Текст книги "Серебро ночи. Тетриус. Книга 1"

Одежда тут же вымокла и стала гораздо тяжелее, чем была. Ветер остервенело хлестал тело Агнесс гибкими ветвями дуба, ствол под ней шатался, и она уже пожалела, что решилась бежать. Вода во рву быстро прибывала, отравляя все вокруг отвратительным смрадом сильнее, чем обычно.

Стараясь не смотреть вниз, вытащила веревку и сделала на конце скользящую петлю. Не выпуская ее из рук, поползла дальше, цепляясь за ветки. Благополучно доползла почти до конца истончившегося к верхушке ствола, но когда до твердой земли оставалось всего ничего, дуб сдвинулся.

Агнесс вскрикнула от страха и неосознанно дернулась. От этого толчка дуб просел еще больше, и стало ясно, что от малейшего сотрясения он покатится вниз. Замерев, она ждала падения, но дерево, упершись обломками ветвей в выступ рва, замерло, сотрясаясь под бившими по нему потоками воды.

Дрожа от страха и напряжения, Агнесс поспешно обвязала себя под грудью веревкой. Она сделала это скорее по инерции, уверенная, что этого препятствия ей не одолеть. Даже от легкого движения тонкая верхушка дуба прогибалась, а что же будет, если она попытается перебраться на землю?

Она на мгновенье замерла, сосредоточившись, и плавным броском набросила веревку на край рва, надеясь, что та зацепится за что-нибудь твердое. Но веревка сокользнула обратно, не встретив на своем пути никакого препятствия. Раз за разом бросала аркан Агнесс, и раз за разом он возвращался к ней, не найдя опоры. Лишь верхушка старого дуба уходила все ниже и ниже от каждого броска.

Не выдержав этой пытки, Агнесс встала во весь рост и с силой бросила веревку подальше. Задрожав, дуб издал жалостный предсмертный шелест и рухнул вниз вместе с ней.

Но она не свалилась в смердящую воду вместе с дубом, как ожидала, а осталась висеть в нескольких ярдах над водой. Ее самодельный аркан зацепился-таки за камень!

От натянувшейся веревки грудь перехватило, и стало больно, почти невозможно дышать. Задержав дыхание, Агнесс осторожно поползла вверх. Из ладоней, изрезанных об натянувшуюся веревку, тут же потекла кровь.

Через несколько ярдов ее ноги уперлись в стену рва, подниматься стало легче, теперь она уже не висела на веревке, а подтягивалась, держась за нее. Дотянувшись до края рва, протянула руку и попыталась уцепиться за край. Но земля, размякшая от дождя, превратилась в жидкое месиво. Ей снова пришлось ухватиться за веревку.

Лежа на животе, удалось нащупать каменный выступ, за который зацепился аркан, и выбраться на твердую землю. Она обессилено перевернулась на спину и невидяще уставилась в темное безлунное небо. Вокруг бушевала буря, по истерзанному лицу били крупные капли воды, превращающиеся в острые, царапающие кожу осколки, но она лежала, не в силах пошевелиться.

– Как хорошо, что сегодня нет ни луны, ни звезд, – прошептала она, благодаря кого-то. – И стеной льет дождь. Не то меня непременно бы заметили.

Передохнув, она встала, пошатываясь от напряжения. Это только начало. Она на горе, камни скользкие, как политое маслом стекло. И гора такая крутая, что удержаться на ней невозможно. Если попытаться пробраться по камням, она скатится вниз и разобьется при падении. Пройти можно лишь по дороге. Но как до нее добраться? Если только по самой кромке рва, там, где камни подмыло водой и есть полоска хоть и ненадежной, но земли.

Агнесс потеряно вздохнула. Она устала. Отчаянно устала. Но другого пути нет. Надо идти.

Отчаянно болели изрезанные до костей ладони. Она вытащила из кармана носовой платок, разорвала его пополам и обвязала руки. Стало немного полегче, кровь остановилась.

Молнии в небе сверкали так же ярко, как и прежде. В их неверном свете она по самой кромке обрыва поползла к предмостной башне. Она оказалась дальше, чем Агнесс рассчитывала. Тем не менее через полчаса она оказалась рядом с горящими факелами, освещающими начало дороги. Козырек кровли над факелами не давал ливню погасить огонь.

Прильнув к земле, Агнесс спросила сама себя: и что дальше? Ей не попасть на дорогу незамеченной.

Внезапно в ее башню ударила сверкающая молния, и Агнесс на мгновение ослепла. Взметнулось целое облако невероятно синих искр, взлетела со страшным шумом и писком черная стая летучих мышей, вперемешку с каркающим вороньем, и тишину разорвал испуганный вопль:

– Пожар! Горим! Помогите! Стража, на помощь!

Раздался топот, из предмостной башни выскочило восемь стражников, еще двое вынырнули из темноты, видимо, охраняли дорогу и понеслись к подъемному мосту. Он опустился, они тесной гурьбой забежали внутрь.

Не мешкая, Агнесс проскочила опасную полосу света и скрылась в темноте. Не останавливаясь, стремительно пробежала еще пару фурлонгов и остановилась, надсадно дыша. В полной темноте бежать по узкой скользкой дороге вдоль опасного обрыва было безрассудством. Да и дождь лил не переставая.

Сверху с горы неслась настоящая река, водопадом падая вниз. Агнесс с содроганием подумала, что ров вот-вот выйдет из берегов, и тогда вниз ринутся потоки уже не чистой, а отвратительно грязной воды, несущей с собой нечистоты.

Ей хотелось бежать, но она была вынуждена идти медленно, внимательно глядя под ноги. Молнии били непрерывно, заставляя ее вздрагивать каждый раз, но от них было светло. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, что она видела обрыв, и плохо, потому что ее было видно тоже.

От напряжения снова задрожали колени, подкашивались ноги. Передыхая, Агнесс села прямо на грязную дорогу подальше от обрыва. Впереди еще две заставы, сможет ли она их пройти?

Опустила голову, уткнула лицо в ладони, сетуя на безжалостную судьбу. Дождь болезненно хлестал по спине, напоминая ей плетку графа. Неужели она никогда не увидит, как живут самые обычные люди? И куда ей идти?

Граф прав: ее никто не помнит, и она не помнит никого. Наверное, это воздействие колдовского камня. Она вспомнила, как бросила кольцо в горящий камин и злорадно усмехнулась. Вряд ли его кто-то найдет. Может, оно расплавилось или лопнуло в том неестественном синем огне? Хорошо бы.

Перед глазами возник сегодняшний гость с его внимательными глазами и мягкими манерами, несмотря на облик сурового воина, и сердце в груди болезненно сжалось. Вот если б можно было попросить у него покровительства и защиты, он наверняка бы ей помог.

Спохватившись, сердито одернула себя. О чем она думает? Неужто хочет опорочить единственного человека, который за нее заступился? Нет, она никогда не будет этого делать.

От усталости жутко хотелось спать, от промокшей одежды знобило, но она заставила себя встать.

По колено в воде добрела до следующей заставы. Ее огни были видны издалека, и Агнесс замерла, стараясь не выходить на свет. Стражники, человек десять, столпились возле дороги и пристально смотрели наверх, не обращая внимания на дождь. Агнесс посмотрела туда же. Там, на вершине горы, заревом пылал замок. Стражники громко переговаривались, не глядя вокруг, решая, что им делать: бежать к замку или не покидать пост.

На дорогу они не смотрели. Агнесс, пригнувшись, пробежала возле самой кромки обрыва и скрылась в темноте в тот самый миг, как один из стражников оглянулся.

Медленно, превозмогая усталость, шла по дороге, еле передвигая ноги. Ее пошатывало, в голове не осталось ни одной мысли. Она механически брела, не глядя по сторонам.

Светало, буря стихла, дождь утих.

Показалась третья застава, и Агнесс встрепенулась. Как преодолеть эту, последнюю преграду? На посту стояли двое стражников, внимательно осматривая дорогу. Пройти мимо незамеченной было невозможно.

Решив действовать нахрапом, она смело подошла к страже.

– Я иду сверху. Там страшный пожар. Пропустите меня.

Один из стражников наставил ей на грудь алебарду.

– Пожар был, но он потушен. Чем докажешь, что это не ты поджог замок, если пытаешься удрать?

Агнесс возмущенно сказала:

– И для чего бы я стал поджигать замок? Чтоб сгореть?

Стражники переглянулись, перегородили дорогу. Один из них грубо схватил Агнесс за руку.

– Мы тебя не пропустим! Давай руки, мы тебя свяжем, чтоб не ушел! А потом отправим к графу! Он разберется, кто ты такой и почему бежишь из замка!

Агнесс пошатнулась от отчаяния. Столько мук, столько усилий, и все напрасно!

Тонко тенькнула спущенная тетива, и в глаз стражника ударила легкая стрела с черным вороньим оперением. Второй схватился за меч, но и его в этот же миг настигла вторая стрела.

Освобожденная Агнесс выхватила руку из лапы падающего стражника и из последних сил побежала вниз, даже не оглянувшись, дабы посмотреть на своего спасителя. Уже полностью рассвело, солнце выкатывало из-за горы слепящий диск, и дорога черной мокрой лентой змеилась под ногами.

Кто-то следил за ней и помогал. Но кто? Она не знала никого из обитателей замка, кто был на такое способен. Нескио этого тоже сделать не мог. Для этого нужно хорошо знать и замок, и саму гору, а он не знал о них ничего. Да и она, по сути, ничего о них не знала, хоть и прожила здесь без малого десять несчастливых лет. Так кто же это мог быть?

Сбежав с горы, прошла еще несколько сот метров и уткнулась в деревянную изгородь. Насколько она помнила по своим редким сюда вылазкам, это была ограда постоялого двора. Невдалеке журчал бивший из-под камня источник. Возможно, он тек из-под горы, и пользоваться им было нельзя, но ей уже было все равно. Пошатываясь, подошла к нему и, встав на колени, напилась. Вода была чистой, и вкус у нее был свежий, совсем другой, нежели у воды в замке.

Умылась, смывая с лица грязь и соленый пот, потом свернулась в тугой клубок и легла подле ручья в густом камыше в рост человека, не в силах сдвинуться с места. От перенесенного напряжения в ней дрожала каждая жилка, и дыхание вырывалось из груди с резким хрипом.

Когда в замке обнаружат ее побег? Может быть, решат, что она погибла в огне? Ведь искры полетели как раз из той башни, где жила она. И что будет, когда стражники из нижней заставы обнаружат смерть своих сотоварищей? Куда они первым делом ринутся – вверх, в замок, докладывать о происшедшем графу, или вниз, в деревню, ловить того, кто прошел без спроса? Но они не знают, куда он прошел – вверх или вниз.

Постаралась рассуждать без застилающего разум страха. До сих пор из замка никто не сбегал, все слуги верно служили своему господину. Все они принесли ему клятву на зачарованном кольце, и считалось, будут верны этой клятве до могилы. И стражники решат, что кто-то из чужаков проник в замок. И отправятся наверх, к графу.

Ворота постоялого двора громко заскрипели, и Агнесс в камышах сжалась еще больше, боясь, что ее заметят. Створка ворот распахнулась, раздались упругие шаги, замершие неподалеку. Она осторожно выглянула из своего укрытия.

Перед ней шагах в десяти стоял нескио. Агнесс встрепенулась, почувствовав, как в груди лихорадочно забилось сердце. Может быть, ей стоит попросить у него помощи и защиты? Но тут же опомнилась. В помощи он ей, конечно, не откажет и станет заклятым врагом графа.

А у того длинные руки. Сколько раз граф хвалился перед ней тем, как быстро расправлялся с неугодными? И никакой титул и богатство ему в этом не помеха. Нет, она никогда не станет платить черной неблагодарностью за сделанное добро, подставляя под удар единственного дорогого ей человека.

Нескио пристально смотрел на замок. Агнесс тоже посмотрела в ту сторону. Над замком тучами носилось воронье. Что там случилось? Ей было страшно. Выбрался ли из катакомб граф? Она ждала погони, которая могла появиться каждую минуту. Единственная надежда, что граф решит, будто она погибла в башне. Вот если б она обрушилась, скрывая под обломками все, что внутри! Напрягая зрение, всмотрелась в замок. Нет, ее башня стоит, как стояла.

Нескио покачал головой, резко повернулся и стремительно ушел, отчего-то встревожившись. Ее сердце тоже сдавила тревога. Наверняка Контрарио выбрался из подземелья и отправил за ней погоню или даже поехал сам. Что ей делать? Скрыться в деревне нельзя, здесь никто ей помогать не станет. Кто пойдет против хозяина, рискуя собственной жизнью и жизнями своих близких? Безжалостность скорого на расправу графа знали все. Спрятаться в лесу? Но ее быстро найдет любая крестьянская собака.

Страх снова накрыл черным удушливым облаком. Вдруг до ее слуха донеслись крики с постоялого двора.

– Эй, запрягай! Не копайся, господа спешат! – командовал чей-то грубый голос.

В груди Агнесс затеплилась надежда. Если на запятках нет лакея, она вполне может заскочить на ходу. Конечно, кучер ее увидит, но у нее есть чем успокоить его недовольство. И она поспешно достала из туго завязанного кошеля золотой.

Минут через десять стало слышно, как в карету садятся господа. Агнесс встала у ворот с монетой в руке. Вот они распахнулись, и черная карета медленно выехала со двора. Сзади никого из слуг не было, только дорожный сундук, да бежала привязанная лошадь. Агнесс узнала ее – это был Горр нескио.

Агнесс кинула монету кучеру, получила в ответ разрешающий кивок и забралась на запятки. Раздался крик «пошел!», и карета, набирая ход, помчалась в обратный путь.

Едва они миновали деревню, с горы спустился отряд всадников и принялся рыскать по округе в поисках беглянки. Но ее никто не видел, и через несколько часов бесплотных поисков стражники во главе с графом вернулись в замок.

Агнесс сидела на неудобных низких запятках в мокрой до нитки одежде, рискуя свалиться, дышала пылью с дороги, у нее болело израненное, все в ушибах, тело. Но она была счастлива. Еще никогда над ее головой не сияло такое голубое небо, не пели так громко и беззаботно птицы, и жизнь не была такой безоблачной и радостной.

Чтобы не упасть, она привязала себя веревкой за багажный крюк, свернулась калачиком и тут же уснула. Она не слышала, как меняли лошадей на подставах, как конюх с головой накрыл ее попоной, чтобы не оправдываться перед господами за приблудного парнишку.

Она проснулась от грохота колес по булыжной мостовой. Открыла глаза, увидела каменные дома и поняла, что они въезжают в большой город.

Не дожидаясь остановки кареты, аккуратно сложила попону, отвязала веревку, смотала ее и спрыгнула с запяток. Карета прогромыхала дальше, а Агнесс принялась осматриваться.

Улица была застроена огромными каменными домами, стоявшими вплотную друг к другу, так что было непонятно, отдельные это дома или один длинный особняк. Она вспомнила, как в детстве жила с семьей в подобном доме.

Она тоскливо вздохнула. Жива ли еще ее семья? Да и не найти ей никогда того дома. Она даже не помнит, в каком городе он стоял. Но может быть, вырвавшись из-под чар камня, память к ней вернется?

На нее косились прохожие, и она придирчиво оглядела свой наряд. Немного запачкан и пропылен, но ничем особенным от нарядов прохожих не отличается. Разве что капюшон на голове привлекает к ней внимание. Нужно найти какую-нибудь портниху, купить женское платье попроще. Она знала, что невыкупленная одежда выставляется на продажу. Немножко подогнать, вот и все.

Увидев вывеску с иглой и нитками, зашла внутрь. И тут же была выгнана служкой с воплями:

– А ну пошел отсюда, бродяга! Только и норовят что-нибудь стянуть!

Агнесс пришлось выйти. Хотелось есть и пить. Вокруг во множестве шаталось торговцев едой и напитками, зазывавших покупателей громкими криками. Но с ними расплачивались медяками, а у нее было только золото. Наверняка ее примут за воришку. Еще побьют и отберут все, что у нее есть.

Она напилась воды из фонтана и задумалась. Придется идти к ростовщикам. Только там можно обменять золотой на пригоршню медяков. Конечно, ей дадут вдвое-втрое меньше, но не умирать же с голоду?

Но где ей найти квартал ростовщиков? Она совершенно не знала города. И спрашивать нельзя – по голосу сразу распознают, что она женщина. Пошла на авось по улице, круто поднимающейся вверх, и уткнулась в широкие ворота. Хода дальше не было. Хотела повернуть обратно, но в вышине раздался колокольный звон. Она подняла голову и поняла, что перед ней монастырь.

Рядом с воротами стояла небольшая сторожка. На дверях Агнесс с трудом разобрала витиеватую надпись: «если вам некуда идти, если вы голодны и замерзли, стучите!». Агнесс мысленно поблагодарила Господа, приведшего ее к этому приюту, и постучала в дверь.

В небольшое окошко выглянула немолодая монашка в черной рясе из грубой шерсти. У нее было круглое приветливое лицо, и Агнесс приободрилась. Увидев, что перед ней мальчишка, монахиня мирно произнесла:

– Тебе нужно обратится за помощью в мужской монастырь, мальчик, мы принимаем только женщин.

Агнесс с мольбой протянула руки:

– Я женщина, сестра. Я скрываюсь от погони. Приютите меня, молю!

Она приоткинула капюшон, и монахиня, увидев перед собой красивое женское лицо, открыла дверь. Агнесс быстро вошла в нее, и монахиня тут же ее закрыла.

– Я должна проводить вас к матери-настоятельнице, это наше правило. Я сейчас отведу вас к ней. Но в монастыре нельзя ходить женщинам в мужской одежде. В привратницкой есть ряса. Я сейчас принесу. Не выходите пока из сторожки! – и быстро вышла.

Агнесс присела на грубую деревянную скамью, стоявшую у стены, с облегчением вытянула уставшие ноги. Сторожка была небольшая, с двумя окошками, одно из которых выходило во двор монастыря. Ей хотелось посмотреть в него, но ноги так гудели, что встать не было никаких сил.

Монахиня возвратилась минут через пять. Сказала, протягивая ей грубую рясу:

– Можете надеть ее прямо на свою одежду.

Агнесс так и сделала. Одевшись, взяла в руки свой мешок, и монахиня повела ее по мощеному булыжником двору в длинный белый дом, построенный подле величественного белого же храма. Дверь в дом была не заперта, и они беспрепятственно прошли в покои настоятельницы.

В большой комнате со шкафами, заполненными большими фолиантами в дорогих кожаных переплетах, возле окна за резным столом сидела женщина в такой же простой рясе, что и на Агнесс. От рядовой монахини ее отличал лишь большой золотой крест на груди. Ее лицо прикрывал широкий капюшон.

При появлении женщин она встала и пошла им навстречу.

– Что случилось, сестра Инэз?

– К нам пришла эта странница, она просит убежища.

Настоятельница внимательно посмотрела на измученное лицо Агнесс.

– Хорошо. Оставь нас.

Сестра Инэз ушла, а настоятельница подвела Агнесс к широкой скамье, стоявшей в неприметном алькове. Они сели, и настоятельница спросила мягким глубоким голосом:

– Откуда вы, дитя мое?

При этом она откинула с головы капюшон, и Агнесс ахнула про себя. Такой красоты она еще не видала. Золотые волосы настоятельницы были сплетены в тугую косу и убраны под легкую накидку. Глаза цвета распустившейся сирени нежно мерцали, а кожа была бело-розовой, сияющей, как драгоценный фарфор. Настоятельница смотрела на Агнесс с мягким сочувствием, и ей захотелось плакать. В замке графа ей завидовали, презирали, хихикали исподтишка, и такой теплоты и сочувствия, что исходила от сидящей рядом женщины, Агнесс не помнила.

Зажмурившись, призналась:

– Я убежала от своего любовника.

– И кто же он?

– Граф Контрарио.

Настоятельница отшатнулась и прикрыла глаза, как от острой боли.

Агнесс вздрогнула.

– Что с вами, мать-настоятельница?

Но та уже овладела собой.

– Ничего, все хорошо. Просто я когда-то знала графа, но это было давно. Расскажите, что случилось.

Запинаясь, Агнесс принялась говорить. Она ничего не скрывала, только пропустила визит в замок четырех гостей. Ей не хотелось говорить о нескио, его доброте и сочувствии.

Настоятельница не прерывала просительницу, но глаза ее были устремлены в окно. Порой Агнесс казалось, что она не слушает ее, что настоятельница потерялась где-то в своих мыслях. Но стоило ей остановиться, как собеседница мягко просила ее продолжать. Агнесс решила, что у нее такая манера выслушивать посетителей. Конечно, если на тебя будет пристально смотреть мать-настоятельница, то поневоле начнешь запинаться.

Но вот рассказ кончился. Настоятельница повернулась к ней и ласково уточнила:

– Кто помог вам спастись из замка?

Агнесс покачала головой. О нескио она говорить не хотела. А того, кто помог ей пройти заставы, и в самом деле не знала.

– Для меня это загадка. Я и сама пыталась понять, кто это мог быть, но так и не догадалась. Мне кажется, в замке таких людей не было. Во всяком случае, я таких не знаю.

– Как вы думаете, что привлекает людей на сторону графа?

Перед глазами Агнесс полыхнул кровавый отсвет, запрещая говорить. Неужели камень до сих пор пытается руководить ею? Нет, этого не будет!

– У графа был камень, он называл его Тетриусом. Это он подчинял своему влиянию всех, над кем граф проводил ритуал.

– Вы сказали «был»? В прошедшем времени? Это не оговорка?

Агнесс растерянно улыбнулась. Говорить или нет? Сияние стало еще ярче, запрещая говорить, и она возмутилась. Больше она не будет поддаваться колдовскому мороку!

– Я бросила камень в огонь. Возможно, он сгорел. – И она рассказала о кольце все, что говорил ей граф.

Выслушав, настоятельница положила руку на склоненную голову Агнесс.

– Вы много пережили, дитя мое. Но, боюсь, ваша жизнь лишь ничтожный миг в череде ждущих Терминус несчастий. Нам не избежать большой войны. Мы слишком мирно жили несколько столетий, накопив немало богатств. Это внушает зависть и жадность.

Агнесс вопросительно подняла голову.

– Я знаю, что на страну нападают имгардцы. Это с ними будет война?

– Нет, у нас хватило бы сил держать их на расстоянии, но есть противники куда страшнее. Я говорю о южанах. – Она пристально посмотрела на юг, будто видела то, чего не видела Агнесс. – Там копится страшная сила. Если они двинутся, они сомнут не только имгардцев и всех тех, кто стоит между ними и нами, но и нас. И на помощь кого-либо из соседей звать бесполезно, они сами под ударом. У нас нет союзников.

– Неужели это так опасно? – от ее безнадежного голоса у Агнесс по спине прошла холодная дрожь. – Я знаю о пророчестве, но думала, что оно не о нашем времени.

– Увы, это про нас. Опасаюсь, будет даже хуже, чем описано в пророчестве. Южане не щадят никого, предпочитая засевать пустые поля своими посевами. И у нас нет короля, чтобы объединить народ. Но даже и единение народа ничего не решит, если у нас не будет Инкусса. Я не вижу доброго для нас исхода. Врагов слишком много. Они сильны и безжалостны. Боюсь, время Терминуса истекает.

Спохватившись, настоятельница посмотрела на побледневшую Агнесс.

– Вы устали и измучились, дитя мое, а я не даю вам отдохнуть. Я попрошу провести вас в свободную келью. Вы можете жить у нас столько, сколько захотите. Вот только, опасаюсь, вам у нас будет очень скучно.

Агнесс поразилась.

– Мне нужен только покой, матушка. И я боюсь, что меня может найти граф.

– Даже если он вас здесь и найдет, он ничего вам не посмеет сделать. Здесь вы под моей защитой. Но вы устали. Отдыхайте.

Она позвала сестру, и в комнату вошла молодая послушница.

– Отведи нашу гостью в свободную келью и расскажи ей о нашем укладе.

Поклонившись, та увлекла Агнесс за собой.

Они прошли в низкий длинный дом, стоящий неподалеку от входа в монастырь. Келья, предназначенная Агнесс, оказалась небольшой светлой комнаткой с окном на восток, на монастырскую площадь. В углу стоял большой сундук, он же служил постелью. Одеяло из добротной шерсти было теплым, под голову можно было положить еще одно, потоньше. Небольшая печь согревала помещение. Кроме этого, в келье стоял маленький алтарь со статуей Божьей матери. Было очень тихо.

Улыбчивая послушница с удовольствием пересказала ей монастырские правила. Она любила поболтать.

– Трапеза у нас вечером по звону колокола. Трапезная с той стороны монастыря. Если вы выйдите на звон колокола, то не заблудитесь – все пойдут в ту сторону. Меня зовут сестра Исобел. Если что-то будет нужно, я помогу.

Внезапно монастырскую тишину нарушил дикий нечеловеческий вопль. Потом еще и еще. Агнесс испуганно посмотрела в окно. Там было пусто. Послушница поморщилась.

– Не обращайте внимания. Это беснуется одна из послушниц. Ее отдал в монастырь муж. Она не сумасшедшая, просто одержимая.

– А кто это?

– Амелия Паккат, урожденная Сордид. Может, вы слышали об этом гнусном роде?

Агнесс вздрогнула.

– Да, приходилось.

– Тогда вы понимаете, какие это отвратительные люди. Мне так жаль мать-настоятельницу, ей приходится терпеть эту наглую особу. Она говорит, это наш крест. Но лучше бы эту Сордид посадили в темницу, чем послали в наш монастырь.

Дикий вопль раздался снова. Послушница, сердито сверкнув глазами, ушла, и Агнесс осталась одна. Ей не верилось, что после стольких мытарств она обрела тихую спокойную гавань. Вопль раздался снова, и она, усмехнувшись, поправила себя: почти тихую.

Не снимая одежды, упала на сундук, даже не бросив на него одеяло. Уснув, не слыхала ни диких воплей Амелии Паккат, ни звона колокола, призывающего на вечернюю трапезу. Не услышала она и как открываются и закрываются двери ее кельи.

Проснулась ранним утром от ужасающего голода. Желудок сводило голодными резкими спазмами. Когда же будет утренняя трапеза? А вдруг в этом монастыре ее вовсе нет? До вечера ей не дожить. Агнесс встала, постанывая от недоедания, и тут ее ноздрей достиг восхитительный запах свежеиспеченного хлеба. Она подошла к столу и увидела глубокую деревянную плошку, закрытую плошкой поменьше.

Открыв импровизированную крышку, увидела большой кусок хлеба, сыр, тушеные овощи с приправами. Рядом лежала некрашеная деревянная ложка и стояла небольшая, расписанная ромашками керамическая крынка с молоком. Догадавшись, что все это принесла пожалевшая ее сестра Исобел, Агнесс пылко ее поблагодарила и принялась за еду.

Уже съев все, что было принесено, сообразила, что вначале нужно было вознести благодарственную молитву господу, и запоздало перекрестилась. В обществе графа она отвыкла от молитв. Он никогда не утруждал себя подобной, как он говорил, ерундой.

После еды она так осоловела, что снова упала и уснула. Разбудила ее сестра Исобел.

– Вставайте, Агнесс! Уже прошла заутреня. Солнце высоко на небе. Вы не больны?

Агнесс встала. У нее ныло все тело от ушибов и порезов, но больной она себя не чувствовала.

– Все хорошо, только синяки с царапинами саднят. Да болят изрезанные ладони.

Сестра Исобел заботливо предложила:

– Я дам вам целебную мазь. Мы делаем ее сами, по старинному рецепту. Она очень хорошо помогает от ушибов и ран. Может быть, вы хотите чего-то еще?

Агнесс отчаянно хотелось увидеть нескио, но в этом ей никто помочь не мог.

– Нет, все замечательно.

Исобел присела на край сундука и принялась подробно рассказывать о том, как ей плохо жилось в родном доме, и как она счастлива здесь.

– Мать-настоятельница принимает далеко не всех. Мне повезло, она позволила мне остаться. Я же из простолюдинов, мои родители в услужении у купца, и они не хотели пускать меня в монастырь. Но противиться воле матери-настоятельнице не посмели. Да и кто посмеет пойти против сестры наместника?

– Сестры наместника? – Агнесс была поражена.

– Вы не знали? – теперь уже удивилась сестра Исобел. – Но это знают все.

– Я не знала. Я жила слишком далеко отсюда.

– Что ж, вам тоже повезло. Мать-настоятельница попросила меня позаботиться о вас. Обычно мы не опекаем тех, кто приходит к нам ненадолго. Но к вам она прониклась расположением. Я вам даже завидую. Мне так хочется услужить ей, но это так трудно! Нас так много, и все хотят вызвать ее благорасположение!

Выговорившись, сестра Исобел наконец-то ушла, а Агнесс осталась сидеть, как сидела. От потрясающей новости шумело в ушах. Она попала к той, кого любил граф и на которой хотел жениться! В замке об этом вслух не говорили, но старая ключница, покуда была жива, поведала ей по секрету немало семейных тайн рода Контрарио. Агнесс многое узнала из жизни графа, его родителей и даже бабушек и дедушек.

Если б она знала, что мать-настоятельница монастыря Дейамор и есть утраченная любовь графа, пришла бы она сюда? И, тем более, рассказала бы правду о себе? Агнесс сомневалась. Она отвыкла доверять людям. Как часто граф безжалостно бил ее, ласково улыбаясь и говоря при этом приветливые слова!

После такого ей трудно верить в доброту и справедливость. Все ей кажутся предателями и изуверами. Ей дорог один-единственный человек. Но спокойствие нескио и даже сама его жизнь зависит от ее благоразумия. Значит, ей нужно сделать все, чтоб он о ней ничего не узнал. Вполне достаточно, если о нем будет помнить она. А она будет помнить. Каждый миг, проведенный рядом с ним, навсегда останется в ее памяти. И в сердце.