Текст книги "Дом, где исполняются мечты"

– Зато как удачно! – заметил Игнат, немного подостыв. – А про контрацепцию с мальчиком Мишей вы ничего не слышали?

– Порвалась она, – тяжко-покаянно вздохнула Машка, – эта контрацепция.

О господи! Дай силы! Стрельцов только представил, что, как и при каких обстоятельствах у них там порвалось, как мозг затопило пеной гневной.

Твою мать!

– Ты ему сказала о беременности? – прикладывая усилия, чтобы утихомирить, притушить ретивое гневливое, спросил Стрельцов.

– Уведомила, – не поднимая на отца очи, ответствовала скромницей Машка. – Он сказал, ничего не предпринимай, пока мы все не обсудим и не решим.

– Да что вы там можете обсуждать и решать?! – сдерживая крик, новой волной взвился Стрельцов. – Решат они!

– Па, да он нормальный пацан, не придурок, и родаки у него классные!

– И что? Это твоим родителям предстоит разгребать проблему, а его так, с боку-припеку, пожурят, и все дела! – растолковывал имеющуюся диспозицию отец. – Вопрос стоит о твоем здоровье и будущем, а никак не о его!

– А давайте я сама буду решать, что мне делать! – врубила с пол-оборота самость чрезмерную Машка. – Это моя жизнь, я уже выросла, если вы не заметили, и сама решу, как мне жить!

А Стрельцов вдруг неожиданно вмиг успокоился. Совершенно непонятным образом, раз – и штиль душевный! То ли от того, что Машка прибегла к любимым выражениям про свободу-взрослость, то ли от ее тона: «укушу себя за пятку, а докажу вам!», то ли от осознания, что она все еще дитя неразумное.

– Хорошо, – хладнокровно согласился Стрельцов. – Давай сама. Расскажи мне, каким ты видишь свое ближайшее будущее. Ты же что-то думала на эту тему?

– Рожу ребенка, окончу школу, поступлю в институт, – воробьем нахохлившимся и уверенным в своей правоте перечислила Машка.

– Очень хорошо! – похвалил отец. – Я бы сказал: замечательно, планы серьезные. А теперь растолкуй мне, где ты будешь жить с ребенком, на какие средства, кто тебе станет помогать с малышом? Вот потребуется экзамены в институте сдавать, ты с ребенком на руках пойдешь? Или оставишь его с кем-то? А на работу ты тоже с ним отправишься? Работать-то придется, чтобы себя и ребенка поить-кормить, памперсы покупать.

– А у меня есть родители, которые по закону обязаны меня содержать до восемнадцати лет! – с непримиримым утверждающим лицом заявила юная правоведка.

– Вот именно! – согласился бодро Стрельцов и разъяснил дитю статью закона: – Тебя! Родители обязаны одевать-обувать, кормить, учить. А как же! Но они не должны выкупать тебя из околотка, оплачивать твои прихоти: пиво-вино-сигареты, билеты на запрещенные концерты, клубы, тусовки и мальчиков, занятия сексом и их последствия. И уж тем более в их обязанности не входит содержание твоих детей.

– Я это ненавижу! – проорала Машка так, что пооборачивались на крик посетители кафе. – Ненавижу, когда вы с матерью начинаете попрекать меня содержанием! Тогда не рожали бы! – и уже подскочила, чтобы встать и уйти.

– Вот именно это и скажет тебе твой ребенок, – ухватив дочь за руку, принудил ее снова сесть Стрельцов. – Он скажет, что ненавидит тебя, когда ты напомнишь ему, что из-за него загубила свою жизнь, работала на износ, чтобы его прокормить, из-за него не поступила в институт, из-за него постарела раньше времени от жизни тяжеленной и не смогла выйти замуж. Он скажет тебе, что ненавидит тебя и лучше бы ты его не рожала. Но ты забудешь упомянуть о том, что перед его рождением разругалась с родителями, чтобы доказать им свою самость и чувствовать себя героически правой. Ты ни за что не расскажешь ему, что угробила свою и его жизнь, отвергнув их любовь и помощь и их самих, предпочтя носиться со своей принципиальной подростковой «серьезной» позицией: «назло всем!» или «удавлюся, но не покорюся!». Так будет, Маш.

А Машка расплакалась навзрыд, сразу потоком, вытирая слезы, размазывая косметику по щекам, совсем как маленькая. У Стрельцова аж сердце захолонуло!

– Я не знаю, что делать, па-а-ап! – рыдала обиженной, беспомощной девочкой его дочь. – Я не хочу аборт! Не хочу его убивать! Он ведь уже там живет, маленький!

Игнат рванул с места, сел с ней рядом, обнял, прижал к себе, вытер большой, теплой, надежной отцовской рукой слезы, катившиеся по щекам, поцеловал в лобик, покачал.

– Не плачь, Машка, – успокаивающе произнес он и зашептал ей на ушко: – Открою тебе один большой секрет: все наладится! Обязательно все наладится! Не плачь, тебе теперь нельзя так сильно расстраиваться.

– Что?! – потрясенно уставилась на отца Машка и даже отлепилась от его бока. – Ты не против, чтобы я рожала?

– Машка, Машка, – притянул ее обратно к себе Стрельцов. – Решать, конечно, только тебе. Потому что, как ты правильно заметила, это твоя жизнь. Но что бы ты ни решила, ответственность ложится не только на тебя, а по большей части на нас с матерью. Понимаешь?

Она кивнула, перестав рыдать и тихо похлюпывая ему в бок.

– Понимаешь, принцесска, ребенок – это навсегда, как ты у нас. И если ты примешь решение рожать, то твоя жизнь больше не будет принадлежать только тебе. Уже сейчас ты обязана думать не о себе: следить за своим здоровьем и питанием, чтобы маленький родился нормальным. Осмысли это, Маша, твоя ответственность наступила шесть недель назад.

– Я смогу, пап, – посмотрела на него снизу вверх дочь, – но как быть с мамой?

– С мамой надо помириться, поговорить спокойно, как взрослый человек, как женщина, раз уж ты ею стала так скоропалительно.

– Да не могу я с ней спокойно! – пожаловалась Машка. – Она орет сразу, ругается! Требует, чтобы я аборт сделала!

– Значит, тебе придется ее переубедить. Старайся, кто же защитит твоего ребенка, как не ты?

– Па, так ты на самом деле не против, чтобы я рожала? – уточнила недоверчиво Машка.

– Против, конечно, – усмехнулся невесело Стрельцов. – Я очень против, чтобы моя дочь в пятнадцать лет становилась матерью. Но беременность уже случилась, так что придется мне привыкать к этому факту. А ты сама-то уверена, что хочешь стать матерью сейчас?

– Нет, – села ровно и посмотрела ему в глаза Машка. – Мне страшно, и как-то это случилось неожиданно и быстро, я толком до конца всего не прочухала и растерялась. Но я точно не хочу делать аборт! – И вдруг так попросила, с надеждой: – Пап, а давай его родим, а?

– Ладно, Мария, пошли, – вздохнул Стрельцов, доставая портмоне, чтобы расплатиться. – Поедем домой на поезде, там и поговорим подробней. От самолетов я как-то сильно притомился.

– Па-а… – заканючила Машка, вмиг снова становясь маленькой девочкой, – давай останемся на выходные! Ну пожалуйста! Федька утверждает, что мне теперь надо почаще смотреть на красивое всякое, и предлагает завтра съездить в Коломенский парк и сходить в зоопарк! Представляешь, в зоопарк! Ну давай в воскресенье поедем.

– Я так полагаю, ты оттягиваешь момент разговора с матерью, – усмехнулся Игнат.

– Ну папочка, я еще сто раз успею с ней поругаться!

– Тогда для начала включи телефон и поговори с ней. Тренируйся не ругаться, а разговаривать, – в виде воспитательного процесса потребовал Стрельцов.

– Обещаю! – обрадовалась Машка и уточнила для ясности: – Так что, остаемся?

– Ну хорошо. Но надо перебраться в гостиницу, – дал добро с условием Стрельцов.

– Ой, ну пожалуйста, не надо в гостиницу! – зашлась новым приступом уговоров дочь. – Они все такие классные, мне у них очень нравится! У них так уютно и места много! Тетя Инга вообще потрясная и готовит – полный отпад! А Фенечка шутит постоянно, а Степан Иванович вообще, как человек, все понимает!

– Маш, это просто неприлично! – удивился горячности ее уговоров Стрельцов. – Мы и так свалились гостями незваными, и злоупотреблять их радушием уже перебор.

– Да они сами нас пригласят, вот увидишь! – искрила энтузиазмом Машка. – Я же знаю, какие они клевые!

– Нет, это несерьезно! – отказался строго Стрельцов.

Напряжение после трудного разговора с непонятным пока еще итогом отпустило, и тут в памяти всплыл волной жаркой тот странный момент: неожиданные ощущения, от которых он, прямо скажем, сбежал из дома Инги.

Два дня рядом с «сестрицей»? Вызывающей в нем целую кучу непонятных будоражащих чувств? Приглядываться и бороться с тем, чего, извините-с, но очень хочется?

Ну нет! В гостиницу!

Да и вообще, он до конца так и не понял, что настолько сильно его в ней торкнуло и зацепило и в какую партию сей порыв? Нет, с этим-то как раз все ясно до прозрачности – мужчина-женщина, взыгравшие гормоны-либидо. Но в их случае ничего легонького нельзя! И потяжелей, посерьезней, с затягом нельзя тем более!

– Идем, – помрачнев от таких рассуждений, ничего не пообещав конкретного, легонько подтолкнул дочь к гардеробу Стрельцов.

– Ну что, доложись, сынок, – открыв дверь Федору, потребовала мать, – где барышню потерял и для кого букеты?

– Привет! – вошел Федька, клюнул поцелуйчиком мать в щечку. – Назначение букетиков не уточнено, либо мне со Степаном Иванычем, либо вам с маркизой. Полагаю, второй вариант более возможен. Тут еще и пакетики с провиантом, я заглянул – гурманский рай!

Он сунул пакеты и цветы Инге в руки и, раздеваясь, продолжил объяснения:

– Это Игнат Дмитриевич передал, он перехватил нас с Машкой у подъезда, – и посочувствовал подруге, вздохнув со стариковской скорбью, – повел дочь в кафе, чинить разборки.

– О то ж! – назидательствовала мать сыну. – Есть будешь?

– Не, мы с Машкой налопались в итальянском кафе, пойду в комп погоняю, – отказался отпрыск и живенько поинтересовался: – Ма, а они у нас останутся?

– Навеки поселиться? – выясняла степень оставания гостей Инга.

– На выходные для начала. Я Машке завтра Коломенское обещал и зоопарк.

– А с папенькой ейным вы этот вопрос обсудили?

– Думаю, сейчас они и этот вопрос обсудят.

– Вот сами и решат, – ответствовала Инга.

К ним вырулила маркиза на драндулете инвалидном, поучаствовать в обсуждении дел семейных, а то как без нее? Колясочка-то на то и презентована была, чтобы Анфиса Потаповна везде поспевала мнение высказывать и «полтинник» свой вставить.

– Надо бы, чтоб остались, Ингуш, – заявила, подъезжая к месту дискуссии, она.

– Да ради бога, хоть до следующей зимы! Только цель ваша мне непонятна, Анфиса Потаповна.

– Проста и однозначна! Повлиять на них, чтобы оставили ребеночка! – припечатала решительно Фенечка.

– О-хо-хо, маркиза! – пожурила Инга. – Вы все помните про вмешательства в чужие дела и благие намерения?

– Не маразматирую пока! – уверила бабушка.

– Да Машка и не собирается ничего делать, – поделился добытой информацией Федька, – рожать будет.

– Давайте-ка дружно оставим их в покое! – призвала Инга.

– Ну, покой им, пожалуй, теперь только снится! – заметила Анфиса Потаповна и, лихо развернув кресло, гордо удалилась.

Федька под такое дело тихо слинял к себе в комнату. Инга посмотрела на пакеты в руках, не зная, что с ними делать, подумала, осторожненько пристроила их на пуфик и пошла в «личный кабинет» – в кухню то бишь.

Где-то через час прибыли питерские гости. На отпирание замковых врат Машка отреагировала просьбой с нажимом мимикой и жестами.

– Тетя Инга, а можно мы на выходные у вас останемся? – сверкнув хитрющими глазами, проорало дитя.

– Маша! – призвал отец ребенка к порядку. – Я сказал, мы едем в гостиницу!

– Вот видишь, Машенька, – завела тоном сказительницы старорусской Инга. – Мы твоему батюшке не приглянулись.

– Приглянулись, – возразил крайне недовольный батюшка, – но мы не хотим обременять вас.

– Гостеванием, – «подсказала» Инга, веселясь отчего-то.

– Да, гостеванием, – подтвердил Стрельцов.

– Предпочитаете обременить нас чувством вины, – еще раз «подсказала» весело Инга. – Прогнали родственников взашей! Спать-то у нас негде, квартирка маленькая, да и стойло для животины в доме держим!

– Инга, перестаньте! – потребовал грозно Стрельцов.

– Да с удовольствием! Только ни в какую гостиницу мы вас не отпустим! Вот вы бы нас отпустили? А я, между прочим, обещалась с ответным визитом! Так что, выгоните?

– Сдаюсь! – подняв руки, капитулировал Стрельцов.

Зачем она так настаивала-то?

Инга с большим душевным дискомфортом поняла, что придется ведь с ним о чем-то говорить, занимать-развлекать. Время-то девять вечера, и, при таком настойчивом приглашении, подразумевается ну если не ужин, то чаевничание под беседу.

М-да! Во-первых, она и так сегодня выступила назидательницей премудрой, пожалуй, исчерпав лимит умничаний и терпения господина Стрельцова. А во-вторых… во-вторых, бла-бла-бла, всякое женское и смущающее, и удивляющее, и интерес с ожиданием, и… а-а… не знает она!

Может, напустить на Игната Дмитриевича Анфису Потаповну? На что она там хотела повлиять? Вот пусть и влияет, ей можно.

Но напускать никого не пришлось. Дочь с отцом, извинившись культурно, удалились в гостиную, чтобы позвонить Машиной маме и продолжить разговоры о делах своих непростых. Федька в известное место – в свою комнату к компьютеру, Фенечка со Степаном Ивановичем – смотреть новости, а Инга – работать.

Ну, вот и ладненько, и красота.

Где-то через час Ингу потревожили, подтягиваясь в кухню все по очереди: Федька – чайку попить, за ним Машка с отцом, и, без каких-либо иных вариантов, даже не рассматривающихся, на общий сбор прикатила маркиза в сопровождении хряка.

Чаевничали, не говоря ни о чем серьезном. Игнат Дмитриевич продуктовые дары свои к столу преподнес, Машка с Федькой что-то интернетовское обсуждали и быстренько слиняли к нему же, Фенечка попытала гостя, без фанатизма, на предмет архитектурных изменений в городе Санкт-Петербурге и мирно уехала на покой, сопровождаемая верным фаворитом. Господин Стрельцов огласил свой «пардон» и желание лечь спать.

Идите-идите! Все идите и оставьте ее в покое!

Инга потянулась, разминая затекшие от напряженного сидения над бумагами мышцы, посмотрела на часы на экране ноутбука – однако начало второго.

В дверь коротко стукнул и вошел Игнат Дмитриевич.

– И вновь я отвлек вас от работы, – раскаянно заметил Стрельцов.

– Да я почти закончила, так, мелочь осталась. Проходите, – пригласила Инга, складывая листы бумаги.

– Не могу заснуть. Все про Машку думаю, – поделился тревогами Стрельцов.

– Оно и понятно, – согласилась Инга. – Мне вон хоть в церковь иди, свечку ставь, чтобы пронесло от такого «подарочка» от сыночка.

– Парням проще, – высказал убеждение Стрельцов, присаживаясь на диван.

– Им да, а их родителям нет.

– И то верно. – Он посмотрел, как она складывает бумаги и канцелярию, и заинтересованно полюбопытствовал: – А кем вы работаете, Инга?

– Это сейчас так пафосно называется: фло-орист, – приподняв скептически бровки и округлив губы в букве «о», пояснила она, – что есть суть цветовод.

– То есть вы на него учились?

– Я окончила отделение ботаники и растениеводства и параллельно курс цветоводства.

– Это призвание? – живо интересовался он.

– Да. С детства, – улыбнулась Инга, переложив ноутбук и кипу бумаг на столик у окна. – Сколько себя помню, меня всегда завораживали цветы. Я их часами рассматривала и удивлялась ужасно: как это можно было сделать? И кто вообще мог сделать такую красоту?

– Теперь знаете кто? – улыбнулся Игнат.

– Нет. Я до сих пор не понимаю, как можно сотворить столько разнообразной красоты!

– А расскажите мне, – попросил Стрельцов с непонятной улыбкой, – про детство, увлечение цветами, про работу.

– Вам действительно интересно? – поразилась почему-то сильно она.

– Интересно. И даже очень. Я еще ни разу не встречался с человеком, который занимается цветоводством.

– Тогда, может, чаю под разговор? – спросила Инга и, подтверждая звание достойной хозяйки, расширила предложение: – Или чего покрепче предпочтете?

– Предпочту чай. Тем более что вы его делаете именно такой, как я люблю, невзирая на все новомодные тенденции. Черный, крепкий, с сахаром и лимоном.

– А к чаю? – включив чайник и загремев кружками, поинтересовалась Инга.

– Признаюсь, имею тайное пристрастие к сладкому, – поделился секретом Игнат Дмитриевич, – но и сушки-пряники уважаю. Давайте я вам помогу, – присоединился к хозяйке у столешницы кухонной Стрельцов. – А вы рассказывайте, рассказывайте!

С первого младенческого взгляда и навсегда маленькая Инга влюбилась в цветы.

Летом, когда вся семья приезжала на старую замечательную дачу, пользуясь занятостью взрослых заселением в дом, Инга убегала в поле за речку. До которого, кстати, еще надо было перейти по шаткому подвесному мостику, преодолевая страшный страх, который внушали скрип железных уключин, потрескивания старого деревянного настила и покачивание зеленой воды внизу!

Но уж потом!

Она плюхалась с разбегу на живот и часами рассматривала цветочки-травинки, ползая на локтях по полю от одного понравившегося цветка к другому.

Когда Инга удрала первый раз в свое поле, взрослые перепугались насмерть! Бегали по всему селу, звали, искали, собирались уж в милицию обращаться, когда сосед, возвращавшийся с речки, сказал им, что видел вроде девочку, переходящую по мосту на ту сторону. Ну вот там ее родители и нашли – перепачканную землей, зеленым соком от раздавленной травы, всю в муравьях, жуках и до невероятности счастливую!

Фенечка смеялась до слез, мама, отмывая дочку в большом старом медном корыте, громко ругалась, а папа ее успокаивал:

– Ну, ладно тебе, Гелюшка, что сердиться, может, она ботаником будет!

Услышав о такой перспективке, мама начала ругаться еще пуще. А обожаемый дедушка Павел посмеивался, утверждая, что все профессии хороши.

Разумеется, ей категорически запретили ходить на то поле и наказаниями за непослушание пригрозили, самым страшным из которых было лишение мороженого на день. Проигнорировав запреты, Инга на следующее же утро умотала через речку в поля. Поняв бесполезность попыток остановить упрямицу, с ней просто стал ходить дед Павел и, пока она там ползала, сидел рядом и рассказывал чудесные сказки, где вместо людей-героев выступали цветы-растения. Когда дедушка был занят, вахту принимала Фенечка.

Так и проводила лето младенческое, беспечное – на животе по лугам-полям. У всех детей – велосипеды, игры, речка, а она в поле.

Дед ей потакал и каким-то немыслимым образом доставал и приносил книжки с картинками и рассказами про растения, один раз даже на иностранческом языке, которую сам перевел и подклеил текст, распечатанный на машинке, на страничках под рисунками.

Когда Инге было лет пять, папа подарил маме огромный, какой-то сказочный, невероятный букет пурпурных роз. Утром ребенок, бежавший вприпрыжку завтракать, замер изваянием закаменевшим, узрев чудо чудное.

Позабыв обо всем, два дня подряд Инга залезала на стул, с него на стол и часами рассматривала эти волшебные цветы. Она с ними разговаривала, осторожно трогала пальчиками лепестки, упругие листочки и острые шипы, все старалась заглянуть в самую серединку не распустившихся до конца бутонов и узнать, что там. Фенечке приходилось силой оттягивать ее от созерцания, чтоб хотя бы накормить. Ребенок заталкивал в рот стремительно еду и несся назад – разглядывать!

Какой там садик?! Крик до небес, оповещающий соседей об издевательствах над ребенком, когда ее пытались оттащить от роз и отправить в детское дошкольное учреждение.

А потом она плакала целый день, когда утром не увидела букета и взрослые ей объяснили, что цветочки умерли.

Посему вопрос о выборе профессии отпал сам собой, определившись изначально.

Разумеется, ботаника и все, что связано с растениями. На подходящий факультет и поступила Инга Валерьевна Исла без всяких заминок. И даже бурная влюбленность и роман со старшекурсником, закончившийся скоропалительной свадьбой по залету, и рождение сына никоим образом не оторвали ее от изучения любимейшего предмета, мало того, она параллельно стала изучать курс цветоводства в другом институте.

Закончив учебу, получив сразу два диплома, Инга поцеловалась с действительностью. Как вы полагаете, сильно кому-то нужны были ботаники-цветоводы в девяносто девятом году? Ну вы правильно думаете, это наивная Инга считала иначе.

Нет, они нужны, но разве что продавцами в цветочных магазинах или в теплицы, рабочими.

Никем иным Инга работать не хотела, до отвращения, до скручивания внутренностей, когда приходилось ходить на собеседования по трудоустройству, скажем, менеджером. Ах да, еще и муж не то просил, не то требовал, чтобы она окончила бухгалтерские курсы и стала помогать ему в становлении своей фирмы.

О-о-о! Своя фирма! Это еще та история!

Со всеми выкрутасами хитросплетений мужниного ума, слава богу, теперь далекая для нее.

Инга устроилась в Ботанический сад, младшим научным сотрудником. Ей не очень нравилось, «королевства было маловато» цветочного, хотелось чего-то прикладного, и она нашла место в Подмосковном цветоводческом хозяйстве, дышащем в те годы дыханием туберкулезника на ладан.

Но они всем коллективом энтузиастов, таких же увлеченных и влюбленных в свое дело, как она, старались как могли, боролись, придумывали что-то.

Но, но, но…

Вставать в пять утра каждый день, ездить метро – электричка – автобус раздолбанный, обратно тем же маршрутом часам к десяти вечера домой. Авральные выходные вместо зарплаты и воздушный поцелуй с приветом от начальства. Сына не видит, света белого тоже, муж так вообще стал фигурой мистической, суть призрачной.

Тогда папа через каких-то знакомых пристроил ее в новую развивающуюся фирму, имеющую сеть цветочных магазинов-ларьков-салонов, на должность главного специалиста.

С большой печалью расставшись с парниками и выращиванием, Инга стала работать на новом месте с неменьшим энтузиазмом.

И начались командировки по договорам о закупках-поставках. Голландия в основном, но и Африка, как ни странно, и то же Подмосковье.

Интересно ей было очень!

В командировках пользовалась любой возможностью поизучать местную флору и в такие места шастала! Даже в горы как-то раз поднималась с проводником.

Но большая часть работы происходила в Москве. Благодаря идеям Инги фирма расширялась, предлагая все новые и новые услуги, заказы, доставки, формирование целых цветочных панно, участие в выставках, да много чего.

И все в нашем царстве шло своим добрым ходом, как водится, «пока!». А далее по сценарию злодеи из сказок чинят всяческие безобразия. Не обошло и Ингу в ее «сказке».

У нее сложились замечательные, уважительные и дружеские, отношения с хозяином фирмы, Борисом Заварзиным. Ценил он ее необычайно, холил-лелеял, поощрял по работе всячески, никогда не забывая отметить новую удачную рабочую идею, – словом, берег это золото.

Но случилось у них расширение и набор новых кадров. На должность одного из флористов наняли молодую, энергичную, амбициозную девочку Оксану, только окончившую институт, кроме прочего, еще и красавицу.

Она активно начала продвигаться по карьерной лестнице, принося неплохие толковые идеи, упорно трудилась, всячески доказывая свою значимость.

И очень хорошо, и всем бы таких работников! И поощряли, продвигали и додвигали до второго заместителя Инги по отдаленным филиалам.

Но начались у Инги Валерьевны какие-то странные дела и непонятки настораживающие.

Однажды проект, практически готовый, пропал из компьютера.

– Восстановите! – умоляла она компьютерщиков.

– Да как же его восстановить, Инга Валерьевна? Там ведь информации до фига! Видимо, перепад напряжения сильный был, вот и сбойнуло.

И пока она его из своих записей, эскизов-рисунков реанимировала, главный вызывает и с гордостью демонстрирует:

– Посмотри, Оксана Юрьевна проект свой предложила!

Оксана скромницей застенчивой глазки в полик опустила, румянчик по щекам, а Инга обалдела – это же ее проект! Чуть исправленный, кое-что по мелочовке добавлено, но однозначно ее!

С девицей Инга разбираться не стала, дождалась, когда та выйдет из кабинета, победно сверкнув на начальницу глазами.

– Борис, это мой проект! – твердо заявила Инга. – Он у меня из компа исчез. Чуть исправлен, но мой!

– Да ладно, Инга, – не поверил главный. – Не будет же она так откровенно воровать! К тому же ты не одна над ним работала, все могут подтвердить, что это твой проект.

– Они и подтвердят, давай покажем!

Подтвердили, но не очень уверенно и пряча почему-то испуганные глаза. Инга недоумевала, что происходит! Но Борис ей в тот раз поверил и посоветовал:

– Надо присмотреться к ней. Ты вот что, Исла, прячь свои наработки, домой, что ли, бери, буду выделять тебе побольше дней проектировочных дома.

Инга совету хорошему последовала, и вообще стала внимательней к мелочам и к девочке Оксане, кстати, почему-то не получившей от начальника никаких нарицаний и предупреждений за откровенный плагиат. Не хотел разборок на фирме? Ну, может.

А тут непонятным образом коллектив, с которым проработала душа в душу несколько лет, стал ее сторониться, смотреть подозрительно, разговоры обрывались, когда она входила, шепоток за спиной крепчал вместе с нарастающим Ингиным недоумением.

Да что происходит?

Она попыталась выяснить, беседовала с людьми, вопросы задавала – бесполезно! Ужами уворачиваются, глаза отводят, лепечут что-то невнятное, с явным неприязненным оттенком к ней.

И надо же, именно в это время она находилась в процессе развода и выдворения мужа из своей жизни, поэтому и не уделила особой внимательности творящемуся на работе. А зря!

На одном из корпоративов, когда народец поднабрался, расслабился, она штирлицевой ученицей подсела к самой большой сплетнице конторской позадавать вопросы, а та и без них начала делиться информацией с большим чувством.

– Ты, говорят, Инга Валерьевна, скоро партнером в фирме станешь, – «секретничала» пьяненькая дама.

– Вряд ли, – повздыхала с намеком Инга, подогревая желание собеседницы откровенничать дальше.

Известно же, что страшнее ничего для сплетника нет, чем не поделиться добытыми сплетнями, для него самое главное – быть первым, кто «узнал» и рассказал остальным.

– Да ладно, не скромничай! – как с родной беседовала дамочка. – Говорят, ты жену Бориса подсидела, он тебе ее долю отдает.

– Да глупости все это! – возмутилась Инга, не выдержав роли шпионки.

– Может, и глупости, – прищурилась задумчиво тетка. – Но только вы с ним частенько вдвоем в кабинете задерживаетесь, а о чем там разговариваете, нам неизвестно, и разговариваете ли вообще или чем другим занимаетесь. Ты ведь потому и разводишься, чтобы его заарканить, это все знают.

Инга поняла, что надо срочно действовать, а то вся эта чушь грязная обрушится на них с Борисом. Она попыталась его найти, но охранники сказали, что главный уже уехал. Инга позвонила, но Борис телефон отключил. Ладно, в понедельник первым делом, как придет на работу, поговорит с ним.

Но не успела! Не успела…

Утром, когда Инга вошла в свою приемную, секретарь Вика аж подскочила с места, торопясь сообщить:

– Инга Валерьевна! Вас Заварзин вызывает! Срочно! Ужасно злой!

– И что ты так перепугалась? – утихомиривала секретаршу Инга, снимая пальто.

– Он сегодня такой страшный пришел! – полушепотом испуганным рассказывала Вика. – Орал ужасно! Случилось, наверное, что-то катастрофическое!

– Ну, Кремль же не рухнул, – резонно заметила Инга и поспешила к «страшному» начальству.

Секретарь Заварзина, обычно всегда доброжелательная и любезная, на Ингу даже не посмотрела, когда та прошла через приемную в кабинет.

– Вызывал, Борис?

– Проходи, садись! – с каменным выражением лица приказал он.

Инга села за длинный совещательный стол, на стул рядом с письменным столом главного. Борис кинул ей лист бумаги, ручку и проговорил тоном, не допускающим возражений:

– Пиши заявление об уходе!

– Почему? – максимально спокойно спросила она, пропустив удар сердца.

– Почему?! – взорвался гневом Заварзин, вскочил со своего места, оперся кулаками о стол и наклонился к ней. – Ты еще спрашиваешь почему?!

– Да, я хотела бы знать причину, – холодным, отстраненным тоном сказала Инга.

Он посмотрел на нее с настоящей, неподдельной, высшей пробы ненавистью, аж желваки на скулах заиграли, и резко сел обратно в кресло.

– Пиши заявление! Видеть тебя не хочу! – брезгливо заявил Борис и предупредил: – Запомни, Исла, я предательства и подстав не прощаю! Уволю по собственному желанию, дам тебе пособие выходное, как и полагается, только потому, что ты несколько лет проработала и многое сделала для фирмы!

– Борис Анатольевич, я имею право знать, за что вы меня увольняете, – настаивала Инга.

Ее начала бить мелкая предательская дрожь внутри, где-то в области живота, резко заболела голова, как стукнуло чем-то сильным в черепе, и похолодели пальцы рук.

– Ты ни на что теперь права не имеешь! – Его просто душили ярость и неприязнь. – И не надо передо мной тут непонимание разыгрывать! Все ты прекрасно понимаешь! Пиши заявление и иди отсюда, пока я тебя ненароком не зашиб! И через час чтобы духу твоего здесь не было!

И тут она сорвалась, как стрела с долго натягиваемой тетивы, ждавшей цели.

– Прекрати немедленно орать и унижать меня! Я не заслужила твоих оскорблений и угроз! Это, в конце концов, непорядочно и недостойно тебя!

– Непорядочно?! – взвился он, захлебнувшись беспредельным возмущением.

Порывисто открыл портфель, порылся в его недрах, достал какой-то лист и швырнул ей чуть не в лицо.

– На, читай!

И Инга прочитала.

На отпечатанном на принтере тексте некий «доброжелатель» сообщал жене Бориса Анатольевича Ольге, что его заместитель Инга Исла давно влюблена в начальника и делает все возможное, чтобы увести его из семьи. Что госпожа Исла признавалась коллегам, как сильно его любит, что специально развелась с мужем, надеясь выйти за Заварзина замуж. Что собирается стать его партнером, уговаривая Бориса Анатольевича передать ей долю жены в бизнесе, утверждая, что только благодаря ей, Инге Валерьевне, фирма процветает, увеличив объемы вдвое. Что Инга старается ездить с Заварзиным во все командировки, надеясь его там соблазнить. И что, когда случаются редкие форс-мажоры, именно она всегда остается с ним один на один в офисе, под видом помощи. И много еще перекрученных фактов, трактуемых в этом ключе.

Целый лист грязи различной консистенции и вони.

У Инги перехватило дыхание от жгучей обиды, брезгливости, непонимания и разочарования! Такого беспредельного, бесповоротного разочарования!

Она поднялась со стула, и, стараясь контролировать голос, чтобы не сорваться на крик, произнося слова чуть ли не по слогам, спросила:

– И вот этому ты поверил? – и тряхнула листком.

– Это вчера нашла Ольга в нашем почтовом ящике, – неприязненно объяснил Борис. – Она поверила. А я сопоставил факты. Мне раньше надо было к тебе внимательней присмотреться и прислушаться к тому, что говорят!

– Кто говорит? – четко выговаривая слова, поинтересовалась Инга.