Текст книги "Китай, Россия и Всечеловек"

Творчество-ян и Исполнение-инь меняются местами, что и приводит к перевернутой структуре, к разрыву всеобщих связей. Силы Исполнения (бюрократия), заняв верхнюю позицию, начинают подавлять силы Творчества, созидания, и все приходит в упадок.[83]83
  Конфуций неслучайно заостряет внимание на этих антиподах: цзюньцзы – благородный человек, думает об Истине, сяожэнь – мелкий, ничтожный человек, думает о выгоде. Когда к власти приходит сяожэнь, он думает лишь о собственном интересе и привлекает нужных людей – во имя свое. И в Сицычжуань говорится: «Учитель сказал: „У низких людей нет стыда, нет человечности (жэнь). Нет страха, нет чувства долга. Они не ценят добра, их нельзя убедить. Для них нет авторитета, их бесполезно увещевать“» (2, 5. Перевод В. М. Яковлева. И Цзин, М., 1998, с. 103).


[Закрыть]

Но и эта ситуация неизбежно сменится другой, более благоприятной. Эта смена будет происходить до тех пор, пока не преобразится сам человек, не проявятся присущие человеческой природе чувство Справедливости (И) и человеческого отношения (Жэнь), что поставит Человека вровень с Небом и Землей.[84]84
  Сам иероглиф Жэнь – «человек» и «два» означает, что человеку надлежит быть посредником между двумя, соединять разрозненное. Согласно Чжу Си, «одно инь, одно ян» потому ведут к Благу, что природе человека присущи Жэнь и И, естественное сочетание которых и пролагает Путь к совершенному Добру.


[Закрыть]

Цель человека – преодолеть вторичную природу, замутненную; очистив сердце, познать себя истинного, равного Небу и Земле. Когда человек способен на высшую Искренность, реализует свою изначальную природу, то становится Триединым, Вселенским человеком. «Только [тот, кто] обладает наибольшей искренностью в Поднебесной, в состоянии полностью развить свою природу. [Тот, кто] в состоянии полностью развить свою природу, в состоянии полностью развить природу [всех] людей. [Тот, кто] в состоянии развить природу [всех] людей, в состоянии развить природу [всех] вещей. [Тот, кто] в состоянии развить природу [всех] вещей, в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли. Тот, кто в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли, в состоянии составить с небом и землей триединство» – сказано в Чжун юн.[85]85
  Цит. по: Древнекитайская философия, М., 1972, т. 2, с. 129.


[Закрыть] И там же: «Искренность – это Путь Неба» (недаром «Искренность» и «Истина» пишутся одним иероглифом). Истинный человек, достигая сердечной полноты, сострадая всему, становится бессмертным. Таков Дао-Человек, пребывающий в Постоянстве вселенского Центра. Не знающий Постоянства своим неведением творит злое. «Имеющий Постоянство – терпим. Терпимый – справедлив. Справедливый становится ваном. Ван становится Небом. Небо становится Дао. А Дао есть долговечность» (Дао дэ цзин, 16). Японцы комментируют Лао-цзы: если становишься широким, как Небо, входишь в Недеяние Дао, достигаешь единства; достигая единства с Недеянием Дао, становишься вечным, бессмертным.[86]86
  Сочинения китайской классики, т. 6, Токио, 1968, с. 93.


[Закрыть] Вера в бессмертие присуща даосам: «[Тот, кто] не позволит просветленности духа и осемененной пневме (цзин) уйти и покинуть свое тело, тот не будет знать смерти» (Тай пин цзин).[87]87
  Цит. по: Юркевич А. Г. «Цзин» // Китайская философия, с. 468. Можно вспомнить Ап. Павла: «…если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор., 4, 16). Или – «Сеется тело душевное… восстает тело духовное… Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся» (1 Кор., 15, 44 и 51).


[Закрыть] Человек, достигший полноты Тайцзи, становится беспредельным, опорой Неба и Земли (Теургом, Богочеловеком).

Целое не может не быть моральным. Не имеющее частей не может существовать за счет другого, подавлять другое, идет ли речь о человеке, или о времени-пространстве (настоящее не поглощает прошлое), или о чувстве-разуме: одного нет без другого, как нет инь без ян и ян без инь. Поэтому интуитивный ум во все времена устремлялся к целому, ибо лишь целое истинно, часть всегда зависима, несвободна. «Знай, что мы целого человека лишены», – восклицает Григорий Сковорода. А Гумбольдт признается: «Мною движет глубокое чувство того, что все рождающееся в душе, будучи истечением единой силы, составляет одно большое целое и что все единичное, словно овеянное тою же силой, должно нести на себе признаки своей связи с этим целым».[88]88
  Там же, с. 176.


[Закрыть] (Не это ли ощущение Единого в единичном породило монадологию

Лейбница, притянуло его к И цзину, заставив задуматься о природе Ли – внутренней форме каждой вещи и всеобщем Законе: Единого в единичном?)

Что уж говорить о духовной философии России? Путь обозначен в учении Вл. Соловьева о положительном Всеединстве или Бердяева о Свободе, доступной лишь целому человеку. Обожение человека, по Соловьеву, может произойти в его «безусловной целостности, то есть в совокупности со всем» («Учение о богочеловечестве»). (По сути тот же взгляд: «Одно во всем и все в Одном».) «Воспринять божество человек может только в своей истинной целости, во внутреннем единстве со всем» («Духовные основы жизни»). И Вл. Эрн в книге «Борьба за Логос» видит цель духовной Эволюции в «полном совпадении субъективно-переживаемого с объективным порядком и строем Вселенной». И дальше – Целое «не механическая сумма отдельных частей, отдельных жизней, а живой организм, обладающий своим особым центром жизни».[89]89
  Эрн В. Ф. Борьба за Логос, с. 177, 250 (дальше страницы указаны в тексте).


[Закрыть] И Николаю Бердяеву явлен образ Целого человека: «Судьба микрокосма и макрокосма нераздельны, вместе они падают и подымаются… взаимно они проникают друг в друга… И только человек, занявший место в космосе, уготованное ему Творцом, в силах преобразить космос в новое небо и новую землю».[90]90
  Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. М., 1994, т. 1, с. 91.


[Закрыть]

Известно о близости мироощущению Л. Толстого китайских учений: «Только держитесь свободы, состоящей в следовании разумному пути жизни, то есть Тао, и сами собой уничтожатся все действия, причиняемые вам вашими чиновниками, и станут невозможны угнетения и грабежи европейцев». Выходят его статьи: «Книги Конфуция», «Великое учение» и «Книга пути и истины» Лао-цзы под общим заголовком «Китайская мудрость».

Сама наступившая фаза Эволюции настраивала на целостное видение, завершение, свертывание отдельного в самостоятельную сущность. Если таково направление Пути, то его обойти невозможно, но можно не осознавать ход событий и двигаться не в том направлении.

Однако неслучайно в преддверии XX века возросло число тех, кто предчувствовал грядущее, – чуткие души, вестники нового порядка, пришедшие пробудить спящих. Их голоса раздавались одновременно с разных сторон планеты и находили если не осознание, то отклик в сердцах тех, кто хотел выйти из мутного потока, увлекающего в противоположную от спасения сторону. В то же время неслучайно на Западе заговорили о тирании целого, что свидетельствовало о том, насколько трудно менялось сознание, направляемое психологией части. «Принцип исследования – искать целое через составные части – превратился в террористическую практику ликвидации особенного», – признает Жан-Поль Сартр. То же тревожило Хайдеггера: собственное существование растворяется в способе бытия; при неразличимости отдельного разворачивает Man свою подлинную диктатуру. Усредненность, власть обыденного ума не могла не смущать тех, кто знал, к чему этот мутный поток приведет человечество. Потому И. Бердяев восстал против невиданной формы порабощения человека: «Личность в человеке не может быть социализирована. Социализация человека лишь частична и не распространяется на глубину личности, на ее совесть… Социализация, распространенная на глубину существования, на духовную жизнь, есть торжество das Man, социальной обыденности, тирания средне-общего над лично-индивидуальным».[91]91
  Бердяев Н. О рабстве и свободе человека, с. 50.


[Закрыть]

Не это ли заставило Ницше разувериться во всем и уповать на сверхчеловека? «Проблема: как истощенные достигли того, чтобы стать законодателями ценностей? Или иначе: как достигли власти те, которые последние? Как инстинкт зверя-человека стал вверх ногами?»[92]92
  Ницше Ф. Воля к власти. ПСС. М., 1910, т. 9, с. 37.


[Закрыть] А Заратустра вещал: <Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти… Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?»[93]93
  Ницше Ф. Так говорил Заратустра. СПб., 1911, с. 5.


[Закрыть] Но прилив вынес бы такого человека на тот же берег, как щепку. Шеллинг предвидел, какую угрозу несет с собой сверхчеловек: кто вымолил «существование в сверхчувственном мире, превратится в этом мире в мучителя человечества, неистовствующего против себя и других. За унижение в мире ином он хочет быть вознагражден господством над этим миром. Пробуждаясь от блаженства потустороннего мира, он возвращается в этот мир, чтобы превратить его в ад».[94]94
  Шеллинг Ф. В. И. Сочинения. М., 1987, т. 1, с. 85.


[Закрыть]

В ложном сплочении частиц человеческой массы Л. Толстой видел корень мирового зла. Корпоративный человек не может быть свободен, несвободный не может быть подлинным человеком; зло мира, таким образом, в несвободе, в уподоблении человека безликой части безликой системы.[95]95
  «Человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой, или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя», – повторяет Е. Трубецкой мысль Августина: «Когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу» (Трубецкой Е. Умозрение в красках. М., 1916, с. 53). И Бердяева тревожит судьба человека: «То, что сейчас происходит в мире, не есть даже кризис гуманизма… а кризис человека… И прежде всего дегуманизируется моральное сознание. Человек перестал быть не только высшей ценностью, но и вообще перестал быть ценностью» (Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994, с. 324).


[Закрыть] Отсюда и «тирания целого» или части, занявшей место целого; отсюда страх перед этой стихией и стыд за обесчеловеченность, осознание того, что не наладится жизнь, пока человек не обретет свое достоинство.

Собственно, несоответствием человеческого существования сущности человека объясняются не всегда осознанные протесты против насилия, «репрессивного начала» – как движение контр-культуры 60-х годов или антиглобализма наших дней (также нередко на подсознании, в аномальных формах: легче увидеть изъяны системы, чем собственные, бороться с видимыми следствиями, чем с невидимой причиной). И все же можно говорить о первом шаге к самоосознанию. По крайней мере, всякое насильственное вторжение в жизнь, в человеческую душу стало вызывать сопротивление, что само по себе символично, знаменует смену мирового порядка по закону онтологической Справедливости, назови это Дао или Логосом.

Причина несоответствия сущности и существования – в неизжитом одномерном мышлении. Из поля зрения выпадает высший план Бытия, то Единое, которое всему дает жизнь, без которого все превращается в мертвую схему, о чем неустанно напоминали китайские мудрецы. Все имеет две природы – единую, небесную, вечную и земную, разрозненную, временную, и беда, если человек принимает преходящее за вечное. Земля без Неба обречена на гибель, напоминает И цзин. Лишившись духовной опоры («Бог умер» – Ницше, но сказано: «Бог есть Дух»), западная мысль вошла в штопор («и отпала от ума душа»). Кризис духа не мог обойти и науку. Односторонность (то или это, третьего не дано) привела к признанию абсолютной относительности: все неопределенно, исчезает сама материя, которую во все времена считали незыблемой основой сущего (в отличие от китайцев, для которых материя есть временное уплотнение вездесущей энергии ци). (Исключение составляли великие умы, мало зависимые от времени, такие как И. Бор, Эйнштейн, Вернадский; они не сводили сущее к явленному, познание к эксперименту, истину к логике, ощущая единый Закон Бытия.)

Физическая картина мира не могла не сказаться на психической, на ощущении краха всех ценностей, распада Гармонии, разрушения Красоты – самого поля Культуры. Поиск альтернативного Пути был неизбежен.

Как же эту ситуацию можно соотнести с «Книгой Перемен»? Напомним: более всего диктатуре массового сознания соответствует предпоследняя, 63-я гексаграмма И цзина «Уже конец» (Цзи-цзи). В тексте сказано:

 
Уже конец.
Свершение.
Малому благоприятна стойкость.
В начале – счастье.
В конце беспорядок.[96]96
  Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга Перемен», с. 379 (дальше страницы указаны в тексте).


[Закрыть]
 

Что это значит? «Малый» порядок, надо думать, создан «мелкими» людьми во имя свое (тот же иероглиф «сяо», что в «сяо-жэнь» – мелкий, ничтожный человек). И в 62-й гексаграмме «Переразвитие малого» (Сяо-го) сказано: «Возможны дела малых; невозможны дела великих». С виду все упорядочено – «малое», как все конечное, достигает завершенности, но человек исчезает, ему нет места в этой упорядоченной беспорядочности. Если в основе стабильности лежит малая величина – скажем, частный или групповой интерес, что отличает сяожэня, – то стабильность превращается в стагнацию, на примере нашей действительности – в «застой».

Застой не может не обернуться хаосом, ибо всякая остановка противоречит Пути. Так что переход к следующей, 64-й гексаграмме «Еще не конец» (Вэй-цзи) был неминуем, ибо кажущийся, не ведущий к Истине порядок приводит к хаосу. Но этот хаос творящий, может вывести к порядку, соответствующему Пути. Такой возможности не было в ситуации, обозначенной в 61-й гексаграмме «Внутренняя правда» (Чжун-фу), когда только что вышедший из неволи человек не готов еще к свободе, к самостоятельному, разумному действию. «В процессе раздробления возникли отдельные индивидуумы… Но для дальнейшего своего бытия, собственно, для того чтобы возникнуть в подлинном смысле этого слова, индивидуальное должно быть внутренне самостоятельно, оно должно быть наполнено внутренней правдой» (с. 373). То есть внешняя, преждевременная свобода ни к чему хорошему не приводит, разве что к вседозволенности, делающей хаос необратимым. Однако в человеке уже заложено стремление к внутренней правде, которое может привести к освобождению, как в 64-й гексаграмме. Здесь хаос «рассматривается не как распад созданного, а как бесконечность, возможность бесконечного творчества… как среда, в которой может быть создано нечто совершенно новое… В то время, когда человек проходит через хаос, единственное, на чем он может держаться, – это на самом себе, ибо в хаосе не на что положиться…» Только стойкость «может привести к удачному исходу. Но эта стойкость имеет перед собой не спокойную среду, а возбужденный хаос, и именно против него должен здесь выступать человек…» Стойкость здесь является «центральной характерной чертой человека. Она сообщает ему благородство. И это благородство, как из некоего центра, может излучаться во все окружение, облагораживая его» (с. 381–383). Актуально, не правда ли? И если на эти условия – внутренней правдивости, стойкости, благородства – человек не окажется способен, то его уже ничто не спасет.

На пробуждение сознания нравственной личности рассчитывали и философы России в предгрозовое время надвигавшегося XX века. Может быть, раньше и острее других они ощутили, к чему может привести мир отпадение от духовной Основы. Потому и выступили против раздвоенного сознания, одномерности, феноменализма, против «отвлеченных начал» западной мысли, толкающей человека в бездну «меонизма». Увлекаемый рационализмом, техническим соблазном Запад не ведал угрозы, исходящей от линейного порядка. Он опирался не на безусловное Единое, а на условную часть, направлявшую действия людей на протяжении всей человеческой истории. Фактически все войны, все распри, в том числе религиозные, происходили из-за этой искаженной меры, поставившей часть на место Целого. Части, возомнившей себя целым, присуща возрастающая агрессия, обратно пропорциональная уровню сознания, – будь то имперские претензии государств, маниакальность сверхчеловека или воинственность мелкого человека, стремящегося восполнить свою внутреннюю опустошенность за счет других. Слово и логика отпали от единого Логоса, и Вл. Эрн призывает вернуть ему смысл: «Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и постигаемого… Если бы я не видел в рационализме – этом кумире современности – смерти и величайшей духовной опасности, я бы не боролся с ним столь настойчиво и упорно», – пишет он в Предисловии к «Борьбе за Логос» и в конце повторяет: «Нужно осознать мысль в Природе и Природу в мысли. Вернуться к Природе как сущему».[97]97
  Эрн Вл. Борьба за Логос, с. 318 (дальше страницы указаны в тексте).


[Закрыть]

Но индивидуализация, предназначенная людям и народам, не может осуществиться при искаженном видении мира, непробужденном сознании, которое знает часть и не знает Целого.[98]98
  Говоря словами Эмерсона: «Задача возвращения миру его изначальной и вечной красоты разрешается исцелением души. Те руины, та пустота, которые мы обнаруживает в природе, на самом деле находятся в нашем собственном глазу. Ось зрения не совпадет с осью вещей» (Природа. См. Новые пророки, СПб., 1996, с. 41).


[Закрыть] «Часть» в принципе не может быть свободной, как и состоящее из частей (о чем уже шла речь). Целое имманентно Бытию, оно не выстраивается, не навязывается извне, а произрастает изнутри, как зерно, если достаточно света. Оно недоступно «зауженному сознанию», «одномерному человеку», который все подчиняет себе частичному: «быть, чтобы иметь», а не «иметь, чтобы быть» (по Э. Фромму). Потому Бердяев и утверждал: сознание есть «несчастное сознание». Сознание подчинено закону, который знает общее и не знает индивидуального. Самая структура сознания легко создает рабство.

Сознание, делающее свободу реальной, он назвал сингулярным: «Человек, то есть индивидуальное и по другой терминологии сингулярное, экзистенциальнее человечества». Для преображения сознания необходима свобода: «Бог действует лишь в свободе» (с. 219). Вне Духа нет ни свободы, ни истины, Дух же «знает лишь единичное… экзистенциальная истина в том, что реальное, существующее сингулярно, общее же не реально… царство свободы есть царство единичного» (с. 64). Сингулярное (теперь бы назвали «голографическое») мышление: каждая точка голограммы отражает целое.[99]99
  «Сингулярной», кстати, называют ту сверхплотную точку, из которой образовался мир, что не могло не сказаться на его структуре.


[Закрыть] То есть все есть потенциально целое и требует к себе соответствующего отношения. Потому и заговорили философы о прерывности, чтобы освободить сущее от гнета линейного мышления, дать простор отдельному, возможность самоосуществиться (о чем и говорил П. Флоренский). «Каждый перерыв – это та реальная в пределах нашего мира лежащая точка, где два мира: мир „этот“ и „тот“, мир сущего и существующего, мир абсолютной свободы и мир причинной обусловленности соприкасаются в реальном взаимодействии» (В. Ф. Эрн, с. 256).

При сингулярном сознании, когда центр везде, в каждой точке – все имеет свою душу, связь осуществляется не соподчинением, не зависимостью одного от другого, а в сердечном отклике, со-участии, сочувствии. Одна душа откликается на зов другой души в свободе, или в соборном единстве, нераздельном и неслиянном: по Бердяеву – центр «соборного сознания находится в каждой личности» (с. 78). При этом возникает та самая Троичность, о которой говорит И цзин. «Полнота жизни есть соборность, в которой личность находит свое окончательное осуществление и полноту своего содержания. Жизнь человека и жизнь мира есть внутренний момент мистерии Троичности».[100]100
  Бердяев Н. А. Философия свободного духа, с. 135–136.


[Закрыть]

Тогда стоит ли удивляться аналогиям с восточной мудростью? Или, говоря словами Конфуция: «Великий ум един». Значение этого типа связи, когда одно существует не за счет другого, а само по себе, самоестественно сообразуется с другим, трудно переоценить. Когда осознают, что мир сам по себе сингулярен или соборен, тогда изменится жизнь. Мир вырвется из сковывающей зависимости, провоцирующей на борьбу. Достигший полноты становится свободным, свободный не посягает на свободу другого, – нет нужды. Это касается и религий: достигая полноты, реализуясь в полной мере, одна религия не противостоит другой, ибо все исходят из одного истока, от единого

Бога, и каждая по необходимости отличается от другой и едина с ней, ибо причастна Единому.[101]101
  Говоря словами Пред. Исаака Сирина: «Спаситель многими обителями у Отца называет различные меры разумения водворяемых в оной стране, то есть отличия и разность духовных дарований, какими наслаждаются по мере разумения. Ибо не по разности мест, но по степени дарований назвал обители многими» (Христианская жизнь по Добротолюбию, М., 1991, с. 17).


[Закрыть]

Это было пробуждением России, прорывом к Свету, всполошившим демонические силы. Но и на Соловках П. А. Флоренский размышлял о Всеединстве и 21 февраля 1937 года писал сыну Кириллу: «Что я делал всю жизнь? – Рассматривал мир как единое целое, как единую картину и реальность, но в каждый момент или, точнее, на каждом этапе своей жизни, под определенным углом зрения».

Не удивительно. Дао – не Бог, но предустановленный Путь к высшему Разуму и Благу. Не это ли позволило Г. Гессе сказать: «„Книга Перемен“ может повернуть всю нашу жизнь»; нобелевскому лауреату по молекулярной генетике Ф. Жакобу допустить мысль, что, «может быть, именно через древнекитайскую „Книгу Перемен“ удастся установить связь между генетическим кодом и языком»; а нашему ученому С. В. Петухову подтвердить эту гипотезу в книге «Бипериодическая таблица генетического кода» (М., 2001)?

Целое и есть Истина. Знание интуитивное, полученное в мистическом опыте, не исчезает, ибо извечно (как Логос, Дао, Дух). Во все времена мудрецы утверждали, что Истина неизменна и едина, меняются лишь формы ее выражения – в зависимости от времени и места. Есть вечные истины (идеи Платона), но нет вечного времени в земной жизни. Потому истинные идеи – о Богочеловеке или о Земле обетованной, которые время от времени осеняют светлые души, не могут реализоваться, пока не пришло их Время, или пока само Время не стало Вечностью, но не могут и не появляться. Они и есть конечная Реальность. «Разные Пути ведут к Одному», то есть лишь разными путями приходят к Единому. Разные Пути ведут к Одному, потому что в центре инь присутствует ян, а в центре ян присутствует инь, что и делает возможным их единство и их чередуемость: то одно, то другое набирает силу. Скажем, в западной мысли восходит иньское, иррациональное начало, в восточной – янское, рациональное. Таков закон Пути. Но то, что раньше было явлено одним мудрецам, становится достоянием мыслящей части человечества, осознавшей Единое в единичном. И хотя этот процесс не может завершиться без преображения сознания, он предустановлен Дао, то есть неминуем. Без знания Востока западная мысль, в том числе научная, не может достичь полноты. (Мне уже приходилось писать: «Запад и Восток самопознаются друг в друге».)

Реализуются отношения между Западом и Востоком по-разному, в зависимости от того, какое из начал преобладает – иньское или янское. Скажем, русские философы, о которых шла речь, не проявляли особого интереса к Востоку, к учениям китайских мудрецов, но, исходя из собственного наития, внутреннего чувства, приходили нередко к тем же выводам. На Западе, начиная с американских трансценденталистов, выход из тупика, в котором оказалась потребительская цивилизация, искали в восточных учениях.[102]102
  В 1843 году Генри Торо опубликовал «Изречения Конфуция», а в эссе «О гражданском неповиновении» привел его слова: «Если государство не следует Пути, то стыдно быть богатым и в чести. Если государство следует Пути, то стыдно быть бедным и не в чести» (Лунь юй, VIII, 13). Истинное Я для Торо есть индивидуальное выражение всеобщего Духа, заключающего в себе общность индивидуальных сознаний. Взгляды Торо разделял Лев Толстой.


[Закрыть]

Известно увлечение Китаем Льва Толстого, но оно свидетельствовало скорее о некоем совпадении душевного настроя, расположенности к Срединному Пути: «Внутреннее равновесие есть тот корень, из которого вытекают все добрые человеческие деяния… Путь неба и земли может быть выражен в одном изречении: „В них нет двойственности, и потому они производят вещи непостижимым образом“». Это под впечатлением «Учения о Середине» (Чжун-юн). «Дао дэ цзин» Лао-цзы он называет «Писанием о нравственности» и призывает: «Только держитесь свободы, состоящей в следовании разумному пути жизни, то есть Гао».[103]103
  Подробнее я пишу об этом в книге «Новые пророки», СПб., 1996.


[Закрыть]

Много сделал для понимания мышления китайцев К. Г. Юнг. Он искал в восточных учениях прежде всего ответы на те вопросы, которые позволили бы проникнуть в глубины человеческой психики. «В то время как западное мышление заботливо анализирует, взвешивает, отбирает, классифицирует, изолирует, китайская картина момента все сводит к незначительной детали, ибо все ингредиенты и составляют наблюдаемый момент… Этот любопытный принцип я назвал синхронностью… и он диаметрально противоположен нашей причинности. Мышление древних китайцев рассматривает космос как и современный физик, который не может отрицать, что его модель мира есть не что иное, как психофизическая структура».[104]104
  Jung С. G. Psychology and Religion: West and East. L., 1958, p. 591.


[Закрыть]

Юнг называл «Книгу Перемен» «Книгой мудрости», считая эту мудрость всеобщей, но проявленной в разной степени у разных народов, в зависимости от доминирующих идей и интересов. Он разделял восточную веру в то, что все формы знания есть проявления Единого Разума, не познав который, не познаешь себя. Однако то, что восточные мудрецы ставили превыше всего, на Западе пребывает в мире бессознательного, до сих пор не осмысленного. Силой аналитического ума он прозревал Целое, со-ритмию человека и мира, смысл Недеяния, невторжения в законы Природы, и вместе – индивидуальное отношение к тексту И цзина каждого человека.

Его главное стремление – самопознание через узнавание другого, чтобы разрозненное веками могло встретиться, – не подражание, а распознание Единого: «Знакомство с духовностью Востока должно быть для нас не более чем символическим выражением того, что мы вступаем в контакт с действующими в нас самих силами, которые все еще остаются нам чуждыми. Отказ от собственной истории был бы чистым безумием и прямой дорогой к тому, чтобы в очередной раз оказаться оторванным от своих корней. Только обретя устойчивость на собственной почве, мы можем усвоить дух Востока».[105]105
  Юнг К. Г. Йога и Запад. К., 1994, с. 148.


[Закрыть] (Разве это не согласуется с тем, к чему взывает 64-я гексаграмма И цзина?)

Фактически Юнг подтверждает универсальность закона «Одно во всем и все в Одном». Но это не то же самое, что «все во всем». Этот тип связи свидетельствует о двух планах Бытия: небесном и земном, вечном и временном, неявленном и явленном. И это чувство «как бы двойного бытия» близко философии и поэзии России, как у Тютчева: «Все во мне, и я во всем», но не близко обыденному сознанию. Сингулярная модель мира недоступна методу анализа и синтеза, методу «объективации». Все центрировано и потому одухотворено. Сингулярности сущего соответствует логика Целого, полноты непроявленного мира. Представление об истинно-сущем обусловил метод познания. Говоря словами китайского философа Чжу Си (1130–1200): «У человека есть духовное знание его сердца, у вещей Поднебесной – их закон (ли)… Когда усилия будут приложены… все в вещах – их лицевая сторона и обратная, тонкое в них и грубое, – все, как озаренное светом, станет ясным для нашего сердца». (И это «сердечное знание» предпочтительнее для русской философии.) О логике Целого или Небытия позволяет судить и традиционное искусство японцев, такое как чайная церемония или трехстишия, поэзия хайку, и не только, судя по стихам современной поэтессы Румико Коро:

 
В этом дереве
Есть дерево Небытия;
Его ветви колышатся от ветра.
В полоске синего неба
Есть полоска Небытия,
Ее пересекает птица.
В лике женщины
Есть лик Небытия,
В нем сочится живая кровь.
В этом городе есть город Небытия,
Его площадь шумит, как обычно
 

(«Дерево»).

И разве не близко это прикасание к невидимому миру русскому сердцу: «…перед лицом небытия – все явления братья. Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем его воздействие на нас и, в свою очередь, воздействуем сами». Это Николай Гумилев.[106]106
  Гумилев Н. Наследие символизма и акмеизм // Аполлон, 1913, № 1, с. 42.


[Закрыть] Единичное открывается как Единое, видимое как присутствие Невидимого. «Свобода невыводима из бытия, свобода вкоренена в ничто, в небытие».[107]107
  Бердяев Н. О рабстве и свободе человека, с. 65.


[Закрыть] Бердяев, выдворенный темными из России, не только не потерял веру в человека, но и этих темных имел в виду, говоря, что «личность последнего из людей, несущая в себе образ высшего бытия, не может быть средством». Верил, что история послана человеку во испытание, искупление грехов и ее конец означает «новое небо и новую землю». Философов России объединяла вера в Божественный Промысел: «История мира – это органический процесс, и, как бы зло ни торжествовало в промежуточных фазах его, конец, к которому придет он, – будет окончательной, полной и вечной победой Добра».[108]108
  Эрн В. Ф. Борьба за Логос, с. 244.


[Закрыть]

Здесь «все пути сходятся». Сказано: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: „сделаетесь свободными“?

Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин., 8, 32–34).

И что же? Прошло две тысячи лет, и не познали истину, и не стали свободными; поклоняются идолам и враждуют друг с другом до изнеможения. Великие души, ищущие правду, несут на себе гнет их страданий: «Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые Он отрицает, не хотим понять Его учения в его простом и прямом смысле и уверяем себя и других, что мы исповедуем Его учение».[109]109
  Толстой Л. Исповедь // Новые пророки, с. 49.


[Закрыть] Грешный, не искупивший своей вины человек не может быть свободным, сколько бы ни обольщался на этот счет. И в этом едины все мировые религии: лишь чистая душа, сердечный разум могут быть свободны. Когда возрастет человек нравственно, тогда и войдет в Разум. Освободившись от самости, найдет свое истинное Я и станет един с другими. «Истина дается лишь свободе… духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы», – не устает повторять Бердяев.[110]110
  Бердяев Н. О рабстве и свободе человека, с. 59.


[Закрыть]

Итак, лишь свободной душе доступна Истина. Вне свободы ничто состояться не может. Всякая зависимость, даже от высоких идей, благих намерений, оборачивается несвободой; даже от «Книги Перемен»: слепое следование, зацикленность на ней противоречит ее духу, ибо противоречит Пути. Наверное, когда в самом человеке не будет противостоять то, что дано ему во спасение: левое и правое, разум и чувство, – будет разумное сердце и умное чувство, – тогда и достигнет человек того, что обещано ему двумя первыми гексаграммами И цзина: великому Творчеству предназначено великое Исполнение. А еще проще сказал об этом Лев Толстой: «…самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека участвовать в этом движении и подчиняться и содействовать ему».[111]111
  Толстой Л. Н. Дневник. Собрание сочинений: в 20 т., т. 20. М., 1965, с. 98.


[Закрыть] Этому и учит «Книга Перемен».

30 января 2003