Текст книги "Шоу гремящих костей"

Татьяна Луганцева
Шоу гремящих костей

1

Мягкий, пушистый снег кружился в воздухе и опускался на землю, покрывая ее белой шалью. Зима в этом году словно решила сдать план на ближайшие пять лет по норме выпадения осадков. Снег валил и валил, снегоуборочные машины не успевали его убирать, ломались ветки деревьев, не выдерживая его тяжести, а люди вязли в нем по колено, когда шли на работу или по другим своим делам. В прогнозе погоды каждый день дикторы с виноватым выражением лица упорно объявляли обильные снегопады и плохую видимость на дорогах.

«Настали черные деньки для дворников», – подумала Яна, сидя у окна в офисе детективного агентства, куда она иногда заходила в гости к Григорию Андреевичу и его супруге Лере – очаровательной, рыжеволосой, молодой женщине.

– Клиентов совсем нет, – пожаловалась Валерия, доставая из шкафа стеклянную вазочку, наполненную конфетами в разноцветных обертках.

– Готовятся к встрече Нового года и Рождества, – вздохнул Григорий Андреевич и пригладил широкой пятерней лохматые, русые волосы.

– Кто готовится? – не поняла Яна. – Убийцы, маньяки и воры? Да… они же тоже люди, им под Рождество тоже некогда заниматься своими темными делишками. У многих есть семьи, дети, заботы, поиски подарков…

Яна представила себе радужную картину, где за столом с семьей сидит серийный маньяк-убийца и со знанием дела разделывает тушку индейки, мечтая, как он будет также разделывать свою очередную жертву после праздников.

– Да ты о чем говоришь?! – воскликнул Григорий Андреевич, отрывая взгляд от окна, где снег продолжал чарующе падать, словно маятник гипнотизера, вводящего в транс.

– Яна все о своем, о наболевшем, – пояснила Лера, – она же не может без расследования какого-нибудь преступления.

– Люди сейчас заняты своими мелкими, бытовыми проблемами, вряд ли кто-то будет теперь обращаться в детективное агентство, чтобы установить слежку за неверной супругой, – пояснил шеф детективного агентства Григорий Андреевич. – В лучшем случае нанятый детектив предоставит клиенту обширный список магазинов, которые посетила его супруга перед праздниками в поисках подарков.

– Точно, а муж потом будет сверяться по списку, что из купленных вещей в мужском отделе не досталось ему, – согласилась Яна.

– Сейчас, в праздник, все обиды забываются, все стараются друг с другом помириться и встретить Новый год весело и мирно, – согласилась с мужем Лера, смотревшая на него влюбленными глазами, – не даром же существует пословица о том, что как встретишь Новый год, так его и проведешь.

– Хм, – хмыкнула Яна, оставшаяся при своем мнении. – В Новый год ничего не меняется… Обычные дни! Люди и умирают в Новый год, и расстаются, и совершают преступления! Жизнь не останавливается!

– Что у тебя за настроение?! – всполошился Григорий Андреевич. – Как у вас с Ричардом дела?

– Нормальная семейная жизнь, здоровые супружеские отношения, – ответила Яна таким тоном, словно поставила диагноз своим отношениям с любимым мужем Ричардом.

С Ричардом они жили вместе уже несколько лет и воспитывали маленького сынишку Володю. Они были одно время даже женаты, но потом развелись. Ричарда грубо шантажировали как крупного бизнесмена тем, что нанесут вред его семье. Ричард, впавший в шоковое состояние от ужаса потерять близких ему людей, развелся с Яной, ничего ей не объяснив. То есть он просто-напросто лишил себя семьи, главного козыря шантажистов. Он знал, что если бы Яна узнала истинную причину, по которой Ричард хочет расстаться с ней, то она никогда бы не ушла. Мало того, она бы полезла расследовать это дело и выяснять, кто шантажирует ее любимого мужа. Когда все выяснилось и преступники были пойманы, семья воссоединилась. Официально зарегистрироваться Ричард с Яной уже не могли, так как Яна заключила фиктивный брак… Вообще эта история напоминала полнейший бред. Надо было знать Яну, чтобы понять, что такая нелепость могла приключиться только с ней. Их домоправительница Агриппина Павловна была настолько недовольна поведением Ричарда, когда он развелся со своей женой, что осталась жить с Яной, их сынишкой и своим гражданским мужем Борисом Ефимовичем. Именно в то нелегкое время их нашла адвокат и огласила странное завещание, которое составила бывшая жена Бориса Ефимовича. Все деньги – и немалые! – в свое время отобранные у мужа, она завещала не ему, а его новой жене. Возникал логический вопрос: почему бы ему не жениться на своей любимой Агриппине Павловне? Но бывшая жена Бориса Ефимовича была особой очень странной, она поставила условие, по которому новая жена ее бывшего мужа должна быть моложе его вдвое. Видите ли, так она решила отомстить ему, чтобы он на старости лет помучался с молодой вертихвосткой. Так Яна фиктивно стала законной женой Бориса Ефимовича, а заодно и законной наследницей всего состояния. Теперь они все жили одной дружной сумасшедшей семейкой – Ричард, Яна, их сын Вова и Борис Ефимович с Агриппиной Павловной. Проследить все их семейно-юридические отношения нормальному человеку не представлялось никакой возможности.

Лера налила Яне чашечку кофе и угостила ее шоколадными конфетами.

– Значит, сидите без дела… – подытожила Яна то, что своими глазами увидела в детективном агентстве.

На столе зазвонил телефон, Яна машинально взяла трубку, словно была у себя в офисе в стоматологической клинике «Белоснежка», директором которой она являлась.

– Алло?

– Яна, это Ричард. Тут случилось такое дело… приехала твоя мама, и она хотела бы поговорить с тобой.

– Что-то случилось?

– Я не знаю, она сказала, что будет говорить только с тобой.

– Все, я поняла, лечу пулей!

Мама Яны жила в провинциальном городе не так далеко от Москвы, но, несмотря на это, виделась с дочерью очень редко. Сама Яна постоянно была в делах и заботах, а ее мама работала в Театре юного зрителя с такой самоотдачей и энтузиазмом, словно находилась на самой престижной и высокооплачиваемой сцене мира.

– Пока я работаю, я живу! – не раз любила повторять мать Яны, обязательно добавляя при этом: – Я покину сцену только вперед ногами!

Мама Яны имела непростой характер и жуткие перепады в настроении, и все равно Яна любила ее, так как больше родственников у нее и не было.

Яна вылетела из офиса детективного агентства, запахивая на ходу полы короткой шубы. Ее красная машина марки «Пежо» за те полчаса, что она провела в детективном бюро, превратилась в один большой сугроб.

Несмотря на то что дворники в Москве работали исправно, они не успевали убирать снег, который валил с неба, не переставая. Видимость на дороге была очень плохая, ширина дороги тоже сузилась вдвое из-за снега. Яне казалось, что она ехала до дома целую вечность. Наконец она остановилась у их особняка, окруженного кованой решеткой. Выскочив из машины, она принялась нетерпеливо нажимать на кнопку звонка. В проеме двери показалась высокая, спортивная фигура ее гражданского мужа Ричарда. Видимо, он недавно приехал с работы, так как еще находился в костюме и белой рубашке.

Он подбежал к воротам, утопая по щиколотку во влажном снегу, словно в длинном ворсе ковра.

– Мы давно ждем тебя! Почему ты так долго?

– И ты меня еще об этом спрашиваешь? – Яна отпихнула Ричарда так, что он чуть не упал в сугроб, и понеслась по дорожке, ведущей к крыльцу, с диким криком: – Мама, вот и я!

Мама Яны сидела в большом кожаном кресле в гостиной вместе с Агриппиной Павловной и Борисом Ефимовичем. Их милая беседа была грубо прервана появлением Яны. Мать посмотрела на свою дочь и поморщилась, ее укоризненный взгляд говорил: «В кого ты у меня родилась такая непутевая?»

Яна в распахнутой шубе, в снегу, с разлохмаченными длинными светлыми волосами и горящим взглядом синих глаз стояла в дверях гостиной и улыбалась. Налипший на нее по дороге снег отваливался комками и падал на паркет, мгновенно тая, так как полы во всем доме были с подогревом, и растекаясь лужами вокруг ног Яны.

– Мама, как я рада тебя видеть, – выдохнула она.

– Сколько раз тебе можно говорить, чтобы ты не мамкала! Даже твой сын зовет меня Люсей. Это звучит по-молодежному, сексуально и кокетливо! Что подумают обо мне окружающие, если увидят такую тетю, как ты, называющую такую моложавую женщину, как я, мамой?!

– Ты так говоришь, словно я плохо выгляжу, – пробормотала Яна и, подумав, добавила: – Люся…

– Ты выглядишь на свои тридцать! А между прочим могла бы выглядеть моложе, если бы вела нормальный образ жизни, а не впутывалась во всякие сомнительные дела… Меня в твоем возрасте не пускали в кино на фильмы до восемнадцати, приходилось предъявлять паспорт!

Яна вздохнула, скинула шубу и сапоги и прошла в гостиную. Ее мать Людмила Анатольевна Цветкова задержалась в детстве. Скорее всего, не последнюю роль сыграло в этом место ее работы. Всю жизнь играть зайчиков, лисичек, принцесс и спящих красавиц – тут невольно впадешь в детство. Такие ведущие актрисы, ветераны театра до конца своих дней старались выглядеть молодо, чтобы не скатываться с главных ролей до персонажей Бабы-Яги и ее знакомых пеньков да кикимор. Мать Яны держала марку, в свои пятьдесят шесть лет имела девичью фигуру, симпатичное лицо и задорный взгляд. Внешне они с дочерью были совершенно непохожи. Люся была невысокого роста, стройная, с красивыми рыжеватыми волосами, подвижным лицом актрисы, выразительными светлыми глазами и поставленным, звонким голосом. Когда она приезжала, весь дом Ричарда и Яны наполнялся трелями ее голоса.

– Ну и акустика у вас тут! Нам бы такую слышимость в наш старый театр, – даже как-то заметила она сама.

Яна присела к ним, налив большую чашку кофе из кофейника.

– Кофе в таком количестве портит цвет лица, – заметила ее мама.

– Я это как-нибудь переживу, я же не актриса, – отмахнулась Яна.

– И это говорит моя дочь! Ты же в первую очередь женщина! Актрисой ты бы стать не смогла, ты слишком прямолинейна и безответственна.

Яна подавилась кофе.

– Ну, ма… кхе, Люся, ты что, приехала учить меня жизни?

– Я приехала повидать вас. Где там мой несчастный зять, добровольно взваливший на себя бремя под названием Яна Карловна Цветкова?

Ричард вошел в гостиную и извинился.

– Снег не прекращает идти, я пойду расчищу лопатой дорожку, а то мы завтра не выйдем отсюда. К тому же необходимо раскидать снег перед гаражом и поставить туда машину Яны, которую она легкомысленно бросила на улице.

– Золотой мальчик, – воскликнула Люся, когда Ричард ушел, – слишком порядочный, чтобы оставить мою непутевую дочь и вздохнуть со спокойной совестью.

– Почему ты обо мне такого плохого мнения? – обиделась Яна.

– А это, кажется, твой официальный муж? – кинула цепкий взгляд Люся на Бориса Ефимовича, производившего впечатление человека, рожденного еще в девятнадцатом веке.

– Люся, ты же знаешь, как все получилось… – покраснела Агриппина Павловна.

– Шекспир бы перевернулся в гробу, если бы узнал, до каких интриг додумались вы, – грустно покачала головой мама Яны. – От своей дочери я могла бы ожидать любого необдуманного поступка, но вы-то, Агриппина Павловна, серьезная, рассудительная женщина, и устроили такой вертеп в этом доме! Познакомившись с вами, я рассчитывала, что вы присмотрите за моей непутевой дочерью. А еще говорят, что сплетни и интриги у нас в театре! Что бы подумали люди про вас?

– К нам ходят только те люди, которые правильно думают про нас, – отрезала Яна.

Оставшийся вечер прошел в мирной беседе с обменом последних новостей и сплетен и обсуждением экономической и политической обстановки в мире. Под конец к ним присоединился и Ричард, уставший в своей неравной борьбе со снегом.

Когда все разошлись спать, Яна спустилась в гостевую комнату на первом этаже, чтобы пожелать Люсе Цветковой спокойной ночи. Мама полулежала на кровати в ночной рубашке цвета морской воды с белыми кружевными вставками, с маской из крема на лице белого цвета, удачно гармонирующей с кружевами на ночной рубашке. Голос ее был печален и трагичен, Яна поняла, что мама находилась в образе Снежной Королевы. Яна же себя почувствовала маленькой девочкой Гердой, мнущейся в дверях.

– Проходи, садись, Яна, мне надо с тобой серьезно поговорить, – протяжно сказала Люся.

– Люся, если ты опять о моей жизни…

– О жизни другой девушки, – монотонно проговорила Люся.

– Какой девушки? – удивилась Яна.

– Ты ее не знаешь.

– Тогда при чем здесь я?

– Сядь и слушай и не спорь с матерью! – Голос Люси вернул себе прежние командные нотки.

Яна поняла, что спорить с матерью бессмысленно, села на пуфик и приготовилась слушать очередную театральную зарисовку. Люся Цветкова не могла не быть в центре внимания, она должна все время что-то играть и перед кем-то выступать, пусть даже это будет ее неблагодарная дочь.

2

– Ты знаешь, что в нашем провинциальном театре дела обстоят хуже, чем в московских театрах, – начала свой монолог актриса ТЮЗа Людмила Цветкова. – Все, кто заканчивает столичные театральные вузы, стараются остаться здесь на любой работе… уходят в какие-то антрепризы, эротические шоу, просто не работают и ждут удачу, лишь бы ждать ее именно в Москве. Их можно понять, вкусив столичной жизни, молодые люди не хотят ехать в глушь, чтобы получать копейки и стариться в окружении таких же неудачников.

Яну потрясла речь матери, так как она впервые слышала такие признания от нее и то, что в глубине души она считает себя неудачницей. Это было сильное откровение.

– Талантливых ребят, конечно же, разбирают по ведущим театрам. Есть и некоторые провинциальные города, где народ хоть как-то интересуется театром, знает своих артистов, любит их, там еще не умерло театральное искусство. Наш город, к сожалению, к таковым не относится… – Люся возвела глаза к потолку и вздохнула. – Население очень бедное, пьющее, кому есть дело до театра? Цены на билеты у нас просто смешные, и то любая женщина на оставшиеся сто рублей предпочтет купить колбасы, а не билет в театр. Все спектакли идут при почти пустых залах… Тем более наш детский театр… многим современным детям не интересны наши сказки в исполнении стареющих актеров. Им больше нравится смотреть зарубежные мультики по телевизору, кататься по улицам или «зависать в Интернете», у кого есть возможность. Мы работаем только под Новый год, когда к нам на елку приводят малышей, и то только потому, что так положено по традиции. Коллектив наш ты знаешь… одни пенсионеры, да несколько молодых, бесталанных, пьющих людей, занимающихся своими делами, бизнесом. Но ради того чтобы потешить свое самомнение и блеснуть перед девушками записью «актер» в трудовой книжке, они готовы раз в месяц бегать в шкуре конька-горбунка. Наша старая гвардия держится на голом энтузиазме, не из-за зарплаты в две тысячи рублей, а из-за того, что мы привыкли так жить, привыкли выступать, привыкли к запаху сцены… Есть люди, которые просто вынуждены работать у нас. Например, одна наша старая актриса, ты ее знаешь, Алла Демидовна в молодости была цирковой актрисой – эквилибристкой под куполом цирка, а потом получила травму позвоночника и осталась не у дел. Тогда еще городской профсоюз работников искусств принял участие в ее судьбе и определил ее к нам в детский театр, так как на драматический театр она, конечно же, не тянула из-за отсутствия серьезной актерской подготовки.

– Ох, Люся, я не знала, что у вас в театре настолько плохо обстоят дела! – воскликнула Яна. – Ты всегда говорила, что у тебя все хорошо! Что у вас аншлаги! А вела себя так, словно ты самая известная суперзвезда.

– А что мне тебе надо было говорить? Что мы сами латаем занавес, изготавливаем декорации, чтобы хоть как-то заработать… Я не жалуюсь, ты всегда звала меня к себе, тем более сейчас, когда ты разбогатела. И Ричард мне нравится… Я не хотела сама, в Москве я в профессиональном плане никому не нужна, меня не взяли бы даже торговать огурцами на рынке. – Люся нервно оглянулась, словно их могли подслушать. – А там я – актриса! Пусть и погорелого театра. Это звучит гордо, а я – гордая. Я даже не сломалась после смерти твоего отца. Я до сих пор одна не из-за того, что у меня нет поклонников. Есть! Я одна из-за того, что пока не готова к каким-либо переменам в личной жизни. Я и сама не догадывалась, что была настолько привязана к твоему отцу. Мы были такие разные, а я, оказывается, сильно любила его… Жаль, что такое откровение пришло уже после его смерти. У меня есть один поклонник – Илья Ильич, ты не представляешь, он уже двадцать лет ходит в наш театр только из-за меня! Да ты его знаешь, он все время приходил на мои спектакли. Умора! Я даже переживаю, когда не вижу его восторженных глаз.

– Это здорово, ма!

– Он не в моем вкусе.

– Женат?

– Вдовец. Полный, невысокий, лысоватый, с ласковыми, коричневыми, какими-то коровьими глазами, но зато очень добрый и порядочный человек, – дала характеристику своему поклоннику Люся Цветкова.

– А это самое главное! Он станет на руках носить, и тебе, мама, не будет с ним так одиноко, – сказала Яна.

– А это заметно, что мне одиноко? – испугалась Люся и, вздохнув, продолжила: – Так вот я и жила в сонном царстве невостребованности нашего театра. Вдруг несколько месяцев назад к нам приехала одна молодая актриса откуда-то из Сибири. У нее красивое русское имя – Алевтина, мы называем ее иногда по-домашнему, по-доброму Алей, Алечкой. Ты не представляешь, насколько она милая и порядочная девушка! А какая красавица! У нее светлые густые волосы до лопаток, зеленые, большие глаза, чувственный рот, великолепная фигура. Я даже испугалась, что такой цветок может делать в нашем богом забытом театре? Подумала: вот, еще одна смазливая бездарность движется по трупам из Сибири в Москву. Но, увидев, как она играет, я была поражена! Талантище! Талантище с большой буквы! Ей бы играть Анну Каренину, а не Василису Прекрасную. Когда она произносила со сцены: «Уйди, нечистая сила! Прочь!», Баба-Яга, которая должна была напасть на героиню Алечки и заколдовать ее, ушла со сцены, словно под гипнозом ее зеленых, горящих глаз. Царевич, которого играет Василий Полосов (ты его знаешь, все тот же повеса и пьяница), даже перестал пить, выходя на сцену, чтобы не дышать перегаром на эту фею. Немногочисленные зрители в зале боялись дышать, когда играла Алевтина Михайлова, а дети прозвали ее «королевой красоты». Я подошла к нашему режиссеру Виктору Владиславовичу Руневу и спросила, где он отыскал этот самородок? Он поведал мне интересную историю.

– Какую? – Яну захватил рассказ матери, и она вся обратилась в слух.

– Когда-то давно он учился на одном курсе с отцом Алевтины, и они были даже друзьями. Ее отец был человеком большого таланта, но его сгубила выпивка. Несколько раз его выгоняли из театра за пьянство и восстанавливали за талант и обещания больше не пить, пока не выгнали окончательно. Он уехал с женой, которая работала костюмершей, в Сибирь и продолжал работать с переменным успехом в каком-то провинциальном театре, скатываясь по наклонной плоскости, пока не умер в сорок лет с небольшим от обширного инфаркта сердца. Алевтина, унаследовав талант отца, закончила блестяще театральную студию и хотела ехать поступать в московский театральный вуз, но после смерти отца не смогла бросить больную мать. Зная Алевтину с детства, сотрудники театра, понимая, как семье Михайловых сейчас нелегко, приняли Алю к себе в труппу на второстепенные роли, тем более что эту одаренную девочку все знали с детства, ведь она росла практически за кулисами. Ну, а дальше понеслось… Девушку быстро заметили даже на ролях без слов из-за ее выразительного лица и неземной красоты. Появились статьи в местной прессе, требующие уступить дорогу молодым и талантливым. Примы этого театра впали в бешенство. Режиссер театра вызвал Алю к себе и напрямую сказал ей, что она очень неудобная, скандальная актриса, к тому же без высшего образования. Он заявил ей, что оставит ее у себя в труппе и будет всячески защищать ее, если только она станет его любовницей. Но ты понимаешь, что это обычное дело… особенно в нашей среде. Алевтина, в свои двадцать шесть лет имея голову на плечах, отказала ему, почему и очутилась на улице. Ее мама не вынесла этих скандалов и той грязи, что вылил режиссер на Алевтину, и умерла.

– Какой ужас, – выдохнула Яна.

– Не то слово! Вот где театр-то! Алевтина похоронила мать, помыкалась в городе, где все узнавали ее в лицо, благо лицо у нее было запоминающееся, и сочувственно кивали головами, зная, что ее выгнали из театра. Алевтина поняла, что больше так продолжаться не может. Она попрощалась с могилами родителей и позвонила другу отца, номер телефона которого отец дал ей незадолго до смерти со словами: «Вот тебе телефон моего единственного друга, который принял бы меня в любом состоянии. Витька – классный мужик! Не такой пропащий, как я, и очень порядочный. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, не стесняйся, позвони ему и скажи, что ты дочка Володьки Михайлова. Я уверен, что Витя сделает для тебя все возможное».

И вот, когда настали тяжелые времена, Аля позвонила нашему режиссеру Виктору Владиславовичу. Он вызвал ее к себе, только заранее смущенно предупредил, что театр, которым он руководит, для детей.

«Это неважно! Я очень люблю детей и сказки», – ответила тогда Алевтина.

Она приехала, ее поместили прямо в пристройке театра в небольшой комнатенке с ванной и газовой колонкой, так как общежития для актеров театр давно не имеет. Она была счастлива. Аля очень талантливая актриса и хороший человек. Я много общалась с этой девушкой и почти полюбила ее.

– Мама… – прокашлялась Яна, – ты же понимаешь, что при ее молодости, красоте и таланте Алевтина будет играть главные роли, которые…

– Которые раньше играла я? – спросила Люся и засмеялась. – Нет, дочь, я этого не боюсь! Хоть ты и считаешь меня с чудинкой, я-то все понимаю! Мне не двадцать лет, и принцессы в моем исполнении выглядят смешно. Мне было бы обидно, если бы на мое место пришла актриса, которая обладала бы только одним достоинством – молодостью. Я пропадала бы морально, наблюдая за ее бесталанной игрой. Уступить свое место одаренной девочке – это счастье! Я согласна на роли пеньков, если принцессу будет играть Алевтина Михайлова, и это не пустые слова! – театрально закатив глаза, сказала Людмила.

Лицо Яны исказила гримаса, она подумала о том, кем же это надо быть, чтобы настолько понравиться ее матери? У нее взыграло даже чувство, которое можно было назвать ревностью.

– Мама, не утрируешь ли ты насчет роли пеньков? Не превозносишь ли ты талант этой самой Алевтины?

– Ты же знаешь, насколько я строга по отношению к себе и другим!

– О, да!

– И на нее я сначала смотрела придирчиво, но потом Алевтина покорила меня.

– Замечательно, – с кислой миной произнесла Яна, – жаль, что этого никогда не сделать мне.

– И ты зря настроена так скептически. Тебе не мешало бы познакомиться с Алей и многому у нее поучиться, – сказала Люся, трогая почти впитавшийся на лице крем.

– Это чему же? – поинтересовалась Яна.

– Женственности, обаянию, умению очаровывать и правильно подать себя. Такие женщины всегда очень нравятся мужчинам.

– Слушай, ты так говоришь, словно я – пугало огородное! Между прочим, у меня тоже не было недостатка в поклонниках! – гордо заявила Яна, тряхнув косой, заплетенной на ночь.

– Это твой неудачник, дергающийся на дискотеке за пультом управления музыкой? Твой первый муженек? А может быть, второй, у которого мозгов было меньше спичечного коробка, к тому же оказавшийся преступником? – ехидно поинтересовалась Людмила Цветкова. – Ох, сколько я слез пролила в подушку, но старалась не вмешиваться, так как знала, что ты такая же упрямая, как и твой отец! Но это вовсе не означает, что мне было все равно, как ты проживешь свою жизнь.

«Надо же… – задумалась Яна, – а я ведь мать никогда не рассматривала под этим ракурсом. Какая она, наверное, сложная теща».

– У тебя в жизни был только один нормальный мужчина – Ричард, да и того, наверное, скоро удар хватит.

– Почему был? Он и сейчас со мной…

– Ага! Только официально замужем ты не за ним, а за этим столетним старцем.

– Да кому нужны эти формальности, – махнула Яна рукой.

– Смотрю я на тебя, Яна, и думаю, ты у меня родилась уже с приветом из-за того, что я по сцене с животом скакала, или уже потом с тобой что случилось? – задумалась Люся.

– Куда уж мне до твоей совершенной Алевтины?! Между прочим в меня был влюблен князь, настоящий князь из Чехии, живущий в старинном замке! К тому же он красив, словно древнегреческий бог! – выдала Яна ценную информацию, которой иногда в минуты нахлынувших воспоминаний согревала свое сердце.

– Вот в это мне верится с трудом… хотя, если предположить, что он был слабоумным, потому что среди аристократов распространены браки между родственниками, а это потом приводит к весьма плачевным последствиям…

– Он не дурак! Мама, прекрати! Он учился в Англии и знает пять языков. Он общался со мной на чистом русском языке, с родителями он разговаривал на чешском и французском, с друзьями – на английском, а с некоторыми деловыми партнерами Карл Штольберг использовал немецкий язык!

– Карл Штольберг… – задумалась Люся. – Если он так идеален, как ты говоришь, он бы подошел в женихи Алевтине. Вот была бы пара! Он бы вытянул эту принцессу из нашей клоаки!

– Люся, что ты говоришь! Он любил меня!

– А ты что же не ответила взаимностью? – рассеянно спросила Люся, погрузившись в идею свадьбы своей любимицы и настоящего князя.

– У меня был Ричард… а к Карлу я чувствовала большую симпатию.

– Естественно, ты там ощущала себя не в своей тарелке. Ты бы не вписалась в аристократическое общество.

– Твоя Алевтина бы вписалась! – зло выпалила Яна, уже заочно ненавидя эту выскочку.

– Она да! Она сыграет, что надо!

– Мама, жизнь – это не игра.

– Это большое заблуждение, поверь мне.

– Что ты хочешь, чтобы я отдала Карла Штольберга Алевтине? Мы с ним год не общались. Я решила ему не звонить, чтобы не бередить былую рану.

– Год – это не срок для настоящей любви, – прервала ее Людмила.

– У нас ничего серьезного не было, возможно, он уже женат. А может быть, Карл уже забыл меня, как страшный сон?

– Вот это ближе к правде.

– Мама, ты совсем не любишь меня? – спросила Яна. – Для тебя важнее судьба какой-то Алевтины?

– О какой любви ты говоришь? Тебе за тридцать! – проговорила Люся и огляделась по сторонам уютной, гостевой комнаты. – Ты устроена в жизни, у тебя замечательный любимый мужчина, сын, работа. Что тебе еще нужно? А этой девочке некому помочь… И если ей суждено стать моей преемницей и загубить свой талант в нашем театре, я готова помочь ей, чем смогу!

– Карлом Штольбергом?

– Да при чем тут твой князь! Я вообще его не имела в виду. Ты сама завела разговор о Карле, видимо, где-то сидят мысли о чужеземном красавце!

Яна покраснела.

– Ты же не даешь мне и слова сказать, завелась с полуоборота при разговоре о своих мужчинах. Мне надо спасать Алю!

– Спасать? – переспросила Яна, сбрасывая былые воспоминания о несостоявшемся по ее вине или силе воли романе, она сама еще не решила.

– Ее жизни угрожает опасность! – твердо сказала Люся и выдержала театральную паузу, чтобы оценить произведенный эффект. – Вот мы и подошли к самому главному в моем повествовании. Аля девушка улыбчивая, в меру общительная, и в целом труппа артистов приняла ее хорошо. Ты же знаешь, что у нас особо злобствующих нет, не считая Аллы Демидовны, которая родилась еще при царе Горохе и все мнит себя королевой. Она не только Алевтину, она никого моложе пятидесяти лет не воспринимает. Аля, как я уже сказала, стала жить при нашем театре, подобрала на улице маленького котенка и взяла его к себе в комнату. Я, каюсь, наведывалась к ней в гости и приглашала к себе. Знаю, что и режиссер приходил к ней посмотреть, как она устроилась, и Васька Полосов, чтобы предложить свои интимные услуги, но получил от ворот поворот. Однажды, отыграв спектакль, в котором Алевтина не была занята, я решила зайти к ней на чашечку чая, чтобы отдохнуть. Когда я подошла к двери Алиной комнаты, я услышала, как она плачет. Я постучала, она сказала, чтобы я подождала минуту, и открыла дверь уже с улыбкой, но глаза оставались заплаканными. Я спросила ее, что случилось? Алевтина долго не хотела признаваться, а затем расплакалась и показала мне записку, написанную красными чернилами: «Убирайся отсюда! Это мое последнее предупреждение. Не уберешься, умрешь с последним боем курантов в новогоднюю ночь». Я стала ее успокаивать, говорить, что это просто кто-то глупо пошутил, что не надо обращать внимания на чьи-то детские выходки.

– Правильно сказала, – согласилась Яна.

– Правильно, да… – мать Яны сверкнула глазами. – Пока мне не показали отрезанную голову котенка Алиного и не объяснили, что письмо, вернее, эта записка была написана его кровью.

Яна содрогнулась.

– Какой зверь это мог сделать?!

– Я не знаю, и Аля не знает. Она даже не подозревает никого. Конечно, можно исходить от самого негативно настроенного человека, то есть Аллы Демидовны, но я-то знаю ее тридцать лет и даже предположить, что она из ненависти к молодой актрисе убила котенка, категорически не могу! У нее дома всегда жили и живут коты и кошки. Я не знаю, может ли человек, убивший животное, убить человека…

– Я думаю, что между этими преступлениями нет связи… – не очень уверенно произнесла Яна.

– Я тоже так думаю… но мне стало страшно, стало страшно за Алю. Эта записка выглядела очень…

– Зловеще?

– Да, это именно то слово! Эта угроза может сбыться… и я не смогу жить спокойно, если буду так переживать за нее! Не смотри на меня так! Наверно, я плохая мать и мало уделяла тебе внимания, возможно, я сейчас хочу проявить заботу об Алевтине, как будто она тоже является моей дочерью. Я вспомнила, что ты подрабатывала в детективном агентстве.

– Я и сейчас там работаю.

– Может быть, у тебя там есть знакомые детективы или сыщики, которые уже сталкивались с такой мерзостью? Ты бы попросила их, чтобы они помогли Але и мне… по знакомству? Знаешь, в нашем провинциальном городе нет никаких детективных бюро, а в милиции по поводу такой ерунды, как они высказались, со мной даже разговаривать не стали. – Люся вопросительно посмотрела на Яну.

– Этих детективов всего двое… и они вряд ли поедут в другой город, чтобы оберегать бедную актрису, у которой убили котенка… Постой! Ты сказала, что в записке было написано, что это последнее предупреждение! Значит, были еще угрозы?

– Я… я как-то об этом не думала. Значит, были и другие… Алевтина, привыкшая к травле в своем городе, наверно, поначалу и не обратила внимания на какие-то угрозы. Она, возможно, и об убийстве котенка ничего бы мне не сказала, если бы я сама не оказалась случайной свидетельницей. Она не стала бы лишний раз расстраивать кого-либо…