Текст книги "Люся, которая всех бесила"

Глава 4

– Да блин, не стой у меня над душой, тут и без тебя дышать нечем, – старший оперуполномоченный гражданской полиции Шитов все-таки сорвался на Ветрова, но как-то вяло.

На майора ему чин не позволял орать, а хотелось – очень.

Ветров лишь усмехнулся, но не пошевелился, продолжая подпирать плечом стену.

Гражданские издавна не любили видовиков и теперь задавались вопросом: чего, собственно, тут делает целый босс, когда работы для него никакой? Обычная уголовка. Наверняка приперся нервы помотать и изобразить бурную деятельность. Как же, пострадавшая – личность скандальная, и новому начальнику видовиков от нее знатно досталось. Теперь здесь нагнетает и у занятых людей под ногами путается.

И тут в квартиру вошли трое сотрудников Великого Моржа, деловитые, в форме, с корочками, все как полагается.

Наступила звенящая тишина.

Стало так тесно и так натоптано, что Люся забралась с ногами на диван, обхватила себя руками и твердо заявила, что еще раз показания давать не станет.

Когда нападавшие получили тростью по мордасам и сдристнули из квартиры, Люся сквозь слезы и истерику первым делом схватилась за телефон и отправила Зорину несколько голосовых сообщений, спешно кидая тезисы для экстры. На владельца интернет-портала «Город не спит» совершено покушение. Нападавших двое. Наверняка их привела в ярость публикация Осокиной в защиту прав умертвий. На волне радикальных настроений они проникли в квартиру с целью причинения физического вреда, пытались запугать Осокину и угрожали ей расправой. Получили отпор и бежали с места происшествия. Будем держать вас в курсе расследования.

Потом пришлось объясняться с Ветровым, который, оказывается, как раз поднимался по подъездной лестнице, не дождавшись лифта, когда идиоты-нарушители давали деру. Как бы то ни было, рефлексы у Ветрова оказались правильными – если кто-то бежит, их непременно надо догнать, а потом уже выяснять, кто такие и что натворили.

Он изловил одного, подростка-лесовика. Второго подростка, банника, взяли внизу – постаралась вневедомственная охрана. Консьержка вовремя подняла взгляд от вязания на камеры наблюдения, увидела, как недоросли в лифте надевают балаклавы, и без промедления нажала тревожную кнопку. Вневедомственная охрана вызвала гражданскую полицию, и Люсе пришлось писать показания.

Глаза ее слезились, из носа текло, в горле першило, а физиономия опухла. Нужно было ехать в больницу для освидетельствования, и от этого становилось еще тошнее.

Капитан Шитов ее состоянием проникся и вызвал медицинскую бригаду на дом.

Подростков оформляли на кухне, слышно было, как они ерепенятся, отказываются называть свои данные и требуют адвокатов.

Явления эфэсбэшников на рядовое происшествие не ожидал никто.

Меж тем сотрудники Великого Моржа объявили, что юные экстремисты у них давно под присмотром и что они забирают их себе, собственно, как и все дело.

Тут уж взвыла Люся:

– Ничего себе – под присмотром! А какого хрена я от них тростью отбивалась?

– Сильно отбивались? – строго уточнил один из эфэсбэшников.

Люся, от возмущения даже подпрыгнув, съязвила:

– Ну разумеется, кротко и изящно, как и положено интеллигентной женщине.

– Разберемся, – пообещали силовики и отбыли, забрав с собой подростков, у которых и правда проступали синяки на физиономиях.

Еще не хватало огрести за избиение несовершеннолетних, совсем распереживалась Люся, но капитан Шитов, кажется, прочитал ее мысли.

– Не переживайте так, – сказал он, явно пытаясь утешить, – у одного в рюкзаке нашли нож.

Вот это успокоил! Прям сразу легче стало.

– З-зачем им нож? – спросила Люся с заминкой и запоздало ощутила, что вот-вот с ней случится истерика.

Адреналиновый прилив сил иссякал, наступало время забраться под одеяло и как следует прорыдаться. Возможно, даже с причитаниями, захлебываясь от жалости к невинно пострадавшей себе.

– Следствие покажет. – Шитов, ответственный яг, посмотрел на нее с тревогой. – Людмила Николаевна, а вы в обморок, случайно, не собираетесь?

– Почему случайно? Очень даже намеренно, – ответила она устало.

Посторонние люди ей надоели, а грязь и бардак в квартире ввергали в отчаяние.

– Идите, – вмешался молчавший все это время Ветров, – я сосед. Пригляжу тут за потерпевшей.

– Что же вы на своей территории такой бардак допустили? – злобно уточнил Шитов, но собрал своих людей и двинулся на выход.

– А бабушка говорила – приличный дом. – Ветров захлопнул за ними дверь, вернулся, поднял с пола перевернутый стул и сел на него, заметив себе под нос: – Странно, что она до сих пор не прибежала.

– У нее страх перед большим скоплением людей, – машинально ответила Люся. – Так бывает, когда сына поймали на коррупции, а внука – на уголовке. Вы что, совсем про нее ничего знаете?

Она тихонько переместилась в лежачее положение, натянула плед и подтянула колени к груди. Ветров невозмутимо смотрел на нее, даже не думая приготовить чай или как-то успокоить. Просто сидел и неизвестно чего ждал.

У Люси булькнул мобильник – пришло сообщение от Великого Моржа. Этот черствый старик не спрашивал, как она себя чувствует, а прислал несколько ссылок.

Два аккаунта на ее портале – оба с кучей клонов – забанены за угрозы и ругань.

Профили в соцсетях – там тот, который банник, жрал на видео сырое мясо и рассуждал о том, что некоторые люди – животные, а все архи и вовсе должны содержаться в зоопарке.

Ученик элитной, мать твою, гимназии.

Значит, люди Великого Моржа пасли-пасли их, да не выпасли.

Люсю затошнило. У нее не было сил разбираться в этом сейчас, и она скинула ссылки тому же Зорину.

Этой ночью ее журналисты лягут спать поздно, раскручивая историю и копаясь в интернете. Впрочем, ребятам не впервой.

«Ты как?» – коротко спросил флегматичный Зорин, и она написала ему, что норм.

Завтра, все завтра.

Ветров, терпеливо ждавший, когда Люся выключит телефон, заговорил:

– Любопытно. Любой арх в минуту опасности перекидывается. Это инстинкты. Но прежде я не встречал таких, кто вместо этого бьет нападавших тростью.

– Ну перекинулась бы я, – огрызнулась Люся, – так башмаком бы и придавили!

– Такое нельзя контролировать.

– А обсуждать столь интимные вещи – можно? Это противоестественно.

– Архи очень редки, – гнул он свое, – вас осталось несколько тысяч, не больше.

– Поистребляли разные гады, – согласилась она.

– Могли ли эти сосунки знать, кто вы?

– Павел Викторович, шли бы вы домой. У меня нет никакого желания с вами возиться.

– Коркора, – напомнил он, – именно из-за нее я пришел.

– Вы пришли слишком поздно. Все на сегодня. Прием окончен, – ее голос дрогнул.

Ветров наклонился вперед, ища Люсиного взгляда, и она ощутила странное давление. Как будто кто-то с силой нажал ей на плечи, принуждая к неподвижности. Она с трудом сфокусировалась на происходящем, не сразу догадавшись, что случилось. А потом до нее дошло: чертово колдовство маренов.

– Вы обалдели, что ли? – произнесла ошарашенно. – Это вообще законно?

– Пользоваться видовыми преимуществами не запрещено. – Он наклонился еще ближе, радужка потемнела, и Люся не могла отвести глаз от его лица. – Вам же никто не мешает перекидываться. Так откуда вы узнали про коркору? – теперь он почти шептал, и спазм сковал ее горло.

Люсе было физически тяжело находиться рядом с ним, хотелось отодвинуться, избежать такого близкого контакта. Но как раз отодвинуться она и не могла. Запертая в своем закостеневшем теле, как в клетке, попыталась набрать воздуха, в глазах потемнело, и тогда марен ослабил давление. Люся чуть отодвинулась, тяжело дыша. Даже несколько лишних миллиметров между ней и Ветровым принесли облегчение.

– Вот сволочь, – выдохнула она, – ну какая же ты сволочь.

– Тебе рассказал о коркоре твой любовник Китаев, – тут же перешел на ты и Ветров. – Чего он хочет?

Уже и про Великого Моржа раскопал! А ей-то казалось, что их отношения надежно спрятаны.

– Не допустить паники, – призналась Люся, у которой больше не было сил на какое-либо сопротивление. – Подготовить город заранее.

– Хм.

Давление исчезло совсем. Ветров отодвинулся, и Люся подумала, что боится его. Сильнее, чем идиотов с дихлофосом.

Сцепив руки, чтобы унять противную дрожь, она пыталась прийти в себя, но слабость путала мысли, а усталость и нервное перенапряжение превращали ее в доступную жертву для ветровских атак.

– А от меня ты хочешь информацию о Соловьевой, – резюмировал он. – Интересно, с чего это ты решила, что я стану прыгать перед тобой на задних лапках? Только потому, что я никак не отреагировал на твои злобные опусы в этой вашей информационной помойке? Думаешь, я тебя испугался?

Люся уже ничего не думала, а просто хотела остаться наконец одной.

– Да иди ты отсюда! – крикнула она. – Не видишь, совсем не до тебя!

И Ветров все же послушался.

– Закрой за мной, – велел он от двери. – Кричи громче, если что.

– Если что – что?

Она выругалась, доползла до коридора и заперлась на все замки. Поставила набираться ванну. Накапала валерьянки, нашла в аптечке успокоительное покрепче, залила все это водкой и поняла, что ее трясет уже с ног до головы.

– Идиоты, – всхлипнула Люся, кое-как заварила чай, но в ванную взяла с собой бутылку водки. – А этот вообще дрянь.

Какой уж тут здоровый образ жизни с такими стрессами.

Погрузившись в горячую воду, Люся вспомнила видео с сырым мясом, и ей снова поплохело.

Что там спросил Ветров? Знали ли эти придурки про ее архаичную форму?

Собирались… Что они собирались сделать, если бы Люся все-таки перекинулась?

Она просто испугаться как следует не успела! В вариантах «бей», «беги» или «замри» Люся всегда выбирала бить, страх приходил позже. Если бы мозг воспринял происходящее как смертельную опасность, то от нее, быть может, уже мокрого места не осталось бы!

Захотелось позвонить Великому Моржу и наорать на него со всей дури. Как он допустил такое?! Или специально? Чтобы набрать больше материалов дела?

Откуда они узнали ее адрес? Как попали в подъезд? Почему были уверены, что смогут проникнуть в квартиру? Откуда эфэсбэшники так быстро узнали о произошедшем?

Ничего не помогало – ни капли, ни таблетки, ни водка, ни теплая ванна. Мысли крутились в голове со скоростью взбесившихся суматошных белок.

– Завтра, Люсенька, все завтра, – ласково сказала она самой себе, – сегодня – спать.

И снова заплакала, размазывая по щекам ароматную пену.

– Люсь, а Люсь?

– М-м?

Что-то ледяное коснулось ее век, она вздрогнула и попыталась сбросить это.

– Лежи спокойно, – сказала Нина Петровна, – это ложки. Я их специально в морозильнике заморозила. Рыдала почти всю ночь? Глаза опухшие теперь.

– Имею право и порыдать. – Люся поморщилась, но послушалась. – Есть повод.

У нее было ощущение, будто ее переехал бензовоз. Болела голова, ныла нога, тянуло в груди.

– А вот Дейенерис Таргариен ни за что бы не стала рыдать из-за двух сопляков.

– Ей в лицо дихлофосом не брызгали!

Хотя, если подумать, драконы почти лягушки. Только летают и малость крупнее. Так что Люся сама себе дракарис.

– Если бы я была в тот момент в твоей квартире, смогла бы тебя защитить, – вздохнула Нина Петровна. – Домовики сильны на своей территории. Но я смотрела сериал!

Отбросив в сторону ложки, Люся села на кровати и криво улыбнулась.

– Как я их тростью! Хрясь! Хрясь! Они аж обалдели! Не ожидали, бестолочи! Нина Петровна, я голодна как стая волков. И кажется, со вчерашнего дня стала вегетарианкой.

– Еще чего, – фыркнула старушка. – Люсенька, я закажу на сегодня уборку? Твоя квартира похожа на поле боя.

– Угу.

Люся встала, кряхтя, потерла виски и сказала злобно:

– А лучше бы я вашего внука тростью хряснула.

– Ничего, еще успеешь, – утешила ее Нина Петровна.

Первым делом нужно было встретиться с Великим Моржом.

Остальное потерпит.

Ветров, как и накануне, уже сидел за столом, когда Люся, одетая еще более броско, чем обычно, а и обычно было на грани, вошла в кухню. Хромота усилилась, и каждый шаг отдавался болью в затылке.

– Доброе утро, – холодно произнес он, читая телефон. – Твои журналисты за ночь раздули из крохотной искры целый пожар.

– С утра шаришься по информационным помойкам? – процедила Люся. – Что касается крошечной искры… Хочешь, я тебе тоже брызну дихлофосом в морду? Посмотрим, как тебе это понравится.

– Я принесу, – вызвалась Нина Петровна, – у меня где-то есть.

– Давайте сначала позавтракаем, – милостиво решила Люся и села, поморщившись, на свое место.

Ветров бросил на нее взгляд поверх телефона, отложил его в сторону, достал из кармана флешку и щелкнул по ней ногтями, отправляя по столу. Флешка заскользила по отполированному дереву и пластиковым боком стукнулась о чашку Люси.

– И что это? – спросила она хмуро, хотя догадаться было не так уж и сложно. – Извинения? Не приму. Оставлю себе только флешку.

– Как угодно. – Он пожал плечами и вернулся к овощному суфле.

– Ваш внук, Нина Петровна, – принялась жаловаться Люся, – вчера самым гнусным образом воспользовался моим беззащитным состоянием. Вы можете избавить меня от его физиономии хотя бы за завтраком?

– Так ведь по вечерам, деточка, он еще хуже, – огорченно сообщила старушка.

– Протестую, – возразил Ветров, – это не самое гнусное, на что я способен.

– У маренов черная душа и полное отсутствие моральных принципов. – Нина Петровна сердито отодвинула тарелку и вышла из кухни, совершенно выведенная из душевного равновесия.

Люся посмотрела ей вслед и спросила у Ветрова:

– Почему ты живешь с бабушкой, которая тебя не выносит?

– Не твое дело, – ответил он, тоже поднялся и запнулся о прислоненную к столу трость.

Покрутил ее в руках, разглядывая черного пуделя, утомленно поджал губы, а потом вдруг наклонился и положил руку на Люсино больное колено. Она дернулась и машинально вцепилась зубами ему в плечо, пытаясь прокусить плотную ткань костюма. Сосед охнул, но руку не убрал. Люся сомкнула челюсти плотнее, а потом поняла, что боль в ноге хоть и не ушла совсем, но стала не такой зудящей. И выпустила Ветрова из зубов.

– Вот это, – все еще низко наклоняясь над ней, сказал он, и Люся снова ощутила вчерашний острый дискомфорт от его близости, – было извинением. А теперь мне пора на укол от бешенства.

Ветров направился к выходу, бормоча себе под нос, что собака бывает кусачей только от жизни собачьей.

И Люся осталась одна.

Завтрак явно не задался, но по крайней мере без строгого надзора Нины Петровны она смогла позволить себе огромный бутерброд с маслом и вареньем.

Глава 5

Великий Морж не брал трубку, а его секретарь сообщила, что в ближайшие дни он будет слишком занят, чтобы принять Люсю.

У консьержки ей удалось выяснить, что подростки-идиоты вошли в подъезд через подземный паркинг, откуда на лифте поднялись на нужный этаж. Паркинг открывался с брелка, но у гаденышей он был – консьержка успела сунуться в записи камер, пока их не изъяли, и своими глазами видела, как они им воспользовались.

И это открытие окончательно вывело Люсю из себя. Одно дело – психически неуравновешенные, агрессивные мальчишки, у которых гормональная перестройка. Взбрело им в голову напасть на женщину, схватили что нашли и побежали. И другое – преступники, которые явно готовились.

Совершенно взбешенная, Люся даже не сразу решилась выехать из паркинга – от ярости у нее перед глазами мельтешили разноцветные мухи.

– Надеюсь, – пробормотала она, – что их посадят на веки вечные. Марья, – обратилась она к голосовому помощнику и все-таки тронулась, – расскажи мне о видовом колдовстве маренов.

– Марены, – донесся из динамиков неуместно жизнерадостный голос, – третий по редкости вид. Самыми редкими считаются коркоры лютые, которые в прежние времена умели оборачиваться огромными ящерами о трех головах, известными в фольклоре как Змей Горыныч. Последние триста лет сведений о появлении огромных ящеров не поступало, и ученым до сих пор неизвестно, утрачена эта способность окончательно или коркоры не пользуются ею, чтобы не быть истребленными. В нашей стране всего шесть легальных коркор…

– Я спросила тебя о маренах, – перебила ее Люся.

– Марены, – бодро откликнулась Марья, – третий по редкости вид. На втором месте стоят архи – то есть те, кто все еще может перекидываться в архаичные формы: животных, птиц или всяких гадов.

– Сами вы гады, – обиделась Люся. – Бесхвостые земноводные вообще-то!

– Еще три тысячи лет назад животный и человеческий мир являлся одним целым, и каждый мог принимать оборотную ипостась и возвращаться обратно. Но потом пришли яги и встали на границах миров. Они охраняли живых от мертвых и мертвых от живых, а также разграничили человеческий мир и животный. В фольклоре они нашли свое отражение в образе Бабы-яги. До нашего времени сохранилось всего шесть архаичных форм: лебедя, медведя, волка, змеи, лягушки и оленя.

– Видовое колдовство маренов! – закричала Люся и укусила себя за губу.

Кричать на нейронку – это, конечно, приятно, но глупо.

– Марены, – Марья снова завела свою волынку, – третий по редкости вид. Согласно народным сказаниям это дети богини зимы Морены и бога смерти Чернобога. Мрак, мор, марен – слова одного этимологического ряда. За современными маренами до сих пор тянется шлейф страха и ненависти. Считается, что они чрезмерно похотливы, аномально алчны и способны проклясть или навести порчу. Видовое колдовство маренов, как правило, заключается в способности к принуждению и запугиванию. У некоторых особо чувствительных людей слишком долгий и близкий контакт с маренами способен вызвать слабость, тошноту, головные боли и общее ухудшение здоровья.

– А исцелять марены умеют?

– Способности к исцелению других людей очень слабые, и марены неохотно ими пользуются, поскольку это противоречит их натуре. Однако было зафиксировано два подобных прецедента, в обоих случаях маренам пришлось долго восстанавливаться. Зато саморегенерация у них на высоком уровне.

– Долго – это сколько? – заинтересовалась Люся.

– Около четырех недель.

Ну хоть одна хорошая новость! В ближайший месяц Ветров будет беспомощным аки зайка.

Тем и утешившись, Люся врубила музыку погромче.

– Внимание, господа журналисты, вопрос. – Люся влетела в редакцию, впервые за долгое время почти не хромая, и притормозила в центре офиса. – Кто в наше время пользуется дихлофосом?

– Шеф, ты как? – Зорин бросил зевать во весь рот и изобразил нечто, отдаленно похожее на тревогу.

Он ложился спать в восемь вечера и просыпался в четыре утра, поэтому бессонная ночь еще больше притормаживала ворчливого флегматика.

– Прекрасно, – язвительно отозвалась Люся, – лучше не бывает. Просто всем на зависть.

– Про дихлофос мы дали дополнение в четыре утра, – недовольно буркнул Леня Самойлов, до смерти надоевший Люсе племянник Великого Моржа. – Ты до сих пор не читала? Спала в свое удовольствие, пока мы вкалывали?

Вспомнив, как ее перетрясло вчера, а еще – отвратительное давление Ветрова, Люся поняла, что все. Больше она терпеть не может.

Великий Морж сам виноват: надо было держать своих экстремистов подальше от нее и отвечать на звонки.

– Вот что, Ленечка, – произнесла она с угрожающей нежностью, – напиши ты мне, милый мой, заявление по собственному и выметайся отсюда.

– Обалдела? – Он некрасиво разинул рот.

Тут даже Зорин проснулся и переглянулся с тихой Машей Волковой, которая по такому случаю осторожно стянула наушники. Они оба переводили глаза с шефа на Самойлова, а их пальцы торопливо стучали по клавиатуре – владения методом слепой печати Люся требовала от всех своих сотрудников. Журналисты всегда журналисты, и теперь они автоматически вели репортаж с места событий в одном из закрытых от начальства рабочих чатов.

– Самойлов, давай без митингов, – устало сказала Люся. – Не вынуждай меня звонить юристам и просить их искать веские причины. Мне надоело переписывать твои тексты, извиняться за твое хамство и платить по судам.

– На Носова чаще в суд подают!

– Носов на каждую цифру и букву готов предоставить все фактчекинги, – рявкнула Люся, – а ты берешь свои данные с потолка.

Уязвленный едва не до слез Самойлов покрылся некрасивыми пятнами.

И это он еще не знает, что за него просил дядя, а то совсем обнаглел бы.

Желание сделать какую-нибудь гадость Великому Моржу стало таким острым, что у Люси даже нос зачесался. Считалось, что у архов ее вида развиты женская мудрость и интуиция и что они способны помочь сделать карьеру любому мужчине – не тужи, поспи, утро вечера мудренее и прочая хрень. Люся за собой такого ни разу не наблюдала, но теперь задумалась: может, желание напакостить Великому Моржу – это она и есть? Вековая женская мудрость?

– Ты просто перетрусила вчера, – прервал ее жалкие попытки самоанализа Самойлов, – вот на мне и срываешься. Пойду-ка я, пожалуй, в отпуск на недельку. Как раз перестанешь истерить.

Был бы Носов в редакции – выставил бы поганца в два счета, всякий приличный кимор обожает свары и драки. Но ни интеллигентный боян Зорин, ни тихая домовиха Волкова к скандалам приспособлены не были, а Люсе не хотелось пачкаться.

Надо взять марена в штат, пусть запугивает всех неугодных.

Наклонившись над рабочим столом Самойлова, Люся оперлась о поверхность обеими руками и, хищно улыбнувшись, велела:

– Ступай-ка ты, Леня, в бухгалтерию и отдай заявление по собственному. Иначе, клянусь, я дам тебе такую рекомендацию, что тебя даже в самую желтую газетенку никто не возьмет.

– Ну и дрянь же ты, Люся, – выплюнул он, вскочил, едва не опрокинув монитор, дернул с вешалки свою куртку и вышел, оглушительно хлопнув дверью.

Старенький дом застонал от возмущения.

– Так, – Люся сделала глубокий вздох, – что там с дихлофосом?

– Один из наших подписчиков, продавец в хозяйственном, вспомнил, что две недели назад двое подростков купили у него дихлофос. Он еще удивился, на фига им, – торопливо сказал Зорин.

– Две недели назад, – глухо повторила Люся. – Значит, наше интервью с русалкой тут ни при чем.

– Угу.

– Есть информация по этим уродам?

– Ну, – это заговорила Волкова, – тот, который жрал на камеру сырое мясо…

– Банник.

– Ага. Сын министра.

Люся оглушительно фыркнула.

– Алло, это прачечная? Пердячечная! Министерство культуры, – процитировала она древний анекдот и села на опустевший стол. – И министр чего у нас мама или папа?

– Образования, – иронично ответил Зорин.

– А потом говорят, что мы плохие и обижаем хороших чиновников на ровном месте. – Люся взмахнула тростью, как мечом. – А мы что? Мы ничего. Примус починяем. Что еще важного удалось выяснить?

– Второй – сын мелкого бизнесмена, ничего интересного. Мальчики малость психи, судя по их постам. Наши юристы сообщили, что на них еще три месяца назад был запрос сама знаешь откуда.

– Ответили?

– Согласно законодательству. Родители одноклассников пишут, что неоднократно обращались к директору их элитной гимназии с требованием оградить детей от этих неуравновешенных и опасных отроков. Директор никак не реагировала.

– Мама минобр – это аргумент, конечно. С директором созвонились?

– Так не успели еще, Люсь. Носов в командировке, а Самойлова ты выставила. Пашем, как рабы на галерах.

– Я сама позвоню, – кивнула Люся, – потычу еще палочкой в полицию и силовиков. Арбайтен, пупсики. Про обычную текучку не забываем.

– Если мы станем умертвиями от ранней и обидной смерти на рабочем месте, ты будешь защищать наши права? – кротко спросил Зорин.

Люся послала ему воздушный поцелуй и отправилась к себе.

До позднего вечера ей было некогда поднять голову от компьютера. Она редко впрягалась в работу на уровне исполнителя, но сейчас в редакции действительно не хватало рук. Ну и голов, что уж там.

Она позвонила директору гимназии, где учились ее дихлофосчики, и выслушала длинную гневную тираду о том, что интернет-портал паразитирует на неустойчивой подростковой психике и делает только хуже, поскольку широкая огласка может привести «запутавшихся школьников» к нервному срыву.

– А как же мой нервный срыв? – изумилась Люся.

– Вы лицо заинтересованное и необъективное, поэтому должны держаться от этого дела подальше, – заявила директриса и бросила трубку.

Вот тебе и на!

Тут на связь вышел Носов, все еще пребывающий в командировке в городе, где изнасиловали, убили и превратили в русалку хорошую девочку Лену Афанасьеву, и сказал осторожно:

– Шеф, а ты фамилию лесовика видела? Который не сын министра.

– Ну Баринов.

– Не ну Баринов, а сын твоего Баринова. Аптекаря.

Люся не стала спрашивать, уверен ли Носов в этой информации. Он всегда был уверен и всегда излагал голые факты.

Значит, второй нападавший – сын ее любовника, которому Великий Морж предрекал большие неприятности с законом.

Этого только не хватало.

– Ты когда обратно, Кость?

– Завтра приеду. Насильников и убийц изловили и закрыли, к ним меня не пустят. Пока следственные действия, пока суд – это надолго. А ты, я слышал, журналистами направо-налево разбрасываешься.

– Да достал меня этот Самойлов!

– Ага. Обиженный банник – как раз то, чего тебе не хватало для полного счастья.

Люся хмыкнула.

Если бы она спросила голосового помощника Марью о банниках, та рассказала бы ей: этот вид настолько распространен, что никто и не считает, сколько этих поганцев по миру расплодилось. Чаще встречались только домовики, пожалуй.

Много столетий не было в крестьянском дворе никого страшнее и коварнее банника, как не было места опаснее бани. Недаром, входя внутрь, люди снимали крестики и обереги – ведь они попадали в обитель воды, принадлежащей миру мертвецов. В банях обнажались, грешили, рожали, сбрасывали с себя грязь, в бани приходили гадать. И в вихрях всей этой энергии распрекрасно чувствовали себя зловредные существа, обожающие обрызгать горячей водой, напустить угару, содрать кожу, подменить оставленного без присмотра ребенка на пучеглазого заморыша или уходить кого-то до беспамятства.

Банников задабривали, оставляя после себя только чистую воду и веники, а потом перестали, уверовав в канализацию и ванные. И тогда банники вышли в мир и стали жить вместе с людьми.

А Люсе теперь страдать из-за возможной мести обиженного Лени Самойлова?

– Возвращайся быстрее, – попросила она Костю Носова и едва опять не заплакала от того, что огромный и злой мир пытался сожрать маленькую Люсю Осокину.

Пришлось вытаскивать Лешу Баринова из черного списка в телефоне: двадцать три пропущенных и сорок пять сообщений.

Прелестно.

– Люся, ты охренела?! – сразу завопил Баринов, ответив на первом гудке. – Я на тебя в суд подам за раскрытие персональных данных моего сына на твоем портале! Ты что себе вообразила? Что за семнадцатилетних мальчишек некому вступиться? К твоему сведению, они несовершеннолетние.

– К твоему сведению, – перебила его Люся, – эти мальчишки пришли ко мне с ножом!

– А ты не понимаешь, какой у них возраст?

– Леша, – рявкнула Люся, – ты эти душещипательные аргументы судье приводи! А мне будь добр объяснить, какого икса твой сын напал на меня в моей собственной квартире!

– Что это еще за слово такое – напал? Ты же журналист, должна выбирать выражения. Пришел поговорить и немного вышел из себя.

– Ты серьезно? – грустно спросила Люся. – Так себя будешь вести? Он знал о наших с тобой отношениях?

– Мой сын – лесовик. Им тяжело среди людей, это огромное давление…

– Ну так и перевел бы его в сельскую школу. Я тут при чем?

Баринов помолчал, тяжело дыша в трубку.

Тоже банник, между прочим, как и Самойлов. И почему бы Люсе не найти себе хозяйственного домовика, пылкого ярила или ответственного яга? Что ее тянет вечно не пойми на кого?

– Не было у нас никаких отношений, – открестился Баринов. – Так, минутное увлечение. Ты ко мне липла, ну а я – мужчина.

– Твой сын об этом знал? – переспросила Люся, твердо намеренная не реагировать на провокации.

Она знала, что ее хахаль недавно развелся и что сын его живет теперь с матерью. Мог ли бестолковый подросток решить, что это Люся виновата в разводе родителей?

– Понятия не имею, – огрызнулся Баринов. – Ребенок со мной уже полгода не разговаривает.

– Высокие отношения, – насмешливо уколола она, сбросила вызов и вернула контакт в черный список.

Снова позвонила Великому Моржу и еще раз выслушала предложение оставить голосовое сообщение.

Потом попыталась выяснить новости о расследовании у пресс-службы ведомства, но там стояли насмерть: пока сообщить СМИ нечего. Пострадавшим – тем более.

– Уйду жить на болота, – пообещала себе Люся, – подальше от всяких козлов.

Домой она вернулась только к десяти вечера и долго сидела в машине, не решаясь покинуть безопасный салон и выйти в запятнавший свою репутацию паркинг.

В окно постучали, и Люся крупно вздрогнула, едва не ударив по газам.

Снаружи стоял Ветров – такой же усталый, серый, как и она.

– Медитируешь? – уточнил он, когда Люся чуть-чуть опустила стекло.

Она вздохнула и выбралась из машины. Направляясь к лифту, заметила:

– Поздновато домой приходишь, товарищ майор.

И только тогда сообразила, что так и не открыла записи на флешке. Не до того ей было.

– На себя посмотри, – буркнул Ветров.

Люся вошла в кабинку и забилась в самый дальний угол. Ничего, ее верная трость все еще при ней.

– Слушай, – спросила она, потирая глаза от усталости и не боясь испортить макияж, почти дома же, – а у тебя нет брата? Такого же неприятного и пугающего, как ты?

– А тебе с какой целью?

В ярком освещении она поймала немилосердное отражение в зеркале: весь возраст как на ладони.

Ботокс вколоть, что ли?

– Хочу завести злобного сотрудника, чтобы люди от него шарахались, – честно ответила Люся.

– Заведи собаку, – усмехаясь, посоветовал Ветров.

– Чтобы она меня сожрала, если я перекинусь?

– Господи, – он скривился, – Люся тридцать три несчастья.

Лифт тихо тренькнул, двери плавно разошлись в стороны.

Она лишь на мгновение замешкалась, прежде чем вставить ключ в замок.

– Зайти с тобой в квартиру? – равнодушно спросил Ветров, наблюдая за ней.

На секунду захотелось ответить согласием, но Люся вспомнила, как плохо ей было вчера под тягостным колдовским давлением.

– А Нина Петровна? – спросила она, остановившись на пороге. – Ей тоже от тебя плохо? Как вы вообще рядом с другими людьми живете?

– Другие, – пожал он плечами, – не реагируют так резко. У каждого свой порог чувствительности.

Вот поэтому марены предпочитают ярил – потомство Ивана Купалы же, им любая нечисть хоть бы хны.

– У всех способности как способности, – огорченно пробормотала себе под нос Люся и наконец вошла в квартиру.

Здесь пахло чистотой и базиликом. Нина Петровна под сериал вязала огромный кигуруми.

– Люсь, а Люсь, – позвала она, – а если бы Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро расследовали одно преступление наперегонки, кто бы победил?

– Мисс Марпл, – ответила Люся уверенно и принялась стягивать высокие сапоги.