Текст книги "Марь"

И как-то сразу стало ясно, что это и в самом деле в последний раз, что, если Стеша снова соврет, последствия для них с Катюшей могут быть самыми непредсказуемыми.

– На болоте. Я не помню точно. Кажется, на болоте.

Баба Марфа подалась вперед. Ее ногти впились в кожу Стеши с такой силой, что стало по-настоящему больно и по-настоящему страшно.

– Когда? – спросила старуха едва слышно. В голосе ее снова трещал огонь. Как у тех… угарников. – Когда ты его потеряла?

Когда? Это Стеша знала совершенно точно.

– В тот день, когда вы с Серафимом ходили слушать болото! – сказала она с вызовом. – Это ж самое обычное дело, да? Слушать болото! Вы пошли, а мне стало интересно.

– Ты за нами следила? – Баба Марфа теперь говорила совершенно будничным тоном. Пальцы она тоже разжала. От ее ногтей на Стешином запястье остались багровые лунки.

– Да, – сказала Стеша, – я пошла за вами на болото.

– Ты пошла за нами на болото и…

– И заблудилась.

Не станешь же рассказывать еще и о тех своих галлюцинациях. Как объяснить этой вредной старухе, что она почувствовала в тот момент? Как рассказать, что болото показалось ей огромным живым существом?

Баба Марфа вдруг с мучительным свистом втянула в себя воздух, и Стеша испугалась, что у нее сейчас случится приступ удушья.

– Ты видела дым или огонь? – спросила баба Марфа. Крепкие пальцы ее теперь сжимали столешницу с той же силой, с какой раньше сжимали Стешину руку.

– Я видела воду. – Стеша потерла глаза, словно этот жест мог прогнать вернувшееся вместе с воспоминаниями наваждение. – Снег начал таять прямо у меня под ногами.

Ответ был такой же странный, как и вопрос. Но, кажется, бабу Марфу он удовлетворил. Удовлетворил, но не успокоил.

– Ты сказала, что заблудилась.

– Так и было.

– Как ты вышла к дому?

– Не знаю. – Стеша пожала плечами. – Шла, шла и вышла.

На самом деле она не шла, а бежала со всех ног. Но зачем бабе Марфе такие подробности?

– Что ты видела?

– Кроме болота?

– Да. Что ты видела, кроме болота?

– Ничего!

Вот здесь Стеша была готова стоять до конца: она ничего особенного не видела, а что видела, то ей просто примерещилось.

– Хорошо, – сказала вдруг баба Марфа.

Вот только по глазам ее было видно, что ничего не хорошо, что она взволнована и зла. Она злилась на Стешу за то, что та самовольно вышла из дома? В двадцать лет нужно спрашивать разрешение на прогулку?!

– Все ведь закончилось хорошо. – Стеша почувствовала острое желание если не оправдаться, то хотя бы защититься от этого полного немого укора взгляда. – Со мной ничего плохого не случилось.

– Случилось. – Костяшки пальцев, сжимающих столешницу, побелели, кожа на них натянулась до такой степени, что, кажется, была готова лопнуть в любой момент.

– Что случилось?

– Я думала, что ты умнее своей сестры, – сказала баба Марфа, а Стеше показалось, что старуха наотмашь хлестнула ее по щеке. – Я думала, ты взрослая, а ты безответственная идиотка!

– Как вы смеете?! – Теперь уже сама Стеша вцепилась в столешницу. Теперь ее костяшки побелели от ярости. – Почему вы…

– Смею! – оборвала ее баба Марфа. – Это ты пришла в мой дом! Это по твоему следу явились угарники! Это ты не желаешь слушать и слышать!

– Я не сделала ничего плохого! – Стеша скосила взгляд на полуприкрытую дверь и перешла на злой шепот. – Я вообще не понимаю, что тут творится!

– Вот именно! – с яростью в голосе прошипела баба Марфа. – Ты вообще ничего не понимаешь!

– Так объясните мне!

Собственная Стешина ярость была так велика, что сдерживать ее с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее. Она шла от Стеши невидимыми концентрическими кругами, как радиоволны. Она тяжелым камнем упала в стоящее на табурете ведро, брызгами разлетелась по комнате, ледяным туманом осела на Стешиных щеках и исчезла.

– Ой, – сказала Стеша, утирая лицо рукавом. – Что это было? Откуда?

Баба Марфа молча встала из-за стола, подошла к ведру, посмотрела на растекающуюся по полу лужу. Стеша тоже встала. В голове мелькнула одновременно глупая и шальная мысль, что вместе с водой баба Марфа зачерпнула из колодца рыбу, и теперь эта рыба бьется в ведре, рвется на волю. Вот только в ведре не было никакой рыбы. Ни рыбы, ни камня. А вода все равно волновалась, нервно билась о цинковые стенки ведра, как во время шторма бьются об утес морские волны.

– Я не понимаю. – Стеша протянула к ведру руку, и от этого растерянного жеста вода вдруг успокоилась и замерла.

Баба Марфа горестно вздохнула, уголком своего черного вдовьего платка стерла каплю с морщинистой щеки.

– Я тебя предупреждала, – сказала она равнодушным, разом утратившим все эмоции голосом. – Я предупреждала, что нельзя ничего брать у болота.

– Я не брала. – Стеша рассеянно разглядывала свою раскрытую ладонь. – Я ничего не брала у болота, бабушка.

– Но ты отдала.

– Что? Что я отдала?

– Платок. Ты отдала болоту свой платок.

– Я не отдавала. Оно само…

– Оно само… – Баба Марфа горестно усмехнулась. – Оно всегда находит способ.

– Болото?

– Весна в этом году будет ранней. – Баба Марфа говорила своим привычным ворчливым тоном, словно и не случилось между ними вот этого одновременно странного и страшного разговора. – Блин твой остыл. Доедай. И чаю я тебе налью. Не бойся. Теперь ты мои чаи можешь пить смело. – Она снова усмехнулась, а потом пробормотала себе под нос: – Не пойму, им-то ты теперь зачем?

– Кому? – спросила Стеша. – Я тоже ничего не понимаю. Не должно так быть, бабушка.

– Как должно, так и будет. Я смотрю, от меня тут вообще ничего не зависит.

Баба Марфа вдруг шагнула к Стеше и погладила ее по голове. Это был сухой, неласковый жест, но на сердце вдруг стало легче. Наверное, так чувствует себя бродячий пес, когда тянется к незнакомцу, еще не зная, что получит: кусок хлеба или удар палкой.

– Обещай мне, Стэфа. – Баба Марфа всматривалась в нее своими черными глазами, словно пыталась разглядеть в ней что-то новое, доселе неведанное. А может, и разглядела.

– Что обещать? – спросила Стеша. Все ее силы уходили на то, чтобы выдержать этот колючий взгляд.

– Свое ты болоту уже дала. Вольно ли, невольно ли, но дала. С этим уже ничего не поделать. Не бери у него ничего.

– У болота?

– Заманивать будет. Подарки дарить такие, что еще попробуй отказаться. Но ты держись, ничего у него не бери.

– Какие еще подарки на болоте? Грибы с ягодами? – Стеша невольно улыбнулась. – Так я в них не разбираюсь. Я вообще леса не знаю. Я в городе росла.

– Оно хитрое. – Баба Марфа, наконец, от нее отвернулась, принялась разливать по чашкам свой чай, который теперь Стеше можно пить. – Иногда так сразу и не поймешь, что это подарок. Мне ли не знать. А как поймешь, так уже и поздно.

– А Катюша? – Стеша обернулась, посмотрела на склонившуюся над птичкой сестру. – А ей как? Я понимаю, что ей к болоту нельзя, она маленькая еще, но…

– Пока ты живая, ей можно. Обеих сразу оно никогда не забирает.

Глава 6

Баба Марфа была права, когда сказала, что эта весна будет ранней. Весна оказалась не просто ранней, а стремительной. Снег истаял буквально за неделю. То белое и бесконечное, которое воспринималось Стешей как припорошенное снегом поле, внезапно оказалось озером. Или все-таки болотом?

Она никак не могла понять, где заканчивается озеро, а где начинается топь. Оказалось, что их дом окружен водой с трех сторон. Он стоял на клочке суши, врезающейся в озерно-болотную гладь небольшим полуостровом. Да и озеро на поверку оказалось старым речным руслом. Об этом Стеше рассказал заглянувший к ним в гости Серафим.

– Она всегда здесь была. – Серафим стоял на топком берегу рядом со Стешей и вглядывался в ползущий над темной водой туман.

– Речка? – спросила Стеша и поежилась. От воды шел холод. Туман оседал на волосах мелкими каплями.

– Заводь. Тут заводь! – сказал Серафим и махнул левой рукой в одну сторону, затем правой в другую и добавил: – Тут болото! А в середке мы!

– Она похожа на озеро, эта ваша заводь. – Сказала Стеша. – А болото похоже на лес. Там же деревья. Видишь?

– Там туман. – Серафим пожал плечами.

– А в тумане – деревья! – Разговаривать с ним было тяжело. Но в отличие от бабы Марфы, он хотя бы пытался отвечать на ее вопросы.

– В тумане бывает всякое, – сказал Серафим.

– Что именно? – Позвоночнику вдруг сделалось холодно и колко.

– Деревья. – Серафим загнул указательный палец на левой руке. – Кусты и клюква. – Он загнул средний палец. Наверное, кусты и клюкву он считал чем-то неделимым. – Звери… – Загибать безымянный палец Серафим не спешил, смотрел на него в задумчивости.

– Какие звери? – тут же спросила Стеша. Ей было важно знать, какая живность обитает на болоте.

– А в заводи много рыбы. – Серафим мечтательно улыбнулся. – В болоте рыба другая.

– В болоте не водится рыба.

Стеша хотела услышать про зверей, но про здешний подводный мир ей тоже было интересно. Рыба – это еда, чистый белок, которого сейчас им всем так не хватает. Странно, что на заводи зимой никто из местных не делал лунки, не занимался подледной рыбалкой.

– Водится! – Серафим посмотрел на нее с жалостью, как на дурочку.

– Не водится! – Стеше вдруг стало обидно. – В болотной воде недостаточно кислорода, а без кислорода рыбе не выжить. Это как человеку не выжить без воздуха.

Серафим упрямо покачал головой.

– Не всякой рыбе нужен воздух.

Спорить с ним Стеша не стала. Вместо этого снова повторила свой вопрос:

– Какие звери живут на болоте?

– Разные. – Серафим улыбнулся. – Я лося видел! – Он потер переносицу, добавил: – Рога тоже видел, только брать не стал – тяжелые. Рысь живет. Волки еще. Волков много. Раньше на них устраивали облавы, но только в лесу.

– Почему только в лесу?

– Потому что на болото никто соваться не смеет. Там свои правила.

– Какие правила, Серафим? Кто установил эти правила?

– Я не знаю. Мне оно не рассказывало. – Серафим снова улыбнулся. Вид у него был блаженный. Впрочем, не только вид. Серафим и был блаженным деревенским дурачком, которого почему-то привечала баба Марфа.

– Оно тебе рассказывало? – спросила Стеша.

– Шептало. Вот тут я слышу шепот. – Серафим постучал себя пальцем по виску. – Когда оно спит, все тихо. Я потому зиму и люблю, что тихо все. Не мешает мне ничего. Я тоже тогда спать могу.

– А почему зимой тихо?

– Я ж тебе говорю, зимой оно спит.

– Болото?

– Болото.

– А весной просыпается?

– А весной просыпается. Когда в начале марта, когда в конце.

– Уже, получается, проснулось?

– Давно проснулось. В этом году что-то очень рано. И весна такая ранняя. Видишь? – Серафим развел руками, словно показывая Стеше, какая ранняя в этом году весна.

– Это хорошо или плохо? – спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа.

– А я не знаю. – Серафим выглядел растерянным, как будто своим вопросом она застала его врасплох. – Наверное, хорошо.

– Почему хорошо?

– Когда оно рано проснулось и больше спать не хочет, можно увидеть остров. Я его видел однажды. Давно, еще в детстве. Я маленький был, но запомнил. Тетушка мне тогда велела не болтать. А я так хотел рассказать.

Баба Марфа вообще не любила болтливых. Но что еще за невидимый остров, о котором лучше не рассказывать?

– Посреди болота остров? – спросила Стеша осторожно. – Ты его нашел?

– Это он меня нашел. – Серафим на мгновение прикрыл тяжелые веки. – Он кому попало не кажется. А уж если показался, считай, печать на тебе.

– Как это: кому попало не кажется? – Стеша улыбнулась недоверчиво. Серафим ей нравился, но верить в его байки было глупо. – Прячется он, что ли, этот остров?

– Прячется. Под воду уходит. И все: нет его! Как рыба.

Остров, который как рыба, который прячется под воду… Где-то она такое уже слышала. В далеком детстве слышала. А еще совсем недавно от мамы.

– Как в сказке. Да, Серафим? – спросила Стеша.

– В какой сказке? – Он нахмурился.

– В сказке про рыбу-кит. Это такая огромная рыба, а на ней трава, лес, деревня даже. Ты себе таким представляешь этот волшебный остров?

– Это не сказка, Стэфа, – сказал Серафим тоном бабы Марфы. – Это настоящий остров, а не волшебный. А рыба… – Он надолго задумался, а потом продолжил: – Может, и в самом деле рыба? – Его брови изумленно выгнулись, словно бы он только что сделал великое открытие. – Старая-старая, большая-большая рыба. А те, другие – это ее детки.

– Какие другие?

Разговор был бессмысленный, но все равно увлекательный. Стеша живо представила гигантскую реликтовую рыбину, живущую в здешнем огромном болоте. Болото ведь и в самом деле было огромное! Она видела его на карте в отцовском кабинете. Помнится, еще удивилась его размерам. А папа тогда сказал, что придет очередь и этих глухих мест. Советские инженеры реки вспять обращают, что им стоит осушить какое-то болото! Просто время его пока не пришло, есть у партии задачи поважнее. А мама, помнится, тогда нахмурилась, как будто ей не понравились разговоры про грядущую мелиорацию. Или ей просто не нравились разговоры про болото?

– Болотные рыбы, – сказал Серафим и сунул озябшие ладони себе под мышки. – То есть это я думаю, что рыбы, а в деревне думают, что змеи. На болото у нас почти никто не ходит. Зверья в лесу хватает. Рыбы в реке полно. А на болото если только за клюквой, да и то недалеко, по самому краешку.

– Откуда ж тогда в деревне знают про рыб?

Явно все оттуда же, из местного фольклора! Если есть сказка про рыбу-кит, отчего ж не быть про рыбу-змею?

– По костям, – сказал Серафим. – По костям и черепам.

По черепам… Один такой Стеша совсем недавно видела висящим на входной двери. И это был в самом деле очень большой череп! Тогда ей подумалось, что змеиный. Почему подумалось? Наверное, из-за зубов. А если на самом деле рыбий? Много она видела в своей жизни рыбьих черепов? Может так статься, что в этих местах давным-давно обитали какие-то древние рыбы? Находят же до сих пор скелеты динозавров! Или мамонтов! А на торфяниках и условия подходящие! Высокая кислотность, недостаток кислорода – идеальная среда для мумификации и консервации.

– И по рассказам. Дед Тихон одну такую видел собственным глазом.

– Глазом? – усмехнулась Стеша.

– Глаз у него только один, второй еще в детстве выбили камнем, – терпеливо пояснил Серафим. – Но тот, что остался, видит очень хорошо! Дед Тихон лучший на всю округу охотник.

– И он собственным глазом видел рыбу на болоте?

– Видел. – Серафим кивнул. – Рассказывал, что погнался за подраненным секачом и в азарте не заметил, как оказался на болоте.

– Болото – это же топь, да? Как там передвигаться? Где там вообще открытая вода?

– Как это где вода?! Это же болото! Там кругом вода. А под водой остров и рыбы. – Серафим говорил так уверенно и так увлеченно, что спорить с ним не было смысла. – А окна болотные, Стэфа? – Он всмотрелся в Стешино лицо, а потом кивнул, сказал уже спокойно: – Ты ж не была на болоте.

Она была. Вот только не летом, а зимой. И не видела она никакой большой воды из-за льда и снега. Только чувствовала.

– Баба Марфа меня на болото не пускает, – сказала Стеша с усмешкой.

– Правильно. Не надо тебе туда. Рано еще.

– Для чего рано?

– А может, и вовсе обойдется. – Серафим разговаривал сам с собой, на Стешу даже не смотрел. Она все никак не могла привыкнуть к этой его манере общения. – А рыбу дед Тихон тогда видел, вот как я сейчас тебя.

– И что это была за рыба? – спросила Стеша, уже окончательно смирившись с тем, что Серафим говорит только то, что сам считает нужным сказать.

– Большая. Очень большая! – Серафим снова развел в стороны руки. – Она утащила под воду секача. Деду Тихону, считай, повезло, что секач был к ней ближе, чем он. А то ведь кто знает, чем бы все закончилось!

Стеша вспомнила, как выглядит дикий кабан: видела чучело в краеведческом музее пару лет назад. Секач показался ей огромным, а экскурсовод тогда сказал, что это далеко не самый крупный представитель вида. И вот какая-то рыба сумела утащить этакую громину под воду!

– Дед Тихон тогда от страха на дерево залез. Всю ночь, говорит, на нем просидел. Боялся, что секача рыбе мало покажется.

– Это не рыба получается, а какой-то аллигатор, – сказала Стеша.

– Кто? – Серафим посмотрел на нее своим по-детски ясным взглядом.

– Крокодил такой огромный. Живет в болотах Северной Америки.

– Это не крокодил. – Серафим мотнул головой. – Дед Тихон лап никаких не видел.

– А что видел?

– Глаза, говорит, видел. Желтые. И тело такое длинное-длинное.

Глаза желтые, тело длинное. Даже если предположить, что в болоте живет какое-то древнее существо, то по описанию это не рыба, а змея.

– Вокруг секача она всем телом обвилась и потянула под воду. А секач крепкий был, матерый! Он рыбу перед смертью клыком в бок пырнул. Дед Тихон видел кровь. Он еще надеялся, что рыба подохнет и всплывет. Очень хотел на нее вблизи посмотреть. Но никто не всплыл: ни секач, ни рыба. Болото свое никогда не отдает.

– А остров? – спросила Стеша. – Ты говорил, как рыба появляется, так и остров следом.

– Он и появился. – Серафим кивнул. – Аккурат на третий день после того, как дед Тихон вернулся с болота. Два дня дед пил и всем про рыбу рассказывал. Он рассказывал, а я слушал да прикидывал, где могу ту рыбу повстречать. Я ж малой тогда совсем был. Малой и глупый. На третий день как раз и пошел на болото.

– Не боялся заблудиться?

– Я? – Серафим посмотрел на Стешу с удивлением. – Я болото уже тогда слышал. Ничего не понимал, но точно знал, когда оно спокойное, а когда злится. Болото не злилось, и я решил сходить поискать рыбу.

– И как? Нашел? – Стеша перешла на шепот. В наползающий с болота туман она теперь всматривалась с особым вниманием.

– Даже не знаю. – Серафим улыбнулся. – След от нее видел.

– На земле?

– Почему же на земле? На воде! Она под водой плыла, а сверху только тень ее и волны. Она в самом деле большая. Очень большая и очень длинная. Я, как дед Тихон, на дерево залез и сверху смотрел. Сверху ж всегда лучше видно. Сидел на дереве, наверное, полдня, задремал даже. А потом дерево мое словно бы покачнулось.

– Как покачнулось? Ветром?

– Нет на болоте ветра, – сказал Серафим назидательным тоном. – Дерево качнулось, как будто в него кто-то врезался внизу.

– В ствол?

– Ниже. Как будто его не над землей, а под ней кто-то качнул. Так качнул, что наклонил над водой. Я тогда еще подумал: это чтобы мне было лучше смотреть.

Представить такое у Стеши никак не получалось. Поэтому уточнять, как и кто мог качнуть дерево под землей, она не стала.

– А потом мое дерево поплыло. И я вместе с ним, – продолжил Серафим с улыбкой. – Не смотри на меня так, Стэфа! – Он хитро улыбнулся. – Я с ума не сошел. Ты думаешь, как это дерево оторвалось и поплыло? Да?

Стеша неопределенно пожала плечами. Сначала болотная рыба, теперь вот плавучее дерево.

– Так оно поплыло не само собой, а вместе с землей. Оторвалось и поплыло.

– Дерево с куском суши?

– Да. У нас тут такое бывает. Особенно когда вода высокая. Плавучие острова. Трава, кусты, деревья – все вместе плывет себе по течению.

– По какому течению? В болотах нет течений.

– В нашем есть. Если мне не веришь, у тетушки спроси. Три года назад летом один такой плавучий остров как раз к вашему берегу прибило. До осени он тут простоял, а потом уплыл восвояси.

Восвояси… Стеша живо представила, как из тумана выплывает сначала остров, а следом огромная то ли рыба, то ли змея, и поежилась.

– Холодно? – спросил Серафим участливо.

– Зябко.

– На болоте всегда зябко, даже в самое жаркое лето. Я тогда тоже замерз на своем дереве. А как увидел рыбу, так меня сразу в жар бросило. Она кружила вокруг острова, близко не подплывала, на поверхность не всплывала. Но след ее я на воде видел. Как от подлодки след. Только откуда же в нашем болоте взяться подлодке, правда?! – Серафим усмехнулся.

Это уж точно! Подлодке тут взяться неоткуда, а вот реликтовой чудо-рыбе – очень даже.

– А потом рыба уплыла, а вода вокруг забурлила.

– Как забурлила? – Что ни говори, а рассказывать сказки Серафим умел. – Газы болотные стали подниматься со дна? – Стеша все еще пыталась найти хоть какое-то научное объяснение необъяснимому.

– Забурлила, как в котелке, когда уха варится, – объяснил Серафим. – Волна пошла. Мое дерево закачалось так сильно, что я с него слез, чтобы не свалиться. А потом появился он. – Серафим сделал паузу, не драматическую, а задумчивую, словно вспоминал, как все происходило. – Сначала из воды появились верхушки деревьев. Елки там были, дубы и осины. И деревья были прямо такие крепкие, не такие, какие обычно на болоте растут. И вода с них стекала вниз, на землю, на огромные черные валуны. Они черные были, потому что мокрые. А потом, как высохли, стали зелеными с серебряной искрой. Солнца на болоте не бывает никогда. Но те камни все равно светились.

– Он был большой? – неожиданно для самой себя спросила Стеша. Не то, чтобы она поверила во все эти россказни, но слушать Серафима было очень интересно. – Этот остров.

– В тумане было не разглядеть, но мне показалось, что очень большой, намного больше моего. Мой к нему как раз и причалил, как лодочка к кораблю. Стукнулся о каменный берег и перестал качаться.

– А ты? – Стеша посмотрела на него одновременно требовательно и вопросительно. – Ты сошел на этот берег?

– Сошел. – Серафим кивнул. – Только тетушка говорит, что зря.

– Почему?

– Потому что это был не простой остров. Это была Марь.

Марь? В слове этом Стеше чудилось что-то одновременно загадочное и поэтичное. Загадочного было чуть больше.

– А Марь – это плохо?

– Марь – это не для людей.

– И что случилось?

Ответить Серафим не успел.

– Стэфа! – Резкий голос бабы Марфы в клочья разорвал очарование момента. Даже туман испуганно припал к воде и, кажется, зашипел.

– Да, бабушка?

Стеша обернулась. Ей казалось, что баба Марфа стоит прямо у нее за спиной. Но старуха стояла далеко: метрах в ста от берега. Как такое вообще возможно? Что это за акустический феномен такой? Может быть, из-за тумана?

– В дом иди. – Сейчас голос бабы Марфы доносился издалека. Как Стеша могла вообще подумать, что она рядом? – И ты, Серафим, ступай домой! Скоро стемнеет!

– Я темноты не боюсь, – сказал Серафим и помахал бабе Марфе рукой. – Я вообще ничего не боюсь, Стэфа.

– Это хорошо, – зачем-то похвалила она его.

– А ты бойся. – Ясные глаза на иконописном лице Серафима вдруг налились темнотой. Вместо небесной голубизны в них теперь клубилось марево. То самое марево, которое встретило его в далеком детстве. Голос его тоже изменился, сделался по-стариковски глухим, в нем слышался треск горящих веток.

– Чего мне бояться? – спросила Стеша шепотом и отступила на шаг.

– Мари, – сказал Серафим и улыбнулся. На мгновение, на сотые доли секунды Стеше показалось, что перед ней не человек, а принявший человеческий облик болотный туман, что из темных провалов глазниц на нее смотрит древняя рыба. Смотрит, изучает, оценивает.

– А я темноты вообще не боюсь! – Древняя рыба ушла в черные глубины, возвращая на поверхность деревенского дурачка Серафима, возвращая ему голос и синеву глаз.

Стеша покачнулась, словно кто-то невидимый ткнул ее в грудь и вышиб из легких сырой болотный воздух. Она сложилась пополам и закашлялась. Серафим заботливо похлопал ее ладонью по спине. И с каждым таким ударом из груди ее выплескивалась горькая болотная вода. А потом на Стешу навалилась тьма и потащила на глубину, туда, где ее поджидала древняя рыба.