Текст книги "Белоснежный роман"

Он смотрел на нее прямо, серьезным задумчивым взглядом.

Опять он на нее смотрел.

Но продолжалось это всего несколько секунд. После чего Вольский протянул через стол руку, осторожно пожал ее пальцы и твердо уверил:

– Все будет хорошо. Обязательно.

– Я надеюсь, – ответила она.

– А знаете что, – вдруг предложил он, продолжая держать ее ладонь, – давайте устроимся в лобби-баре в холле, там у них очень уютно и диваны-кресла удобные, закажем кофе и вина, если захотим, и вы мне расскажете поподробней о своих яблонях и работе.

– Вам что, это интересно? – с удивлением посмотрела она на него.

– Очень, – уверил он с самым решительным и серьезным видом.

– Ну давайте, – с большим сомнением согласилась Настя и выдвинула свое условие: – Только тогда и вы мне расскажете о своей работе.

– А вам что, это интересно? – усмехнувшись, переадресовал он ей ее же вопрос.

– Очень, – заулыбалась Настена в ответ.

Вольский призывно махнул рукой официанту, торопясь расплатиться, и Настя тут же вспомнила о том, что намеревалась обязательно осадить повадившегося платить за нее Максима Романовича.

– Максим Романович, мне не нравится, что вы уже дважды расплатились за меня. Это неправильно, – с независимым видом заявила она.

– Насть, – отмел он все ее возражения четким мужским безапелляционным тоном, – это нормально, что мужчина платит, когда приглашает девушку в ресторан, в кино, в театр, да везде, где бывает с ней. Это нормально, – повторил он с нажимом и расстановкой. – И естественно. Неестественно и ненормально иное поведение. Для меня так. И так и будет всегда. К тому же напомню, что вы не в своей столице.

– Почему вы решили, что столица моя? – удивилась она.

– Потому что вы из Москвы, – уверено хмыкнул Вольский.

– Вообще-то я прилетела из Новосибирска, работаю и живу там, – напомнила Настя.

– Не больше пяти лет, – уточнил Максим Романович и пояснил: – Это видно. Как видно и то, что вы москвичка. Север, он меняет людей, но не сразу. Лет за пять привычки к Северу еще не выработается, только кое-какие необходимые навыки безопасности и жизни, а вот уже через десять лет другое дело. А у вас ни привычки, ни навыков пока нет.

– Это да, – вздохнув, призналась Настена. – Я действительно из Москвы в Новосибирск приехала четыре года назад, вернее не совсем из Москвы.

– Вот вы мне сейчас про все это и расскажете, – бодрым тоном распорядился господин Вольский и принялся рассчитываться с подошедшим официантом.

Настя по привычке сунулась в сумочку за кошельком, но нарвалась на предупреждающий взгляд Вольского и лишь бессильно махнула рукой – ну настаивает, и ладно. Пусть сам платит.

Между прочим, приятно. Вот честное слово. За вас давно платили мужчины? Вот то-то же.

Такое давно забытое чувство, когда мужчина берет хотя бы такую ответственность на себя, от которого она, не упомнишь когда, отвыкла. На самом деле все мужчины, с которыми пересекалась Настя последние годы: коллеги, знакомые, друзья и даже ухажеры – по умолчанию везде расплачивались сами за себя; даже когда был один чек на двоих – мужчины проверяли чек, складывали в голове цифирки и выкладывали купюры только за себя или платили карточкой, а после оглашали, сколько ему должна отдать девушка. Так повелось, так отчего-то стало привычно.

Как там сказала одна феминистка? «Войну полов женщины выиграли, теперь кормят и содержат пленных».

Вот так. Все просто.

Только вот не с этим мужчиной, обладающим внешностью облагороженного мафиози.

В лобби-баре и на самом деле были удивительно удобные, мягкие кожаные диваны и кресла, при этом довольно высокие, так что не приходилось низко сидеть и наклоняться к кофейному столику между своих колен, а после выбираться из их нутра, как из ямы.

От любых напитков Настя отказалась, потому что и так уже напилась и смузи, и отвара и чувствовала себя заполненным доверху сосудом.

Вольский же заказал себе еще чашку капучино. И развернувшись боком на нешироком диване на двоих так, чтобы лучше видеть Настасью, поерзал, устраиваясь поудобней, и приступил к расспросам:

– Ну, расскажите мне, как вы вообще решили выбрать себе такую неожиданную профессию?

– Максим Романович… – начала было говорить она, но он перебил:

– Давайте, Настя, перестанем тревожить моего батюшку. Обращайтесь ко мне по имени. Договорились? – мягко потребовал он.

И этот про батюшку! То Константин вчерашний, теперь герой-вертолетчик! Что ж они батюшек своих не беспокоят излишне-то, фамильярность предпочитая? Настасья посмотрела на него долгим изучающим взглядом и неожиданно спросила:

– Максим Романович, сколько вам лет?

– Сорок, – коротко ответил он.

– А мне тридцать, – сообщила она и пояснила: – Мы с вами мало знакомы, и вы старше на десять лет, мне неудобно обращаться к вам по имени.

– Это очень замечательно, что на десять! – произнес с воодушевлением Вольский, обрадовавшись непонятно по какой причине.

– Почему? – подивилась Настена.

– Мне казалось, вам не больше двадцати пяти. Да и выглядите вы совсем девчонкой, – объяснял он в полной уверенности, что она его отлично понимает. – Пятнадцать лет разницы, конечно, не критично, но уже ощутимо. Другое поколение. А так нормально: когда вам было десять, это уже осознанный, почти взрослый человек, и вы помните все, что происходило в те годы, как и чем жила страна. А мне в то время было двадцать. Да и хорошо: вы будете всегда молодой, а мне придется держать форму, чтобы соответствовать.

– Это вы вообще сейчас про что, Максим Романович? – недоумевая, осторожно поинтересовалась Настена.

– О жизни вообще. Рассуждаю, – спокойненько так ответил он, как о чем-то само собой разумеющемся, и перескочил на иную тему: – Расскажите, Настя, мне про свои яблоньки.

И она начала рассказывать.

Помолчала немного, внимательно рассматривая его, а потом как-то неохотно, с натугой начала перечислять какие-то общие сведения и неожиданно вдруг увлеклась, ощутив истинный, неподдельный интерес, который он проявлял к ее рассказу.

И, погрузившись в тему, вспомнила с самого начала, как стала еще до Новосибирска разрабатывать и придумывать новый сорт на основе дикоросов, как из-за этого пришлось переехать в Новосибирск, в условия, близкие к тем, в которых придется его культивировать.

Он слушал внимательно, задавал много уточняющих вопросов, а она загорелась, раскраснелась, вдохновилась.

И он смотрел на нее, погружаясь в ее мир и в ее увлеченность, и сердце у него в груди как-то странно трепыхалось.

– Простите, что беспокою.

Неожиданно раздался мужской приятный голос, обратившийся к ним подчеркнуто мягко и уважительно. Вольский с Настей, захваченные беседой, и не заметили, как к ним кто-то подошел, и разом повернули головы. Говоривший оказался мужчиной среднего возраста, коренной национальности, облаченный в темный костюм хорошей фирмы и белую рубашку без галстука. Крепкий такой дядька, подтянутый, строгий, с непростым цепким взглядом.

– Максим Романович, – обратился он к Вольскому, чуть кивнув уважительно Насте. – Есть одно дело к вам. Вернее просьба.

– Олег… – протянул, вспоминая, Вольский.

– Борисович, – напомнил мужчина.

– Точно, – коротко улыбнулся ему Максим. – Я вас помню.

– И все же представлюсь, – светски любезно улыбнулся в ответ мужчина. – Тимирдяев Олег Борисович. Начальник службы безопасности этой гостиницы. – И спросил, указав рукой на кресло: – Разрешите?

– Конечно, – гостеприимно развел руками Вольский и предложил: – Что-нибудь выпьете?

– Нет, благодарю, – отказался Олег Борисович, устроившись в кресле и кинув быстрый, но вполне красноречивый взгляд на Настю, повторился: – У нас тут одна проблема возникла, нужна ваша помощь.

– Вы смело можете излагать все при Анастасии Юрьевне, – произнес Вольский тоном, исключающим возражения.

Что-то из молчаливой декларации. «Она со мной, под моим покровительством, как-то так – извечные мальчуковые дела и игры в авторитеты», – отчего-то весело подумала Настя.

– Хорошо, – принял предложенный расклад Тимирдяев и, задумавшись буквально на пару минут, кивнул головой: – Так даже лучше, наверное, будет. – И, вздохнув, приступил к изложению просьбы. – Тут такое дело, – посмотрел он в глаза Вольскому. – У нас пропал один гость.

– Фигасе, – неинтеллигентно прокомментировал столь сильное заявление Максим Романович. – Что значит – пропал?

– Да вот то и значит, – перешел на доверительный тон безопасник. Расстегнул пуговицу пиджака и скорбно вздохнул. – Вчера, как и большинство постояльцев, приехал из аэропорта, заселился в люкс, выпил чашку эспрессо в ресторане и удалился в номер.

– Это такой импозантный мужчина? – уточнила Настя. – Эдуард Олегович?

– Да, – подтвердил Олег Борисович, посмотрев на нее вопросительно.

– Он вчера сел за соседний с моим столик в ресторане, и мы немного поговорили. Он представился, фамилия, кажется, Кипрелов, если не ошибаюсь, – разъяснила свою осведомленность Настя.

– Не ошибаетесь. Кипрелов, – подтвердил безопасник и продолжал рассказывать: – Утром горничная пришла в VIP убирать и менять белье, таблички «Не беспокоить» не было, она постучала, как положено, ответа не дождалась, открыла и вошла в номер. Постояльца в номере не оказалось. Постель не тронута, и на ней явно никто не спал. Вроде бы нечему удивляться, мало ли где и с кем проводит время постоялец. Это его право. Да только из-за метели, перешедшей в буран, из гостиницы никого не выпускают, мы даже двери заперли, чтобы ветром не сорвало и не распахнуло, да и невозможно при таком буране выйти. Горничная, девушка сообразительная и разумная, сразу поняла, что что-то не так с этим гостем. По логике, если у него какой амур тут образовался, то женщину лучше привести в люкс, чем самому идти в обычный номер. А господин этот из тех, кто своим комфортом дорожит. Зина на всякий случай убирать не стала, а пришла ко мне и сообщила об отсутствии гостя. Мы с ребятами посмотрели записи видеонаблюдений. После оформления он зашел в номер, потом портье доставил его вещи и ушел, чуть позже вышел сам гость и отправился в ресторан, а вот после ресторана он в свой номер уже не возвращался.

– Совсем? – быстро спросила Настя.

– Совсем, – кивнул Олег Борисович.

– А у вас везде установлено видеонаблюдение? – оживленно, увлекшись, расспрашивала она.

– В номерах, в некоторых подсобных помещениях, в сауне и бане не установлено, а так везде.

– И все работает?

– В том-то и дело, что не все, – тягостно вздохнул Олег Борисович. – Как только задуло, у нас «полетели» все камеры наружного наблюдения. Хотя не должны бы: оборудование последнего поколения, цифровое, с большим запасом прочности и температурного режима, а вот на тебе. Потом засбоили внутренние камеры, и кое-какие отключились совсем, а некоторые дают рябую, размытую картинку. Техники до нас не дойдут сегодня, понятное дело. Есть у меня в охране один парень, который разбирается в этом немного больше других, он посмотрел и сказал, что на первый взгляд это какой-то системный сбой, но определить быстро не получится, надо бы отключить всю систему наблюдения, а потом запустить заново. А как ее выключишь, когда полная гостиница постояльцев? Вот разъедутся, тогда и будем менять.

– То есть, – снова встряла Настя со своим дотошным любопытством, – если подвести итог, видеосистема хоть и работает, но не вся и с большими сбоями, и обнаружить, куда делся этот Эдуард, вам не удалось?

– Не удалось, – подтвердил Олег Борисович, с большим сомнением покосившись на нее.

– А какие действия вы уже предприняли? – продолжала выспрашивать Настя. И торопливо добавила, заметив совсем уж удивленный ее активной любознательностью взгляд. – Ну, вы же наверняка что-то уже предприняли?

– Наверняка, – подтвердил Тимирдяев и доложил, переведя взгляд на Максима: – Проверили всю гостиницу от чердака до подвала. Все служебные помещения, гараж, кладовые, баню-сауну, зимний сад, морозильники, кухню. Все, кроме номеров постояльцев.

– Что-нибудь странное нашли? – не унималась Настя.

– Только одно: отпертую дверь черного хода, – не очень охотно все же ответил он и добавил: – Только в нее никто не выходил и не входил. Следов нет.

– Понятно, – на сей раз вздохнула Настена и опередила Олега Борисовича: – Теперь вы хотите проверить номера постояльцев? Так?

– Да, – подтвердил он с намеком на улыбку и снова перевел сосредоточенный взгляд на молчавшего Вольского. – Вот тут и возникает наша просьба. Максим Романович, вы могли бы пройти с нами по номерам, так сказать, в качестве свидетеля или понятого, уж как больше нравится, чтобы не возникло потом лишних претензий к персоналу гостиницы.

– Почему я? – спросил Вольский.

– Вы человек, в наших краях многим известный. У вас репутация, – пояснил Тимирдяев.

– Я ж не Филипп Киркоров, Олег Борисович, – выразил неудовольствие Вольский, чуть даже скривившись. – И мою известность вы явно преувеличиваете.

– Но вы при звании, в каком-то роде представитель государственных органов. И, как бы ни скромничали, все-таки известная личность и умеете командовать и руководить. К вашему слову прислушаются.

– Мы пойдем, – со всей уверенностью заверила Тимирдяева Настасья, прервав это легкое мужское противостояние, когда один настаивает, а второй ищет повод отказаться.

– Да, – посмотрел на нее безопасник. – Я хотел бы пригласить и вас в качестве свидетеля, Анастасия Юрьевна.

– Тогда идемте, что мы сидим! – подскочила с места Настена. – Надо же все выяснить.

– Вот и хорошо! – порадовался безопасник, поднимаясь с кресла, и вопросительно посмотрел на Вольского.

Тот их воодушевления разделять не торопился и о чем-то сосредоточенно думал с не самым благостным выражением лица. Посверлил взглядом Тимирдяева, посмотрел на Настю и таки поднялся.

– Ладно, ведите, – не очень охотно, но все же согласился Максим Романович.

И придержал Настасью, рванувшую было в порыве чрезмерного энтузиазма вперед, мягко, но настойчиво притянув и прижав ее руку к своему боку, когда Олег Борисович, коротко кивнув, поспешил к стойке ресепшена дать распоряжение и позвать Александру Николаевну.

– Тебе все это нравится, да? Интрига, загадка? У тебя вон аж глаза загорелись, как у кошки, почуявшей мышь, – спросил Вольский почти строгим тоном.

– Мы перешли на «ты»? – удивилась Настасья с видом манерной барышни и, вывернув неудобно голову (неудобно – оттого что он прижимал ее к себе), вопросительно посмотрела на него.

– Ты втягиваешь меня в этот обыск и дала согласие от моего имени, объединив нас в «мы». Так что да, мы теперь на «ты».

– Но вы бы согласились и без меня, – упорствовала Настена. – И я не могу вот так сразу перейти на дружеское, панибратское «ты» с малознакомым человеком.

– А я собираюсь стать тебе многознакомым человеком и все равно планировал сегодня перейти на это самое «ты», – отпуская ее, сказал он и добавил: – Вон идут уже проверяльщики твои.

И зря господин Вольский обозначил это мероприятие как «обыск». Ничего подобного. Многие номера были и вовсе пусты, постояльцы разбрелись по гостинице – кто в ресторане, кто в бане-сауне или в кинозале (и такой здесь имелся – в подвальном помещении). Кто-то выпивал в лобби-баре, кто-то предпочел прогуливаться по зимнему саду.

Куда-то ж деваться надо, если все попали под природный катаклизм и оказались наглухо запертыми в гостинице, не сидеть же сиднем в номерах.

Номера, где отсутствовали постояльцы, открывала Александра Николаевна, их очень быстро и четко осматривали. Ну а там, где постояльцы оказывались, «делегация» объясняла свое вторжение тем, что вроде как один из гостей перепутал свой багаж и надо бы удостовериться, что его чемодана здесь нет, чтобы избежать любых недоразумений.

Такую неприятность люди понимали и даже принимались помогать осматривать номер.

Лишь в одном сьюте произошла некрасивая ситуация.

Дверь открыла та самая девушка, которую сегодня утром заприметила в ресторане Настя и отнесла к столичным штучкам. Выслушав версию Александры Николаевны про перепутанные чемоданы и ее просьбу проверить номер, изложенную почтительным тоном, девушка ответила категорическим отказом:

– Нет у меня никакого чужого чемодана. В номер никого не пущу!

– Простите, но это очень важно, – принялась уговаривать Александра Николаевна.

– Да плевать мне, – коротко, но вполне доходчиво ответила девица с тем же брезгливо-раздраженным выражением на лице, которое, видимо, приклеилось к ней с утра. А может, и раньше.

«Намного раньше», – присмотревшись к девушке, подумала Настя.

– Ваше дружелюбие, Александра Николаевна, – не удержалась Настена от замечания, – похоже, не взаимно.

– А ты кто такая? – поперла на нее нахрапом девица.

– Ни-ни, боже упаси, – поспешила уверить ее Настя, замахав руками, – никто.

– Ну, вот и не вякай, раз никто, – обдала ее презрением девица и собралась захлопнуть дверь.

Но Вольский успел подставить ногу, не дав ей этого сделать.

– Извините, – произнес он совсем не извиняющимся тоном и глянул на дамочку своим особым взглядом мафиози перед кардинальным решением кадрового вопроса посредством отстрела бывших соратников. – Мы все же посмотрим. Ладно?

Развернутого ответа сам по себе заданный им вопрос не предполагал, а по форме и тону изложения так и вовсе даже не рекомендовал.

Девушка дрогнула, но все же ринулась качать права с некоторым запозданием:

– Вы не имеете права вторгаться в мой номер! Пошли вон! Я известный журналист, я…

И понеслось…

Выслушивать все грозящие ему беды Вольский не стал, а просто сдвинул девицу с дороги и быстро прошел в номер. Дама рысцой последовала за ним, продолжая пророчить что-то очень страшное с тяжелыми последствиями для его организма и карьеры, но хватать непонятного мужика за руки и грудью становиться на защиту номера все же поостереглась – ограничилась лишь декларациями о намерениях и держалась на пару шагов позади него.

Максим Романович, не отвлекаясь на ее присутствие и крики, быстро прошелся по номеру, проверил ванную и туалет и даже шкафы и столь же стремительно вышел из номера под истерический визг и мат девицы, перешедшей на личности всех присутствовавших. Захлопнув перед носом разбушевавшейся журналистки дверь, Вольский совершенно спокойным голосом сообщил остальным членам «делегации»:

– Нет там никого.

Девица продолжала верещать что-то грозно-ругательное через дверь, которую крепко держал за ручку Вольский, лишая ее возможности выскочить в коридор и выступить публично.

– Скандал будет, – расстроилась Александра Николаевна и приложила ладошки к запылавшим щекам. – Мы же не имели права к ней врываться без разрешения.

– Саш, не ерунди, – отрезал Максим Романович. – Нас четверо уважаемых, серьезных людей. Она одна недоделанная, выпендрежная, истеричная журналистка. Ее слово против нашего. Херня. Вы справитесь.

– Она из Москвы. Из известного журнала, – вздохнула Александра Николаевна.

– Да наплевать, – отрезал он. – Если дура, то хоть из ООН.

– Она хоть и дура, но известная в своих кругах, и со связями, а у нас репутация, – продолжала пугаться Александра Николаевна.

– У вас сейчас не репутация, а пропавший постоялец, – жестким тоном напомнил Вольский. – А эта, – он кивнул на дверь, за которой бушевала дамочка, – повыступает и уймется. Она даже снимать на смартфон не сообразила, просто орала, отводила душу. Видать, ее здесь все так достало и допекло в нашем захолустье, что давно требовалось на ком-то оторваться. Все, пошли дальше.

И отпустил дверь, которая мгновенно распахнулась: девица, тянувшая ее за ручку с другой стороны, по инерции вылетела в коридор и припечаталась к стене.

От неожиданности она ненадолго замолчала, но быстро оправилась, набрала воздуха в легкие и напоследок пообещала им матом что-то очень нехорошее.

Эдуарда Олеговича не нашли.

Пропал, вот точно, как сквозь землю провалился.

– И что дальше? – спросил Вольский, когда они вчетвером расселись вокруг стола в кабинете управляющего, куда их привела Александра Николаевна.

Старший администратор и начальник безопасности переглянулись, и Тимирдяев посвятил их в свои дальнейшие действия:

– Сообщим в полицию первым делом. Может, они и приедут. Но вряд ли, – он перевел взгляд в окно, вздохнул и снова посмотрел на них. – Все-таки не убийство, что им ехать. Тело же не нашли. Скажут опечатать номер до того, как погода утихнет, и все дела. Проверим еще раз все помещения и закутки. Да и все. А что мы можем? – развел он руками, словно оправдываясь. – Из начальства я да Александра. Управляющий в отпуске, она за него, мы даже смену персонала произвести не можем – не отпустим же людей в буран по домам, и транспорт не ходит, какое уж тут расследование.

– Ну, это понятно, – поддержал его Вольский и поднялся с места. – Тогда мы пойдем. Если снова понадобится наша помощь – обращайтесь.

И он галантно протянул руку Насте, чтобы помочь ей подняться со стула.

Галантность она проигнорировала, а Тимирдяева попросила:

– Олег Борисович, а можно посмотреть видеозапись, где Кипрелов выходит из своего номера?

– Зачем? – недоуменно уставился тот на нее.

– На всякий случай, вдруг вы что-то проглядели, а мы заметим, так сказать, «свежим глазом».

Тимирдяев посмотрел эдак вопросительно на Вольского в поисках поддержки, тот неопределенно пожал плечами, мол, «решай сам», и начальник безопасности решил:

– Ну, идемте, посмотрим, – и поднялся из-за стола.

Комната охраны, где находились мониторы видеонаблюдения, была оборудована по последнему слову техники, правда, и про удобства персонала не забыли, обставив этот кабинет эргономичной мебелью и наладив серьезную систему проветривания.

– Кстати, – обратилась Настя к Тимирдяеву и указала пальчиком на большое вентиляционное отверстие за решеткой. – Система вентиляции у вас профессиональная, особенно в кухне и хозяйственных помещениях.

Он не ответил. Только вздохнул тягостно и чертыхнулся тихонько сквозь зубы, может, и забыл, а может, по той причине, что допекла его уже дамочка любопытная: и суется, куда не следует, и слишком ее как-то много в этом деле сразу оказалось.

Парень, сидевший за мониторами, по указанию начальника быстро нашел запись с Кипреловым, выходившим из номера, и вывел ее на большой экран.

– Да, это точно он, – кивнула Настя, внимательно всматриваясь в экран, и повторила: – Точно.

– И больше он в номер не возвращался, – напомнил охранник, прокручивая эпизод, как Кипрелов вышел из ресторана и начал подниматься по лестнице.

– Спасибо, – поблагодарила Настя и повинилась, развернувшись к Тимирдяеву: – Извините за излишнее любопытство, но очень хотелось вам помочь, – и заспешила попрощаться и уйти: – До свидания. И всего доброго.

– Ну, всего, – пожал руку Тимирдяеву откровенно обрадовавшийся концу этой не самой приятной миссии Максим и пожелал: – Удачи.

– Да уж куда там, – тягостно вздохнул тот и напомнил очевидное: – Максим Романович, вы ж понимаете, что надо держать факт пропажи постояльца в тайне. Совершенно незачем посвящать в это других гостей.

– Да, это-то понятно, – махнул рукой Вольский.

Как только они вышли из кабинета, взволнованная Настасья первый раз по собственной инициативе вдруг ухватила Вольского за руку.

Рука его была большой, в две Настины ладошки, жесткой и надежной, обхватить ее целиком у нее не получалось, и она взялась за край его ладони и большой палец, как малый ребенок отца, посмотрела на него своими васильковыми глазищами и хлопнула ресницами.

– Мне нужна ваша помощь, – горячо прошептала она и внимательно уставилась на него.

У Вольского бухнуло сердце, и шибануло жаром.

Он сглотнул.

– Идемте, скорей! – прошептала Настя и потащила его за собой.

И он пошел, увлекаемый ее маленькой ручкой.

– Куда мы бежим? – поинтересовался Максим Романович, когда они оказались в коридоре. – Обедать? Вообще-то пора, и проголодался я с этими поисковыми обходами.

Настя не отвечала, а продолжала торопливо идти вперед, не отпуская его ладони, так и дотащив Максима до двери, ведущей в холл.

Осторожненько из нее вышла и затянула за собой ничего не понимающего Вольского, спрятавшись за большой квадратной колонной, отделявшей холл от заднего пространства стойки ресепшена и той двери, из которой они вышли.

– За кого партизаним? – усмехнулся Вольский, к тому моменту вполне справившийся со всеми своими душевными трепыханиями.

– Значит, так, – самым серьезным образом распорядилась Анастасия, развернувшись к нему. – Вы сейчас включите свое хваленое обаяние, которое, как вы утверждаете, нравится женщинам, что-то срочно придумаете и выманите дежурную из-за стойки. Только придумайте что-то стоящее и натуральное, тут везде видеонаблюдение ведется.

– И зачем мне это надо? – полюбопытствовал Максим Романович, улыбаясь.

– Надо добыть ключ от люкса, – растолковала Настасья.

– О как! – порадовался Вольский. – А позволь узнать: на кой?

– По-моему, это очевидно, – недовольно посмотрела она на него. – Мне надо срочно попасть в этот самый номер, – и торопливо перебила, когда увидела, что он собирается еще что-то говорить: – Вы все мне скажете потом, сейчас надо торопиться. Давайте, действуйте.

– Насть, – остудил Вольский ее заговорщицкий оптимизм. – А давай ты, – он сделал упор на «ты», – немного остынешь и подумаешь, с какой целью ты собираешься лезть в эти непонятные дела? А? Я понимаю – скучно и заняться особо нечем, сидя запертой в гостинице, а ты девушка неугомонная, энергичная, но это серьезное дело и странное: пропал человек, и пока не ясно, что с ним случилось. Выяснять это должны специалисты, и игры здесь не уместны и даже больше того – вредны, – практически отчитал он ее.

– А я и не собираюсь играть, – в тон ему так же серьезно ответила она. – Я намерена помочь разобраться с этим исчезновением, потому что даже вон ваш профессионал Тимирдяев проглядел много важных мелочей и фактов и уже не сделал того, что очевидно и необходимо было сразу предпринять. И мне проще самой постараться помочь и проверить все эти мелочи, чем объяснять ему или еще кому-то необходимость таких шагов, потому что, как и вы, они не поймут, зачем я лезу и что советую, начнут отмахиваться и пропустят кучу важной информации и наделают ошибок.

– А ты, значит, не наделаешь? – иронично спросил Вольский.

– А я не наделаю, я умная, – уверено заявила Настя.

– Ну а что говорит голос разума? – улыбнулся он этому ее серьезному воинственному настрою.

– Голос разума как-то быстро затих, не убедив. И победило здоровое любопытство, – честно призналась Настасья и поставила ему на вид: – Вот мы стоим и болтаем, а время утекает, в любой момент они могут отправиться в люкс, чтобы его опечатать.

– Анастасия, – предпринял еще одну попытку Максим Романович, – послушай разумного совета. Я точно знаю, что нет ничего страшнее, чем активные дилетанты с завышенным самомнением, когда берутся заниматься делом, в котором ничего не смыслят. В лучшем случае они все испортят, в худшем могут пострадать люди. Поверь мне, я с этим сталкивался, и не раз. Ты не специально обученный человек, знающий приемы, способы и методы ведения подобного рода розыскных дел, ты можешь невольно только навредить и все испортить.

– Знаете, Максим Романович, как говорит один мой знакомый, «мудрый совет действует лучше, когда его даю я, а не получаю». И хоть я не до конца с этим высказыванием согласна, но в данной ситуации будем считать, что вы сделали все, что могли, чтобы отговорить меня. А я выслушала, взвесила и сделала по-своему, – и резко сменила тон, принявшись его уговаривать: – Понимаете, я на самом деле могу заметить и увидеть много того, что пропустил Тимирдяев. Честное слово, я никуда не полезу и ничего трогать не буду. Только посмотрю.

– Ладно, – все же сдался Вольский, с удовольствием наблюдая за этой ее активностью и увлеченностью, только заметил: – А ты помнишь, что Эдуардик этот пропал вместе с ключом, а запасной наверняка остался у Саши. И никакого ключа от этого люкса, скорее всего, на ресепшене нет.

– И ничего не наверняка! – жарким шепотом уверяла Настена. – Перед тем как мы прошли в кабинет, Александра отнесла связку с запасными ключами на ресепшен. – И, посмотрев в сторону стойки, за которой стояла дежурный администратор, убежденно произнесла: – Должен быть там.

Вольский посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, хмыкнул, крутнул головой и весело дал короткий, емкий комментарий:

– Охренеть.

– Ну а если его там нет, – повернулась и посмотрела на него Настена, – мы что-нибудь еще придумаем.

– Мы? – переспросил Максим.

– Разумеется, мы, – ответила она и на всякий случай уточнила: – Вы же со мной?

– Я определенно с тобой, – очень серьезным тоном уверил ее Вольский и добавил: – Вот это точно, – и предупредил жестко: – Но с этой минуты без меня ты никуда не лезешь и никуда не суешься. – И еще более сурово потребовал: – Договорились?

– Железно! – с самым честным видом пообещала Настена и испортила всю строгость момента шуткой: – Как там – «век воли не видать!».

А Вольский хохотнул и вдруг неожиданно наклонился вперед и поцеловал ее в переносицу – совсем легко, лишь коснувшись горячими сухими губами, чуть отстранился, присмотрелся и, снова придвинувшись, поцеловал в лоб.

Она хлопнула глазами и ошарашенно уставилась на него.

– Ну, хорошо, хоть и не убедила, – вздохнул Максим Романович. – Оставлять тебя одну с такими замыслами и энтузиазмом опасно, придется помогать. Ладно, пойду, – весело сообщил он о намерениях. – Ты сама-то помнишь о видеонаблюдении?

– Да помню я, помню, – проворчала Настена. – Как вы думаете, почему мы здесь стоим? – и тут же сама ответила: – Потому что я посмотрела на мониторах, куда направлены камеры наблюдения. Вот здесь слепая зона.

– Да, молодец, – похвалил Вольский, усмехнувшись.

И деловой, целеустремленной, но расслабленной походочкой направился к администратору Светлане, дежурившей за стойкой.

Продуманного и согласованного плана у них, разумеется, не имелось, приходилось импровизировать на ходу, и Настя сильно беспокоилась, подозревая, что вот так с кондачка у них ничего не получится, все наверняка пойдет наперекосяк, и ее задумка провалится с треском. А ей необходимо попасть в этот дурацкий люкс!

Необходимо, и все тут!

Но, как ни странно, получилось и даже очень удачно.

Выглядывая из-за колонны, Настасья наблюдала, как Вольский подошел к стойке, что-то сказал Светлане, махнул рукой в сторону лобби-бара, и та, быстро покинув свой пост, направилась туда вместе с ним.

Дальше за их действиями Настене смотреть было некогда: от колонны она перебежала к стене, прижимаясь к ней, прошла два шага до закругленного края стойки, согнулась пополам и так, согнувшись, перебирая ногами, пробралась за стойку и принялась шуровать под ней в поисках ключей.