Текст книги "Прогулки по Мадриду"

Педро Кампоманес, уроженец Астурии, выходец из крестьянской семьи, неустанным трудом и самообразованием достиг высших государственных должностей и дворянского титула. Политическая карьера не загасила любви Кампоманеса к науке, он был автором экономических трактатов, ученым-языковедом. После отставки Кампоманеса с поста председателя Совета Кастилии его сменил граф Педро Аранда, арагонский аристократ, душа мадридского общества, блестящий острослов, неизменный поклонник французской культуры. Скромный адвокат из Мурсии дон Хосе Мониньо, известный затем как энергичный государственный деятель граф Флоридабланка, активно способствовал политике реформ в области промышленности, торговли, образования, строительства дорог, каналов, управления провинций. Решающий удар был направлен против иезуитов, власть которых стала подлинным бедствием для развития свободной мысли в странах Пиренейского полуострова и их заокеанских колоний. По приказу Аранды после восстания в Мадриде, руководимого иезуитами, в апреле 1766 года они были высланы из Испании в Папскую область. Через шесть лет Хосе Мониньо, будучи послом в Италии, получил титул графа Флоридабланка за достигнутую в Риме значительную победу – это была папская булла 1773 года, распускавшая иезуитский орден «на вечные времена».

Среди первых заказанных Гойе официальных изображений государственных деятелей особенно известен портрет графа Флорибланка (1783, мадридский банк Уркихо). Статичный, несколько «топорный» портрет с господствующей, прямо стоящей перед зрителем худой фигурой премьер-министра – своего рода апофеоз его деятельности. На столе лежат книги и проект арагонского канала, строительство которого уже велось, на полу – раскрытое сочинение «Практика живописи» художника и историка искусств Антонио Паломино, на стене – портрет Карла III. В глубине виден архитектор Хуан де Вильянуэва, создатель здания будущего музея Прадо; на переднем плане, в стороне отодвинутым в тень Гойя изобразил самого себя, почтительно представляющего картину министру. Фигуры и все предметы на полотне не связны между собой, каждому отведена своя, как бы иллюстративная роль. Хотя в портрете немало недостатков, он правдиво воплощает то время социального обновления, которое переживало испанское общество. Изображена действительно крупная историческая личность, чья деятельность на благо государства имела вполне конкретный характер.

При Карле III, которого называют «первым и лучшим губернатором Мадрида», в городе осуществлялись значительные реформы. Задача состояла в том, чтобы столица Испании превратилась в благоустроенный, чистый, достойный высокого предназначения центр государства. В Мадриде проводились большие работы: мостили дороги и улицы, налаживали уличное освещение, трудились службы уборки мусора. Развернулось строительство не только дворцов и церквей, но и зданий гражданской архитектуры – госпиталей, театров, музеев, таможен. Монументальные постройки сооружались из дорогих материалов; город украсили многочисленные фонтаны, водоемы, новые парки с прекрасными статуями, изящные кованые решетки сменили глухие каменные ограды.

Все это придало Мадриду величественный, более цельный архитектурный и пластический облик, который определяет и по сей день его историческую и художественную ценность. Город как бы заговорил языком зрелых архитектурных форм. Как и в других европейских странах этого времени, в искусстве Испании господствующим направлением стал неоклассицизм.

Особенностью неоклассицизма, развивавшегося на общественном фоне эпохи Просвещения, было поклонение античности. В архитектуре применялась греко-римская ордерная система с ее четкой системой вертикальных и горизонтальных членений. Здания, преимущественного общественного назначения, следовали ясной логике основных объемов и планов, симметрии, соразмерности пропорций. Сдержанное скульптурное убранство отличалось аллегорическим характером образов, олицетворяло возвышенные понятия. В живописи преобладали картины, написанные на сюжеты античной мифологии и истории.

Художественное наследие неоклассицизма не было равноценным, немало его произведений несло печать рассудочности, сухости, холодной безжизненности.

Возрождению классических вкусов способствовало более близкое знакомство европейского общества с античными памятниками, после того, как были открыты города Геркуланум и Помпеи, стали широко известны книги немецкого археолога Иоганна Иоахима Винкельмана. Испания, когда-то провинция Римской империи, частично сохранившая на своей земле наследие культуры и искусства далекого прошлого, не осталась, естественно, в стороне от увлечения античностью.

Испанский неоклассицизм развивался под влиянием Академии Сан Фернандо, стремившейся монополизировать художественную жизнь страны, подчинить ее жестким правилам; характерно, что все проекты, планы, скульптурные модели могли быть претворены в жизнь только после утверждения академией, поддерживаемой государством. В 1774 году при академии была создана высшая архитектурная школа, где преподавали иностранные мастера. По примеру Мадрида академии были основаны в XVII веке в других городах Испании – Валенсии, Сарагосе, Барселоне, Кадисе и даже в колонии Новая Испания – в городе Мехико. В деятельности академий было много сковывающего и консервативного, но не следует забывать о той роли, которую они играли в развитии профессионального мастерства, в приобщении к высотам искусства.

Карл III благоволил итальянским зодчим, особенно к много строившему Франческо Сабатини (1721 – 1793). Однако во второй половине XVIII столетия из испанской среды выдвинулись крупные мастера, такие, как Вентура Родригес (1717-1785) и Хуан де Вильянуэва (1739-1811). Оба они были уроженцами Мадрида. Постройки Вентуры Родригеса можно встретить в других испанских городах, но в основном он работал в столице, став в 1752 году директором Академии Сан Фернандо. Его творчество, сохранившее приверженность к изысканным декоративным деталям, развивалось в русле раннего неоклассицизма. Прекрасный мастер рисунка, автор множества далеко не всегда реализованных проектов, Вентура Родригес формировался под влиянием работавших в Испании итальянских архитекторов, сотрудничал с Ф. Сабатини, пережил несколько творческих этапов. Одно из лучших его творений – созданная в молодые годы маленькая изящная мадридская церковь Сан Маркос (1749 – 1753), сохранившая в решении фасада и внутреннего динамичного пространства черты позднего римского барокко. К числу эффектных светских построек Вентуры принадлежит величественный дворец Лирия (1773) семейства герцогов Альба – богатейшая частная художественная коллекция в Мадриде. На портрете кисти его друга Гойи (Академия Сан Фернандо) Вентура Родригес предстает немолодым человеком яркого творческого склада, как бы обращенным к зрителю. Портрет был написан незадолго до смерти выдающегося зодчего, которого похоронили в церкви Сан Маркос.

Младший современник Вентуры Родригеса Хуан де Вильянуэва – строгий последователь доктрины неоклассицизма – сыграл значительную роль в истории Мадрида.

В разные периоды и с разной степенью активности Вентура Родиргес и Хуан де Вильянуэва участвовали в создании так называемого Салона (Большой зал) дель Прадо – одной из самых перспективных градостроительных затей времен Карла III.

Салон дель Прадо – отрезок бульвара Пасео дель Прадо между улицами Алькала и Каррера Сан Херонимо, созданный по проекту Хосе Эрмосильи, – датируется 1768 годом. Обсаженный деревьями широкий проспект замкнут на коротких сторонах крупными площадями с мраморными фонтанами в центре. На северном конце, на Пласа де ла Сибелес, площади Кибелы – массивный фонтан богини Кибелы в короне, восседающей на колеснице, влекомой парой львов; на южном – на современной площади Кановас дель Кастильо – фонтан Нептуна с фигурой стоящего на раковине морского бога с трезубцем в руке, раковину на этот раз влекут как бы поднимающиеся из водных глубин морские кони. Середину Салона дель Прадо отмечает самый стройный и самый удачный фонтан Аполлона или Четырех времен года. Фонтаны спроектировал Вентура Родригес, участвовавший в общем архитектурно-пластическом замысле. Статуи исполнили француз Робер Мишель и испанцы Франсиско Гутьеррес, Мануэль Альварес, Хуан Паскуаль де Мена.

Салон дель Прадо положил начало главной городской оси, идущей с юга на север. От площади, где восседает дородная Кибела, двинулся в северном направлении бульвар Реколетос, Пасео де Реколетос, переходящий далее в Пасео де ла Кастельяна. Так возникла эффектная, наделенная далевой перспективой мадридская магистраль, которая одновременно служит движению транспорта и местом для прогулок. Старый бульвар Пасео дель Прадо сохранил свое значение в южном отрезке, отходящем от круглой площади, украшенной фонтаном Нептуна, в эту часть бульвара влилась с запада улица Аточа. Однако главным центром скрещения городских осей стала (и продолжает оставаться) Пласа де ла Сибелес, или просто Сибелес, которую пересекла улица Алькала. Издавна названная «красивой», улица Алькала, некогда простая сельская дорога, затем дорога на Арагон, в течение веков застраивалась солидными домами, прекрасными дворцами и храмами. Ее значение особенно возросло после того, как в 1788 году Ф. Сабатини украсил улицу триумфальной аркой Пуэрта де Алькала, посвященной Карлу III. Широкая, развернутая по горизонтали, арка состоит из пяти пролетов, округлых и прямоугольных. Центр выделен фронтоном с гербом, колоннами, военными символами и декоративной скульптурой. Когда-то арка наряду с воротами Аточа и Сан Висенте (последние были спроектированы Педро де Риберой) в противоположной, западной, части города, которые не сохранились, служила торжественным въездом в испанскую столицу. Ныне изолированная на круглой площади Независимости непрерывным потоком огибающих ее машин, Пуэрта де Алькала воспринимается просто как монументальный исторический памятник города, своего рода его запоминающийся знак.

Пуэрта де Алькала

Не менее знаменит фонтан богини Кибелы. В условиях сухого и знойного мадридского лета созданию фонтанов, водоемов и бассейнов всегда уделялось повышенное внимание. Вода использовалась расточительно. В середине XIX века правительству Изабеллы II пришлось построить мадридский канал, берущий начало из горной реки Лосойя.

В том впечатлении, которое производит Салон дель Прадо, значительная роль принадлежит его мощным фонтанам. Их пластика, композиция, расположение в протяженном пространстве достаточно просты. Однако как главные декоративные центры они создают столь необходимую здесь атмосферу нарядной праздничности. Радостный подъем охватывает каждого при виде необычного ликующего зрелища, рожденного видом этих фонтанов. Игра водной стихии призвана вместе с тем оттенить общий строгий, сдержанный и ясный образ архитектурного окружения. Главная заслуга здесь принадлежала Хуану де Вильянуэве. В 1785-1790 годах он создал обширный Ботанический сад, стройное здание Обсерватории с колонным портиком и астрономической башней, Музей естественной истории. Характер этих сооружений, расположенных в непосредственной близости к зеленому массиву парка Буэн Ретиро, само их назначение отвечали духу эпохи Просвещения с ее интересом к миру природы, знаниям, обогащающим человека.

Творчество Хуана де Вильянуэвы внесло в архитектурный облик Мадрида организующее начало. Напомним, что именно ему принадлежит завершение в 1790 году ансамбля Пласа Майор. Не менее наглядный пример – здание Музея естественной истории, которое стало господствующим в пространстве Салона Прадо, подчеркнуло его спокойную протяженность и строгий ритм. Помимо того что здание является одним из монументальных памятников мадридской архитектуры XVIII века, широкую популярность ему принесло превращение во всемирно известный музей Прадо, впервые открытый 19 ноября 1819 года.

Хуан де Вильянуэва. Музей Прадо. Фрагмент фасада

Многочисленные части музея объединены в единую и четкую композицию. Фасад, выходящий на Салон дель Прадо, как бы замыкает его величественным массивом. Арки между прямоугольными нишами со статуями и медальонами обрамляют центр здания с дорическими колоннами и мощным аттиком. Перед фасадом в 1899 году была установлена бронзовая статуя Веласкеса. Северный фасад, выполненный в ионическом ордере, кажется менее строгим, двухсторонняя лестница (построенная позже) ведет на второй этаж. Перед этим фасадом находится памятник Гойе (1902), перед южным – памятник Мурильо (1871).

Городская зона, которая группируется около Пасео дель Прадо, принадлежит к лучшим, как бы самым «интеллектуальным» частям Мадрида. Она сформировалась уже в XVIII веке. Поблизости от музея Прадо находятся известные нам архитектурные памятники, в измененном виде вошедшие в ансамбль Буэн Ретиро, – музеи Касон и Военный музей. Недалеко расположены Национальная академия языка, Музеи театра, декоративного искусства, Морской музей; несколько дальше – Музей испанского народа, Музей этнографии.

Среди застройки XVIII-XIX веков близ музея Прадо неожиданно возникает готическая церковь Сан Херонимо. Основанная в 1503 году церковь подвергалась неоднократным перестройкам и вызывает не столько художественный, сколько исторический интерес. Церковь составляла часть того монастыря, на землях которого построен Буэн Ретиро. Монастырские владения были обширны, улица, выходящая на площадь Кановас дель Кастильо, уже известна нам как Каррера Сан Херонимо (Большая дорога Святого Иеронима). Воздвигнутое на ней в 50-е годы XIX века здание Кортесов, испанского парламента, принадлежит иному времени, но, выдержанное архитектором Н.П. Коломером в стиле позднего неоклассицизма, оно естественно вписывается в эту, как ее иногда называют, «греческую» зону.

Если в XVIII веке восточная часть Мадрида обрела упорядоченный и облагороженный вид, то западная, обращенная к Мансанаресу, выглядела по-прежнему хаотично. Королевский дворец смотрелся каменным великаном среди невзрачных карликов. В 1761 году к югу от дворца началось строительство большого храма Сан Франсиско эль Гранде. Монументальная ротонда с шестью капеллами перекрыта огромным куполом диаметром в 33 м. В своих основных формах созданная Ф. Сабатини, базилика близка итальянской традиции. Бесконечно и разнообразно ее внутреннее убранство, насыщенное произведениями испанских мастеров начиная с XVII века. В левой от входа капелле – роспись Гойи «Проповедь Святого Бернардина Сиенского», первая его заказная работа в Мадриде.

Глядя на старые гравюры, на картину Гойи «Майский праздник в долине Сан Исидро», можно убедиться, что строительство огромного храма Сан Франсиско эль Гранде с его крупными объемами внесло в панораму Мадрида, которая открывается со стороны Мансанареса, впечатление большей уравновешенности и единства.

В правление Бурбонов и особенно при Карле III сооружались новые, но чаще перестраивались старые королевские резиденции, получившие название Sitios Reales (королевские места, владения). Расположенные в окрестностях Мадрида, на месте охотничьих дворцов и угодий, они имели долгую историю.

Церковь Сан Франсиско эль Гранде

Построенный в Эль Пардо в 1568 году дворец – прямоугольник с четырьмя башнями по углам и сухим рвом – напоминал крепость. Одна из его достопримечательностей – росписи юго-западной башни, посвященные аргосской царице Данае, которые исполнил архитектор, скульптор и живописец Гаспар Бесерра (1520-1570), знаменательны тем, что в XVI веке впервые были созданы испанским мастером, ранее декоративные работы в Испании поручали иностранцам. Во время пожара 1603 года, нанесшего большой урон дворцу, выгорел и сосновый бор, когда-то запечатленный на одной из старых гравюр. В XVII столетии резиденция Эль Пардо служила в основном временным пристанищем королевской семьи. В правление Карла III охотничьи угодья значительно увеличились, а сам дворец Эль Пардо был расширен почти вдвое усилиями неутомимого Сабатини, обладавшего исключительным мастерством достигать при разнообразии архитектурных элементов художественного единства образа. Многие испанские и иностранные художники и декораторы украшали обновленный дворец, среди них был молодой Гойя, создавший картоны для шпалер дворцовой столовой.

С 1940 по 1975 год в Эль Пардо жил генерал Франко. После реставрации 1983 года, в ходе долгих работ, когда внутренний двор был перекрыт застекленным потолком, дворец стал современной резиденцией для приема высоких официальных гостей.

В окрестностях Эль Пардо располагалась дошедшая до нас в руинах Торре де ла Парада (Охотничья башня), построенная в XVI веке и посещаемая в сезоны охот Филиппом IV. Для украшения этого здания им были заказаны Веласкесу так называемые охотничьи портреты – самого короля, его брата инфанта Фердинанда и наследного Бальтасара Карлоса (ныне они представлены в музее Прадо). Гораздо значительнее была другая постройка в лесу Эль Пардо – дворец Ла Сарсуэла. Его история начинается с 1625 года, когда инфант Фердинанд купил примыкавшие к Эль Пардо земли близ источника Сарсуэла, на которых возвел дворец, окруженный садами.

Дворец Ла Сарсуэла представлял собой сравнительно небольшое одноэтажное здание с внутренним двором, каменным цоколем с прорезанными в нем окнами полуподвала. Дворец пострадал при нашествии Наполеона, а во время гражданской войны 1936-1939 годов, когда линия фронта проходила от него в непосредственной близости, был почти целиком разрушен. В 1960-е годы начались восстановительные работы, которые коснулись и красивого парка, расположенного на террасах. Хотя главной частью комплекса остался дворец XVII века, здание значительно расширили, обновили, украсили в соответствии с современными вкусами. Дворец Сарсуэла в настоящее время – резиденция их величеств короля и королевы Испании.

С историей и культурой Мадрида тесно связан дворцово-парковый ансамбль в Аранхуэсе, расположенный к юго-востоку в плодородной долине, где река Тахо сливается с своим притоком Харамой и образует две затейливые петли.

В глубокой излучине Тахо в 1387 году магистр рыцарского ордена Сантьяго воздвиг замок, ставший затем собственностью испанской короны. Местность была такой прекрасной и завидной, что ее посещали короли Фердинанд и Изабелла, а Карл V и Филипп II намеревались соорудить здесь королевский дворец. Эту затею удалось частично осуществить Филиппу II, который в 1564 году привлек к строительству Хуана де Толедо, а затем Хуана де Эрреру, создателей Эскориала.

Король, с детства любивший Аранхуэс, большое внимание уделял благоустройству его садов, приглашая опытных специалистов из стран Европы. Хотя дворец не был завершен и в XVII веке, сюда во времена Филиппа IV часто приезжала королевская семья в сопровождении придворных, особенно весной, когда цвели возделанные сады. После пожара середины 1660-х годов дворец был перестроен, однако его современный облик и размеры принадлежат XVIII столетию, когда по воле Карла III Сакетти расширил центральный корпус боковыми двухэтажными крыльями, и дворец превратился во внушительное розово-белое, раскинувшееся в ширину тяжеловатое здание. Эффектная входная лестница, созданная в 1735 году итальянцем Д. Бонавиа, ведет в многочисленные богатые покои дворца-музея, насыщенного произведениями искусства. Особой известностью пользуются парки Аранхуэса.

Непременной принадлежностью дворцов и загородных поместий испанской высшей аристократии стали прекрасные сады и парки. В городе дворец обычно выходил фасадом на оживленную улицу, и трудно было представить себе, что сзади него простирается обширный ухоженный парковый участок с фонтанами. Одна из самых родовитых в Испании семья герцогов Осуна владела в Мадриде богатыми дворцами, но почти легендарной считалась их вилла Каприччо или Аламеда де Осуна за пределами города (не сохранилась). Вилла славилась своими коллекциями, а ее парк, исполненный в романтической традиции, – редкой красотой. Герцогская чета была покровителем и заказчиком Гойи, в 1767 году он исполнил для Аламеды несколько панно, где фоном служат пронизанные солнцем чудесные пейзажи с мягкой линией гор на горизонте.

В XVIII веке жизнь испанского общества, испытавшего прилив новых сил, была насыщена резкими контрастами. Основание Национальной библиотеки в 1711 году, Королевских академий – языка, истории, медицины, художеств – закладывало фундамент знаний. Создание королевских мануфактур (в Мадриде: в 1721 году Санта Барбара – по производству тканых ковров; в 1759 году Буэн Ретиро – по производству фарфора; в 1728 году в Ла Гранхе де Сан Ильдефонсо – по производству стекла) способствовало подъему художественного ремесла, позволило мастерам искусств работать в новых областях, не связанных с религиозной тематикой. В столице литературные кружки располагались в кафе и тавернах, снискавших популярность среди просвещенных кругов общества. Позиции поборников национальной старины оставались достаточно сильными; они проявляли себя в литературе, в изучении архивов, документов, освещавших историю страны. Так, плодом долгого труда историка искусств Х.А. Сеана Бермудеса, друга Гойи, стал изданный в Мадриде в 1800 году Словарь самых знаменитых художников Испании. Несмотря на то что в театрах господствовал французский репертуар, мадридские театральные залы тесно заполнялись зрителями, когда исполнялись сайнеты – одноактные комедии из народного быта и близкие к ним по жанру тонадильи, сопровождаемые музыкой, пением и танцами. Французских актеров нередко освистывали, своих же – среди них по-прежнему выделялись блестящие таланты – встречали овациями. Попытка возродить испанский народный театр отчасти увенчалась успехом в сайнетах Рамона де ла Круса (1731-1794), посвященных жизни и типам мадридских улиц.

В испанской столице борьба тенденций проявлялась в крайних, на редкость негибких формах. Известно высказывание Карла III: «Испанцы – это дети, они кричат, когда их моют». Испанцев «мыли» принудительным, насильственным путем, запреты и ограничения наносили удар по их национальному укладу, устоявшимся обычаям. Сторонники реформ, поклонники французской литературы изымали из репертуара пьесы драматургов Золотого века – Лопе де Веги, Тирсо де Молины, Кальдерона. Попытки запретить корриду, некоторые празднества, зрелища, карнавалы, а по наущению инквизиции – любимый танец фанданго вызывали бурные протесты.

В 1776 году министр Карла III маркиз Леопольде Эскилаче пытался реформировать мужскую одежду. Испанцы, закутанные в длинные, почти до земли плащи, с надвинутыми на глаза большими полями шляп, выглядели зловеще. Под такой одеждой можно было легко скрыться бродягам и бандитам. Реформа Эскилаче укорачивала длину плащей и заменяла шляпы французскими треуголками. Неповиновение грозило высылкой на четыре года. В Мадриде началось восстание, известное как «бунт Эскилаче».

Возмущение народных масс оказалось столь яростным, что король вынужден был отправить своего министра в отставку; новая же мода, особенно в ношении треуголок, постепенно вошла в обиход.

Сопротивление этой реформе, которая затрагивала национальные чувства, объяснимо. Между тем вполне безобидные, цивилизованные мероприятия встречали такую неожиданную реакцию, что сравнение испанцев с несмышлеными детьми может показаться слишком мягким. Когда Кампоманесу, например, удалось наладить освещение мадридских улиц, разъяренные толпы, подстрекаемые фанатичными монахами, разбили стекла в фонарях. Столь необходимая очистка города от непролазной грязи была встречена с негодованием во всех слоях общества. Абсурдные доводы о том, что испарения, поднимающиеся от нечистот, благотворно насыщают разреженный мадридский воздух, уместнее прозвучали бы во времена средневекового обскурантизма, нежели в эпоху Просвещения.

Нередко застрельщиками уличных беспорядков, направленных против всякого рода новшеств, выступали представители городских низов, так называемые махо и махи, по-испански «франт», «франтиха». Их разновидность составляли «маноло» («мадридский парень») и «манола» ( «мадридская девушка»). В основном все они принадлежали городскому простонародью и в жизни Испании наиболее отчетливо заявили о своем существовании к середине XVIII века. Так называемый махаизм (термин современной науки) был далеко не прост. В политическом отношении его роль оказалась ничтожной, ибо подчеркнуто независимый, подчас вызывающий характер поведения городской молодежи никак не подрывал ни основ монархии, ни власти католической церкви. В том, что махо и махи выступали хранителями традиций в укладе жизни, обычаях, празднествах, музыке, танцах, типе национальной одежды, было немало ярких привлекательных черт, сообщивших жизни города романтический живописный оттенок. Эта преданность старому проявлялась нередко во внешних формах театрализованной игры, где свою роль выполняли особенности костюма. Мадридские франты носили узкие облегающие панталоны, парчовые жилеты, короткие куртки, широкие, охватывающие талию, цветные пояса, темные плащи, шляпы или треуголки. Городские франтихи узнавались по широким юбкам до щиколоток, вышитым корсажам с глубоким декольте, мантильям и обязательному вееру в руках. Во все времена главное украшение испанки – ее волосы, за которыми она бережно ухаживает. По французской моде знатные дамы носили пудреные парики, в то время как мадридские махи щеголяли пышными, свободно падающими на плечи локонами, прикрытыми кружевными черными и белыми мантильями. Не подчиняясь официальным правилам поведения, вызывая подражание в высших кругах общества, франты и франтихи казались олицетворением вольнолюбия. Однако их среда непрестанно порождала мошенников, воров, бандитов, проституток. К концу XVIII столетия, по свидетельству современников, махаизм в Испании превратился в настоящее социальное зло.

Просвещенные устремления века с трудом утверждались в стране, где роскоши двора и знати противостояли нищие и неграмотные народные массы, скованные в течение веков гнетом темных суеверий и предрассудков, ложных представлений и фанатичных верований. Противником всего нового выступала католическая церковь и ее верная опора – инквизиция. Реформаторы эпохи просвещенного абсолютизма хотя и пытались ограничить власть инквизиции, но вступить с ней в решительную борьбу не осмеливались.

Инквизиция, учрежденная в Испании в 1480 году с целью надзора над крещеными маврами (морисками), превратилась в серьезную политическую силу. Она содействовала укреплению власти абсолютизма и обогащала государственную казну путем конфискации имущества осужденных. В результате гонений, направленных против «духа ереси, мятежа и неповиновения», сотни тысяч безвинных жертв были сожжены на кострах, замучены в тюремных застенках. Процессы этого высшего политического суда отличались особой свирепостью в XVI веке, во времена Филиппа П. Сеть тайных агентов и доносчиков опутывала страну, никто не был уверен в завтрашнем дне. В XVII столетии число жертв инквизиционного трибунала уменьшилось.

Вспомним, однако, что зрелище аутодафе на мадридской Пласа Майор собирало, как на торжественный праздник, огромную фанатичную толпу. В XVIII веке публичные массовые казни в присутствии короля, его семьи и двора уже не устраивались. Свои судилища инквизиция перенесла в секретные тюрьмы, где допрашивали, пытали, держали в темных казематах.

В 1778 году в Мадриде состоялся громкий процесс известного адвоката, писателя и государственного деятеля Пабло Олавиде, соратника Аранды, обвиненного, в сущности, в свободомыслии.

Олавиде не отправили на костер, но приговор инквизиционного трибунала отличался суровостью. Он включал конфискацию имущества, изгнание из Мадрида, лишение гражданских прав, заточение в монастырь на восемь лет и такие унизительные детали, как обязанность носить грубую одежду и передвигаться пешком или верхом на осле. «Святая инквизиция, сеньор, неусыпно бодрствует в нашей стране для нашего спасения» – эти слова простого возницы, обращенные к итальянскому путешественнику, достаточно красноречивы.

Изображения жертв и узников инквизиции вошло в графические произведения и живопись Гойи. Он, возможно, присутствовал на позорном судилище Пабло Олавиде в мадридской церкви Сан Доминго. Во всяком случае, процедура заседания инквизиционного трибунала ему была известна. В одной из небольших, написанных на досках картин, предназначенных для себя (Академия Сан Фернандо, Мадрид), он обратился к этой теме. В глубине сумрачного зала церковного здания, освещенного факелами и свечами, заседает трибунал: осужденным зачитывается приговор. Они изображены на переднем плане в желтых балахонах – санбенито и высоких остроконечных колпаках – каросах, разрисованных красными языками пламени, их руки связаны. Один из еретиков с поникшей головой возвышается на желтом помосте, рядом духовные и светские власти, возглавляемые безразличным и важным коррехидором. Трое других осужденных стоят у подножия помоста. Пространство, вмещающее множество тонущих во мгле людей, кажется уплотненным и душным. Томительно-безнадежно тянется время. Господствует темная гамма, насыщенная контрастами белого и черного в монашеских рясах, с яркими цветовыми вспышками желтого и оранжевого.

Впервые инквизиция была упразднена указом Жозефа Бонапарта 4 декабря 1808 года во время французской оккупации Испании. Она отменялась декретами первых испанских революций и восстанавливалась в периоды реакции и, наконец, что трудно себе представить, только в 1834 году была упразднена навсегда. Эти факты истории окраинной страны Европы ушли в прошлое. Но в ту пору они были жестокой реальностью, оставившей глубокие следы. Атмосфера страха и преследований, насаждаемая инквизицией, боровшейся со «слугами сатаны», не уничтожила, а, напротив, укрепила веру народных масс в колдовские силы зла, темную власть дьявола.

Курс просвещенной монархии, который формировал буржуазное развитие страны, не мог быть всесторонне претворен в жизнь испанским государством с его крепкими феодальными устоями. Стоило измениться политической ситуации, прийти к власти деятелям иного склада и ориентации, как все пошло прахом.

После смерти Карла III в стране воцарилось позорное трио: похожий на дородного лавочника король Карл IV, злобная и распутная королева Мария Луиза и ее любовник Мануэль Годой – наглый временщик, проделавший за короткий срок головокружительную карьеру от простого гвардейского офицера до фактического правителя государства. Не отягощенный знаниями военного искусства, политических дел, путавший Россию с Пруссией, Годой был осыпан монаршими милостями, всеми возможными пышными титулами и званиями, начиная от генералиссимуса, князя Мира, испанского инфанта, герцога Алькудиа, адмирала Кастилии до президента Академии Сан Фернандо, директора Музея естественной истории, Астрономической обсерватории, Химической лаборатории и Ботанического сада. Фаворит открыто и беззастенчиво грабил страну, скоро став владельцем не только огромного капитала, но и земель, дворцов, картин, драгоценностей. Яростная схватка за власть между Годоем и инфантом Фердинандом вносила разлад в королевскую семью. Население страны возлагало надежды на наследника престола и ненавидело фаворита, прозванного за его происхождение из Эстремадуры «колбасником» (область славилась своей колбасой).