Текст книги "Летний рай"

– Да ты на сестру свою посмотри, – предложил муж, – у неё же на лбу крупными красными буквами написано: авантюристка.

Инка обиженно засопела, но промолчала, здраво рассудив, что если она начнёт возмущаться будет ещё хуже.

– Всё, завтра в поликлинику и назад, никуда не заезжая, понятно? И сидеть дома до моего возвращения! – горячился муженёк, стоя посреди комнаты и размахивая для большей убедительности руками.

– Ты, это самое, Ильич, ты тут давай не митингуй, не на броневике, понимаешь, – съязвила Инка, намекая на то, что отчество моего мужа и его пламенная речь, наводит на некоторые аналогии с другим, небезызвестным Ильичом. – За кого ты нас принимаешь, вообще? Съездим к доктору, покажем ему Санькину пятку, и домой, как огурчики…

Я высадила Инку напротив «Детского мира», посмотрела, как она гордо прошествовала внутрь, вздохнула и поехала в направлении поликлиники. Сестрица явно что-то задумала, только вот что, не пойму никак.

Очередь к окошечку с первой четвертью алфавита, куда входила и моя фамилия, впечатляла. Вторая была ничуть не меньше, третье окошко пустовало, стало быть, буквы от «ф» до «я», рассредоточились по первым двум. Вот восхищаюсь я нашим сервисом! Вот умеет же наш человек на пустом месте создать праздник! Сегодня этими массовиками-затейниками были две тетки в окошечке регистратуры. Теткам было лет по пятьдесят-пятьдесят пять, то есть, были они чуть постарше меня, и на их лбах отчетливо проступала печать: «сделано в СССР». Отстояв положенное время, а именно сорок семь минут, я наконец-то приблизилась к заветному окошечку.

– Мне, пожалуйста, талончик к терапевту. – очень вежливо, стараясь не бесить понапрасну владычицу регистратуры, попросила я.

– На когда? – не отрывая глаз от монитора процедила она.

– На сейчас. – я слегка опешила.

Тётка подняла лицо и уставилась на меня маленькими, глубоко посаженными глазками. Её лицо, благодаря вытатуированным высоко на лбу, почему-то синим бровям, выражало вечное удивление, а, не менее синий, татуаж вокруг губ придавал этому удивлению лёгкий оттенок презрительности. Чтобы добить меня, своим презрением окончательно, дама презрительно хмыкнула, сдунула со лба добела сожжённый перекисью и тщательно завитый, локон.

– Терапевт сегодня не принимает.

– Тогда на завтра, – не сдавалась я.

– И завтра не принимает, – синяя каемка губ начала растягиваться в ухмылку, брови же продолжали удивляться моей глупости.

Я вздрогнула от неожиданного диссонанса, но решила не отступать: потерянные сорок семь минут придавали мне решительности.

– А когда принимает?

– Неизвестно, – с нескрываемым удовольствием сообщила она, – он на больничном. А что вы думаете? Врачи тоже люди, тоже поболеть хотят.

Я глупо поморгала, и оттолкнув мужичка с перегарным душком, который пытался оттеснить меня от окошка, потребовала:

– Тогда к ортопеду давайте.

– Ортопед тоже не принимает, – женщина уже улыбалась во весь рот, – он в отпуске, выйдет через четыре недели. Будете брать?

– Нет, к хирургу давайте! – я вцепилась обеими руками в окошко, а одной ногой отбрыкивалась от настырного мужичка.

– К хирургу до конца июля всё расписано. Хотите на четвертое августа? – Вовсю веселилась дамочка. Похоже, я сделала день этой милой женщине.

– Не хочу, – слащаво улыбнулась я, – к четвертому, я может под электричку попаду, и тогда необходимость посещения вашего приятного заведения отпадет сама собой. Послушайте, а почему вы не вывешиваете информацию какие врачи принимают а какие нет?! Почему я должна отстоять час в вашей дурацкой очереди, и в результате узнать, что нужный мне специалист не принимает?!

– Женщина, не учите меня работать, – улыбка сошла на нет, глазки стали злыми и колючими, а брови продолжали удивляться, зрелище, скажу я вам, не для слабонервных, – не хотите на четвертое августа – отойдите от окошка, не задерживайте очередь!

– Да, дамочка, не задержуйте! – вмешался мужичонка с «душком», и воспользовавшись тем, что я в порыве возмущения оторвала руки от окна, меня банально выкинули из очереди.

Я по инерции сделала пару шагов к выходу, но потом остановилась. Не терплю хамства и разгильдяйства, поэтому я решительно подошла к стене, на которой красовались приказы и объявления разной степени давности, открепила график отпусков за пятнадцатый год, и пришпилила его чистой стороной к народу. Выудив из сумки шариковую ручку, и заметив что за моей спиной скапливаются зрители, я аккуратным курсивом, (что умею, то умею) начала писать:

«Уважаемые… – тут я слегка задумалась: уважаемые кто? Товарищи, граждане, пациенты? Нет, не то. А, вот! Я твердой рукой вывела – дамы и господа!

За моей спиной раздался приглушенный смешок.

– Ввиду того, что сотрудницы регистратуры не считают нужным сообщать нам информацию, мы вынуждены отстаивать длинную очередь, для того, чтобы узнать что нужный нам специалист сегодня не принимает, тратя при этом время и нервы. Только что у меня украли сорок семь минут моей жизни. Поэтому, дабы избежать того, чтобы с вами случилось то же самое, сообщаю вам, что врач-терапевт сегодня не принимает, по причине болезни, ортопед четыре недели в отпуске, а запись к хирургу только на четвертое августа. О других специалистах, к сожалению, ничего не могу сообщить, так как меня вытолкали из очереди. – Позади меня, уже в полный голос гоготали дамы и господа. – С уважением, и с пожеланиями здоровья (дальше шла моя размашистая роспись с вензелями и росчерками)»

Я повернулась, с чувством исполненного долга, увидев улыбающиеся лица, улыбнулась в ответ, и тут из самой середины «зрительного зала» кто-то тоненько пискнул:

– Ой, это же Александра Дунайская!…

В общем, ещё полчаса ушли на автографы. Когда я, погревшись в лучах славы, в боевом настроении, вышла из поликлиники было без четверти десять. Справедливо полагая, что этого времени сестре должно было хватить для того, чтобы найти подходящий подарок внуку, я набрала её номер.

– Иннусь, ты как, всё купила?

– Ой, Саня, а ты что уже освободилась, – сестрица как-то подозрительно замялась, – я думала ты до обеда там проторчишь. Ну и что с твоей пяткой?

– Потом расскажу, ты выходи давай, я сейчас подъеду.

– Саня, так я это… в общем я в аптеке, в той на углу, знаешь, напротив детского сада, в который Полечка ходила…

Ну конечно! Как я сама не догадалась, что моя пятка и день рожденья внука были только предлогом. Благовидным. А на самом деле, Инка решила поиграть в детектива. И поперлась, не поленилась ведь четыре остановки пешком, в Маргошкину аптеку! Рыкнув в трубку: «Стой там!», я так рванула с места, что стайка подростков, с баночками энергетиков, неодобрительно обернулась в мою сторону.

Инка топталась у входа в аптеку. Завидев меня, вернее мою машину, она пошла навстречу, и когда я притормозила, плюхнулась на переднее сиденье.

– Ну что, купила подарок? – медовым голосом поинтересовалась я.

– Конечно, купила, – не моргнув и глазом ответила сестра.

– И где он? – невинно продолжила я допрос с пристрастием.

– Ты не веришь мне, что ли? – изображая оскорблённую добродетель, Инка расстегнула свою сумку, и гордо продемонстрировала мне яркий пакет из детского мира. – Просто я рано освободилась, дай, думаю, забегу к Маргошке, поболтать.

– Нуда, нуда! И это никак не связано с вчерашним трупом!

– Ой, Саня, ну что ты цепляешься? Ну, да, я хотела разузнать что-нибудь о трупе, и что тут такого?

– И что, разузнала? – я проигнорировала ее попытку перейти от защиты в нападение.

– Да фиг! – не смогла скрыть своего разочарования сестра, – ее «замша» сказала, что Маргарита в понедельник утром позвонила и заявила что болеет. Дала «ЦУ», и всё, больше не звонит, и на звонки не отвечает.

– Странно… – я побарабанила пальцами по рулю, – Маргоша, насколько я знаю, не любит оставлять свою аптеку надолго.

– Вот именно, Сань, тебя это не настораживает? В свете последних событий?!…

– И что? – я раздражённо повернула ключ в замке зажигания, и медленно вырулила на дорогу. Инка угрюмо ёрзала на сиденье, но молчала. Ровно до первого светофора.

– Сань, я чё думаю, – сестрица сделала вид, что эта мысль только что, совершенно случайно, пришла ей в голову, – может забежим к ней домой, а? Тем более, что почти мимо едем.

– Инн, я Макару обещала!

– Ты что ему обещала с Маргошкой не общаться? – закусила удила Инка, – Нет! Поэтому ты имеешь полное право навестить подругу!

– Ну, если рассматривать вопрос с этой стороны…

И я, впрочем как и всегда, пошла на поводу у этой авантюристки.

Маргарита жила в новом, семиэтажном и пятиподъездном доме. Во двор заезжать я не стала: там никогда нет свободного парковочного места, а если и есть, то я никогда в жизни не припаркуюсь, без того, чтобы не помять пару-тройку чужих машин. А если и припаркуюсь, то без эвакуатора, не выеду. Поэтому, я скромно приткнула свою «ласточку» на обочине, с торца дома.

Инка, энергично вывалилась из машины, и, не дожидаясь меня скрылась за углом. Когда я дохромала до нужного нам подъезда, она уже держала для меня открытую дверь, нетерпеливо приплясывая на месте.

Поднявшись пешком на второй этаж, мы изумлённо уставились на приоткрытую дверь в квартиру Маргариты. По моей спине пробежал целый табун холодных мурашек, захотелось снова завопить во всю глотку и, сломя голову, броситься вниз по лестнице. Инка, как будто догадавшись о моих коварных замыслах, крепко схватила меня за руку.

– Ну, – полушепотом поинтересовалась она, – мысли какие-нибудь имеются?

Я затрясла головой:

– Только матерные.

– Тьфу ты, – выругалась сестра, – ну поднапрягись, Санька, ты же умная. Ты же эта, как тебя, писательница, Ёшкин корень!

Я послушно «поднапряглась».

– Исходя из моего криминального опыта, могу тебя заверить, что ничего хорошего мы там не увидим, – а про себя я подумала, что за открытой дверью квартиры, в которой проживает человек, предположительно знакомый с трупом, по законам жанра, должен быть труп хозяина квартиры…

– Маргошка! – мне стало дурно от одной мысли об этом, я прислонилась к стене и на минутку, чтобы перевести дух, закрыла глаза. Когда я их открыла, они тут же полезли на лоб. Я увидела как Инка рукой, одетой в прозрачную полиэтиленовую перчатку, осторожно, держась за косяк, открывает дверь.

– Ты… где ты взяла перчатку?!

– Краску для волос купила, как знала, что пригодится, – она протянула мне вторую перчатку, – надень на всякий случай, да за ручки дверей не хватайся, там могут быть отпечатки, сотрёшь ещё.

– Ты давай поучи еще меня, – огрызнулась я и шагнула за ней.

Мы, на цыпочках, вошли в прихожую, в квартире стояла убийственная тишина. Не раз бывая у Маргошки дома, расположение комнат мы знали хорошо.

Справа гостиная, напротив кухня, прямо по курсу ванная комната, слева от нее туалет, а прихожая делает поворот направо и по левой стене рядом две спальни: Маргошкина, и ее дочки, Лерочки, которая, если мне не изменяет память, уже четыре года учится в Москве.

Инка повернулась ко мне, и с лицом командира отряда спецназа, молча ткнула в меня пальцем, а затем им же указала на гостиную и кухню. Потом ткнула себя в грудь и указующий перст изобразил поворот направо. Стало быть, если я что-то понимаю в языке жестов отряда специального назначения, то я должна проверить гостиную и кухню на наличие трупа, а она берет на себя спальни. А как же туалет и ванная, они что так и останутся необследованными? А ведь там как раз очень удобно прятать трупы, например в ванну можно целых три, а то и все четыре спрятать, если они, трупы то есть, не слишком толстые… тьфу ты, что за дурацкие мысли лезут в мою голову в самый неподходящий момент!

Я с тоской посмотрела на удаляющуюся на носочках Инку, и стараясь не топать шагнула в гостиную. Трупа там не было. Живых тоже никого, хотя следы жизнедеятельности присутствовали.

На подоконнике – пепельница полная окурков, со следами губной помады и без следов тоже, но все одной марки: женские с ментолом, значит Маргошка курила одна. Один окурок длиннее других, не докурен даже до половины. Рядом с пепельницей стоит чашка с недопитым, кофе.

Я, рукой в перчатке, осторожно (не за ручку) наклонила чашку: подернутая двух, или трехдневной плёнкой черная жидкость обнажила на боку жирную черную кайму. Значит хозяйки дня три не было дома, аккуратная Маргошка не допустила бы такого безобразия. У нее всегда все на своих местах, как в аптеке.

Я обвела комнату взглядом и тут же наткнулась на ещё одно доказательство правильности моих умозаключений: в углу, возле дивана у Маргошки всегда стояла большая напольная ваза, с торчащим из нее длинным, экзотическим, искусственным цветком, сейчас же вместо нее на полу лежала кучка крупных осколков, а на ней возлежал тот самый цветок, согнутый в форму венка.

На кухне царил полнейший хаос. Но, слава богу, никаких трупов. На полу валялась битая посуда, пустые контейнеры из-под круп и макаронных изделий, каковые живописно покрывали весь ламинат. Интересно, для кого Маргошка покупает цветные макароны? Я залюбовалась замысловатым узором, выложенным рукой, не лишённой художественного воображения. Обычно такие макароны берут для маленьких детей, чтобы веселей было есть скучную пасту.

И тут я услышала шаги… осторожные, крадущиеся, и тем не менее явственно слышимые, шаги… не Инкины. От входной двери. Ближе всего, ко мне стоял кухонный стол. Обыкновенный, на четырех ногах, приблизительно сто двадцать на семьдесят. Понимая умом, что спрятаться там абсолютно нереально, телом я уже через секунду сидела под столом. Кажется я даже перестала дышать. Но мне это не помогло.

Хрустя разноцветными макаронами, ко мне неотвратимо приближались кожаные ботинки на толстой подошве, какого-то огромного, нечеловеческого размера. Такие ботинки могут принадлежать только сказочному гоблину.

Он склонился к самому моему лицу, я чувствовала его зловонное дыхание, близко-близко видела его глубоко посаженные, прозрачные, с жёлтой крапиной у зрачка, глаза, и не могла пошевелиться.

– Так-так, и кто это тут у нас такой любопытный? – сипло пробормотал гоблин, больно тыкая дулом пистолета мне в ребро. От страха мой язык будто присох к нёбу, но даже если бы я смогла ответить, я все равно не успела бы это сделать. Потому, что в ту же секунду из прихожей раздался страшный грохот, как будто там роняли мебель, но даже этот грохот перекрыл чей-то дикий вопль.

– Не двигайся, замочу в сортире!

Гоблин от неожиданности дернулся в сторону, и со всего маху ткнулся затылком об угол шкафа. Что-то смачно хрустнуло, в его прозрачных глазах мелькнуло удивление, но почти сразу же они закрылись и он кулем свалился к моим ногам. Инка, а это именно она вопила и роняла мебель, наклонилась над гоблином и пробормотала:

– Вы хочете трупов? Их есть у меня!

А я в оцепенении, уставилась на большой черный пистолет в ее правой руке.

– Иии– инна, это что?

– А, это… – Инка, деловито дунула в ствол, и сунула пистолет за пояс джинсов. – Димочке купила, правда классный? Жалко так и не пригодился, этот гад самоликвидировался, – и она хорошенько, от души, пнула гоблинский зад.

– Инн, а зачем ты орала что в сортире замочишь?

– А я знаю? – пожала плечами сестрица, – как-то само выскочило, наверное в кино видела. Ты давай-ка, мать, вылезай из окопа, чего разлеглась, надо делать ноги, не ровен час наш терминатор очухается, тогда мой ствол уже не поможет.

Легко сказать, вылезай: когда я втискивалась под стол, я не задумывалась о том, как я буду оттуда выбираться. А угрозы гоблина усугубили. В стремлении стать незаметной, я свернулась в какой-то немыслимой позе, так что теперь я испытывала некоторые… ммм… затруднения. Нет, проблем с гибучестью у меня не было никогда, с самого детства изумляла всех всевозможными выгибонами, но, поверьте, девять лишних килограммов живого веса, как-то… не способствуют.

Кряхтя и постанывая, с Божьей и Инкиной помощью, я выбралась из своего, как оказалось, ненадежного убежища, и посмотрела на гоблина, который не подавал совершенно никаких признаков жизни.

– А с этим что делать, он хоть не помер?

– Да чёрт с ним, пусть валяется, одним трупом больше одним меньше…

– Да?! А как же твои убеждения, про то что не по-христиански трупы без присмотра оставлять?

– Давай, пошли отсюда, пока нас не застукали над теплым трупом, потом ведь не докажем, что это не мы. Один труп, это случайность, а два – уже тенденция, причем нездоровая…

Лихо проскакав по ступенькам, мы, на всякий случай, обошли дом вплотную к стене, чтобы из окон нас не было видно, добежали до машины и с облегчением плюхнулись на сиденья. У меня от страха тряслись руки, сестра, наклонившись вперед, возилась с туфлёй.

– Что у тебя там, ногу ушибла? – я торопливо стаскивала с себя легкую льняную блузу, под которую утром предусмотрительно надела маечку, и стянула волосы в тугой хвост.

– Полные тапки адреналина у меня там, – сестрица окинула меня одобрительным взглядом, – очки ещё надень.

– Точно, чуть не забыла, – я надела очки, в которых вожу машину.

– Да не эти, – фыркнула Инка, – солнцезащитные надень, ты же маскируешься!

– Нет ничего более подозрительного, чем тётка под пятьдесят, в солнцезащитных очках и не на пляже. – привычно огрызнулась я, и завела двигатель.

Руки мои всё ещё заметно дрожали. Я медленно вырулила на дорогу, и включила поворотник.

– Саня, может попьем кофейку, вон кафешка через дорогу. – осторожно предложила сестра. – заодно успокоимся малость.

А сестрица-то, оказывается, способна и на здравые мысли, не только, оказывается, игрушечным пистолетиком умеет размахивать…

Я припарковалась, как смогла, приткнув мою ласточку возле телефонной будки, и меня вдруг посетила авантюрная мыслишка. Маргошкин подъезд просматривался с этого места просто идеально.

– «Ноль-два бесплатно» – процитировала я «Бывалого», – надеюсь, что телефон работает.

– Ты хочешь звонить в полицию? – Инка втиснулась вслед за мной в тесную, стеклянную кабинку.

– Да. Ну, как-то нехорошо получилось с этим гоблином… следи за подъездом, – в трубке раздался щелчок, и я, нарочито кашлянув, не дав возможности дежурному представиться, заговорила старческим дребезжащим голосом, – Алё! Алё, это милиция? Милиция, это Антонина Петровна Зыкова вам звонит. Записывайте адрес: улица Парковая семнадцатый дом, квартира сорок три. У соседки давеча сильно шумели и кричали, будто убивали кого, а теперича дверь в квартиру настежь открытая, – я перевела дух, и закончила слезливым голосом. – не иначе Маргариту убили, приезжайте срочно.

Я нажала на рычаг и выдохнула. Инка неодобрительно покачала головой.

– Ну, прям артистка! Тебе не книжки писать, Саня, надо, а на сцену! Большой театр, можно сказать, обрыдался там весь без тебя.

– Не умничай. Пойдем, теперь можно и кофейку попить, со спокойной совестью.

– Думаешь приедут? – Инка уселась за столик и посмотрела в окно: место боевых действий как на ладони.

– Надеюсь что я была убедительна. Не могут же они проигнорировать сообщение о возможном убийстве.

– Ну конечно, им же больше делать нечего, кроме как таскаться в такую жару, проверять звонки чокнутых старух. – Инка вытянула ноги под столом. – Чё-то у меня прям ножки подгуживают.

Мы уже допивали кофе, а сестрица успела даже съесть пирожок с грибами, когда машина, с полицейской раскраской, неторопливо зарулила во двор, и два мужичка в форме, совершенно щуплых на вид, потоптавшись у двери, скрылись в подъезде. Мы, молча, обменялись многозначительными взглядами, и заказали еще кофе.

– Вряд ли они с ним справятся, слишком уж хлипкие, – не спуская глаз с подъезда, сделала вывод Инка, – да, не тот нынче мент пошёл, не тот! Вот помнишь, участкового нашего, Панкратыча?! Всем ментам мент был. У него кулак больше моей головы был. Как шарахнет по башке, так наполовину в землю и войдешь, а эти… – сестрица кивнула подбородком в сторону окна и замолчала.

От подъезда, заведя руки за спину и слегка покачиваясь, шел гоблин, а по бокам его поддерживали двое хлипких полицейских.

– Инн, – мы уже съехали с бетонки, и потихоньку плелись по нашей, воспетой в стихах и песнях, посыпанной щебнем, ухабистой дороге, ведущей в село Мартыновка, – ты только Макару не проболтайся о наших приключениях.

– Я похожа на самоубийцу? – возмутилась сестра, – Я твоего Ильича не знаю что ли, сначала залезет на броневик и будет полчаса орать, как на врагов мирового пролетариата, а потом посадит под домашний арест…

– А для тебя это страшнее электрического стула.

– Конечно страшнее… а что врать-то будем?

Я задумалась: врать мужу очень не хотелось. Не люблю я это дело, да и не очень-то умею. Но и рассказать все как было тоже нельзя, права сестрица: сидеть нам под домашним арестом всё лето.

– Ничего не будем врать! – я решила воспользоваться неоднократно проверенным способом: рассказать правду, опустив некоторые детали. – короче, расскажем сокращенный вариант: заехали к Маргошке, дома её не застали, попили кофейку в кафешке и поехали домой. Ведь именно так всё и было.

Сестрица согласно кивнула.

– Ага, Сань, а тормозни у магазина, у нас дома сладенькое закончилось, а я когда нервничаю, ты же знаешь, меня на сладкое пробивает. Да и Ильича задобрим заодно.

Основательно затарившись сладеньким, куда, по Инкиному понятию входили две бутылки греческой «Анессии» и бутыль «Киндзмараули», мы покатили домой. Я заехала сразу во двор, не люблю оставлять свою «Ласточку» за воротами. Полечка, поедавшая малину прямо с куста, бросила это увлекательное занятие, и поспешила помочь нам с пакетами. Она чмокнула меня в щеку, я на секунду зарылась носом в её волосы: они пахли зелёным яблоком а губы малиной и солнцем.

– Мамуль, папа сказал ты ножку лечить поехала, и что, как успехи? – доченька выкладывала на стол содержимое пакетов, стоя на одной ножке: второй она водила из стороны в сторону, не давая Фросе лизнуть испачканную малиной пятку. У нашей кошки, как впрочем и у всех обитателей этого дома, имелись свои причуды. Она просто обожала малину и варёную кукурузу.

– Лучше не спрашивай, дочь, – я смочила бумажное полотенце, протерла доченькину пяточку, и бросив влажный комок в мусор, погрозила кошке пальцем, – один в отпуске, другой на больничном, у третьего все на полгода занято… зато впечатлений, от нашей бесплатной медицины набралась, лет на десять.

– А я тебе говорила, иди в платную… Ой, мам, у моего однокурсника отец врач-ортопед, давай я с ним поговорю?

Я поморщилась.

– Это в Москву ехать…

– Да сколько тут ехать, ты в нашей поликлинике в очереди дольше простояла, – настаивала дочь, рассматривая коробку с пирожными.

– Ладно, я подумаю.

Фрося запрыгнула на табуретку, встала на задние лапы, и передними попыталась поймать Полинкину, пахнущую малиной руку.

– Ты смотри, что вытворяет паразитка, – вроде с осуждением, и в то же время с восхищением заметила сестра. – Пойдем, так и быть, угощу тебя малиной.

– Теть Инн, только немного, я ей давала уже, – Полечка достала из пакета третью бутылку «сладенького», и изумленно присвистнула. – гостей ждёте?

– Нет, это твоя тетя себе сладостей купила.

Полинка снова присвистнула. Я, кряхтя, опустилась на диванчик, снова давала о себе знать моя больная пятка. Дочка рассовала наши покупки по местам и присела рядышком, заглянула в глаза.

– Устала, да?

Я притянула к себе её тёмную, пахнущую солнцем и шампунем головку и поцеловала в макушку.

– Есть немного, с твоей тётей, знаешь ли… Ладно, ничего, сейчас чем-нибудь перекусим, и отдохну.

– Ой, мам, я же лазанью приготовила, хочешь?

– Моя девочка, – я еще разок приложилась к дочкиной макушке. – конечно хочу, пойдём тётю Инну позовём.

Мы с Полей вышли на крыльцо и я поискала глазами сестру. Она, с задумчивым видом, сидела под кустом малины на низеньким стульчике. В раскрытой, лежащей на коленях, ладони алели сочные ягоды, которые, встав на задние лапы, щурясь и урча от удовольствия поедала Фрося.

– Инна, отдай наконец кошке малину, пока она тебе на голову не залезла, и пойдем обедать, Полечка лазанью приготовила.

Сестра встрепенулась, стряхнула с ладони ягоды, и поднялась, оттолкнув обиженно мяукнувшую кошку.

– Саня, у меня есть идея!

– Инна! Никаких идей больше. На сегодня твой лимит на идеи исчерпан. Пойдем есть, я голодная как стая волков.

Инка задумчиво ковыряла вилкой в своей тарелке, видно обдумывала как воплотить в жизнь свою «идею», Полинка исподтишка за ней наблюдала, подперев кулачком подбородок. А я с аппетитом уплетала лазанью, и думала какая у меня замечательная доченька: и красавица, и умница, и готовит так, что язык проглотишь!

– А к нам сегодня следователь из города приезжал, – скромно потупив глазки, ангельским голоском молвила моя умница-красавица. Последний кусок лазаньи едва не застрял у меня в горле, а Инкину задумчивость как корова языком слизала.

– Такой молодой и нахальный? – уточнила она.

– Молодой, но вовсе не нахальный, очень даже скромный, – дочь посмотрела на меня своим самым невинным взглядом и похлопала ресницами.

– И что? – я старалась казаться равнодушной.

– Я его очаровала. – всё с тем же невинным видом, как ни в чем не бывало, продолжила дочь. Как будто это обычное дело, и абсолютно в порядке вещей: очаровывать каждого, входящего в наш дом, следователя.

– Зачем? – поинтересовалась я, уже не надеясь понять что происходит.

– Мамуль, ну как зачем, чтобы получить доступ к информации, по вашему делу. И потом, я же не нарочно, он сам… очаровался – дочка улыбнулась, – Мне вообще некогда было, у меня соус для лазаньи закипал, а тут он: поздоровался и остолбенел. Так что, доступ к информации пришлось добывать при помощи подручных средств.

– И много ты добыла? – недоверчиво спросила Инка.

– Подождите, каких подручных средств, дочь? Я что-то совсем ничего не понимаю!

– Ой, мам, не бойся я его не пытала. Все в рамках закона, только природным обаянием и скромностью. – доченька развела руками, – да только, все что мне удалось выяснить, это время и причина смерти вашего трупа. А вот кто он такой и как попал в лес, да еще при полном параде, до сих пор неизвестно.

– И от чего он умер? – нетерпеливо заерзала Инка, – отравили, или по башке огрели?

– Нет, теть Инн, всё намного проще: умер от обширного инфаркта, между четырьмя и пятью часами утра. Так что, – с видом знатока подытожила Полечка, – если бы его нашли не в лесу, а дома, или где-нибудь на улице, в машине, то ничего странного в этом не было бы. Вполне естественная смерть.

Мы с Инкой переглянулись.

– Ну, одно радует, мы в это время ещё спали, значит мы вне подозрений и можно успокоить твоего папу, а то он очень нервничает.

– Да, но кому, а главное зачем, понадобилось притащить его в лес?! – не унималась сестрица. – значит все-таки не такая уж естественная эта смерть… что-то тут не чисто. Эх, жаль нас не было дома, – Инка раздосадовано хлопнула себя по ляжке, – уж я бы из этого следователя все что можно выжала.

– Не переживай, тетя, он сказал, что еще заглянет, – успокоила ее дочь, – только сильно не обольщайся, потому что он, скорее всего, рассчитывает хоть что-нибудь выжать из вас с мамулей.

Но следователь в этот день не заглянул. Инка остаток дня промаялась в раздумьях, а вечером ей позвонил Ванечка, её «старшенький». Поговорив с сыном, она заглянула на кухню, где я, в ожидании мужа, коротала время с чашкой кофе. Сестра была расстроена.

– Что-то случилось? – забеспокоилась я.

– Димочка приболел. – сестра вздохнула и присела на табурет. – Ваня говорит, ничего страшного, подкашливает немного, но в садик не хотят вести. Поеду утром. Завтра четверг, если что – переночую, и в пятницу еще с ним побуду, а вечером тогда вернусь.

– Я тебя отвезу, – предложила я, – Инка души не чаяла в своих внуках, вернее внуке и внучке, и сильно переживала стоило им лишний раз чихнуть. – Как раз домой загляну, цветы полью, да почту проверю.

В дверях кухни показалась сияющая Полинка.

– Мам, я завтра в город еду, – дочь взяла из вазы яблоко и вонзила в него свои крепкие белые зубки. – У Лизы день рожденья, мы в боулинг идем. Вернусь в пятницу… а может в субботу.

Крутнувшись на одной ножке она исчезла так же стремительно как и появилась.

– Охо-хо-нюшки-хо-хо, – по-стариковски завздыхала я, – выросла девочка, заметь – уже не спрашивает, а ставит в известность!

– Не гневи бога, мать! – одернула меня сестра, – Она у тебя умница, девочка серьезная и ответственная, тебе грех жаловаться.

– Да я разве жалуюсь? Я переживаю!..

Макар приехал поздно. Я лежала с ноутбуком в кровати, и глаза мои уже начинали слипаться, буквы сливались в сплошные линии и перепрыгивали одна через другую, когда раздался скрежет открывающихся ворот, и машина въехала во двор. Я накинула шаль и, спустившись вниз, вышла на крыльцо. Макар, запирая гараж, громко и сердито говорил по телефону.

– А я тебе говорю, всё, хватит! Сколько раз он меня уже подставлял, не знаешь? А я тебе скажу: семь! Семь раз, Коля, я терпел убытки, терял клиентов, имел неприятности с полицией!

Невидимый Коля, судя по всему, пытался возражать, но Макар был непреклонен.

– Если бы мой такое учудил, я бы поступил так же, Коля. И давай не будем, я тебе не Макаренко, чтобы перевоспитывать твоего великовозрастного шалопая…

– …

– Да ты хоть представляешь себе, что он мог натворить пьяный на трассе на тридцатитонной фуре?! Это нам с тобой, Коля, еще крупно повезло, что он там месиво не устроил, никого не угробил, и сам жив остался! Да ты первый бы меня проклял, и был бы прав!

– …

– Нет, Коля, ты мне друг, но я хочу спокойно спать по ночам. У меня и так сейчас из-за него, хлопот полон рот, так что не уговаривай. И мой тебе, дружеский совет, Коля: кончай ты с ним нянчиться, тридцать три года мужику, а он сам на работу устроиться не может! Если так дальше пойдет, твоего Антона и в грузчики не возьмут, это я тебе как друг говорю, Коля! Бывай!

Шурша гравием, по дорожке ведущей от гаража к крыльцу, приблизилась темная фигура. Заметив меня, муж на секунду замешкался, потом шагнул на первую ступеньку, и грузно сел рядом. Жалобно скрипнула, прогнувшись под весом моего благоверного, половица.

– Чего не спишь? – глухо спросил он.

– Тебя жду…

– Что-то случилось? – его голос приобрел тревожные нотки.

– Нет, что ты, у нас всё в порядке. А у тебя, если я правильно поняла, проблемы?

– Ааа! – муж устало махнул рукой, – первый раз что ли.

– Идем, я тебя буду кормить, а ты расскажешь. – я сделала попытку встать, но Макар удержал меня, обнял за плечи, притянув мою голову к себе, поцеловал в висок.

– Погоди, я не хочу есть, перекусил на работе… Давай посидим минутку, вечер-то какой, Сашунь!.. Вот так живешь, работаешь, всё на бегу, на скаку, и некогда остановиться, воздухом подышать, на звезды посмотреть, а, Сань!