Текст книги "Арка Купидона"

– Ксю, ты, как всегда, целый роман сочинила. Ну с чего ты взяла, что у них запретная любовь? Из-за двух взглядов?

– Я не могу тебе объяснить, Ремиша. Я это чувствую. Вот будто от одного к другому протянут канат. Нет, скорее электрический провод. А по нему течет ток, понимаешь?

– Может, ты еще и вай-фай чувствуешь? И «синий зуб»? – захохотал Реми.

– Да ну тебя, – обиделась Ксюша. – Алеш, что скажешь? Ты заметил их взгляды?

– Да. Но я бы не взялся утверждать, что это запретная любовь. С точностью можно сказать лишь то, что они близки. Однако это может относиться и к дружбе. И потом, что это для нас меняет? Думаете, Этьену Пасье интересно будет узнать, что один из его сыновей не совсем равнодушен к мнимой сестрице?

– Почему нет? Но дело в другом: они после нашей информации задумаются, я уверена. И усомнятся в легенде матери. И… Может, даже ДНК-тест закажут.

– И что, Ксю? – не сдавался Реми. – Ну, закажут, допустим.

– Это может потянуть за веревочку, которая… Помнишь, как в «Красной шапочке»? «Дерни за веревочку, дверь и откроется…» Так вот, веревочка может выдернуть скелетики из шкафа. Произойдет небольшая семейная революция, и… Я уверена, Этьен Пасье будет счастлив, если парни узнают, кто их настоящий отец. Может, даже прилетят к нему. Познакомиться и… Представляете, какая для него это будет радость!

– Ты хотела сказать: познакомиться и проститься?

– Верно… Но слишком грустно.

– Романистка моя. – Реми поцеловал жену.

* * *

Приехав на студию, Мика отправился, как обычно, в кабинет, и уже через минуту его голос, одновременно напористый и любезный, зазвучал из-за прикрытой двери. Он говорил сразу по двум телефонам и с одним ухоженным господином, который уже поджидал его появления.

Микаэль ведал всеми административными и финансовыми делами, оставив художественную часть на попечение Даниэля. Репетиции он почти никогда не смотрел, лишь изредка на несколько секунд притормаживая у съемочной площадки, когда шел (точнее, летел) мимо. Однако его замечания часто бывали уместными, Даниэль с ними считался. Если Мика говорил, к примеру, что в сцене ритма не хватает – значит, так оно, скорее всего, и есть. В нюансах, в психологии, в точности актерской игры – во всем этом брат не разбирался; зато все внешнее, яркое, что дразнит и увлекает зрительское воображение (и обеспечивает рейтинги, а с ними продажи), он улавливал мгновенно.

Даниэль тоже привычно направился на свое место: в кресло возле съемочной площадки. Оно стояло таким образом, чтобы Дани мог, не отвлекая актеров, наблюдать за всем происходящим в кадре. Режиссеру он почти никогда не мешал работать, предпочитая делать замечания позже, без посторонних. Однако съемочное время стоило дорого, переигрывать-исправлять сцену обычно требовалось немедленно, и потому деликатному Даниэлю все же иногда приходилось поднимать ладонь кверху. Он никогда не кричал, громко и командно к себе не подзывал – просто поднимал ладонь, и режиссер, зная этот жест, подходил к нему, чтобы выслушать «соображения» (никогда не «замечания») арт-директора.

Сестры отправились, как и другие актеры, гримироваться и переодеваться.

Даниэль ждал, поглядывая на дверь гримерной, выхода Люси. Их взгляды пересеклись, когда она появилась в дверном проеме, хотя кресло Даниэля было едва видно от гримерной. Но им обоим было необходимо найти друг друга глазами.

Наконец съемки начались. Мика притих за своей дверью: микрофоны очень чувствительны, ловят любой левый звук.

Люся знала, что во время съемок Дани на нее смотрит. То есть он за всеми актерами следил, конечно, но за ней – особенно. И в его глазах она всегда читала восхищение. А какое именно, она не знала… Ему нравится, как она играет свою роль? Он гордится ею как сценарист, сопродюсер и арт-директор?

Или…

На «или» у них не было права. Они брат с сестрой.

Брат с сестрой… Однако ночами она часто грезила о совсем не братских поцелуях. О чем не рассказывала даже Лидке во избежание циничных комментариев. Как-то, с год назад, Люся призналась сестре, что Даниэль ей нравится. Даже обидно, мол, что брат. На что Лидка невозмутимо заявила: «Ну, так уложи его в койку! Надежней привяжешь к себе позорной тайной инцеста! Это, Люська, парни с нами пока щедры, а как появятся у них постоянные бабы, они быстро забудут, что бате поклялись о нас заботиться! Запросто выметут нас и из квартиры, и из сериалов. И плакала тогда наша красивая жизнь! Сечешь? Если б на меня Мика так смотрел, я б давно его окрутила!»

Разумеется, Люся совету сестрицы не последовала: это было бы подло. Только продолжала грезить ночами.

Сегодня Даниэль не просто смотрел – он прожигал ее взглядом. Может, потому что она была особенно хороша в роскошном костюме Мадам Помпадур, который ей подобрали для сцены маскарада, по сценарию устроенного в одном богатом доме. Декольте бесстыдно обнажало грудь, талия затянута в корсет. Шелка, банты, кружева, высоко взбитые локоны…

Люсю этот взгляд волновал. Щеки горели, грудь вздымалась в тесном корсете. И все потому, что у братьев появился еще один отец. К тому же детективы обратили внимание, что сестры с ними совсем не похожи… А вдруг и вправду… Вдруг они от разных отцов? Тогда ведь…

Боже, тогда можно будет целоваться не только во сне!

И не только целоваться…

У нее кружилась голова, в ушах шумело. Кровь, разогретая давно сдерживаемым желанием, низвергалась по венам и артериям, как Ниагарский водопад.

К реальности ее вернул окрик режиссера:

«Что, Помпадурша, раздумываешь, как получше короля захомутать? – И он гоготнул. – Давай-ка работать, время деньги!»

В перерыве Люся подошла к Даниэлю.

– Сходим в буфет? Я проголодалась.

Он не сразу сфокусировал на ней рассеянный взгляд, и Люся вдруг испугалась, что нафантазировала их невысказанные чувства. Сейчас, казалось бы, самое время поговорить откровенно об этом новом отце, об их родстве, в котором она вдруг усомнилась… Но Данька оказался зажат, стеснен, молчалив. И взгляд его, недавно жаркий, словно заволокло туманом. Испугался надвигающегося момента истины? Или никогда Люсю не любил? Ей все померещилось, сочинилось?

Будто заразившись от него зажимом и стеснением, она ела молча. Если все это ей лишь показалось… То надо поскорее озвучить то решение, которое у нее уже вызрело. Осталось только сделать первый шаг. Ступить на выбранную дорогу. И идти.

Правда, она надеялась, что Даниэль…

Нет, ерунда. Решайся, Люся!

– Дань, у тебя все в порядке?

– Да, а что?

– Ты какой-то рассеянный…

– Я всегда рассеянный, – усмехнулся он.

– И правда, – улыбнулась она. – А я, знаешь… Мне нужно с тобой поговорить.

Он вдруг будто проснулся. Его взгляд снова стал обжигающим, и Люся поняла, что Даниэль неверно угадал тему. Посему она поспешила ее обозначить. Разговор этот должен произойти так или иначе.

– Я больше не хочу сниматься, Дани. Закончим этот сериал, и я уйду.

– Куда? – вскинул он глаза.

– У нас с сестрой нет таланта, ты сам это знаешь. Только хорошенькие мордашки, и это пока прокатывает, но без таланта далеко не уедешь… Хотя у Лиды есть кое-какие способности, мне кажется, их можно развить. А у меня совсем нет. И будущего в кино нет. Надо уходить, пока не поздно. Время идет, у меня никакой профессии… Я заработала немного денег, пока снималась, смогу на них жить во время учебы.

– И где ты хочешь учиться?

– В том-то и дело, что не знаю… Буду думать.

Даниэль ничего не ответил. Они закончили есть и взяли чай. Молчание длилось.

Наконец и с чаем покончили. Они поднялись. Люся, не глядя на Даниэля, направилась к лифтам.

– Погоди! – Он ухватил ее за рукав.

Она остановилась и посмотрела наконец ему в глаза.

Он смутился и взгляд отвел.

– Ты что-то хотел сказать? – спросила Люся ровным, нейтральным голосом.

– Да… Что твое решение нужно обсудить… Это серьезный шаг, надо хорошенько поразмыслить…

Люся кивнула. Правильные слова. Но не те, которые она надеялась услышать.

– Знаешь что? Заходи ко мне сегодня вечером, – добавил Даниэль, – мы обо всем поговорим. Хорошо?

Люся снова кивнула, но в груди горячо плеснулось: они ни разу не оставались наедине. Два брата, две сестры, всегда общие посиделки. А тут… Это что-то означает? Или ничего?

– В котором часу?

– В… Если хочешь, поужинаем вместе. Тогда в семь.

– Я могу приготовить.

– Не надо. Я закажу доставку из ресторана. Туда не приглашаю, слишком шумно. А у нас серьезная тема.

Люся кивнула в подтверждение.

– Тебе что: рыбное, мясное?

– Я ем все, ты же знаешь. На твое усмотрение.

– Тогда в семь?

Он вдруг улыбнулся, и на его правой щеке обозначилась небольшая ямочка, которая Люсе так нравилась.

– Только давай я к тебе тихонько проскользну, чтобы Лидка не видела. А то она подумает, что между нами…

– Тебя это беспокоит?

Люся пожала плечами.

– А тебя?

– Скажешь, что я позвал тебя над ролью поработать.

– Она не поверит, но ладно, – усмехнулась Люся.

– Лично мне без разницы, что подумает твоя сестра. А если тебя смущает, то…

– Нет.

Даниэль взял ее за руку. Как старший брат… Или?

Лифт приехал, они вошли. Попутчиков на этот раз не оказалось, в кабине они были одни. Он все еще держал ее за руку.

– Даниэль, а… – внезапно осмелилась Люся, – а вдруг сыщики правы? Мы ведь действительно с вами совсем, ничуть не похожи! Вдруг я не сестра тебе…

Опустив глаза, пряча на их дне всполохи горячего света, она высвободила свою руку и легко, невесомо дотронулась пальцами до его груди.

И у него в груди внезапно загорелось – да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он поймал ее пальцы, сжал. Постояв так некоторое время – ее глаза опущены, его устремлены на ее лицо, – Даниэль принялся медленно, по одному их целовать, поочередно вкладывая к себе в горячие губы.

Эта пытка не могла продолжаться бесконечно. Казалось, сейчас что-то взорвется, полыхнет, ослепит…

Но нет, просто разъехались двери лифта: они прибыли на нужный этаж.

– Перерыв закончился, – проговорил Даниэль, отпуская ее пальцы. – Пора на площадку…

* * *

И снова день, похожий на вчерашний. И на позавчерашний, и на все предыдущие дни – старые, ветхие, выцветшие. Первую неделю Анжела еще как-то выдержала – надо ведь соответствовать статусу новобрачной, проводящей медовый месяц в раю! – но вторая неделя стала тихо сводить ее с ума. Она уже сделала все возможные селфи, собрала уйму «лайков». Преданная публика – читатели ее блога – снова и снова исступленно бросалась к ее ногам. Богиня, ты восхитительна!

Очень смешно.

И очень скучно.

Но уехать тоже нельзя. Народец из соцсетей легко надуть, но у нее, «светской львицы», имелось множество знакомых в реальной жизни. И они пристально следили за ней. Иногда Анжелика даже завидовала всем этим серым мышкам, неспособным сорвать восхищенное внимание поклонников: они жили спокойно, никто не жаждал разглядеть их в бинокль. Однако существовали они бесславно – словно их и не было на свете. Как можно, спрашивается, согласиться на подобное? Да, жизнь в лучах прожекторов утомительна, – но это жизнь!

Так что придется вытерпеть вторую неделю рядом с пузатым новобрачным. Анжелика старалась делать снимки с любимым мужем таким образом, чтобы его необъятная туша выглядела поприличнее.

Впрочем, любая бездюлька (именно так она мысленно называла юных охотниц за состоятельными мужчинами) за честь почла бы лечь под эту тушу. Учитывая его вес…

Ха-ха, не в кэгэ, конечно. В миллионах.

Прикрыв веки, она размышляла о неожиданном заявлении Этьена Пасье: оказалось, он готов завещать свое состояние мальчикам в обмен на, так сказать, их жизнеописание. Без теста на отцовство. Сколько Анжела ни вдумывалась, все никак не могла понять, зачем ему это. Или вправду под конец жизни ему стало так одиноко, что он вспомнил об Анжелике и ее детях? Он наверняка нашел в интернете фотографии мальчиков и по портрету Даньки понял, что это его сыновья. Его, его! Которых он выбросил вместе с Анжеликой на улицу! И теперь его раздирают сожаления. Чувство вины, стыд, раскаяние! О-о-о, отлично! Пусть терзается. Это справедливое возмездие. Жалко только, что он помирает, недолго мучиться осталось…

А все же, вдруг во всем этом есть какой-то подвох?

Тогда какой? Нарыть какую-нибудь негативную информацию об Анжелике? Это у него не получится. Дети мало что знают, они жили в Москве с бабушкой, пока она не вышла замуж за Дюваля. И об этом периоде жизни матери они понятия не имеют, ничего рассказать сыщикам не могут. Олег умер, у него теперь ничего не разузнаешь. Что касается самих мальчиков, так у них все в шоколаде. Сами хорошие, образование хорошее, работа хорошая. Чего же Этьен хочет? Зачем вторгся в ее жизнь спустя почти тридцать лет?

Или он прознал о том конверте?!

Анжелу вдруг пробил озноб. Но… Но нет, невозможно! Об этом, кроме самой Анжелы, знает еще только один человек. Информация никак не могла дойти до Этьена.

Она открыла глаза. Нет, глупости какие! Он всего-то хочет наследство им оставить. А про нее, Анжелу, разузнать велел, потому что жалеет теперь горько. Вот и прекрасно! Так ему и надо!

Она вздохнула поглубже и снова прикрыла веки.

– Мадам, ваш коктейль!

Аборигенка в соломенной юбке снова принесла им напитки. Анжела охотно приняла стакан, Антон потянулся за своим.

– Очень вкусно. Это «Поцелуй юного солнца», как вчера? – спросил он, шумно втягивая напиток через соломинку.

Анжела тоже сделала несколько глотков. Напиток и вправду был невероятно вкусным.

– Нет, «Поцелуй» был у вас позавчера. А вчера мы для вас делали «Цветок розовой Луны».

– Да, точно! А сегодня какой?

– Сегодня другой, – растянула губы в улыбке Аборигенка. – Волшебный напиток. Он унесет вас в волшебный сон.

– Какой еще сон? – Анжелика неожиданно осознала, что вчера и позавчера она действительно засыпала вскоре после коктейля. – Что там у вас? Наркотик? – хмуро пошутила она.

– Перестань, дорогая. Они ведь специально для нас сотворили эту вкуснятину, – пробормотал Антон.

Он уже ухитрился выпить свой коктейль залпом и теперь устраивался поудобнее на матрасе, закрыв глаза, будто не мог сопротивляться накатившей сонливости.

– Ох, нет, что вы! – замахала девушка рукой. – Какой наркотик! У нас наркотики запрещены! Просто этот напиток оказывает расслабляющее действие. От него душа успокаивается, а сердце останавливается.

– Что ты несешь? – Анжела приподнялась на локте, ощущая в теле лень и негу. Она хотела выглядеть строгой, но лицо не слушалось, мышцы отказывались напрягаться. – Глупости какие… Так нельзя говорить… по-русски… про сердце…

Дрема обволакивала ее, утягивала на матрас, на дно волшебного озера.

Аборигенка улыбалась, наблюдая за потугами Анжелы удержаться на локте.

– Чего ты… стоишь тут… Иди уже, обслужила… – пробормотала та, падая головой на матрас.

Девушка, изогнув изящный стан, перебросила черные волосы за спину и направилась с подносом к бару.

Проснулась Анжела от громкого голоса. Кто-то теребил ее за плечо.

– Женщина, вы же обгорели совсем! Как же вы так неосторожно! И муж ваш… Или он вам кто? В общем, мужчина тоже, смотрите, какой красный! – причитала толстая тетка и качала осуждающе головой. – Кремами (она сделала ударение на А, и грамотная Анжела скривилась) надо мазаться, раз загорать решили, что ж вы так безответственно…

Только русские могут пристать к вам в дорогом отеле с подобными разговорами. С ходу взяться вас поучать, попрекать, наставлять. Убожество. Хотя надо признать: в данном случае эта бесцеремонность оказалась кстати, они и вправду обгорели. Как же так? Они ведь спрятались в тени широкого зонта. Но солнце сместилось… Анжела взглянула на часики: боже, они проспали почти два часа! Как это вышло?!

Голова ее пребывала в тумане, будто дремота никак не хотела отступить и все клубилась в мозгу.

Девица… к ним подходила девица в соломенной юбке… Аборигенка. Принесла коктейли… и сказала… Сказала, что от коктейлей они заснут…

Анжела с трудом повернулась, посмотрела на мужа. Он спал, приоткрыв рот.

Неожиданно Аборигенка снова возникла рядом с ними: пришла забрать стаканы. У нее все-таки очень неприятная улыбка, подумала Анжела, прикрыв глаза, чтобы не встречаться с девицей взглядом. И губы такие дурацкие, с двумя острыми холмиками на верхней, будто нарисованные, как у куклы…

Через несколько мгновений, уверенная, что Аборигенка уже отчалила в сторону бара, Анжела приоткрыла веки… – и тут же зажмурилась. Девица не просто стояла по-прежнему рядом, – нет, она наклонилась, пристально вглядываясь в лицо Анжелы. И в ее взгляде было что-то странное. Что-то ненормальное. Даже зловещее.

Анжеле стало не по себе. Ей страшно захотелось отодвинуть от себя Аборигенку. Она вытянула руку, словно защищаясь.

– Вы что делаете?! Вы зачем тут…

Девица усмехнулась. От ее улыбки у Анжелы моментально пропал голос. Она посмотрела на соседний лежак, на мужа, ища поддержки. Но новобрачный все еще безмятежно спал.

– Он не проснется, – тихо произнесла Аборигенка. – Не ждите.

Говорила она все так же по-русски с сильным акцентом, природу которого Анжелика распознать не могла.

– Он выпил коктейль, как и вы. Только ваш называется «Сладкий сон», а его – «Вечный сон». Красивое название, правда?

– Вы о чем… – сдавленно произнесла Анжела.

– Ваш муж умер. Или умрет через несколько минут. Врачи скажут, что сердце остановилось. Вы рады? Теперь вы унаследуете его состояние.

– Что за чушь ты несешь?! Что тебе надо?! – с трудом произнесла Анжела, усилием воли выдавив слова из непослушных губ.

Девица смотрела на нее почти нежно.

– А вы получите наследство.

– Что за бред?! Да кто ты вообще такая?! Я сейчас администратора позову!

– Хорошо, что вы поженились в России. – Аборигенка тихо произносила слова, вглядываясь в лицо Анжелы, пытавшейся стряхнуть с себя наваждение. – Во Франции бо́льшая часть имущества отошла бы к детям, вне зависимости от завещания. А здесь ваш покойный супруг все завещал вам. Хорошие в России законы, правда?

Ее губы изогнулись, как лепестки далий. Где-то Анжела видела похожие губы… В дурном сне, не иначе.

– Что ты несешь? – из последних сил произнесла Анжела. – Мой муж не покойный, убирайся отсюда!!!

– Ухожууу, – пропела та. – Но я еще вернусь… – Она наклонилась и прошептала Анжеле на ухо: – …За тобой.

И голос ее растаял в зыбкой жаре.

Анжела зажмурилась от ужаса. А когда открыла глаза, Аборигенки рядом не было. Анжела повернулась к мужу. Тот все еще спал. Она потрясла Антона за красное, обожженное плечо. Но муж не откликался. Уже обеими руками она принялась трясти его изо всех сил…

Безрезультатно.

«Ваш муж умер», – вспомнила Анжела.

Колкий страх пронзил все ее тело, до кончиков пальцев на ногах. Она заставила себя присмотреться к Антону…

Грудь его не вздымалась. Он не дышал.

Долгий дикий вопль прорезал ленивую тишину.

Меньше чем через пару минут к Анжеле подбежали разные люди: бармен, врач, аниматор.

– Она его убила! – кричала Анжела, указывая пальцем на мужа. – Убила!!!

Никто не мог понять, о чем и ком речь. На шум примчался и администратор, «Скорая» и полиция прибыли незамедлительно. Тело Антона быстро увезли, заявив, что, по предварительному диагнозу, мужчина умер от сердечной недостаточности, связанной с лишним весом и перегревом на солнце. Скандалы, а тем более убийства добропорядочному отелю совсем ни к чему.

Анжела казалась невменяемой. Она ничего не слышала, не слушала, принимать успокоительное отказывалась. «Его отравили, – твердила она, – вон та девица в юбке! – кивала она в сторону бара, где мельтешили официантки. – Она принесла ему яд!»

Полицейские отправились изымать посуду и искать Аборигенку. Однако ни малейшего доказательства, способного подтвердить ее заявление, не нашлось. Стаканы уже давно булькали в посудомойке, коктейлей с названиями «Сладкий сон» и тем более «Вечный сон» в меню бара не водилось. Официантки были похожи друг на друга в своих черных париках с карминовыми цветками в волосах.

Девушек выстроили в рядок, спросили Анжелу, которая из них. Однако Аборигенку среди официанток Анжела не обнаружила. А на вопрос, кто обслуживал мадам с супругом на шезлонгах номер шесть, шеф бара указал на того сладкого красавчика, что был похож на индуса. И никакую девушку он к ним не посылал. Сказал: «Мадам что-то путает».

Анжела не верила ни одному его слову. Она кричала и требовала найти Аборигенку, доставить ее в участок, применить к ней силу, чтобы та призналась!

Всем казалось, что вдова потеряла рассудок от горя. Но Анжела твердо знала: ее мужа убила Аборигенка в соломенной юбке.

* * *

Обедали в этот день у Александры. Она была в ударе, приготовила несколько русских блюд для лакомки Реми: и оливье, и жаркое, и рыбки соленой-копченой купила. Реми стенал, но пробовал все.

После обеда разъехались: Реми в отель, с Этьеном Пасье переговорить да обмозговать ситуацию; Кис к себе в офис, заняться текущими делами. Ксения осталась с Александрой, – сестрам всегда есть о чем поговорить.

С Реми они условились подъехать к шести в квартиру сестер, когда-то принадлежавшую их отцу, Олегу Николаевичу Костюкову. Алексей счел, что в его присутствии необходимости нет, а Реми не настаивал. И без того дружище Кис помогал им в этом деле, причем бескорыстно: Этьен Пасье платил Реми и Ксении, но не русскому детективу. Однако когда Реми заикнулся о деньгах (он намеревался поделиться с Алексеем своим гонораром), тот послал его по-русски. Бедняга Реми не понял ни слова, однако посыл понял. И больше об оплате не заговаривал.

Ключи супругам Деллье были выданы еще днем. Сестры присутствовать при фотосессии их старой квартиры желания не изъявили, только объяснили, где искать альбомы со старыми снимками.

В квартире, бедной и не слишком чистой, Реми с Ксюшей разделились: он принялся фотографировать интерьеры, а она достала из шкафа старые пыльные альбомы.

Как и следовало ожидать, множество детских снимков Лиды и Люды – девочки прехорошенькие. Изредка с отцом, чаще с мамой. Красивая женщина, брюнетка с большими выразительными глазами. Неожиданность состояла в том, что по типу внешности она напоминала Анжелу. Олег имел слабость к такому типажу? Или отчаянно пытался заменить потерянную для него Анжелу?

– Ремиша, пойди сюда, глянь! – позвала Ксения мужа. – Помнишь фотографии Анжелы? А теперь посмотри на эту…

– Я бы сказал, сестра.

– То-то и оно. Олег так сильно любил Анжелу, – при этом знал, что она ищет богатого мужа и ему ничего не светит, – поэтому нашел похожую? Как ты думаешь? Так ведь бывает.

– Не знаю, милая. Возможно. И даже скорее всего. Когда он женился на этой женщине?

– За два года до бракосочетания Анжелы с Дювалем. Тут есть их свадебные фотографии, смотри. Людмила к тому времени уже родилась. Вот она в белом платьице у невесты на ручках, и подпись: «Людочке годик». А через два года родилась Лида. Нам повезло, Олег или его жена подписывали все фотографии, так что даты в нашем распоряжении.

– А снимки с Анжелой есть?

Ксюша кивнула.

– Причем нашла я их в папке за шкафом. Видимо, Олег прятал их от жены, от дочерей.

– И как же ты додумалась заглянуть за шкаф?

– Днище нижней полки немного отходит от задней стенки, и в просвете я увидела что-то голубое. Подлезла и достала папку, а в ней конверты со старыми фотографиями.

– Давай их сюда. Они тоже датированы?

…Снимков было множество. Молодые, стройные, красивые: он мускулистый блондин, она изящная брюнетка – они были неотразимой парой, Олег и Анжела. В бассейне (уж не том ли, где их застукал Этьен Пасье?), на пляже, на водных лыжах, в горах, в ресторанах – и везде обнимаются, везде смеются и целуются. Так что Этьен не ошибся: эти двое были любовниками. Причем их отношения длились долгие годы, судя по датам и незначительным возрастным изменениям, отражавшимся на лицах.

Ксения с Реми раскладывали фотографии на сером пыльном диване по датам, прикидывая хронологию. Первая совместная фотография была сделана еще до знакомства Анжелы с Пасье. Поскольку Реми располагал всей информацией о ее пребывании во Франции, которую собрали генеалоги, этот вывод вытекал из сопоставления дат.

Итак, их связь не прекращалась ни в тот период, когда Анжела сошлась с Пасье, ни после разрыва с ним. На последующих снимках она все так же с Олегом, уже беременная. Потом она исчезает почти на два года.

– По сведениям генеалогов, Анжела уехала рожать в Россию, – произнес Реми. – Видимо, никого во Франции не нашла, кто мог бы о ней позаботиться. Поэтому пришлось ехать домой, к маме.

– Это удивительно, – заметила Ксюша. – Такая красивая женщина…

– Ну ты же знаешь, милая: французы любят заводить любовниц, но не любят разводиться. Тем более что на тот момент наша героиня красовалась с пузом, – какие уж тут любовники! Хотя Олег был рядом, судя по снимкам. Руку на ее животе держит как нежно, смотри. Наверняка Анжела убедила его в отцовстве. Но что он мог тогда, молодой спортсмен, пусть и прилично зарабатывающий? У нее не было французских документов и, соответственно, страховки. Роды обошлись бы в астрономическую сумму.

– А потом, полтора года спустя, она вернулась во Францию, смотри, – указала Ксюша на снимки. – И все такая же, будто не рожала вовсе, фигурка точеная, талия тонкая, грудь в отличной форме.

– Вернулась мужа искать, – кивнул Реми.

– Да не скоро нашла. За Дюваля она вышла, когда пацанам уже исполнилось по десять лет. Возможно, были любовные связи, но до свадьбы не доходило. А ей нужен был брак. Чтобы гражданство получить.

– И наследство, не забывай. Девушка меркантильная, расчетливая. Иначе бы она вышла замуж за Олега, согласна? Смотри, даже по фотографиям видно, как им хорошо вместе!

– А может, она все-таки его любила? И собиралась разжиться деньгами, чтобы потом вернуться к Олегу? – предположила Ксюша. – Не слишком красиво, конечно, но все же хоть какая-то романтика…

– Ты у меня неисправимая фантазерка, женушка. Смотри, после ее замужества совместных фотографий с Олегом больше нет. Последние относятся к тому периоду, когда Анжела уже, вероятно, женихалась с Дювалем. Подписано: «Сентябрь 2003, Балеары». А замуж Анжела вышла в апреле следующего года: богатые люди обычно долго решаются на брак, к тому же зимой свадьбу не справляют. Уверен, в сентябре две тысячи третьего у нее с Дювалем уже вовсю шли шуры-муры, при этом она все еще красуется с Олегом…

– А у него в Москве уже были жена и дочка, – заметила Ксения. – Видимо, он тогда уже точно знал, что не быть ему с Анжелой вместе никогда.

– Похоже на то. Она вскоре полностью разорвала связь с Олегом, поэтому больше нет их совместных снимков. Не хотела рисковать своим грядущим браком и исчезла из жизни Олега (или изгнала его из своей), чтобы невзначай не потерять Дюваля, как раньше Пасье?

М-да. Ксюше было и любопытно, и в то же время немного не по себе изучать эту любовную хронику в картинках. Историю расчета и предательства. Впрочем, Олега Анжела все же любила. Вон какие счастливые на фото! Играют как дети – в бадминтон, в волейбол. Брызгаются водой. Строят замки из песка. Бегают по полосе прибоя. А то вот Олег какую-то странную штуковину держит в руках, похожую на фиолетовый пузырь, а Анжела эту штуку гладит и восхищенно смотрит на Олега…

Любила? А замуж за других выходила, за богатых? Вроде бы такие отношения не называют любовью… Впрочем, каждый этим словом обозначает, что ему вздумается. Отношения Анжелы с Олегом круто замешаны на сексуальном влечении, что очевидно, – а в понимании Ксении это вовсе не любовь… Но кому какое дело до ее понимания? Ей с мужем нужно собирать информацию обо всех этих людях, а не копаться в их психологии.

– Ремиша, посмотри, что за пузырь такой странный в руках у Олега?

Реми покрутил фотографию в руках и вдруг вскинул руку указующим жестом.

– А вот же он!

И впрямь, на одной из полок, серый от пыли, стоял этот (или похожий) пузырь, напоминающий по форме огромный пельмень. Реми осторожно снял его с полки, поставил на диван.

– Что бы это могло быть? – проговорил он.

– Давай я его протру от пыли. Тогда хоть разглядеть можно будет, – предложила Ксюша.

– Да ну его, кому он нужен. Поставлю обратно, – скривился Реми.

– Слушай, Этьен просил сфоткать все подряд. Так что давай это чучело тоже сфоткаем. Я быстро!

Она направилась в ванную, где пустила слабую струю воды и принялась осторожно протирать пузырь старым полотенцем, висевшим на крючке последние сто лет. Вернувшись из ванной, Ксюша снова уложила пузырь на диван. Теперь его можно было рассмотреть. Сделанный из прозрачной пленки, фиолетово-синий, немного ребристый, с небольшим неровным гребнем поверху, он напоминал…

Да ничего он не напоминал. Разве только очередную странную фантазию Сальвадора Дали. В нижней части пузыря находилось нечто, смахивающее на кораблик. Или это была просто подставка, придававшая устойчивость «пельменю» на полке.

Реми сделал несколько снимков, после чего вернул пузырь на место. Затем он переснял большую часть найденных фотографий для Этьена. Вряд ли они его порадуют, но он ведь сам так распорядился.

Похоже, работа в квартире сестер была завершена. Реми открыл список дел в своем телефоне:

– фотографии братьев и сестер сделаны;

– фото Дюваля тоже Этьену переслали;

– интерьеры квартир парней и девушек запечатлены;

– биография семьи Багировых-Дюваль в исполнении братьев уже отправлена Этьену Пасье в звукозаписи.

Что еще? Вроде бы все, кроме снимков квартиры Анжелы, которые обещал Микаэль. И встречи с ней самой, конечно. Когда она вернется.

Что ж, можно уходить. Уже семь, скоро ужин, потом встреча в баре отеля с Алексеем, как уже повелось. Чтобы обсудить сегодняшний улов.

А он был богатейший.

Неожиданно звякнул мобильный Реми. На экране высветилось имя Микаэля.

– У нас случилось несчастье, – заговорил он по-французски. – Умер Антон, мамин муж. Солнечный удар, видимо. Мама в сильнейшей панике. Придется мне туда лететь. Организовать перевозку тела, да и маму не мешает показать врачам, у нее что-то с головой…

– В каком смысле? – удивился Реми.

– Она будто потеряла рассудок. Кричала в трубку: «L’arc de Cupidon, l’arc de Cupidon»![9]9
  L’arc может означать и арку, и лук (оружие) (фр.).


[Закрыть]

– И что это значит? – удивился Реми. – Арка Купидона… Лук Купидона? В смысле «стрела Амура»?

– Возможно… По правде говоря, я понятия не имею, что мама имеет в виду. Надо ехать к ней, разобраться, помочь… В общем, наши планы меняются. Сегодня уже не получится сделать фотографии в маминой квартире, не до того. Давайте пересечемся, я вам дам ключи, сами поснимаете. Только ей не говорите, что были там в ее отсутствие, ладно?

* * *

Стол с белой скатертью, с красивыми высокими бокалами для вина. Бутылка красного стояла уже откупоренная, – вино «дышало», Люся знала. Они с сестрой многим премудростям научились у братьев за неполные три года.