Текст книги "Моя первая любовь (сборник)"

Влада Юрьева

Влада убеждена, что для хорошей книги нужны интересные герои и необычное место действия – поэтому никогда не отказывается от путешествий и странных компаний. В вечной борьбе осторожности и любопытства она часто подыгрывает любопытству, ведь каждый риск может стать ярким впечатлением, отраженным в книге. Преданная поклонница фантастики, которая подводит детектив к грани возможного, но всегда останавливается у черты, потому что настоящая магия не в сказках, а вокруг нас.

Шоу должно продолжаться

Когда речь заходит о любви, я – белорусский партизан, хамелеон в амазонских джунглях и монах, давший обет молчания. Мне можно смело доверять государственные тайны, и если они нужны объекту моего обожания, он их точно не узнает. Джеймс Бонд спешит записаться ко мне на мастер-класс «Как сделать вид, что ты не при делах». Не самая приятная черта, надо сказать, которую с годами мне удалось немного обуздать.

Но когда тебе шестнадцать лет, жизненного опыта в теории больше, чем на практике (спасибо, книги!), в крови бурлят незнакомые пока гормоны, а вокруг еще и весна, о чудесах самоконтроля можно только мечтать. Именно так мне и довелось понять, что такое первая любовь.

Тот самый Он был из тех, кто легко привлекает к себе внимание, и не только внешностью (хотя и с этим все было неплохо – гламурные журналы подсказали, что зовется такое «мой типаж»). Но дело даже не в неземной красоте, до которой все-таки не дошло, дело в личности. Мистики называют это особой энергетикой. Суровые прагматики, как всегда, выкрутились и придумали слово «харизма», которая легко затмевала собой мелкие недостатки.

В этот раз мне оказалась ближе позиция мистиков. До энерговампирчика я не дотягивала – я, скорее, была энергосветлячком. Моя Большая Любовь сияла ярко, и самой хотелось подлететь поближе к этому свету.

Оставалось только придумать, как. Подбежать и воспеть оду своим чувствам – не вариант, мы существовали в мире средней школы, а не индийского сериала. Пленить красотой? Увы, козырь тоже был явно не мой. До понимания того, что такое красота, мне оставалось еще лет десять развития, проб и ошибок. Тогда я больше была похожа на угрюмого бурундука: пухленькая, вечно задумчивая, в балахонистых нарядах и с плохо подстриженными волосами. Я еще и косметикой боялась пользоваться, потому что она мгновенно превращала меня в клоуна, который пытается затесаться в цыганский табор. Не предел мечтаний шестнадцатилетнего парня, прямо скажем.

Поэтому я с головой прыгнула в омут, который погубил не одну юную мечтательницу: решила пленить его умом и богатством внутреннего мира. Конечно, вокруг хватало юных белокурых принцесс в мини, но уж мой-то интеллект наверняка затмил бы их! Благо и случай представился: приближалось шоу талантов старшеклассников, и отдельным группам нужно было придумать творческие номера. Дабы урезать школьный полет фантазии, задание даже упростили – нам полагалось представить на сцене клип на известную песню.

Использовав энтузиазм школьной отличницы и взгляд грустного олененка, я получила роль режиссера этого действа. У моего Прекрасного Возлюбленного просто не было выбора – он оказался загнан в группу в принудительном порядке. Мой внутренний черный властелин торжествовал: уж теперь-то, когда мы столько времени проводим вместе, этот бастион обязательно падет! Муа-ха-ха, и все такое.

Естественно, я собиралась проявить себя особой тонкой и романтичной, поэтому для постановки выбрала медленную балладу. По моему замыслу (а потом и сценарию), артистам полагалось плеснуть на доброго зрителя рассуждения о смысле жизни, вечной любви, а заодно и бренности бытия. То есть взять темы, в которых подростки, по их собственному мнению, разбираются лучше всего. Эти взрослые скучны и обеспокоены только тарифами на коммуналку и скидками на гречку. А уж мы-то знаем толк в истинных чувствах!

Большой Любви, конечно же, досталась роль главного мужского персонажа, у которого в этом сюжете была бурная личная жизнь. И хоть в любви он объяснялся не со мной (хмурый бурундук на сцене предсказуемо не нужен), я была уверена, что он поймет намек. До осознания того, что мужчины не понимают намеков, оставалось даже больше лет, чем до понимания собственной красоты.

И вот сценарий был написан, роли – розданы и разучены, пришло время первой большой репетиции, и… я поняла, что это провал. И не просто провал, а Провал с большой буквы – с обшарпанной сцены актового зала до самого ядра Земли.

На сцене все смотрелось не так, как в моем сознании, под влиянием любви заполненном сердечками, котиками и радугами. Светлая грусть в исполнении юных актеров остро напоминала недосып. Благородная отстраненность превратилась в маниакальную депрессию. Возвышенные образы главных героев жили только на страницах сценария. По сцене бродили обычные недовольные подростки, при взгляде на которых ни у кого не было бы просветления, а среди зрителей не зевали бы только родственники «звезд» – из солидарности. Они даже сняли бы этот позор на первые по тем временам видеокамеры, чтобы потом спрятать на антресоли и никогда никому не показывать.

– Ребята, надо переделывать, – мрачно заявила я.

Да, коней нужно было менять на переправе. Кони выступили резко против.

– Ты с ума сошла! В смысле – переделывать? – удивился Безликий Персонаж номер пять.

– Все, – признала я. – С нуля.

– Вообще что-то другое делать?! – возмутился Прекрасный Возлюбленный. Ему досталась роль Безликого Персонажа № 1 в свете моего безмерного обожания. В остальном же почетный № 1 не выделялся в толпе молодых людей, на которых бабушки у подъезда указывают карающим перстом и уверенно кричат: «Наркоманы!»

В этот момент мне хотелось провалиться под землю, к тому самому ядру. Я ведь все это затеяла, чтобы окружить себя ореолом таинственности и таланта. А что в итоге? Я подкинула всем работы, потратила зря столько времени, провалила наши шансы на успех – потому что другие группы давно репетируют.

Как же мне хотелось в этот момент поступить как истинному бурундуку! Поддаться, юркнуть в нору и сказать: «Все нормально, ребята, делаем как делали, вы молодцы!» Но я так не могла. Да, я получила бы пару дней романтического триумфа и приятного общения. Однако грандиозный позор на показе номера перекрыл бы это с лихвой – а в памяти остался бы только он.

Пришлось проявить твердость, которую в свете моей репутации приняли за занудство, и объявить:

– Вообще что-то другое, да!

Ночь была бессонной, но не от романтических грез. Я искала выход и переписывала сценарий. Третьей попытки у меня уже не будет, чудо вообще, что мою диктатуру не свергли после этого провала! Меня спасла не всеобщая симпатия, а то, что больше никому не хотелось тянуть этот воз.

Решение оказалось простым, как все гениальное: смех! Родители, которые собираются на концерт своих любимых чад, прямо скажем, не готовы к катарсису и переосмыслению жизни. У нас есть три – четыре минуты, чтобы пробиться через скуку. Что может справиться с этим лучше, чем смех? Это универсальный инструмент, который работает всегда.

Поэтому место грустной баллады об ушедшей юности и потерянной любви заняла бодрая история о том, как ушлая мамаша пытается подобрать мужа своим красивым дочерям, выросшим в глуши, где поток принцев на белых конях затруднен. Но вот к ним приезжает наивный турист, и задача родительницы – принести этого червячка в клювике своим птенцам брачного возраста.

С подбором красавиц-невест проблемы не возникло, благо в нашей группе был только один бурундук, и он уже стал режиссером, остальные – модели, не меньше. Жених тоже отыскался быстро в лице симпатичного, а главное – эмоционального, как трехмесячный щенок корги, одноклассника.

Но центром программы была, безусловно, матримониально озабоченная мамаша. Эту роль точно нельзя было отдать девушке. Нам нужен был не просто парень, а максимально мужественный мачо, чтобы за версту было видно, какая генерал-маман тут всем заправляет. Высокий, плечистый и достаточно талантливый, чтобы сыграть эту роль, а не просто побегать в женском платье, как Керенский из Зимнего в народной байке.

И вот тут судьба не оставила мне выбора. Самым высоким и видным из актеров моей группы по совместительству оказался и тот, на кого я бросала романтичные взгляды. Предсказуемая логика девочки-подростка: красота – не главное, но я вздыхаю по самому симпатичному.

Так я оказалась перед дилеммой. Символом моих светлых чувств должна была стать роль романтического героя, а не перевоплощение в трансвестита средних лет. С другой стороны, сквозь завесу обожания я вполне объективно понимала, что он справится с этим как никто другой – харизма же, будь она неладна!

Успех моей кампании по укрощению строптивого был маловероятен, как внезапное увлечение городских гопников балетом. А вот наш номер постепенно превращался в лошадку, на которую я поставила бы деньги.

Решение было принято. Шоу должно продолжаться.

– Послушай, не пойми меня неправильно, но я вижу в тебе мать…

– Чего?!

О да, я умею подобрать нужные слова.

Уже чуть позже, окончив школу, а за ней и вуз, я стала потенциальным дипломатом на профессиональном уровне. Тогда же мне пришлось идти по минному полю интуитивно и доказывать разъяренному мачо, что: 1) юбка с платком никак не повлияют на его дамский фанклуб и не снизят уровень тестостерона в крови; 2) это не делает его трансвеститом; 3) своей жертвой он спасает целую группу от провала на сцене. В процессе переговоров сердце мое было драматично разбито раз пятьсот, но подростковое сердце – оно такое, разбивается от каждого чиха, а потом неплохо восстанавливается, если надежда еще есть.

Бой был выдержан с честью, центрального актера я получила. Более того, когда мы перешли с возвышенных тем и многозначительных мин на простое карнавальное веселье, дело пошло значительно быстрее. Жить бы да радоваться, но нет.

Два ведущих актера, Большая Любовь и не менее важный для постановки жених, умудрились поссориться где-то в бескрайних степях школьного мира. Уж не знаю, из-за какой кильки началась драка этих уличных котов, но прощать друг друга так просто они не собирались. Чуть позже ссора благополучно завершилась, и все остались друзьями. Увы, в момент репетиций приходилось иметь дело с поджатыми губами, гневными взглядами и периодическими попытками вызвать друг друга на дуэль.

Кульминацией стал момент, когда Прекрасный Возлюбленный, по сценарию уносивший жениха со сцены на плече, завел премерзкую привычку бросать его за кулисами на пол со всей дури. Я даже не скажу «со всей силы», потому что дурь стала примой в этом действе. Жених тоже не слишком радовался тому, что оказался в позиции сушеной воблы, оббиваемой об стол. Два альфа-самца порыкивали друг на друга все чаще. В воздухе запахло порохом, и где-то уже слышалось шипение подожженного бикфордова шнура.

Пришлось вмешаться режиссеру, призванному обеспечить сохранность реквизита и человеческих ресурсов. Режиссер был насуплен, суров и беспощаден. Влюбленный подросток – погружен в одно из любимых развлечений влюбленных подростков: страдание и самобичевание.

– Тебе нельзя делать из него отбивную сейчас. Подожди до премьеры номера.

– Сам нарвался, – безапелляционно заявил Предел Моих Мечтаний.

– Допускаю. Людовика Пятнадцатого помнишь?

– Кого?..

– Которому «после нас хоть потоп» одна приятная женщина сказала. Так вот, если тебе так уж хочется утопить этого котенка, сделай это после того, как мы сценку отыграем. Он для меня сейчас так же важен, как ты. В этой постановке.

Правда, за пределами постановки список пожеланий в твой адрес побольше будет, но сейчас это не суть важно.

– Злая ты, – пригвоздил несостоявшийся принц.

– Какая есть.

Мой план по привлечению внимания рушился на глазах. То самое близкое общение становилось не кокетливым хихиканьем, а лекцией о том, что убивать людей вообще-то плохо. Я, мечтавшая доказать, что я вовсе не зануда, а очень даже ничего, превращалась в унылую матрону. Но иначе было нельзя: я уже нутром чуяла, что мы вышли на что-то верное, стоящее, и нельзя это упускать.

К сожалению, борьба перфекциониста и романтика во мне разнесла в пух и прах поле боя – то есть мою бренную тушку. После всех бессонных ночей над сценарием, напряженных переговоров и волнения я умудрилась заболеть прямо в день концерта. В жизни со мной такого не было: лихорадка отказывалась спадать, на моем раскаленном лбу можно было смело жарить яичницу, кожа стала даже не аристократично бледной, а болотно-лягушачьего оттенка. Хит сезона, как сказали бы модные обозреватели.

Мне бы проявить здравый смысл и остаться дома. Но нет, шоу же, как уже говорилось, должно продолжаться. А я – большая девочка, самое время войти в загадочный взрослый мир и повторить ошибку всех офисных сотрудников: вместо того чтобы нормально лечиться, отправиться на работу. Поэтому завтраком мне послужили все таблетки, что нашлись в доме, и я поползла, как в том анекдоте, – но не в сторону кладбища, а к предстоящей арене гладиаторских боев.

В моем воспаленном сознании бушевали десятки вопросов. Все ли явятся на показ или кто-то из девочек, то и дело менявших настроение, решит сделать финт ушами? Не взбрыкнет ли Прекрасный Возлюбленный перед необходимостью надеть женское платье в публичном месте? Не поубивают ли они с женихом друг друга прямо на сцене? Если поубивают, посадят их или меня?

Но волновалась я напрасно. Общая атмосфера праздника подкинула дров в тот костер, который я разжигала все эти дни. Шарики-гирлянды повсюду, сцена не такая уж обшарпанная, а вполне сносные театральные подмостки, родители горделиво достали редкие видеокамеры, а нам есть, что им показать.

Да и Большая Любовь моих шестнадцати лет влился в образ превосходно. Для него откуда-то приволокли тряпки, от буйства красок которых рыдал бы в истерике любой стилист. На него повесили столько бус, что новогодняя елка осыпалась бы от зависти. Его раскрасили в какой-то немыслимый боевой камуфляж, и он здорово смахивал на луизианскую бордель-маман. Но главное, при всех этих радиоактивных составляющих, даже из окна соседнего здания можно было разглядеть, что это парень, а не очень решительная женщина.

Перед нами выступала другая группа… с медленной философской балладой. Правда, на этот раз они пытались рассказать миру не об утерянном смысле жизни, а о внутреннем разочаровании войны. Наверно. Они перемазались белой краской, нацепили боевые шлемы, зачем-то закутались в простыни с подозрительными алыми пятнами. Мучнистые зомби в касках – о да, это тема для школьного концерта.

На моих глазах разворачивалось то, чего нам чудом удалось избежать. Монотонная песня длилась целую вечность, убаюкивая зрительный зал. Подростки с суровыми и печальными лицами наматывали круги вокруг лавочки, установленной на сцене. Под властью высокой температуры я не могла найти в их выступлении символизм, хотя он наверняка был.

И вот после этого горестного уныния на сцену хлынула наша группа. Зал, прикорнувший под мелодию скорби, оживился. На видеокамерах загорелись красные огоньки, стыдливо потухшие на середине предыдущего номера. Остро чувствовалась нехватка попкорна на этом концерте.

У моей лихорадки был только один плюс: она безжалостно прошлась огнетушителем по моим разбушевавшимся в первой любви гормонам, заставив взглянуть на происходящее совсем другими глазами. И знаете что? Это было хорошо. Смех, как я уже сказала, работает всегда, он мгновенно объединяет и не требует большого жизненного опыта. В конце концов, даже младенцы умеют беззубо улыбаться маме, это нам на уровне инстинктов понятно.

Теперь зал хохотал и этим подпитывал актеров, которым и самим уже было в кайф то, что они делают. А сохрани мы идею с глубокомысленной балладой – выступали бы под дружный храп. Но пуля прошла мимо, не задев нас. В этот момент я видела Единственного и Неповторимого не как портрет в рамочке-сердечке, а просто как талантливого парня. Так что не в гормонах на самом-то деле подвох, есть нечто большее, что привлекает в любом возрасте.

Мы не только отыграли сценку с успехом, мы еще и победили – все это школьное действо возвели в ранг конкурса. Результатом нашего хаотичного шоу о проблемах семейных отношений в малых населенных пунктах стал пестрый диплом, заполненный учительским почерком – и в учительскую же комнату перекочевавший.

Нам он был не особо и нужен. Тут главным стало чувство того, что мы все сделали по максимуму.

По сюжету голливудского фильма, после такого фурора должен был наступить предсказуемый хеппи-энд. Мы встречаемся на праздновании успеха. Я уже не пухлый грызун, а преобразившаяся дева в белом платье, да еще и с безупречным макияжем. Я красиво спускаюсь с лестницы, окруженная золотым сиянием. Наши взгляды встречаются. Он теряет дар речи, понимая, что не нужна ему, здоровому шестнадцатилетнему парню, толпа фанаток, а нужна только я. С неба падают лепестки сакуры. Где-то в уголке, смахивая слезы умиления, поет Брайан Адамс.

Но голливудского момента у меня не было. Я не только не преобразилась, из-за болезни я теперь напоминала бурундука, зараженного чумкой. Меня шатало от усталости, я чувствовала себя настолько опустошенной, что даже если бы принц, отмывшийся от губной помады, признался мне в любви и позвал в дальние дали, в ответ он получил бы лишь «Ага, о'кей, давай завтра». Так что на празднование успешного шоу, в которое неожиданно превратился мой план по реконструкции личной жизни, я даже не попала.

Внезапно вспыхнувшая лихорадка не отпускала две недели. То есть, обнимаясь с плюшевым мишкой и порой поливая подушку слезами, я пропустила тот срок, когда обсуждение концерта еще было актуально. Когда я вернулась на поле боя, это была новость вчерашнего дня, ненужная и неинтересная. Подростки быстро переключаются с одного события на другое.

Что любопытно, причину болезни так и не установили. Будь я чуть поэтичней, я, надев берет с перьями для театрального эффекта, заявила бы, что это перегорала во мне та самая первая любовь. Но я, как мы уже выяснили, больше мистик, пусть и без фанатизма. Последующие годы показали, что так себя в моем случае проявляет эмоциональное выгорание.

После всего, через что я прошла, обидно было просто забыть. Поэтому, пользуясь моментом, я сама напомнила Большой Любви о фееричной истории с переодеванием. Он благосклонно кивнул:

– Да, хорошо получилось. Ты молодец.

Еще б по плечу похлопал, и был бы полный комплект «боевой подруги, товарища солдата». Облом. А ведь такая история могла бы получиться… То ли со мной что-то не так, то ли Голливуд нам чуток подвирает о приоритетах шестнадцатилетних подростков.

Сдаваться так просто я не собиралась, это противоречило каждой клеточке моей огненной от природы натуры. Но судьба решила иначе: она взяла меня, как шкодливого котенка, за шкирку и окунула в холодную воду. Прекрасного Возлюбленного перевели в другую школу, он полностью исчез с радара, и мое обожание, лишенное подпитки, постепенно начало затухать. Вера в «о Боже, это моя судьба!!!» превратилась в знание того, что такое первая влюбленность. Несостоявшегося принца я в следующий раз встретила только спустя много лет, уже незнакомым мне человеком, но это, как положено говорить загадочным шепотом, совсем другая история.

Первая любовь есть почти у каждого из нас. Для кого-то она оборачивается счастьем всей жизни. Кто-то ставит ее на алтарь и служит ей долгие годы, выискивая в толпе тех, кто хотя бы отдаленно похож на потерянный идеал.

Моя первая любовь напоминает коробку со старыми черно-белыми фотографиями. Она хранится в том уголке памяти, где всегда тепло, а возле уютно потрескивающего в камине огня стоит плетеное кресло. Когда жизнь в очередной раз наступит на хвост, всегда можно убежать в этот уголок, под мягким пледом открыть коробку и пересмотреть фотографии. Просто пересмотреть, без надежды, что их сюжет снова оживет, что его можно переиграть или переделать. Искусство первой любви – в том, чтобы ее отпустить без горечи и обиды, но не потерять. Потому что те чувства, какими бы наивными и подростково неуклюжими они ни были, все равно остаются искренними и настоящими – навсегда.

Николай Куценко

Николай Куценко окончил МГУ им. М.  В. Ломоносова, кандидат физико-математических наук. Более десяти лет работает на руководящих позициях в отделах продаж западных корпораций в нефтегазовом секторе. Книги Николая Куценко насыщены глубоким драматизмом и психологизмом, где судьбы героев раскрываются в особые, переломные периоды их жизни.