Текст книги "Тимур и его команда и вампиры"

Глава 3

Евгения разминулась с сестрой на станции ровно на один поезд – она приехала раньше, еще до того, как обеспокоенная Ольга заторопилась к станции. А все почему? Замешкалась в библиотеке – подбирала себе книжки по истории. Поэтому сразу побежала на электричку, а искать комендатуру и отправлять телеграмму на московском вокзале не стала. Зато, выпрыгнув из вагона, она первым делом отправилась на поиски поселковой почты. Женька точно помнила, как пройти к почте через заброшенный сад, – но ей помешали сандалии, надетые на босу ногу. Овраг зарос крапивой – листья больно жалили нежную кожу, оставляя болезненные красные пупырышки.

Начинало смеркаться – девочка повертела в руках запечатанный конверт с телеграммой. Сомнительно, чтобы там были срочные новости, – ничего особенного в жизни сестер за последнее время не происходило. И еще неизвестно, примут ли спецтелеграмму-молнию в секретную воинскую часть на обычной почте. Женька не знала, сколько сейчас времени, но сгущались сумерки – вдруг почта уже закрыта?

Возиться с телеграммой совсем не хотелось – она виновато вздохнула и сунула конверт в карман. Сейчас главное – отыскать их дачу, а телеграмму можно отправить и утром. Она не знала, куда забрела, и как отсюда добраться до их дачи, поэтому, заметив случайного прохожего – с виду приличный человек в добротном костюме и мягкой шляпе, – решилась спросить дорогу. Чтобы нагнать незнакомца, девочка прибавила шагу и крикнула на ходу:

– Товарищ, товарищ! Погодите, постойте же… Скажите, как пройти на улицу Зеленую?

Прохожий остановился, посоветовал срезать угол и идти через кладбище – тень от широких полей шляпы закрывала его лицо, виден был только рот и волевой подбородок. Когда незнакомец улыбался, его зубы сверкали непривычной яркой белизной, казавшейся неуместной в вечерний час на задворках дачного поселка.

– Какой дом вам нужен? – уточнил прохожий с легким акцентом.

– Дача Александровых, мы там будем жить все лето… – скороговоркой объяснила она.

– Значит, милая молодая дама по имени Ольга – ваша сестра?

Девочка смешалась. Никаких «молодых дам», тем более «милых» она не знает. Хотя ее сестру действительно зовут Ольга, и Ольга строго-настрого запретила ей разговаривать с незнакомыми. Надо было выкручиваться – Женька пожала плечами:

– Нет у меня никакой сестры!

– Ааааа… – протянул незнакомый, закурил сигарету и задумался о чем-то своем, вероятно очень серьезном и взрослом.

– Беее! – не удержалась Женька. Она хотела показать дядьке язык, но передумала: вдруг положительный товарищ в костюме однажды заглянет к ним в гости и заодно нажалуется сестре на ее хулиганскую выходку? Ох – темнеет! Ольга, наверное, здорово волнуется. Надо торопиться. Женька махнула рукой незнакомцу, перепрыгнула через ржавую кладбищенскую ограду и торопливо зашагала по аллее, а товарищ отшвырнул недокуренную сигарету и устремился в сторону запущенного сада.

Идти среди могил оказалось совсем нестрашно – полная луна зависла в небе как большой электрический прожектор – и Женя без труда разбирала надписи на надгробных плитах. Тем более на кладбище она была не одна – около статуи мраморного ангела с крестом в руках сидела рыжеволосая девчурка.

– Послушай, как пройти на Зеленую улицу? – окликнула ее Женька.

Девчушка повернулась к ней – наверное, они были одного возраста, но выглядела незнакомка очень худенькой, бледной, почти прозрачной. При этом одета в некоторое подобие маскарадного костюма – длинное старомодное платье с кружевами, с шеи свисает толстая цепь с медальоном, на котором крупными буквами написано «Bertha». Манжеты и подол у платья сильно истрепались, оно не прикрывало босых ног девчурки, длинные волосы спутались. Вид у нее был абсолютно несчастный!

Женька подошла поближе и протянула руку:

– Давай знакомиться! Тебя как зовут? – затараторила она. – Откуда ты приехала и где твои родители? Почему ты здесь гуляешь одна среди ночи?

Девчурка молча встала. Ее глаза блеснули болезненным, лихорадочным блеском, и она молча, медленно и плавно поплыла между могил, казалось не касаясь ногами земли. Женька бросилась следом за нею:

– Постой, погоди… – Но догнать странную незнакомку ей никак не удавалось.

Луна на небе спряталась за облака, стало темно, где-то неподалеку завыла собака, Женька испуганно зажмурилась. А когда открыла глаза – девчурки нигде не было видно. Ей стало не по себе. Ни за что в жизни дочь комдива Александрова не призналась бы, что ей тоже бывает страшно! Она огляделась, попятилась назад, налетела на ледяной могильный камень и бросилась прочь от этого старинного заколдованного места. Туда, в поселок, к простым и понятным людям.

Не разбирая дороги, она мчалась к ближайшей даче – серому двухэтажному строению.

Взбежала на крыльцо, постучала и громко, но очень вежливо спросила:

– Скажите, пожалуйста, как пройти на улицу Зеленую?

…Ей не ответили. Она постояла, подумала, открыла дверь и через коридор прошла в комнату. Хозяев дома не было. Тогда, смутившись, она повернулась, чтобы выйти, но тут из-под стола бесшумно выползла большая светлорыжая собака. Она внимательно оглядела оторопевшую девчонку и, тихо зарычав, легла поперек пути у двери.

– Ты, глупая! – испуганно растопыривая пальцы, закричала Женя. – Я не вор! Я у вас ничего не взяла. Это вот ключ от нашей квартиры. Это телеграмма папе. Мой папа – командир. Тебе понятно?

Собака молчала и не шевелилась. А Женя, потихоньку подвигаясь к распахнутому окну, продолжала:

– Ну вот! Ты лежишь? И лежи… Очень хорошая собачка… такая с виду умная, симпатичная.

Но едва Женя дотронулась рукой до подоконника, как симпатичная собака с грозным рычанием вскочила, и, в страхе прыгнув на диван, Женя поджала ноги.

– Очень странно, – чуть не плача, заговорила она. – Ты лови разбойников и шпионов, а я… человек. Да! – Она показала собаке язык. – Дура!

Женя положила ключ и телеграмму на край стола. Надо было дожидаться хозяев. Но прошел час, другой… Уже стемнело. Через открытое окно доносились далекие гудки паровозов, лай собак и удары волейбольного мяча. Где-то играли на гитаре. И только здесь, около серой дачи, все было глухо и тихо.

Положив голову на жесткий валик дивана, Женя тихонько заплакала.

Наконец она крепко уснула.

* * *

Она проснулась только утром.

За окном шумела пышная, омытая дождем листва. Неподалеку скрипело колодезное колесо. Где-то пилили дрова, но здесь, на даче, было по-прежнему тихо.

Под головой у Жени лежала теперь мягкая кожаная подушка, а ноги ее были накрыты легкой простыней. Собаки на полу не было.

Значит, сюда ночью кто-то приходил!

Женя вскочила, откинула волосы, одернула помятый сарафанчик, взяла со стола ключ, неотправленную телеграмму и хотела бежать.

И тут на столе она увидела лист бумаги, на котором крупно синим карандашом было написано:

«Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь».

Ниже стояла подпись: «Тимур».

«Тимур? Кто такой Тимур? Надо бы повидать и поблагодарить этого человека».

Она заглянула в соседнюю комнату. Здесь стоял письменный стол, на нем чернильный прибор, пепельница,[5]5
  Повесть «Тимур и его команда» цитируется по изданию: А. П. Гайдар. Собрание сочинений, том III, М.: Детгиз, 1956, с. 91—93


[Закрыть] патефон, рядом – целая стопка пластинок, небольшое зеркало и коробка с театральным гримом.

Тут же Женя обнаружила прочий театральный реквизит: шляпу-треуголку, тросточку, отделанную слоновой костью, сверкающую шпагу с витым эфесом. Она опасливо стиснула эфес в ладони – кто знает, сколько приключений пережила эта шпага? Что еще предстоит?

Рядом стоял огромный и очень красивый старинный ларчик. Девочка не удержалась и откинула крышку – на бархатном ложе покоились два старинных пистолета!

Зачем такие дачнику? Женька бережно провела пальцем по рукоятке с золотыми насечками… Затем осмелела и вытащила оружие – оно оказалось очень тяжелым и неудобным. Прицелилась, поджала губы и посмотрела в зеркало. Чего-то недоставало. Нахлобучила на голову треуголку, одной рукой оперлась на тросточку, во вторую взяла пистолет и посмотрела в зеркало!

Вид у нее был серьезный – как у настоящей артистки! Здорово было бы сняться в таком виде на фото, а потом показать в школе. Можно даже наврать, что летом ее приглашали сниматься в кино про взятие Бастилии и Французскую революцию. Да вот только сестра ей строго-настрого запретила. Что Ольга ей запретила, любой поверит!

Женька до отказа сдвинула брови, поджала губы и прицелилась в зеркало.

Внезапно грохот рассыпался по комнате, хотя девочка и не думала дотрагиваться до курка. Вонючий серный дым заволок все кругом. Зеркало упало и разлетелось на мелкие кусочки. Где-то за окнами пронзительно завыла милицейская сирена. Забыв про ключи, телеграмму и связку библиотечных книг, Женька бросилась прочь из этого странного и опасного дома.

* * *

Кубарем скатившись с чужого крыльца, Женька, пригнувшись, опрометью промчалась по дорожке вдоль живой изгороди и отдышалась только у высокого забора. При свете дня дачный поселок выглядел совсем нестрашным: обжитым и уютным. Тем более улица была отлично знакома девочке – нехорошая дача располагалась как раз напротив дома, который семья Александровых из года в год снимала на весь летний сезон. Сквозь порядочную щель в заборе Женька подсмотрела, как на высокой остекленной веранде готовит завтрак ее старшая сестра. А когда на тихую улицу свернула милицейская машина, Ольга бросила примус и кофейник, выбежала за калитку и остановилась, глядя вслед казенному автомобилю.

В глазах у Ольги блестели слезы.

«Надо срочно идти домой, – думала Женька, – иначе сестра отправится на розыски вместе с милицией. Хорошего из такого дела выйдет мало, опять будет крик и ссора. Жаль, времени придумать сносное объяснение у нее попросту нет!

Вывалить Ольге все – одним махом? Нет, так нельзя – был бы отец – он бы понял. А Ольга – что? Одно название „старшая сестра“, а присмотреться – такая же девчонка, как Женька, только с паспортом. Она ни за что не поймет!

Значит, надо рассказывать как можно дольше, тогда не придется сразу сознаваться. Человека надо сперва подготовить, а уж потом сознаваться про забытые библиотечные книги, потерянный ключ и неотправленную телеграмму».

Женька отодвинула нагретую солнцем доску, незаметно выскользнула из-за забора, втянула голову в плечи, подкралась к сестре, прижалась к ее спине и жалобно пролепетала:

– Оля… Оля – ты ругаться не будешь?

Девушка вздрогнула от неожиданности, оглянулась и оглядела младшую сестру – живую и здоровую. Ольга сразу насупилась, схватила младшую за плечо и потащила с улицы на дачную веранду:

– Буду!

– Ну ругайся, – согласилась Женя и позволила сестре отвести себя на веранду. – Оля, ты только бровями не дергай и не плачь, пожалуйста! Плакать я и сама умею…

Ольга побледнела и оперлась рукой о столешницу:

– Что стряслось?

– Ты не думай – ничего страшного… Просто такой, знаешь, случай… Странное, непредвиденное происшествие…

Женька, не умолкая ни на секунду, налила в стакан чая и откусила пряник – значит, с младшей все в порядке. У Ольги отлегло от сердца, но виду она не показала, а стала строго отчитывать сестру:

– Мы тебя прождали на станции целый вечер!

– Кто мы?

Ольга смешалась – не сестрино это дело, с кем она знакомится и ходит в кино.

– Мы – значит, люди. Тут такое творится – милиция с ног сбивается! А ты шатаешься неизвестно где! Женя, я волновалась! Ты отправила телеграмму? Где книги? Расскажи все толком. Почему ты не приехала вчера?

– Я приехала вчера. Только как-то все не заладилось. Иду со станции – вижу, девочка ходит по улице… Беспризорная!

– Евгения! В советской стране нет беспризорных детей! Прекрати выдумывать!

– Да я правду говорю! Иду я со станции, а мне навстречу товарищ в полосатом костюме. Я ему здрасте – и он мне здрасте. Я ему – как пройти на Зеленую улицу? А он мне говорит – так мы соседи! Наверное, твою сестру зовут Ольга?

Ольга вспыхнула, – ну конечно, он знал, знал, как ее зовут!

– А ты что?

– Я? Отвечаю – нет у меня никакой сестры!

– ЧТО? – ужаснулась Ольга. – Как ты могла? Нельзя врать взрослым!

– Но ты же сама, сама сказала мне ничего не рассказывать незнакомым…

– Я тебе с незнакомыми запретила раз-го-ва-ри-вать! Вообще! Понятно?

– А я не разговаривала! – пожала плечами Женька и налила в блюдечко варенье, – Он мне – аааааааа… Я ему – беееееееееее… Сразу видно – положительный человек!

Ольга здорово разозлилась на сестру, крикнула:

– Ты мне все врешь! – ухватила за плечи и сильно встряхнула. – Ты негодная девчонка! Говори мне правду!

– Ничего я не вру! Я ключ потеряла – от квартиры, книги где-то забыла. Телеграмму тоже не отправила – понятно! Пусти меня – дура!

Пока сестры ссорились на веранде, вдоль забора их дачи, пригнувшись, крался мальчишка в бриджах. Он вытащил из кармана рогатку, затем листок с запиской, подобрал камешек, взвесил на ладони, завернул в листок и выстрелил в сторону веранды.

Камень шлепнулся прямо на стол, чай выплеснулся из чашки у Ольги, девушка тут же кинулась в сад, выглянула за забор, крикнула:

– Кто там хулиганит! Я тебя сейчас поймаю и отведу к участковому!

Но мальчишки и след простыл.

Оставшись на веранде одна, Женя быстро схватила и развернула записку. На листке было крупно написано чернильным карандашом: «Девочка, не бойся никого и ничего. Телеграмму отправил сегодня утром. Квитанцию вместе с книгами и ключами найдешь около двери в сарай. Все в порядке, никто от меня ничего не узнает. Тимур».

Она сразу запихнула записку в карман, как завороженная, повторила: «Тимур… Тимур… Тимур…» – вприпрыжку побежала в сад, повисла у Ольги на плечах и радостно закричала:

– Ага! Поверила! Поверила! А я все придумала! Я просто пошутила! Приехала сегодня первой электричкой и телеграмму отправила, а книги просто спрятала около сарая. Оля, знаешь, как я тебя люблю? Я тебя буду слушаться всегда-всегда!

– Прекрати! Перестань сейчас же! – Ольга, улыбаясь, стряхнула сестру в траву. – Вот малахольная – отстань от меня. Шутки у тебя нелепые какие-то… Я все отцу расскажу, он тебе задаст взбучку. Погоди, я возьму бидон у молочницы!

Молочница Сычиха уже караулила у калитки. Извечная соперница тети Нюры стала отмерять девушкам молоко и тяжко вздохнула:

– Такие дела творятся. Слышали уже? – Она прикрыла рот уголком платка, прошептала: – НКВД сегодня приезжало, врачей с города вызвали…

Ольга протянула деньги и вопросительно посмотрела на молочницу.

– Не знаешь, что ли? – всплеснула руками Сычиха. – Ночью мальчуган один озоровал, влез в колхозный сад, а сторож возьми и пальни в него. Божится, что солью. Только малец враз упал замертво. Участковый сторожа – под замок. Ясно, что перепутал, морда пьяная, соль с патроном. Нюрку Никифоровну понятой записали, сидит с ночи в милиции, так я думала, расторгуюсь сегодня молочком-то… Вышла пораньше, вижу – доктор бегут на станцию, к телефону. Никакой дыры от пули не нашел, на теле у мальчика ни единой царапины. Странное, говорит, дело. Все утро сирены воют. Смотри, чтобы твоя сестренка не болталась по поселку – мало ли что, пусть лучше дома посидит денек. Столько понаехало в синих фуражках, что господи спаси!

Тайком перекрестившись, молочница запихнула деньги в карман выцветшей кофты и пошла дальше своей дорогой, а Ольга вернулась на веранду.

Перелила молоко в кастрюлю, велела сестре поставить на примус и пошла к рукомойнику. Женька наблюдала, как молоко льется белой струйкой, пузырится в кастрюльке – в груди у нее крепло, как весенний росток, новое, незнакомое чувство.

Она потрогала лежавшую в кармане записку и спросила:

– Оля, бог есть?

– Нету, – ответила Ольга и подставила голову под умывальник.

– А кто есть?

– Отстань! – с досадой ответила Ольга. – Никого нет!

Женя помолчала и опять спросила:

– Оля, а кто такой Тимур?

– Это не бог, это один царь такой, – намыливая себе лицо и руки, неохотно ответила Ольга, – злой, хромой, из средней истории.

– А если не царь, не злой и не из средней, тогда кто?

– Тогда не знаю. Отстань! И на что это тебе Тимур дался?

– А на то, что, мне кажется, я очень люблю этого человека.

– Кого? – И Ольга недоуменно подняла покрытое мыльной пеной лицо. – Что ты все там бормочешь, выдумываешь, не даешь спокойно умыться! Вот погоди, приедет папа, и он в твоей любви разберется.

– Что ж, папа! – скорбно, с пафосом воскликнула Женя. – Если он и приедет, то так ненадолго. И он, конечно, не будет обижать одинокого и беззащитного человека.

– Это ты-то одинокая и беззащитная? – недоверчиво спросила Ольга. – Ох, Женька, не знаю я, что ты за человек и в кого только ты уродилась!

Тогда Женя опустила голову и, разглядывая свое лицо, отражавшееся в цилиндре никелированного чайника, гордо и не раздумывая ответила:

– В папу. Только. В него. Одного. И больше ни в кого на свете[6]6
  Повесть «Тимур и его команда» цитируется по изданию: А. П. Гайдар. Собрание сочинений, том III, М.: Детгиз, 1956, с. 96–97.


[Закрыть].

Глава 4

«…За Великой французской революцией последовала кровавая диктатура. Вот уже юный Сен-Жюст становится добычей „черной вдовы“ – гильотины, вот Демулен просит своего палача о последней услуге, снимает с груди, целует и передает ему медальон, летит вниз окровавленный нож машины смерти. Демулен умрет с именем возлюбленной на устах[7]7
  Луи-Антуан Сен-Жюст, Камиль Демулен – легендарные участники Великой французской революции, активные сторонники казни короля Людовика.


[Закрыть]…» – Женька всхлипнула.

Даже за все пятерки по истории она не стала бы читать эту книгу, если бы знала, что революция может закончиться так несправедливо! Отодвинула толстенный том, подперла рукой щеку и погрузилась в печальные мысли.

Она тоже жертва несправедливости. До слез обидно – обидно, когда наказывают без всякой причины. То есть наказать Женьку, конечно, есть за что – только про это никто не знает. Почти никто. И все равно Ольга запретила ей выходить со двора, велела сидеть тихо и читать.

Сказала, что пойдет за керосином в колхозный сельмаг, а сама прихватила пляжное полотенце и купальник.

Зачем ехать на дачу, чтобы сидеть в душной комнате и читать? Читать можно и в московской квартире. Женька погрустила еще немножко: выдвигала-задвигала ящики и разглядывала вещи, оставшиеся от прежних времен, а потом направилась в сад.

Если нельзя выходить за очерченный забором периметр, обследовать заброшенный сарай во дворе ей никто не помешает – решила Женька. Там хранится столько забытого, но интересного: например, старый отцовский велосипед или дедушкин фотографический аппарат с пластинками! В прошлом году Женька выменяла на такую пластинку настоящий патрон от пистолета…

Пришлось действовать осторожно – по-над самой землей, скрытые в траве, от сарая разбегались веревочные провода. Откуда они взялись? Женька посмотрела вверх, поднялась на цыпочки, а затем приставила к задней стене сарая лестницу. Забралась вверх по рассохшимся ступеням и сделала то, что у военных называется «провести рекогносцировку». Заглянула в пыльный, пахнущий сеном сумрак, затем отважно нырнула прямо в чердачное окно.

Шлепнулась на мягкое сено. Открыла глаза и осмотрелась.

Свет проникал на чердак через многочисленные щели и небрежно заколоченные окна. Пол был чисто выметен, сено под окном прикрыто мешковиной. На стене висел старенький телефон. Совсем негодная мебель, которую сюда год за годом выставляли дачники, была подремонтирована и расставлена.

Чердак выглядел обитаемым!

На полках выстроились мотки веревок, фонарь, самодельные шпаги и луки, даже настоящий арбалет и всамделишная подзорная труба. Под большой прорехой в крыше стояло штурвальное колесо. Стену украшала карта поселка, вся испещренная загадочными знаками, из-под карты высовывался краешек обычной школьной тетрадки.

Девочка вытащила ее и внимательно оглядела – ни имени ученика, ни класса и школы нет. Открыла первую страницу – писали химическим карандашом, разборчивым, твердым и очень знакомым почерком. Надо сравнить. Сердце забилось чаще, когда она разворачивала записку, – точно! В тетрадке писал пока незнакомый ей Тимур!

Она принялась читать. На многих страницах рассказывалось про какое-то стародавнее и непонятное братство. Которое должно «блюсти тайну», «изъясняться знаками», «противостоять Великому Злу на невидимом фронте», «нести в мир свет истинного знания», «славить братство добрыми делами» и «по мере сил помогать простецам»…

Женька мало что поняла – как фронт может быть невидимым? Зачем прятаться, если делаешь добро? Что еще за секретный ликбез разносит «свет знания»? И главное – кто такие простецы? Ясно, что какая-то ущербная категория граждан, причислять себя к которой ей не хотелось. Странная, очень странная тетрадка! Лучше вернуть ее на место.

Плохо, что нельзя написать папе и все рассказать. Он-то наверняка знает, кто такие «простецы» и где проходит линия «невидимого фронта»…

Женька вспомнила открытое отцовское лицо, улыбку, сильные руки. Если бы полковник Александров был здесь, он бы подбросил ее высоко-высоко. А потом сказал, что Тимур – никакой не царь или санкюлот, а обыкновенный советский школьник, который тоже готовится к переэкзаменовке по истории. Наверняка он скоро придет сюда со связкой толстенных учебников. Ей просто надо немного подождать.

Вот так будет лучше всего.

Сразу стало легко и весело, девочка подошла к штурвалу:

– Лево руля! Так держать. Курс на невидимый фронт! Папа, мой бриг идет прямо к тебе! – командовала Евгения.

Завертелось рулевое колесо – сработала сложная система проводов – веревки натянулись и загудели, как канаты в бурю на настоящем морском судне. Она так увлеклась, что не заметила, как появилась и исчезла в просвете между досками мальчишеская голова, блеснули стекла очков.

Вдруг хрипло зазвонил телефон, она уже потянулась к трубке, но тут же отдернула руку – кто-то больно хлестнул ее ивовой веткой.

– Ты что! Прекрати орать про невидимый фронт – это военная тайна! – Рядом непонятно откуда возник аккуратно одетый мальчишка и стал оттаскивать наглую девчонку от штурвала. – Дед говорит, всякое упоминание чревато!

– Ты кто такой? Чем оно чревато? Это наш сад! – Женька отпихнула наглого мальчишку и пригрозила: – Сам уходи отсюда – а то я тебе свешу такую плюху…

Телефон продолжал захлебываться звонком, по праву хозяйки девочка первой схватила трубку и ответила:

– Алло! – удивительно, что в таком месте работает телефон, подумала она.

– Какой балбес подает дикие сигналы и обрывает провода? – кричал в трубке звонкий и резкий голос.

– Это не балбес, – обиделась девочка. – Это я – Евгения!

– Сумасшедшая девчонка! – вознегодовал тот же голос. – Брось трубку и беги прочь со всех ног! – В зеленых ветвях мелькали стриженые мальчишеские головы, пилотки и тюбетейки.

Испуганная девочка попятилась к чердачному окну, а мальчишка-очкарик еще и подтолкнул ее, крикнул вслед:

– Беги, беги быстрее, а то сейчас примчится Тимка и задаст тебе трепку!

Она свалилась прямо в высокую траву, раньше чем ее успели заметить подоспевшие мальчишки. Помчалась к дому, заперлась и просидела почти до заката, так и не решив – стоит ли рассказывать сестре о самозваных обитателях сарая.

* * *

Почти весь день Ольга провела на берегу реки. Летом на пляже у маленькой речной пристани собиралось большинство дачников. Белокожая Ольга разложила полотенце в тени большого платана и стала читать книгу. Потом искупалась, съела мороженое – ребятишки плескались в теплой воде, няньки и бабушки пытались вытащить их на берег, пенсионеры шуршали газетами. У шлагбаума дежурил милиционер. Хулиганистого вида подростки прыгали в воду с мостков и плавали наперегонки.

Только ее новый знакомый так и не появился среди отдыхающих.

Ольга, разочарованная и заскучавшая, встряхнула полотенце, оделась и отправилась в колхозный магазин за керосином. Пора было возвращаться домой.

* * *

Когда Женя все же решилась выбраться на веранду и приготовить чай, из дома напротив – того самого, где она провела беспокойную ночь и набедокурила с утра, – вышел и направился к их даче вальяжный Некто: тот самый, который вчера вечером подсказал ей, как быстрее попасть на дачу. Только сегодня незнакомец сменил безупречный костюм на шелковую рубашку и жилет. Через его руку было переброшено легкое летнее пальто, а глаза прикрыты темными очками.

Незнакомец остановился у калитки и окликнул ее с непривычным акцентом:

– Эфгения?

Женька заерзала на стуле – выходит, она устроила разгром на даче у этого приятного человека? Очень нехорошо получилось. Наверное, надо во всем признаться и попросить извинения. Пионеры всегда говорят правду! Но вдруг дяденька нажалуется сестре, а Ольга напишет отцу? Девочка вскочила со стула и гордо встала на крыльце:

– Я – Евгения. Только мне сестра запретила разговаривать с незнакомыми. Вот.

– Но все знакомые когда-то были незнакомыми? – резонно заметил Некто. – Если вы будете молчать – мы никогда не сможем познакомиться.

Долго молчать было совсем не в Женькином характере, и она кивнула.

– Ваша сестра дивно поет оперные партии…

– Ни в какой опере она не поет, она учится по железобетонной специальности! Ей скоро сдавать экзамен, надо готовиться, а не разгуливать. Срежется!

– Как жаль. Такой прекрасный, чистый голос… Скажите, где она сейчас?

– Не знаю, – пожала плечами Женя, – Ольга, дорогой товарищ, старшая и мне не отчитывается. Другое дело, если бы здесь был папа…

– Ваш папа военный?

– Да, – утвердительно кивнула девочка и подошла к калитке. Кричать про отца на всю улицу, может, и не следовало, но ей очень хотелось похвалиться. – Он командует бронедивизионом и сейчас на фронте, только я не знаю, где именно.

– Послушайте, я могу войти и подождать Ольгу? Пригласите меня?

Девочка замешкалась с ответом – зато протянула руку, чтобы отпереть щеколду и впустить будущего знакомого. Сам временно незнакомый, предугадав ее намерение, приблизился к калитке – воздух наполнился запахом дорогого одеколона, – но тут же отпрянул. На рукаве появилось алое пятно – Женя чуть-чуть не вскрикнула. Но это была не кровь, а всего лишь свежая краска. Кто-то недавно нарисовал на заборе дачи Александровых алую пятиконечную звезду.

– Черт… – Неизвестно откуда, он, как фокусник, извлек шелковый платок с вышитым вензелем и безуспешно пытался оттереть с одежды краску. – Пентаграмма[8]8
  Пентаграмма – фигура, образованная совокупностью диагоналей правильного пятиугольника (пятиконечная звезда), с древних времен знак пентаграммы использовали в магических практиках и оккультных учениях.


[Закрыть]. Откуда ей здесь взяться? Я теперь не смогу к вам войти… Извините, Эфгения. Скажите сестре, что я заходил. Бон суар, милая девушка…

Гость исчез поспешно, словно растаял в сумраке.

Женя так ничего и не сказала сестре о сумеречном визитере.

Вечером Ольга действительно засела за учебники и занималась допоздна. Женька легла рано, с головой укрылась простыней и смотрела сон. Ей снилось, как всходит на эшафот красавец-санкюлот – вылитый сосед из дома напротив – отбрасывает треуголку, опускается на колени и медленно снимает с шеи медальон, подносит к губам портрет юной девушки…

* * *

Женька проснулась, потрясенная села на кровать – в руках героя был миниатюрный портрет растрепанной девчурки, с которой она пыталась заговорить на кладбище!

В комнате стояла духота, губы пересохли, она набросила Ольгин жакет, попила воды на веранде и спустилась в сад, чтобы вдохнуть прохладного воздуха.

Предутренний туман висел над оврагом серыми клочьями, в предрассветном мареве противно звенели комары. Цветы пахли таким сладким, дурманящим запахом, от которого подташнивало и мутилось в голове. У сарая Женька остановилась – ей показалось, что кто-то раскачивается на веревочных качелях.

– Кто здесь? – тихо спросила она.

– Я… я позвала тебя… – зашелестел в траве ветер, – …слушай, слушай меня… – откликнулась сочная листва.

Девочка испуганно оглянулась.

Из-за ствола дуба выглянула та самая растрепанная девчурка в поношенном маскарадном платье. Она стояла неподвижно и смотрела прямо перед собой огромными глазами. Только глаза были какие-то странные – темные, без зрачков, глубокие и пустые, как два колодца. Девчурка молчала, но Женька явственно слышала торопливый шепот:

– Эфгения, зло стучится в твои двери… проси убежища в церкви… прячься на кладбище – проклятый не смеет ступить на святую землю… не верь ему… не пускай в свой дом… не пускай в свое сердце… беги от него… беги далеко-далеко…

– Кто ты? Как ты сюда попала? – твердо спросила Женя, сделав шаг к девочке.

– Мне помог Тимур… он снял цепь… – Действительно цепочки с медальоном на шее у девчурки сегодня не было. – Я смогла прийти и сказать тебе… Знай! Он выпьет твою кровь и отнимет твою чистую душу, как отнял мою… но я была слаба… а у тебя есть сила… он пришел за твоей силой…

– Нет никакой души! – хотела громко крикнуть Женька и топнуть ногой, но у нее ничего не получилось – ей было холодно и очень страшно.

Девчурка поблекла и растворилась в утреннем тумане, как залитый водой акварельный рисунок.

Женя закуталась в жакет, подбежала к дереву, обошла его и внимательно осмотрела место, где стояла девочка. Никаких следов от неё не осталось, только лежала на мокрой траве фотография: отец в строгой военной форме, а рядом смеются они с Ольгой, обе в нарядных матросках. Она хорошо помнила тот день – папа появился с новыми «ромбами» в петлицах[9]9
  В рабоче-крестьянской Красной армии вместо воинских званий пользовались сокращенными наименованиями должностей – например комдив – командующий дивизии, – вплоть до 1935 года, когда была введена система воинских званий и новые знаки отличия. Званию отца Женьки и Ольги – комдива – соответствовали два ромба в петлицах и два угольника на рукаве.


[Закрыть] – и долго смеялся, когда младшая дочка спросила – ты теперь «кавалер ордена»? Потом они втроем пошли гулять в парк. Но такой фотографии у сестер Александровых точно не было! Девочка осторожно перевернула карточку – на обороте было написано «Mortal comdiv Alex».

В пальцах тревожно защипало, Женька побежала домой, спрятала снимок под скатерку на комоде, а когда Ольга позвала ее купаться на речку, наврала, что зуб болит.

Ей нужно было остаться одной и срочно узнать правду, план – как все выяснить! – она составила сразу же, еще ночью, в саду…

* * *

Женька погладила матроску, вытащила из комода старомодные розовые чулки – она не знала, чьи это и откуда там взялись, главное – они были достаточно плотными, чтобы защитить ноги от крапивы. Оделась. Заплела волосы в две косички, подошла к зеркалу.

Нет… Чего-то не хватало. Как может выглядеть человек после несчастного случая? Ясно, что кожа у него должна быть совсем-совсем бледной, как у той прозрачной девочки, а глаза несчастными. Она порылась в Ольгиной сумочке – ага, напудриться рисовой пудрой. Теперь помада… Помады у Ольги нет – комсомолкам неловко красить губы. Пришлось основательно послюнявить красный карандаш, глаза она подвела обгоревшей спичкой – в школьном туалете Женька часто видела, как старшеклассницы наводят красоту таким нехитрым способом, – и пошла искать подходящий камень.

Ее план был прост: сейчас она разобьет колено, уляжется на кладбище рядом с кустами крапивы, – которые хорошо видно из окон тринадцатого дома. Сделает вид, будто бы она упала и ей стало плохо.

Ни в какие суеверные байки про проклятых, которые почему-то не могут ходить по кладбищу, Женька, понятно, не верила. Просто хотела убедиться. Незнакомец увидит ее – бездыханную и прекрасную – в окно. Наденет шляпу, выбежит, как положительный человек, опустится на одно колено, склонится над нею, шепнет «Эфгения».