Текст книги "Сласти и страсти, или Забавы новобрачных"

Тара Сивик
Сласти и страсти, или Забавы новобрачных

© Мисюченко В., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Разрешительное уведомление

Разрешение дается на получение удовольствия только вам лично. Эту книгу нельзя перепродавать или передавать другим людям. Если есть желание поделиться с кем-то этой книгой, пожалуйста, купите еще по экземпляру на каждого. Благодарю вас за уважение к тяжкому труду автора.

Отказ от ответственности

Это произведение взрослой художественной литературы. Автор не рекомендует хоть в чем-то вести себя так, как описано на этих страницах, и не потворствует такому поведению. Сюжет не предназначен для малолеток. Прошу обратить внимание, что в романе содержатся откровенные описания сексуального характера, его персонажи сквернословят, употребляют спиртные напитки и вообще развлекаются как могут.

На сей раз – фанатам. Вам, выбравшим книжку автора с ничего не говорящим именем, полюбившим ее и поделившимся ею с миром.

За это – навеки вечная вам моя признательность.

Выражение признательности

Моему редактору Максанну Добсону – люблю тебя, как сестра! Я очень рада, что ты со мной в этом безумном путешествии. Спасибо, что не пырнул меня ножом за то, что повернулась я в грамматике задом к будущим временам.

Спасибо Мэдисон Зейдлер – за то, что она непревзойденный второй читатель рукописи, и за то, что «изнасиловала» меня. Ты чудесный друг, и я рада, что знаю тебя.

Спасибо Кэтрин – за лосося:).

Спасибо Стефани – за то, что учит меня всем премудростям, о каких я и знать никогда не помышляла, а также эпиляции.

Большое, громадное спасибо моей чудесной «уличной команде». Спасибо вам, что любите эти книжки и не боитесь рассказывать о них ни бомжу, ни развеселым шлюхам.

Наконец, но не в последнюю очередь, большущее спасибо всем блогам, где эти книги рецензировались, рекомендовались и поддерживались. Ваши посты в Фейсбуке, посты в блогах, в Твиттере и все остальное, сотворенное вами, поразительны, и я благодарю вас от всего сердца за все, что вы сделали для меня.

1. Ты испортила мне отдралет!

Свечи – проверено.

Цветы – проверено.

Дезодорант… Черт! Про дезодорант-то я не забыл?

Поднимаю руку над головой, делаю затяжку и чую: совсем мне хорошо.

Теперь только и остается, что дождаться, когда Дженни прибудет домой со своего девичника. С тех самых пор, как три месяца назад у нас родился сын Билли, Клэр с Лиз раз в несколько недель силком заставляют Дженни драть из дому, чтоб повидаться и долбануть с ними по рюмочке-другой. Жену свою я люблю до смерти, но с ее стороны то и дело бросать наших крох на несколько часов – это все равно что меня за елдак тянуть.

Лады, аналогия не фонтан, поскольку я возвел елдопотягушки в акт искусства. Представьте что-то в натуре твердое (ХА! Это она так сказала!), за что тянуть, – и вы в дамках.

Дженни едва не отказалась от сегодняшнего выхода в свет, чего я никоим разом не мог допустить. У меня сюрприз замышлен, а чтоб он вышел, она часов на несколько должна быть далеко-далеко от дома.

С час пришлось мне уговаривать, умолять ее согласиться пойти развеяться, потом еще минут на тридцать она заперлась в комнате, слезы лила, воображая, будто я уже сыт ею по горло и просто хочу от нее избавиться, отчего мне в сотый раз подумалось: куда, едрена-вошь, подевалась моя жена, забавница и безбашенная сексоголичка?

Канули денечки, когда по пути домой с ужина мы останавливали машину, чтобы трахнуться на заднем сиденье. Растворились в ясном воздухе ночки, когда мой елдак-отдралет в спасительном заднем проходе проверял, способен ли я еще испытать оргазм. Между прочим, был неспособен. Как и у Дженни на восемь часов язык или губы в отключку впадали. Детки, не пытайтесь такое вытворять дома.

По сути, удалились златые дни секса вообще. Мне осталось только дрочить в одиночку в туалете, когда жена уснет. Грустно это, одному быть, когда приходится брать мобильник в сортир, чтоб не разбудить жену, когда заходишь на «юпорн» и заводишь себе кино. Хуже всего эта занавеска от душа в ванной: на ней Губка Боб Квадратные Штаны, а знаете, как трудно держать елдак торчком, когда на тебя таращится своими громадными зенками Губка Боб и в голове у тебя всю дорогу нудит песенка: «Ловим слизнячка, слизнячка, слизнячка…»?

Лады, не так уж это трудно (ага, еще как!), но все равно. Тут дело принципа. Каждую ночь уже целый год я горблюсь над унитазом с мобильником в руке, неистово надраивая свой отдралет и надеясь не уронить мобильник в воду. Такое, слава богу, всего раз случилось. И вам будет радостно узнать, что и под водой порно все равно крутится. Малость размыто, и звуки: «Оооооооо, засади мне покрепче!» – звучат скорее как: «Муаааа, муааа, муаааабуль!»

Когда три года назад родилась наша дочь Вероника, и без того замечательное либидо Дженни крышу пробило. То был сон, ставший явью. У нас был секс утром, для затравки в обед, ночью как ночной перекусон, на столике для пеленания младенца в туалетной комнате «Уолмарт», в трех бассейнах у соседей и в джакузи еще одного соседа, а одной и впрямь невероятной ночью были задействованы открытая спортплощадка в парке, деревенские курицы и бенгальские огни.

Дженни была ненасытна, и я, признаться, подумывал, не отвалится ли мой отдралет от перегрузки.

Точняк говорю, к тому дело шло. «Слышь, чел, ты про Дрю слышал? У него член отвалился. Ну да, прям от тела отделился и шлепнулся на пол. Впрочем, он пристрастился с женой обезьяньим сексом на крыше своего дома заниматься, так что все в порядке».

Как на духу: я понятия не имею, отчего все переменилось. Билли появился после запланированной беременности, так что непохоже, чтобы шок от негаданной беременности стал тем ведром студеной воды, в которой омылось ее влагалище. Зато очень было похоже на то, что стоило тестовой палочке порозоветь, как все ее дамские части тела вывесили громадную табличку «Производство остановлено».

Не входить, закрыто на ремонт, зомби лицо тебе отгрызут, если сунешься тронуть мое влагалище.

Я все перепробовал. Шептал ей на ушко милые пустячки вроде: «Мой пенис тоскует по твоему влагалищу» и «Слушок был, твой любовный канал тоскует по моему семени». Ничего. Да знаю, сам этому не могу поверить.

Знаю, что беременность с Билли далась Дженни куда тяжелее, чем с Вероникой. Она часто недомогала, а Вероника как раз набирала силы как капризная, ужасная, отвратительная, наводящая страх двухлетка[1]1
  В массовом сознании американцев (под влиянием научно-популярных книг, песен и телешоу) утвердилось мнение, что примерно с двух лет всякий ребенок переживает период агрессивной капризности и непослушания.


[Закрыть]. Нет, я не шучу. Черт бы побрал все эти романы о «грозных двухлетках». Я наполовину ожидал, что наша милая дочурка с передозы сахаристыми хлопьями и колечками ночью отрежет нам головы, пока мы спим, и скормит наши тела злющим собакам. То она обнимала нас, уверяла, что любит, а уже через минуту носилась вокруг нас кругами с воплями «Сладкого!» и швыряла игрушки нам в головы. Дженни все время беременности пугалась поведения Вероники и плохо себя чувствовала, так что секс ушел на задний план. Типа, на задний план задворок чужого дома в двадцати милях от нас по дороге.

Только сегодня вечером я намерен все это поправить. Я возвращаю сексулю обратно, сучки!

Мне не выдержать еще одной ночи, играя в тяни-толкая с Губкой Бобом. Не говоря уж про то, что я просмотрел все до единого видео на «юпорн» (по два раза) плюс прочел все глупизди на Эротика. точка. ком, а уж когда стал браться за их россказни, только чтоб узнать, чем дело кончится, пропуская эротические сцены, то понял, как глубоко влип в дерьмо.

Последние несколько недель я потратил на составление идеального плана. Картер предложил мне сесть и поговорить с Дженни о том, что меня заботит, но такое, по-моему, рецепт для птенчика или соплячки какой. Мне незачем плакаться и трепаться о своих чувствах. Мне всего лишь нужен секс с моей женой.

Нервничал я так, что едва сидел на диване да на дверь пялился. В девять часов подъезжает машина Дженни, и вот она отпирает входную дверь.

– А где дети? – спрашивает, закрывая за собой дверь и оглядывая гостиную.

– Я их уже спать уложил, – гордо сообщаю.

Дженни всегда нервничает, оставляя меня одного дома с детьми, когда их укладывать пора. Я всерьез считаю, что ей так и кажется, что, вернувшись домой, она найдет волосы нашей дочери выкрашенными зеленым в лаймовом ситро, а нашего сына сосущим вместо соски черный фломастер, которым он еще раньше раскрасил себе мордочку. Такое и случилось-то всего один раз, а подумать можно, будто я весь дом сжег до основания или детей продал на черном рынке. Не, в натуре, факт: трехмесячный малыш способен нарисовать у себя на верхней губе в точности гитлеровские усики, а на лбу гаррипоттеровскую молнию, не глядя в зеркало, – это ж полный отпад, едрена-вошь.

От меня не ускользнуло, что улыбка повяла на ее лице, когда она поняла, что детки уже спят и ей самой их не укладывать. Дженни редко (скорее никогда) не упускает шанса выкупать деток и почитать им сказку перед сном.

Мне помнится время, когда она не пропускала ни одного отсоса.

А-ааааааа, воспоминания.

– Хорошо с девчонками время провела?

Она плечами жмет, укладывая ключи и пальто на столик в прихожей.

– Нормально. Я на питье не налегала, вот Клэр с Лиз, наверное, и решили, будто я упала в доску€.

– Ты хотела сказать, что они решили, будто ты впала в тоску? – спросил я.

– Да какая разница, я и так вся из сил вздыбилась, – произносит она и плюхается ко мне на диван, откидываясь головой на подушки.

Черт! У Клэр с Лиз была одна-единственная забота: напоить мою жену допьяна. Для моей задумки она нужна мне пьяной! Ну, при встрече я их вдрызг разнесу. А, ладно, видать, будем делать это трезвыми.

– У меня для тебя сюрприз. Поднимайся наверх в нашу комнату и располагайся поудобней, – говорю ей, подмигивая.

Она с минуту смотрит на меня недоуменно, потом медленно поднимается с дивана и направляется к лестнице.

Я сижу на диване и практически прыгаю вверх-вниз от возбуждения. Как ребенок на Рождество. Совершенно не в силах ждать, пока она поднимется и увидит, что я сотворил. Знаю: она и трезвой оценит такой офигенный подарок. Это все по местам расставит. Нутром чую. Одна офигенная покупка в секс-шопе у Лиз – и я разгоню застой в нашей брачной жизни. Я до того бесподобен, едрена-вошь, что аж невмоготу. Дженни одним глазком на спальню глянет и тут же объявит, что меня надо номинировать на премию «Муж года». Я изысканно соглашусь номинироваться и стану вести себя так, будто у меня и в мыслях нет, до чего ж я обалденный.

Верно, речь надо будет толкнуть, там, смокинг, потому как, знаете ли, коли делать, так по-большому. «Хотел бы поблагодарить мелких людишек. А мелкими людишками я называю тех, кто все еще обходится без секса и кто не так обалденен, как я».

Я услышал, как в детской заплакал Билли, и – не собираюсь врать – почти взбежал по лестнице, чтобы спросить его, что он, едрена-вошь, себе думает и что вытворяет. Я ж настрого ему приказал, чтоб он звука не издал после того, как уснет. Малец, похоже, ни слова не понял из того, что я сказал.

Через несколько секунд плач Билли смолк, я молчаливо вознес благодарственную молитву и дал себе слово не забыть купить ему завтра новую игрушку в извинение за то, что едва не ворвался к нему в комнату и обозвал его членовредительным засранцем.

Меня малость беспокоило, что я все еще не слышал ликующего вскрика Дженни, но думалось, она не хочет детей пугать или еще что. Совершенно понятно. Она сдерживает восхищение и ждет, когда я поднимусь наверх, чтоб отблагодарить меня как подобает своими губками на моих мудях. Такой оборот дел для меня приемлем.

Дав Дженни еще несколько минут насладиться сюрпризом и настроившись, я спрыгнул с дивана и, перепрыгивая на лестнице через ступеньку, помчался в нашу комнату.

Бегом одолел коридор, лыбясь до ушей, настежь распахнул дверь спальни в момент, когда мой отдралет обратился в твердь при одной мысли о грядущей ночи. И остолбенел на пороге от того, что увидел. Не могу сыскать слов, способных описать происходившее на моих глазах ужасное зрелище.

– Дрю, лучшего подарка у меня не было! Я обожаю его! – шепчет Дженни. – Еще и свечи?! Боже, да лучшего освещения для этого не придумаешь!

Стою в дверях нашей комнаты и глаз не свожу с того, что вижу, хочется рухнуть на колени и заплакать. Но, заметьте, не «Боже мой, до чего ж я счастлив!». Скорее: «Едрена ж вошь, что творится?»

После трех часов тяжкого труда, пока Дженни не было, я исхитрился установить в углу нашей спальни секс-качели. Секс-качели, лучше каких не сыскать. Штука дьявольская, посреди установки я едва не накинулся на нее. Все никак не мог отделаться от видения качающейся на них Дженни, голенькой и ждущей, когда я покачу по ней, как по рельсам. Пришлось три раза сбегать в хозяйственный за материалами, и дело кончилось тем, что я удалил часть потолка, чтобы надежно закрепить несущие стойки. Надо было приладить доски и выслушать советы пяти разных работавших в хозяйственном парней, которые все, как один, с нетерпением ждали моего возвращения с красочным рассказом о том, что и как происходило вечером.

Теперь же, вместо того чтобы вернуться, вальсируя, как бог, и рассказать им о пылком сексе, каким мы занимались, свешиваясь с потолка, придется мне плестись к ним с повинной головой, сгорая от стыда. Не получится поведать офигенную историю о том, как была вызвана полиция из-за странных, диких, звериных звуков, летевших из нашей комнаты, или о разбитых стеклах в окнах дома из-за того, что качели раскачались чересчур сильно. Единственное, о чем я мог поведать, – это о том, как пал на коленки и ревел, как девчонка.

Когда я смежу веки на сон грядущий, то придется мне рисовать себе в воображении Дженни, полностью одетую, с нашим трехмесячным сыном на руках, укачивающую его на наших СЕКС-КАЧЕЛЯХ.

– Но ведь… это мои качели, – громко скулю я и стараюсь не топнуть ногой.

– Тс-сссссс, я его только-только опять убаюкала, – шепчет Дженни и сурово смотрит на меня, а сама мягко покачивается из стороны в сторону, не сводя любящего взгляда с Билли… НА МОИХ, МАТЬ-ИХ-ДРЮЧЬ, СЕКС-КАЧЕЛЯХ!

– Секс… меня… качели… плохой… секс… тошнилово.

Чушь. Только она и вылетает у меня изо рта. Чистая чушь.

Подарок, что по замыслу должен был вернуть нашей половой жизни молодость, теперь превратился в новую люльку для младенца.

Тошнилово.

– Иди сюда, Дрю, подсаживайся ко мне на качели. Тут полно места, – тихо говорит Дженни, не сводя глаз с Билли.

Сидеть рядом с женой на секс-качелях безо ВСЯКОГО секса? Не понимаю, что происходит. Она по-английски говорит?

– No hablo[2]2
  Не говорю (испорч. исп.).


[Закрыть] по-СЕКСки! Билли плохой! Мой хотеть! – сокрушаюсь я, на этот раз и впрямь топая ногой.

– Дрю! Какая муха тебя нынче укусила? – громко шепчет Дженни.

МОЙ ОТДРАЛЕТ РАССЫХАЕТСЯ, А ГЛАЗА МОИ КРОВЬЮ СОЧАТСЯ! Вот какая муха меня укусила, женщина!

– Ты портишь мне подарок, – жалуется она.

– А ты мой отдралет портишь! – жалуюсь я в ответ.

– Я порчу твой арбалет? Хотя бы что это такое? Я и пальцем твой арбалет не трогала.

Вот уж поверь, мне отлично известно, как долго ты мой отдралет не трогала. Перешептывание явно ни к чему не приводит.

Получив отставку, сую мобильник в карман и направляюсь в ванную, на ходу выискивая новейшие поступления на Эротика. точка. ком.

– Ты куда? – вполголоса спрашивает Дженни, провожая меня взглядом на моем пути позора через всю нашу спальню.

– На задворки, на шашлычок, где Мисти со своим дружком Баффи загнали в угол учителя-естественника и просят его разъяснить им теорию втроемственности, – печально бормочу я.

2. Неверно, Призрачный Гонщик[3]3
  Имя, под которым известны несколько вымышленных персонажей, сверхъестественных антигероев популярных в США комиксов.


[Закрыть]

Нашему с Дженни браку уже года эдак… четыре. Или три? Нашей дочери Веронике три года, и Дженни точно залетела не в первую брачную ночь. Значит, три, минус год на вынашивание двоих… слушай, три года с мелочью в самый раз будет.

Свадьба у нас была – офигеть! Наши друзья и кучка близких родственников отправились с нами в Вегас, детка! А самое главное что? Не ломай голову: нас поженил Элвис. Не настоящий Элвис. По последним слухам, он был замечен где-то в Пидмонте, штат Северная Дакота[4]4
  Городок Пидмонт находится в штате Южная Дакота, но героиня фильма «Мерзкий койот» (2000) уверяла, что она из Пидмонта, штата Северная Дакота, и с тех пор выражение стало в США ходовым, значащим примерно то же, что и «он из Тамбова, что на Камчатке».


[Закрыть]. Парень был фальшивкой на все сто, но все равно усраться, до чего хорош. Дженни одарила меня рубашкой специально для церемонии, на ней крупно печатными буквами было оттиснуто слово «ЖЕНИХ», перечеркнутое гигантским «Х». А внизу приписано: «Невестина сучка».

Я с первой же минуты, как встретил Дженни, знал, что буду ее сучкой, и мне это абсолютно в кайф. Не будь я с ней, то, вполне уверен, сидел бы в тюрьме и вылизывал бы яйца какому-нибудь козлу, у кого больше всего заначек для курева имелось. Это в лучшем случае. В день, когда мы познакомились, она только-только закончила готовить очередной бабешник с секс-игрушками и за несколько минут до начала опробовала товар. Не знаю, было то отсветом недавнего оргазма или нет, только такой пылкой девчушки я отродясь не видывал. Тут же сбросил с себя не шибко высокое звание проститута-шлюхана и, будто клеем мазанный, прилип к ней.

С той минуты каждый день я не пожалел ни о единой секунде из проведенных с нею. А потому для меня уже внутренней потребностью стало улаживать любые наши нелады – и как можно скорее.

– Ну так и сколько же времени прошло с тех пор, как ты с Дженни сексом занимался? – спрашивает Джим.

Ребятам про несчастный случай с секс-качелями все известно. Как ни больно было мне изливаться про ужас той ночи на прошлых выходных, они знали про мой замысел и ждали полного отчета о событиях. Сегодня вечером пораньше парни из хозяйственного магазина отпели по мне заупокойную. Момент был, в натуре, трогательный, только я от него весь из себя расстроился и разнюнился. Когда вечером пришел на работу и стал как-то само по себе носом хлюпать и бормотать что-то типа «качаться», «сонный пенис» и приговаривать: «Мой сынуля отродье Сатаны», – ребята поняли, что ночь прошла не по-задуманному.

Рассказал им про гаденькое членовредительство своего дитяти, показал мешочек на молнии с рисом, в котором покоился мой мобильник, и они поняли, что в доме Пэрритов был знаменательный вечер.

– И что важнее, почему твой телефон в мешке вареного риса? – спросил Картер, перегнувшись через стол и ощупав содержимое мешка. Я отпихнул его руку прочь и придвинул мешок к себе поближе.

У нас на автозаводе был обед, и мы сидели за угловым столиком в столовке. Все мы трое по-прежнему работаем в ночную смену, и нет ничего необычного, что «перерыв на обед» проходил в половине двенадцатого ночи.

– Я уронил мобилу в унитаз, – выдавил я из себя.

– Опять? – со смехом поинтересовался Джим.

– Заткнись, засранец. Пытался пробежать несколько страниц рассказа. Черт бы побрал эти мобильники с сенсорным экраном! И я ведь на сей раз даже не дрочил. Сидел на краешке ванной. Да еще место в рассказе попалось, в натуре, интересное. Баффи пересказывает теорию втроемственности, и Мисти собирается вознаградить ее за такое прилежание. Хотелось глянуть, была ли на Мисти розовая джинсовая юбка и белый топчик, как и в рассказе про их выпускной бал. Очень миленький прикид, в натуре.

Оба друга до того долго зырились на меня, что я чуть было не уверился, что у них лица морозом сковало.

– Тебе всерьез необходимо трахнуться. Прямо, бенать, сейчас, – говорит мне Картер. – И незачем было вареный рис использовать, гений. С чего это, черт побери, он коричневый?

Я глаза на него вытаращил. Рис явно не имел особого значения в этой истории.

– Это рис с ароматом говядины. Белый у нас кончился, – объясняю. – Может, не станем на этом заостряться? Что мне-то, едрена-вошь, делать?

– Перестать дрочить свой сучок с ягодками над емкостью с водой, – роняет Джим с каменным выражением лица.

– Ничего я не дрочу. Я любовно поглаживаю. Мне мой пенис нравится. Он добрый малый. А ягодок вообще поглаживание не касается. Погоди, а вы, ребят, что, играетесь со своими? – спрашиваю.

Джим плечами пожимает, откусывая край своего бутерброда с чайной колбасой:

– Иногда играюсь. Приятно порой свести малышек вместе, чтоб не чувствовали они себя покинутыми.

– Согласен. Малыш карманный бильярд проходит долгий путь. Зависит от того, где ты, можешь ли подобраться к ним под правильным углом и доставить им радость. Мне нравится потискать их хорошенько, когда я один. Клэр это делает пальчиками, которые подсаживают малышей так, что ее рот… – Картер умолк на половине фразы, услышав, что я взвыл.

– Извини, чел, – говорит он мне смущенно.

В последнее время такое частенько случается. Картер с Джимом принимаются рассказывать мне офигенные истории про секс со своими женами, а потом умолкают, понимая, что я сижу, гляжу на них, цепляюсь за каждое слово и всухую трахаю ножку стола.

– До меня, мать-ее-дрючь, не доходит. У вас с Клэр двое ребятишек, вы почти семь лет как женаты, и все равно у вас потрясный секс. Что, черт побери, я-то не так делаю? – спрашиваю, отталкивая от себя обед.

– Не думаю, что ты что-то не так делаешь. Только, по-моему, у вас, ребятки, время засухи наступило. Всяк через него проходит рано или поздно, – ободряет меня Джим.

– Значит, и вы с Лиз через это прошли? – спрашиваю, оценивая свое положение малость спокойнее.

– Э нет, твою мать. Мы все так же сношаемся, как кролики. Говоря «всяк», я других имел в виду, – заявляет Джим, набив рот чипсами. – Но серьезно: вы когда в последний раз сексом занимались?

Я с минуту сижу, как истукан, делая вид, будто в уме подсчитываю. Только мне эта фигня без надобности. Я точно знаю, насколько давно это было.

– Дельный секс или секс-секс? – спрашиваю.

– Глупее вопроса в жизни не слышал. Мы мужчины. Всякий секс – дельный, – заявляет Джим.

– Неверно, Призрачный Гонщик. Шаблон тут – до краев. Если Клэр не кончает, для меня в этом ничего дельного, – говорит Картер.

– Ты что, за «Лучшим стрелком»[5]5
  «Лучший стрелок» – американский кинофильм режиссера Тони Скотта, снятый в 1986 году. Его герой – суперас Ф-14 по прозвищу Маверик (Скиталец), среди персонажей есть и Каугар (Пума).


[Закрыть] повторяешь?

– Ну да. Лучше, бенать, фильма нет. «Мне нужно это, нужно, чтоб еще быстрей!» – орет Картер, крутя в воздухе кулаком.

– Лады, Дикий Гомик. Если, по-твоему, кучка потных мужиков без маек, играющая в пляжный волейбол, выглядит звездецово, то я заставлю тебя сложить твои крылышки, Каугар. Твои крылышки настоящего мужика, – возглашает Джим.

– А пошел ты!..

– Само собой. Думается, намедни я перехватил твой взгляд, тайком пикировавший на мой Ф-14, когда мы писали. А вы с Клэр разыгрываете сцены в спальне? Она зовет тебя Ледяным[6]6
  Человек-лед, персонаж американских комиксов.


[Закрыть], а ты ее Маверик? – со смехом выпытывает Джим.

– АЛЛЕ! – ору я. – Мужик, у кого нелады, тут. Прошу вас, может, вернемся к чему-то поважнее?

– Извини, только я впрямь уверен в важности обсуждения половой ориентации Картера, – говорит Джим, а Картер, перегнувшись через стол, тычет его кулаком в плечо.

– Лады, вернемся к первоначальному вопросу. Как давно это было? – спрашивает Картер. – И я не имею в виду «только кончиком» в ночь после рождения Билли. Я говорю о полном контакте, о сексе до самого дома родного, с криками, поминающими свою мамочку.

– Если память подсказывает мне правильно, Картер, то секс с призывами мамочки был только у тебя, – заметил, смеясь, Джим.

– Отвали! Я НЕ звал криком мамочку. Я пытался сделать предложение Клэр, – отбивается Картер.

– Двенадцать месяцев, тринадцать дней, девять часов и тридцать семь минут, – говорю я им, бросая взгляд на часы на противоположной стене. – Прошу прощения: тридцать пять минут.

– Иисусе Христе, – бормочет Джим с выражением ужаса на лице.

– Ты это наобум ляпнул? – спрашивает Картер.

– А вы бы оба, засранцы, попробуйте пожить с вашими женами БЕЗ секса, а потом и поговорим, можно учет вести или нет, – пожаловался я.

– Ты пробовал поговорить с ней об этом, как я тебе советовал? – задает вопрос Картер, самодовольно хмыкая.

– Да, пробовал, так что заткнись, едрена-вошь.

В наш разговор влез репродуктор, объявивший нам, что до пуска конвейерной линии осталось пять минут. Мы все встаем и, собрав остатки нашего обеда со стола, направляемся к дверям столовой, ведшим к цеху.

– Ты с ней в обычном тоне говорил или старался делать это, не выглядя кретином? – пытает Джим, швыряя свои объедки в мусорный бак.

– Заткнись! Когда речь идет о моей жене, я не кретин, – парирую я.

– Правда? Я почему-то вспомнил, как ты упрашивал подражателя Элвису на вашей свадьбе в Вегасе добавить к клятве Дженни строчку: «Обязуюсь всегда делать минет с улыбкой на лице и с любовью в сердце», – напоминает мне Джим.

– Что? Это ж законный свадебный обет, который должен быть частью любой свадебной церемонии, – стою я на своем. – Тебе нужна жена, которая отсасывает с хмурой мордой?

Мы идем через цех к своему рабочему месту, и Джим с нами, хотя ему нужно бы быть в другой части цеха на встрече с бригадиром.

– Ладно, у тебя несколько вариантов. Первый – присаживаешься к Дженни и напрямки спрашиваешь, почему она больше не желает секса с тобой. И, говоря о разговоре, я имею в виду любящим тоном ласково расспросить, не беспокоит ли ее что. Всегда начинай с расспросов о ее самочувствии. Если же так и будешь талдычить только про себя да про твой оставленный без внимания Джонсон, то ничего не добьешься. Ты должен дать ей почувствовать свою заботу, – разъясняет Джим.

– Так я ж забочусь. Забочусь, как у нее дела и как она себя чувствует.

– Ну да, лады. Только я в данный момент вполне уверен, что больше тебя заботят ее чувства к твоему пенису, – говорит Джим.

– Правдиво излагаешь, – печально соглашаюсь я.

– Так вот, забудь про словечки: «трахаться», «анальный», «отсос», «одним только кончиком» или «когда ты его целуешь, он губки растягивает в улыбке», – наставляет меня Джим.

– Как же, едрена-вошь, мне тогда выражаться? Все это – подходящие слова, – ною я.

– Да, все подходящие, когда ты пускаешь их в ход, склоняя ее к сексу с тобой всего через шесть недель после рождения Билли. Я вот уверен, что она поняла «одним только кончиком» буквально, а ты убеждал ее: «Если у тебя влагалище болит после того, как Билли прогрыз в нем ход наружу, меня вполне и сзади устроит», – добавляет Картер.

– Все равно в толк не возьму, что тут плохого. Я старался быть ласковым и улучшить ее самочувствие.

Меня отчаянье одолело: никакого секса все время беременности, а потом пришлось еще шесть недель ждать, когда ее растрюханные интимности обратно сочленятся. Наверное, рассказывать ей о всех моих ночных кошмарах, навеянных видом Билли, головкой пробивавшегося на белый свет, было с моей стороны совсем не здорово. Но она ж меня прям к стенке прижала посреди ночи, когда я проснулся от крика, видя очередной дурной сон. Я еще в полусне пребывал и был неспособен нести ответственность за то, что говорил. Понимаю, что сравнивать рождение нашего сына с фильмом «Инопланетянин», где то маленькое чудовище прорывает себе путь наружу из живота того болвана, было негоже, так ведь я же совсем-то еще и не проснулся! Помните: кровища, сгустки, слизь, жижа всякая и этот крошка-уродец рвет чей-то живот, чтоб выйти вон. Теперь представьте, что то же самое происходит с влагалищем вашей жены. Тем самым влагалищем, которого вы касались, которое чмокали, лизали и боготворили не год и не два. Время требуется, чтоб отделить одно от другого.

С Вероникой Дженни кесарево делали, и я не видел ничего, что творилось ниже ее шеи. Помнились слезы радости, когда нам вручили Веронику и сестра помогла мне надеть на нее первые ползунки с надписью: «Следи за языком, твою мать, в комнате это чертово дитя». Я метался туда-сюда между Дженни и нашей малышкой и знал: счастливее не был никогда.

Кесарево с Вероникой было вызвано ухудшением сердцебиения у малышки, а вовсе не какими-то осложнениями, грозившими жизни Дженни. С Билли же врач дал ей «добро» на естественные роды. Вот Дженни и решила, что ей хочется испытать настоящие роды. И это было ужасно. Прекрасно и удивительно должно бы было наблюдать, как любимая мною женщина дарует жизнь нашему сыну, но – не было. Были вопли, плач и ругательства – и это только с моей стороны. Вам даже незачем знать, как завопила Дженни, увидев, что я подобрался вплотную к родильному креслу и сунулся всей мордой прямо к месту боевых действий. И, оказавшись там, уже не мог пошевелиться. Похож был на оленя, застывшего в лучах фар. Или мужика, застигнутого кровавой казнью влагалища его жены. Там такое месиво предстало, что я только и ждал: обернусь и увижу ее акушерку с ножом мясника в руке. Меж ног Дженни отовсюду столько всего текло, что я не понимал, что происходит, едрена-вошь, как одно влагалище способно исторгнуть столько дряни и оставаться живым. Ее влагалище сгинуть должно бы, утонув во всем этом.

Возможно, то, что через несколько недель после рождения Билли я рассказал Дженни об этом в три часа ночи, и стало одной из причин наших с ней неладов. Говорить с нею опять прямо сейчас о событиях столь памятных и грандиозных – мысль не из лучших.

– Какие еще варианты предлагаешь? – спрашиваю Джима, когда конвейер приходит в движение и я достаю гидравлическую дрель из гнезда на полке у себя над головой.

– Ну, ты всегда можешь попросить своего отца последить за ней. Может, она скрывает что-то от тебя, – небрежно бросает Джим и отправляется на встречу.

Отец мой частный сыщик, специализирующийся на супругах-обманщиках и фальшивых бюллетенях. Поскольку я совершенно уверен, что в одном из этого Дженни никак не повинна, то другое остается считать четкой возможностью.

Святые угодники, неужто и впрямь дело в этом? Почему мне прежде такое даже в голову не пришло?

Мне враз поплохело оттого, что моя нежная, любящая Дженни могла бы сделать типа так и сяк, что все это время она лгала мне.

Почему она мне не сказала? Почему, боже, ПОЧЕМУ?

Причина, почему моя жена не желает больше секса со мной, в том, что она придумала себе какую-то порчу, о какой мне никогда не говорила, и теперь пытается раздаивать своего босса, Клэр, на бабки, чтоб якобы платить за лечение.