Текст книги "След на воде"

Глава 5

Явление парикмахерши народу произошло буднично и незаметно. Оно конечно, происшествие с туристкой в ресторане захватывает сильнее. Эффекта больше, да и скандалом попахивает. После этого никакие традиционные запои никого уже не трогают.

Поэтому, когда Михална, покачиваясь, зашла в столовую для команды и остановилась у двери, обводя присутствующих мутным взглядом, никто и внимания не обратил. Кроме меня. Мне как раз хотелось новых впечатлений. Разговоры про то, как в ресторане с туристкой приступ случился и она чуть не померла на руках у дур-официанток, у меня уже поперек горла стоят. Кое-кто даже пытался нас с Кариной расспрашивать, хорошо, Светка Зотова рядом оказалась, сказала любопытным пару ласковых, те и отстали. Иногда от Светкиного языка бывает ощутимая польза.

Чего я вообще сюда пришла? Есть все равно не хочется – тошно и муторно от мыслей. Хотелось отвлечься. Среди людей побыть, потому что в каюте тоже тошно и муторно. И стыдно самой себе признаваться, что не за Марту я уже переживаю, а за себя, вернее, за свое дальнейшее здесь пребывание. Уволит меня Володин, к гадалке не ходи. Ему ведь надо кого-то виноватым сделать, а напитки я приносила, значит, с меня и спрос. Хорошо хоть, далеко от города отойти не успели – завтра Савельевск, город не маленький, даже автовокзал есть и гостиница. Вот там меня и ссадят на берег. Туристы пойдут в монастырь на экскурсию, а я на автовокзал поплетусь, узнавать, когда автобус ближайший. И радоваться еще буду, что ссадили меня в Савельевске с его автовокзалом, а не через неделю где-нибудь на заимке. Или у домика бакенщика, к примеру. Ждала бы я там попутного транспорта до осени.

В том, что Володин обязательно от меня избавится, я не сомневалась. И хоть виноватой себя не чувствовала, все равно стыдно было. Как будто печать на мне какая-то. Как будто на выбраковку меня отправляют, и все это видят, но не жалеет никто, и никто не заступится – все рады, что не их, а меня на выбраковку. Чушь какая-то в голову лезет. «Выбраковка» какая-то, «никто не заступится». Строю из себя несчастную, хочется, чтобы пожалел кто-то. А чего меня жалеть? Просто не повезло, что мне досталось напитки на этот чертов восемнадцатый стол нести. Досталось бы Карине – ее бы завтра ссадили. Или Катю, хотя вряд ли – Катя официантка с опытом, ее бы оставили, такие работники ценятся. Но напитки на восемнадцатый стол приносила я, поэтому и увольнять будут меня. Мне просто сегодня не повезло. Как Марте…

Я ковыряла вилкой котлету и жалела себя изо всех сил. И очень хотела, чтобы случилось еще что-то незаурядное. Чтобы отвлечься самой и переключить внимание окружающих, раз уж все равно ничего поделать нельзя. И случилось. Михална зашла, покачиваясь, в столовую и остановилась у двери, обводя присутствующих мутным взглядом. Я уставилась на нее, наплевав на приличия. Меня завтра все равно ссадят, мы с парикмахершей больше не увидимся, можно и невоспитанной побыть немного. Пропади все пропадом! Проснулось во мне какое-то детское беспардонное любопытство – очень хотелось подробно рассмотреть, как выглядит женщина после двухдневного запоя.

Неважно выглядит. Полная, невыразительная от природы Михална после двухдневного добровольного заточения в каюте приобрела одутловатость и красные от лопнувших капилляров глаза. Она походила сейчас на разбуженную раньше времени медведицу. Только не в умилительно-плюшевой ипостаси, когда жалеешь бедное животное, вынужденное таращиться на яркий солнечный свет, а в первозданно-животном, хищном смысле. Опасностью от нее веяло, и от этого хотелось смотреть еще и еще, замирая от страха и брезгливости. Пьяная женщина – зрелище не для слабонервных.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от тошнотворного комка в горле, и подумала, что Михалну вот никто на берег не ссадит, хоть она и вовсе из запоя не вылезай. Так и будут катать туда-сюда по реке, пока навигация не закончится. За нее есть, кому словечко замолвить. Снова стало себя жалко. Прямо до слез, до сиротских подвываний. Отвлеклась, называется.

Парикмахерша постояла еще пару минут у двери мутной, неопрятной кучей, шумно вздохнула и вышла, пятясь, в коридор. Пока дверь за ней не закрылась окончательно, слышны были ее шаркающие шаги и тяжелые вздохи. А в столовой осталось легкое облачко перегара. Даже слишком легкое для двух-то дней. Или я просто совсем не разбираюсь в запоях?

В ресторан я пришла, полностью готовая к увольнению. Сто раз прокрутила в голове предстоящую неприятную сцену, двадцать раз себя пожалела, хорошенько подумала, как же я буду добираться до дома и заодно как буду объяснять на работе, почему вышла из отпуска раньше на полтора месяца. Скажу, соскучилась. Валера, мой начальник и по совместительству хороший знакомый, должен быть несказанно рад такому трудовому порыву. Он меня и отпускать-то не хотел на все лето, но я, загоревшаяся идеей заработать за лето сверхплановых деньжат в твердой валюте, его уговорила, упирая главным образом на необходимость отдыхать от постоянной работы хотя бы время от времени. А то, мол, не смогу плодотворно трудиться следующие три года. Валера, человек мягкий и внушаемый, как обычно, поддался на уговоры и отпустил. Может, и пожалел потом об этом, не знаю. Я на работе не появляюсь, даже когда теплоход в городе стоит. Отпуск так отпуск, а то заскочишь на минутку – и окажется, что без тебя ничего не спорится и не ладится, а начальник уже не раз пожалел о своей минутной слабости.

Валера обрадуется, если я на работу выйду. И девчонки обрадуются. И сына можно забрать от бабушки пораньше – в парк с ним сходить и на озеро съездить. Вот и получается, что увольнение мне только на пользу пойдет, раз стольким людям можно радость доставить.

В общем, не так уж тошно и муторно было спустя каких-то пару часов. Я даже вещи в каюте собрала, чтобы завтра не возиться. Буду с утра на палубе стоять и всматриваться в туманную даль. А еще лучше с вечера на палубе обосноваться – глупо спать в последнюю ночь на корабле. Можно даже с Димычем договориться, пусть он из бара чего-нибудь горячительного принесет, раз Серега-олигарх всех угощает, и просидеть всю ночь на корме, на звезды смотреть и романтические разговоры разговаривать. Димыч не откажет, если попросить хорошо и ситуацию грамотно обрисовать.

Но увольнять меня никто не собирался. Напрасно я попадалась Володину на глаза, чтобы решить этот вопрос разом. Пусть скажет сейчас, что в моих услугах фирма больше не нуждается, и можно не терзаться больше.

Володин молчал. Сначала я подумала, что он решил объявить мне об увольнении после ужина, чтобы я доработала этот день, а не вздумала уйти прямо сейчас, когда каждая пара рук на счету. Но он вел себя так, будто ничего не случилось. Даже шутить пытался, и со мной в том числе. А про несчастье с Мартой ни словом не обмолвился, как будто и не было ничего. Как будто это не он орал, весь красный от ярости, и обещал с нами «разобраться». Словно подменили человека. Ну, просто сама любезность в дурацком галстуке.

Я поделилась своим недоумением с Катей.

– Может, ему Нечипорук внушение сделал? – предположила она, немного подумав. – Это, как ни крути, несчастный случай, увольнять тебя не за что. А если виноватых искать, так первого надо Володина наказывать. Он метрдотель, между прочим, значит, первым и отвечать будет. Нечипорук – мужик неглупый, просто так головы рубить не станет. Скорее всего, это он Володина образумил. Так что работай спокойно, никто тебя не уволит, и не мечтай.

Пару часов назад я бы обрадовалась такому повороту событий, а теперь, когда мысленно была уже дома, со всеми вытекающими приятными подробностями, даже немного расстроилась. Не получится у меня захватить кусочек лета, не будет ни озера, ни парка. Придется и дальше грязную посуду убирать, улыбаться изо всех сил и мечтать переобуться из тесных туфель в тапочки. Зря только вещи собирала.

Марты не было. Анна с Алексом сидели рядышком и на другой край стола не смотрели. Напитки им принесла Карина. Анна что-то долго-долго говорила ей, как будто жаловалась. Карина кивала и улыбалась. Алекс недовольно хмурился. Может, Анна про их непонятные отношения всем подряд рассказывает? Сначала Марте, теперь вот Карине.

– Да ничего такого она не рассказывала, – разочарованно сообщила Карина после ужина. – Марту ей жалко, про здоровье ее пыталась узнать, а «русского доктора» найти не удалось. (Это они все теперь Вадика «русским доктором» зовут, прониклись уважением, можно сказать.) Очень испугалась, когда с Мартой приступ случился, думала, что та умереть может. Теперь плачет все время, как вспомнит. Жалеет, что поехала в Россию – это Алекс ее уговорил, а она послушалась. Парик у нее пропал куда-то – тот симпатичный, в котором в первый день была – теперь приходится в этом рыжем ходить, а он неудобный. Ерунда, в общем, – перепугалась тетка, теперь всякая дрянь ей в голову лезет, про смерть да про парики. Кому нужен ее парик? А она думает, что горничная украла. Еще пожалуется, чего доброго.

Карина у нас сегодня на перетирке – от каждой станции по одному человеку каждый раз приборы и бокалы перетирают. Тут главное – успеть захватить достаточное количество горячущих после посудомоечной машины ножей и вилок. А потом уже перетирать себе спокойненько. Не совсем, конечно, спокойно – нужно поторапливаться, пока они не остыли. Иначе до зеркального блеска не натрешь. Так что размышлять о смысле бытия на перетирке не получается. А вот болтать о том о сем можно. Руки сами работают, по привычке, стоять молча вокруг стола скучно, вот и делимся новостями и наблюдениями.

Я как раз занесла в сервировочную пылесос и остановилась на минутку послушать, о чем девчонки оживленно беседуют. Пожалуй, даже слишком оживленно.

– Что ты так нервничаешь? Я же правду сказала, ничего не придумала, – Карина смотрела на Светку Зотову с искренним удивлением.

– Засунь себе свою правду знаешь куда! – парировала взвинченная Светка. – Кому нужна твоя правда? Что ты вынюхиваешь все?

– Я не вынюхиваю! Я говорю то, что своими глазами видела. А если тебе за что-то стыдно, так не надо этого делать, вот и все.

Карина опять в своем репертуаре. В темных глазищах слезы, а на лице решимость и готовность идти до конца. Правдолюбица, блин! Девчонка наблюдательная, но совершенно непредусмотрительная – брякает все, что видит. А видит она многое. Мы все поражаемся, как она ухитряется все замечать и все про всех знать. Другая бы при таких способностях шантажом промышляла вовсю. Карину деньги не интересуют – она все замечает просто так, бескорыстно. И рассказывает о том, что видит, тоже без всякой задней мысли. Просто так, из любви к искусству.

– Мне – не стыдно, – глядя в упор на Карину, заявила Светка. – А вот тебе я посоветую язычок свой попридержать, пока я его тебе не укоротила. И глазками лучше по сторонам не зыркать, не доведет это тебя до добра.

Двое других девчонок помалкивали на всякий случай, но на готовую заплакать Карину смотрели неодобрительно. Если что, будут они на Светкиной стороне, Карина со своим простодушным любопытством многим уже успела насолить. Надо спасать, пока не поздно, – Зотова в гневе почище всякого торнадо.

– Светик, ты чего ругаешься? – поинтересовалась я, скроив легкомысленную улыбку. – Что такое страшное у вас тут случилось?

– Ничего у нас не случилось, – опомнилась Зотова, – все нормально у нас, не обращай внимания.

Все согласно закивали головами и стали перетирать приборы с небывалым усердием. Все, кроме Карины. Она покраснела от возмущения и завопила:

– Нет случилось! И нечего тут! Я правду говорю. Что видела своими глазами, то и рассказываю. А если кому-то не нравится правда, пусть не совершает поступков, за которые потом стыдно.

Когда Карина волнуется, у нее появляется еле заметный акцент. Хотя выросла она в Сибири. В обычной речи этого не заметно, а в такие вот пафосные моменты сразу вспоминаешь, что папа у нее армянин. Горячая кровь, южный темперамент. Черные волосы растрепались, глаза сверкают уже не от слез, а от возмущения, указательным пальцем над головой потрясает – фурия, достойный противник для Зотовой.

– Она на меня кричит, потому что я рассказала, как она после завтрака полкоробки порционного масла к себе в каюту унесла. А ей не нравится, что все про нее правду узнают. Воровка, вот она кто! Воровка!

– Заткнись, сука! – зашипела Зотова и с грохотом бросила ножи в лоток. – Я тебя урою сейчас!

Девчонки тоже сложили приборы в лотки и на всякий случай отошли на пару шагов от стола. Драки у нас случаются редко. На моей памяти еще ни одной не было, нас только старожилы пугают рассказами о «битвах в сервировочной» в прошлые годы. А сейчас, похоже, назревает как раз драка. Вот что значит замкнутый коллектив и работа без выходных. Может, за помощью сбегать?

– Сама сука! – не осталась в долгу армянка по папе. – Сама заткнись!

– Убью! – пообещала Светка и ринулась на Карину через стол.

Девчонки вцепились в Светку, я, малодушно решив не лезть под основной удар, схватила в охапку Карину. Не тут-то было! Карина царапалась и вырывалась, как кошка, пару раз заехав мне локтями по ребрам. Лучше бы я тоже Зотову держала – та вырывалась аккуратно, не калечила сочувствующих зрителей, гнев изливала на словах:

– Тварь малолетняя! Тебе все равно здесь не работать, обещаю! Вали к своей мамочке богатенькой, чего ты здесь забыла? Чего ты вообще в жизни понимаешь, мажорка чертова? Правду она любит, падла! Рассказывай свою правду дома! Я тебя убью, тварь!

На Светкины крики, Каринины нечленораздельные вопли и наши просьбы перестать сбежались, побросав дела, все девчонки. Даже Леша пришел. Даже посудомойщицы вышли из своего закутка и качали осуждающе головами. Если сейчас еще и Володин явится некстати, меня точно на берег ссадят. Второй раз за день я оказываюсь втянутой в безобразные сцены.

– Тихо все! – заорала я, вспомнив про берег и Володина.

Все разом замолчали, как будто только команды и ждали. А может, устали орать без толку. До драки все равно не дошло, запал прошел, можно и разойтись.

Катя увела Карину. Посматривала она на нее неодобрительно, хоть и не знала пока, из-за чего весь сыр-бор. Просто Светка Зотова Кате ближе и понятней, они уже не первый год вместе работают. А от Карининой болтовни Катя и сама разок пострадала, было дело.

Светка сидела на корточках, обхватив себя за плечи, зыркала по сторонам, все еще готовая дать отпор любому, кто рискнет с ней связаться. Я села рядом с ней, привалилась спиной к холодной стенке короба со льдом. Вот заварили кашу из-за ерунды.

– Свет, чего ты на нее взъелась? Знаешь ведь, какая она, чего заводишься на ровном месте?

– Я не на ровном месте, – устало пояснила Зотова. – Я хотела только, чтобы она языком не трепала, когда не просят. Она ведь не понимает, что со мной будет, если об этом кто-нибудь из менеджеров услышит случайно. Тащат-то все, а попадусь я. Из-за этой дуры.

– Ну, можно же было потихоньку ей как-то сказать. Чего орать-то на весь ресторан?

– Да не понимает она потихоньку, – Светка махнула рукой и вдруг заплакала: – Откуда ей знать, что такое на стипендию жить. Ее же мамочка-бизнесменша кормит, папочка богатенький денег подкидывает. Ты видела, сколько у нее цацек золотых? Две горсти. И она все их сюда притащила, хотя сразу предупредили, что на работу украшения надевать нельзя. А она притащила, чтобы хвастаться. Нацепит их вечером и по палубе ходит, дура зажравшаяся.

Я обняла всхлипывающую Светку и погладила по голове, как маленькую. Та заревела еще пуще. Вот вам и грозная Зотова.

Светка работала на «Зощенко» уже четвертое лето, как пришла после первого курса, так и прижилась. Работала она хорошо, было чему поучиться. Носилась вихрем по сервировочной, переходя на выходе на профессиональный бесшумный шаг. Движения четкие, без суеты, память потрясающая – всех своих специалитетов она запоминала с первого же ужина, заказы, даже самые сложные, никогда не записывала. Там, где нужна, оказывалась молниеносно, при этом улыбалась очень искренне, подтверждая мнение о широте русской души. И при этом ответственная и трудолюбивая Зотова ежегодно выносила с теплохода просто невероятное количество порционных джемов, масла, кукурузных хлопьев. Но это была только вершина айсберга. Светка «крутила любовь» с поваром Серегой, и благодаря этому к концу навигации увозила на вызванном такси пару-тройку здоровенных упаковок с сосисками, коробки с макаронами и еще кое что по мелочи. Этими продуктами она и питалась до следующего лета. Потому что прожить на стипендию нельзя. А тратить на еду деньги, заработанные в навигации и потом официанткой в ночном клубе, Светка не могла себе позволить. Их она копила, чтобы после окончания института снять хоть какое-то жилье. Ведь из общаги ее попросят. А жить негде – Зотова приехала поступать в свой торговый из какой-то совсем глухой деревни, да еще и родителям было по большому счету не до нее. Вот Светка и крутилась, как могла, чтобы, как она говорила, дать себе шанс.

Я была в курсе ее нелегкой жизни, потому что украденные в предыдущем круизе продукты хранились у меня дома, в холодильнике. Из общежития на лето Светка выселялась, да и опасно было хранить масло в общедоступном холодильнике. Так что договорились, что пока все полежит у меня. Зотова как честный человек даже предложила долю за хранение. Но я отказалась, проникнувшись уважением к такой целеустремленности.

И вот теперь Карина со своими способностями видеть все, что видеть не надо.

Я не знала, как утешать Светку. Вроде и виновата она, конечно, а жалко. И Карину жалко, испортила отношения и даже не поняла, по какой причине.

– Не обращай ты на нее внимания. Она это не со зла. Просто не думает, к чему ее рассказы могут привести, вот и все. Плюнь ты на нее.

– Ну уж нет, – Светка, видно, разозлилась по-настоящему. – Здесь она работать не будет. Это я беру на себя. Вот увидишь.

Глава 6

Савельевск – старинный сибирский город, есть на что посмотреть. Еще пришлыми казаками основан, чуть ли не теми, кто с Ермаком Сибирь покорял. Тут и старинный острог, и деревянное зодчество, и несколько монастырей. Еще и музей, посвященный тем самым казакам. Поэтому экскурсии по Савельевску долгие и подробные. Иногда даже обед приходится задерживать, если не все группы успевают вернуться.

О том, что экскурсии займут много времени, туристов предупредили еще вчера. Поэтому на завтраке никто особо не рассиживался, все торопились. Быстренько перекусили, кофе выпили для бодрости – и уже на берегу кучкуются вокруг своих гидов-переводчиков.

Первыми ушли четверо итальянцев. Без всякого гида, в свободный полет. Итальянцы вообще чересчур самостоятельные туристы. Любят гулять просто так. В прошлом году двое от теплохода отстали. Как раз в Савельевске. Они ключи от каюты не сдали на ресепшен, как положено, а унесли с собой, тоже, видно, от излишней самостоятельности. После обеда проверили – ключей невостребованных нет, значит, все гости на борту. Ну и дали сигнал к отплытию.

Часа через полтора переводчица с итальянского поняла, что двое ее подопечных не бродят где-то по палубам, а просто не имеются в наличии.

Вернулись в Савельевск. Еще издалека увидели на пристани перепуганных итальянцев – без денег, без паспортов, зато с бесполезными на пристани ключами от каюты, а главное, совершенно не знающих русского языка – в сибирской глуши, где никто сроду не слышал итальянского.

На несколько дней эта бравая парочка умерила свой пыл и ходила чуть ли не за ручку с переводчицей. А под конец круиза все-таки сорвались и удрали общаться с аборигенами в северном поселке. Свободолюбивая нация, ничего не поделаешь. Каждый в душе карбонарий. Хорошо хоть, аборигены их к отплытию привезли на старом «Урале» с коляской, с подаренной бутылкой самогона в руках.

Следом за итальянцами потянулись, уже организованно, немцы, англичане, французы. Дольше всех собирались на берегу наши. Бывшие одноклассники курили и приставали к гиду с требованием если и вести их в монастырь, то непременно в женский. Гидом у них был невозмутимый, как слон, Денис, которому на этот круиз не досталось иностранцев. А может, ему именно из-за спокойного характера поручили русскую группу. Денис жизнерадостно обещал своим подопечным все земные блага, включая женский монастырь и шашлычку на берегу, если они поторопят «девочек», собирающихся на пешую экскурсию, как на губернаторский прием.

Когда все туристы разошлись, а мы уже заканчивали уборку, в ресторан со стопкой салфеток в руках ворвалась вездесущая Карина.

– Девчонки! Парикмахершу ссаживают!

Мы кинулись к окнам и успели к самому интересному.

Покачиваясь на нетвердых ногах, парикмахерша сошла по трапу и остановилась, вытирая пот с лица. Была она какая-то неестественно бледная, со стянутыми на затылке в куцый хвостик нечистыми волосами. Все ее вещи уместились в небольшую клеенчатую сумку, которую она волочила за собой за слишком длинные ручки. Маловато вещей вообще-то. Она, что же, даже куртку с собой не брала? На севере может быть холодно, хоть и лето в разгаре. В прошлом круизе даже снег шел – это в конце июня! А у Михалны, судя по размеру багажа, никаких теплых вещей с собой нет. Или она их в каюте забыла? Я совершенно не знакома с поведением людей, страдающих запоями, может, им как раз забывчивость свойственна. Или парикмахерша просто оставили большую сумку кому-нибудь на сохранение, чтобы не тащить самой. А когда теплоход в город вернется, она ее заберет.

На борту, у самого трапа, рядом с вахтенным матросом стоял старпом и внимательно следил за перемещениями ссаживаемой парикмахерши. Как будто боялся, что она вернется тайком и станет от него прятаться по подсобным помещениям. Но Михална возвращаться не собиралась. Мало того, она плюхнула свою сумку на песок, повернулась лицом к теплоходу и, уперев руки в бока, разразилась длинной речью.

Мы об этом могли только догадываться, наблюдая из-за наглухо закупоренных окон, как она часто-часто открывает рот и иногда взмахивает руками для убедительности. Ничего, к вечеру вся команда будет знать почти дословно, что сказала Михална напоследок обескураженному старпому. Будет, кому рассказать – вон сколько народу придумали себе срочные дела на главной палубе, недалеко от трапа.

Парикмахерша выдохлась, картинно плюнула напоследок себе под ноги и, подхватив сумку, бодро зашагала по деревянной лестнице, ведущей с берега в город. Даже не покачивалась уже, шла твердым шагом. Видно, полегчало ей после того, как старпом узнал о себе несколько неприятных подробностей.

– И где они теперь посреди реки парикмахера найдут? – спросила Женечка-тихоня.

Карина и здесь оказалась осведомлена лучше всех:

– Не надо никого искать! Кто-то из новеньких стюардесс раньше в парикмахерской работал, оказывается. Старпом, как об этом узнал, сразу с Михалной перестал церемониться. Пообещал дверь взломать и волоком из каюты вытащить. Она и открыла сразу. А то придуривалась три дня. Теперь эта стюардесса, которая тоже парикмахер, будет работать, когда возникнет необходимость. Туристы же не каждый день записываются. А если и запишутся, то один-два человека на укладку. А в городе другого мастера возьмут, старпом уже в агентство заявку отправил, подберут.

Ну что тут скажешь? Незаменимых у нас нет, как оказалось. Хорошо, что Володин меня не стал ссаживать. А я ведь даже и не догадалась, что часть вещей можно оставить на теплоходе и не таскать по автобусам. Михална, хоть и пьяница, сообразительней и практичней меня.

Перед обедом Нечипорук огорошил нас новостью. Туристка Марта Герцель переводится с третьей станции на первую. По ее личной просьбе. Она уже хорошо себя чувствует, но возвращаться за свой стол не хочет. Боится и вообще гораздо комфортней чувствует себя в компании с «русским доктором», который ее спас и очень трогательно о ней заботился.

Расходились мы подавленные. Наша третья станция в полном составе испытывала неловкость, как будто это мы Марту выжили. А Зотова, успевшая привыкнуть к русской компании, с трудом представляла, куда определить Марту. Туристов рассаживают по принципу «единого языка», а на первой станции Марте даже поболтать будет не с кем.

– Может, к ней тогда кого-то из переводчиков посадить? – предложила Светка начальству.

– Не надо, – успокоил ее Нечипорук. – Там учительница немецкого есть, она сказала, что с удовольствием попрактикуется в языке. Эта бабулька уже со всеми русскими подружилась, по-моему. Они с доктором этим везде под ручку ходят, ну и он ее во все развлечения втягивает. Сегодня даже с берега шашлык ей притащили. Холодный и жилистый, зато от души. Бабулька была в восторге.

Ну вот! Наша жизнерадостная Марта ушла к «русскому доктору», а нам остались вредный Алекс и Анна со своими непонятными отношениями.

Анны на обеде тоже не было. Алекс сказал, что она устала на экскурсии, у нее разболелась голова и обедать она не хочет. И даже в каюту обед ей нести не надо. Потом, правда, передумал, велел приготовить еду «на вынос», но отнести вызвался сам. Не разберешь эти их отношения. То сидит рядом как истукан, то заботится изо всех сил.

– Они, похоже, с Анной поругались, – шепнула мне Карина. – На экскурсию Алекс один пошел, Анна с самого утра в каюте сидит безвылазно.

– Ничего подобного, – так же шепотом возразила подошедшая Катя. – Не сидела она в каюте. И не ссорились они. Я видела, как они с берега под ручку возвращались.

– Не может этого быть! Я своими глазами видела, что Алекс один с теплохода уходил. А Анну я вообще не видела сегодня.

– Ты своими глазами не видела, а я – очень даже. И тоже своими собственными глазами. Возвращались рядышком, как два голубка.

– Но я же точно видела…

– Да ты в последнее время много чего видишь, – зашипела Катя, потеряв самообладание. – И болтаешь тоже слишком много. Надо тебя работой загружать, чтобы некогда было по сторонам смотреть.

Карина надулась и больше нам ничего не рассказывала. Может, просто не успела.

Я забирала в сервировочной салаты на шестнадцатый стол, когда туда влетела непохожая на себя от злости Катя.

– Не копайся сильно, – велела она мне. – Мы на станции пока вдвоем остались.

– То есть?

– Карина соком облилась. Томатным. Переодеваться побежала. Зотова – сволочь!

– А Зотова при чем?

– При том! – зашипела Катя, сжимая кулаки. – Карина же не сама облилась, она на Светку налетела с полным подносом. Дура!

– Кто дура, Зотова или Карина? – осторожно уточнила я.

– Обе хороши, – Катя просто клокотала от возмущения. – Одна прется с подносом, не глядя, куда. А вторая нарочно на дороге стоит, хотя видела, паскуда, что Манукян шесть стаканов волочит, могла бы и шагнуть немножко в сторону. Что ты встала? – заорала Катя уже на меня. – На станции никого нет, еще только напитки разнесли, а ты стоишь, рот раскрыла. Бегом давай!

Я ринулась из сервировочной, от греха подальше. Тем более Катя права – поворачиваться надо быстрее, раз вдвоем остались. Каринино переодевание займет минут двадцать. Чистая блузка-то у нее есть, а вот форменная юбка у нас всех одна. Так что, если облилась она, как говорит Катя, с головы до ног, то придется ей сейчас искать Нечипорука, идти с ним на склад, искать юбку нужного размера, попутно выслушивая Серегино ворчание. Потом, переодевшись, бежать обратно в ресторан… К тому времени уже и до десертов дойдет. Рассчитывать на Карину можно будет только во вторую посадку, а сейчас надо успевать вдвоем. Зотова – зараза!

Забежав за следующей партией салатов, я застала еще и Светку, которая и не думала признавать свою вину в случившемся.

– Надо смотреть, куда идешь, – довольно сообщила она Кате в ответ на упреки. – Сколько можно говорить об этом? А то все такие королевны, куда деваться! Только успевай расступаться перед ними.

– Да при чем тут королевны? – шипела Катя. – Ты же нарочно на пути у нее встала.

– Ничего подобного, – парировала Светка.

– Да я сама там была, Зотова. Что ты мне-то рассказываешь? Ты прекрасно ее видела и даже не подумала уступать.

– Пусть смотрит, куда идет.

– Да она-то смотрит… Светка, из-за ваших ссор дурацких страдаем вон мы с Наташкой, – Катя заметила меня, крадущуюся на выход с тарелками, и привела в качестве последнего, жалобного, аргумента: – Нам-то ты за что мстишь?

– Никому я не мщу, не выдумывай. Надо просто смотреть, куда идешь. Тогда и не будет этого цирка с конями.

Зотова, улыбнувшись нам обеим напоследок, гордо покинула сервировочную.

Мы переглянулись.

– Кать, может, правда случайно все вышло?

– Не слишком ли много случайностей в последнее время? – окрысилась она. – Не было там ничего случайного. Я только говорить не хотела. На самом деле Светка не только с дороги не ушла, она Карину еще и толкнула слегка. А той много ли надо, с шестью стаканами на подносе?

Вот это новости! Зотова вышла на тропу войны? Этак она в самом деле Карину выживет. Мы вот только попадаем под раздачу ни за что ни про что.

– Пошли работать, – решительно сказала Катя. – Чего стоять-то просто так? Если Светка не уймется, нам еще не такое предстоит…

Светка не унялась. К вечеру Карина уже рыдала на корме от обиды и возмущения.

– За что она меня так? – приставала она к присутствующим. – Что я ей сделала такого?

Присутствующие отводили глаза и молчали. Предлагали успокоиться и не брать в голову.

Карина успокоиться не могла: за день она натерпелась от Светки по полной программе. Зотова, работающая на первой станции, рядом с ресторанным баром, как будто специально оказывалась у Карины на пути. Когда та научилась виртуозно уворачиваться от столкновения, Светка начала наступать ей на ноги. На перетирке Карине не доставалось нужного количества приборов – Зотова была ловчее и наглее, загребала все приборы себе и наотрез отказывалась делиться, вслух рассуждая о безруких курицах, которые даже вилок себе организовать не могут, потому что боятся ручки обжечь.

В конце концов Катя, которая изо всех сил терпела, чтобы не сорваться, наорала и на Светку, совсем сдуревшую со своей глупой местью, и на Карину, раскисшую от постоянного прессинга.

А к концу ужина Карина умудрилась за что-то зацепиться и порвать колготки. Это стало последней каплей – она разрыдалась прямо в зале, не дождавшись ухода последних гостей.

Зотова клялась, что к порванным колготкам она не имеет никакого отношения, но вид при этом у нее был подозрительно довольный.