Текст книги "Марь"

Глава 7

Стэф приехал минута в минуту, но Арес уже поджидал его, сидя на лавке перед своим подъездом. Армейский рюкзак с самым необходимым стоял тут же, у его ног. Сказать по правде, он до последнего считал, что Стэф передумает. Какой интерес переться к черту на рога из-за обыкновенной, пусть и хорошо сохранившейся армейской фляги? Что он рассчитывает найти на том богом проклятом болоте? Что это вообще за блажь такая? Но за блажь Аресу хорошо заплатили, а вести раскопки было куда интереснее, чем рыть могилы. Арес искренне надеялся, что Стэф в курсе «законности» этой деятельности.

– Доброе утро! – Стэф высунулся из кабины своего Крузака, призывно махнул рукой.

Арес с ленцой потянулся, подхватил с земли рюкзак и забрался на пассажирское сидение.

– Куда едем? – спросил Стэф таким тоном, словно ему было абсолютно все равно, куда ехать. А может быть, и в самом деле все равно?

Арес продиктовал название пункта назначения. Стэф молча вбил его в навигатор и дождался загрузки маршрута. Ехать получалось ни далеко, ни близко – чуть меньше тысячи километров. Если не тупить и не тратить время на пустяки, к вечеру будут на месте. Стэф производил впечатление мужика неспешного и основательного, а вот его Крузак выглядел так, словно прошел огонь и воду. Вид Крузака внушал Аресу некоторый оптимизм. Если бы ему позволили, он бы с радостью сел за руль. Да кто ж доверит чужаку своего железного коня? Сам Арес ни за что не доверил бы.

Стартанули мягко, но резво. По узким улочками спального района, между кое-где и кое-как припаркованными машинам Стэф маневрировал поразительно ловко. Иногда Аресу казалось, что дело закончится снесенным зеркалом заднего вида или поцарапанным крылом, но обошлось. А на трассе стало совсем хорошо. Стэф вел уверенно и выглядел так, словно полжизни провел за рулем. А еще он молчал. Час молчал, два молчал, три молчал. Арес не выдержал на четвертом часу. К этому времени он успел подремать, просмотреть новости и свежие сообщения на форуме копателей. Именно для форума он и придумал свой никнейм. Впрочем, не то чтобы придумал – взял в долг у бога войны. А имечко возьми и приживись. Арес привык к нему, как к родному, и возвращать не собирался. Псевдонимы в их деле отвечали не столько за понты, сколько за безопасную коммуникацию. Жаль только, что почти никто из его визави не знал значения этого имени.

– И что, даже не спросишь, как там? – сказал Арес, зевая и почесывая пузо.

– Где там?

Стэф скосил на него взгляд. Наверное, по случаю дальней дороги его волосы были убраны в хвост. Наверное, он даже мог бы сойти за байкера с этими своими волосами, горой мышц и невозмутимостью. Все портила бородень! Лохматая, неопрятная, как у крепостного мужика!

– Там, это на месте! – Арес вытащил из рюкзака бутылку минералки, сделал большой глоток, протянул Стэфу. Тот отрицательно мотнул головой. То ли пить не хотел, то ли брезговал. – Ты даже не поинтересовался, куда мы едем. Вчера я подумал, что эта рассеянность по пьяни, а сегодня вот начал сомневаться.

– Сколько мы там выпили? – отозвался Стэф.

Выглядел он в самом деле огурцом. Перегаром в салоне Крузака не пахло. Пахло, наоборот, чем-то вкусным и благородным.

– Так почему не уточнил маршрут? – не отставал Арес. – А вдруг я сказал бы, что ехать нужно за Урал?

– Так и поехали бы за Урал.

Стэф пожал плечами. В жесте этом была такая привычная небрежность, что Аресу снова стало завидно. Он поймал себя на мысли, что больно уж часто завидует Стэфу. А чему там завидовать? Бороде лопатой? Баблу? Баблу, пожалуй, можно было бы и позавидовать. Интересно, чем Стэф занимается в свободное от походов по аукционам время?

– И сейчас неинтересно? – спросил Арес.

– Интересно.

– Так почему не спрашиваешь?

– Так скоро сам все увижу.

– Ну, ты даешь! – Арес откинулся на спинку сидения. – Едешь с незнакомым мужиком хрен знает куда, хрен знает зачем и не задаешь вопросов!

– Почему с незнакомым? – Стэф приподнял бровь. – Я навел справки. Я знаю, с кем еду, и знаю, ради чего.

Значит, навел справки. Не помог, выходит, псевдоним. Кому нужно, тот найдет. А Стэф ведь и нашел! Глупо было думать, что в «Тоске» они встретились случайно. Пробили его! Как малого ребенка вычислили! А чего не вычислить, если он сам сунул Стэфу визитку со своим номером телефона?

– А вот я никак не могу понять, ради чего. – Арес покачал головой. – Я тебе честно говорю, нет в той глуши ничего интересного! Все интересное уже давным-давно выкопали. Фляжку ту я вообще чудом нашел. До сих пор удивляюсь.

– Чудом – это как? – спросил Стэф. В голосе его впервые за все время послышался интерес.

– Чудом – это прямо под ногами. Шел-шел и нашел! Лежала себе на бережке, наполовину в песочке, наполовину в водичке. Представляешь? Я ее не откапывал, она ко мне сама в руки приплыла!

– Чудом… – рассеянно повторил Стэф, а потом вдруг спросил: – Ты есть хочешь?

– Хочу, – признался Арес.

– Тут поблизости есть неплохое придорожное кафе. Предлагаю перекусить.

Кафе и в самом деле оказалось неплохое, хоть и придорожное. Арес наелся от пуза, а потом еще и влил в себя две большие чашки капучино из автомата. Стэфу сварили настоящий черный кофе. Оказывается, так можно было. Но завидовать Арес не стал. Сытость располагала к благости.

В следующий раз Стэф заговорил, когда до места оставалось всего пару часов езды.

– Где ты там жил? – спросил он.

– Я? – Арес посмотрел на него с изумлением. – В палатке.

– Я в палатке не хочу. – Стэф потеребил свою бородень, а потом велел: – А глянь-ка, нет ли поблизости каких-нибудь кемпингов или сдающихся внаем домов.

– Насчет кемпингов я сильно сомневаюсь. – Арес уткнулся в свой смартфон. – Уж больно места дикие. Хотя с нынешней модой на все экологичное…

Интернет он промониторил минут за пять. По всему выходило, что ночевать им придется если не в палатке, то в Крузаке. По крайней мере, этой ночью.

– Есть поблизости какая-то усадьба, – сказал он. – Прямо на берегу реки.

– Хорошо, – пробормотал Стэф.

– Но она еще не работает. В смысле, находится на реконструкции и когда откроется – неизвестно. А больше ничего подходящего. Может, в городе гостиницу поискать? От города до деревни километров двадцать. Переночуем, а утром можем у местных поспрашивать насчет жилья.

– Ищи в городе. – Стэф кивнул. – Завтра определимся с постоянным жильем.

– В каком смысле постоянным? – удивился Арес. – Мы в эту глухомань надолго?

– Как пойдет. – Стэф пожал плечами, а потом усмехнулся и добавил: – Не переживай, к началу семестра управимся.

Арес посмотрел на него с легким раздражением, сказал:

– А я смотрю, ты глубоко копнул.

– Я нормально копнул. Ровно на ту глубину, которая меня интересовала.

– То есть родословную мою ты не запрашивал?

– Не было такой надобности. – Стэф оторвался от дороги, посмотрел на Ареса: – Ты не передумал?

– Я не передумал. – Арес провел ладонью по наголо выбритой голове. – Я просто никак не возьму в толк, зачем тебе все это.

– Я пока тоже, – сказал Стэф и уставился на дорогу.

В город они въехали с первыми закатными лучами. Впрочем, назвать его городом можно было с очень большой натяжкой. Ни одного здания выше пяти этажей Арес не увидел. Да и те были в основном в центре. Сам центр с несколькими выстроившимися буквой «П» административными зданиями, супермаркетом, гостиницей и рестораном окружали одноэтажные дома разной степени привлекательности и обустроенности. Но в целом выглядело все пасторально и благолепно. Хоть прямо сейчас на фото в туристический буклет!

Стэф остановил Крузак на пустой автостоянке перед гостиницей с претенциозным названием «Парадиз». Название это приветственно мерцало ядовито-розовым неоновым светом. С гостиницей соседствовал одноименный ресторан с такой же вульгарной вывеской.

– Ничего, – сказал Стэф, то ли утешая себя, то ли подбадривая, – зато за едой далеко ходить не придется.

– Ага, – поддакнул Арес, – отведал местных разносолов – и в рай!

В животе у него тут же громко заурчало. Стэф усмехнулся и первым направился к входу в гостиницу. Вход охраняли два позолоченных льва, таких же претенциозно-вульгарных, как и вывеска. В самой гостинице неожиданно оказалось вполне уютно. Конечно, если закрыть глаза на обилие позолоты и прочих вензелей.

– Хозяин, похоже, тяготеет к прекрасному, – сказал Арес, осматривая гостиничный холл и стоящую за стойкой фигуристую барышню. Барышня приветливо улыбнулась, но не ему, а Стэфу. Наверное, каким-то шестым чувством определила, кто в их тандеме главный. Или ей нравились косматые и бородатые мужики типажа Ильи Муромца.

Их заселили в соседние номера. Номера были из разряда «бедненько, но чистенько». Арес предположил, что все хозяйское бабло ушло на «вензеля» и позолоту в холле. В ресторане тоже было дорого-богато. А еще подозрительно тихо. За столиками сидело всего несколько посетителей. Музыки не было вообще никакой: ни живой, ни мертвой. И к лучшему: Аресу сейчас хотелось просто пожрать и поспать.

Пожрать получилось. Кухня в «Парадизе» оказалась весьма приличной, а цены гуманными. Они со Стэфом даже выпили по паре рюмашек коньяка. Коньяк, к слову, оказался дороже самого ужина. Арес очень надеялся, что за такие деньги им не налили какой-нибудь паленой дряни.

А вот лечь спать сразу после ужина не вышло. Тихий городишко на поверку оказался не таким уж и тихим. В тихом городишке обижали бабушек божьих одуванчиков!

Старушка в платочке, вязаной кофте, юбке до пят и с клюкой под мышкой довольно резво пересекала граничащую с рестораном площадь. Арес не знал, что удивило его больше: эта резвость или тот факт, что старушка шляется по городу в полуночный час, вместо того чтобы вязать внукам носочки. Удивление довольно скоро перешло в беспокойство.

Бабулечка уже была на самой границе освещенной фонарями площади, когда из темноты ей наперерез вышли четверо. По виду местные гопники, малолетнее шакалье, промышляющее под покровом ночи. И вся эта свора с четырех сторон окружила старушку. Арес и Стэф стояли на крыльце ресторана на противоположной стороне площади, но пьяный гогот шакалят разносился в ночной тишине на сотни метров. Старушка испуганно замерла. Арес вздохнул. Он был сыт, благостен и из-за выпитого коньяка малость тяжел на подъем.

– Я, наверное, схожу, гляну, что там и как, – сказал он без особого энтузиазма. – Не люблю, понимаешь, когда хулиганы бабушек обижают.

– Справишься? – спросил Стэф, разглядывая шакалят.

Арес кивнул.

– Как-нибудь разберусь.

– Ну, иди, – разрешил Стэф. – А я пока тут постою, понаблюдаю за переговорами. Если что, зови.

Арес фыркнул и спрыгнул с крыльца. Шакалята пока бабулечку не обижали, просто кружили вокруг нее голодной глумящейся сворой, но когда Арес был уже на середине пути, перешли от слов к делу. Один из шакалят дернул старушку за рукав кофты с такой силой, что та едва не свалилась на землю. Может, и свалилась бы, если бы второй шакаленок не обхватил ее сзади. Да не просто обхватил: с глумливым смехом оторвал от земли. Арес отчетливо видел болтающиеся в воздухе тяжелые боты. Бедная-бедная старушка!

– Эй, дебил! – рявкнул Арес. – А ну поставь бабушку на место!

Дебил обернулся. Вслед за ним отвлеклись от своего черного дела остальные.

– Ты чё вякнул?! – спросил дебил и осклабился.

– Я сказал, старость нужно уважать.

А бабулечка оказалась не промах! А бабулечка оказалась шаолиньским монахом! А бабулечка, воспользовавшись замешательством, вызванным эффектным появлением Ареса, пнула одного дебила каблуком в ногу, а второго клюкой в живот. Арес восторженно присвистнул и ломанулся в бой, спасать шаолиньскую бабушку от хулиганов. Или хулиганов от шаолиньской бабушки.

Бой закончился до скучного быстро. Не то чтобы Арес был таким уж крутым бойцом, но детство и отрочество его прошло на улицах далеко не самого спокойного района. А когда не на улицах, тогда в тренажёрках. Потому как мальчику из приличной семьи, который с детства был крепок духом, но слаб телом, нужно было учиться за себя постоять. Арес научился: подтянул крепость тела до крепости духа. А шакалята были всего лишь местной шпаной. Задиристой, безмозглой и нетренированной. Шакалят он раскидал быстро. Да и бабулечка не стояла на месте, помогала, чем могла. Первые пару минут.

В бою бабулечке, похоже, досталось: она вдруг ойкнула, чертыхнулась, схватилась за нос и выбыла из игры. До неё явно дотянулся один из шакалят. И пока Арес продолжал махать кулаками, а иногда ногами, она ретировалась с поля боя и аккуратненько уселась прямо на землю.

Арес отомстил за страдания старушки, отправив в нокаут ее малолетнего обидчика. Обидчика, матерясь и грозясь страшными карами, утащили с поля боя его подельники. Арес перевел дух и осмотрелся. Стэф по-прежнему стоял на крылечке в расслабленной позе праздного наблюдателя. Заметив, что Арес смотрит в его сторону, он приветственно махнул рукой. Арес махнул в ответ, подобрал валяющуюся на земле клюку – шаолиньское оружие. Теперь ему предстояло самое сложное: раз уж он спас прекрасную бабку из лап злодеев, надо эту бабку хотя бы через дорогу перевести. Так сказать, по заветам пионерии.

– Бабушка… – Он обернулся. Старушки на месте не было. Старушка резво ковыляла прочь с поля боя.

Ему бы обрадоваться, что не нужно никого через дорогу переводить, но, наверное, еще не выветрился хмель из головы, а адреналин из крови.

– Бабушка, вы палочку свою забыли! – Заорал Арес и бросился вдогонку за спасаемой, но не желающей быть облагодетельствованной по полной программе старушкой.

– Себе оставь, внучок! – прогундела старушка, не оборачиваясь.

– Так мне такое еще рановато! Да постойте вы!

Бабулька была настолько резва и деловита, что Аресу пришлось перейти на бег, чтобы ее догнать.

– Да что ж такое-то?! – Он со всем возможным уважением положил ладонь на костлявое бабкино плечо. – Да заберите вы свою клюку! Мне чужого не нужно!

А плечо оказалось не таким уж и костлявым. Вполне себе упругим оказалось плечо. Арес осторожненько потянул его на себя, поворачивая бабку вокруг оси.

Бабка развернулась неожиданно резко. Как он мог забыть про шаолиньское проворство?

– Ну, давай свою палку, внучок! – прошипела она неласково. – Да вали уже с богом!

А вот к такому хамству жизнь Ареса не готовила! Ни к хамству, ни к тому, что бабка неожиданно заговорит молодым и злым голосом, ни к тому, что бабка окажется совсем даже не бабкой.

– Ого, – сказал Арес растерянно и, наверное, от растерянности сжал плечо еще сильнее.

– Решил бабушке руку сломать, внучок?! – Она дернулась, но Арес держал крепко.

– Решил на бабушку поближе посмотреть. Надо же знать, кого спас из злодейских лап.

– Мог и не спасать! Бабка бы и сама неплохо справилась!

Она дергалась и брыкалась. Пришлось схватить ее за плечи обеими руками и держать вот так, на вытянутых руках, чтобы часом не лягнула или не куснула.

Все-таки с лицом ее было что-то не так. И дело даже не в распухшем носу и не в потеках крови на подбородке, а в самом лице. Оно было старушечьим, но не старым. На Ареса гневно зыркали голубые глазищи в обрамлении густых ресниц. Бывают у бабулек такие ресницы? Да и вертлявость у нее какая-то повышенная.

– А ты точно бабка? – спросил Арес вкрадчиво. От пережитого шока он как-то неожиданно для самого себя перешел на «ты».

– А ты точно спаситель? – спросила она и попыталась пнуть его ногой в колено. – Что ж ты, спаситель, даму за шкирки таскаешь?

– А и то верно! – Аресу вдруг стало так обидно, что аж челюсти от злости свело. – И чего это я?

Он разжал пальцы так быстро и так неожиданно, что «бабулька» не удержалась на ногах и с воплем плюхнулась на задницу.

– Дебил! – сказала она в сердцах, встала сначала на четвереньки и только после этого вертикализировалась.

– Ага, это вместо спасибо.

– Дебил с гипертрофированным чувством собственной значимости!

Бабка вдруг задрала подол юбки. Сделала она это с такой коварной стремительностью, что Арес не успел ни отвернуться, ни зажмуриться. Но ничего страшного не случилось. Никаких панталон с начесом и прочих непотребств под юбкой не обнаружилось. Под юбкой обнаружились драные джинсы. А псевдобабка обмотала подол юбки вокруг талии и попятилась.

– Провожать меня не надо, внучок! – Сказала она и шмыгнула распухшим носом.

– Чур меня! – сказал Арес и перекрестился. – Ступай с богом, чудовище!

Чудовище возмущенно фыркнуло и исчезло в темноте. А через пару мгновений тишину нарушил рев мотоцикла. Голос у него был такой же раздраженный, как и у его придурочной хозяйки.

Стэф дожидался Ареса, развалившись на лавочке перед входом в «Парадиз», который кабак, а не гостиница.

– Догнал? – спросил участливо.

– Догнал! – Арес сел рядом, вытащил из кармана джинсовки сигареты, закурил. – Вот, даже клюку на память подарила!

Он положил клюку на колени, повертел и так и этак. Клюка, кстати, была непростая. Не из тех, что можно купить в магазинах медтехники или в интернете. Клюка была деревянная, с круглым стальным набалдашником. Таким не то что от хулиганов можно отбиться, таким и черепушку в случае чего можно проломить.

– Можно? – Стэф потянулся к клюке.

– Да пожалуйста! – Арес сделал глубокую затяжку.

– Интересная вещица. – Глаза Стэфа загорелись. Примерно такое же выражение было на его лице, когда он купил на аукционе фляжку. – Лет сто ей, не меньше. – Он перевел взгляд на Ареса, сказал: – Очень хороший подарок! Твоя старушка знает толк в старине. Уж прости за тавтологию.

– Сколько? – спросил Арес деловито. – Сколько можно за нее выручить?

– Я готов купить ее за пять сотен, – сказал Стэф просто.

– Рублей?

– Долларов.

– Ты прихватил с собой печатный станок?

– Я прихватил с собой доллары. Ну так что, по рукам?

– По рукам! – Арес пожал крепкую ладонь Стэфа, а потом в сердцах сказал: – А старушка моя просто идиотка.

Глава 8

Стеша пришла в себя быстро, словно и не случилось с ней ничего странного, не примерещилось ничего на дне ясных глаз Серафима.

– Голодная ты, Стэфа, – сказал ей тогда Серафим, помогая подняться на ноги. – Голодная и худющая! – Он с неодобрением осмотрел ее с головы до ног, а Стеше вдруг как-то сразу стало легче. Голодный обморок – это прекрасное объяснение случившемуся! От гипогликемии и не такое может случиться. Считай, еще легко отделалась!

Баба Марфа вообще ничего не сказала. Она молча стояла на крыльце, дожидаясь, пока Серафим поможет Стеше дойти до дома, а потом так же молча ушла внутрь. Стеша еще несколько минут постояла с Серафимом, подышала сырым болотным воздухом, а потом сказала:

– Ну, я, наверное, пойду.

Серафим ничего не ответил, лишь молча кивнул и пошагал прочь. А дома Стешу уже ждала запеченная картошка и горький отвар. Ни про свой разговор с Серафимом, ни про свое видение Стеша решила не рассказывать. По мрачному лицу бабы Марфы было ясно, что ей неинтересно.

– Весна пришла, – сказала она в ответ на Стешино «спасибо, бабушка» и почему-то тяжело вздохнула.

А вслед за весной в деревню пришли немцы. Пока еще только в деревню. Соваться на болото они не решались. Но страшные слухи об их зверствах доползали вместе с гулкими пулеметными очередями и запахом гари, который приносил на своих влажных крыльях ветер.

В деревне Стеша была как раз перед приходом немцев. Ходила туда по поручению бабы Марфы, чтобы передать узелок с травами тамошнему фельдшеру Петру Герасимовичу. Фельдшер был старый и хромой, от него за версту несло махоркой и перегаром, но местные его уважали. А он, стало быть, уважал бабу Марфу, коль уж не гнушался ее травами.

– А где сейчас другие лекарства найти? У тебя есть? – Это был ответ бабы Марфы на невысказанный вопрос Стеши. – Или чем ты предлагаешь людей лечить?

Стеша тогда не нашлась с ответом, но к травкам присмотрелась очень внимательно, а потом еще у фельдшера Герасимовича уточнила, какая трава от чего помогает. Герасимович был с похмелья, и Стешины расспросы ему не понравились, но отказывать ей в такой малости он не стал, все подробно разъяснил. Он разговаривал с ней как с маленькой. Словно она не закончила три курса мединститута, словно она ему неровня. Стеша сначала хотела обидеться, а потом передумала. Кто она такая, чтобы учить жизни человека, у которого уже большая часть этой самой жизни позади? В обмен на травы Герасимович дал ей корзинку с «гостинцем». «Гостинец» по нынешним временам был царский: десяток яиц, холщовый мешок с мукой, шмат сала и завернутая в пожелтевшую газету вяленая рыба. Ни одна болотная трава столько не стоила.

– Чем богаты, – сказал тогда Герасимович, закуривая вонючую самокрутку. – Люди несут, а мне одному много ли нужно? Ты иди, девонька, пока не стемнело. Ступай уже!

Все они здесь, в этой глуши, боялись темноты. Стеша помнила незваных ночных гостей, поэтому тоже боялась, хоть и пыталась убедить себя, что причина ее страхов лежит в иной плоскости и боится она не угарников, а топкого бездорожья.

Разговаривать про ту страшную ночь баба Марфа отказывалась. На все Стешины расспросы отвечала односложно и зло:

– Не твое дело, Стэфа! Твое дело за малой присматривать, да меня слушаться.

– И у болота ничего не брать! – злилась Стеша. – Ни грибов, ни ягод! Ничего!

– А чтоб у болота ничего не взять, на болото не нужно ходить! – Баба Марфа сарказма не понимала и не принимала.

– И если Марь увижу, сразу домой бежать! Что это за Марь такая, бабушка?

Про Марь баба Марфа тоже отказывалась разговаривать. Сказала лишь, что у Серафима язык без костей, а в голове болотный туман. Сказала, что нет никакой Мари, что все это детские сказки. Вот только лицо у нее при этом сделалось мрачное и совсем старое. Наверное, именно поэтому Стеша даже не пыталась узнать о ночном госте. Понимала, что баба Марфа все равно ничего не расскажет.

Про ночного гостя она как-то спросила у Серафима. Он как раз собирался в деревню, а Стеша вышла его проводить. Разумеется, не просто так вышла, а с намерением разговорить и узнать правду. Но тот в ответ лишь замотал головой, а спустя долгие минуты тягостного молчания сказал:

– Это не моя тайна, Стэфа.

– А чья? Бабы Марфы? Так у нее этих тайн хоть соли! У нее в кладовке череп! И еще в горшке с цветами! Зачем ей черепа?

– Для защиты. – Когда речь шла не о тайнах бабы Марфы, Серафим снова делался разговорчивым.

– От кого нам нужно защищаться? От угарников?

– Ей угарники не страшны. Не за ней они тогда приходили.

– Они за мной приходили, я знаю! А зачем? Зачем я им нужна, Серафим?

– А тебя и малую нужно защищать. – Серафим привычно уже игнорировал ее вопросы. – Особенно тебя.

– От кого? От кого и почему меня нужно защищать?

– У бабы Марфы защитник есть. – Серафим улыбнулся. – Она не говорит, но я знаю. Мне болото нашептывает.

– И кто это? – Как бы Стеша не злилась, а про защитника ей было интересно. Может, и у них с Катюшей тоже есть защитник?

– Болотная рыба. Или змея. – Продолжая улыбаться, Серафим как-то неопределенно развел руками. – Она почти всегда под водой, поэтому мне кажется, что все-таки рыба. Но на змею она тоже похожа. И на землю может выползать. Тот череп, про который ты говоришь, на земле нашли, а не в воде.

– Я с ума с тобой сойду, Серафим! А Карл Линней с Чарльзом Дарвином в своих гробах перевернутся от твоей классификации видов!

– Не понимаю, о чем ты, Стэфа. – Он покачал головой.

– Я про то, что животное не может быть одновременно и рыбой, и змеей!

– Наверное. – Серафим пожал плечами, а потом добавил: – Может, она в воде рыба, а на суше змея?

– А кабанов жрет, как крокодил, – пробормотала Стеша так тихо, что Серафим ее не расслышал.

– Я для тебя все-таки змейку вырежу, – сказал он задумчиво. – Вдруг ей все равно, кого защищать? Увидит, что у тебя есть оберег, что ты не чужая, и защитит. Только ты, Стэфа, бабе Марфе не говори и не показывай. Ей это не понравится. Она до сих пор злится, что ты приехала.

– Она всегда злится, – буркнула Стеша.

– Она потому злится, – сказал Серафим и погладил Стешу по голове, – что боится за вас. За тебя боится.

– А чего за меня бояться? – Прикосновения Серафима были ласковыми, но почему-то вызывали оторопь. Стеше захотелось стряхнуть его руку, но она не стала, побоялась обидеть.

– Сначала за Наталью, маму твою, боялась. А теперь вот за тебя. Только ты ей не говори.

– Она всегда злится, – повторила Стеша с досадой. – С первого дня. С самого нашего приезда. Она не любит нас, Серафим. Не любит и никогда не полюбит. А остальное – все эти разговоры про болото, рыб и змей – лишь глупые отговорки. Она просто хочет, чтобы мы уехали, но почему-то не может прогнать. А мы бы уехали! Я бы хоть завтра на фронт, в медсанбат! Но Катюшу куда? Она не хочет оставлять Катюшу у себя. Сказала: с собой забирай! Куда забирать? На фронт?!

– Малой на болоте лучше будет, безопаснее, – сказал Серафим.

– На болоте? Мне, значит, опасно, а Катюше безопасно, да?

– Да. – Привычным жестом Серафим сунул ладони под мышки. – Пока ты жива, малой на болоте ничего не угрожает. Ты первая, Стэфа.

– В каком списке я первая?

– Ты веришь в судьбу? – спросил он.

– Нет!

– У каждого своя судьба. Вот я, к примеру, многое могу. Обереги умею вырезать. Хочешь из дерева, хочешь из костей. Даже из рогов могу. Меня никто не учил, я просто умею. И болото слышу. Не все понимаю, но даже на расстоянии знаю, когда оно злится, и чувствую, сытое оно или голодное. Вот такая у меня судьба. Она вырезана на дереве или на кости. А может, выцарапана на рогах. А у тебя судьба другая, но и она еще не определена. Я выбирать не мог. А ты можешь. Хочешь – ее огнем выжгут, а хочешь – напишут водой. У тебя есть выбор.

– А если я не хочу выбирать? – спросила Стеша, вглядываясь в стремительно темнеющие глаза Серафима. – Если я не верю в такое?

– Можно и не выбирать. – На дне Серафимовых глаз всплеснула хвостом древняя рыба. – Только тогда придется платить.

– Чем?

– А всегда по-разному. Можно своей жизнью, можно жизнями тех, кого любишь. Но платить все равно придется. Такая судьба.

Древняя рыба снова всплеснула хвостом. Стеша испуганно отшатнулась и закричала. Вместе с криком из ее груди вырвались едкие клубы дыма. А потом на Стешин лоб легла холодная ладонь, а сердитый голос проворчал:

– Сколько тебе раз повторять, чтобы не рассказывал ей ничего! Не нужно ей это знать! Не готова она! И не будет готова никогда!

– Так не говорил я ничего, тетушка! Ни тогда, ни теперь! Ничего из того, что ты запретила, не рассказывал.

– Не рассказывал, говоришь? А чего ж она тогда в лихоманке бьется? Тот раз чуть не захлебнулась, а теперь от нее дымом несет!

– Я же только про рыбу, тетушка. Про рыбу все в деревне знают. Что ж в этом плохого? Она про черепа спрашивала. Ты ей не ответила, так она ко мне с вопросами пришла.

– Я запретила! Не должна она ничего знать ни про рыбу, ни про угарников, ни про… Марь. Что ты рассказал ей про Марь, Серафим?

Стеше нужно было затаиться, дослушать до конца этот странный разговор, но она не выдержала, закашлялась, застонала, попыталась сесть. Все ее тело горело огнем. Каждая косточка, каждая мышца потрескивала от жара и напряжения.

– Лежи, девка! – Кто-то неласково толкнул ее в грудь, опрокинул обратно на спину. – А ты чего застыл? Отвар принеси!

– В тот раз ей так плохо не было. С водой ей легче, чем с огнем, да?

– Вон пошел!

– А змейку я ей все равно вырежу! Хоть ругайся, хоть гони меня! Всем нужны обереги, а ей особенно! Видишь, какая она? Ты же видишь?!

– Серафим, в последний раз тебя прошу! – Голос бабы Марфы сделался похожим на шипение. Наверное, Серафим когда-то и ей подарил резную змейку, а теперь она сама стала злой и опасной, как болотная гадюка. – Отвар принеси! И таз с холодной водой! Полотенце со стола прихвати! И за что мне все это? За какие грехи?

– Ты знаешь, за какие грехи, тетушка. За те грехи, которые ты сейчас на нее пытаешься повесить. Сама не решилась, а за нее пытаешься решить. – Серафим говорил спокойно, в тихом голосе его не было страха, лишь жалость.

– Хочешь девчонке помочь – делай, что велю. А советов от тебя мне сейчас не нужно.

Заскрипели половицы под удаляющимися шагами. На лоб снова легла шершавая неласковая ладонь.

– Я умираю, бабушка? – спросила Стеша. Страха не было. Серафим сказал, что за отказ от выбора нужно платить. Вот она и платит. Хоть и не знает, от чего отказалась.

– Дура ты, Стэфа. – Неласковая ладонь надавила на лоб. Должно было стать больно, а стало легче. – Жар у тебя. Простыла, видать, когда в деревню ходила.

– У меня дым, – прошептала Стеша. – Внутри дым… А раньше была вода…

– Дым… вода… Все у тебя есть, кроме мозгов, девочка. Серафим, где ты пропал? А ты, малая, не плачь, не плачь! Все с твоей Стешей будет хорошо. Денек-другой в кровати поваляется и снова дурить начнет.

Так оно и вышло. Стеша провалялась в бреду и лихорадке ровно два дня, а на утро третьего очнулась совершенно здоровой и зверски голодной. Вот и пригодилось сало, которое передал бабе Марфе фельдшер Герасимович. И молоко, которое принес из деревни Серафим, Стеша тоже выпила с большим удовольствием. Молоко немного пахло гарью, но, наверное, это ей только казалось. Одной рукой Стеша держала глиняную чашку, а второй обнимала Катюшу. В руках у сестрички была ее ненаглядная птичка. Стеша поймала себя на том, что никогда не рассматривала птичку вблизи, не выясняла, какого та рода-племени.

– Это голубь у тебя, Катюша? – спросила она и погладила сестру по макушке.

– Это сова, – ответила Катюша и прижала птичку к груди. – Ты не разбираешься, что ли, Стеша? Вот смотри, какие у нее большие и круглые глаза.

– Сова… Точно сова! – Чтобы не разреветься, Стеша крепко зажмурилась, а потом поцеловала Катюшу в макушку.

– А тебе дядя Серафим обещал змейку вырезать, – прошептала Катюша ей в ухо. – Чтобы ты больше никогда не болела.

– Обещал, сделал. – Серафим придвинул к кровати табурет, а потом, воровато оглянувшись на дверь, положил на раскрытую Стешину ладонь крошечную белую змейку. – Это мой тебе оберег, Стэфа.

Змейка была чудесная! От тонкости и филигранности работы у Стеши захватило дух. На свернувшемся кольцами тельце была отчетливо видна каждая чешуйка. Круглые глаза были закрыты, и казалось, что змейка спит, но вот-вот проснется.

– Спасибо, Серафим. – В этот самый момент Стеша поняла, что ни за что и никогда не расстанется со своей змейкой. И ей совершенно все равно, оберег это или просто милая безделица. Она скользнула пальцем по теплой, словно нагретой солнцем чешуе. – Из чего она?

– Из кости. Болото нашептало, где взять. Я пошел и нашел. Ты не бойся, Стэфа, это не от болота подарок, а от меня.

– Я и не боюсь.

– Ее можно повесить на веревочку. – Серафим смущенно улыбнулся. – И будет красиво. Правда?