Текст книги "Мать – это святое! Манипуляции токсичных родительниц и как им противостоять"

Глава 2
Физическое насилие

Когда бьет мать, она отбирает у своего ребенка жизненную силу, убивает в нем личность, действуя по принципу «я тебя породил, я тебя и убью». Физическое и сексуальное насилие оставляет самые большие травмы в психике, которые ведут к большим проблемам, лишают жизни как в прямом, так и в переносном смысле. Некоторые дети не помнят побои или чувства и боль, но в любом случае эта рана оставляет след: у кого-то в виде недоверия близким, у кого-то в виде отсутствия эмоций, у других порождает болезни, в том числе психические. Почитайте эти реальные истории людей.

Особо жестокая мать. История Ирины

«Я родилась с белыми волосами и голубыми глазами. Мать мне рвала волосы так, что я ходила до 18 лет с дырами в волосах, проплешинами. А глаза выцарапывала, все брови в шрамах. И все мое детство моя мать меня казнила, она била меня просто зверски и долго. Могла бить целый день с отдыхом. Била с такой ненавистью, что сейчас я ужасаюсь. Как не убила или инвалидом не сделала… Однажды она выломала утром лозину и била меня этой лозиной по спине с утра и пока не стемнело. Было очень больно… я плакала, опухла вся, не соображала уже ничего… После этой экзекуции спина была черная.

Я подходила к зеркалу разглядывала спину и снова плакала. А она сидела напротив и возмущалась: “Что, жалко себя, да, жалко тебе себя????” Да мне до сих пор себя жалко. Мне было 7 лет. Сейчас мне 48, и мне до сих пор себя жалко. И только несколько лет назад я поняла, что она издевалась и получала кайф от этого. Так вот, когда я повзрослела, мать говорила, что этого не было: “Ну, что ты брешешь?! Этого не было!!!” Представляете? А побои были каждый день. Обзывала она меня всегда. Даже когда звала по имени, то только шипя: “И-и-ирка-а-а…”»

Многие дети, когда их бьют в детстве, думают, что они виноваты в этом сами. А осознают, что это было насилие, только гораздо позже. Есть и такие, кто не видит в этом ничего плохого. Хуже всего, когда дети забывают, потому что невыносимо помнить. Они забывают, потому что мама говорит, что этого не было, они все придумали. Хорошо, что Ирина не забыла и не верит маме. У нее больше шансов исцелиться.

«Меня мама била уже в садике, если она брала левый сапог, а я подавала правую ногу. Она меня била по ноге и с ненавистью шипела на меня. Я не понимала, почему мама меня так ненавидит. Я боялась ее страшно. А что она творила дома. Я пряталась от нее под кровать и обматывала живот одеялом, потому что она била меня ногами в живот. Было очень больно. Нечем было дышать. Чувство безысходности и чувство невообразимого горя посещало меня. Я была настолько растеряна и потеряна… Это чувство я испытываю до сих пор. Пустота и безразличие…

Я приходила в детсад вся побитая, моя мать даже хвасталась, что это она меня сама избила и говорила, что это за то, что я ее вывела. В детском саду воспитательница била меня об стену головой и вообще любила бить детей головой об голову так, что темнело в глазах.

В школе у меня спрашивали дети, когда я переодевалась на физ-ру, почему черная спина, я отвечала, что избила меня мать. Все удивлялись: и дети, и учительница, но никто не принимал никаких мер!!! Я радовалась, когда мы находились при людях, так сказать, при свидетелях, тогда меня хотя бы не били… Но дома… дома меня всегда ждала расплата с матами и побоями. У меня был отчим, но недолго… он все это наблюдал. Соседи слышали, но никто и никогда не говорил ни слова…

А училась я в обыкновенной советской школе, ходила в обыкновенный детский сад. Жили мы в обыкновенной квартире с соседями и другими людьми.

Маленькая, я рассказывала бабушке своей по папе. Но она была очень больная и старенькая, только плакала и жалела меня. Называла котиком и умерла, когда мне было мало лет, я ее не помню практически… Я сейчас сама мучаюсь вопросом, почему никто и никогда даже не делал замечание моей матери??? Сейчас я, например, делаю замечание, если вижу, когда обижают детей… я не равнодушна».

Почему девочку никто не защитил? Ведь мать истязала ее каждый день. Избиение никого не волновало? Возможно, мать запугала всех вокруг. А с другой стороны, в те времена и воспитатели, и учителя позволяли себе поднимать руку на детей. Например, в моей школе учительница физкультуры могла пнуть хулигана, и ей ничего не было. Или учительница пения могла ударить линейкой по лбу или по рукам нерадивого ученика. Никто не возмущался. Видимо, это была такая норма и в то же время круговая порука – «вы на нас не жалуйтесь, а мы вас не будем сажать и будем воспитывать детей по одним и тем же принципам». Так сказать, преемственность семьи и школы.

Но и сейчас, при том, что осознанность общества повысилась и права ребенка защищаются, все равно тираны-родители бьют детей, и бьют жестоко. И мало кто в это вмешивается. Дети не могут найти защиты. Некоторые свидетели насилия боятся вмешиваться, чтобы ребенку не было еще хуже: его или дома еще раз изобьют, или ювенальная юстиция заберет из дома.

Другое объяснение этому феномену дает социальная психология. Это эффект прохожего: люди видят, что никто не реагирует на человека, нуждающегося в помощи, и тоже проходят мимо. Таковы правила группы – молчать и не ввязываться, но стоит хотя бы одному человеку нарушить правила и защитить ребенка, как все остальные последуют за ним.

Если вы живете в такой семье, видите, как бьют ребенка и ничего никому не говорите, вы поощряете жестокое обращение с детьми, и тираны распоясываются. С молчаливого согласия окружающих совершаются преступления против детей. Когда вы видите проявление жесткого отношения к детям даже на улице, не молчите, хотя бы что-то скажите матери, поддержите ребенка. Возможно, этот ребенок считает себя виноватым, а ваше участие покажет ему, что есть другие люди, которым он небезразличен, поймет, что он не виноват, а виновата мама. Можно сделать фото или видео такого поведения. Нарциссы больше всего боятся публичной огласки.

После того как я опубликовала на YouTube видео об Ирине, было очень много поддерживающих комментариев героине, например: «Сижу и просто слов не могу подобрать, таких теплых, чтобы героине стало капельку полегче, так ее жалко, эту маленькую девочку! Здоровья ей, сил, возвращения к себе и внутренней гармонии!»

Также из комментариев видно, что насилие над детьми, даже такое жестокое, достаточно распространено. Это не единичный случай, многие из вас были избиты, и довольно жестоко. И я вам очень сочувствую. Такого с детьми быть не должно. Бить беззащитных детей, которые полностью во власти своей матери, – это преступление. И вы были не виноваты в том, что мать вас била. Виновата она, независимо от вашего поведения.

Мать-монстр

«Меня в детстве били. В возрасте 5 лет была такая фантазия, что мои настоящие родители давно умерли, а в их коже сидят какие-то монстры-инопланетяне, и прямо так всерьез думала: “а вдруг правда?” При простукивании это вспомнилось».

Автор этой истории применял технику эмоциональной свободы (простукивание), которая позволяет освободиться от заряда травмы, что, в свою очередь, открывает доступ к более ранним забытым событиям.

Дети от 2 до 6 лет находятся на дооперациональной стадии развития, согласно классификации Пиаже, когда проявляется символическая функция мышления. То, что взрослые анализируют и классифицируют, подвергают логическому анализу, дети запечатлевают в образах. Фантазия дошкольников очень богатая, и иногда они путают реальность и воображение, а иногда воображение символизирует реальность. Например, агрессивные родители выступают в роли монстров, что отражает страх и неопределенность, в котором живет ребенок. Дошкольники очень точно находят образы плохим людям.

Иногда ужасные образы матери приходят в закодированном виде во сне. Например, многие мои клиенты, пережившие побои, с детства видели повторяющиеся сны про паука, который запутывает муху, или про фашистов, истязающих пленных, про бабу Ягу или убийц. Эти сны вызывают страх, ужас, панику и беспомощность и иногда преследуют долгие годы. Не все видят связь отрицательных героев с матерью. И это понятно. Ребенку запрещено злиться на мать, он отключается от реальных чувств и не может их выражать словами. Зато символы прорываются в сны, представляя истинную ситуацию. Я никогда не интерпретирую сны клиентов, глубоко не погружаюсь в психоанализ, вместо этого клиент прорабатывает детские сны по методу многократного проигрывания, как и любую другую травму. Это дает возможность осознавать, что герои снов вызывают те же чувства, что и мать в детстве. Так приходит осознание, что сны зашифровали мать в образе чудовища. Это способ ребенка сказать самому себе правду.

Мать хуже войны

«Когда началась война и взрывались бомбы и снаряды, мы были так напуганы и не знали, что делать. И всей семьей приехали к матери и сестре. Мы выезжали по “зеленому коридору”, взяв только документы и банковские карточки… это было 31 июля 2014-го, приехали ни живые и ни мертвые, никакущие… Мы приехали в деревню в домик, который нам подарили родственники, официально, мне и сестре. Я не претендовала на наследство… Я воспользовалась во время бомбежек… и жить там не собиралась. Хотела прийти в себя, пересидеть, а потом уже решить, куда двигаться дальше…

До войны отношения были сносными, я давала им деньги, мать отпускала колкости, но это было терпимо. Видя меня полностью обессиленной, затравленной, испуганной войной и ужасными обстоятельствами, независимыми от меня… мои мать и сестра показали свое лицо.

Это было что-то. Сначала они любопытствовали, что да как там в городе… потом через пару дней началась экзекуция!!! Маманя и сестра напали на меня, как две ведьмы!!! ненависть их переполняла через край… “Что, БОГАЧКА!!! Теперь ты не БОГАЧКА! Все твое добро там разбомбят!!! Вот иди и купи себе ложку, полотенце!!!” и все такое. Мне было страшно!!!

И тут мне вспомнилось все мое детство. Да, всякий раз, когда я хотела умереть после очередного избиения и проклятий. В детстве я писала письма матери, живя с ней под одной крышей. Да, я помню. Писала и умоляла ее поговорить со мной, не бить меня, понять… писала дневники… ох, и лупила она меня, когда нашла… Орала: “ШО ТЫ ТУТ МЭМУАРЫ СВОИ ПЫШЕШ?!” Да, так и было, удивительно вспоминать. Она рыскала в моих вещах. Ой, все, что она творила… не описать… можно диссертацию защитить по моему детскому здоровью. Как я выдержала все это???

Но я думала, а дулю тебе, дура. Я буду жить, долго-долго бороться и жить, но ведь это ненормально – бороться за жизнь. И тут во время войны я поняла, что никакие бомбы и снаряды не сравнятся с ударами и проклятиями матери.

Страшно осознавать УБОГОСТЬ этих людей… И меня охватывала невообразимая радость, что я выше, намного выше всего этого!!! И война сделала свое дело, через месяц мы вернулись домой и больше уже с матерью не встречались».

«Мать – надсмотрщик в концлагере», «мать-фашист», «мать-маньяк» – многие мои клиенты так говорят о жестокой матери. В данном случае образ матери как войны пришел не в детстве, а позже, при сравнении своего детства с настоящей войной. И как это страшно, что во время самой серьезной угрозы для жизни мама, которая должна быть островом безопасности, наоборот, более опасна, чем реальная война.

Мать бьет сама и бьет руками отца

«Мне 10 лет, и я принесла из школы двойку. Я сижу в комнате ни жива ни мертва и слышу, как мать жалуется на меня отцу. Отец отмахивается: “Ну, подумаешь, потом исправит”, он хочет спокойно поесть, но мать повторяет и повторяет, и ее интонация все выше и выше: “Она совсем отбилась от рук, учителя жалуются. Тебя дома нет, она меня не слушается. Такими темпами она скоро на панель пойдет”. Отец раздражается: “Ты дашь мне поесть? замолчи”. Мать не унимается: “Ну, конечно, тебе все равно, что дочь растет двоечницей, только мне это надо, только я забочусь о ее воспитании. Я с ней вчера уроки делала, она ничего не хочет делать. Она ленивая и упрямая, а тебе все равно. Ты отец или нет?” Отец берет ремень и идет ко мне, бьет меня и кричит: “Сколько ты будешь нервы мотать матери? Почему ты не учишься, будешь еще двойки получать?” Отец закончил и со злостью говорит матери: “Ты довольна? Хорошо я воспитываю?”

Мать врала, что она со мной уроки делала. Она орала на меня, от этого я ничего не понимала. Она кричала: “Почему ты такая тупая?” Когда я ее просила объяснить, она начинала обзывать: “Тупица, дрянь, бестолочь” и давала подзатыльник. Я ничего не соображала и не могла читать, буквы прыгали перед глазами. Когда она успокаивалась, то говорила, что любит меня и делает для моего блага. И я верю маме, я ее люблю. Я должна верить и благодарить. Я верю в любой бред, чтобы выжить. У меня нет выбора, мне деться некуда».

Это история клиентки Ирины, которая демонстрирует, как появляется стокгольмский синдром, то есть теплые чувства к насильнику. Девочка любит жестокую маму, а потом вырастает, вступает в романтические отношения, подвергается насилию и тирании. Так же, как и в детстве, она не видит выхода, верит в любой бред, только чтобы уцелеть. Это инстинкт выживания, заложенный в детстве. Иначе никак, иначе будет еще хуже.

Мать орет, но это не работает, Ира ничего не понимает. Тогда мать настраивает отца, чтобы бить дочку уже не своими руками, а чужими. И это происходит регулярно.

Родители-тираны думают, что чем больше они бьют, тем быстрее ребенок одумается и начнет хорошо учиться, но добиваются противоположного эффекта. Насилие отбивает способность учиться. Согласно исследованиям, у детей, подвергающихся побоям, страдают те области мозга, которые отвечают за внимание, кратковременную и долговременную память, контроль действий, а также за эмоциональную регуляцию и мотивацию. Эти функции нарушаются, ребенок не может учиться. Фоном идут тревога и депрессия. Результатом насилия могут быть симптомы синдрома гиперактивности и дефицита внимания.

В процессе терапии по методу многократного проигрывания, прорабатывая эту ситуацию, Ирина говорит:

«У них есть право на мою жизнь, я себе не принадлежу (слезы). Жизненные силы меня покидают. У меня нет выбора. Меня, как скотину на поводке, ведут на заклание. Я совершенно беспомощна. Я отказываюсь от себя. Я никто. Мне жаль, что они меня не добивают до смерти. Я мечтаю умереть, я отсюда никогда не выберусь. Я могу уйти только на тот свет. Я хочу, чтобы меня добили. Пока жива, я не спасусь. Я молю о смерти».

Ребенок во власти своих мучителей, у него нет выхода, он не может ничего сделать, поэтому он отказывается от себя. Происходит диссоциация – отчуждение от себя, от своих чувств, своей личности, выход из реальности. Диссоциация, наряду со стокгольмским синдромом, – защитный механизм. Поскольку быть внутри себя невыносимо, быть в теле нестерпимо больно, то ребенок спасается путем выхода из своего тела и реальности: хочется уйти в мир иной. И надо ли говорить, что тут высок риск суицида? Дети, переживающие насилие, часто думают о смерти и видят смерть как спасение.

Что в этой ситуации делает мать? Ей надо добиться победы над дочкой любой ценой. Она манипулирует мужем, который не хочет бить девочку, она внушает ему чувство вины. В отношении дочки она использует триангуляцию – воздействие на человека при помощи третьего лица. Натравливает мужа на дочь.

«После порки мать кричит на отца: “Ты что, идиот, делаешь? Прибьешь ребенка!” Она уводит в комнату, обнимает, жалеет и осуждает этого зверя. Она моя спасительница!»

Мать – виртуоз многоходовых манипуляций, она сначала манипулирует отцом, чтобы он побил дочь, а потом обвиняет его в этом. Для дочери она теперь спасительница. Это триангуляция уже против отца: она жалеет ребенка, чтобы показать тирану всю его невероятную жестокость. Отец будет обвинен матерью в любом случае: и если побьет, и если не побьет. Он в крепком капкане манипуляций и, видимо, выбирает избиение, чтобы не слушать упреки жены весь вечер и чтобы это мучение быстрее закончилось. Он предпочитает мучить дочь, чтобы не мучиться самому.

В памяти девушки осталось воспоминание, как мать спасала ее от жестокого отца. Просто святая мать! Но в то же время мать подстрекала отца, жаловалась. У девушки когнитивный диссонанс. У жертв насилия часто события запоминаются как две параллельные истории, часто не связанные. В одной истории мать подстрекала, а в другой – защищала. Эти истории как бы не связаны между собой: вроде бы она помнит их, но не до конца верит. Так работает психика, чтобы решить когнитивный диссонанс. Она хочет оправдать мать и сама себе говорит: «Она моя спасительница».

И в итоге мать провернула хитрую комбинацию: побила дочку чужими руками, удовлетворила свою потребность в доминировании и садизме, а в глазах ребенка осталась спасительницей.

В терапии все детали ситуации четко вспомнились и встали в единый событийный ряд, закрылся гештальт. И теперь уже понятно, что мать действительно хотела избиений и страданий девочки. Мать специально настраивала отца, потом наслаждалась болью дочери, а в итоге все перевернула так, что виноват отец, а она тут ни при чем. Не только вышла сухой из воды, но и предстала в образе святой спасительницы. И девушка долгие годы маму так и воспринимала.

Каковы последствия такого воспитания?

У девушки была диссоциация в течение многих лет, ощущение нереальности, пограничное расстройство личности, зависимость от психоактивных веществ, расстройство пищевого поведения. Она несколько раз была жертвой изнасилования, личная жизнь была и остается неудачной.

Однако все это удалось преодолеть в процессе терапии и работы над собой при помощи техники эмоциональной свободы и других методов самопомощи. Такое сочетание терапии и самостоятельной работы дает самый лучший результат.

А вот еще один комментарий про натравливающую мать.

«Точно такая же история была со мной. Избивал меня отец до полусмерти под воздействием науськивания мамаши. Мы жили в частном доме, и я уходила в самый тихий угол к клеткам с кроликами, а там постоянно сидела и размышляла о своих похоронах. Потом начала убегать из дома, они меня разыскивали, я возвращалась – и снова избиение за побег. Один раз был такой случай: я в куртке уснула за своим письменным столом, мать меня не заметила, но увидела, что нет куртки на вешалке, и они с отцом пошли меня искать, пришли и увидели меня в куртке за столом и избили меня за то, что я убежала без спроса и допоздна где-то “шаталась”. В дальнейшем я старалась долго не приходить домой, бабушка меня называла попитхатныцей (это украинское наречие), то есть по чужим домам прибивалась. Я уже взрослый человек, у меня двое детей, и старшую дочь я несколько раз тоже побила, она мне до сих пор это не может простить. Впоследствии я поняла свою ошибку, с сыном такого уже не было, но с дочерью отношения сложные. А ударила я ее тоже под воздействием своей мамаши. Как я ее ненавижу, вернуть бы все обратно, сбежала бы и не вернулась бы никогда, мужества и сил не хватило на это… А сейчас меня мучает синдром раздраженного кишечника и рвоты на почве стресса. как только какая-то волнительная ситуация или что-то подобное – и начинается рвота или расстройство желудка. Ужас, никакие лекарства не помогают».

Здесь последствие побоев проявляются в таком же отношении к своим детям. Когда вы не осознали, что с вами сделали, вы по умолчанию становитесь тиранами и передаете эстафетную палочку насилия следующим поколениям. Хорошо, что автор этого комментария осознала свою ошибку. Еще одно последствие – это психосоматические болезни. Наиболее часто у жертв насилия в детстве встречаются проблемы с ЖКТ. Однако я хочу напомнить пострадавшим от жесткого насилия в детстве: не отчаивайтесь. Выход есть. Освободиться от груза травмы можно и можно стать счастливыми и здоровыми.

Мальчик на гречке

А если мать не бьет и не подстрекает, а молчит, когда бьют ее ребенка? Как тогда? Несет ли она ответственность за насилие?

Это реальная история, которая случилась в 2019 году в Омске и была освещена во всех медиа. История о Паше Юмашеве, мальчике на гречке. Отчим Паши, Сергей Казаков, ставил его на гречку на несколько часов, при этом бил его, не разрешая держаться даже за стенку. Надо было стоять ровно и прямо, чтобы гречка больнее впивалась в колени. Алина, родная мать Паши, молчала и ничего не говорила. Гречка вросла в кожу, и мальчику делали операцию под общим наркозом, чтобы очистить колени.

Кто такой Сергей Казаков? Программист, довольно состоятельный мужчина, он жил в этой новой семье 2 года. И никто из соседей не догадывался о том, что происходит за закрытыми дверями. Сергей выглядел очень спокойным и презентабельным. Оказалось, что в прошлом браке Сергей бил жену и она ушла от него к родителям. Родители женщины даже не верили своей дочке – настолько он казался им положительным.

Сергей по всем этим описаниям – высокофункциональный психопат, скрывающий свои преступления. Он может контролировать поведение на людях, но издевается над жертвами, пока никто не видит. Пытки над Пашей он записывал на видео, в то время как сам спокойно шел спать. Он объяснял это тем, что ему надо контролировать, не убегал ли мальчик, не держался ли за стену, пока стоял на гречке всю ночь. Психопаты любят сохранять сувениры от жертв своих деяний. Например, насильник делает фотографии изнасилованных женщин, а убийца хранит волосы или какие-то украшения жертв. Сергей сохранял видео пыток. На суде Сергей не выглядел раскаившимся, а, наоборот, говорил, что у него не было выхода: ребенок отбился от рук.

Поведение Сергея идеально подходит под описание антисоциального расстройства личности (психопат), что проявляется в неуважении и нарушении прав других. В Сергее мы видим признаки расстройства: неспособность соответствовать социальным нормам, лицемерие, обман, агрессивность, причинение вреда другим, отсутствие раскаяния, безразличное отношение к причинению вреда другим, отрицание своей ответственности.

А что можно сказать об Алине, маме Паши? Я за ней наблюдала в телепередаче в декабре 2019 года. Девушка выглядела очень странно: совершенно безэмоционально. Когда ее спросили, за что Сергей невзлюбил мальчика, она сказала: «Да это не невзлюбил, это наказание. Мы не знали, как с ним справиться, он воровал и убегал из дома». Неудивительно, что с такими родителями ребенок сбегал из дома. Он хотел спастись от пыток! Он воровал деньги у Сергея, потому что его не кормили, он поступил в больницу крайне истощенным. Алина на допросе утверждала, что мальчик сам не хотел есть.

И за побеги, и за воровство его наказывали стоянием часами на гречке. Родители спокойно спали в соседней комнате, а ноутбук записывал видео, как он стоит на крупе.

У Алины такой отстраненный взгляд, как будто она ни при чем. Она сказала, что сама нашла это наказание в интернете и даже сама попробовала постоять несколько минут, и ей не было больно. Паша же часами стоял на гречке, и она видела, что ему больно, и после таких пыток она сама отмачивала ему колени, а потом забинтовывала. Вот какая святая спасительница. А на следующий день мальчика опять заставляли стоять на гречке на раненых коленях.

На видео, записанном Сергеем, видно, что после пытки мальчик даже не может разогнуть ноги, чтобы встать, а просто отползает. На том же видео слышен ее голос, спокойно уговаривающий мальчика постоять подольше. Он спрашивает: «Сколько еще стоять? Всю ночь?» «Нет, не всю, только до 4 часов», – отвечала «добрая» мама. Трудно себе представить, что мать может так спокойно реагировать на мучения собственного ребенка да еще уговаривать потерпеть и продлить мучения.

Что же за диагноз у Алины? Я не знаю эту девушку лично и могу только предполагать, ориентируясь на свой опыт и критерии психологических расстройств, но очевидно, что есть какие-то серьезные нарушения. Попробую дать несколько возможных объяснений.

Рассмотрим первое. По ее непроницаемому виду можно сказать, что она как будто не в себе. Она ничего не чувствует. Все в зале на передаче плакали, кроме нее. Такое бывает при диссоциации, и это наблюдается у жертв психопатов. Из нее как будто выколотили душу, она уже не управляет собой. Она просто пустая оболочка, марионетка, которой управляет тиран. Чувств нет, желаний нет, только подчинение. Возможно, Сергей Алину тоже бил, хотя она это отрицает. Я не думаю, что такая пассивная и заторможенная женщина могла избежать побоев. Психопат любит обижать слабых, уязвимых и послушных, тех, кто не может сопротивляться.

Когда Алина говорит, ее слова выглядят как выученный текст. Возможно, перед тем как Сергея забрали в тюрьму, они договорились, что она возьмет на себя вину: «Я нашла такое наказание в интернете и попробовала, мы просто не могли справиться с ребенком». Она выучила текст, и теперь повторяет его. Настолько боится наказания, что делает все, что он ей приказал. И родители его предыдущей жены тоже считают, что Алина – это жертва, которую он просто парализовал, как и их дочь.

Второе объяснение – это стокгольмский синдром, или теплые чувства к насильнику. Они сначала возникают как механизм выживания в ситуации насилия, а в дальнейшем теряется понимание реальной ситуации. Жертва думает, что она по-настоящему любит своего тирана. Алина как кролик, загипнотизированный удавом. Сергея посадили в тюрьму, и она мечтает вновь воссоединиться со своим возлюбленным, но к собственному сыну она равнодушна.

Алина сказала, что считает себя виноватой, но ее мировоззрение не перевернулось, то есть о Сергее она думает по-прежнему хорошо. Это при том, что ее собственный сын чуть не умер от пыток. При стокгольмском синдроме рациональное мышление не работает. Жертва не видит никакого вреда, причиненного тираном, даже оправдывает его. Это, конечно, не любовь, а патологическая привязанность, работающая по тому же принципу, что и наркотическая зависимость. Ломка без него, эйфория при виде него, отрицание проблем, нежелание видеть правду.

Третье объяснение – это финансовые проблемы. Алина была ограничена в деньгах, жила в общежитии. Сергей для нее – это решение финансовых проблем. Чтобы удержать источник дохода, она пожертвовала своим сыном и предала его. Конечно, психологически здоровая мать ни при каких обстоятельствах не будет расплачиваться здоровьем ребенка. Такое свойственно в основном нарциссическим или психопатическим матерям, поэтому только финансовые проблемы не могут объяснить ее поведение.

Муж моей клиентки изнасиловал их общую дочь, когда той было 5 лет. Об этом стало известно, когда девочке исполнилось 13. Отец не отрицал, и его посадили. Мама девочки все знала с самого начала, но не спешила защитить дочь, а, наоборот, родила от него еще одного ребенка. Муж избивал женщину, но она была материально зависима от него: она боялась потерять добытчика. После того как мужа посадили, она хотела вызволить его из тюрьмы. Это выглядело как навязчивая идея, она тратила все свое время, обивая пороги разных инстанций. Ей было его очень жаль, она как будто физически чувствовала его непереносимую боль, которую он испытывал в тюрьме. Боль ребенка ее не бепокоила, а боль мужа очень даже волновала и не давала покоя. В конце концов женщина добилась досрочного освобождения. Мужчина пришел домой и через полгода изнасиловал уже взрослую дочь.

У этой женщины был налицо стокгольмский синдром: теплые чувства к тирану и полная гипнотическая парализация. Она объясняла попытку вытащить его из тюрьмы финансовыми проблемами, но основная причина была не в этом, а в сильной патологической зависимости от мужа. И это не единичный случай.

В моей практике были клиентки, которые бросали своих детей на алтарь любви: у одной из женщин в итоге ребенок умер. Мама потом очнулась от этого морока, но было слишком поздно.

У Паши, по оценкам врачей, тоже был серьезный риск здоровью и жизни: у него могло быть заражение крови, он мог лишиться ног или умереть.

Четвертое объяснение: Алина – психопатка с садистическим расстройством, и она сама испытывала удовольствие от наказания мальчика. Возможно, она подстрекала Сергея устраивать такие экзекуции, как это делала мама Ирины из предыдущей истории. Может быть, и вправду Алина сама нашла такое наказание и применила его руками Сергея? У психопатов тоже может быть неживое выражение лица, как будто души там нет, а только ходячая оболочка. Психопату, чтобы чувствовать хоть какую-то радость, нужны острые ощущения, в частности страдания других.

Алина радуется своей славе: ее пригласили на телевидение и сделали знаменитой. Она веселится, когда говорит, что о ней везде пишут и показывают в новостях. И это тоже может быть признаком психопатии. Для преступников-психопатов даже судебный процесс над ними – это достижение и радость, ведь они прославились. Так, Тед Банди, серийный убийца, устроил из своего судебного процесса шоу, где защищал сам себя. Это шоу показывали по телевизору, и он был очень доволен собой.

Алине вменяется 3 серьезные статьи: 117 – «Истязание»; 112 – «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью»; 156 – «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». Такие статьи грозят ей тюремным заключением, а она радуется своей славе на всю страну, не испытывая ни стыда, ни страха, ни раскаяния.

В интервью она говорила, что общественность подняла излишний шум, ведь ничего особенного не случилось. Одна проблема – чтобы это мнение общественности не повлияло на суд. Это моральное отстранение, защитный механизм для оправдания своего аморального поведения. Моральное отстранение позволяет приуменьшить вред, нанесенный жертве, обвинять жертву и оправдывать себя.

Самое невообразимое, что органы опеки до решения суда отдали мальчика маме. Паша опять живет со своей мучительницей. Это стресс, это когнитивный диссонанс, это ретравматизация.

Но теперь Алина, конечно, пытается быть хорошей мамой: покупает ему щенка, проводит с ним время. Психопат все понял и перевоспитался? Возможно, она надеется, что Паша даст другие показания и ее не посадят? А сама Алина, видимо, ждет возвращения Сергея и мечтает, что они снова заживут дружно.

А как реагировала полиция? Мальчик убежал 9 мая. Он был голодный, его колени изранены. Случайные прохожие увидели Пашу, накормили и обратились в полицию. Однако никаких мер принято не было. Мальчик вернулся в семью, и его опять поставили на гречку. Получается, государство неохотно защищает детей от насилия. Заявления от граждан не принимает.

11 мая Паша убежал к соседям, которые его передали в больницу. Только после заявления врачей началось расследование.