Текст книги "Женщина в лунном свете"

– Нам? – Она смотрела на него с изумлением.

– Нам, – твердо повторил он. – Нам ведь обоим одиноко. И Лидии не хватает и мне, и тебе. Мы оба… любим ее.

– Вы хотите сказать, что влюбились в призрака?

Он грустно кивнул.

– Ну вы даете, как вас… Иван. Это просто бред какой-то.

Она довольно фамильярно опустила его отчество, но он не обиделся. Он чувствовал, что нужен здесь, что в силах хоть как-то изменить жизнь этой странной девушки, принести пользу, а не просто коптить небо, заливая тоску алкоголем. И Лидия на том свете будет спокойна, что кто-то заботится о ее дочери…

– Вот что, Катя, – проговорил Иван с решимостью, – не будем спорить. Безумец я или нет, для тебя это не имеет никакого значения. Считай, что мать меня послала к тебе в трудную минуту.

– С небес. – Она насмешливо улыбнулась, но больше ничего не сказала.

– Нужно привести квартиру в порядок. Купить посуду, необходимые вещи. Это же просто бомжатник какой-то. – Иван выразительно оглядел кухню.

– У меня нет сил на это, – просипела Катя. – Да и не умею я этого всего…

– Я умею, – перебил ее Иван. – Ты отдыхай. Можешь поспать. Я скоро вернусь.

– О'кей.

Она ушла в комнату. Иван оделся и снова вышел на улицу. Спросил во дворе, где находится ближайший Сбербанк и направился туда.

16

– Вы действительно хотите снять деньги с вклада? – Девушка-операционистка смотрела на него с недоверием.

– Да, хочу.

– Хорошо. Пишите заявление.

Иван взял бланк и отошел к окну. Это было все, что у него оставалось после смерти Нины. Она пилила его, заставляя много лет хоть копеечку, но откладывать в банк, на счет. Вот и скопилась мало-мальская сумма, не бог весь сколько, но все же деньги. Иван старался не думать о том, что он не работает и вклад – его единственный сейчас источник дохода. Лидия и Катя сейчас важнее. А там что-нибудь придумается, в конце концов, Семен подкинет работенку, ведь обещал же.

Он решительно подошел к окошку и протянул заявление девушке. Та шлепнула печать и велела:

– Получать в кассе.

Через пятнадцать минут довольный Иван уже шагал по улице, ощущая себя деловым и платежеспособным. Он зашел все в тот же «Магнит», купил губок и порошков, а также пару кастрюлек, чашки, еще продуктов. Едва волоча тяжеленные пакеты, добрался до Катиного дома. Тяжело дыша, поднялся по лестнице, думая о том, что сказала бы Маша, видя его сейчас. На этот раз Катя открыла сразу же.

– Ого! – Она весело присвистнула. – Может, вы того, Санта-Клаус? С рождественскими подарками.

Иван заметил, что голос ее звучит менее хрипло, и обрадовался: значит, лекарство помогает.

– Ну, до Рождества еще далеко, – невозмутимо проговорил он, ставя пакеты на грязный выщербленный паркет. – Скорей, я тетя Ася.

– Какая еще тетя Ася? – удивилась Катя.

– Реклама такая раньше была по телику – тетя Ася с порошками приезжала в дом к сестре с племянниками, и там все начинало сиять чистотой.

– Вот оно что. – Катя понимающе кивнула.

Иван с энтузиазмом принялся за уборку. Начал с кухни, оттер, что было возможно, затем надраил ванную. Вымыл пол в комнате. Катя сначала наблюдала за ним, ничего не делая, затем потихоньку начала помогать. Иван чувствовал подъем, от утренней слабости и вялости и следа не осталось. Наконец он оглядел квартиру и остался доволен.

– Сойдет для начала. Теперь обедать!

Они с Катей сварили в новой кастрюльке макароны, пожарили купаты, нарезали помидоры для салата.

– Господи, да я так последний раз ела года полтора назад.

Катя с восторгом уплетала купаты. Иван смотрел на нее, и сердце его наполнялось тихой радостью. Ему казалось, что Лидия где-то рядом, невидимая, смотрит на них и улыбается своей милой, застенчивой улыбкой.

– Покажи свои картины, – попросил он Катю, когда она наелась.

– Вам правда интересно? – Она прищурилась.

– Очень. Я никогда не был знаком с настоящими художниками.

– Говорю же, я не художница. Из академии меня выперли за хвосты и прогулы. Я только полтора курса и отучилась.

– А мне всегда казалось, что художник – это не профессия, а призвание.

– Ну, профессионализм никто не отменял. – Катя пожала плечами. – Ладно, идем смотреть.

Она привела его в комнату и распахнула дверь в кладовку. Там на полках были аккуратно расставлены картины. Много.

– Можно? – Иван дотронулся до одной.

– Можно, – разрешила Катя.

Он вытащил картину на свет, глянул и замер, восхищенный. Деревенька, занесенная снегом, колечки дыма над трубами крыш, саночки, летящие с горки, вдали темные зубчики елей. И холодное оранжевое солнце.

– Как красиво!

Он взял другую картину, третью. Это все были пейзажи, зимние, весенние, летние.

– Ты очень талантлива. – Иван был тронут и взволнован до глубины души. Вот какая дочка у Лидии, настоящее юное дарование. Он хотел смотреть еще, но Катя остановила его:

– Хватит на первый раз.

– Хватит так хватит. – Он послушно отошел от кладовки.

Катя бережно сложила картины и расставила их по местам. Затем крепко прикрыла дверку.

– Ты с твоим талантом должна быть миллионершей!

Она посмотрела на него и грустно усмехнулась:

– Никто их не покупает.

– Почему?

– Не знаю. Видимо, из меня скверный коммерсант. Написать могу, а продать не выходит. Салоны заламывают адскую комиссию. Мне достаются копейки.

– Мы еще с ними разберемся, – пообещал воодушевленный Иван.

Катя глядела на него все с той же незлой насмешливостью.

– Ну-ну.

Потом посмотрела на часы, одиноко висящие на голой ободранной стене.

– А вам не пора домой? Разве вас никто не ждет?

Домой! Иван вдруг спохватился и понял, что провел у Кати почти весь день. Маша наверняка давно пришла, волнуется. Сейчас начнет звонить, еще, чего доброго, плакать. Но уходить отсюда ему совсем не хотелось.

– Давай еще немного посидим, – сказал он Кате, – чаю попьем. Я пирожные купил. А там уж пойду.

– Я лопну, – улыбнулась Катя, – разве можно столько есть?

Однако Иван видел, что она не против его общества. Да и чаю с пирожными ей явно хотелось. Так они и сделали – вскипятили воды в ковшике и сели за стол чаевничать.

– У тебя есть отец? – осторожно спросил Иван у Кати.

– Есть. Но мы с ним не общаемся.

– Почему?

– Не знаю. Он никогда особенно не интересовался мной, даже когда я была маленькая. А уж когда выросла – и подавно.

– Но вы созваниваетесь хоть иногда? Видитесь?

– Нет.

– А друзья? Друзья есть у тебя?

Он пытался понять, как могла она оказаться в такой тяжелой ситуации и никто ей не помог. Даже не попытался.

– Друзья? – Катя задумалась на секунду и отрицательно помотала головой. – Нет, друзей нет.

– Да как же так? – не выдержал Иван. – В твоем возрасте должна быть студенческая или молодежная компания, гулянки, танцульки.

– Ха, – засмеялась Катя, – сейчас не то время, не так, как было в вашу молодость. Вы ж небось совсем старый.

Иван сконфуженно молчал. Конечно, а чего он хотел? Катя намного моложе его Борьки, для нее Иван – древняя мумия. Катя поняла, что сказала бестактность. Вид у нее сделался виноватым.

– Я вас обидела? Ну простите, я не хотела. Я просто имела в виду, что сейчас молодежь другая, каждый сам по себе. А я тем более. Я жутко неконтактная.

– Что ж ты, так и сидишь целыми днями одна в квартире?

Она кивнула.

– И не скучно тебе?

– Нет. Я пишу. Иногда леплю. Лепить, правда, недавно начала, но выходит неплохо.

– А если тебя выгонят из квартиры? Что тогда?

– Не знаю, – беспечно проговорила Катя. – Съеду куда-нибудь. Комнату сниму. Мне много не надо – была бы кровать да мольберт и краски.

Иван понимающе наклонил голову. В это время у него зазвонил телефон.

– Ты где? – взволнованно произнесла в трубку Маша. – Мы тебя потеряли. Все в порядке?

– Все хорошо, – успокоил Иван дочь, – я гуляю. Скоро приду.

– Не вредно тебе так долго гулять?

– Я потихоньку. Не один, с Серегой, – соврал он.

– Вы там, часом, того… не выпили? – совсем расстроилась Маша.

– Что ты, даже не думай. Об этом речи нет.

– Ну хорошо, – наконец успокоилась она, – ты таблетку принял?

– Да, все в порядке.

– Ладно. Давай домой, я обед сварила.

Иван убрал телефон и улыбнулся Кате, которая вопросительно глядела на него.

– Дочь. Нервничает, переживает за меня.

– Почему переживает?

– Я болел долго, в больнице лежал.

– А, ясно, – произнесла она довольно равнодушно.

Иван вновь, как когда она назвала его старым, ощутил укол обиды. Но тут же сам себя одернул: Катя еще ребенок, чего от нее ждать? Сочувствия, понимания? Ей не до того сейчас.

– Ладно, пойду я, – проговорил он и встал, – еды хватит дня на два. У тебя одежда-то теплая есть?

Она кивнула.

– Есть. Пуховик. И сапожки демисезонные.

– Какие демисезонные?! На улице минус двенадцать!

– А я не выхожу туда, на улицу, – беззаботно объяснила Катя и снова закашлялась.

– Ладно. Завтра приду, пойдем покупать тебе сапоги, – тоном, не терпящим возражения, произнес Иван.

Она только плечами пожала. Он последний раз глянул на ее милое, чуть заостренное личико и скрылся за дверью.

17

– Ох уж мне этот Серега! – Маша с подозрением смотрела на стоящего в прихожей Ивана, ноздри ее едва заметно шевелились.

«Принюхивается», – понял Иван. Он улыбнулся и шутливо произнес:

– Я же сказал, мы ни-ни. Сухой закон.

– Вид у тебя какой-то… – Маша не договорила, с кухни раздалось громкое шипение. Она поспешно убежала.

Иван не спеша разделся, снял ботинки и покосился в зеркало. Да, видок – глаза блестят лихорадочным блеском, на скулах пятна румянца, волосы взъерошены. Понятно, почему Маша так насторожилась. Но не объяснишь же ей, в чем дело, не скажешь, что призрак Лидии привел его к своей дочери. Тогда его точно закроют, и дело с концом.

Иван решил молчать в тряпочку о Кате. Он сходил в ванную, вымыл руки и ополоснул холодной водой горящее лицо.

– Пап, кушать иди, – крикнула Маша из кухни.

– Иду, – отозвался Иван.

Есть ему совершенно не хотелось, отчасти от общего возбуждения, отчасти оттого, что он в течение дня плотно ел у Кати. Но, делать нечего, он послушно отправился на Машин зов и сел за стол. Маша налила ему борща, положила в него сметаны, отрезала ломоть круглого столового хлеба.

– Ешь.

Иван принялся через силу хлебать борщ. Маша сидела рядом и внимательно смотрела на него.

– Не вкусно?

– Что ты, очень вкусно! Можно язык проглотить.

– Оно и видно, – с сарказмом заметила она. Помолчала немного, потом сказала: – Боря звонил.

– Ну как у них дела?

– С Зоей опять поругался. – Маша вздохнула.

– А, это у них регулярно, – Иван скривил пренебрежительную мину, – помирятся. Дня не пройдет, Борька побежит прощенья просить. Подкаблучник он, наш Борька, а жена его стерва та еще.

– Не ругайся, папа. – Маша снова вздохнула.

Вид у нее был печальный и усталый. Наверное, соскучилась по мужу, по дочке.

– Как там твои в Америке? – спросил Иван, чтобы ее немного развеселить.

– Все хорошо, – коротко ответила она.

– Звонят?

– Пишут.

Он увидел, что разговора не выходит, и решил сменить тему.

– Может, сходим куда-нибудь вместе? Я себя чувствую хорошо, а тебе нужно развеяться. Устала ты тут за мной ухаживать.

Маша посмотрела на него удивленно.

– Куда сходим?

– Ну хоть в кино. Или в этот… в зоопарк!

Иван понял, что сморозил глупость. Ну какой Маше зоопарк? Это скорей для Кати подойдет, может, ей там интересно будет зверей всяких рисовать. Машины губы дрогнули в слабой улыбке.

– Ох, папа, ну ты даешь. А я смотрю, ты идешь на поправку. И выглядишь неплохо.

– Ну так пойдем в кино? – повторил Иван свой вопрос.

На лицо Маши набежала тень, оно снова стало серьезным и грустным.

– Не сегодня, пап. Голова болит. Ты не обижайся, ладно?

– Конечно, я не обижусь. Можем завтра пойти. Или послезавтра. Как скажешь.

– Хорошо. – Она кивнула и принялась собирать посуду в раковину.

– Ты иди приляг, отдохни, – сказал ей Иван, – я сам вымою.

– Да не надо, мне нетрудно.

Маша включила кран и принялась намыливать губку. Иван постоял немного, глядя на ее хрупкие, чуть ссутуленные плечи. Она, казалось, не замечала его больше, целиком ушедшая в какие-то свои мысли.

Иван вздохнул и пошел в комнату. Сел на диван, включил телевизор. Мысли его вертелись вокруг Кати. Странная девушка. Странная и непохожая ни на кого. В ней хрупкость и беспомощность удивительным образом сочетались с какой-то дикой, необузданной силой, о которой Иван лишь догадывался интуитивно, седьмым чувством. Именно такая дочка, по его мнению, и должна была быть у Лидии. Обе они словно не от мира сего, чудныˊе и притягательные, и души их, обнаженные и беззащитные, уязвимы для обывателей. Иван представлял себе, как Катя сидела в пустой квартире, без еды, без денег, не в состоянии выйти на улицу из-за мороза, и писала свои картины. И они получались у нее светлыми, полными мягкой прелести и красоты. Говорят же: настоящий художник – голодный художник…

Ивану вдруг сделалось беспокойно. Как она там одна? Снова он сглупил и не взял ее номер. Теперь придется до утра волноваться. Он слышал, как за стеной Маша опять говорит по телефону. Голос ее звучал сердито и напряженно. Слов Иван не разобрал, кроме одной фразы: «Ну сколько ж можно!» Он понял, что она беседует с Борькой по поводу его вечных конфликтов с супругой. «Правильно, – решил Иван. – Пусть вправит ему мозги».

Он уставился в экран, ощущая, как глаза начинают слипаться и его клонит в сон.

Когда Маша зашла в комнату, она застала отца сладко храпящим на диване, без подушки и одеяла, полностью одетым. По телевизору шел футбольный матч, а на губах Ивана играла легкая и радостная улыбка. Маша покачала головой, щелкнула пультом, погасила экран. Достала из шкафа теплый плед и укрыла им Ивана.

18

Утром Иван засобирался к Кате. На вопрос Маши, куда это он намылился, у него был заранее готов ответ: к Семену иду, насчет работы.

– Рановато тебе работать, – Маша с сомнением покачала головой, – нужно еще окрепнуть.

– Так не сразу же, – успокоил ее Иван, – это все предварительно. Посидим, обсудим, наметим планы, как говорится.

– Главное, чтобы вы ваши планы намечали без возлияний, – строго заметила Маша.

– Ну разумеется.

Иван, обрадованный тем, что она столь легко отпускает его, обнял ее и расцеловал в обе щеки. Маша деликатно отстранилась.

– Ладно уж, иди. Телефон слушай, а то я тебе вчера дозвониться не могла.

Иван глянул на экран и действительно обнаружил там пропущенные вызовы.

– Буду слушать, – пообещал он и скрылся за дверью.

Весь неблизкий путь до Катиного дома он провел в раздумьях. Он думал о Лидии, о том, увидит ли он ее когда-нибудь еще, в полнолуние или в обычную ночь. Может, она приходит иногда к Кате? Интересно, видит ли Лидия его, знает ли, что он разыскал ее дочь?

За этими мыслями Иван не заметил, как приехал. Он без труда нашел дом, поднялся на пятый этаж и позвонил. Ответом ему была тишина. Он снова надавил на кнопку, опять без результата. «Ну уж нет, – в сердцах подумал Иван. – Черта с два! Пусть мать – призрак, но дочка-то вполне живая. Куда она могла деться?»

Едва он так подумал, снизу послышались шаги. Иван обернулся – по лестнице поднималась Катя. Лицо у нее раскраснелось от холода, нос был лиловым, как и руки без перчаток.

– Доброе утро, – сказал ей Иван. – Откуда это ты ни свет ни заря? Я ведь велел тебе не выходить без сапог.

– Велел, – насмешливо передразнила она и по привычке откашлялась. – Кто вы мне такой, чтобы велеть?

Хотя она и говорила довольно невежливые вещи, вид ее был вполне добродушным.

– Нужно было по делам, – пояснила она мгновение спустя.

Они вошли в квартиру. У Кати зуб на зуб не попадал. Она сняла тонкую курточку и осталась в стареньких джинсах и вязаном свитере, который был ей сильно велик и висел мешком на ее худенькой фигурке.

– Срочно на кухню пить чай, – скомандовал Иван, – иначе так никогда и не поправишься. Вон, голос какой осиплый, того гляди, вообще пропадет.

– А, голос, – Катя небрежно махнула рукой, – он у меня всегда такой. Сорвала в детстве, теперь чуть какая простуда – так сразу хрипеть начинаю по несколько месяцев. Врач сказал – хронический ларингит.

– Так тебе курить категорически нельзя, – заволновался Иван. – И лечиться нужно.

Она больше не пререкалась, пригладила щеткой запутавшиеся волосы и послушно уселась за стол. Они попили чай и перекусили вчерашними вкусностями, купленными Иваном. Убедившись, что Катя согрелась, он предложил:

– Ну что, идем за сапогами?

– Погодите. Я должна картину закончить.

– Это обязательно делать прямо сейчас? – удивился Иван.

– Да. Потом у меня вдохновения не будет.

Она смотрела на него серьезно, без улыбки, чуть сведя на переносице красиво вылепленные бровки. Он понял, что она не рисуется, и пожал плечами.

– Хорошо, пиши. Я подожду.

– Можете посмотреть, – разрешила Катя и ушла в комнату.

Иван убрал со стола, заодно прикрутив пару болтающихся винтов в допотопном кухонном гарнитуре. Сполоснул чашки и блюдца и зашел в комнату.

Катя сидела перед мольбертом на низеньком стульчике, задумчиво глядя на холст. Иван тихонько подошел и встал за ее спиной. На холсте был изображен густой, дремучий лес. Среди еловых ветвей мерцали зловеще глаза сов. За толстым стволом прятался голодный волк – то, что он голоден, было видно по его морде, осунувшейся и свирепой. Где-то сбоку в темноте висела бледная полная луна.

– Красиво, – почему-то шепотом проговорил Иван. – Как называется?

– Полнолуние.

Он невольно вздрогнул.

– Ты… ты это для продажи? У тебя заказ?

Она взглянула на него спокойно и ответила:

– Нет. Просто так.

– Если просто так, к чему спешка? Можно вечером закончить.

– Я же сказала, сейчас у меня вдохновение. А вечером его может и не быть.

Иван видел, что Кате уже не до него. Она целиком ушла в работу, взгляд ее блуждал по холсту, она слегка покусывала губы. Ее тонкие длинные пальчики взяли кисть, окунули ее в краску. Она принялась расставлять на холсте одинокие мазки, то тут, то там. Ивану был совершенно непонятен ее замысел, он не видел в этих мазках ничего связного. Но терпеливо стоял и смотрел как завороженный.

– Сядьте, – не оборачиваясь, велела Катя.

– Не надо, я так.

– Сядьте, – повторила она. – Устанете. Это надолго. И мне мешает, что вы стоите над душой.

Он послушно сел на диван, продолжая наблюдать за увлекательным процессом. Катя продолжала ставить свои мазки, еле слышно бормоча что-то себе под нос. Так прошло минут сорок. Иван, к удивлению своему, заметил, что картина неуловимо изменилась. Сгустилась темнота под елями, свет луны стал еще более зловещим, глаза сов горели, как электрические лампочки. От холста веяло мистическим ужасом, и этот ужас нарастал с каждым мазком Катиной кисти.

– Ты настоящий мастер, – пробормотал потрясенный Иван.

– Скажете тоже, – невозмутимо и даже равнодушно произнесла Катя, ни на секунду не отрываясь от работы. – Просто, я же сказала, вдохновение нашло. – Она слегка отстранилась и придирчиво оглядела плоды своего труда. – Ладно, сойдет. На сегодня, пожалуй, хватит.

Она аккуратно поставила мольберт в угол, сложила кисти и краски и убрала стул.

– Вот теперь можно и за сапогами.

19

Поход за Катиной обувью оказался интереснейшим времяпрепровождением. Сначала они с Иваном посетили ближайший торговый центр, где довольно быстро выбрали симпатичные зимние сапожки. Иван оплатил покупку, они вышли из магазина, и тут началось. Вокруг были сплошные бутики с одеждой, обувью, аксессуарами, парфюмерией – настоящее царство моды. Иван, давно отвыкший от хождения по подобным местам, чувствовал себя древним динозавром. Катя же, напротив, впала в невероятное возбуждение. Лицо ее горело, в глазах появился хищный блеск. Она забегала то в один магазин, то в другой, Иван едва поспевал за ней. В одном из отделов она примерила хорошенькую норковую шубку, в другом – длинный кардиган, отороченный песцовым мехом. В третьем кожаную сумочку на длинном ремешке. Всякий раз к ним подскакивала продавщица и начинала с улыбкой уговаривать Ивана купить своей «супруге» подарок – «ведь он ей так идет». Иван от стыда и волнения вспотел. Катя в любой из обновок выглядела как кукла, она вертелась перед зеркалом, оглядывая стройную фигурку в отражении, ловя завистливые взгляды других покупательниц.

Иван понял, как ей не хватало всего этого. Всей этой роскоши, красоты, блеска, хоть она и говорила, что ей ничего не нужно, кроме мольберта и красок.

– Давай купим тебе что-нибудь из вещей, – предложил он Кате, стараясь прогнать мысли о грядущей финансовой катастрофе.

– А можно? – Она посмотрела на него со страхом и одновременно с надеждой.

– Можно, – решительно ответил он. – Выбирай.

Она выбрала кардиган. Иван в душе поблагодарил небеса, что Катин выбор не остановился на шубке.

– Спасибо, – прошептала Катя и чмокнула Ивана куда-то между щекой и ухом.

Нагруженные пакетами, они вышли из магазина и спустились по эскалатору вниз.

– Попкорн хочешь?

– Хочу!

Он купил ей большое ведерко. Она бережно несла пакет с кардиганом, жевала и тихо насвистывала себе под нос какую-то песенку. Иван шел рядом и понимал, что влип. Заботиться о Кате, кормить ее, покупать ей красивые вещи было настолько приятно, что отказаться от этого будет невероятно сложно, просто невозможно. Такими темпами деньги очень быстро закончатся, и что тогда делать? Иван решил для себя завтра же идти к Семену и просить его, чтобы тот нашел ему работу, не разовую, а настоящую, с хорошим заработком.

– Вы о чем задумались? – спросила Катя, когда они оказались на улице.

– Так, ни о чем. Ерунда.

– Почему вы так делаете? – Она смотрела прямо ему в глаза, отчего у Ивана вдруг пересохло в горле.

– Как?

– Нянчитесь со мной, тратите на меня деньги.

– Потому что… потому что ты дочь Лидии.

Иван сказал это и понял, что говорит неправду. Образ Лидии за прошедшие два дня померк и стал совсем не таким ярким, как был раньше. Рядом с Катей, живой, изменчивой, дерзкой и одновременно беспомощной, этот образ сделался далеким и полузабытым. Ивану казалось странным, что он хотел встречи с призраком, готов был совершать обряды, идти на кладбище, читать заговоры.

– Ну и что, что я дочь Лидии? – как бы в подтверждение его мыслей, капризно произнесла Катя. – Вы так говорите, как будто у вас были отношения.

– У нас и были отношения, – упрямо проговорил Иван.

– Ха! Глупости! Какие отношения могут быть с привидением! Сколько вы знали друг друга?

– Неделю. Этого достаточно. Я… я любил твою мать.

– Чушь. – В тоне у Кати неожиданно зазвучала злость. Иван посмотрел на нее с удивлением. – Чушь, – повторила она и закусила губу.

– Почему чушь?

– Потому что нельзя любить того, кого нет. Любить надо того, кто на самом деле существует!

Иван подумал, что она абсолютно права. Он и сам это понимал. Но что он мог ей ответить? Что сам не знает, почему ему хочется остаться тут как можно дольше, помогать ей, покупать продукты и вещи, следить за тем, чтобы она не голодала и не мерзла… самое большое счастье для человека – быть кому-то необходимым. Это дает силы жить…

– Ладно, что-то я увлеклась, – проговорила Катя мягче, тон ее сделался виноватым. – Должна спасибо сказать вам, а не нотации читать. Тем более вы вон на сколько меня старше, наверняка много повидали, не мне вас учить.

Ивану вдруг пришло в голову, что хоть Катя и младше его лет на 30, но жизнь она знает не хуже, а в чем-то и лучше. Возможно, это благодаря ее особому взгляду на мир, взгляду живописца и творца.

– Давай не будем спорить и ссориться, – ласково проговорил он, – каждый из нас по-своему прав. Мне не жаль для тебя ни денег, ни времени, и я очень рад, что теперь у тебя есть теплые сапожки и ты не будешь мерзнуть в мороз и стужу.

Катя улыбнулась и хотела сказать что-то в ответ, но в эту минуту у нее зазвонил телефон. Она достала его из кармана куртки, взглянула на экран, и лицо ее помрачнело.

– Я… я должна ответить. Можно – отойду?

Иван пожал плечами. Она быстро отступила в сторону и пошла от него по тротуару. Иван ощутил болезненный укол в самое сердце. Кто это звонит? Почему она не может при нем говорить? Вдруг это мужчина? Что, если Катя обманула его, сказав, что у нее никого нет? Наверняка обманула. Чтоб у такой девушки не было кавалера? Вот он и нарисовался. Иван почувствовал острое желание догнать Катю и выяснить, с кем она разговаривает.

Он с трудом сдержался, чтобы не броситься за ней вслед. Он стоял и смотрел, как удаляется ее хрупкая фигурка. Проходящий мимо парень в дубленке едва не налетел на Ивана и с досадой произнес:

– Осторожно, папаша, стоите тут посреди улицы!

– Какой я тебе папаша! – буркнул Иван и сник окончательно.

Нужно снять розовые очки и взглянуть правде в глаза. Для Кати и ее ровесников он старик, неуклюжий и устаревший папаша, путающийся под ногами. Помог – и довольно, пора и честь знать…

Весь ушедший в горестные мысли, он не заметил, как Катя вернулась обратно.

– Прости, – проговорила она.

Лицо ее было злым и напряженным, но Иван понял, что злость эта адресована не ему, а недавнему абоненту.

– Кто звонил? – с деланым равнодушием поинтересовался он.

– Да так, по делу. По поводу картин.

Иван видел, что она врет. Он промолчал, не зная, что сказать.

– Голова разболелась, – пожаловалась Катя. – Пошли домой?

От этого «пошли домой» повеяло таким уютом и доверчивостью, что все переживания Ивана мгновенно улетучились. Она не сказала: я пойду домой, она сказала – пошли! Она собиралась идти вместе с ним, будто это было в порядке вещей. Будто они много раз выходили вместе из дома и много раз туда возвращались.

– Пойдем, конечно, – не в силах скрыть радость, произнес Иван. И добавил сочувственно: – Ты, наверное, устала от магазинов. Тебе нужно отдохнуть.

Они вернулись в квартиру, и Иван снова просидел там до вечера. Звонила Маша, он наврал ей, что Семен устроил ему заказ. Маша заволновалась, но он успокоил ее, обещав вернуться не позже семи. Они обедали, Катя писала свою картину, потом вместе смотрели фильм по телевизору. Время летело незаметно, Иван оглянуться не успел, как натикало шесть часов. Пора было уходить.

– Завтра я, возможно, не приду, – сказал Иван Кате. – По делам нужно. – Он твердо решил идти к Семену по поводу трудоустройства.

Она кивнула. Иван кинул цепкий взгляд на ее лицо, пытаясь уловить – жалеет ли она, что его не будет целый день, или ей это все равно. Однако Катя выглядела непроницаемой и спокойной. Они простились, и он ушел восвояси.