Текст книги "Аквамарин"

Татьяна Батурина
Аквамарин

© ГБУК «Издатель», 2018

© Батурина, Т. М., 2018

«Любовь одна способница творить…»

«Сколько будет любви – столько будет пропето и отпущено песен в разлучную даль…» – одна из творческих тайн, которую в стихотворении «Любовь» стремится раскрыть известная волгоградская поэтесса и прозаик Татьяна Михайловна Батурина, издавшая более 25 книг стихов и прозы, лауреат Всероссийской литературной премии «Сталинград», дважды лауреат Государственной премии Волгоградской области, член Союза журналистов и Союза писателей России, кандидат филологических наук. Можно ещё долго перечислять звания и заслуги, коих предостаточно, но сейчас речь не столько о них, сколько об очередном подарке писательницы своим читателям – новой книге, предисловие к которой я пишу.

«Аквамарин» – так неожиданно назвала она избранное любовной лирики. А почему, собственно, неожиданно? Есть в представленном поэтическом сборнике одноимённое стихотворение. К тому же аквамарину, зеленовато-голубому, морского оттенка драгоценному камню, достойной огранкой послужат страницы, где «в стихах златая даже запятая».

В «Избранное» вошли произведения поэтессы, публиковавшиеся в разные годы в книгах «На полянах Рождества», «Врата», «Сладчайшие дни бытия», а также строки, ещё, как говорится, пахнущие чернилами.

Всё собрано флористом слова в один букет раздумчиво, терпеливо, бережно, со вкусом, словно цветок к цветку, показывая читателям, «как долог путь любви», как «август зацеловывает ноги» в безоблачные дни и как порою тяжела «земной любви солёная щепоть!» «Мы слышим сердцами», – утверждает Татьяна Батурина и приглашает испить из её «песенной братины». «Ах, эти сказки, старины, былины!..», поднимающие извечный вопрос: что же такое Любовь?

Издавна над этим задумывались и философы, и далёкие от науки люди, но так и не пришли к единому мнению. Лишь поэтам под силу решить сердечную задачу.

Любовь – это когда «в глубине аквамариновой» «опять проявится луна и робким светом прорастёт сквозь крышу»; это когда «ночи чудовы, облаки белы, нивы медовы, ветры – гуделы…» и вдруг… «в палисаднике вспыхнет маргаритка».

Непостижимо-понятное, неизведанно-знакомое чувство живёт в каждом батуринском стихотворении.

Но страсть к мужчине – «сердце друга сокрушила игрой полуночных ресниц» – лишь малая толика чего-то всеобъемлюще-целого, воспеваемого служительницей муз. Неостывающая чувственная теплота к родителям, всепрощающая нежность к детям, сладостно-горькая забота о них, беззаветная, жертвенная преданность Родине, большой и малой, – это тоже любовь.

Есть в сборнике «Аквамарин» строки обо всём, что близко, и обо всех, кто дорог писательнице.

«Провижу род, святой над ним покров, – говорит она о своих славных русско-украинских предках («Прáотцы») и продолжает: – О, русская испытанная рать, привыкшая за правду умирать! Такой завет дал Александр Невский». И родители Татьяны Батуриной, следуя этому завету, оба были участниками Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Есть «клятвы, для которых срока нет», – уверена поэтесса. А теперь «талым нимбом на семейном снимке в белой-белой тоненькой косынке» видится стихотворице её матушка. «Как мать подпирала спиною талый глиняный дом», – рассказывает Татьяна читателям. «Как вечером с доброго неба снимал усталый отец пшеничное солнышко хлеба, а вместо звезды – леденец», – вспоминает любящая дочь. Неустанная благодарная память!..

А о сыне поэтесса говорит ещё проникновеннее:

 
Когда миновало цветастое время весны
И стали все платья на мне ненарошно тесны…
Десятого дня золотого вовсю октября
Дитя появилось из нетей ни свет ни заря… –
Блаженной любви продолжая пленительный гимн.
 

Что может быть чище и ярче этого божественного ощущения?! И так «безутешна на детском межбровье морщинка печали» для каждой родительницы!

 
Всему свой срок, а нынче под крылом
Моей любви мой сын, моей печали,
И чутко зова ждут в моём былом
Сыновьи подрастающие дали…
 

Глядят матери, глядят в эти «дали», пока глаза не закроются… А время быстротечно… «Песней про недолгий бабий век дудки за подол меня уцепят», – с грустью пишет наша землячка («Дударка»).

А в другом стихотворении весело щебечет с внучкой, как с подружкой: «Весна на свете, девушка, весна! На часиках протаивает вечность…»

Но, даря любовь своим близким, Татьяна Батурина и от них требует взаимности: «Дана вам в родню – так любите до смерти, до судной трубы!» А читателям заявляет: «Одно только знаю: люблю как болею». «Любовь меня приблизила к земле, о солнце мне теперь не уколоться», – откровенничает она. И хорошо ей, когда «на две судьбы – одной любови дата».

Но не всегда приходится вкушать «кусочки счастья, сладкого на вид», иногда впору взмолиться: «Пожалей, соловей, соловею!» Но «молчат циферблаты в ладошках вечности про обретенья и утраты, про горечь верности» («Аквамарин»). «А лучшие уходят навсегда, на время – все, а лучшие – навеки», – печалится стихотворица. Её «душа довольно куролесила»… «Как много лодок смоляных к судьбе моей причалено…» – одно из признаний авторессы. И, конечно же, не раз «корабль разлуки отходил от пирса, и плакали платочки на корме…» «Текли чаи, цвели воспоминанья» – воспоминанья, в которых поэтесса является не сторонним наблюдателем, а героиней переживаний.

Любовь… Какое капризное, многоликое, разнохарактерное это чувство! То беспечное, «пока легка пора раздоров, как паутинка над плечом», то рыдающее, когда «дождь крышку гроба глухо заколачивал» («Последнее свидание»). То вскричит восторженно: «Какая радостная рань, ты первая моя, ты первая!» То огорчается восклицанию лирического героя: «Нет у меня жены родней, чем воля!»

Любовь – это когда признаёшься: «А моей душе, замечу, боязно вздохнуть… А стали нелюбимыми людьми – я потому и хмурая такая». Ещё Татьяна Батурина считает, что ничего не забывается, остаётся в сердце, живёт в нём, «как дикий сад!.. Как ветками, руками задевает…» И не обязательно говорить о любви вслух (уверена она), достаточно иногда любящим людям просто посмотреть в одну сторону… «Осень, листья горят, несравненные листья отрады! Вместе встали и вместе припали к окну».

Бредём ли мы с писательницей по зимнему саду-пал и саду, что «вытянул к солнцу хрустальные шеи», или «на ромашковом ночлеге стеснённо кутаемся в травы», «светочи, собравшись в отдаленье, улыбчиво глядят с Небесных Нив». Стихотворение «Светочи» поэтесса посвятила памяти ближних и дальних, что раньше ушли в вечность. «Войдёт любовь, и поцелует в очи, и приголубит венчик на челе» («Взмах»)… «Душа любви редеет от потерь», – убеждена поэтесса. Но не теряет присутствия духа: «Среди снегу, среди холоду по тропинке паутиновой вы-тан-цо-вы-ваю по воду!» Да, да, именно «вы-тан-цо-вы-ваю». Мне по сердцу такой настрой.

А в стихотворении «Август» авторесса то ли грустит, то ли радуется: «Я ли это, сатиново-летняя, под весёлыми птичьими сплетнями золотое словечко «люблю», что колечко, на палец ловлю?..» Если и грустит, то очень светло. На самом деле для счастья ей «довольно одной заповедной ромашки-юницы», да было бы ещё в семье всё хорошо – у сына, внучки и правнучек-веселушек. В такие моменты пишется: «Шумно станется в избе, вот и спраздную себе». Блаженными кажутся Татьяне Батуриной и мгновенья, когда «вдвоём, босиком во саду милосердном забвенья – ни слова, ни тени, лишь встречная ласка имён». Но не зря счастье сравнивают с зáмком на песке – зыбкая конструкция! «Как жалко мне былого дорогого!» – восклицает стихотворица. А вера спешит ей на помощь: «Да ниспошлёт Господь покой и – вдруг! – былое вдохновенье!» О каком вдохновении речь? О вдохновении строк, вдохновении жить, любить, радоваться, и страдать, и снова радоваться – солнцу, небу, ветру, траве, улыбке, нечаянной встрече!

 
Предснежная нега заката…
Вдруг так захотелось стихов –
Соборней небесного злата,
Пуховей сиянных верхов!
 

И мне всегда хочется новых стихов моей талантливой подруги! Взглядом и сердцем провожаю в поэтическое поднебесье каждую «явленную стаечку слов».

Между тем у всякого из нас в жизни бывают сердечные победы и поражения, поэтому поэтессе легко делиться своим сокровенным с читателем: «Мне тож доводилось влюблённость наивную красть – и раннюю праздновать страсть, и позднюю снискивать милость…», «в краю лугов и ласкового плёса была и я любимою женой…» «Душа скорбит, как в безлюбовной ссылке. – А ты люби, – напутствует Господь». Сам Господь напутствует любить! Это строки из стихотворения «Ответы» (вслед за «Перед вечностью»), которым Татьяна Батурина открывает сборник. На его страницах, с первой до последней, – «и даль на сто дорог, и лица, лица…»

Да, люди-лица… Вспоминая их, православная писательница раскрывает ещё одну тайну Любви:

 
Перед вечностью, то есть разлукой,
Тихо люди прощают друг друга.
Многих с миром и я отпустила,
Но узнала великую тайну:
Не прощаются милые люди,
А к Любви прививаются вечной.
И теперь так полна я Любовью,
Как бывает, как часто бывает
На миру одиноком…
 

Великолепный язык, неожиданные образы, метафоры… В каждом стихотворении есть своё, неповторимое, спешащее стать цитатой. «Морозность» встреч, «поцелуй пуховый, что ковыль», «летучих ссор полыновая сладость», «ненаглядный колодец луны», «цикады часов»… «Ромашковый ворох», «терновник-засада», «сквозняк свечи», «куст, похожий на шалфей, перешедший дорогу…» «И уже с циферблата рассвета стрелку нежности ветер сорвал»…» «Я плачу ломкими руками, – горюет авторесса. – Ты мне выклевал грудь поцелуями…» Ах, какие образы! Чего только стоит платье, «уронявшее руки со спинки высокого стула»?! А «яблоко с повадками бутона, готовое и осенью расцвесть!»? Такая лирика – «краткий перевод с небесного на дольный», «плоды гармонии святой…», я это уже говорила, кажется, в отзыве о предыдущей книге писательницы (но повторить не грех). Она, «ведóмая глаголицей Господней» («Покаянница»), пишет о семье, о «державе-победихе», о вере – а всё получается о Любви.

«Обманов страстный слог, любови цаца…» «И развернулась в сердце ось земная…» «Отпылают костры, отзолует зола…» «И тайно жду, когда рассветы мая в мой лист уронят сладкую росу…» Цитаты, цитаты – одна затейливее другой! Даже боязно вклинивать свои простые слова и рассуждения в этот «диковинный слог». Надо ли? Стихи сами говорят о творчестве большой поэтессы ярче любых похвал. Но, с другой стороны, не могу же я поместить в предисловии целый поэтический сборник.

Предлагаю читателю самому познакомиться со всеми словесными гранями литературно-самоцветного камня «Аквамарин» и, оценив сверканье строк, погрустить, порадоваться вместе с авторессой и вдохновиться на любовь. Где-то там, среди «аллей прозрачных, лёгких сожалений», где «лоза в поре, как в солнечной повити», висит на веточке «яблоко любви». «Ах, милый друг, помилуйте, не рвите», – просит стихотворица. Сорвать ли приманчивый плод? Каждый решает за себя… Чтобы ощутить бурное течение реки, надо самому вступить в неё. А дальше – как получится: вброд, вплавь, а то и ко дну… Ведает о том одна «судьба-заживика», а может, ещё «знают роза и поэт».

«Переверни последнюю страницу – похожи ли стихи на небылицу?» – спрашивает Татьяна Батурина. Но прежде чем ответить на этот вопрос, хочу рассказать читателям о памятном для меня случае. «Привези мне веточку весеннюю», – шутя, однажды попросила меня писательница, когда я уезжала на дачу. Мы обе посмеялись… Пролетели весна, лето и зима… И вот, читая рукопись, встречаю «веточку», укоренившуюся, давшую ростки и расцветшую рифмами и образами, в новом стихотворении «Прошение любви». Это ли не чудо поэзии? В словесной раковине случайно обронённой фразы (первой строки) появилась жемчужина талантливых строф! И завершается стихотворение-перл обнадеживающе: «О, поверь: веснянкой умилённые, изначальной выспеем листвой!» Это к вопросу о были и небылицах… Меж ними порою тонка граница.

А в конце моего повествования хочу пожелать и поэтессе, и читателям «Аквамарина» вдохновения, творческого и житейского счастья. Но всё это невозможно без Любви, она «одна способница творить». Я верю Татьяне Батуриной:

 
И всё ж в дороженьке любой
Настырный странник васильковый
Отыщет если не любовь,
То лепесток её шелко́вый.
 

Людмила Кузнецова-Киреева, член Союза писателей России

P. S. Все слова в кавычках принадлежат Т. М. Батуриной (сборник стихов «Аквамарин»).

Перед вечностью

 
Перед вечностью, то есть разлукой,
Тихо люди прощают друг друга.
Многих с миром и я отпустила,
Но узнала великую тайну:
Не прощаются милые люди,
А к Любви прививаются вечной.
И теперь так полна я Любовью,
Как бывает, как часто бывает
На миру одиноком…
 

1988

Ответы

 
Как жалко мне былого дорогого!
А слава что обгрызанный ломоть…
Когда ж достигну времени честного?
«Когда придёшь», – ответствует Господь.
 
 
Весь век в моих начальниках и судьях
Безродная, беспамятная бродь –
Мне страшно в тех кругах, на их распутьях!
«Ничо, терпи», – советует Господь.
 
 
Терплю под стать старинушке-былинке,
Но, сколько ни сильна живая плоть,
Душа скорбит, как в безлюбовной ссылке…
«А ты люби», – напутствует Господь.
 
 
Ох, тяжела, Отец Ты мой Небесный,
Земной любви солёная щепоть!
Пожалуй, перевесит век железный…
«То – ладно», – благовествует Господь.
 

1993

Мученице татиане

 
Прильну к страданью твоему –
Светлынно сердцу и уму,
О, голубица красная,
Юница святоясная!
 

2018

Движение

 
Безмолвие, подвиг, рыдание, страх –
Простая предвечная новь.
Достигну ль, дорвусь хоть впотьмах, хоть впластах?
Смиренье, прозренье…
Любовь.
 

2007

Пророки

 
В любой толпе мне видится пророк,
Неразличим и неисповедим.
Ему и самому-то невдомёк,
Что он, как совесть, нам необходим.
 
 
Он сир и гол, как всякий, как любой,
И душу разбивает в темноте,
Пока не ýзрит вышнюю Любовь
И сердце не откроет в темноте.
 
 
Господь положит в сердце жаркий шар
И снимет с уст неведенья печать,
А что тяжёл предвечный высший дар –
Печаль не наша, ежели печаль.
 
 
Снедает нас приверженность к мечтам
И якобы провидческая прыть,
Но верен Бог, что не попустит нам
Сверх меры искушаемыми быть.
 
 
Мы все пророки.
Всеблагую весть
Храним в себе, как спящее зерно,
И сами спим, но… силимся обресть
Всеслово.
Се – рождению равно.
 

1993

Родиной зовётся

 
Опять октябрь нахохлился листом:
И тем, который в календарь замётан,
И тем, что вдруг обрушился на стол:
Конец строки – конец его полёта.
А я писала строчку о любви,
О сердце женском, будто бы неясном,
А тут вот лист – лови его, лови!
А тут вот лист – и вся строка напрасна.
Неясно сердце?
Что за чепуха!
Ну да, неясно…
Но тревожит, бьётся!
Тревога эта Родиной зовётся,
И без неё – ни хлеба, ни стиха.
 

1970

Прáотцы

 
Провижу род, святой над ним покров –
Красно глазам от знаменных полков!
О, русская испытанная рать,
Привыкшая за правду умирать!
 
 
Такой завет дал Александр Невский
Святой Руси – мы помним тот завет,
Как Отчие призывные повестки
И клятвы, для которых срока нет.
 

2018

Автопортрет с тюрей

 
Среди апельсинных ноктюрнов,
С бокалом свечи золотой?
Нет, с ложкой над кашею-тюрей
В сорочке из марли пустой.
 
 
Так крепко я ложку держала,
Что сгинула в нетях война:
Видать, победиха-держава
И тюрей спасаться вольна!
 
 
Она присмотрела за мною,
И я не забыла о том,
Как мать подпирала спиною
Наш талый, наш глиняный дом,
Как вечером с доброго неба
Снимал мой усталый отец
Пшеничное солнышко хлеба,
А вместо звезды – леденец…
 

2010

Семейный нимб

 
Матушкина немощная сила
Детушек-воробушек таила
От лихвы, от гóрева набега
Среди жара, среди бела снега.
 
 
Утомилась матушка-белица
И навек осталась серебриться
Талым нимбом на семейном снимке
В белой-белой тоненькой косынке.
 

2004

Отец бы мне помог

 
И даль на сто дорог,
И лица, лица…
Отец бы мне помог
Проститься.
 
 
Обманов страстный слог,
Любови цаца…
Отец бы мне помог
Остаться.
 
 
Души затвор-острог,
Грехов пленица…
Отец бы мне помог
Смириться.
 

2010

Хорошечка

 
Благословляю сказочную лёгкость,
В ней, как в цветке, скрывается пиит,
Когда угода дня иль мимолётность
Любови тайным голосом велит
Побеспокоить душеньку любезну…
Кто там, в нарядной сказочной дали:
Не дева ль, что пылающую бездну
Смирила горстью Отческой земли?
 
 
Ах, эти сказки, стáрины, былины!
Издревле Русь копила про запас:
Изволишь – пей из песенной братины
Иль летописный ладостный атлас
Прилаживай, в слезах, к очам сердечным –
И вся-то Русь былая на виду!
Каким родным, каким небыстротечным
Рос всяк росток в живом её саду!
 
 
Цвела в нём и Хорошечка-девица,
Та самая, румяна и бела,
Что в поисках живительной водицы
Пылающую бездну перешла.
Не перейти – нельзя: вода, как вечность,
Хорошечку поманивала вдаль –
И что огня бушующая вещность!
А предержала деву Божья Длань.
 
 
Душа, над бездной духопотрясенья
Не ты ль всю жизнь Хорошечкой идёшь?
Лишь перейдя, достигнешь врат спасенья,
Лишь веруя, навечно обретёшь…
Пиит, вот и высокая матерья
Над сказкою раскинула свой щит:
Спасая нас, над пропастью безверья
Церквушечка-Хорошечка парит!
 

1996

«Сколь долог перестук земли и колеса…»

 
Сколь долог перестук земли и колеса,
Сколь короток мой век, удел мой личный!
С тех пор как я гляжу на эти небеса,
С тех пор как вкус узнала земляничный,
С тех пор как речка детства сделалась песком,
С тех пор как своего пытаю дела,
С тех пор как полегчало слева, под соском,
С тех пор как колыбель потяжелела, –
Сколь долог перестук земли и колеса
С тех самых пор!..
И век мой – не короче,
Родимым словом озаривший Небеса
И Землю… А казалось – нету мочи.
 

1975

Пришествие любви

 
Я не помню, о чём говорили со мной,
Но жалели меня как родную:
И снимали с головушки сглаз лубяной,
И топили тоску ледяную.
 
 
Вышла душенька в чистое поле весны,
В снеговые её чернозёмы –
Лишь весною до самого неба ясны
Тёмны омуты, белы озёра.
 
 
Лишь весною ещё в черновом чертеже
Проясняются стебли удачи,
Лишь весной словно вечность отверста душе –
Вот и ноет душа, вот и плачет…
 

2000

«Как мало я сказок на музыку переложила!..»

 
Как мало я сказок на музыку переложила!
Но мне потому ещё долго служить на миру
Что в сердце совсем не проходит весёлая сила,
Что сёстры терпенья любили меня, как сестру.
 
 
И в белых одеждах, и в чёрных одеждах встречали,
И белые речи, и чёрные речи вели,
На тонких ладонях гадальные ядра катали,
Чтоб вызнала я терпеливую тягу любви.
И чем я отвечу на нежность такой благостыни?
А вдруг не постигну доверчивую простоту?
Но – плакаться сказкам, пока письмена их простые
На тонких ладонях терпенья сестер не прочту…
 

1985

Свирель

 
Синяя лампа стола указует на вход
В зелень свирельной эклоги, на выдох и вдох
Римских ромашек и греческих вроде бы кливий…
Голос свирели звучит между тем всё счастливей,
Словно впервые возвысился – и навсегда!
О, с этой трелью пастушеской просто беда:
Ей всё равно, сколько юности-старости мне,
Лишь бы эклога сияла при солнце-луне,
А между строк о Любви все на свете свирели
Пели, и пели, и пели, и пели, и пели!
 

2011

«Когда мы поднимались по ступеням…»

 
Когда мы поднимались по ступеням
Без слова и оглядки, я узнала:
Ты всё ещё со мною. Да, со мною.
И это будет длиться, как молчанье,
Как самая короткая дорога
К счастью.
 

1990

Аквамарин

 
Молчат ночные циферблаты
В ладошках вечности
Про обретенья и утраты,
Про горечь верности.
 
 
Но вот мелькнуло в глубине
Аквамариновой:
– Который час? – и на черте
На паутиновой,
Да на холстиновой,
На стеариновой
Цифирь рассвета столь темна,
Неумолимая!
– Который час?..
 
 
Уж не видна
Душа любимая.
 

1983

«На ледовом, на каменном сломе зимы…»

 
На ледовом, на каменном сломе зимы
В талом свете её минованья
Март малюет в снегах голубые дымы –
Как туманны его малеванья!
 
 
И печалит, и радует дымная синь,
Отчего в ней такая услада?
Иль распутица водит бездомных разинь
По околице райского сада?
 
 
Голубые дымы – это марта молва
О замёрзших, забытых, заблудших
В окаянной зиме, это сон одновá
О возлюбленных, истинных, лучших…
 
 
Не о нас ли?
Так, стало быть, умерли мы…
Кто же это глядит с отдаленья,
Как блуждают в снегах голубые дымы?
Кто сияет в дыму обомленья?
 

1990

Весть

 
Негаданно, наивно и свободно
В мой дом вошла пленительная весть,
Присела и, боясь, что неугодна,
Прижала руку к сердцу: это здесь!
 
 
Не слушаю, сердясь и обмирая,
Страшусь разбить незримое стекло
Между двумя ревнивыми мирами:
В одном студёно, а в другом тепло.
 
 
Увы!
Напрасно сладостные грёзы
Устраивают скинию в душе
И расточают жертвенные слёзы:
О самом лучшем плакала уже.
 

1991

Вечер

 
Веял негой голубиной
Вкруг любимой:
– Я целую этот вечер,
Эти плечи…
 
 
А любовь к нему клонилась –
Как молилась:
– Милый, милый, не оставлю,
Не ославлю…
 
 
Вечным светом из былого
Дорогого
Веет вечер поцелуйный,
Аллилуйный…
 

2011

Тамарикс-тамарикс

 
Есть у меня в Калмыкии оазис,
Лишь добреду – валюсь пред древом ниц
И только произнесть хочу: «Тамáрикс»,
Как непременно слышу: «Тамарикс».
 
 
Цветы имён настолько соименны,
Что их соединяющий дефис –
И сам цветок!
Коленопреклоненно
Произношу: «Тамáрикс-тамарикс».
 
 
Под кроной света Божьего растенья
Узор прохлады ветрен и лучист,
И в эту негу светодуновенья
Слетает сердце плавно, словно лист.
 
 
Усладно чую: впитывает шелест
Смиренного терпения земли,
А память вопрошает: не вотще ли
Мной так любимы странствия мои?
 
 
Зачем они соперничают с домом?
Его неволя – лучшая из воль…
Неуж душа чаруется фантомом
Дороги?
Но доколь ещё, доколь?
 
 
Фантом?
О нет!
А птицам петь на воле
Доколе, сердцу грезить новиной
И расцветать тамáриксу доколе
Средь вольницы Калмыкии степной?
 
 
Тамáрикс мой!
Ужели я смогу
Забыть мгновенья, прожитые нами?
Ужель о том когда-нибудь солгу,
Увлечена иными временами?
Я даже с ритма сбилась, словно весть
Сердечная, настигнутая болью.
Я – иль зелёно-розовая ветвь
Тамáрикса, пронзённого любовью?..
 

1993