Текст книги "Алфавит (сборник)"

Алфавит
Таня Родина

© Таня Родина, 2015

© Любовь Дронова, дизайн обложки, 2015

© Виктор Антонов, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Алфавит, или «Человек – Шедевр Щедрости, Эксперимент Юмора, Яркое Явление»

А

Анна – авиатор. Анализирует аннальности авиации, абажуры антител так абстрактно авангардны. Анна – акула. Австралийка?

Автопортрет её авантюрен: агрессия, авитаминоз, азартность, аккуратность и аллергия. Алкоголизм?

Авиабилеты аппетитны, арифметика Анны атеистична – авиация, авиация, авиация.

Аптекарь в аптеке и аппараты от аллергий, аспирин. Аптекарь апатичный, его аорта ала как и аппендицит. Аптекарь ангажирует свой арест, с антресолей антибиотики. Аристократ?

А у Анны-авиатора: Антарктика, Аргентина, Армения и Андора. Авиатор-Анна в аэроклубе. Атрофированна аллергией. Аптека? Актуально!

Август. Августовская акварель, аккорды августа, август академический, август-акселлерат. Анна активно на автобусе в аптеку. По автостраде аварии, ай-ай-ай!

Анна как ангел. Аптекарь же аннулирует свой арест, агония без аспирина, а тут Анна – архангел. Аплодисменты.

Античный аптекарь с астмой и аппендицитом ангажирует антибиотик-анальгин от аллергии Анне. Анна-авиатор как актёр-альпинист ампутирует аллеригию антибиотиком, аксиома. Аптекарь же – аккуратная акула с ангиной, а Анна с австралийским акцентом, акклиматизируется. Анна и Аптекарь – алчные алмазы, анти-амёбы, анатомические акробаты, авторитеты, антивоенные и антидемократические. Анархисты?

Но.

Азербайджан, Акрополь, Арктика, Азовское, Англия и Африка… «Аривидерчи, ажурный аптекарь!» – анонсирует Анна.

Б

Бабушка Боня – бывшая балерина. Безликая, бальзамированная, безвозмездно банкрот. Бабушка Боня в бакалею за бесценным блюдом, брюквой. Блокада. Безрадостность. Бывший бой.

В бакалее Боня бережливая и бледная, бесхозяйственная. Благополучный бомж. Бордовые ботинки, безуспешный бред, булавки, безвкусица, брожение. Будущее?

Бабушка Боня – бывшая балерина. Были и блузки, ботиночки были. Белизна белил, броские брови, белокурость тоже была. Бесценная балерина в Большом, былое. Бессознательная балерина Бонна в берете, буйная и бессовестная, беззастенчивая, и, безусловно, в босоножках и брюках. У Бонны браконьерные бирюзовые банты.

Белоглазый барон-белорус в Большом. Баснословно богатый банкир. Боннна и барон-белорус беседуют:

– Бонна, вы – баттерфляй! Браво! Будут Бонне бусы!

– Бросьте!

– Бонна, вы – безапелляционно, бесповоротно, безусловно будете благоустроены!

– Богатство?

– Буржуазия!

Белорусия, беженцы, беднота.

Болезнь, бездетность, безуспешность.

Бросил, беззащитна, безнадёжна.

Бордель. Болеро. Бутылка.

Бабушка Боня беззуба и безымянна. Баррикады и бессилие. Бифштекс бы, банан бы, булку бы… Болезненно брызнула бредом в буфете. Буфетчицы-баскетболистки бросили бабушку Боню в безрадостное болото. Бабушка Боня боязно бледнеет. Бинт бы.

Брать билет! Бронировать бурлеск! Ближе! Болеутоляющий бокал бурбона! Ближе! Ближе! Блеск бордо, большие брошюры Большого! Блондинки, бриллианты и брошки, браслеты и баснословный бюджет, богатство и бронза!

Ближе! Ближе! Ближе!

Былое.

Бабушке Боне буднично больно.

В

Виолетта волнуется и валерьянка как вариант.

Виолетта Вайнберг – вахтёрша в варьете. Весёлые выскочки вышколенно вбегают внутрь, высокоразвитые вдовы и выхолощенные вдовцы, всеядные вегетарианцы и восьмёрки-ведьмы, восторженные веера и временное величие. Вот это всё, великое возбуждение в варьете по вечерам.

Виолетта верна вельвету, по венам волокутся ворсинки вдохновения. Вдох. Восхищение. Выдох. Великолепие.

Внезапно вечером владелец варьете, венгр, взломал Виолетте всю весну. Врасплох взобрался в неё весь, вонзился. Виолетта вцепилась в волосы, веско возражала. Венгру-ветерану всё равно, он ветхий как вчерашняя ватрушка. Венгр на взводе. Возбуждение. Вибрация. Взрыв. Восклицательный выхлоп внутрь.

– Виолетта, вкратце. Вот вам взятка. Втихомолку. Вернёмся в варьете, но не вместе.

Виолетта вежливо возразила. Внезапно вприглядку велосипед, вокзал, вагон.

Вот он, вот он. Водолаз Володя! Внушительный и водопронецаемый. Вовсе и не водяной. Володя восторженно влюбляется в Виолетту. Возможно, вследствие того, что выпита водка. Володя весь волнистый, волнующий, волосатый как волк. Волшебник? Военный водолаз!

Володя впечатлил. Волей-неволей Виолетта вернулась в варьете, ведь венгр – военачальник вопросил. Вопреки венгру Виолетта воодушевлена. Вообразила влюблённость в водолаза. Виновато волнуется.

Венгру-ветерану восемьдесят. Виолетта возбуждает его восприимчивое воображение. Вертикальный воротник и всерьёз вопросительный ветеран:

– Врозь или вместе?

– Вот ещё, вот вам!

– Вон, Виолетта!

Выгнал из варьете. Виолетта всхлипнула. Вопросительная вонь выключателей, встревоженные вывески, второпях возвращается к Володе в его водопровод. Вечером вермишель, Виолетте – вино.

– Входи, Виолетта.

Володя вероломно весел – возврат всемогущей водки. Виолетта воспалилась после вероломного взятия в варьете, в ней внутри величает второй венгр.

Виолетта, волнуясь, вопрошает Володю-водопроводчика о возможностях. У Володи вопросы:

– Вдвоём? Вместе? Вечно? Вариант.

– Володя, втроём.

Водопроводчик-Володя вспылил:

– Вот ещё. Вон, Виолетта!

Виолетта-Виолетта… Восторг вдребезги. Вместо этого выкидыш. Вечером – вопросительный выстрел.

Г

Гала гуляет в голландской гавани. Гарантированный героин и голубоглазые герои c герметичными гениталиями. Гала – гимнастка из Голландии. Глаза у Галы – генетический гипноз. Гала гуляет с гашишом.

А где-нибудь, где-нибудь в Германии, у гения Геннадия Гоймана, гибнут георгины. Гений-гинеколог уже год в гипсе. Главное для Геннадия – георгины. Гений-гинеколог в грозном городе грозится на годовщину гульнуть в Голландии, гнаться галопом от гниения германского города. Но в гипсе гниющая гангрена.

Город гнусавит и городской гной глушит глубины Геннадия, гладит его горбатую голову. Голова гинеколога – грузная говядина. В городе головокружительный голод. Голодные голуби на гололёде. Голые гробы c гордыми гомосексуалистами. Горько.

Гинеколог горизонтально горбат, а город гневно господствует. Господа – в госпиталь, госпожи – к гинекологу. Но не к Геннадию.

Геннадий гнусавит в гипсе: «Градусник, гипертония, горлышко, глотка, гангрена». Гению-гинекологу грустно. Глотнуть граммов из графина – гуманно. Вместо горечи в голове после граммов горячо.

А где-то в Голландии гуляет по гавани Гала. Гашиш гикнулся. Государственный героин? Гала готова грешить.

Где же Геннадий?

Гип-гип! Горизонт в горошек, гостеприимно госпитализируют Галу в горячие глаза. Громоотвод гонит Галу в гроб. На Гале грим горя. Гуашью грубо губы. Гала была гибкой гимнасткой, теперь – гнилая герань.

Гудок. Гораздо громче. Гудок: «ГГГГ!». Гавань гуляет без Галы. В Германии грустит Геннадий.

Д

Дырокол думает. Дмитрий Давыдов давно уж в душевной депрессии. Дмитрию двадцать девять.

На дворе духота. Дворники в движении.

В двухкомнатной дуется девочка-девственница, ей девяносто два.

Дмитрий давит дыроколом дыры. Дмитрий в депрессии. Духота.

Действовать? Деспотизм! Дырокол должен дыроколить! Думать Дмитрию не должно!

Дмитрию не должны давать за дело денег. Дмитрию не должно добираться домой. Дмитрию не должно дружить с дружелюбными девочками. Дырокол должен дыроколить. Дмитрий должен не думать. Духота.

Директор Дмитрия – довольный депутат. Дружить с демонами, душит демократию, деспот и дурак. Детство Директора в дерзких дефектах. Добровольная деформация добра дружелюбными дядьками.

Директор – Дьявол. Дмитрий – директорский дурачок по договору. Дмитрий был когда-то давно доверчив. Дмитрий должен довольствоваться дурацким долгом доставлять дырочки в должные дезинформации. Дмитрий деградирует. Давным-давно Дмитрий был добрым.

Довольный Директор дирижирует дивизиями джинсовых диалектов. Диктует диктанты через динамики другим дуракам, дисквалифицирует добрые души с деспотским душком.

Дмитрий длинными днями думает о доброте и диспропорциях деспотизма. Добить бы Директора добродетелью! Дмитрий должен демобилизировать драгоценные души на демонстрацию. Добро! Дружба! Достояние!

Дьявол-Директор душит до отказа доброго Дмитрия. Дымит дым. Дмитрий не дышит. Директор доволен. Демократия.

Е&Ё

Ёж ежеминутно ересил. Ёжик, естественно, евнух. Если Ёжик евнух, то Енот – европейский еврей. У Енота египитское евангелие.

Ёжик едок. Его еда – едкая ежевика. Ёжик ехидствует, епархия ереси. Ёжик ежегодно, ежемесячно, ежедневно, и ежеминутно ест ежевику, естественно.

Енот на ёлке ехиден как еретик.

Ерунда!

Ж

Жандарм жалостливо жалеет жабу. Жабры жабы жадно жуют жару. Жандарму жалко жабу. Жара жарит жабу в жаркое. Жаба же жаждет жить.

Жгучая жара жарит жасмин, жатву, жирафов и журналистов в желе. Но Жандарму их не жалко.

Жандарма ждёт жена. Жена Жанна жуёт жёлтый желатин, жена – железная женщина. Жена – жестокий жокей. Ей не жалко жаб.

Жаба в жертвоприношение. Жаба на жаре жужжит, жарится: «Жжжж». Жандарм жалеет жабу. Жандарм – живой.

Жена Жандарма Жанна – желчь в жёлтой жилетке. Жестикулирует не как женщина. Жмурит и журчит животом, у Жанны жор.

Жаба не жизнеспособна. Жаба не жилец.

Жена жандарма – жуткость.

Жандарм жалеет жабу.

Жабе не жить.

Поменять бы их всех местами!

З

– Зоя, здравствуй.

– Здравствуй.

– Заново забавляешься в забастовках?

– Заблуждаешься. Заблаговременно забеременела. Заполучила заявление от злых заявителей. Заверили замолчать.

– За что?

– За всё.

– Зоя, за что заключение?

– Замечание законодательства. Запретили забастовки, заразы.

– Заплакала? Зоя, законодательство ещё заплатит!

– Заподозрили Зою в злом замысле. Записки, занятость заодно с запретными… Злоба.

– Замолчи. Закончим с забастовками. Заколки тебе заказал…

– Заколки? Здорово. Замечательный.

– Заплатить залог за тебя?

– Заплати.

– Заодно со мной? Замуж?

– Зануда. Зародыш в Зое.

– Зелень ты, Зойка.

– Зверь!

– Замолчи.

– Зеваю.

– Злопамятная как зима.

– Значит не зря.

– Забудешь забастовки? Завтра замуж, завтра заодно и заново.

– Заблуждалась в тебе, заблуждалась.

– Завязывай задираться на законодательство, Зоя! Забеременела же. Забудь. Заверяю, забудь.

– Забавный.

– Зоя-загадка. Забудь и за мной!

– Замолчи. Завтра забастовка.

И

Изворотливый идиот идёт на именины Инны. Изморось, иней. Инна – инструктор. Идиот – инспектор. Идиот изобилует игрушками и изумрудами для Инны, именины же. Израсходовал инвестиции. На именины Инны интуитивно искал икру. Инкогнито, инфантильно инициировал интимный интерьер для Инны. Исказил интригу, испёк индейку. У Инны от индейки изжога. Идиот изобразил икоту. Иллюзорная идиллия! Изнурённая изжогой, Инна излечилась Иван-чаем. Импульсивный идиот инициировал Инне ингаляцию. Игнорирует её издевательские искры. Инна исповедует ислам. Идиот изображает Интернационал. Издавна был издателем в индоевропейской индустрии. Излюбленное имя – Ирина. Инопланетяне? Иногда. У идиота имение в Ижевске. Имитировал иммиграцию, исковерканный иностранец. У Инны исследовательский интерес. Имение у иностранца? Извольте! Идиот-ирландец. Инфаркт и инсулин издревна искалечили, истребили интеллект и интеллигентность у ирландца. Исподтишка испачкался индейкой. Инцидент. Инна: «Истина в икре». Идиот: «Исчерпывающе». Инна интересуется, импровизирует инициативу. У Инны инстинкт изощрённо изменить избраннику Игорю.

Идиот изящно информирует Инну после икры – он импотент. Инна с искажённой интонацией интеллигентно исчезает. Идиот испортил именины. Извините.

К

Клементина Крылова – классическая карьеристка. Как каннибал кусает каждую кандидатуру в кабинете. Карабкается по канцелярии как канатоходец, кричит и кудахтает. Карточки, классификация и коммерция. Клементина – коварный комендант в компании.

Когда-то Клементина катастрофически крушила концепции, кипятком на кислород, кострами на комфорт. Когда-то Клементина была кинорежиссёром в Карелии. В квартире с капитаном-китайцем на клавесине и кларнете – клише или классика? Клементина в коралловых клипсах, с клетчатыми карманами и красноватом котелке, когда-то. Кидалась на килограммы классики, колдовала коктейли в клубах, кокетливо конфликтовала с королями. Когда-то.

Китайца кончил коклюш. Конец-конец! Крушение! Кладбище!

Курчавая Клементина под колпаком коллективизации кинулась в комбинаты картофеля. Как колония: картофель, картофель, картофель.

Клементина консервировала кинофильмы, конспирировала свою конституцию. Контрреволюция? Конфискация кинофильмов. Конец Клементине. Но это когда-то.

Клементина Крылова в колготках и костюме. Коварная. Колючая. Кислая. Коралловые клипсы и котелок? Когда-то.

Каждая Клементина красива.

Каждая Клементина кротка.

Крепости, крест и коварство.

Клементина больше не Клементина.

К сожалению, в клетке она.

Л

Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь Любовь

Липнуть на лестницах, лето в лодочках, ландышевый лепет в лесу, лизать лица в лифтах, ласки под ливнем. Легковесно, легкомысленно, ласково.

Лаконично: ЛЮБОВЬ.

М

Мир – это маразматичный мавзолей. Мечты в магазинах, магистрали из малодушных мазохистов, майонез на майках.

Малопригодные мальчики и манекенщицы мамы.

Мир – это мрачный маскарад.

Молчаливые марксисты в марихуане, а молодые математики в морфии.

Маньяки маячат на мрачной местности, а медведи маниакально маршируют в Москве.

Мир – это манифест.

На Масленицу – мамалыга, а мандариновый мармелад в марте.

Милые мимолётные мгновения как милостыня. Вместо мастурбации мошонка махачкалинца. Марципановый март.

Мир – это монументальное многословие.

Молодежь-моллюски молотят монополии, мошенничают и молодеют как молекулы. По мотелям с молоком. Мохеровые морды в морозилках, мамочки!

Мир – это мясо.

В мышеловках мутируют мыши, мухоморы из мрамора.

Морщинистые матери мужаются перед мумификацией. С мундштуком мужчины в мультфильмах как мушкетеры.

Мир – это мишура.

Музеи для молчаливых мучеников и мыслителей.

Мишура, мишура, мишура…

Мавзолей.

Маскарад.

Манифест.

Многословие.

Мясо.

Мишура.

Мир – это мы?

Н

Ничего не нужно.

О

Обед. Обнажённые огурцы под обстрелом в общежитии. «О»: обнадёжился Остап. «Огурчики на обед!»: Остап огляделся. Очаровательное однообразие. После обеда Остап обнаружил отличный опиум около окна. Ободрился и отменил образование. Обращался с опиумом как обычно. Огляделся. Одногруппник отвлекает: «Ой, она, Ольга, – основательная отличница. Очарование». Остап охватил очками образ одногруппника и отвернулся оглушённый опиумом. «Очередная ошибка» – однообразно отвечал Остап. Озлобленный одногруппник отстаивает своё отношение: «Очень очаровательная! Обожаю». Он оправдывается, она – очередная опора для одногруппника. Остап, опустошённый океаном опиума, ощутил опасность в озабоченном одногруппнике. «О, Ольга – оглушительная…». Одинокий Остап опустошённо обобщает: «Обнажённая под одеялом?». Одногруппник обижается, огорчается, оскорбляется. Остап ожидает окончания. Оно опаздывает. Одногруппник орёт: «Она – мой оплот!».

Остап опрокидывается, отбывает. Он отдыхает. Отовсюду отрава, очки отражают отравление. Он отключается. Отключаясь окончательно, осведомляется у одногруппника: «Отблагодари Ольгу. А Остап – окончательно овощ. Опустошила меня Олеся, огорошила».

П

Передовица в понедельник:

Паломник-парашютист прыгнул в пещеру. Пари с парижанином

Парадокс: парикмахер-патриарх передал приход в подарок

Печень периодически подсаживается от пива

Пессимистические прогнозы

Президент поправил свой план

Перхоть? Печально!

Подвиг в поликлинике

Подорожание подсолнечных продуктов

Покойник поздравил полковника

Политики прекратили поставку пособий

Прожорливый прозаик продаёт пьесы

Противоречия: пудра или помада?

Плаванье и польза для позвоночника

Появление в продаже подгузников из папоротника

Победить похмелье после праздников

Пацифисты переехали в Пемзу

Перевоспитание плебейского поколения

Плётка и пряник как посмертный приговор

Понадобится ли прелюдия?

Привет, пулемёт!

Простодушный протекционизм

Первый партнёр Петра Петровича: пикантные подробности

Продаётся пианино

Помоем паркет правильно

Плачевные перемены в правительстве

Памятник президенту переезжает в подвал

Питание пятилетнего пловом

Пляски в Перми

По понятиям. Правда по-русски

Правда о похудении

Прабабушка поцеловалась с прадедушкой

Продажа почек проституток

Приемлемый приговор пацифисту

Призрак в провинции приютил прокажённого

Промышленность процветает

Приняли «пятилетку»

Прощайте прыщи!

Р

Родители разводятся. Разбитое радио, разбуженный ребёнок. Рабочий-революционер и репортёрша-республиканец ругаются. Рабочий расчёсывается расческой, растягивая ранящий рассказ. Репортёрша разрывается, рыдает. Ресницы разрушаются о разбалансированность реальности. «Радость была» – размывчато разглагольствует рабочий.

Разрушила радость разлука, – размышляет репортёрша.

Растолстела! – ревниво различает рабочий.

Репортёрша расплакалась, ранил. Рабочий разделял репортёршу, ребёнка и революцию. У репортёрши к революции ревность. Распустился рабочий. У рабочего к репортёрше – разочарование. Разнообразные разногласия, разгромные разговоры. Рабочий разлюбил, размножался с развратной Раей-репетитором.

– А раньше-то? – растерялась репортёрша.

– Родила ребёнка и радость разрушилась. Разлюбил, – равнодушно рассказал рабочий

Рабочий радикален: рюмка-рассол. Рабочий-реалист. Репортёрша растерянно рефлексирует. В реке рак. В репортёрше ревность. Рабочий за ремень, ребёнка ругает в рубцы. Разрядка. Репортёрша ругается, робко ручается за ребёнка. Рабочий решается рассказать:

– Роман с Раей.

Репортёрша в руины. Репортёрша с ребёнком рванула к родителям. Ребёнка к ровесникам с рогатками. А репортёршу на референдуме разыскал респектабельный романтик Равиль. «Руку!» – рассудил романтик. Радостно расписались. Ребёнок рысью с романтиком на рыбалку с рюкзаками. Рядом репортёрша. Репортёрша радуется. Развязка.

С

сколько?

сколько салатов в салонах?

сколько самоубийств сверхурочно?

сколько самопожертвований сегодня?

сколько солнца на Cевере?

сколько силы у ската?

сколько секретов у смерти?

сколько сковородок с салом?

сколько слёз у следователей?

сколько слоёв у слюды?

сколько сожалений об СССР?

сколько случаев ссылок?

сколько стопок на свадьбе?

сколько санузлов в санаториях?

сколько скучных сенсаций?

сколько строек сегодня?

сколько суровых судей?

сколько счастья у сутенёров?

сколько старых суфлёров?

сколько созвездий в Северном сиянии?

сколько сервизов в сервантах?

сколько серебра в сараях?

сколько стратегий у страховщиков?

сколько страха у сыщиков?

сколько стонов у стариков?

сколько сочувствия у Спасителя?

сколько социализма в спальнях?

сколько сплетен у слесарей?

сколько синяков у совершеннолетних?

сколько смородины после смерча?

сколько смокингов у снобов?

сколько смертников в самолётах?

сколько селёдок на столах?

сколько событий скрывают?

сколько суеверий у студентов?

сколько соревнований у спортсменов?

сколько стандартов у справедливости?

сколько судеб сломалось?