доступны… Я не называю искусством все то, что вы так называете; это всего-навсего механическое воспроизведение, подражание природе или другим людям, или фантазирование, оригинальничанье. Подлинное искусство – нечто совсем другое. Среди произведений искусства, особенно древнего, вы встречаетесь со многими вещами, которые невозможно объяснить, в которых содержится что-то такое, чего лишены современные произведения искусства. Но поскольку вы не понимаете, в чем именно заключается разница, вы вскоре забываете о ней и продолжаете принимать все искусство за один и тот же вид. Тем не менее, между вашим искусством и тем, о котором я говорю, существует огромная разница. В вашем искусстве все субъективно: и восприятие художником тех или иных ощущений, и формы, в которых он пытается выразить свои ощущения, и восприятие этих форм другими людьми. В одном и том же явлении один художник может ощутить одно, а другой художник – нечто совершенно противоположное. Один и тот же закат может вызвать в одном художнике радость, в другом – печаль. Два художника могут стремиться выразить одинаковые восприятия совершенно разными методами, в разных формах, или совершенно разные восприятия в одних и тех же формах – в соответствии с теми или иными традициями обучения или наперекор им. И зрители, слушатели или читатели воспримут не то, что хотел передать им художник, не то, что он чувствовал, а то, что в них вызывают ассоциации, связанные с формами, в которые он облекает свои ощущения. Все субъективно, все случайно; иными словами, все основано на случайных ассоциациях – и впечатления художника, и его „творчество“ (это слово Гурджиев произнес с ударением), и восприятие зрителей, слушателей или читателей…

В подлинном искусстве нет ничего случайного. Это математика. В нем все можно вычислить, все можно знать заранее. Художник знает и понимает, что ему нужно передать, и его работа не может произвести на одного человека одно впечатление, а на другого – другое, при условии, конечно, что оба они – люди одного уровня. Она с математической точностью производит одно и то же впечатление… Одно и то же произведение искусства вызовет, однако, разные впечатления у людей разных уровней, и люди низшего уровня никогда не получат от него того, что получают люди высших уровней. Это – истинное, объективное искусство. Вообразите какой-нибудь научный труд, книгу по астрономии или химии. Невозможно, чтобы один человек понимал ее так, а другой – иначе. Каждый человек, достаточно подготовленный и способный прочесть ее, поймет, что имеет в виду автор, – и поймет именно так, как это выражено автором. Объективное произведение искусства подобно такой книге, но оно действует и на эмоциональную сторону человека, а не только на интеллект… – А существуют ли в наше время такие произведения объективного искусства? – спросил я.

– Конечно, существуют, – ответил Гурджиев. – Таким произведением искусства является большой египетский сфинкс, равно как и некоторые известные нам творения архитектуры, некоторые статуи богов и многое другое. Есть фигуры божеств и мифологических существ, которые можно читать как книги, но только не умом, а эмоциями – при условии, что они достаточно развиты. Во время наших путешествий по Центральной Азии, в пустыне у подножья Гиндукуша, мы нашли странную фигуру, которую приняли за какого-то древнего бога или демона. Сперва она произвела на нас просто курьезное впечатление. Однако через несколько дней мы почувствовали, что фигура содержит в себе многое, какую-то большую, полную и сложную систему космологии. И медленно, шаг за шагом, начали расшифровывать эту систему. Она была скрыта во всем – в туловище фигуры, в ее руках, ногах, в голове, глазах, ушах – во всем. В статуе не было ничего случайного, ничего бессмысленного. И постепенно мы поняли цель тех людей, которые ее воздвигли. Мы начали ощущать их мысли и чувства; некоторые из нас, казалось, видели их лица, слышали их голоса. Во всех явлениях мы схватывали смысл того, что они хотели передать через тысячелетия, и не только смысл, но и все, что связывалось с чувствами и эмоциями. Это было подлинное искусство!» [2]

Итак, об чем же речь? Что это за такое – Настоящее Искусство? Забавно, что сразу после второй мировой войны австрийский искусствовед Ганс Зельдмайер издал книгу, которая вызвала шок. Он утверждал, анализируя архитектуру и современных ему художников, что Искусство достигло своего расцвета во время строительства готических соборов, а сейчас приходит в упадок. При этом тщательно проанализировал так называемое «шизофреническое» искусство, дадаизм в частности. Этот вид искусства назван так не потому, что художники были шизофрениками, а потому, что оно «отображало» Бессознательное шизофреников. Не так давно вышла книга «Утраченный трон», где анализируются различные мнения на этот счет. Кстати, выражение «утраченный трон» по мнению Зельдмайера означает то место в душе человека, где раньше находился Бог. А теперь оно пусто. Помните у Ницше: «Бог умер. Я его убил. Я и ты». Так вот, сейчас вера в Бога, как таковая, утрачена. Как правило, христианин и атеист живут одинаковой бытовой жизнью, мало отличающейся в действительности. Конечно, тот, кто считает себя христианином, ходит в Храм Божий. Возможно, постится и старается соблюдать Заповеди. Но готов ли он «раздать имущество нищим»? Или «подставить левую щеку, если ударили по правой»? Сомнительно. Очень даже сомнительно. Боги ушли из нашей жизни. Но так ли это? Недавно Александр Дугин прочел лекцию «Возвращение богов». В апреле месяце этого года, прямо таки стоя в Дельфах рядом с Оракулом. Точнее, рядом с местом, где находился Оракул. И в лекции той утверждалось, что давным-давно было сказано, что скоро боги покинут наш мир. Но когда-нибудь вернутся. И похоже, Они начали возвращаться. И те духовные силы, что дремали под спудом в течении двух тысячелетий после Рождества Христова, пришли в Движение. И начали появляться Пророки. Типа Гурджиева. Вещающие о том, что у человека таки имеется душа. Правда, не у всех. Как рассказывал американский журналист Карл Зигроссер, посетивший Шато Гурджиева в Фонтебло, над учебным корпусом висел транспарант «Блажен тот, у кого нет души, блажен тот, у кого она есть; но горе тому, у кого она в зародыше». Боюсь, последняя фраза относится ко всем нам. К большинству из нас…

Глава пятая
Тюрьма народов

«Один в поле не воин».

Гурджиев уделял колоссальное внимание работе в группе. И говорил, что один человек не сможет ничего достичь самостоятельно. Только вместе, только всем кагалом. Он утверждал, что люди не понимают своего положения. И все, что мы способны почувствовать, что необходимо вырваться из тюрьмы. Нужно вырыть под стеной ход. Один не сможет, надо рыть по очереди, человек десять-двадцать вполне на это способны. Работая по очереди и прикрывая друг друга, смогут спастись. Думаю, он слегка лукавил. Человек может многое и один. Вопрос в том, каков он, этот человек и какой объем нужной информации имеет. Подозреваю, что сейчас – в век «прогресса и прогрессивки» проще идти по Пути. Информации хоть завались. Книги печатаются и интернет переполнен знаниями. Проблема в том, что Информацию можно скрыть двумя путями. Скрыть ее в тайниках или растворить в бесконечном объеме чепухи. В которой, как изрек Наше Все Пелевин, можно колупаться всю жизнь. Типа того, что Высшие Учения для Высших Адептов. А чепуха для остальных. Некоторые это понимают лет через пять хождения по эзотерическим тусовкам. Некоторые через двадцать. А многие никогда. Те, кто поняли, начинают сбиваться в стаи. Точнее, в маленькие такие стайки. Два, три, семь. Иногда девять. Как пишет некая Натэлла Сперанская в «Мистерии Четырнадцати», девять проявлены, а четыре скрыты. Что означает сия туманная фраза, расскажу потом. Ежели захотите, как говорила в «Здравствуйте, я ваша тётя» неподражаемая донна Роза. Итак, вернемся к теории Гурджиева. Он утверждал, что все мы в тюрьме. И имел в виду совсем не Советскую Россию и не нынешнюю «демократическую», а вообще всех землян. Типа сначала надо понять, что ты в тюрьме, а потом думать, как убежать. Лучше всего узнать, как это делали до тебя. А потом искать знающих и умеющих. И инструменты для побега. И тех, кто способен «помочь». Есть такая шикарная суфийская притча про Пловцов.

«Корабли тайно поднимали паруса, пловцы продолжали обучать плаванию. Обстановка на острове не смогла наполнить души этих посвященных людей смятением. В конце концов, они тоже выросли в этом обществе и имели неразрывную связь с ним и его судьбой. Однако зачастую они вынуждены были оберегать себя от слишком пристального внимания своих сограждан. Некоторые „нормальные“ пытались спасать их от них самих. Другие пытались убивать их, руководствуясь столь же возвышенными соображениями. Третьи страстно желали получить от них помощь, но не могли найти их.» [3]

Суфийские притчи любят излагать теории аллегорически. О Любви к Богу пишут, как об Опьянении. Или называют Бога Возлюбленным. Гурджиев тоже любил аллегории. И это его сравнение нашей Реальности с Тюрьмой слегка напоминает теорию Платона насчет Пещеры. Вроде как мы все живем в Пещере и только Видим Тени, а не Реальный Мир. А Настоящий Мир Видят только некоторые, Посвященные или Видящие. Но когда пытаются рассказать о нем другим, то те даже не понимают об чем речь. Вот ведь стол. На нем едят. Вот стул. На нем сидят. Есть интересная восточная притча. Насчет Другой Воды. Вроде как стало известно, что скоро вся вода станет отравленной и те, кто ее выпьют, перестанут воспринимать многое. И вот один мудрец набрал себе запас прежней воды и не пил новую. Но вскоре над ним стали смеяться. Он долго терпел. Долго. Месяц или год, а потом не выдержал и выпил новой воды. И стал, как все. И люди вокруг обрадовались и воскликнули: «Смотрите! Наконец-то он выздоровел».