Текст книги "След на воде"

Глава 7

Как же противно просыпаться по утрам! Когда до глубокой ночи обсуждаешь с соседкой по каюте последние новости, совсем не думаешь о том, что предстоит ранний подъем. Вот и мы с Лилькой вчера забылись. Все предположения строили, как будет дальше развиваться конфликт между Светкой и Кариной. Лилька – человек импульсивный – заявила, что на месте Зотовой давно бы уже расцарапала Карине физиономию, а не ограничивалась только тычками на выходе из бара. Кровожадные все какие! Лильке хорошо рассуждать, она на четвертой станции работает, там тишь да гладь – девчонки подобрались очень дружные и неконфликтные. А мне-то с Кариной работать еще неделю. А работница из нее сейчас аховая – если не плачет, то скандалит, работать ей совсем некогда. Что же, нам с Катей вдвоем все тянуть?

Завтраком нас опять не накормили. Столовая для команды работает с восьми утра. И в ресторане завтрак для гостей начинается в восемь. На работу надо приходить за пятнадцать минут до… Вот и получается, что сами позавтракать мы никак не успеваем.

Брели мы с Лилькой на работу невыспавшиеся и голодные, просыпались на ходу, несмотря на прохладный утренний душ. Уже на подходе к ресторану встретили свежую и бодрую Зотову. Вот кто всегда в форме.

– Как настроение? – поинтересовалась я у Светки после дежурных утренних приветствий.

– Нормальное настроение. Как положено для обслуживающего персонала, – подмигнула довольная с утра Зотова. – Чего это ты моим настроением интересуешься вдруг?

– Да так. Уж и спросить нельзя.

– Ты если за Кариночку свою драгоценную беспокоишься, так расслабься. Не трону я ее больше.

– Точно?

– Да на фига она мне сдалась? – как-то слишком бодро воскликнула Зотова. – Пусть на глаза мне только не попадается.

– Свет, дай доработать круиз спокойно, – попросила я ее. – Из-за ваших терок нам с Катей пахать приходится. Да еще и Карину утешать все время. Нас ты за что подставляешь?

– Сказала, не буду больше, – заверила меня Светка. – Это я вчера вспылила просто. Ну, сама знаешь, как это бывает. А сейчас успокоилась.

Я уж было вздохнула с облегчением, но тут мы дошли наконец до ресторана.

В сервировочной гудела плотная девчоночья толпа. Пахло скандалом. Интересно, кто на этот раз герой дня?

Пары секунд хватило, чтобы понять, что случилось что-то совсем не рядовое. В центре внимания опять оказалась заплаканная Карина. Да что же за напасть такая! Зотова вот она, рядом идет, к тому же клянется в непричастности. Кто успел обидеть крошку Манукян с утра пораньше?

– Что случилось? – заорали мы в три голоса.

– Карину обокрали, – тоже в несколько голосов сообщили нам присутствующие. – Все золото украли из каюты.

– Как это?

– А непонятно, как. Каюту открытой не оставляли вроде. Да и золото не на виду лежало. А нашли как-то.

Час от часу не легче! Что же за круиз такой ненормальный начался? Я посмотрела вопросительно на ближайшую ко мне официантку, не надеясь, впрочем, что в ответ на мои мысленные стенания мне тут же и разъяснят, почему у нас каждый день какая-нибудь ерунда случается.

Ближайшей ко мне официанткой оказалась Светка Зотова. Растолковала она мои красноречивые взгляды по-своему.

– Ты с ума сошла! – зашипела в ответ возмущенная Светка. – Это не я! Не брала я ее дурацкое золото. На фига мне этот криминал?

– Да я не говорю, что это ты.

– А чего тогда смотришь?

– Ты, Зотова, совсем уже сдурела. Посмотреть на тебя нельзя. Заварила кашу, а теперь нежная такая – не посмотри даже на нее.

– Это не я! – заорала Светка, обращаясь ко всем присутствующим. – Мне ее золото на фиг не нужно. Пошли вы все!

Возмущенная Светка вылетела из сервировочной. Следом потянулись все остальные. Катя подошла ко мне и тихонько попросила:

– Наташ, поговори с этим своим Димычем. Может, он поищет потихоньку, кто у Карины золото украл? А то добром это все не кончится, чует мое сердце.

* * *

– Я в отпуске-е-е-е-е-е, – тянул нараспев Димыч, задрав башку и разглядывая чаек. – Отстань от меня. Я отдыхать сюда приехал, а не пропавшее барахло искать.

– Совесть у тебя есть? – не отставала я.

– Откуда у него совесть? – встревал жизнерадостный Вадик. – У него только чистые руки, горячее сердце и голова, совсем-совсем холодная.

– Головы тоже нет, – валял дурака Димыч. – Голову я на работе оставил. А здесь я в нее только ем и пью.

– Но ведь это же настоящее ограбление!

– Кража.

– Что «кража»?

– Классифицируется это как кража, – пояснил безголовый на время опер. – Ограбление, это если бы золотишко непосредственно с потерпевшей сняли. Приставили нож к горлу и серьги из ушей вырвали. Вот это было бы ограбление.

– Какая разница? – возмутилась я. – Ты бы лучше помог найти, кто это сделал. Ведь у девчонки все украшения украли. Недешевые, между прочим.

– Все! Все, что нажито непосильным трудом – все пропало! – причитал Вадик.

– Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, – радостно вопили они на пару с подключившимся Димычем.

– Дураки! – сообщила я веселящимся великовозрастным балбесам. – Дело-то серьезное, а вы ржете.

Я демонстративно отвернулась и скорчила обиженное лицо. Обычно это помогает при общении с капитаном Захаровым. Где-то в глубине души у него встречаются человеческие чувства.

– Да ладно тебе, – начал подлизываться Димыч.

– Ничего не ладно! У нас тут преступления на каждом шагу, а ты помочь не хочешь. Ты же профессионал как-никак. Пошевелил бы мозгами.

– Я по трупам профессионал, – заявил он, ничуть не смущаясь. – Будет труп, обращайтесь.

– Нет тела – нет дела, – поддакнул Вадим.

– Я с вами серьезно разговариваю, а вы…

Я махнула рукой на эту парочку и тоже уставилась на чаек. Димыч посмотрел на меня внимательно и укоризненно покачал головой.

– А если серьезно, то бросайте паниковать. Вернут ей цацки не сегодня, так завтра.

Мы с Вадимом разом повернулись к довольному таким эффектом Захарову, а он, закурив, продолжил наслаждаться всеобщим вниманием.

– Сама посуди. Золото когда пропало? Ночью, в крайнем случае вчера поздно вечером, так?

– Так, – кивнула я.

– Теплоход вчера в обед из Савельевска ушел и с тех пор нигде не останавливался. Значит, никто посторонний зайти не мог. Так?

– Так, – согласились мы с Вадимом.

– Значит, золото попер кто-то из своих. Больше некому. Зачем – это другой вопрос. То, что ворюга этот – полный идиот, ни у кого не вызывает сомнения.

– Почему это? – не согласилась я.

– Да потому, что смысла воровать эти побрякушки нет никакого. Если бы это на земле случилось, еще можно предположить, что это наркоман какой-то, который скинет цацки по дешевке, чтобы на дозу заработать. А здесь их продать не получится. Самому носить – глупость полная, потерпевшая их опознает легко. Согласна?

Я кивнула. Пока все складно получается и сомнений не вызывает.

Димыч затянулся сигареткой и продолжил:

– Сколько народу знает, что золото пропало?

А действительно, сколько? Ресторан весь точно в курсе. Официантки, бармен, посудомойщицы. Володин с Нечипоруком тоже в курсе – они начальство, им положено знать о происшествии. Это только к концу завтрака столько осведомленных было. А потом Карина пошла «в люди». И можно быть уверенными, что каждый встречный узнает о ее нелегкой доле. Да и кроме Карины найдется много желающих рассказать о таком из ряда вон выходящем событии. Воровства-то у нас раньше не было. Сенсация местного масштаба, можно сказать.

– Многие знают, – сказала я, закончив мысленные подсчеты. – Полкоманды точно. А к вечеру и вторая половина будет в курсе. У нас же замкнутый коллектив.

– Вот! – Димыч выглядел очень довольным. – Это хорошо, что все узнают. Деваться вору некуда. Светить цацки нельзя. К тому же есть опасность, что корабельное начальство затеет свое собственной расследование, чтобы честь мундира не замарать. Держать золотишко у себя станет опасно. Так что он его или выбросит, что маловероятно, или подбросит обратно потерпевшей. Это вопрос пары дней.

– А почему маловероятно, что выбросит?

– Ну, может, и выбросит, если совсем дурак. Это первое импульсивное решение. А вот если подумает немного, то подбросит обратно. Чтобы буча утихла, надо золотишко вернуть, иначе так и будут искать. А если искать будут, могут ведь и найти ненароком.

– Он прав, – неожиданно серьезно сказал Вадим. – Если все о краже узнают, держать золото у себя станет опасно. Так что подбросят, не сомневайся. Или в каюту, или на рабочее место. Или просто оставят там, где его легко будет найти. В расчете, что кто-то увидит, поймет, что это и есть пропажа, и девчонке вашей передаст.

– А если не передаст? – не сдавалась я.

– А если не передаст – ему же хуже, – хохотнул Димыч. – Цацки все равно засветятся рано или поздно, и у кого они окажутся на тот момент, то и будет этот… «передаст». И никому уже не будет интересно, украл он сам или на палубе нашел.

Как все просто у них получается. Просто, логично и неинтересно. Не кража, а сплошное надувательство. С утра все казалось гораздо серьезнее, а теперь я успела согласиться с Димычем, и даже поймала себя на мысли, что смотрю украдкой по сторонам. Вдруг украшения уже бросили где-нибудь на виду? На корме вот вполне могли бросить, это самое посещаемое место. Вся команда здесь бывает. По туристическим-то палубам нам без дела слоняться нельзя, вот и устроили мы себе на корме место встреч. Свежий воздух, пейзажи красивые, непринужденное общение. Точно, если золото подбросят, то сюда, можно не сомневаться…

Заметив, что я перестала дуться, Вадим начал приставать ко мне с вопросами. Я у них с Димычем просто справочное бюро какое-то.

– Наташ, а мы тут узнали, что на теплоходе даже бассейн есть.

– Есть, – подтвердила я, ожидая подвоха.

– Ну, мы его утром сегодня нашли. Только в нем воды нет. Это что, как в анекдоте, когда нырять научимся, тогда и воду нальют?

– Смешно, – оценила я. – Просто шутка месяца. Нет, воду нальют гораздо раньше. Завтра утром уже сможете искупаться перед завтраком.

– Почему именно завтра? Чего сразу было не налить?

– Сразу нельзя, у теплохода тогда осадка большая будет. Мы сегодня вечером Никитинские пороги будем проходить. Как раз во время ужина. А после порогов уже можно воду наливать. Ночью нальют.

Вадим согласился подождать с бассейном до утра, но вопросы на этом не закончились. Мне пришлось рассказывать обо всем подряд: и увидим ли мы сами пороги; и как будем выкручиваться, если сядем все-таки на мель; и хватит ли запасов провизии, если сядем; и далеко ли до ближайшего населенного пункта, если вплавь; и есть ли шанс выпросить шлюпку, чтобы не вплавь; и не отмечено ли случаев пиратства в последние годы…

На пиратах я не выдержала.

– Отстаньте от меня, а, – попросила я жалобно. – Даже если бы здесь были пираты, они бы на нас напасть не рискнули. Испугались бы с вами связываться, от ваших вопросов идиотских у них разрыв мозга случиться может.

– Это хорошо, что пиратов нет, – довольно ухмыльнулся Димыч. – А то мы уже бояться начали.

– С чего это вдруг?

– Да мы вчера кровь на палубе видели, – пояснил Вадим серьезно. – Вот прямо здесь, под скамейкой. Думали, убили кого.

– Когда видели? Утром?

– Ну да, часов в шесть. Мы покурить сюда пришли, думали, вдруг тебя встретим. А тут кровищи!

– Много?

– Да не то чтобы много, – Вадим понял наконец, что напугать меня не удалось, и перестал нагнетать обстановку. – Не много. Можно сказать, что совсем мало. Под скамейкой только. Такое впечатление, что палубу помыли, а под скамейкой просто не заметили. Что это может быть такое?

Можно было, конечно, придумать какую-нибудь леденящую кровь историю. Заодно и Димыча заставить побегать – обещал ведь, если будет труп, заняться расследованием. Вот и нафантазировать ему труп, пусть развлекается. Но, во-первых, сил нет уже общаться с этими олухами, а во-вторых, такими вещами не шутят. Суеверна я в этом смысле.

Поэтому пришлось рассказать правду:

– Не пугайтесь, не было тут никакого убийства. Это не человеческая кровь.

– А чья? – оба заинтересовались, похоже, не на шутку.

– Рыбья.

– Чья?

– Ну, рыбу здесь разделывали ночью.

– Это сколько же должно быть рыбы? – не поверил Димыч. – Кто у вас такой удачливый рыбак?

– Да не у нас. Это мужики из деревень по берегу рыбу ловят и на лодках ночью подплывают, продают. А наши покупают и сразу разделывают. Там надо сразу вязигу вытащить, иначе что-то с рыбой случается, ее потом есть опасно. Вот вся палуба и в крови. Кровь и кишки потом за борт смывают, а вчера, видно, плохо помыли. Ну, или не заметили, сами же говорите, что под лавкой было.

– Погоди, Наташ, – остановил меня Вадим. – Вязига – это же у осетровых вроде. Тут осетров, что ли, разделывают?

– Ну да. Осетров, стерлядь там…

– Откуда здесь осетры, вы в своем уме? – не поверил Димыч.

– Осетры здесь есть, – Вадик стал вдруг очень грустным. – Их лет тридцать назад искусственно выращивали и в реку запускали. Только ловить их запрещено, вот какое дело.

Тихо сразу стало. И даже солнце как будто спряталось.

– Браконьерствуем, значит, потихоньку, – сказал Димыч нехорошим голосом.

* * *

Перед самым ужином в закрытую ресторанную дверь поскребся Алекс. Выглядел он при этом очень смущенным: переминался с ноги на ногу, озирался по сторонам, пытался, вытянув шею, разглядеть сквозь двустворчатое стекло что-то в глубине зала.

Первой его заметила Жанна и попыталась на пальцах объяснить про «фюнф минутен», но Алекс умоляюще прижал руки к груди и сильнее вытаращил глаза. Срочно ему нужно было попасть в ресторан.

– Оголодал, что ли? – буркнула недовольно Жанна, но дверь открыла.

Алекс вихрем пронесся мимо нее и решительно направился к своему столику. Жанна побурчала немного, закрыла дверь и отошла от нее подальше, чтобы не поддаться еще раз на уговоры нетерпеливых туристов.

Мы слегка удивились, увидев Алекса так рано, но сориентировались и заулыбались, как и положено при встрече гостей.

– Добрый вечер, – выступила вперед Катя. – Фрау Браух не будет ужинать со всеми? Может быть, отнести ей ужин в каюту пораньше?

– Н-н-нет, не будет… то есть не надо в каюту, – мялся Алекс, собираясь с духом. – Девочки, у меня к вам просьба.

– Пожалуйста, – снова улыбнулась Катя, а мы с Кариной согласно закивали головами. Какой разговор, мол. Выполнять просьбы – это наша прямая обязанность.

– Я по поводу Анны, то есть фрау Браух, конечно. Дело в том, что… Она не очень хорошо себя чувствует… Ну, она…

– Может, все-таки отнести ужин в каюту, если ей нездоровится?

– Да нет, не в этом дело, – Алекс решительно тряхнул головой и посмотрел Кате прямо в глаза. – У фрау Браух проблемы не с физическим здоровьем. Понимаете? Ее недуг можно отнести к душевным болезням.

Карина испуганно ойкнула и зажала рот ладонью.

– Нет-нет, – поспешил успокоить ее Алекс, – она не сумасшедшая, не бойтесь. Я просто не так выразился. Фрау Браух страдает серьезными депрессиями. Это с ней случается два-три раза в год, не чаще. Но, к сожалению, заранее угадать, когда это произойдет, невозможно. Поэтому я и сопровождаю ее во всех поездках. Ну, чтобы, когда это начнется, рядом оказался человек, который в курсе этой ее особенности. А самое главное, чтобы не допускать нежелательных контактов. Понимаете?

– Пока не очень, – признались мы с Катей.

Алекс вздохнул, посмотрел на перепуганную Карину и снова умоляюще сложил руки на груди.

– Девчонки, она совсем не опасна, поверьте. Просто в такие моменты не хочет никого видеть, ни с кем общаться, может нагрубить, накричать. Ей начинает казаться, что против нее что-то замышляется, ее хотят обмануть, ограбить, даже убить. Все эти подозрения возникают на ровном месте и не имеют никаких оснований. Но ведет она себя, как законченная хамка. Становится угрюмой и подозрительной.

– А от нас вы чего хотите?

– Не удивляться. Просто не удивляться и не обижаться, если вдруг Анна поведет себя как-то неожиданно. Вот и все.

– А долго она такой будет? – спросила вдруг Карина.

Алекс развел руками:

– Этого я не могу сказать, к сожалению. Всегда по-разному. Может, пару дней, а может на месяц затянуться.

Алекс, заручившись нашей посильной поддержкой, убежал за Анной, а мы попытались осмыслить услышанное. Было немного не по себе. Хоть нас и заверили в совершенной безобидности Анны, успокоиться было не так-то просто. Никто из нас до этого не имел дела с сумасшедшими. Ну, хорошо, не с сумасшедшими – людьми с душевными недугами. Ведь Анна не больна, если верить ее секретарю. Просто небольшое расстройство. Просто портится на время характер. Просто становится нелюдимой.

– Девочки, а вдруг она на нас бросится? – жалобно спросила Карина. – Я с ней не справлюсь, она вон какая здоровая!

– Ерунду не говори, – оборвала ее Катя.

– Я боюсь, – прошептала Карина.

Сумасшедший дом какой-то! Теперь уже в прямом смысле. Когда этот рейс закончится, я, пожалуй, тоже стану угрюмой и нелюдимой.

* * *

Ничего страшного на ужине не произошло. Анна молчала и даже по сторонам не смотрела. Пришла, села на свое место у окна и уставилась в тарелку, сложив руки на коленях. Когда я подошла, чтобы принять заказ, она даже головы в мою сторону не повернула. Сидела ссутулившись, только нос торчал из-под этого дурацкого рыжего парика. Она, наверно, его специально для таких случаев и прикупила – от людей прятаться.

Алекс заказал сок для Анны и минералку для себя. У самой Анны он даже не поинтересовался, заказывал самостоятельно. И Анна промолчала, хотя сок сроду не пила, только пиво или зеленый чай под настроение. А теперь молчит. Наверно, пиво ей в ее состоянии нежелательно, мало ли как организм отреагирует. Вот Алекс и контролирует все, что можно.

Стала наконец понятна его роль при обеспеченной фрау Браух. А мы-то голову ломали, зачем ей секретарь в путешествии? Никакой он не секретарь, оказывается, и уж тем более не любовник. Он больше на санитара в дурдоме тянет при таком раскладе. Ну и на посредника между депрессивной Анной и внешним, ненавидимым ею, миром. Напитки там в ресторане заказать, с гидом объясниться, проследить, чтобы никто не докучал с разговорами. Может, он и Марту потому принял в штыки, что чувствовал приближение очередной депрессии. По каким-то характерным признакам это понял и решил заранее прервать общение, чтобы потом Марту не шокировать.

Да, не простая работа у парня. Завидовать нечему.

Было даже неудобно перед ним за то, что не очень любили раньше.

Я старалась смотреть на него поприветливей и даже улыбнулась разок, хотя присутствие Анны очень напрягало. Вот ведь странное существо человек, здравый смысл для нас пустой звук, а вот Каринино дурацкое: «А вдруг она на меня бросится?» – засело в голове накрепко. Поэтому и стараюсь в сторону Анны не смотреть. Стыдно, а ничего с собой поделать не могу.

Анна поела – молча, быстро, ни на кого не глядя – и поспешно ушла под руку с Алексом. Может, даже слишком поспешно.

Алекс, проходя мимо меня, чуть заметно улыбнулся и шепнул: «Спасибо!»

Я все больше ему симпатизирую.

Вечером мы рассказали в сервировочной про Анну. Даже сочувствие вызвали в родном коллективе. Странно, еще три дня назад все Светку Зотову жалели, а теперь нас. А Светке многие даже завидуют, русские туристы оказались очень веселой компанией, никаких неприятностей от них нет, зато чаевые просто всем на зависть. Даже Марта наша туда очень удачно вписалась. Уже по-русски немного говорит. Выучила несколько фраз и вовсю ими пользуется. Что, учитывая ее немалый возраст, вызывает неподдельное уважение.

Надо сказать, многие туристы за несколько дней умудряются выучить пару-тройку фраз по-русски и с удовольствием демонстрируют свежеприобретенные знания. Лилька рассказала, как сегодня тщетно пыталась объяснить любопытному австрийскому дедушке, что означает выражение «елки-палки». Он его услышал где-то на палубе, там как раз матросы трудились, наводили чистоту. И очень этими «елками» заинтересовался. Так часто, говорит, это слово повторялось, наверное, обозначает что-то важное.

Посмеялись над доверчивым австрийцем, вспомнили еще пару забавных случаев. Заодно и о Володине вспомнили, не к ночи будь помянут. Вернее, над его предостережениями не болтать обо всем подряд на работе. Не так уж он и не прав – многие туристы к концу круиза начинают понимать кое-что, а потом пристают со всякими «елками-палками», требуют разъяснений.

Карина, до этого угрюмо молчавшая, сказала вдруг, глядя куда-то поверх голов:

– А некоторые и сразу русский знают, только не признаются в этом. Притворяются, а сами все понимают.

– Да ну, вряд ли, – не поверили мы. – Какой смысл скрывать?

– Не знаю, какой смысл, но скрывают, – не сдавалась Карина. – С нами делают вид, что не понимают, а когда никто не видит, очень даже по-русски говорят.

– Это шпионы! – захохотала Зотова. – Прикидываются иностранцами, а сами замышляют что-нибудь вредное. Тайгу нашу фотографируют. Ты, Кариночка, понаблюдай за ними повнимательней, вдруг они диверсию готовят на теплоходе. Сделают из нас маленький «Титаник».

– Ничего в этом нет смешного, – еще больше насупилась Карина. – Я правду говорю. Сама слышала.

– Опять сама слышала, – вздохнула Катя.

– Да, сама. Своими ушами.

– Ну и кого же ты слышала?

– Фрау Браух эту сумасшедшую, вот кого!

Карине удалось-таки завладеть всеобщим вниманием. На нее молча уставились все присутствующие. Возникшую паузу решилась прервать Катя.

– Карина, – осторожно позвала она. – Я все понимаю, ты ее боишься. Но выдумывать-то зачем? Не понимает Анна по-русски, я сама с ней пыталась разговаривать еще в первый вечер. И Алекс при ней с нами по-русски общался совершенно не стесняясь, ты вспомни. Да и зачем ей переводчик в таком случае?

– Да он и не переводчик никакой, – с жаром возразила Карина, и в речи ее опять послышался легкий акцент. – Он же ее просто караулит, чтобы она чего-нибудь не натворила, пока сумасшедшая. Никакие не депрессии у нее, все он врет! Он следит за ней, потому что она опасная, наверно. И про то, что она русский язык знает, он в курсе. Я сама слышала, как они по-русски разговаривали.

– Что за бардак у вас?! – Володин возник за нашими спинами совершенно неожиданно и начал орать сразу на всякий случай. – Что, ресторан уже блестит? Самое время для сплетен? Что вы собрались здесь, как бабы базарные? Манукян, тебе заняться, я смотрю, нечем? Я найду тебе работу, обещаю!

Мы не стали дожидаться окончания пламенной речи, быстренько разбежались по своим местам. Уборку мы, конечно, давно закончили, но Володина лучше не злить лишний раз. Он и так завелся с чего-то – сейчас пойдет с белым платочком пыль искать. Найти не найдет, но еще сильнее озвереет от этого.

Катя побежала еще разок осмотреть критическим взглядом накрытые к завтраку столы, а мы с Кариной ровняли на полке бокалы и раскладывали аккуратно вилки в ящике – у нас Володин будет искать, к чему придраться, особенно дотошно. Это ведь Карина его почему-то разозлила.

– Кариш, – наклонившись к самому ее уху, шепотом спросила я, – а где это ты слышала, что Анна по-русски говорит?

– Ну, не говорит. Как говорит, я не слышала, но понимает точно. Вчера ночью слышала. Я на корме сидела долго, расстроилась же из-за Зотовой, вот и сидела одна, думала. А они на палубе стояли, по правому борту, и меня не видели. Не знали, что я там сижу.

– Кто они?

– Ну, Анна эта и Алекс. Он никакой не переводчик, вот увидишь! Он с ней по-русски сам говорил.

– А она отвечала?

– Нет, она только слушала. Он говорил.

– Так, может, это и не Анна была! Может, Алекс с кем-то другим на палубе ночью шептался, – я подмигнула Карине, приглашая посмеяться вместе.

Карина смеяться не собиралась. Наоборот, схватила меня за руку и, заглядывая в глаза, убежденно сказала:

– Это была она! Я видела вот этими вот своими глазами. Я Алекса сразу узнала по голосу, и мне стало интересно, с кем это он по палубам гуляет. И когда они пошли уже, я выглянула и посмотрела. Он с Анной шел, ее ни с кем не перепутаешь. Она в плаще своем сером была и в парике этом рыжем. Ни у кого больше такого нет.

Карина смотрела на меня умоляющими глазами, как будто просила поверить в эту, в общем-то пустяковую, историю. Врать ей действительно незачем. Да и история не такая уж невероятная. Конечно, неожиданная информация про Анну Браух. Но мало ли мы узнали сегодня о ней неожиданного? Может, она и по-русски начинает понимать только во время своих загадочных депрессий? Тем более, ей надо было кем-то представлять Алекса. Вот и выдавала его за переводчика. А для этого скрывала, что в услугах переводчика не нуждается. Да мало ли причуд у богатых людей!

– Кариш, а о чем они говорили?

– Он говорил: «Не бойся, все под контролем, делай то, что я тебе говорю, и все будет в порядке». Он так с ней говорил, как будто он главный. А она совсем тихо отвечала, вроде соглашалась с ним. А может, и не отвечала. Может, мне это показалось только. Я Алекса хорошо слышала, а ее не очень.

Карина оглянулась вокруг – к нам уже подходил Володин – и, поднявшись на цыпочки, жарко зашептала мне в самое ухо:

– Он так разозлился, потому что он его знакомый!