Текст книги "Осколки нашей истории"

Глава 2

– Это нужно отметить. – Фил поднимает пакет с книгами и заговорщически подмигивает мне.

Не спешу улыбаться в ответ, как и не тороплюсь напоминать – он по уши в долгах. О посиделках в кафе лучше забыть. Торговых центров, чтобы прогуляться в тепле, поблизости в моем районе нет. А слоняться по улице в ноябрьский холод я не готова.

– Холодновато для прогулок, – с неподдельной досадой выдыхаю я.

– Мы не будем торчать на улице. – Фил обгоняет меня и начинает шагать передо мной спиной вперед. Глядя в глаза, просит: – Соглашайся, Ангел!

– На что? – не могу сдержать улыбку, но хочу сохранить серьезный тон. Отвожу взгляд вверх и, наблюдая за тем, как в свете фонаря танцуют редкие снежинки, напоминаю: – Ты даже не сказал, куда меня зовешь!

Фил останавливается, но я замечаю это слишком поздно. Врезаюсь в его грудь и оказываюсь заключена в крепкие объятия.

– Не отпущу, пока не согласишься.

Я слышу, что он шутит. Чувствую, как от щеки, которой Фил коснулся дыханием, мурашки бегут вниз к шее – искры Млечного Пути. Я так хочу побыть с ним наедине, но боюсь принять приглашение. Одна только мысль о том, чтобы сдаться, воскрешает в памяти ужасные картины: темный подвал, полуживой Фил и кровь на его смуглой коже.

– Не могу.

– Почему? Родители снова злятся, что ты встречаешься со мной?

– Они постоянно злятся. – Я выбираюсь из объятий Фила и хмуро отворачиваюсь к заснеженным клумбам у магазина садоводства. Летом здесь цвели пионы и кусты роз, теперь же об этом напоминают только голые ветви и камни, которыми огорожен небольшой сад. – Но я ясно дала родителям понять, что свое решение не изменю.

В горле пересыхает, едва вспоминаю, сколько ссор довелось пережить за последние пару месяцев. И тем больнее осознавать – собственный выбор вселяет радости столько же, сколько и страха.

– Тогда в чем дело? У тебя много домашки? Ты расстроилась из-за встречи с редактором? Она что-то не то сказала? Или я…

– Фил.

Он умолкает, когда пронзаю его умоляющим взглядом.

«Не заставляй напоминать об этом вслух».

Мимо проходят люди, проносятся автобусы, забитые пассажирами. Густой вечер вытягивает из ноябрьского дня последнее солнце, но какой-то его осколок все еще живет в Филе.

В его глазах столько света! Я хочу поцеловать его прямо здесь, посреди многолюдной улицы. Но едва делаю шаг, Фил просит:

– Скажи мне.

Мягкий тон, проникающий в самые темные уголки души, рвет ее на клочки. Я знаю, что правда причинит ему боль, и потому молчу.

– Ангелина. Ты моя девушка, – выдыхает он вместе с облачком пара, а затем нежно берет меня за руку. Так осторожно, будто я хрупкая фарфоровая кукла. – Но как я могу услышать тебя и понять, если продолжишь молчать? Ты ведь этого хотела – решать все проблемы вместе. Так скажи мне, что тебя беспокоит? Мы разберемся. Вместе.

Вот почему я с ним.

Вот почему выбрала Фила, несмотря на его темное прошлое и пугающее настоящее.

Я могу сомневаться в себе, в своих поступках и решениях. Но в том, что Фил действительно дорожит мной, в его чувствах ко мне, я не усомнилась ни разу, ни на миг.

– Нам нужно экономить деньги, – выдаю, не глядя ему в глаза. Не хочу видеть, как солнце в кофейных озерах становится чуть тусклее. – Твои долги…

– Все под контролем. Я успеваю… заработать.

Поджимаю губы, но никак не комментирую последнее слово.

– А если они потребуют выплатить деньги раньше срока? Или повысят ставки? Они играют по собственным правилам, не забывай.

«Они». Только так и могу называть тех, кто портит Филу жизнь, ведь ничего об этих людях не знаю. Спросить нельзя – нарушу наше правило и испорчу Филу настроение, а ответов все равно не добьюсь.

– Ты уже выплатил долг брата. Они потребовали еще. Где гарантия, что не появится новых ненормальных условий? Сжатые сроки, больший процент? Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за ерунды. Мне не нужны прогулки в кафе или кино. Быть уверенной, что ты в порядке и в безопасности, – вот что мне сейчас важно.

– Но ведь это не жизнь вовсе. Вечный страх и ограничения – не то, что я хочу тебе дать.

С ним бесполезно спорить. Человек, который ворует, чтобы закрыть долги, а потом, не расплатившись по счетам, дарит дорогущие подарки, и не мог ответить иначе.

– Давай закроем эту тему, ладно? – Я легонько касаюсь его щеки и мягко поглаживаю. Прохожусь большим пальцем под выступающей скулой и веду линию вниз по краю четко очерченной челюсти.

Когда хочу отнять руку, Фил вдруг ловит ее и несильно, но настойчиво сжимает.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Не отнимай у меня шанс радовать тебя.

Ох, Фил… По-настоящему счастлива я стану в тот день, когда ты оставишь в прошлом все, что преследует тебя наяву, а меня – в кошмарах.

– Клянусь, что этим вечером мы не потратим ни копейки, но он пройдет шикарно. Никаких прогулок по холоду. Никаких скитаний по торговым центрам. Только ты, я и кофе.

– Пойдем в «Чао»?

– Да. Работникам полагается несколько бесплатных напитков в месяц. Я свой лимит еще не исчерпал, так что угощаю.

Не могу сдержать нервный смешок. Удрученно опускаю голову и прикусываю губу.

Я такая дурочка. Устроила разборки на пустом месте, испортила нам обоим настроение. Мне действительно стоит научиться расслабляться и плыть по течению.

– Ну так что? Ты не против?

– Нет, Фил. Конечно, нет.

* * *

Через несколько месяцев после моего увольнения в «Чао-какао» наконец-то обустроили нормальную комнату для сотрудников. Завал в тесной каморке разгребли, и теперь здесь поместились шкафчик для личных вещей и даже небольшой диван. На нем-то я и расположилась в ожидании Фила.

Его смена давно кончилась, за кассой сейчас работает другой парень. Однако Фил хочет сделать напитки для нас самостоятельно. Он уходит в зал, а я остаюсь в комнате персонала. Снимаю теплую одежду, убираю в сторонку рюкзак и достаю из пакета «Магический дебют». Все еще не верится, что это реально…

Делаю быструю фотку книги и заливаю в свой профиль, заранее зная, как отреагирует аудитория. И действительно, уведомления в равной степени затапливают и позитивные и негативные реакции.

Губы искривляются в ухмылке. Как же предсказуемо… Все эти люди, которые пытаются испортить мне жизнь, – просто армия ведомых. Наверное, мне даже жаль Алекс, если ее аудитория действительно такая.

Экран перекрывает окошко – входящий вызов от Мари. С чего бы подруге мне звонить? Случилось что-то серьезное?

– Какого черта твои подписчики видят новорожденную книгу раньше, чем я?! – взвинченно тараторит Мари. – И вообще, это я тебя научила вести профиль, я помогла выбраться из интровертной тени! И вот чем ты мне за это платишь? Даже сообщения не читаешь!

Не видя ее лица, сложно понять, шутит Мари или действительно мой косяк настолько ее задел.

– Тебе нет оправданий. Ты в курсе?

– Да, конечно, – протягиваю с вялой улыбкой, потому что знаю – подруга права как никогда.

Еще полгода назад я бы, не раздумывая, написала первым делом ей. Хотя нет. Мне бы даже писать ей не пришлось, ведь мы бы отправились в издательство вместе. Но теперь у меня есть Фил, а у Мари – неизменная неприязнь к моему парню.

– Ты ходила в издательство одна? – понижает голос Мари, и я понимаю – это главный вопрос. Вот ради чего она звонит.

Знаю, что правда ее расстроит, но соврать подруге не могу. И без того утаиваю от нее достаточно. Если это как-то всплывет, нашей дружбе придется несладко…

– С Филом. Он встретил меня после учебы.

– М-м, – с явным недовольством хмыкает подруга. – Ты хотела сказать, после собрания, с которого ты сбежала? Пропуски теперь на халяву тебе никто не закроет. Вероника, поди, отметила, что тебя не было.

– Ничего страшного. Я знала, что так будет.

– А сейчас ты где? Дома? Домашки на завтра целую гору задали. Давай сверим химию?

Дверь открывается, и в комнату заходит Фил. Он улыбается мне и протягивает стаканчик с горячим напитком.

Не хочу врать Мари… Но и слушать ее недовольства тоже не желаю.

– Давай поговорим позже? Я напишу, как освобожусь.

– Эй! Геля! Не смей класть труб…

Поздно. Я нажимаю на красную кнопку, и звонок обрывается.

Стискиваю телефон в руках так, что пластиковый чехол на нем едва слышно хрустит. Но когда Фил прижимается к моему виску лбом, все тревоги становятся нечетким мутным пятном. Точно туча на далеком горизонте.

– Все в порядке?

– Теперь да.

Обеими руками держу стакан, но не подношу его к губам. Тесную комнату заполняет запах кофе и геля для душа Фила – грейпфрут и кардамон. Я поворачиваю голову, и кончики наших носов соприкасаются. Фил приглушенно смеется и, прикрыв веки, трется своим носом о мой.

– Что ты делаешь? – Я тоже начинаю смеяться, но отстраняться не спешу.

– Показываю свои чувства к тебе.

– Это очень странный способ.

– Только для тех, кто не смотрел «101 далматинца».

– Еще один мультфильм, который я не видела, но посмотрю благодаря тебе.

Глаза Фила изумленно распахиваются.

– Ты не смотрела его? Серьезно?!

– Ну прости, – дурашливо пожимаю плечами. – Надеюсь, ты не бросишь меня из-за такой мелочи?

Улыбка гаснет на его лице. Фил отстраняется и наклоняет голову, глядя на меня с тоской и… огорчением?

– Выкинь эту ерунду из головы. Я ни за что не брошу тебя, Ангел. И то, что ты чего-то не знаешь… Не страшно. Я покажу тебе то, чего ты раньше не видела. А новому будем учиться вместе.

От меня не укрывается, как внимательно он смотрит на меня. Как тяжело сглатывает, прежде чем наклониться за поцелуем. Как нерешительно касается моей оголенной шеи, которую щекочут выбившиеся из хвоста светлые волоски.

– Новому? – шепчу ему в губы. – Чему ты хочешь меня научить, Фил?

Кончики пальцев проходятся от верхушки его уха к мочке, а затем я запускаю их в шоколадные волосы. Фил закрывает глаза и льнет к моей руке.

– Всему, чему попросишь. Рисовать, варить кофе…

– Целоваться, – выпаливаю я, чувствуя, как щеки наливаются жаром. – Научи меня целоваться.

Фил отставляет свой кофе и забирает стаканчик из моих рук, чтобы поставить его на пол. Подальше от дивана, чтобы мы случайно не опрокинули напитки. Сидеть в комнате персонала Филу запретить не могут, но если будем плохими гостями, то меня-то сюда точно больше не пустят.

– Ты неплохо умеешь это делать и без моих уроков.

Но я уже вижу, какой огонь пылает в его глазах. Жаркий и неотвратимый, как солнце в безоблачный полдень. Жадный, но не испепеляющий дотла. Я позволяю себе прыгнуть в него с головой. Приоткрываю рот для губ Фила и забываюсь на некоторое время.

Мне нужна эта передышка от учебной круговерти, обид Мари, наставлений родителей и суеты книжного сообщества.

Мне нужен Фил.

Глава 3

Дома родители радуются выходу моей книги ровно до того момента, пока не узнают, что вечер я провела с Филом. После этого ощущение праздника гаснет, как свеча, оставленная у окна. Папа качает головой, а мама, поджав губы, уходит в другую комнату.

– Не надо, – ловит меня за руку отец, когда хочу броситься за мамой. – Ты и так разбиваешь ей сердце.

– Почему?

В коридор выбегает Паша, но папа одним строгим взглядом заставляет брата вернуться обратно в свою комнату. Точно таким же суровым взором он награждает меня.

– Не притворяйся, будто ничего не понимаешь. Мы обсуждали это не раз.

– А я не раз вам говорила, что Фил не такой, как его отец! Почему вы против наших отношений?

– Так вы уже встречаетесь? – темнеют глаза папы, и я жалею, что не прикусила язык.

Лучше бы родители и дальше думали, что пока что мы с Филом просто друзья.

– Ангелина? – произносит папа так, как умеет только он один. По коже мурашки бегут от внезапной перемены в его настроении.

Еще пару минут назад мы смеялись и делали общие фотографии, а теперь веселье рассыпалось в труху. И из-за чего? Из-за глупости!

«Это не глупость, – ворчит внутренний голос. Не хочу его слушать. Он будто не часть меня, а прокравшаяся в рассудок надсмотрщица. – Ты знаешь, что родители правы. Ты знаешь о Филе больше, чем кто-либо, и почему-то не бежишь. Дурочка».

– Мы встречаемся, – вскидываю подбородок и смотрю отцу в глаза со всей уверенностью, которую нахожу в дрожащем теле. – И я не собираюсь это менять.

Папа расправляет плечи, становясь будто бы еще выше и шире. Но я знаю, что он просто пытается напомнить, кто здесь глава семьи и чей авторитет весит больше.

Но ничто не весит больше моих чувств к Филу.

– Ты не можешь запретить мне, – напоминаю, когда молчание слишком затягивается. – Мне восемнадцать, и я…

– Следи за словами, Геля. Ты хоть и совершеннолетняя, но все еще живешь в родительском доме.

– Это не значит, что я позволю вам рушить мое счастье.

– Счастье? – Мама, похоже, подслушивала весь разговор, стоя у двери в зал. Сейчас она выходит в коридор, скрещивает руки на тяжело вздымающейся груди и приваливается одним плечом к стене. – Ангелина, я уже говорила тебе, что парень из плохой семьи не принесет тебе ничего, кроме проблем!

– Неправда!

«Правда».

– Я запрещаю тебе видеться с ним. Тем более вечерами, когда на улице темно и холодно!

– Глупость, – рычу я. – Что он мне сделает? И что интереснее, что мне сделаете вы, если ослушаюсь? – Не дожидаясь очевидного ответа, на выдохе произношу: – Ничего. Я взрослая и могу сама выбирать, кого любить.

– Любить! – всплескивает руками мама и разражается нервным смехом.

У меня больше не остается сил участвовать в этой ссоре, которая повторяет десятки тех, что были до нее, почти в точности. Устала. Надоело. И с каждым днем все труднее дышать, все горче возвращаться домой, где меня не хотят слышать.

«Мы тебя любим. Мы хотим лучшего для тебя. Прислушайся к нашему опыту. Отпусти, пока не поздно».

Не хочу! Не стану!

С грохотом захлопываю дверь и, прижимаясь к ней спиной, сажусь на пороге своей комнаты. Стараюсь сдерживать ком, растущий в горле, но он все плотнее и давит, давит на стенки.

Еще никогда я так сильно не ссорилась с родителями. Никогда у нас не было недомолвок, что длились бы дольше, чем пару дней. Нынешнее непонимание же черной нитью вплелось в наши отношения и тянется с сентября по сей день.

Какая-то часть меня хочет уладить отношения с родными, тем более я в чем-то с ними согласна. Фил – опасная пара. Он по уши в долгах и проблемах, а даже если однажды он сумеет избавиться от этой темной части своей жизни, то вряд ли так же легко забудет, как просто зарабатываются нечестные деньги.

«Это не кончится никогда», – ворчит бдительная часть меня.

Но я бы не стала писательницей, если бы не умела искренне мечтать.

Я верю, что вместе мы победим. Верю, что Фил может исправиться.

* * *

Когда я вхожу в аудиторию, Мари даже не поднимает зеленых глаз от телефона. Поза закрытая: одна рука согнута в локте и лежит перед Мари на столешнице, а второй она подпирает щеку. Даже темные волосы она использует против меня! Они распущены и закрывают большую часть лица.

А ведь у нас сейчас анатомия, где преподает Сатана. Так мы всей группой нежно прозвали нашу преподшу, которую нам послали за грехи в прошлых жизнях, никак иначе. Сатана не любит, когда мы приходим на пары без сменки и шапочек, в мятых или расстегнутых халатах. Она ненавидит, когда кто-то на занятии хотя бы смотрит в сторону телефона, требует, чтобы мы даже к одногруппникам обращались по имени и отчеству, и считает, что учебники нужно знать наизусть. И, разумеется, Сатана терпеть не может, когда кто-то осмеливается распускать волосы в поле ее зрения.

Если Мари осмелилась на такой шаг, значит, все плохо. Но раз она не отсела от меня за другой стол – еще не все потеряно.

Пора реанимировать нашу дружбу.

– Прости меня, – говорю так тихо, чтобы меня услышала только подруга. Остальным одногруппникам не нужно знать о нашем разладе.

Однако, осмотревшись, я понимаю, что им на этот разлад в общем-то плевать. Те, кто уже пришел, на нас не обращают никакого внимания. Кто-то повторяет домашку, кто-то досыпает отнятое первой парой время – прямо лицом на парте. Но большая часть ребят кучкуется в конце кабинета у стеклянных шкафчиков, где выставлены банки с препаратами. В формалине плавают органы людей, которые когда-то вверили свое тело медицине. Буквально – завещали себя после смерти нашему университету. Сердце, легкие, почки, правая доля печени, наверное, потому что целиком она в сосуд не влезла… Но никто из ребят на уже успевшие опостылеть банки не смотрит.

– Не представляю, как мы будем сдавать экзамен по анатке, – причитает Влад, худыми бедрами привалившись к парте позади себя.

– Сказал человек, который сдал коллоквиум по костям на «отлично», – закатывает глаза Женя, и ребята поддерживают его бодрыми кивками и завистливыми взглядами, направленными на Влада.

– Эта пятерка далась мне не просто так! Мне кости ночами снились! До сих закрываю глаза и вижу височную кость…

– Бр-р-р, ну ты и извращенец! – смеются парни. – Нет, чтобы о девушках ночами мечтать!

И почему-то именно в этот момент я замечаю, как Влад оборачивается. Показалось, или его взгляд действительно скользнул по мне?

– Катитесь за горизонт, парни! Я столько учил, что было бы странно, приснись мне что-то иное!

– А мог бы просто, как Алан, прийти на коллок с наушником, – кто-то из ребят дружески пихает того самого Алана в плечо. – Слышал, он даже камеру прикупить собирается!

– На фига-а, Алан?

– Это чтобы те, кто диктует, сразу билет видели? Чтобы шептать в спрятанный микрофон не пришлось?

– Слушайте, а разве камера – это законно?

Алан мнется и даже слова вставить не может. Значит, парни не сочиняют.

– Полудурки, – скрипит Мари, не поднимая головы. Я резко поворачиваюсь к ней, не то от неожиданности, что подруга заговорила, не то от изумления. – Спалили по-братски. Один тупее другого.

Мари злобно смеется, наблюдая за компашкой. От ее интонации холодок по коже бежит. Я неуютно ерзаю на стуле и закатываю глаза, когда слышу, как Алан пытается оправдаться. «Да у меня наушник вообще отключен был, честно! Я учил! Ну хотя бы читал! Да это для подстраховки!»

– Жалкое зрелище, – заключает Мари, почему-то глядя на меня, а не на парней.

Неужели она это про меня? Даже сердце екает, когда про это думаю. Но потом вижу, как Мари мечет на гогочущих одногруппников гневный взгляд и убирает в кейс наушники, и мозаика складывается. Она не слышала моих извинений!

– Зяблик, – начинаю я и чуточку придвигаюсь к подруге. Так хочется обнять эту буку, но боюсь, что укусит. Может ведь! – Прости, что вчера положила трубку.

Она смотрит на часы над белой доской для маркеров, а потом достает из пенала резинку для волос. Кажется, что на меня подруга никак не реагирует, но она вдруг выдает:

– И?

Недоуменно хмурюсь и продолжаю это делать, когда Мари, все-таки собрав темные волосы в высокий хвост, поворачивается ко мне всем телом.

– И за что еще? – подсказывает она и устраивается поудобнее.

М-да. Видимо, список моих грехов гораздо длиннее, чем я сама думала.

– И за то, что сбежала с собрания.

– И?

– И за то, что пошла в издательство без тебя. И за то, что фотку скинула сначала на канал, а не тебе. И за то, что не предупредила, что буду на свидании с Филом.

– Свидание, – передразнивает она вполголоса, но я делаю вид, что не слышу.

Неприязнь Мари к Филу естественна, как комары летом. Неприятно, но никуда не деться. Можно только страдать, терпеть и ждать, когда это кончится.

– А еще прости за то, что не позвонила и не написала вчера вечером, хотя должна была… Просто…

– Ты опять поругалась с родителями, я знаю.

Серьезно? Вот так новость! Мои брови подлетают так высоко, что могли бы коснуться волос на макушке.

– Откуда?

– Моя мама вчера звонила твоей. У нас соседка по подъезду заболела. Нужно, чтобы кто-то приходил раз в пару дней и ставил ей капельницы. Вот мама и хотела твоей предложить. А дальше… Ну сама понимаешь.

Понимаю. Не способны две женщины вроде наших с Мари родительниц говорить только по делу. Телефонный звонок – это тебе не весточка в соцсети. Одна строчка – и дело в кармане. Нет. Звонок (тут нужно говорить очень высокопарно и одухотворенно) – это мост между душами, способ излить собеседнику все, что беспокоит.

Причем даже если с собеседником говоришь раз в полгода. Как наши с Мари родители.

– Ты поэтому на меня не злишься? Знаешь, что мне уже вчера влетело?

– Как это не злюсь? Посмотри в мои глаза, Геля, – она картинно оттягивает нижние веки, – видишь презрение, что плещется в них?

– Я вижу только недосып. Кто-то опять допоздна переписывался с Андреем?

– Ой-й. Стрелки-то не переводи! И вообще, не думай, что…

Мари явно недоговорила, но завершить тираду ей не дает Вероника. Едва староста появляется на пороге, ее взгляд устремляется на меня, а голос звенит так громко, будто Вероника говорит в микрофон:

– А вот и наша будущая «Мисс Белый халат»!

Одногруппники оборачиваются на меня с тем же недоумением, что сейчас читается и на моем лице. Понимающе улыбаются только те, кто вчера был на собрании, с которого я сбежала.

– А вот если бы ты вчера поговорила со мной, сюрприза бы сейчас не было! – не то с укором, не то с обидой шепчет Мари.

Я же строю возмущенную гримасу и, глядя на сияющую старосту, вопрошаю:

– Чего?

Часть ребят опять смеются, а Вероника, проходя за свою парту, советует:

– Кольцова, расширяй словарный запас! На конкурсе нужно блистать во всей красе! До конца декабря время еще есть, так что…

– Какого конкурса? – Я подрываюсь с места так резко, что парта вздрагивает. Ручка катится на пол. Я подлетаю к Веронике и упираюсь рукой в ее столешницу, не давая разложить вещи. – Скажи нормально, хватит загадками сыпать!

– Ого! Посмотрите, какой прогресс словесности! – шутит кто-то из парней, за что тут же расплачивается затрещиной от Влада.

Я благодарно киваю парню и возвращаю все внимание к Веронике.

– Никаких загадок, – пожимает плечами девушка и демонстративно поправляет белый колпак. – Только общедоступная информация, которую озвучили на вчерашнем собрании.

Клянусь, если мне еще раз напомнят про вчерашний прогул, я начну выдыхать пламя!

– Гришковец, кончай драму разводить! – вступается за меня Мари. – Скажи уже нормально. Пара через пять минут начнется!

Вероника заносчиво хмыкает и отбрасывает тугую черную косу за плечо – еще одна сцена, которую придется вытерпеть.

Так-то Вероника классная девчонка, но иногда мне кажется, что у нее в черепе вместо мозга – ворох проводов. Случайное короткое замыкание – и личность доброй Вероники стирается в пыль. На сцену выходит староста-душнила.

– Короче, говорю для прогульщиков, и только один раз…

Боже…

– Повторять не буду. В конце декабря университет устраивает предновогодний бал, где, помимо танцев, будет проходить конкурс «Мисс Белый халат». От каждого потока нужна претендентка или несколько. Так как добровольно из присутствующих активистов нашего потока почему-то никто не вызвался, тебя выбрали «по умолчанию».

– И как это случилось? – выгибаю бровь, пристально наблюдая за старостой. Не сомневаюсь, что стала претенденткой с ее подачи. Не могу сдержаться и саркастично добавляю: – Меня же не было на собрании.

– В списках присутствующих была, и ладно. И вообще радуйся! Пропуски я тебе в итоге все равно закрыла.

– Еще бы ты после такой подставы этого не сделала!

В аудиторию входит Сатана, и вся группа замирает. Сидящие выпрямляют спины и как первоклашки складывают руки перед собой на парты. Стоящие вытягиваются по струнке, как солдаты на плацу.

– Все собрались? – Даже простой вопрос Сатана задает рявканьем.

– Две девочки еще в гардеробе, – смело говорит Вероника.

Все ждут, что преподавательница скривится от негодования, начнет плеваться ядом и проклинать опаздывающих. Но она смотрит на часы и выходит из аудитории, перед этим сказав:

– Две минуты до начала занятия!

Воздух, который мы все разом облегченно выдыхаем, мог бы прокатиться по аудитории волной и захлопнуть распахнутую дверь. Скорое начало пары подстегивает повторяющих активнее листать страницы учебника, а болтающих – обсуждать все животрепещущие темы в ускоренном режиме.

– А что от меня требуется-то в итоге? Просто выйти в декабре на сцену? И все?

– Все? – Вероника смеется, и мне уже сейчас хочется выйти в окно. – Я перешлю тебе в личку инфу про первую репетицию. Еще там подробно все про условия участия и конкурсы, к которым нужно подготовиться…

– Какие еще конкурсы? – Настроение портится стремительно и бесповоротно.

Наактивничалась в школе. С меня хватит! Это всегда жрет столько сил и времени, что заново прыгать в болото бесконечных репетиций и подготовок совсем не хочется.

– Дефиле, конкурс талантов, будет блиц на эрудицию по учебным темам, – загибает пальцы староста. – Там вроде что-то еще было, но я уже не помню…

– Вот и я не помню, где просила меня вписывать в такое!

– А если я скажу, что победительница получит неплохой денежный приз, а за счет репетиций разрешают пропускать непрофильные предметы и лекции? – щурит серые глаза Вероника, а потом щелкает пальцами, когда видит проблеск заинтересованности в моем лице. – Вот! То-то же! Никто не хочет сидеть на экономике и философии! И благодарить любимую старосту за официальное освобождение от нудятины тоже никто не хочет! Ну что за жизнь?

В аудиторию второпях входят одногруппницы, которые были на волосок от опоздания. Спустя полминуты в классной комнате появляется и преподавательница. К тому моменту мы все уже сидим за своими местами и дрожим, ожидая неминуемой расправы.

Преподша по очереди поднимает каждого студента и заваливает вопросами по теме. Если не сказать, что топит… Но даже зная, что скоро такая порка ждет и меня, мыслями то и дело возвращаюсь к конкурсу и декабрьскому балу. Официальное разрешение на пропуски – это хорошо. А еще возможность получить денежный приз манит. Потратила бы на себя или, если Фил не откажется, помогла бы ему.

Но какова цена этого блага?

Все занятие сижу на иголках, а едва Сатана нас отпускает, чуть ли не ныряю в телефон с головой. Мари становится моим поводырем. Придерживая за локоть, подруга тащит меня на первый этаж в столовку. Перерыв небольшой. За это время нужно успеть и поесть, и к следующей паре подготовиться, и прочитать условия конкурса.

– Репетиции дважды в неделю, – возмущенно делюсь я, продолжая бегать глазами по тексту. – И костюмы нужно самим готовить! И…

– Стой. Прибереги свой праведный гнев. – Мари тормозит у коридора, ведущего в библиотеку. – Я сейчас быстренько возьму учебник, и мы продолжим бомбить уже вместе. Окей?

Соединяю большой и указательный палец в колечко, пока остальные растопыриваю веером. Подожду Мари здесь, заодно хотя бы дочитаю пересланное до конца. Краем глаза вижу, как развевается белый халат Мари, и сажусь на новенькое кресло, которое студенты еще не успели затереть до дыр. В списке условий нахожу еще парочку, от которых кривлю нос. Например, у каждой претендентки на титул «Мисс» должен быть свой мистер.

Причем так и написано. Дословно.

И что это за бред вообще? Почему в конкурсе, посвященном девушкам, они не могут выступить без поддержки мужчин? Я вовсе не радикальная феминистка, но эта строчка выбешивает не на шутку.

И что мне делать? Могу ли я предложить на кандидатуру своего мистера – Фила? А согласится ли он выступать? Или моим спутником обязательно должен быть студент нашего университета? Если так, что дальше? Кого мне позвать? Да и как, если я не хочу, чтобы это был кто-то, кроме Фила?

Подготовка к конкурсу будет длиться чуть больше месяца. Парам придется часто видеться, а репетиции, я не сомневаюсь, в основном будут посвящены танцам.

Я не хочу, чтобы меня касался кто-то, кроме Фила.

Лицо почему-то вспыхивает. Сваливаю это на раздражение, потому что за последнее время, да даже за сегодня, на меня слишком много навалилось. Но от одного раздражителя в виде свода правил для конкурса меня отвлекает другой. Уведомление о новых комментариях.

Будь я умной девушкой, давно бы отключила уведомления. Или вовсе комменты, как советует Фил. Но нет. Я контролирую каждый плевок, что летит в мое лицо.

Чуда не случается. Это действительно новые гадости, а не редкие, но до дрожи желанные слова поддержки. Кто-то опять пережевывает сплетню про Дашу и Алекс Шторм. И, разумеется, я снова крайняя. Что стало толчком? Конечно же, мои посты с фотографиями отпечатанной книги.

Обида терновником оплетает сердце. Вчера я исполнила свою мечту – издала книгу. Но вместо радости испытываю только огорчение и боль. Вместо заслуженных поздравлений получаю нерешительные лайки и поток грубых слов.

И все вокруг – родители, Мари, Фил, некоторые подписчики – только и делают, что подсказывают: «Не влезай в споры. Будь выше этого. Не подливай масла в огонь, все равно ничего не добьешься».

Терпи. Терпи! Терпи!!!

Да какая, к черту, разница, терплю я или сыплю ругательствами в ответ? Моя репутация и без того на дне. Я на дне! Так что падать ниже уже некуда.

Эмоции не дают времени на раздумья. Захожу на свой канал и включаю прямую трансляцию. Перед этим даже не проверяю, как я выгляжу, в порядке ли макияж и как лежат волосы. На экране, как в зеркале, загорается мое отражение, и я сама поражаюсь тому, что вижу: голубые глаза кажутся на несколько тонов темнее обычного, и злость в них клубится шаровой молнией. Челюсть и губы напряжены, из-за чего черты лица кажутся острыми, как наточенный нож. Что ж, точно такими же будут и мои слова.

– Как приятно видеть ваш интерес, – с иронией приветствую первую сотню присоединившихся.

Если честно, не ожидала, что зрителей уже с первых секунд набежит так много, и совсем не думала, что цифры продолжат расти. Под видео уже появляются ядовитые комментарии и реакции с блевотными смайликами. Но если они думают, что так смогут сбить меня с толку, заставить стушеваться, то, увы, вынуждена огорчить своих «фанатов».

– Не буду лукавить. Я вижу все комментарии, которые вы мне оставляете, – слова звучат механически. Я много произносила именно их в голове перед сном, представляя, как выступаю на каком-нибудь мероприятии или даю онлайн-интервью.

После такого вступления в своих фантазиях я говорила о том, что меня не сломить подобными глупостями, что я ценю немногочисленных, но действительно преданных читателей. Просила услышать меня, попытаться понять и отпустить неприятную ситуацию с Алекс и Дашей. Дайте мне шанс!

Но я устала просить – смиренным молчанием или неизменно вежливыми постами.

– В задницу, – шепчу я, прикрыв глаза всего на миг, в который собираюсь с силами перед выпадом. – Не буду я оправдываться, ясно? Не буду говорить, что вы несправедливо унижаете меня и хороните мое творчество. И без того повторяла это не единожды. Но вы не слышите меня. И знаете почему?

Мимо по коридору проходят несколько студентов в белых халатах. На меня они не обращают внимания, да и для меня они – как пылинки в воздухе, что проплыли перед глазами.