Текст книги "Идеологема"

– Новый фильм, по книге. Он появится на Земле только через пару недель, и я бы… Хотела…

– Ладно, выставку побоку. С большим удовольствием посмотрю фильм с тобой. Я не очень навязчив?

Очень!

– Ну что ты… – потупилась я, уставившись на армейские ботинки Максима. – Как мило. Давно меня так никто не клеил.

Язык мой – враг мой. Совсем уже осолдафонилась, как мама скажет. Плевать, главное – ботинки. Армейские, небольшого размера, новенькие. Такие найти обычному штатскому – днем с огнем. Да еще малого размера. Очень хорошая зацепка. Смогу сделать запрос и прояснить, что за парень такой и откуда взялся.

– Прекрасно, – обрадовался Максим и, подхватив меня под локоток, потащил в сторону эскалатора. – Я рад, что твое сердце свободно. Ну или я могу надеяться, что оно свободно. Раз давно никто не клеил – нас свела судьба.

Я пыталась сопротивляться натиску и выпутать свой локоть их цепких пальцев Максима. Но сильное сопротивление привлечет внимание, и потому отбивалась не так рьяно.

– Я имею в виду, что тоже давно никого не «клеил».

Я сейчас закиплю от такой деликатности в кавычках.

– Что—то не так?

– Ты все время будешь задавать этот вопрос? – не удержалась я и выдернула руку. – Аккуратнее на поворотах, парень. Так и нарваться можно.

В толпе мелькнуло знакомое лицо. Панин собственной персоной. Я сразу почувствовала внутреннее расслабление, ведь Вадим смотрел прямо на нас. Интересно, он решится подойти или так и будет наблюдать?

Ответ пришел сам собой: присмотрится.

Я зачем—то залезла в сумку—мешок, которую сжимала в руке, и стала рыться в ней. Что искала – сама не знаю. Под перекрестным огнем взоров парней находиться никогда не приходилось.

Взгляд Панина, такой тревожный, напряженный, жег лицо, заставлял сердце шумно стучать в груди. Ему в противовес взор Максима – ласкающий, нежный, понимающий.

Ха! Из огня да в полымя.

Еще поди разберись, что менее опасно для моего душевного состояния: панинское осуждение или всеобъемлющее благодушие Максима?

Впервые в таком нелепом положении. Не знала, как поступить. Ощущение, что Панин меня застукал с любовником, точно в плохом анекдоте, и я пыталась оправдаться, сказав: «Ты все не так понял». Но положение усугубилось тем, что такие же чувства переживала и в ситуации с Соловьевым.

Дикость?

Вот—вот, и я того же мнения – дикость.

Шумно выдохнув, схватила первое, что попалось в руки – серьгу – прибор для интерактивного общения, выдернула ее из сумки и нацепила на ухо. Сделала так, чтобы руки занять и сбросить эмоции путем выполнения механического неразумного движения, задушить в зародыше раздрай, который начал завладевать мной.

Ушей коснулся странный звук. Я замерла прислушиваясь и хмурясь. Пыталась определить, на что он похож.

Неожиданно Максим схватил меня за руку, прижал к себе и с силой оттолкнул. Я отлетела и упала, немного проехалась по гладкому полу. Прострел в спине и адская боль в локте сопровождались скрипом захлопнувшихся ребристых железобетонных откатных ворот, отгородивших от меня зал станции. За спиной послышался треск, и, обернувшись, в щелку между смыкающимися воротами увидела вход в парк.

До меня донесся вой сирены, шум и крики. Слева и справа в разные стороны разбегались люди, будто муравьи. Кто—то даже перепрыгнул через меня. Похоже, юноша в нелепой земной одежде.

Паника. У них и у меня – паника.

Удирающих людей и меня через пару—тройку секунд разделили выросшие из пола металлические перегородки. А потом все стихло. Я осталась в замкнутом пространстве между переборками и воротами.

Превозмогая боль в шее, которую ощутила только сейчас, я задрала голову и посмотрела наверх. Массив ворот соединил пол нижнего яруса и купол кольца. Надо мной прозрачный люк, в который вполне пролезет роботизированный модуль с группой спецназа, а за люком – посеребренное небо.

Правду говорят: из колодца звезды ярче. Сумела только что в этом убедиться.

Я с трудом села, растерла шею, попробовала выгнуть спину. Боль отозвалась глухим прострелом. Славно. Ничего себе силенки у Максима! Интересно, чем он там, на Земле, питается? Пора Абсолюту опыт перенимать: тщательнее разрабатывать меню, чтобы нас тоже всех так распирало от мощи.

Огляделась.

Я в ловушке – реакция подвела. Нужно было бежать сломя голову, а не наблюдать, как это делали все вокруг. Может, я и права, что не рванула следом. Платформы заблокированы – чрезвычайная ситуация. Значит, передвижения по пневматическим трубам прекращены. Кабины остановлены. Бегать по уровням и платформам бесполезно – двери закрыты наглухо. Очевидно, что узловая станция изолирована полностью на всех ярусах.

Но что послужило началом протокола? Сбой системы или что существенное?

В последнее время земляне стали чаще прибывать на Абсолют, чтобы угрожать или выдвигать требования Совету. Обычно – человек или группа лиц, которых вполне мирно обезвреживали небольшой отряд рейдовиков или пара—тройка роботов. Далее нарушители передавались от этапа к этапу следственных мероприятий, пока им не определяли меру наказания.

Правду сказать, на моей памяти нечто подобное впервые. Чтобы вот так запросто двери перед носом закрывали!

В ответ на промелькнувшую мысль на массиве ворот загорелось табло. Я, кряхтя, поднялась и направилась к ним, читая появившуюся на экране надпись: «Предупреждение. Техническая неисправность». Я ухватилась левой рукой за спину – болит, а правую ладонь приложила к красному кругу. Мало кто знает, что табло – определитель, помогает в режиме вынужденного передвижения по контуру активировать любые подручные интерактивные средства. Им пользовались все, кто имеет допуск установленного уровня. А у меня есть серьга – нужно воспользоваться.

Система отреагировала на касание запросом введения порядкового номера, и на табло на появившейся виртуальной клавиатуре я набрала свой шифр. Серьга тоненько пискнула. Я нажала на нее, чтобы завершить активацию и вход в систему кольца уже как штатный сотрудник.

Являясь частью команды и будучи заместителем командира, я – гражданское лицо, хоть и служила официально. Такова директива Совета: координатор не имел права быть военным. По нелепости или по злому року приказ командования вышел на следующий день после утверждения меня Марковым на координаторскую службу.

– Запрос протокола «Террористическая угроза», – прошептала я.

Голос сел, я с трудом выдавливала звуки. Дышать стало тяжело.

Что со мной? Секунду назад все было в полном порядке.

«Запрос отклонен», – прочитала я ответ в строке сообщения, появившегося на табло. Получается, глюк системы. Можно смело выдохнуть, но мне не нравился сбой – он слишком явный, будто подстроенный специально.

– Соединение с военным корпусом.

Кашель рвал мои легкие. Подступившая рвота жгла внутренности, не позволяя дышать.

«Невозможно, – прочитала я. – Запрос на соединение отклонен».

– Кем? – удивилась и ухватилась за горло, в нем першило, и будто тысячи игл пронизывали легкие насквозь, оседая где—то в желудке. Ноги стали ватными, шевелиться не хотелось. Вялость.

На панели появилось новое сообщение, но яркие буквы расплывались, превращаясь в огоньки, похожие на солнечные зайчики.

Надо действовать, как на задании: перевести все общение на блок в военном корпусе. Он защищен от вирусов и проникновения.

– Завершить соединение между серьгой и удаленным центром, – прошипела я, надрываясь от кашля.

– Дистанционный пользователь установлен. Устройство работает в автономном режиме. Уровень соединения – отличный. Передача данных – отличая. Способ отправки – код номер сто.

– Выделенный канал для связи с военным корпусом.

– Канал для связи с военным корпусом возможен только через дистанционный симулятор.

Мысли путались, хотелось сесть на пол и не шевелиться. Навалилась усталость – захотелось спать. Я тряхнула головой, чтобы взбодриться, и прошипела:

– Где симулятор?

Голова кружилась, черные пятна перед глазами говорили, что я на грани обморока.

– Следуйте за указателем.

Серьга вспыхнула и отобразила голографическую стрелку, указывающую на тупиковый угол. Вернувшись к месту моего падения, я подобрала сумку и двинулась по указателю.

За мою двадцатипятилетнюю жизнь это были самые сложные тридцать два шага. Я сползла по стене на пол, пытаясь оставаться в сознании. Мне хотелось спать. Бороться с этим чувством сил не осталось.

В полу появилась штраба, из которой выехала пузатая перегородка, сомкнувшаяся надо мной на высоте около двух метров, образуя подобие перевернутой непрозрачной колбы. Что—то зашумело, и я почувствовала, что дышать стало легче: воздух заполнял легкие. В голове прояснилось, я смогла сесть.

Из стены, толкнув меня в спину, выехала приборная панель, а серьга стала проецировать, словно очки—сотилоты, голограмму. Только я ничего не видела. Пусто. Голубое свечение, похожее на туман, и все.

Отодвинувшись и сев удобнее, облокотилась на стену «колбы», вошла в систему военного корпуса и попыталась отправить вручную протокол об угрозе. Система отреагировала необычно, будто в ней вирус. Может, и правда неполадки в программе кольца? Произошел сбой на центральном пункте, который вот—вот устранят. Автоматика сработала из—за элементарного глюка в сети или по вине вышедшего из строя датчика автоматики.

Ага, а газ откуда? Его подают только при местном взломе системы. На то, что так и есть и одну из программ кольца хакнули, указывает именно подача усыпляющего газа. А значит… Времени крайне мало, следует быстрее шевелить мозгами – вот что это все значит.

Что—то не слышно роботов, разгуливающих по коридорам и оберегающих мирный сон граждан, а заодно сканирующих у всех, кто валяется на полу, ДНК. Ситуация не протокольная: есть сбой в работе станции и нет средств контроля и реагирования. Выходит, точно хакнули – второе подтверждение.

Чувствую, протокол об угрозе сработает не раньше, чем рак на горе свистнет. А что в запасе? Через протокольные десять минут система цикличности девяти колец среагирует на блокировку движения на одном из них и выполнит запросы. Увы, колец много, а Центральная система – одна. По мне сие моно плохо, но никто не пытается это устранить.

Что дальше?

Центральная система отошлет не меньше сотни разных паролей и запросов, чтобы получить сообщения от всех удаленных систем, включая наличие людей в зоне происхождения возможного затруднения. Итого не меньше пятнадцати минут, плюс—минус минута. Потом активирует общую тревогу. Далее: Центр отошлет беспилотник с роботами для визуальной проверки, и только потом все закрутится и завертится. На круг около получаса, плюс—минус пять минут.

Хм. Долго. За полчаса тут такого можно наворотить, что потом все службы, включая нашу, будут год дерьмо разгребать и отлавливать мелкие погрешности.

Мои пальцы запорхали по клавиатуре приборной панели, а луч голографии высветил плоскую виртуальную модель моих запросов. Судя по реакции программы, запросы обходили запреты хакера и выдавали истинную картину положения дел с пометками «под вопросом» и «устраняемый технический сбой». Нарушитель заменил блок оценки работы системы на ложный. Программа не стала реагировать на неточности, воспользовавшись второй пометкой – «устраняемый технический сбой». Было похоже на рукотворное вмешательство, в котором каждой последующей присылаемой команде приписывалась такая пометка. Такое возможно лишь при непосредственном доступе к сетям через соединительную коробку с блоком специальных устройств. По такому же принципу работает и выносной симулятор, в котором я сейчас находилась.

Что мне это дает?

Ничего хорошего.

– Забор воздуха внутри зала ожидания. Полный анализ.

Зря я выдала голосовую команду. Тот, кто хакнул систему станции, уже ищет меня. Я не сомневалась в том, ведь он видит мои запросы военному корпусу, читает их и жмет кнопку, сбрасывая их в никуда. Надо быть умнее.

«Забор воздуха произведен. Анализ выполнен».

Приняв расчеты, я увидела подозрительные элементы в таблице. Ввела запрос на проверку применения газа и едва не ахнула, когда высветилась строка, в которой красовался сонный газ последней разработки. Срок его воздействия – три часа. Теперь план преступников ясен: полчаса на работу, потом подчищают за собой. Времени навалом. Выходит, у них специальные противогазы. Вопрос: откуда? Они имелись только в военном корпусе. Если взломщики внутри, то они в них.

У нас завелся крот?

Ага, и имя ему – заведующий складом. Ха—ха—ха.

М—да. Потом об этом.

Я попыталась соединиться с дронами—охранниками, но ничего не вышло. Не теряя надежды, вбрасывала команды, стараясь оживить хоть какую—нибудь программу, чтобы не быть слепой. Связи с военными не было, но я наблюдала за списком десяток, готовящихся к рейду и, увы, куда угодно, только не к нам. А что, если…

– Связь с четыреста одиннадцатым.

Я решилась на голосовую команду, так быстрее. Серьга Панина высветилась, как обнаруженный элемент, и я согласилась его принять на тот же базовый шифр, на котором работала и моя. Я едва не закричала от восторга, когда голограмма отобразила зал ожидания.

Он сделал это! Панин сделал это! Догадался и нацепил на ухо устройство. Голограмма показывала уровень его состояния, и понятно – он спит. Но сейчас не так важно. Все, у меня появилось средство и возможность сообщить о проблеме.

Ракурс оказался подобающий для минутной записи. Угол охвата лучей серьги достаточен для оценки ситуации. Я вызвала диспетчерский пункт военного корпуса для гражданских лиц, через который подавались жалобы и сообщения о нарушениях через общую систему интернета. Получила согласие на соединение. На экране проекции выросли стандартные строки: «Ваше имя» и «Ваша проблема». Система просила меня подать заявление о гражданском нарушении официально.

Да не вопрос!

Я нажала на старт, зная, что даже видеосвидетельства принимаются согласно протоколу и рассматриваются тут же. Я онлайн передавала то, что отсекали лучи голографии.

Картинка вырисовывалась та еще: внутри замкнутого пространства на полу в разных позах лежали люди. Бледные, с посиневшими губами, запрокинутыми головами. У одного мужчины рассечена кожа на голове. Побритый наголо, он смотрелся угрожающе с запекшейся кровью на голове, рядом с перепачканным ребром жесткости конструкции эскалатора. Видимо, поранился о выступающий металлический элемент.

Сообщения, посыпавшиеся с диспетчерского пункта, я игнорировала: выдавать себя не собиралась. Мой ответ могли перехватить хакеры.

Выждав минуту, напечатала имя своего шефа в общей системе интернета для открытой переписки. Не сомневалась – реакция последует едва ли не молниеносная. Так и вышло, Марков отреагировал. Я перевела трансляцию в режим приема и услышала голос Ильи Александровича:

– Код сорок один, двадцать четыре, три ноля, сорок четыре.

Я заменила режим, и теперь Марков, бегущий по коридорам кольца, мог видеть происходящее внутри зала. Он помог мне, теперь моя задача уж если не захватить нарушителей, то занять их на некоторое время. Главное, чтобы серьгу Панина не засекли раньше времени.

Выдохнув, я вывела в проекцию план кольца. Меня интересовали помещения, прилегающие к платформам: там должны быть упакованные в специальные ниши дроны. Доступ к ним невозможен из—за взлома системы, но активировать дистанционно на внешнее устройство связи – вполне по силам.

Введя код, сказанный Марковым, я сосредоточилась на плане зала. Интерактивная схема среагировала красными импульсами, и я ввела код заново. Схематичная картинка передавала на серьгу моменты распаковки дронов. Ровными столбиками возникали команды автоматического запуска механизмов. Появился трехмерный чертеж, демонстрирующий процесс открывания люков в обшивке зала. Активировались подвижные видеокамеры дронов, находящихся в нишах. К сожалению, они не выводили видео на голографическую проекцию серьги – сказывалась общая блокировка системы.

Я ввела в программу запрос на передачу видеоданных с подвижных целей на канал общего интернета и могла наблюдать за выкатившимися из люков роботами. Меня волновал обзор, хотелось больше видеть, а значит, и записать. Переключилась на камеру одного из дронов, по которому открыли огонь. Дрон развернулся и принял град пуль, но я успела рассмотреть злоумышленников.

Их четверо. Они в защитных противогазах, хорошо экипированы. Похоже, крот все—таки есть.

Утечка у нас, братцы—кролики, с чем и поздравляю нашу доблестную гвардию.

Ладно, пусть этим начальство разбирается. Меня волнует, что нет у них ничего в руках такого, что напоминало бы компьютер. Странно. Прикрытие? Да, похоже на группу прикрытия.

Переключившись на другого дрона, я с ужасом осознала, что проку от него мало: сдыхает. Я успела засечь двоих, и встроенная в него камера потухла.

Несу потери, но я упорная.

Так—так, что у нас тут? Ага, есть еще один не активированный дрон. На противоположной стороне.

Дорогой ты мой! Пока три твоих собрата по оружию отвлекают взломщиков, ты накроешь гадов из засады.

Перевела наблюдение на выкатившегося из ниши дрона. Ракурс оказался подходящим. Группа из шести человек словно на ладони. Они расстреливают роботов и находятся в укрытии за колоннами.

Я отдала команду боту, чтобы спрятался за колонну, и произвела наведение на одного из боевиков. Он лежал среди пассажиров. Обложился людьми, словно мешками с песком! Сволочь! Прикрылся мирным населением. Все равно достану!

Перевела оружие дрона в режим одиночного выстрела из снайперской винтовки и вывела оптический прицел на голографическую проекцию серьги. Дроны, вступившие в бой, стояли как в копанные, умирая под градом пуль боевиков.

– Цель поймана! – послышался тихий голос устройства.

Я видела его. Человек увлекся пальбой и выглянул из—за колонны, потом спрятался и снова выглянул. Пуля достигла цели, и человек дернулся, затих, лицом упав на оружие. Неожиданно стрельба прекратилась.

У них есть передатчик?

Во время боя, похоже, они общаются и слышат друг друга. Попрятались, крысы! Поняли, что работает снайпер.

Неожиданно дверь с одной из платформ приоткрылась. Вошли четверо: два человека и два прикрывающих их дрона. Люди что—то несли в руках. Я навела прицел и тут же получила ответ – короткую очередь.

Ничего себе подготовочка!

Пришлось дрону отступить за колонну. Эти парни явно хотели остаться в живых.

Я повернула камеру робота в сторону вновь пришедших. Мне хорошо было видно, что в руках первый боевик держал компьютер и еще какое—то устройство. Он явно что—то сказал, хоть под маской и не поймешь, и второй кивнул. Пятеро из группы прикрытия вышли из укрытия, а я навела на одного из них прицел, но снова получила короткую очередь от вражеских дронов. А потом все исчезло. Картинка растворилась, превратившись в голубоватое марево.

Нет! Нет! Нет!

Я потеряла управление, возможность задержать преступников. Магнитный глушитель? Точно – он. Как они пронесли эту штуку на борт кольца? Я…

Стены капсулы поползли вниз и я, подскочив, застыла в боевой стойке. Зря старалась: открыл Марков.

– Танюха!

– Илья Александрович!

Марков обнял меня, постучал по спине ладонью, нацепил на меня пояс:

– Все вопросы и ответы позже.

Задрав голову, увидела роботизированный модуль, закрепившийся в люке купола. Мелкие дроны пояса моментально активировались и, отлепившись от базы на поясе, закружили вокруг меня, создавая силовое поле. Мои ноги легко оторвались от пола, и я полетела к модулю, из которого на магнитных досках десантировались бойцы.

Глава 4

Военный борт прибыл на выделенную полосу Земли. Трудно назвать эту посадку мягкой. Когда шаттл получил координаты приземления, выяснилось, что неизвестные взорвали полосу. Уходить на маневр пилоты не стали – это единственная доступная возможность сесть в Тринадцатом квадрате без дополнительных переговоров с наместниками территории.

– Хорошо устроились, бандиты, – посетовал Марков, погладив ладонью ремень безопасности кресла. – Со всех сторон защитились резолюциями и соглашениями. Чихнуть без криминала не можем, сразу права качать начнут: кидаться в крайности, трубить на весь мир о нарушениях рейдовиками прав граждан, требовать компенсаций и новых привилегий… Тьфу!

Илья Александрович поморщился и отвернулся от меня, пока я возилась с ремнями безопасности. Он сам не торопился отстегиваться, и я заподозрила, что напоследок хочет поговорить или дать напутствие. Причем Марков не боялся, что все происходящее на борту записывается и передается в Центр. Получается, разговор санкционирован, и я буду вынуждена расценивать его как приказ.

Я еще немного повозилась с ремнями, создавая видимость кипучей работы над проблемным замком, а Марков вдруг бросил:

– Тань, тут все прекрасно понимают, что происходит. Оставь ты этот замок. Хватит теребить. Разговор будет коротким, и я отправлюсь на базу. Прилечу потом, на завершающей стадии операции. Давай уже сядь, успокойся.

Я невольно улыбнулась. Надо же, как в детстве. Та же интонация, словно я по—прежнему шаловливый ребенок, неугомонный и обидчивый. Ну что на это скажешь? Приятно осознавать себя такой и чувствовать, что кому—то ты нужен, быть частью семьи – странной, однобокой, вывернутой наизнанку, но искренней и честной. Надо пользоваться моментом и насладиться ощущением. С мамой не удалось повидаться перед заданием, так хоть с Марковым успеть переброситься парой слов на прощание.

Ух! Дела—делишки! Чувствует мое сердце, слова Панина: «Тань, мы вляпались», – обрастут фразами, плавно превращающимися в события. Нужно быть тупицей, чтобы не понять: произошел тектонический сдвиг в обществе, и все происходящие безобразия, включая подрыв полосы для военных шаттлов – верхушка айсберга. Общественное мнение землян усиленно раскачивали, толкая груз маятника, называемый договоренностями, между обществом Абсолюта и теми, кто жил на Земле.

Кто это делал?

Знать бы! Голыми руками задушила бы эту гниду.

Конечно, Совет станции пошел на уступки в угоду себе и чтобы утихомирить вспыхивающие недовольства. Хорошая уловка, чтобы как на пожаре сбить верхнее пламя. Но возгорание происходит внутри, там, в толще грунта или шлака. Да—да, именно общество шлака подогревает обстановку, критикуя Совет и все, что он делает. Шлаку нравится управлять ситуацией, ведь он невидим, значит – неуязвим. Он подогревает другие слои, заставляет вспыхивать, и тогда происходит новое возгорание, как единственно возможный выход.

Да—а—а…

Отбор – одна из мер по предотвращению распространения пожара. Очередная уступка, которая понравится гнилым скопищам, заставит их сбавить градус.

А что потом?

Требуются кардинальные меры – программа. Надеюсь, тайм—аут, называемый отбором в стражники, переключит внимание публики и собьет искру огня недовольства, послужит дополнительным временем для разработки программы Советом.

– До встречи на соревнованиях. – Иван улыбался, глядя на меня.

Мы вместе летели на Землю. По непонятной причине Иван задержался на Абсолюте. Предполагать можно всякое, но наиболее вероятным выглядит разговор, который мог состояться между Паниным и его заместителем в госпитале, когда мужчина приходил в себя после газовой атаки. Хотя думать позволено что угодно, включая особое задание командования. Мне ли голову ломать, не зная всех краеугольных камней обстановки с отбором.

Я автоматически растянула губы в ответной улыбке и кивнула:

– Скоро увидимся.

Панина после событий на узловой станции кольца отправили в госпиталь, а Иван – его координатор – здесь. Неспроста, ох, неспроста! Четыреста одиннадцатый не стал отказываться от заявки на соревнования. Тогда увидимся и с ним.

Иван направился по широкому проходу, но возле проема притормозил и обернулся. Его взгляд… Я не могу его распознать – смесь недовольства, восхищения и противостояния. Он догадывался о просьбе Панина ко мне?

Вероятно. Нельзя, ни в коем случае нельзя с такими чувствами приступать к делу.

– Вань! – крикнула я и попыталась встать, но не преуспела из—за сдерживающих ремней. – У нас одна дорога, и мы по одну сторону баррикад! Всегда, слышишь? Всегда.

Глупость, но единственное, что пришло в голову. Увы, я не умею выражать добрых пожеланий – моя проблема. Я тараню людей грубостью, поддеваю за живое, язвлю, а слова поддержки получаются комканые, рваные, нелепые, как сейчас. Похоже, я все испортила и усугубила. Зачем полезла к Ваньке? Ума палата!

Иван кивнул в ответ и быстро скрылся.

– На высоте! – хмыкнул Марков, рассматривая опустевший проход. – У парня и так—то настроение на нуле, а ты еще добавила. Косноязычие – диагноз. А у тебя оно хроническое и обширное. Лучше бы помалкивала…

Я шумно выдохнула и отвернулась. Все вокруг поняли, что Панин собирался сделать мне предложение, от которого я не должна отказываться, и все молчат в тряпочку, заставляя меня делать ошибки.

Ладно, проехали.

Все всё знают и переваривают. Кушайте, не обляпайтесь. Приятного вам аппетита!

– Татьяна, разговор короткий, но серьезный.

Повернув голову, я наткнулась на скупой взор Ильи Александровича. К гадалке не ходи, так понятно, что получу порцию закрытой от остальных наблюдателей информации.

Панин предупреждал, что все данные разрозненные и полной картины не знает никто. Сейчас мне либо скажут дополнительные сведения, либо подтвердят сказанное Вадимом. Да, я ему не верю, хотя логика выступает на стороне бывшего однокурсника.

– Слушай меня, девочка. За время существования Абсолюта впервые произошел теракт, который мы упустили. Сейчас важна каждая деталь. Есть основания полагать, что в деле замешаны группировки с Земли. Их центр находится здесь, в Тринадцатом квадрате. Работа по выявлению ведется, парни из спецслужб делают все возможное и невозможное. Вчера во время твоего допроса пришло сообщение от одного из наших агентов. Полученной информации можно доверять, она подтверждена другими разрозненными сведениями. Шоу для публики останется только шоу. Командование заинтересовано в «посылке», которую будем искать мы. Аналитики просчитывают ситуации, разрабатывают планы – их задача. Твоя – провести Панина через лабиринт института. Он сказал, что поговорил с тобой о деле.

Все предельно ясно: задача поставлена и лишних вопросов нельзя задавать. Но так хочется. За прошедшие полтора суток их накопилось вагон и маленькая тележка. Систематизации требуют, а вместо этого копятся новые.

– Я один из манипуляторов?

– Да, – задумчиво произнес командир. – Я вижу, вы с Вадимом уже обсуждали положение дел. Тем проще.

– Вы проработали пассажиров? Что по Максиму Соловьеву?

– А не приснился тебе тот парень, девочка? – Мужчина произнес фразу без иронии. – Не было таких пассажиров в тот день на борту кольца.

– Четыреста одиннадцатый сделал запись…

– Он говорил о ней, и мы ее не обнаружили.

– Я говорила об армейских ботинках маленького размера. Удалось установить, были кражи или…

– Ничего. – Сожаление Маркова и его недовольство, словно ушат холодной воды. – Мы все проверили, включая сделанные тобой видеозаписи во время действия газа. Его нет.

– А другие структуры военного корпуса? Может, он оттуда? Не пересечься бы…

– Запрос отправлен, ждем. Как что—то прояснится – скажу.

– А что насчет парня, которого я подстрелила?

– Нет его, – дернул плечом Илья Александрович. Он всегда так делал, когда был чем—то недоволен. – Нет его, следов его крови, вообще ничего нет, Таня. Чисто – так эксперты сказали. На видео есть, а на деле – нет.

– А…

– Таня, – рявкнул Марков, – сутки кольцо находилось под внешним управлением, и мы не знаем чьим!

– Приехали…

Все коды, шифры, направления, разгрузка… Все!

Ой, мамочки!

Сутки? Ничего себе вбросы информации! Почему не сказали раньше?

Не три часа, а сутки все кольцо находилось в опасности. А если бы тот, кто решил поиграть на нервах у Совета, военного корпуса, и… Впрочем – не снимает с меня ответственности за столкновение.

Где утечка? Где? Это не просто работа крота. Придется переформатировать работу всех служб, отвечающих за безопасность. Сейчас, выходит, нет защиты. Все равно что выложить в открытом доступе все сверхсекретные шифры и надеяться на авось. Как давно оголена система? Сколько времени она потенциально опасна для всего сообщества космических колец? Есть сброс по другим кольцам?

Можно сказать себе: все эти дела для разбирательства специалистов, но… Остается огромное, жирное «но». Поставки, передвижение личного состава военного корпуса, продовольственные службы, личные дела граждан колец и посетителей с Земли… Перечисления продлятся до бесконечности. Над нами всеми нависла угроза, продолжаем свой жизненный путь под колпаком с той лишь разницей, что не знаем – чьим.

Мне повезло, я знаю парня, который в курсе, кто оборзел настолько, что засылает хакеров для вскрытия системы колец. Максим вытолкнул меня из зала – к такому развитию событий землянин был готов. Но почему он вытолкнул меня? На чьей он стороне? Спросить бы, да где ж его искать?

Как смогли хакнуть центральный пульт кольца без ведома военного корпуса?

Вероятно, не все у преступников сложилось, раз затронули только пересадочную станцию. Или она и была их целью? Напрашивается самый простой и логичный, на мой взгляд, вопрос: что или кого переправляли, или забирали неизвестные? Диверсия совершена, следы, я так понимаю, заметены, и мы при своих остались – с проблемой, и они при своих – вопросы решили. Планировалась тихая, мирная атака без жертв, если бы не я…

На мне кровь десятерых невинных пассажиров и одного боевика. Сорок человек с разной степенью ранений, пятеро из них – дети. И все это сделала я. Был ли у меня другой выход? Не знаю, с панинской серьги я могла их и не заметить. Только стоила ли вся моя выходка с задержанием человеческих жертв?

Я расшевелила улей, но не избавилась от пришлых «пчел». Они атаковали, а потом скрылись. Сердце и разум в моем теле заодно: выгораживают меня, слушая разговоры о контактном бое десяток с пришлыми. Что я сделала все возможное, чтобы задержать злоумышленников, и ребята едва их не схватили. Боевики в последний момент воспользовались неизвестным оружием и ушли.

Куда?

«Ведется расследование», – так говорят специалисты. Прямо мед, а не слова! Подслащивают горькую правду. Я снова невиновна, мало того, героически себя показала, а по сути…

Да что там говорить! Привыкла, что в рейдах гибнут люди, но не сегодня. Не в этот раз. Шла на таран, старалась ликвидировать преступников. Кто же знал, что они станут прикрываться людьми, будто живым щитом?

Идиотка! Забыла основу основ. С этого начинается любой курс в военном училище корпуса. Все всегда желают остаться в живых, ценят собственное существование выше жизни другого человека. Тем уродам, что преступают закон, все равно, кто рядом, лишь бы прикрыться человеком и продолжать смердеть, по возможности лет до ста.