Текст книги "Смыслополагание, смыслы, семиозис в свете философии"

К насыщенно семиотичным видам культуры относятся и мифы, религия, искусство, в которых продуцируется особое духовное пространство антропологизированных, иногда и обожествленных смыслов, специфичных для каждой из названных областей духовной культуры. Такие смыслы облекаются в образно знаковые формы различными средствами: художественно прозаическими и поэтическими, живописными, музыкальными, хореографическими, скульптурными, архитектурными, мимическими, в религии еще и ритуально-церемониальными. Своеобразной смысловой заполненностью и, соответственно, оригинальным семиотичным оформлением отличаются фольклорные произведения: народные песни и пляски, сказки, притчи, анекдоты, частушки, поговорки, пословицы, прибаутки. Например, в таких, можно сказать, сочных поделках, как анекдоты (имею в виду лишь пристойные из них), на уровне обыденного сознания бывает заключен хотя и едкий, но зато очень меткий смысл – не в бровь, а в глаз. Или частушки – тоже искрометные народные поделки, в них также на уровне обыденного сознания выражается озорно заостренный житейско-бытовой или социально значимый смысл.

В смысле может оказаться «схваченным» запрятанное от поверхностного взгляда нутро явления в виде образно выраженной оценки последнего с позиции человеческого и ценностного измерения. В результате нечто незримое может становиться зримым. Не это ли происходит в таких, например, выражениях, как «не хлебом единым жив человек», «духовные скрепы», «не все то золото, что блестит», «живой труп»? В смысле бывает заключено вчувствование во что-то верхоглядно неуловимое, а также специфическое проникновение в суть явлений весьма сложных, но выраженное довольно просто благодаря языку или означению другим способом. Так, сложное социально-классовое и социально-экономическое содержание доступно выражено в незатейливом выражении Дэн Сяо Пина о том, что неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей. А во внешне простой формуле «милосердие выше справедливости» смысловым образом подведен итог одного из возможных, очень непростых на практике, социально-гуманистических подходов к личности правонарушителя.

Неразрывность смыслов и их выразительных означений, присущая мифам, религии, искусству, фольклорным произведениям, обычно складывается в смыслообразы. Все, что субъекты осознают и с чем оперируют, получает знаковое выражение в любом человеческом обществе. Семиозис можно назвать знаковым оснащением человеческой жизнедеятельности. В совокупности и взаимосвязи его составных частей, которые непрестанно пополняются, он образует, как полагает Ю. М. Лотман, семиосферу, поражающую многообразием компонентов и выразительностью форм.

3. Смысловая природа философии

Существует точка зрения, согласно которой не существует философии как какого-то особого учения и как системы определенных взглядов, имеются якобы лишь философии чего-то – философия культуры, политики, права, искусства и т. п. Да, названные философии представлены в общественной духовности, но откуда берется их философский аспект общего характера? Он берется, на мой взгляд, из принципов философствования как такового, недостаточно пока выявленных и слабо охарактеризованных. Назову некоторые из них.

1. Зависимость онтологизации явления, то есть признания его действительным (существующим), от его гносеологизации, то есть от его большей или меньшей, хотя бы минимальной познанности. То конкретное, что совсем не познано, никак не охвачено разумом, не может быть признано существующим. Значит, в узком смысле говоря, все действительное разумно. В виду имеется, конечно, не несуществующая наделенность разумом известных людям объектов, а охваченность познанием таких объектов в той или иной степени.

2. Принцип платонизма в его развернутости: разделение сущего на идеальное и реальное и предпосылание идеального реальному в качестве цели и предела становления реального объекта. Признание взаимной обусловленности реального и идеального, признание в числе оснований общественного развития взаимнокорректирующего и взаимнообогащающего взаимодействия реального и идеального, разрешения в социальном пространстве противоречий между идеальным и реальным началами.

3. В процессе философского познания выделение в сущем как на первый взгляд лишенном качеств ничто качественно определенных нечто наиболее общего характера. Это общемировые, родовые и крупновидовые формы универсума и универсальных взаимосвязей, выражаемые в философских категориях. В частности, осмысление сущего происходит с помощью таких пар контрарных диалектических категорий, как «общее – единичное», «простое – сложное», «внутреннее – внешнее», «причина – следствие», «сущность – явление», «необходимость – случайность», «реальность – возможность», «количество – качество», «содержание – форма», «отрицание – утверждение», «движение – покой», «развитие – застой» и др. Эти парные категории, как известно из диалектики, в одно и то же время предполагают и отрицают друг друга.

Но ряд парных диалектических категорий, как и ряд непарных философских категорий не завершен, он открыт. Я бы добавила в ряд парных такое противостояние (оно же и единство), как «материальность, материя – процессуальность, процесс». Трудно уяснить и прояснить действительность (а она, замечу, есть одновременно единство и противостояние реальностей и возможностей), не разумея того, что материя – это субстрат изменений и новообразований, тогда как процессуальность, процесс – это протекание движущегося, поступательное или скачкообразное становление изменений, нового.

4. Ведение философской рефлексии с позиций категорий «общее» и «всеобщее».

5. Опора философских положений на накопленный научно-теоретический материал естественных и точных наук о наиболее масштабных формах универсума, а также на антропологическую и социальную содержательность общественных и гуманитарных наук. На основе богатейшей познавательной базы универсум и социум как одна из его составляющих, их масштабные формы синергетически постигаются любомудрием не только и не столько сами по себе, сколько в их соотнесенности с условиями человеческого существования и развития, то есть с точки зрения человеческих потребностей, нужд, интересов, возможностей.

Они рассматриваются в любомудрии соответственно месту человека в мире и его устремлениям, кроме того, соответственно пониманию людьми ценностей. Несомненно поэтому обладание философией смысловой природой.

6. Везде, где объект рассматривается через призмы человеческого и/или ценностного измерений, имеется философский аспект, выявление которого предполагает среди прочего разработанность философского понимания категорий «человек» и «ценность». Значит, обращение к этим категориям относится к принципам философствования, а смыслополагание тоже входит в ряд общих принципов философствования.

К месту сказать, что при изложении курса философии в вузовских учебниках отсутствие там принципов философствования чревато недонесением специфики философии как формы общественного сознания и учения, что влечет урезание ее существенного содержания и входит в число причин ее недопонимания обучаемыми лицами.

В отличие от научной картины мира мировоззрение представляет собой смысловую картину мира, в которой, с одной стороны, раскрывается роль в жизни человека как родового существа природы, общества, духовности в их взаимосвязи. Тогда, например, когда мы говорим, что природа – первое, вечное, материальное условие человеческой жизнедеятельности, то выдвигаем мировоззренчески смысловое положение, ибо в нем понятие «природа» приводится к мере человека. С другой стороны, в философии на уровне категории общего характеризуется человек как таковой в отличие от других живых существ и выражается специфическое отношение людей к миру. Место человека в мире определяется тем, что он сам как родовое существо и человеческая жизнь суть в идеальном плане, «по идее», по смыслу – первостепенные ценности. Сторонами отношения людей к миру является их познавательная деятельность, созидательная деятельность и – увы! – деятельность разрушительная. Человек и детерминирован внешними условиями, и самодетерминируется, создавая специфические условия своего существования и развития. Но люди – и созидатели, и разрушители. В последнем смысле они выступают тогда, когда подрывают природные условия своего бытия, а ведя войны, осуществляя деструктивные акции, портят общественные условия, уничтожают материальные, духовные и социальные ценности, втягиваются в саморазрушение.

Из приведенных мировоззренческих положений следует: философское толкование человека – это смысловая его интерпретация, тем более что «для человека характерны… вопросы о смысле бытия, о возможности нахождения в самом феномене чего-то, не отрицаемого смертью, о предельных и запредельных сферах души…» [11, с. 75]. То есть люди то и дело задаются вопросами о смыслах того, что они делают, что их активность вызывает, само собой разумеется, в числе иных вопросов. Философские воззрения носят оценочную и смысловую природу и в связи с тем, что в них критически выявляется противоречивый характер (бережный, созидательно-накопительный или чрезмерно затратный) практического отношения людей к окружающему и происходящему, в том числе к самим человеческим индивидам. На этой основе и, конечно, при учете результатов научных изысканий в философских воззрениях выражаются также попытки выяснить то, есть ли далекие перспективы у человечества в условиях космоса, попытки определить те общие требования к общественной жизнедеятельности, выполнение которых входит в число факторов, влекущих для людей долгосрочное благоустройство.

В истории отечественной философии смысловой характер философии как таковой не просто признает, а темпераментно отстаивает Н. А. Бердяев. На почве разрабатываемых им экзистенциализма и персонализма этот выдающийся русский философ выстраивает философскую антропологию, полагая, что она «должна быть основной философской дисциплиной» [14, 24]. В нее русский философ вводит понятие «смысл», придавая ему значение философской категории. Бердяев строго различает бытие и существование, имея в виду существование субъектов – Бога и личностей – как духов. Бытие – это сущность (essentia), оно якобы реально не существует, а всего лишь бытийствует в отличие от существования (existentia).

Подлинным существованием (первожизнью) обладают, считает Бердяев, только духи – субъекты. В сфере духовной жизни производятся оценки, творятся идеальные ценности, выводятся смыслы. Бытие открывается через субъекта, а не через объект, оно определяется тем смыслом, который ему придает субъект.

Человек, по мысли русского философа, обладает двойственной природой: он и природно-социальное существо, и личность, то есть экзистенция, дух. Н. А. Бердяев считает, что «человеку принадлежит примат над бытием, ибо бытие раскрывается только в человеке, из человека, через человека… Смысл вещей открывается не вхождением их в человека, при пассивной его установке к вещам, а творческой активностью человека, прорывающегося к смыслу за мир бессмыслицы. В предметном, вещном, объектном мире смысла нет. Смысл раскрывается из человека, из его активности и означает открытие человекоподобности бытия» [14, с. 25–26], ибо человек есть микрокосм и микротеос.

Н. А. Бердяев с основанием подчеркивает антропогенность смыслов, полагание которых, нельзя не согласиться, составляет один из результатов творческой активности субъектов. Но необходимо добавить, что такая активность не только субъективна и духовна, но и практична, ибо в основе как составления гносеологических образов, так и смыслополагания лежит общественная практика – практическая активность субъектов.

Рассуждая с экзистенциалистских позиций, философ выдвигает положение (повторяя его неоднократно), будто «философия и есть внутреннее познание мира через человека, в то время как наука есть внешнее познание мира вне человека» [15, c. 30]. Бердяев не предполагает наличия мостов между наукой и философией. «Для философии, – пишет он, – бытие есть дух, для науки же бытие есть природа… Философия исследует человека из человека и в человеке, исследует его как принадлежащего к царству духа, наука же исследует человека как принадлежащего к царству природы, то есть вне человека, как объект. Философия совсем не должна иметь объекта, ибо ничто для нее не должно становиться объектом, объективированным… Познавать из человека и в человеке и значит не объективировать. И тогда лишь открывается смысл… Смысл есть лишь в том, что во мне и со мной, то есть в духовном мире» [14, c. 24]. Да, сферой локализации смыслов является человеческая духовность, смыслы в этой сфере пребывают среди ее других составляющих. Но Н. А. Бердяев не учитывает, что человеческая духовность неавтономна (как неавтономна мораль, хотя Кант постулировал ее автономность). Смыслы навеваются, измышляются людьми на основе реальных или вымышленных (кажущихся) отношений между субъектами и объектами, между явлениями духовности (это утверждения, соображения, идеи и подобное) и явлениями человеческой практики. Такие отношения могут быть противоречивыми.

Выявляя непреложность участия внутреннего мира личности в деле установления характера действительности, Николай Александрович абсолютизирует роль такого мира. Утверждая, будто объект зависит от субъекта – того значения и смысла, которым его наделяет субъект, что в зависимости от состояния субъекта объект может меняться, русский философ прав лишь отчасти, ибо, разумеется, нельзя считать, что предмет, наделенный смыслом, полностью определяется субъектом. Помимо возможной смысловой оболочки объект имеет объективные и/или объективированные качества. Смыслы зависят и от них, и от характера взаимодействия между субъектами и объектами, и от степени интеллектуального, а также социального развития субъектов смыслополагания. Смысл наделяется Бердяевым и тем красивым значением, что он есть «просветление тьмы бытия» [14, с. 26]. И действительно, не определив значимости для людей компонентов окружающего и происходящего, не прочувствовав эту значимость, субъекты вряд ли составят представление о бытии и придут к пониманию составляющих бытия, хотя такое понимание обычно неполно и относительно, оно, скорее всего, подлежит в будущем углублению, дополнению, может быть, в чем-то исправлению.

В результате просветления духами «тьмы бытия» выявляется мир «объективации», то есть материальности, «падшести», «утери свободы». Утверждая, будто бы «весь материальный – весь природный мир есть символика мира духовного, есть знаки событий, происходящих в духовном мире…» [16, с. 197. См. также с. 323], Бердяев открыто мистифицирует реальность. Он высоко ставит мистические учения, особенно каббалу и концепцию Якоба Бёме, категорически отказываясь признавать естественное происхождение человеческой духовности. «Только в мистической и оккультной философии, – пишет Бердяев, – которой философы официальные и общеобязательные все еще не хотят знать, раскрывалось истинное учение о человеке как микрокосме, посвящался человек в тайну о самом себе. В мистике освобождается человек от подавленности природным миром» [15, с. 33][6]6
  Понимание природы человека как сочетания природности – социальности и надприродности (последней как чего-то трансцендентного) имеется не только у мистиков, его придерживался также Кант. Соображение о наличии у людей двух родин (природы и духовности) подхватывает и М. Мамардашвили. Думается, что одним из источников, питающих подобное понимание человека, выступает до сих пор явно недостаточное постижение природы сознания, его таинственность и загадочность.


[Закрыть]. В результате грехопадения личность оказывается перед чуждой ей мировой средой, она «выброшена» в нее. О порождении этой среды духом Бердяев говорит не в физическоприродном смысле, а в экзистенциальном смысле установки сознания. Человеку лишь кажется, полагает философ, будто объект независим от него, он начинает придавать слишком большое значение внешней необходимости, материальности космоса и техники. Люди попадают «в рабство у объективности». Образование мира объектов есть якобы источник всех несчастий человека.

В качестве условий существования человечество, как известно, имеет первую и вторую природу, а также социальность и духовность. Поддерживая, сохраняя и обновляя такие условия и, к сожалению, одновременно к настоящему времени в чем-то очень и очень немалом подрывая эти условия, люди не могут не выявлять значимости для них того, что в качестве последствий их активности обнаруживается в природе и обществе, значимости как реального, так и ожидаемого, в том числе того, что субъекты намереваются и планируют создавать и предпринимать. Все, доступное человеку как родовому существу в качестве объектов воздействия и познания, не только отражается в знаниях, но и постигается – заинтересованно котируется с точки зрения значимости для людей, что ведет к наделению смыслами составляющих происходящего.

С резким отрывом познания объектов от наделения их смыслами, а философии от науки, что просматривается в воззрениях Н. А. Бердяева, нельзя согласиться. На самом деле смысл «привязан» и к субъекту, и к объекту, смысл объектен, а объект субъектен в том, что оказывается наделенным смыслом, становится предметом в связи с вовлеченностью его в человеческую жизнедеятельность и/или в связи с пониманием и оценкой его субъектами.

В своих общественно-политических воззрениях Н. А. Бердяев воинствующе реалистичен. Он был поборником прав человека, «обличал ложь и бесчеловечность тоталитарных режимов, в том числе и режима сталинского. «Многим из нас его работы, – пишет известный исследователь ряда историко-философских учений П. П. Гайденко, – уже в 50-е и 60-е годы (XX века, когда их в СССР можно было читать только подпольно. – Т. Л.) помогли открыть глаза на то, что происходило в нашем [советском] обществе. Бердяев сурово осуждал насилие и террор, которые стали повседневной практикой тоталитарных государств, защищал неотъемлемое право личности на свободу… В отстаивании духовной свободы – непреходящее значение философии Бердяева…» [17, с. 16–17]. По общественно-политическим взглядам Н. А. Бердяев был социалистом христианского толка.

Но в понимании происхождения человека и его природы, в вопросах онтологии, в существенных моментах заимствованной у средневекового мистика Якоба Бёме, усмотрении внешнего мира (бытия) как зла, «меона», с которым надо покончить, чтобы перейти в светлую эру человеческого существования – в «эон», этот философ мистичен. Прекрасно осознав субъективные аспекты смыслополагания, Н. А. Бердяев игнорирует объективные основания последнего. Нельзя согласиться с его мнением, состоящим в том, будто бы философия не имеет своего предмета, что субъекты, выводя смыслы, не обращаются ни к чему внешнему, объективному, постоянно пребывая лишь в пределах духовности экзистенций.

Однако само понятие «экзистенция» в принципе немистично, ибо экзистенции реальны. Являясь категорией теоретического любомудрия, это понятие занимает прочное место в философской антропологии среди других ее категорий. Обращение к явлению экзистенции приводит Н. А. Бердяева к введению понятия «смысл» в содержание философии, как она им понимается, в качестве наиважнейшего. Цель философского познания он усматривает в наделении бытия смыслами, исходящими из внутреннего – духовного – мира человека. При познании происходит вживание в предмет познания. В труде, который, по его собственной оценке, в наибольшей степени выражает его сугубо философские (метафизические) воззрения [16], философ пишет: «В действительности познание носит эмоционально-страстный характер, познание есть духовная борьба за смысл…» [16, с. 183]. «Не воля к могуществу, а воля к смыслу и свободе, – полагает Бердяев, – движет философским познанием» [16, с. 185].

Прибегаю к щедрому цитированию, чтобы показать: одна из заслуг Н. А. Бердяева заключается в улавливании и осознании им смыслового характера философии, подчеркивании при этом значения такого атрибута человеческой духовности, как полагание смыслов. Смыслы рассматриваются им в качестве главного источника философского понимания бытия, они якобы онтологически нагружены. Русский мыслитель по праву оттенил также сопровождение выведения личностью смыслов таким экзистенциалом, как переживание происходящего, то есть взволнованным и оценивающим состоянием души.

Смысловое понимание философии принадлежит и В. С. Степину. В трудах, посвященных философии культуры и цивилизации, академик многозначно прибегает к категории «смысл». По его убеждению, философский поиск направлен «на уяснение глубинных смыслов человеческого бытия» [8, с. 208], а философией эксплицируются и анализируются смыслы универсалий культуры. Категориальным смыслам, сложившимся в культуре, В. С. Степин придает высокое значение «базисных ценностей» (курсив мой. – Т. Л.) [8, с. 67], с позиций которых люди оценивают те или иные поступки и действия, эмоционально переживают их. Смыслы универсалий культуры выступают также как «глубинные программы» «форм и видов поведения и деятельности, характерных для определенного типа социальной организации» [8, с. 67]. Обращает на себя внимание признание В. С. Степиным и «личностных смыслов», которые люди вкладывают в универсалии культуры соответственно индивидуальному жизненному опыту. То есть академиком признаются не только экзотерические, но и эзотерические смыслы, «сцепленные с сугубо личностными ориентациями и ценностями» [8, с. 75].

Итоговыми высказываниями В. С. Степина о значении философии в деле смыслополагания можно считать, во-первых, положение о том, что «…философия играет роль своеобразного генератора фундаментальных жизненных смыслов и ценностей, мировоззренческих ориентиров не только для настоящего, а скорее для будущего» [18, с. 5]. Во-вторых, положение о том, что смене исторических эпох предшествует «полоса интенсивного поиска новых жизненных смыслов и ценностей» [8, с. 209]. Он пишет: «Преобразование базисных смыслов универсалий культуры и, соответственно, изменение типа культуры… означает трансформацию не только человеческого образа человеческого мира, но и продуцируемых им типов личности…» [8, с. 75]. То есть значение смыслов столь велико, что «мутации» в их содержании можно считать одним из факторов кардинальных изменений в человеческо-общественной жизни. Да, действительность есть единство реальности и возможностей, ее, то есть действительность, составляют не только объективные, но и субъективные явления, в частности смыслы. Думаю, что радикальное изменение смыслов сопровождает и влечет «пришествие» в чем-то немалом обновленной действительности и в ряду некоторых изменений другого рода – политических, экономических, научных и др., это знаменует пролиферацию сущего.

Весьма робко, но все же без сомнений увязывает философию со смыслополаганием А. Н. Филюшин, исходя из неясности природы современной общественной действительности. «Кто сегодня… знает, – задает он вопрос, – что готовит нам даже наше ближайшее будущее, не говоря уже о более далекой перспективе? Полоса разного рода неопределенностей продолжает расширяться. Видимо, современную форму философии можно так и обозначить, как поиски смыслов в мире неопределенностей» [19, с. 81]. По мысли Филюшина, поиски смыслов влекут выстраивание философии, ибо «смысл предполагает выход, в конечном счете, на мировоззренческий уровень» [19, с. 81]. С этим положением нельзя не согласиться. Однако цитируемый автор присоединяется к пониманию смысла как «внеположенной сущности феномена», с чем согласиться, по-моему, нельзя, коль скоро речь идет о составляющих мира человека. Будем называть объекты, наделенные выношенными, порой выстраданными смыслами, предметами. Смысл и сам явление мира человека, духовно наделяя определенные объекты человеческим измерением, он способствует введению их в качестве предметов в мир человека, где смыслы не могут быть образованиями, внеположенными по отношению к сущности феноменов. В сущность объектов, подвергнутых человеческому измерению, то есть в сущность предметов входят и смыслы, но не в качестве застывших духовных образований и не в качестве абсолютов. Субъектами постижения мира человека постоянно ведется в числе прочего поиск все более правильного, наиболее адекватного смыслового выражения феноменов такого мира.

Самобытного смыслового понимания философии придерживается Л. Т. Рыскельдиева, которая пишет:

«Если наука ориентирована на знание и истину, то философию можно понять через проблемы смысла и долженствования» [20, с. 83]. Специфика и интересный аспект понимания этим автором смысловой природы философии состоит в тесном увязывании ею смыслополагания с этической категорией «должное» и вообще с деонтологией. Согласно мнению Л. Т. Рыскельдиевой, «должное» – это идея, вследствие чего должное имеет метафизический исток. Да, должное входит в сферу идеального, составляет ее компонент, но оно приземлено, составляет идеальное-приземленное, ибо локализация реализации должного его адресатами – это наличные условия человеческой жизнедеятельности. А идея – это возвышенный компонент идеального, реализация идей сопрягается с усовершенствованием наличного бытия. Но метафизический исток должное как вид идеального тоже имеет. Поэтому резонно заключение автора: «Деонтология в соответствии со статусом идеи должного может и должна быть исключительно философской, а ее контекст неожиданным образом оказывается сформированным проблематикой смысла» (курсив Л. Т. Рыскельдиевой. – Т. Л.) [20, с. 82].

Словосочетание «смысл должен быть», по мнению Л. Т. Рыскельдиевой, «выражает рефлексивную позицию, принцип мыслителя и его отношение к миру, с него следует начинать практическую философию, которая хочет быть ответственной и давать ответ на вопрос о том, «что я обязан делать», если «смысл должен быть?»» (курсив Л. Т. Рыскельдиевой. – Т. Л.) [20, с. 83]. Да, на выборы обычно являются те граждане, которые в выборах и в явке на них усматривают смысл. Картофель на своем огороде высаживают те лица, которые в этом видят смысл (простите за банальность).

Как видим, в смыслополагании Лора Турарбековна усматривает пусковые моменты к появлению условия того, чтобы что-то предпринимать, как-то действовать, в какие-то отношения с кем-то вставать. Придание смыслам такого качества, как стимул к практической активности, – это новый и оригинальный момент философской рефлексии над смыслополаганием. Смысловой побудитель к действиям в числе иных побудителей действительно существует, и как таковой он присущ только людям. Под влиянием соображений о том, в чем есть смысл, могут приниматься какие-то решения, совершаться определенные действия и поступки, проводиться публичные акции и т. д.

Но понятие «смысл» не определяется цитируемым автором, которая к тому же полагает, будто «смысл как условие мирового целого должен быть и должен быть объективным» (курсив Л. Т. Рыскельдиевой. – Т. Л.) [20, с. 79–80]. Но разве мировое целое исключительно, всецело объективно и разве ничто субъективное в него не входит или, если входит, не может считаться его частью? Разве субъективное – это что-то слишком эфемерное, недостаточно основательное и солидное? Я не считаю правильным так думать. Для людей субъективное – очень значительный компонент их жизнедеятельности, а смыслы предстают видами составляющих сущего.

В связи со сказанным невозможно не заметить некорректности понятия «мировое целое». Если «целое», то, значит, завершенное, закрытое, но универсум (сущее, мир) не завершен, не закрыт, он не имеет границ и то чем-то пополняется, то в чем-то убывает. Мир (сущее, универсум) – это трансцензус, и он находится в состоянии постоянного становления.

Смысл по преимуществу субъективен, так как является творением человеческого духа. Но в определенной степени он обусловлен и объективными качествами феноменов смыслополагания, кроме того, смысл семиотически объективируется. В целом, значит, смысл субъективно-объективен, признание чего при рассмотрении его с философских позиций действительно требует увязывания смыслополагания с деятельностью субъектов и с их самосознанием. И о смыслах, и о долженствовании недостаточно рассуждать лишь с лексических позиций, будучи отстраненным от понимания жизнедеятельности субъектов смыслополагания.

Придать смысл объекту – это нередко значит увязать его с мировидением и мироощущением, идеалом и долженствованием, с мотивацией поведения. В каждую эпоху в немалом субъекты по-новому истолковывают происходившее и происходящее, и тогда картина действительности пополняется новыми смыслами [см.: 21, с. 134]. В том, что объективно, заложена лишь одна из основ выведения смыслов. Имеются также субъективные основы и условия выведенности смыслов.

Смыслы вызревают и оказываются положенными, если образования универсума становятся объектами их постижения и практического взаимодействия людей с ними, если субъекты деятельности общаются, обмениваются информацией, впечатлениями и переживаниями, если, соответственно, в активное состояние приходит человеческая духовность, в сфере которой результаты человеческой активности оцениваются. Социально и/или экзистенциально пристрастные оценки часто предстают как смыслы.

Приданные и заданные субъектами смыслы, если они не скрыты полностью во внутренних мирах людей, семиотически объективируются, и, как и иного рода человеческие создания, они пролиферируют, наращивают или, говоря словами М. К. Мамардашвили, «амплифицируют» универсум.

Обладая смысловой природой, любомудрие в то же время выявляет основания смыслополагания как одной из родовых форм человеческой духовности. Важнейшее онтологическое основание смыслополагания заключено в создании людьми (при непреложном использовании ими вещества и энергии природы) собственной, весьма сложной среды своего существования, наиболее значащим компонентом которой выступает культура. Культура не сводится просто к общественно-исторической фактичности и есть нечто в положительном смысле выделяемое из нее субъектами, ибо ее создания предстают в «ореоле» довольно высоких социальных, предметных, моральных, эстетических оценок и в «ауре» компонентов общественного достояния. Культура складывается благодаря производству и освоению многообразных ценностей людьми, она одухотворена их ценностным отношением к определенным созданиям и деяниям. Установление культуроносности предполагает в числе прочего выявление ценностного смысла определенных человеческих созданий и деяний.

Ясно, что одна из потребностей, в ответ на которую формируется культура, – это перманентная нужда субъектов в оцененности процесса и результатов человеческой активности. Последующим поколениям предстоит осваивать то, что создано их предками, им предстоит также пополнять культуроносное достояние. Поэтому в обществе возникает необходимость в выделении достояния среди содеянного и произведенного людьми, в экспликации позитивных накоплений в условиях цивилизации, квалифицируемых в качестве ценностей.