Текст книги "Возьми меня с собой"

Все трое, не заметив Леру, завернули прямиком в восьмую палату, плотно закрыв за собой дверь. Она в растерянности остановилась. Интересно, кто это? Почему расхаживают по отделению в верхней одежде? Она прислушалась, но говорили в палате тихо, лишь скрипучий голос Скворцова раздавался четче других, хотя слов все равно было не разобрать.

Разбираемая любопытством Лера уже хотела войти следом за странными посетителями, но тут дверь снова открылась, и Максимов и незнакомцы оказались прямо перед ней.

– О! – весело проговорил заведующий, будто не он с утра устроил Лере нагоняй. – Вот и наша Валерия Павловна. Знакомьтесь.

– Очень приятно, – без улыбки произнес чернявый. Толстяк в пуховике посмотрел на Леру исподлобья и молча протянул ей пухлую руку, на мизинце которой красовалась массивная золотая печатка.

Лера брезгливо пожала ее, вопросительно взглянув на Максимова.

– Кажется, Валерия Павловна, вы интересовались родственниками старика Скворцова. – Шеф кивнул на мужиков: – Вот они. Лично хотят с вами познакомиться. Они обеспокоены уходом Светланы Алексеевны, опасаются, что теперь состояние Ивана Степановича может ухудшиться. Я убедил их в обратном.

– Спасибо, – холодно поблагодарила Лера.

Очень ей нужна защита Максимова, да еще перед этими молодцами! Вот, значит, они какие, опекуны деда! Хороши, ничего не скажешь. По виду настоящие бандиты.

Впрочем, может, это и есть бандиты, кто их знает? Ясно, что от таких не только яблок не дождешься, но и вообще ничего человеческого. Небось дали взятку кому надо, чтобы оформить опеку над стариком, и ждут не дождутся, пока он копыта отбросит.

Чернявый между тем искоса взглянул на Максимова, помялся и произнес не очень уверенно:

– Ну… как там наш дедуля? Держится?

– Держится, – кивнула Лера, чувствуя, как неприязнь к этим мужчинам переходит в откровенную злость. – Хорошо, что вы подошли ко мне. Я давно вам хотела кое-что сказать.

Толстяк и чернявый переглянулись, затем последний переложил дипломат из руки в руку и кашлянул.

– Почему вы никогда не навещаете старика? – продолжила Лера. – Вы же его опекуны, говорите, что волнуетесь о его здоровье, а сами за полтора месяца ни разу не появились. Передачи не приносите. Не стыдно?

Чернявый снова, уже более сурово, взглянул на Максимова. Тот отвернулся.

– Девушка, – неожиданно тонким, режущим ухо фальцетом заговорил цыганистый мужик, – вы нам замечания делаете, а сами работаете здесь без году неделя. Мы люди занятые, нас в Москве долго не было.

– Не было, – подтвердил мужчина в пуховике. – Мы все по делам. В поездках.

– Могли найти кого-нибудь, – не сдавалась Лера, – нанять старушку, оставить ей денег, чтоб приносила еду, фрукты. Знаете ведь, как в больницах кормят.

– Вы нас не учите! – неожиданно с угрозой произнес толстяк. – Еще неизвестно, как вы сами справляетесь со своими обязанностями. У вас ведь нет стажа, мы знаем.

– Иван Степанович на меня не жалуется, – парировала Лера. – Можете посмотреть историю болезни. Он чувствует себя значительно лучше, получает нужное лечение, за ним смотрит медперсонал. Чем вы можете быть недовольны?

Мужик криво усмехнулся. Лера почувствовала, что ему нечем крыть, и снова пошла в наступление.

– Ни у кого родственники так себя не ведут, – твердо проговорила она. – Если вы заняты, извольте как-то решить хотя бы проблему передач. Я уж не говорю о простом человеческом отношении к старику!

– Деловая, однако, – обратился толстяк к Максимову. – Из молодых да ранних. Не было бы с ней проблем.

Лера даже задохнулась от возмущения. Да как он смеет? Говорит так, будто ее и нет тут, обсуждает профессиональные качества, словно у нее нет диплома врача, а в отделение ее взяли Христа ради!

Она открыла было рот, чтобы высказать нахалам все, что думает, но Максимов вдруг крепко сжал ее локоть, призывая молчать.

– Не будет никаких проблем, – твердо произнес он. – Валерия Павловна – врач хоть и малоопытный, но человек старательный и толковый. Если что, мы ей подскажем, как действовать, и она все выполнит. Так что с лечением вашего подопечного будет полный порядок. Полный. – Заведующий подчеркнул последнее слово. – Даже не сомневайтесь.

Толстяк кивнул, однако видно было, что он все равно недоволен. Чернявый опять переложил дипломат из руки в руку и вытер вспотевшую ладонь о брюки. Он выглядел теперь более приветливо, чем его спутник, хотя ее первое впечатление о них было обратным.

– Ладненько, – обратился чернявый не то к Лере, не то к Максимову, – нам пора. Надеюсь, вы отвечаете за свои слова. Так?

– Так, – подтвердил шеф.

– Тогда до свидания. – Чернявый пожал Максимову руку, кивнул Лере и, подхватив мрачного, молчаливого толстяка под руку, удалился.

Максимов наконец выпустил ее локоть, который он продолжал стискивать все это время. Ей показалось, что его смуглое лицо слегка побледнело. Почему он так церемонился с этими деятелями? Может, они ему отстегивают, чтобы к деду получше относились в больнице? Лучше бы потратились на гостинцы.

– Истории болезни оформили? – прежним суровым голосом спросил заведующий.

– Почти.

– Вот идите и оформляйте, – тоном, не терпящим возражений, приказал шеф.

Лера молча кивнула и пошла в ординаторскую. Голова загудела сильнее прежнего. Она полезла за новой таблеткой, но махнула рукой – была не была! – открыла шкафчик, где у предусмотрительной Анны всегда стояла начатая бутылка коньяка.

Это Лере будет сейчас в самый раз, чтобы начисто забыть обо всей гадости, которая ее окружает: о бывшем муже, об опостылевших бумажках, о мерзавцах опекунах несчастного деда, которые только что унизили ее на глазах заведующего отделением. А главное – о самом Максимове!

Она поспешно налила коньяк в стопку и залпом выпила. Затем, не колеблясь, еще полстопки. Именно так боролась со стрессом сама Анна – и всегда добивалась желаемого результата.

Однако не тут-то было. Что хорошо для одного, не всегда подходит для другого. Голова, правда, вскоре прошла, но настроение у Леры нисколько не поднялось, наоборот, стало совсем паршивым. Ничего не хотелось: ни заполнять эти дурацкие карты, ни идти с вечерним обходом, ни вообще находиться в отделении.

Дверь приоткрылась, в ординаторскую заглянула Наталья и удивленно посмотрела на понуро сидящую за столом Леру. Та сделала вид, что поглощена записями и не замечает старшую сестру. Будет знать, как склочничать!

Наталья виновато вздохнула и скрылась. Из коридора донесся ее голос, зовущий Настю. Очевидно, Наталья уходить домой не спешила, по своему обыкновению оставаясь на работе сверхурочно.

Вскоре зашел Максимов – уже в пальто и кепке.

– Не забудьте про документацию, – напомнил он.

Лера дождалась, пока за дверью затихнут его шаги, и решительно захлопнула очередную карту. Хватит с нее! Ночь впереди длинная, а осталось всего ничего, успеет. К тому же пора обойти палаты. Вдруг что-нибудь еще приключится вдобавок ко всем прелестям сегодняшнего дня?

Она вышла из ординаторской и вяло поплелась по коридору, намереваясь, прежде чем приступить к обходу, взять у Насти кипятильник и сделать себе крепкий кофе – от коньяка ее совсем развезло, глаза слипались.

– Что случилось?

Лера подняла глаза. Она и не заметила, что поравнялась с восьмой палатой.

В дверях стоял Андрей, глядя на нее внимательно и с удивлением.

– Ничего. – Она постаралась улыбнуться.

– А почему такая печальная?

– Так… – Лера снова живо представила себе опекунов Скворцова, и ее передернуло от отвращения. – Видела я сейчас родственников Иван Степаныча. Сволочи, каких мало!

– Сволочи, – согласился Андрей. – И что, только в этом причина грусти?

– Только, – подтвердила Лера. – Еще голова немного болит.

Ну о чем она еще может ему сказать? О том, как ее достал Максимов? О Машкиных ночных слезах в подушку? О том, что ей, Лере, совсем не помогает испытанное Анной средство?

– Может, зайдете на минутку? – предложил Андрей. – Я картинки кое-какие нарисовал, из мультиков. Маше обещал.

– Картинки? – переспросила Лера, а сама уже переступала порог палаты.

Степаныч спал, закинув руку за голову и широко открыв беззубый рот. На тонкой морщинистой шее двигался взад-вперед острый кадык. Комнату оглашал мерный негромкий храп.

Лера потихоньку присела за столик.

– Вот. – Андрей поспешно достал из тумбочки несколько листков. – Тут Том и Джерри, Микки-Маус, Белоснежка…

На стол перед Лерой легли смешные и трогательные рисунки. Глядя на них, она почему-то почувствовала себя совсем несчастной, глаза наполнились горячей влагой, губы задрожали.

– Что с вами, Валерия Павловна? – На ее плечо мягко опустилась рука Андрея.

– Ничего, – шепотом проговорила Лера, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

– Но все это не может быть только из-за чертовых родственников?

Лера молча кивнула. Слезы уже текли по щекам, во рту был противный солоноватый привкус. Андрей придвинул стул, сел рядом, так и не убрав руку с ее плеча.

– Валерия Павловна! Вы… очень любили Машиного отца? Он ушел от вас и вы не можете его забыть? Так?

Лера изумленно подняла на него глаза.

– Откуда… – начала она и не договорила.

– Маша мне тогда кое о чем рассказала: как папа давно уехал и не возвращается. Я и подумал… Извините, если я ошибся.

– Ничего. – Лера вытерла глаза. – В чем-то вы правы. Скучаю не я, а Маша. Отец совсем не хочет ее знать. Бывает же такое – родной отец, а дочка вдруг стала не нужна… – Лера внезапно осеклась, спохватившись. Что же это она говорит? Ведь это бестактно по отношению к Андрею – у того всю жизнь не было ни отца, ни матери.

Шаповалов сидел, опустив голову и уставившись взглядом в столешницу.

– Андрюша, – тихонько окликнула Лера, – вы извините, я не хотела… Ваши родители… они умерли?

– Не знаю. – Андрей пожал плечами. – Хочу надеяться, что нет.

– Как так? – удивилась Лера. – Я не понимаю.

– Мне было два года, когда их лишили родительских прав. Говорили, я болтался на улице зимой в одной рубашке и сандалиях, а папа с мамой водку хлестали. Вечно простуженный был, оттуда и болезни пошли, с детства. Я потом пытался родителей разыскать, но не смог. Может, в дальнейшем повезет. – Он махнул рукой. – Да хватит о них! Мы же о вас говорили.

Лера вдруг забеспокоилась, что Андрей, по сути, обнимает ее, а в любую минуту может открыться дверь, и кто-нибудь войдет – Настя, Наталья, один из больных.

Андрей, будто услыхав ее мысли, придвинулся еще ближе, слегка притянул Леру к себе, и ей стало спокойно, хорошо. Так хорошо, как не было давным-давно.

– Андрюша…

– Лерочка?

Что-то внутри ее тревожно напряглось, выражая последний, слабый протест, и тут же отпустило, потому что его губы уже были совсем рядом, и она сама уже обнимала его, прижималась страстно, всем телом, точно стараясь слиться воедино.

Андрей поднял колченогий стул, вставил ножкой в дверную ручку…

Господи, какая же она дура – все это время мучилась, боролась упорно с тем, что было начертано ей судьбой! Как глупа была, считая, что все хорошее осталось в прошлом и жить теперь надо по инерции, только для того, чтобы вырастить Машку, поставить ее на ноги!

Чепуха! Она молода, красива, желанна, сама полна желания и нежности, и жизнь для нее вовсе не кончена! Ее душа чудесным образом исцелилась, избавилась от сомнений, страха, горечи и вновь, как в юности, готова вместить в себя невероятное, головокружительное ощущение счастья…

Дед коротко, громко всхрапнул, затих на мгновение, а потом зашелся хриплым, натужным кашлем.

Лера вышла из сладкого оцепенения, приподнялась над подушкой и осторожно потянула за шнурок ночника. Загорелся слабый желтоватый свет. Андрей слегка сощурился, улыбнулся, прикрыл ладонью глаза.

Лера глянула на часы: вот ужас-то! Без четверти двенадцать! Она давно уже должна была совершить обход. Странно, что до сих пор никто ее не хватился! А может, и хватились? Настя обо всем догадалась и деликатно дожидается, пока дежурный врач опомнится, придет в себя и приступит к работе?

К своему удивлению, Лера не почувствовала почти никакого стыда, ну разве что легкий укол совести. Он никак не мог заглушить охватившее ее состояние радостного возбуждения.

Она нагнулась, поцеловала Андрея, аккуратно поправила подушку у него под головой:

– Я побежала. Спи.

– Погоди. – Он обнял ее за талию. – Побудь еще. Хотя бы чуть-чуть.

– Не могу, Андрюшенька. – Лера виновато покачала головой. – Пожалуйста, пусти. Больные ждут.

– А потом придешь? После обхода? – Он разжал руки и слегка отодвинулся от нее.

– Тебе нужно отдыхать.

– Да перестань со мной как с ребенком! – рассердился Андрей. – Думаешь, я, как дед Степаныч, на ладан дышу? У меня и приступы-то бывают раза два в год, не больше. А когда их нет, на мне и вовсе пахать можно.

– Ладно-ладно. – Лера погладила его по плечу. – Не обижайся. Я знаю, ты почти здоров. Скоро выпишем тебя, пойдешь на все четыре стороны. – Она улыбалась, а сама тревожно и напряженно всматривалась в лицо Андрея.

Оно так и оставалось бледным, почти бескровным, только глаза смотрели на Леру весело и безмятежно. Она почувствовала холодок тревоги. Одно дело – что он говорит, и совсем другое – как чувствует себя на самом деле. Не нужно было ей приходить сюда, ох, не нужно! Сама ведь спровоцировала парня, а ему пока что по коридору пройти и то нагрузка!

– Ты спи, – твердо сказала она, вставая. – Я закончу обход, допишу документацию и приду. Обещаю.

– Давай, – неохотно согласился Андрей.

Вспомнив о язвительных словах Анны, Лера тщательно оглядела себя в зеркале, поправила волосы, застегнула халат на все пуговицы и только после этого покинула палату.

За столом на дежурном посту сидела Наталья. Увидев Леру, она поспешно вскочила.

– Прости, пожалуйста. – Тон ее был виноватым, взгляд заискивающим.

– За что? – удивилась Лера, абсолютно позабыв о своей недавней обиде на старшую сестру.

– Я была не права. Наговорила резкостей. Прости, ладно?

– Не бери в голову, Наташенька. – Она беспечно махнула рукой. В сердце не осталось места никаким темным чувствам, все проблемы казались мизерными, точно сдувшийся воздушный шарик.

– Ты не сердишься? – Наталья недоверчиво глянула на нее и робко улыбнулась.

– Нисколько. Ты почему не ушла до сих пор?

– Анатолий Васильевич попросил цветы полить у него в кабинете. И еще я должна была с лекарствами разобраться – сегодня утром целый ящик пришел по безналичке. Там антибиотики новые, французские, спазмолитики, ингаляторы. Надо опись составить.

– Труженица ты наша, – уважительно проговорила Лера. – Давай разбирайся и поезжай домой, а то метро закроется.

– Сейчас поеду. Если что – тачку возьму, – отмахнулась Наталья и скрылась в процедурной.

Лера быстренько прошлась по палатам – пациенты, так и не дождавшись дежурного врача, в подавляющем большинстве спали. Облегченно вздохнув, она вернулась в ординаторскую.

Ей показалось, что последний раз она была здесь не несколько часов назад, а очень давно. Не верилось, что продолжается все тот же день, который начался так отвратительно. Тяжелый, хлопотный день, неожиданно оказавшийся для Леры таким важным, незабываемым, счастливым. Возможно, лучшим в ее жизни.

Стрелка на круглых настенных часах подходила к двенадцати. Лера заметила пустую стопку рядом с бумагами, сполоснула стаканчик в раковине, вернула его на место в шкаф и усмехнулась: коньяк ее не взял, зато сейчас она точно как пьяная. Голова приятно кружится, даже хочется запеть – что-нибудь негромкое, душевное, красивое.

Сейчас она заполнит эти проклятые карты и зайдет к Андрею. Наверняка он не спит, ждет ее. Почему она решила, что у них никогда ничего не выйдет?

Машка? Ну и что? Он хорошо относится к ней, легко ладит, да и сама девочка явно тянется к нему, даже откровенничает за спиной у матери.

Слишком молодой? Ерунда. Иногда, когда Лера смотрит на Андрея, ей кажется, что он намного старше ее, спокойней, опытней. Немудрено: проживешь такую жизнь, как он, станешь зрелым не по годам.

А то, что Анна пугала Леру его болезнью, и вовсе смешно. Ей безразлично, болен он или здоров, она готова хоть годы заботиться о нем, выхаживать, ставить на ноги. Терпения в этом деле ей не занимать, а успех обязательно придет. Просто надо верить и не отчаиваться.

Лера раскрыла лежащую сверху карту. Строчки неожиданно запрыгали у нее перед глазами – сказывалось огромное нервное напряжение. Более полусуток проведено почти без отдыха, плюс влияло выпитое, хоть и давно, спиртное. Неудержимо, резко захотелось спать. Прикорнуть хоть на минутку, прямо тут, положив голову на руки, уткнувшись лицом в стол.

Лера усилием воли заставляла себя вписывать нужные названия и цифры, напрягаясь изо всех сил, предвкушая тот момент, когда она закончит с последней картой и с наслаждением закроет глаза, слипающиеся сами собой.

Скорее, скорее… Все!

Она придирчиво оглядела исписанную аккуратным почерком страницу и удовлетворенно откинулась на спинку стула. Теперь можно отдохнуть. Пятнадцать минут, нет, полчаса.

Пойти в сестринскую, к Насте, там стоит большое, уютное кресло. В нем Лера и посидит, расслабившись, а не на диванчике в ординаторской. Если она сейчас примет горизонтальное положение, то очухаться через полчаса будет очень трудно. А она непременно должна быть бодрой и отдохнувшей.

Лера захлопнула карту, прибавила ее к толстой стопке уже готовых и побрела в сестринскую.

Настя сидела за столиком, низко склонившись над тетрадным листом, и быстро-быстро строчила на нем.

– Настен, я посплю с полчасика. – Лера двинулась к заветному креслу. – Если что случится, сразу буди.

– Угу, – промычала Настя, не отрываясь от своей писанины.

– Не «угу», а обязательно… – Лера сладко зевнула, уселась, откинув голову на спинку и удобно устроив руки на мягких подлокотниках. – А если все будет в порядке, разбудишь без пятнадцати час, ладно?

– Ага.

Лера махнула рукой и закрыла глаза. Тут же на нее накатила теплая, голубая волна, обняла, понесла куда-то, ласково покачивая, баюкая.

10

Андрей лежал в темноте с открытыми глазами и прислушивался к звукам, доносящимся из коридора, но ему отчаянно мешал храп деда, с каждой минутой становящийся все громче и настойчивей.

– Вот елки зеленые! – шепотом выругался Андрей, когда трубные звуки с соседней койки приняли совсем уж громовую динамику, грозя перейти в львиный рык. – Степаныч! Ты что, озверел? Эй!

Дед на время стих, а потом зарядил свой храп с новой силой.

Лера не возвращалась. Не приходила и Настя, хотя деду давно пора было колоть антибиотик. Андрей попытался заснуть, но сон не шел. Он встал, натянул спортивный костюм и вышел в коридор. Там было тихо и пусто. Андрей бесцельно прошелся до дежурного поста и обратно, затем заглянул в сестринскую.

Лера спала, свернувшись калачиком в кресле. Голова чуть наклонена вбок, темные волосы касаются плеча.

Он, осторожно, мягко ступая, подошел, легонько провел пальцами по ее щеке. Она во сне чуть нахмурила брови, пробормотала что-то тихо и жалобно.

Андрей отвернул в сторону настольную лампу, чтобы свет не бил ей в глаза, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Он постоял немного, раздумывая, куда запропастилась сестра, и собрался было вернуться в палату, но в это время из ординаторской послышался голос Насти.

– Письмо я писала, – виновато говорила она кому-то. – Не заметила, как время пробежало.

– Ну, ты в своем репертуаре, – раздался другой женский голос, пониже. Андрей узнал старшую медсестру. – Антибиотик надо точно по часам колоть!

– Да знаю я, знаю, – нетерпеливо сказала Настя. – Дайте карты.

– Держи-и… – Наталья растянула последний слог, явно зевая. – Чего стоишь-то? Иди.

– Я… – Настя замялась, а потом неуверенно предложила: – Может… вы уколете, Наталья Макаровна? Больные-то спят уже, будить их, да еще и руки мои кривые… А вы…

– Ишь, хитрая! – резко перебила Наталья. – Нет уж. Проворонила время, теперь сама буди и коли. Пора научиться, иначе зачем ты здесь, в отделении, для мебели?

– Просто спросила, – пробурчала Настя. – Уж и спросить нельзя!

– Ты спросила, я ответила. Иди работай, а я домой поеду. У меня попугай целый день некормленый.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Наталья в длинном черном пальто, наглухо застегнутом на все пуговицы. За ее спиной маячила недовольная Настя с картами под мышкой. Увидев Андрея, она смутилась:

– Не спите? Я к вам сейчас приду. Скворцову укол полагается.

– Я как раз напомнить хотел.

– Незачем напоминать! – угрюмо возразила Настя, кинув настороженный и неприязненный взгляд вслед уходящей Наталье. – Идите к себе. У меня, кроме вас, еще три палаты.

Дед по-прежнему сипел, ворочаясь под одеялом. Андрей зажег свет, и Скворцов тут же открыл глаза.

– Что? Где? – Вид у него был ошалевший, волосы торчали дыбом, в углу рта запеклась струйка слюны.

– Ничего, дед, – успокоил его Андрей. – Все о’кей. Сейчас получишь свой укольчик и будешь в порядке. А то храпишь, как лев в джунглях.

– Я? Храпел? – расстроился Степаныч. – Ну извини. – Он вдруг испугался: – А кто дежурит-то? Настька, поди?

– Она.

– У, леший ее задери! Руки-крюки. – Дед, кряхтя, уселся на кровати, сверля дверь нетерпеливым взглядом. – Ну, где уж она там, мучительница? Съели ее, что ли?

Сестра все не шла. В ожидании Андрей лег и погрузился в свои мысли. Рядом тихо ворчал дед.

Наконец дверь распахнулась, и в палату вошла Настя, держа в одной руке лоток со шприцами, а в другой – медицинские карты. Вид у нее был растерянный и напряженный, будто ей предстояло решить какую-то непосильную задачу.

– Ты чего такая хмурая? – пошутил Андрей. – Шприц не можешь выбрать?

Настя на шутку не среагировала, мрачно взглянула на него и подошла к старику.

– Только быстро, – приказал тот, – а то знаю я тебя, всю душу вымотаешь!

Настя так же молча сделала укол, приложила ватку и разорвала упаковку второго шприца.

– Вам тоже укол прописали. Внутривенно.

– Что за укол? – удивился Андрей. – Антибиотик?

– Против аритмии. – Настя, набрав из ампулы лекарство, приблизилась к нему, и тот вдруг заметил, как у девчонки трясутся руки.

«Затравили ее, – подумал он с сочувствием. – Каждый только и делает, что учит. Может, ей и впрямь лучше завязать с медициной?»

Настя попала в вену неожиданно ловко и совершенно безболезненно.

«Пожалуй, можно и не завязывать, – решил Андрей. – По крайней мере, она не безнадежна».

Настя сложила шприцы в лоток, сухо пожелала спокойной ночи и ушла.

Андрей погасил свет. Дед тут же вновь захрапел, но теперь уже тихо, чуть слышно, уютно, так, что сразу стали слипаться глаза. Андрей повернулся на бок, накрылся одеялом с головой. Перед тем как уснуть, он подумал о том, что Лера в своем репертуаре: трясется над ним, как над ребенком, заботится, уколы какие-то придумывает. И сам удивился тому, какое неожиданное удовольствие это ему доставляет.