Текст книги "Невероятная"

– Как ваше имя? – понимал, что ведет себя смешно, по-детски, будто наперекор строгой воспитательнице, но остановиться не мог. – Я, как вы уже знаете, Игорь. Мы как-никак соседи, должны друг друга знать.

С некоторым недоумением посмотрев на него, соседка все же соизволила сквозь зубы ответить:

– Алевтина Павловна я. И идете уже, идите, а то ваша не слишком воспитанная супруга весь дом переполошит своими отвратительными воплями.

Игорь нехотя пошел на призыв Киры. Та стояла у подъезда в накинутом на плечи ярком красно-зеленом павловском платке. Увидев мужа, сердито прошипела:

– И где ты… ходишь? Холодно же!

Он выпрямился и неосознанно поежился. Но от мороза или возмущения – не понимал и сам.

– Ты, видимо, хотела сказать: шляешься? – ее заминка не осталась незамеченной. Прошел вперед, не оглядываясь на жену.

Кира Серафимовна задержалась на пару минут, цепким взглядом всматриваясь туда, откуда он пришел. Никого не заметив, решила все-таки выяснить у охранника, где ее муж торчал целых полчаса, благо камеры слежения имелись на всех углах дома.

Догнала она мужа только у лифта, где он придерживал дверцу, дожидаясь ее. Выйдя на последнем этаже и пройдя два лестничных марша в свой пентхаус, Кира отпыхивалась, будто прошагала все этажи пешком.

– На западе лифты для пентхауса ставят отдельные, а в России все не как у людей, – привычно посетовала, стараясь выровнять дыхание.

Отчего ее напрягало пройти до квартиры какой-то этаж, ведь это для нее весьма и весьма полезно, Игорь никак не мог понять, но решил списать это на дурное настроение. Все-таки дочь достала до печенок сегодня всех.

Съев котлету по-киевски, разогретую в микроволновке, что считалось Кирой Серафимовной чрезвычайно вредным и вообще низким моветоном, он немного посидел перед телевизором, потом принял душ и отправился в свою комнату. Посещать сегодня спальню жены не было никакого настроения. Да и было ли оно когда-нибудь?

Крамольные мысли лезли в голову, мешая спать и заставляя его делать то, что он ужасно не любил – размышлять о своей жизни. Поняв, что уснуть все равно не удастся, вытянулся во весь рост, заложил руки за спину и принялся негромко насвистывать, представляя, как бы он жил, если б не женился на Кире, едва ему стукнуло девятнадцать.

После тщательного анализа получалось, что не слишком-то хорошо. Существовал бы так же, как все его одноклассники – тянул лямку в какой-нибудь конторе или на заводе, как и они, выслушивал от гипотетической жены укоры в собственной никчемности. А то и вовсе бы спился, что случилось с парой его школьных дружков, ищущих в водке забвения от непосильных тягот жизни.

В результате постановил, что ему крупно повезло. Ведь стоило ему только заикнуться о какой-либо приглянувшейся машинке или намекнуть куда-нибудь съездить, как все его капризы тут же исполнялись. По сути, Кира – его золотая рыбка. И выглядит она вполне прилично, не сравнить с женами его знакомых, если не считать вовсе уж молодых, конечно.

Так чем же он недоволен? Присматривают за ним более пристально, чем ему хочется, но это, в принципе, ерунда. Это ему должно даже льстить – ведь жена просто-напросто боится его потерять, вот и принимает превентивные меры, так сказать. А в остальном у него все не просто хорошо, а даже замечательно.

Вот только отчего так тоскливо на душе? Чего ему не хватает? Самостоятельности? Так не нужна она ему, вот еще, ему этого добра и на работе хватает. Дома он ни за что не отвечает, соответственно, ошибок не делает, живет спокойно, как у Христа за пазухой. И не нужно тикаться, дергаться и невесть из-за чего тревожиться. Все хорошо. А то, что Виолетта бесится, так это пройдет – возраст у нее такой сейчас, беспокойный.

Вот замуж выйдет, и все наладится. Если, конечно, она не вздумает доставать мужа так, как Кира его самого. Ведь почему он с ней никогда не спорит? Да просто не хочется выслушивать муть, которую она с упоением вывалит на его голову. Типа она для него все, а он для нее ничего. И так без конца. Так что уж лучше промолчать, сделав вид, что ему все фиолетово.

Поняв, что, как наркоман с иглы, не может соскочить с беспокоящей его мысли, с силой закрыл глаза, приказывая себе заснуть – завтра рано вставать на работу. В принципе, ему можно было и не работать, денег тестя на всех бы хватило, но для взрослого нормального мужика это уж и вовсе стыдно. Да и с ума можно сойти – видеть круглые сутки старательно-милое лицо жены.

Уже уплывая в сон, вздрогнул от глядевших на него в упор пустых глаз соседки. Сердце снова сочувственно встрепенулось, заставив его глубоко вздохнуть. Алевтина Павловна – имя он запомнил, а вот фамилии ему она так и не сказала. Впрочем, свою он ей тоже не назвал. Это даже хорошо, будет повод еще раз с ней поговорить. Возможно, она посмотрит на него не как на предмет мебели, а как на живого человека.

От этой мысли странно потеплело на душе, и он уснул с предвкушающей улыбкой.

Утром за ранним завтраком предложил дочери подвезти ее до универа, уверенный в привычном отказе – у нее всегда были какие-то свои планы, но услышал:

– Если тебе не влом, то подвези.

Несколько удивившись, он заверил Виолетту:

– Если б было сложно, я б не предлагал. Если тебе к первой паре, то лучше поспешим.

Они спустились в подземный гараж.

– На чем поедем? – отец окинул удовлетворенным взглядом шеренгу выстроившихся перед ним иномарок.

Дочь небрежно махнула рукой.

– Да какая разница. Что с краю стоит, на том и двинемся.

С краю стоял «мерседес», на котором вчера последней приехала Кира. Сев в него, они поднялись из гаража, по кнопке выхода открыли тяжелые металлические ворота и выехали во двор. Проезжая мимо спешащих к калитке соседей, Игорь заметил, каким напряженно-недовольным взглядом дочь проводила быстро идущего высокого парня. Он даже имя его знал – Климентий, поскольку оно не раз упоминалось Кирой в связи с какой-то знаменитостью, перед которой жена буквально благоговела.

А вот то, как пристально Клим смотрел на бредущую к остановке невзрачную хромоножку, было очень даже любопытно. Мужским чутьем Игорь понял, что интерес там весьма серьезный. Похоже, дочь увлеклась этим парнем совершенно напрасно. Но это не страшно, наоборот, даже полезно.

За последнее время он заметил, что Виолетта испотачена до невозможности и уверена, что перед ней все должны падать ниц, почитая за честь исполнять все ее желания. И пусть сейчас ей больно, но жизненный урок она должна усвоить. Будет знать, что не все бывает так, как она хочет.

Проследив за не заметившим ее Климом, Виолетта, болезненно скривив губы, откинула голову на подголовник и прикрыла глаза. Решив, что она вздумала подремать, заботливый отец приглушил радио, вещающее им о наступающем на их регион ненастье.

– Папа, как ты уживаешься с мамой? – прозвучал внезапный вопрос. – Ты же ее не любишь, более того – ты ее терпеть не можешь!

Игорь задохнулся, как от удара в солнечное сплетение.

– С чего ты это взяла? – он и сам слышал, насколько фальшиво прозвучало его слабенькое недоумение.

– Да это все видят, – похоже, дочь о толерантности и дипломатичности не слыхивала, – ты этого и не скрываешь.

Ну и ну! А он-то считал, что прекрасно маскирует свое отношение к жене.

– Это неправда, я ее уважаю, – наконец сумел подобрать он нужное слово. – И дорожу.

– Уважать ты ее не уважаешь, да и не за что, в этом я с тобой полностью согласна, – бестактно заявила дочечка, – а вот что дорожишь, это возможно. Кто еще будет тебя так ублажать, как мамочка? Которая это машина по счету? Из третьего десятка или пятого?

В самом деле, в их отсеке стояло пять крутых иномарок на все случаи жизни. Но вовсе не по его инициативе. Просто Кира, желая сделать приятное любимому мужу, скупала все, что ему мало-мальски приглянулось, причем без всяких просьб с его стороны. Поэтому ответил он легко:

– Понятия не имею. Мне все равно, лишь бы бегала. Я и на «Ладе» себя вполне комфортно чувствую.

Все так же не открывая глаз, Виолетта фыркнула:

– Папа, только не говори мне, что тебе нравится жить в такой семейке, как наша. У нас же не просто холодно, у нас вечная арктическая зима, без потеплений.

Она не уточнила почему, но Игорь поразился, как верно было подобрано слово. В самом деле, навязчивая забота жены никоим образом не заменяла душевного тепла, более того, подчеркивала его отсутствие. Дочь права – в их семье жить холодно. И как он этого не понимал раньше?

Но обсуждать свою жизнь он не желал, тем более с дочерью, чувствуя себя предателем по отношению к жене, и решительно перевел разговор на другое:

– Что с тобой случилось вчера?

– Ты про тот маленький скандальчик? – уточнила Виолетта, будто он мог спрашивать о чем-то другом. Вздохнув, постаралась оправдаться: – Ничего особенного, просто все надоело. Да еще этот поганый суп…

– Суп в нашем доме был всегда, ты же знаешь, как трепетно мама относится к рекомендациям своего непогрешимого диетолога, а вот сорвалась ты в первый раз. Значит, дело и не в маме, и не в супе. Думаю, в твоей неадекватности виноват кто-то другой.

Дочь надулась.

– И кто же это, по-твоему? – вопрос прозвучал с вызовом, она была уверена, что уж ее аморфный папочка ни за что не догадается, в чем, вернее, в ком тут дело.

– Какой-то там мещанин Климентий Рогожин, моя дорогая, не пара столбовым дворянам Полянским, – тоном Киры Серафимовны проговорил Игорь Алексеевич.

Для Виолетты это оказалось настоящим шоком, и она смешно приоткрыла рот. Не оттого, что Клим ей якобы не пара, а оттого, что отец так небрежно раскрыл ее столь тщательно хранимый секрет.

– Но как? – едва смогла выговорить она.

– Я не такой дурак, каким меня считают, – хмуро заверил ее отец.

– Никогда тебя дураком не считала, – ненатурально возмутилась Виолетта. – Наоборот, я тобой горжусь.

– А вот врать нехорошо, – весело укорил он ее. – Я не слепой, и кто как к кому относится, вижу прекрасно.

Виолетта была очень рада, завидев стены родной альма-матер и прекращая этот провокационный разговор, все больше походивший на допрос с пристрастием. Для нее, естественно.

Едва отец затормозил возле ее корпуса, она, воскликнув:

– Пока, папуля! Спасибо! – выскочила из салона авто и рысью побежала к дверям, спасаясь от мелкого противного осеннего дождя.

Аккуратно развернувшись на пятачке, Игорь Алексеевич поехал на работу. Время уже поджимало – до восьми оставалось где-то минут десять, и он спешил. Оставив машину на выделенном ему месте заводской автостоянки, рысью домчался до проходной, провел пропуском над дисплеем и заскочил в вестибюль. На огромных часах, висевших на видном месте для назидания и порядка, до критической отметки оставалось две минуты.

В свой цех он пришел в пять минут девятого, но опозданием это не считалось – важно было отметиться на главной проходной. Возле приземистого бетонного здания в небрежных позах стояли и курили человек двадцать – все опытные работники, знавшие: что бы они ни вытворили, их все равно не уволят – работать-то некому.

Не заморачиваясь, Игорь Алексеевич шустро проскочил мимо, лишь вскинув в приветственном жесте правую руку и кивая в ответ на уважительное «здрасьте, Игорь Лексеич».

В просторном помещении, занимающем половину второго этажа длинного здания цеха, его коллеги из цехоуправления, или ИТР, как называли их в былые времена, уже сидели на своих местах и занимались кто чем.

Ольга Максимовна наводила марафет, крася ноготки мерзко воняющим лаком; Елена Карловна звонила по телефону, руководя сыном, собирающимся в школу в свой десятый класс, поясняя «малышу», где лежат его чистые носки; Иван Гаврилович мирно посапывал, досматривая недосмотренный дома сон; остальные сидели в гаджетах, кто играя, кто наслаждаясь видео самого разного пошиба.

Игорь Алексеевич скептически прищурился. Будь он начальником, половины ненужных прилипал здесь бы не было. Не секрет, что вели себя коллеги так привольно потому, что все были чьими-то протеже. И не ему косо на них смотреть – сам-то он был вообще зятем владельца холдинга, в который входил и их завод, хотя об этом факте его биографии никто из окружающих не знал.

Открыв компьютерную программу, начал проверять, кто и что из рабочих сделал за прошлый день. Получалось маловато, но, поскольку времени до окончания контракта было вполне достаточно, а заказов в последнее время поступало мало, возмущаться и торопить бригадира не собирался. Да и вообще это не его дело. Он-то отвечает за качество, а за все остальное – начальник цеха.

Спустился вниз. Там, в огромном, продуваемом всеми ветрами помещении стояли станки семидесятых годов, на которых умельцы каким-то невероятным образом, буквально на коленке, исхитрялись совершать чудеса, выполняя сложнейшие заказы на вполне приемлемом уровне.

Поздоровался за руку с мастером, выяснил, в чем причина отставания. Она оказалась до чертиков банальной: не хватило комплектующих. Пошел ругаться с Ольгой Максимовной, отвечающей за снабжение. Рутина, давно надоевшая и бесполезная по своей сути.

Почти как его двадцатилетнее существование в роли выставочной собачки богатой дамочки.

Тоска наваливалась все сильнее. Что это с ним? Кризис сорокалетних? Игорь всегда считал хандру и все с ней связанной уделом бездельников. И вот теперь сам становился ее жертвой. Как же ему поступить? Продолжать и дальше изображать сибарита не выйдет – душа явно переполнилась и не выносит больше лжи. Но и страдать напоказ, как это делают некоторые из его знакомых, он тоже не станет – это отвратительно.

Как правильно заметила дочь – холод. В их семье царит арктический холод, и он элементарно продрог до самых костей. Но где он сможет согреться? У какого очага? И стоит ли что-то менять в налаженной, пусть и удручающе тоскливой жизни, ведь где гарантия, что после перемены, какой бы она ни была, станет лучше, а не хуже?

Глава четвертая

И снова Рите пришлось выгуливать Рэда одной, без Сашки. Вот уже три года они ходили на собачью площадку по вечерам вместе, с того самого дня, как друг, увидев на ее руках похожего на детскую игрушку черного щенка ризеншнауцера, выпросил у родителей овчарку.

Сегодняшним вечером Рите было одиноко, скучно и тоскливо. Собачников на излюбленном месте гуляло много, и пес, найдя себе компаньона, весело носился по поляне, играя в догонялки. А вот его хозяйка сидела в гордом одиночестве на облупленной скамейке под раскидистой елью.

Мрачно наблюдала за резвящимся огромным псом, по-старушечьи согнувшись и поставив подбородок на упертую в колено руку. Другие гуляющие с собаками люди весело болтали, сбиваясь в маленькие компании, но ей вовсе не хотелось ни с кем разговаривать.

Сашка, как и надеялся, вот уже месяц назад как ушел в армию вместе со своей овчаркой, в учебку для внутренних войск. В последнем разговоре по скайпу гордо заявил, что скоро ее закончит – и на службу. С каким бы удовольствием она отправилась вместе с ним, не важно куда, но вот только кто ее возьмет? Если б они были женаты, еще можно было бы попытаться, но, едва она намекнула ему на это, он обрезал ее жестким:

– Не выдумывай! Тебе учиться надо. И не говори, что будешь меня ждать, это глупость. Мы с тобой просто друзья, не больше. За год многое может измениться. Встретишь кого-нибудь и забудешь обо мне.

В его голосе звучала такая непривычная для него мрачность, что у Риты просто сердце оборвалось. Тогда она и поклялась себе, что непременно дождется его возвращения. Она ни о чем не просит и ни на что не рассчитывает, но надеяться ей никто не запретит. Естественно, ничего этого она парню не сказала, Сашка терпеть не мог глупой патетики, но, тем не менее, слово свое она обязательно сдержит.

Она скатала в крепкий комок горсть свежевыпавшего снега, но не бросила, а тихо уронила его с руки с насмешливыми словами: «Дождаться Сашку проще пареной репы, потому что кто на меня позарится?» Противореча этим пессимистичным словам, перед глазами нежданным фантомом возник Клим, так пристально на нее глядящий, что сердце на минуту замерло, а потом забилось с удвоенной силой.

Чтоб прийти в себя, она фыркнула, потешаясь над собой: с какого перепугу она приписывает парню то, чего он и в мыслях-то не держал? Не надо быть фантазеркой! Суровая реальность – наше все!

Прекращая ее метания, подошла тетя Маша, или, как она велела себя называть, Мария Иннокентьевна, модная дама в короткой норковой шубке и высоких замшевых сапожках. Ее собачка, ярко-рыжий пекинес по имени Жужа, в это время с упоением облаивала мраморного дога, взирающего на нее со скучающим равнодушием гиганта и считающего ниже своего королевского достоинства открыть пасть в ответ.

– Привет, Ритусь! – Мария Иннокентьевна села рядом, небрежно закинула нога на ногу в обтягивающих черных кордовых брючках и элегантно закурила тоненькую пахитоску. – Томишься тут одна?

Считавшая курение одной из самых вредных привычек и не желавшая дышать этой дрянью, Рита с неодобрением покосилась на нее, но промолчала. Марии Иннокентьевне было слишком много лет, чтоб делать ей замечания. К тому же в предыдущем поколении были очень странные взгляды на жизнь. Отец ей рассказывал, что в его молодости курение считалось модным и те, кто курил, чувствовали себя невероятно крутыми. Но сейчас другие времена, и она сама, и все ее друзья ведут здоровый образ жизни. Но стариков все равно уже не исправишь, нечего и пытаться.

Мирно согласилась:

– Скучаю. Без Сашки одиноко.

Мария Иннокентьевна кивнула, выпустив изо рта белесое колечко дыма.

– Как я тебя понимаю. Когда ушел муж, мне тоже было ужасно одиноко. Вот и взяла эту шавку, чтоб было о ком заботиться. – И внезапно пронзительно свистнула, завопив: – Жужка, а ну иди ко мне, паршивка этакая!

Еще раз гавкнув на высокомерно не обращающего на нее внимание дога, собачка нехотя потрусила к своей хозяйке. Та, приподнявшись, подхватила ее на руки и предупредила Риту:

– Осторожно! Посмотри-ка сама – вон какая-то агрессивная собаченция появилась в наших рядах.

Маргарита повернула голову направо и увидела крупного питбультерьера без намордника и без поводка, с каким-то зловещим предвкушением осматривающего поляну с вольно бегающими по ней собаками.

– Думаете, будет драка? – с волнением спросила она у крепко державшей своего пекинеса соседки.

– Могу поспорить, что будет, – ответила та, напрягшись и для чего-то поджав ноги. – Не видишь, что ли, какая мерзкая физиономия у этой наглой псины?

Рита ничего такого не замечала, но положилась на опыт и наблюдательность Марии Иннокентьевны.

– Рэд, ко мне! – твердо позвала она своего пса.

Тот, бросив догонялки, быстро подбежал и сел рядом, повинуясь команде. Другие собачники, тоже насторожившись, принялись подзывать к себе своих питомцев.

– Вот давненько у нас драк не было, – возмущенно прошипела Мария Иннокентьевна. – Уже пора, а то квалификацию теряем.

На их поляне собирались давно знакомые между собой собаки, поэтому выяснение отношений случалось только между кобелями и то большей частью с откровенного попустительства хозяев.

Рита положила руку на загривок Рэда, призывая того к спокойствию, и пристально следила за поведением незнакомого пса. И где же его владелец? Неужели такая собака может гулять одна? Это же запрещено законом!

Раздался треск ломаемых кустов, и на поляну выпало трое хохочущих во все горло парней в распахнутых куртках. Рита нахохлилась и от холода, и от внезапно овладевшего ею неприятного предчувствия. Неужто они не мерзнут? Что-то здесь не так. Они или изрядно выпили, или под кайфом. Один из них огляделся, увидел собак, гадко ухмыльнулся и скомандовал:

– Алдан, фас! Мочи их всех!

И огромная бойцовская собака, выполняя хозяйский приказ, кинулась на смирно сидевшего подле хозяина дога, оказавшегося к ней всех ближе. Через мгновенье тот лежал с вырванным горлом, хрипя в предсмертной агонии, а питбультерьер кинулся к следующей жертве – хладнокровной овчарке в железном ошейнике. И этот ошейник ее спас – напоровшись на твердый металл, агрессор рассвирепел и хотел было кинуться дальше, но тут прозвучал смертоносный выстрел, и питбуль забился в конвульсиях.

Дядя Паша, немолодой мужчина в старенькой коричневой куртке, спокойно подошел и сделал контрольный выстрел в голову, прекращая мучения животного. На миг все замерли от неожиданности, не осознавая, что же случилось.

Первым опомнился хозяин питбультерьера. Кинувшись к дяде Паше, он завопил:

– Да я тебя в тюрьму упеку за свою собаку, гнида! Ты у меня узнаешь! – и поток еще более отвратительных слов, сопровождаемых размахиванием кулаков.

Его дружки бросились на подмогу. Совершенно спокойно убравший в карман пистолет неповоротливый на первый взгляд мужчина встретил нападавшего парня мощным апперкотом, от которого тот рухнул на колени, и заломил руку второму парню. Третьего скрутили опомнившиеся от потрясения подоспевшие собачники.

С трудом поднявшийся с колен предводитель продолжал угрожать, заявив, что его отец – самый крутой в городе мент и он их всех повяжет.

– Вот как? – задумчиво констатировал дядя Паша. – Это уже интересно. – И вынул из кармана сотовый.

Сказав в него несколько коротких рубленых фраз, опустил телефон обратно и с угрожающей любезностью пообещал парням:

– Сейчас за вами приедут, голубчики. Думаю, что пешком ходить вам теперь долго не придется. Нападение на людей с бойцовской собакой приравнивается к нападению с оружием. Так что отдохнете лет пять на нарах – может, поумнеете.

Парень снова начал угрожать, матерясь во все горло, но не выдержавшая его воплей Мария Иннокентьевна подошла и отвесила ему такую оплеуху, что тот заткнулся. Он бы не постеснялся дать ей сдачи, но его крепко ухватил за руки один из мужчин.

Рита смотрела на бедного залитого кровью дога, еще недавно так снисходительно глядящего на облаивавшего его мелкую собачонку, и тихо плакала. Вот за что? Что это за люди такие, находившие удовольствие в чужих страданиях?

Хозяин дога, высокий худощавый старик, с ужасом смотрел на своего любимца. По его щекам текли слезы, но он их не замечал.

Продираясь через ветки, подъехал черный воронок, точь-в-точь такой, как на старых фото, из него вышло трое мужчин в штатском. Пожали руку дяде Паше, одновременно цепко оглядывая все вокруг.

«Оценивают обстановку, – мелькнуло в голове Риты, – интересно, кто это такие?».

Один из них вынул из кармана куртки наручники и защелкнул их на руках владельца питбуля. Тот дернулся и снова принялся угрожать. Рите он показался каким-то неадекватным. После случившегося нормальные люди, как минимум, молчат, а как максимум, извиняются, пытаясь смягчить происшествие.

Подтверждая ее опасения, один из приехавших мужчин сказал:

– Обкуренные до потери пульса. Ну да все выясним. – И обратился к молча стоявшим вокруг собачникам: – Никто ничего на камеру не снимал? Будет полезно в суде.

Подошли сразу двое – молодая женщина в длинном теплом пальто и мальчишка в лыжном костюме. Обменявшись видео, они быстро ушли, забрав своих собак, а остальные, записавшись в свидетели, сбились в неприкаянную кучку, наблюдая за тем, что происходит на поляне.

Мужчины во главе с дядей Пашей запихали сопротивляющихся парней в кузов воронка, закинули туда же труп застреленного питбультерьера, сами сели вперед и уехали.

– Не было печали, так черти накачали, – проговорил Володя, владелец юркой таксы, молодой мужчина в черном бушлате. – Но кто он такой, этот дядя Паша? Не мильтон, это точно.

– Он полковник Следственного управления. Думаю, теперь этим мальчикам и их покровителям будет худо. – Мария Иннокентьевна все так же прижимала к себе свою Жужу, будто боялась опустить ее на землю. – Но нам нужно помочь Ивану Константиновичу, – она подбородком указала на замершего над телом дога старика.

– Не надо, – возразил Володя. – Дядя Паша сказал, что отвезут в КПЗ этих молодчиков и воронок вернется за пострадавшими.

В самом деле, минут через пятнадцать на полузаросшей дороге показалась та же черная машина. Мужчины погрузили тело дога в кузов, опустошенный от горя Иван Константинович сел рядом, и воронок укатил.

Проводив его сочувственными взглядами, народ принялся расходиться. Рита тоже побрела к центральной дорожке, чувствуя себя измученной и разбитой, будто дралась с этими гаденышами, а не тихохонько отсиделась в кустах. Мария Иннокентьевна пошла рядом, остро нуждаясь в обществе после такого потрясения.

– Как же мне нравятся решительные мужчины! – с придыханием заявила она. – Когда-то и мой муж был таким. Как я им восхищалась!

Она ждала вопроса «а теперь?», но его не последовало – Рита никак не могла забыть ужасную картину, виденную только что, и сосредоточиться на словах спутницы не сумела. Мария Иннокентьевна продолжила и без поощрения:

– Он и ушел от меня так же решительно, думая, что в новой семье резко помолодеет. Год молодился, мальчика из себя строил, из кожи вон лез перед молодухой, ребенка завел. А потом его инсульт шибанул, хотя я его предупреждала, что при таких нагрузках он долго не протянет. Если б я была рядом, я б его вытащила, но молодая жена предпочла от него избавиться. Видимо, поругались, или еще что, в общем, он сильно понервничал и получил еще один удар. Ну и в одночасье помер. На похороны я не ходила, зачем? Одна вдовушка там уже имелась, две – это перебор. Но наши дети его в последний путь проводили, он все-таки им отец. Так они мне говорили, что мачеха на вдову вовсе даже не походила – цвела и пахла. И не скрывала, что избавилась от ненужной ей обузы.

В голосе женщины сквозили одновременно и боль потери, и удовлетворение из разряда «я была права». Маргарита не могла понять, чего больше, да и не пыталась.

Увидев впереди огни домов, Мария Иннокентьевна торопливо распрощалась и быстрым шагом отправилась к ним, все так же неся на руках свою притихшую собачку. Оставшись одна, Рита надела на Рэда поводок и подтянула его поближе к себе: навстречу попадались люди. Они косились на огромного пса и старались держаться подальше от острых зубов.

Нога разболелась сильнее обычного, скорее всего, от нервного потрясения, и Рита шла, подволакивая ее. Хотелось плакать, и она шмыгала носом, с трудом удерживая слезы. Поэтому не сразу заметила группу парней, стоявших чуть поодаль тротуара.

Она уже прошла мимо, когда один из них показался ей знакомым, и она по инерции оглянулась. И не зря – один из парней размахнулся и попытался ударить того, кто ей кого-то напоминал, но встретил резкий отпор. Девушка ахнула – опять драка, и, похоже, трое на одного. Что же это за день такой сегодня? Может, Марс в каком-то уж очень агрессивном аспекте?

Решительно повернувшись, она подошла поближе и спустила Рэда с поводка, чтоб обеспечить ему быстроту реагирования.

– Что тут происходит? – проговорила она прокурорским тоном.

Все обернулись. Рита увидела закаменевшее лицо Клима и прерывисто вздохнула. Как хорошо, что она не прошла мимо!

– Тебе чего надо, пеструшка? – глумливо спросил парень в распахнутой куртке. – Обогреть, приласкать?

Парни расхохотались и тут же умолкли от громового, донельзя возмущенного «гав!», призвавшего их к порядку.

– Идите-ка прочь, пока я добрая! – Рита и сама не знала, что умеет говорить с таким напором и убежденностью. – Да поскорее!

– А не уйдем, что будет? – парень хоть и косился в сторону огромного пса, но не верил, что тот может на него, такого хорошего, кинуться.

– А вот что! – Рита, и без того перенервничавшая из-за случившегося на поляне, сделала шаг назад и махнула рукой, разрешая Рэду действовать.

Огромная собака черной тенью метнулась вперед, и через мгновенье ни один из троих парней не стоял на ногах – все лежали, а Рэд, предупреждающе оскалив зубы, ждал следующей команды – продолжить воспитательный процесс или отпустить их подобру-поздорову.

В отличие от предыдущей наглой троицы эти знали, когда нужно тихо убраться восвояси.

– Ладно-ладно, мы все поняли! – дипломатично сообщил старшой. – Только собаку убери!

– Рэд, рядом! – скомандовала девушка, и пес, еще раз рыкнув для острастки, послушно сел с левой стороны, обойдя хозяйку вокруг.

Парни поднялись и, с уважением глядя на собаку, пошли, негромко переговариваясь между собой:

– Вот это псина! Я и не заметил, как упал. Мне бы такую! – был, как водится, еще и мат, но скорее восхищенный, чем обиженный.

Клим с облегчением выдохнул и проникновенно сказал, придвинувшись поближе:

– Спасибо! Как-то не слишком приятно драться при таком численном перевесе. С двумя бы я сладил, но с тремя – не знаю. К тому же они сзади заходили, отморозки.

Рита хотела поправить, что это далеко не отморозки, а просто мелкая шпана, но промолчала, лишь указав рукой на дорожку, ведущую к дому. Поняв ее, Клим пошел вперед, она, все больше хромая, поплелась за ним.

Черед пару сотен метров поняла, что идти дальше не в состоянии, нога отказалась двигаться напрочь. Оценивающе посмотрев на Рэда, решила, что ему ее не увезти. Если только она не сядет на свою куртку и не уцепится за его хвост, а он потащит ее, как на салазках. От этой нелепой картинки ее пробрал истерический смех.

Клим, все так же шедший впереди, обернулся.

– Что с тобой? Ты так испугалась? Но со мной ничего страшного бы не случилось, не переживай!

Смех сразу прекратился от прилива негодования. До чего же он самовлюбленный! Решил, что она из-за него так переволновалась, что у нее началась истерика?!

– Это вовсе не из-за тебя! – резко осадила она его. – Не воображай!

– Извини, но что тогда с тобой?

Она попыталась сделать шаг, встала на больную ногу и болезненно вскрикнула.

– У тебя нога болит? – догадался он.

– Немного, – проскрежетала она – скрывать очевидное было бесполезно.

Он без лишних вопросов подхватил ее на руки.

– Отпусти меня немедленно! – это был чистой воды форс, и они оба это знали.

– Донесу и отпущу. Не думаешь же ты, что я тебя похитить решил? – насмешливо поинтересовался он, размеренно шагая по тротуару.

Рите отчего-то стало досадно. И почему ее похитить-то нельзя? Что, она такая уродка? Изумившись собственным потрясающе диким мыслям, она решила, что во всем виноват сегодняшний неимоверно тяжелый день. Перенервничала, вот всякая дурь и лезет в голову.

– Просто я тяжелая, – постаралась найти она отговорку. – Ты устанешь.

– Если устану, то немедленно поставлю тебя на ноги, – насмешливо согласился он и уже серьезно добавил: – Но ты какая-то слишком уж легкая. Ничего не ешь, что ли?

Маргарита тут же представила у него на руках несколько упитанных девиц, почему-то возглавляемых противной особой из пентхауса, и расстроилась.

– Большой опыт по переноске увечных девиц и не только увечных? – язвительно поинтересовалась, стараясь не слушать участившийся стук его сердца.