Текст книги "Возвратившихся нет"

ЧАСТЬ 1

РОЖДЕНИЕ

Я знаю, ты ушел от меня не потому, что не верил.

Эрнест Хемингуэй «Старик и море»

1

СОН

Мужчина стоял на мосту. Огни проносящихся внизу по автостраде машин сливались в единый световой поток. Он вцепился левой рукой в металлический столб, правой прижимая к груди фолиант в черном кожаном переплете. Он ступил на перекладину ограждения, затем на следующую и оказался на самом верху. Ветер рвал тонкий дешевый плащ. В голове не было ни единой мысли, в сердце – ни единого желания; только пальцы левой руки мертвой хваткой вцепились в холодный металлический столб, а пальцы правой внезапно расслабились, отпустив книгу.

Другой наблюдал молча. Он знал, что это не конец.

Я потрепала за ухом Леонардо. Золотистый ретривер тут же ответил на ласку, уткнувшись в плечо. Этого еще не хватало! Скорость –110 километров в час: пришлось оттолкнуть пса. Тот, конечно же, обиделся. Несколько автомобилей снова меня обогнали, учитывая то, что ехала я по крайней левой. Стало как-то обидно, в основном из-за мысли, что они доберутся домой раньше. Стемнело часа два назад, и никакой обогреватель не спасал от ноябрьской промозглости. Я нажала на педаль газа. К черту осторожность: уж очень хотелось на уютный диванчик к любимому телевизору.

В следующую секунду брызги стекла полетели в лицо, я быстро перебросила ногу на педаль тормоза и вжала ее в пол. Машину повело юзом; кожаный шнур не позволил рулю заскользить в руках. Кажется, в тот момент я вспомнила всех, у кого надо было бы попросить прощения. Когда «Мазда» наконец остановилась, я увидела перед собой темноту и испугалась, что ослепла. Но нет: просто меня вынесло с обочины. Впереди, метрах в трех, чернел лес. Сердце бешено колотилось; руки, вцепившиеся в руль, блестели от крови.

Я резко повернула голову в сторону пассажирского сиденья – пса не было. Паника сжала горло. Дрожащими руками я отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины.

– Леонардо! – завизжала я. – Ко мне!

Мимо на бешеных скоростях проносились автомобили, но никто не останавливался. Ноги отказывались слушаться, я буквально проползла вперед и увидела золотистого ретривера в полутора метрах от капота. Горло сдавил подступивший крик.

– Леонардо… – прохрипела я и рванулась к псу.

Шерсть на голове ретривера слиплась от крови, передние лапы были сломаны, но тихое сопение означало, что он жив.

– Подожди… сейчас… минуточку… сейчас… быстро… подожди… – Я рванулась обратно за телефоном.

– Авария. Пожалуйста, приезжайте скорее.

Бросив телефон на сиденье, я бегом вернулась к Леонардо и опустилась перед ним на колени. Позже мне рассказали, что команда ветлечебницы была шокирована моим видом: лицо в крови, руки на собаке тоже, джемпер изорван и облеплен битым стеклом. Никто из проезжающих так и не остановился и не позвонил по 112.

Другой был рядом, он знал, что это начало.

В два часа ночи я сидела в коридоре ветлечебницы и рассматривала голубую плитку на противоположной стене. Белые разводы порождали в сознании запах хлорки, которого, скорее всего, не было в реальности. Вскоре я почувствовала тошноту, в глазах бликовала плитка.

– Наверное, это был камень, – предположил полицейский лет пятидесяти, сидящий рядом. – Вылетел из-под колеса и прямо в стекло. Ну, а вы просто не справились с управлением. Стаж-то какой?

– Пять лет, – автоматически ответила я.

– У-гу. – Мужчина заполнял протокол быстрым размашистым почерком.

Подошел его напарник, высокий худой и совсем молоденький:

– Я закончил описание автомобиля, ребята из техцентра его забрали. Вот ваши вещи.

Он положил на стул сумку, пальто, телефон и большую черную книгу в кожаном переплете.

Я бросила на все это равнодушный взгляд.

– Это – не мое.

– Что? – не понял парень.

Я указала забинтованной рукой на книгу.

Полицейский пожал плечами:

– Она была в машине, может, кто-нибудь из друзей забыл?

Первый устало протянул мне протокол и ручку. Всем своим видом он показывал, что находиться здесь ему совершенно не хотелось.

– Прочитайте и подпишите.

Я, не глядя, черкнула роспись.

Грузный мужчина тяжело поднялся и убрал ручку во внутренний карман куртки.

– Ну, вот и все. До свидания.

Он показал кивком напарнику, чтобы тот следовал за ним. Через миг до меня донеслось недовольное ворчание:

– Я бы вообще бабам права не давал.

Рядом присела Александра и ободряюще похлопала по колену. Я вздрогнула и повернулась к ней.

– Ну?

Александра робко пожала плечами, не решаясь произнести вердикт. Я догадалась.

– Он еще жив?

Ветеринар кивнула.

– Значит, я могу надеяться.

Я встала и сложила вещи в сумку, пальто и книгу взяла в руки.

– Приду утром.

Александра так и не произнесла ни слова: мы были подругами.

Другой последовал за ней.

Дома было темно, холодно и одиноко. Я сняла замшевые сапоги, пальто бросила на столик под зеркалом. Флакон с маслом для волос с грохотом скатился на пол.

Словно робот, прошла на кухню, включила чайник и села. В поисках телефона высыпала содержимое сумки на стол, руками разгребла ворох косметики и наконец нашла его. Сначала позвонила завучу гимназии, в которой работаю, и сказала, что не смогу сегодня придти. Потом – Кириллу, рассказала о случившемся и попросила заняться страховкой. Кирилл тут же захотел приехать, но я возразила, что уже ложусь спать.

Чайник забурлил и отключился. Я убрала телефон на полочку со специями. Остальное попыталась смахнуть в открытую сумку, но помада упала на пол и закатилась под холодильник, тушь отправилась за ней. Нервы наконец сдали: я вышвырнула сумку в распахнутую дверь.

Другой сидел напротив и ждал.

Мой взгляд остановился на черном фолианте. Я положила его на колени и погладила мягкую черную кожу. Окованные металлические уголки были холодные, а вот кожа слишком теплая, теплее комнатной температуры градусов на пять. Странно, но обрез книги тоже был черный. Если бы не исполинский размер, можно было бы подумать, что это ежедневник.

Первая страница оказалась чистого бирюзового цвета, словно небо после весеннего дождя, но какие-либо надписи отсутствовали. Следующая страница тоже была чистой. Удивленно перелистав книгу, я не нашла ни одного печатного знака.

Бросив пакетик зеленого чая в кипяток, я прислонилась бедром к плите и задумалась об этом нечто в кожаном переплете, потому что книгой это назвать было нельзя. Книга – это текст, размышляла я, хоть какой-то. Наверное, это дорогой альбом для рисования. Автоматически прихватила с работы. Поставив чашку с недопитым чаем в раковину, я вышла из кухни.

Другой последовал за ней.

Я шла по сумрачному каменному коридору, понимая, что нахожусь под землей. Ноги скользили. Попытавшись ухватиться за стену, я ощутила что-то склизкое и мерзкое.

– Мама… – Всхлип.

– Мама! – Это плакала девочка.

Я обернулась, но определить источник голоса было невозможно. Рука, вытиравшая слизь о брюки, замерла.

– Эй! – тихонько позвала я. – Кто здесь?

Через миг тонкий детский голосок протянул:

– На-астя.

Я недоверчиво проговорила:

– Здравствуй, Настя.

– Здравствуй.

– Настя, где ты?

Пауза.

– Здесь темно. Мама, это ты?

– Нет. – Я не могла поверить, что разговариваю с кем-то, порожденным моим сознанием. – Но я хорошая, не бойся.

– Ты отведешь меня к маме? – с надеждой спросила девочка.

– Конечно, – быстро ответила я и тут же тихо добавила, – если найду. Настя?

– Что?

– Ты можешь до чего-нибудь дотронуться?

Пауза.

– Нет! – Испуганно: – Я ничего не вижу.

Глухой удар и плач:

– Я упала!

– Не двигайся! – быстро крикнула я, но вспомнила, что сидеть на холодном полу детям нельзя. – Нет, лучше встань и жди меня.

Негромкие всхлипы девочки заставляли меня волноваться. Я пошла быстрее и, конечно же, тоже упала. Несколько негромких ругательств сорвались с губ. Встав и кое-как отряхнувшись, я пошла дальше, но в сердце стала зарождаться злость на себя. От постоянного напряжения колени предательски заломило.

– Настенька? – с трудом сдерживая раздражение, позвала я.

– Я все жду, – ответил неожиданно спокойный детский голос. – Мне уже почти не страшно, мне скучно. Давай поговорим?

Я ужаснулась подобной смене эмоций, но ответила:

– Давай.

– Меня зовут Настя. В следующем году я пойду в школу, поэтому я выучила свое длинное имя: Настя Викторовна Миркушина. Все взрослые дети должны знать свое длинное имя. А ты знаешь?

– Конечно, – быстро ответила я и, разумеется, тут же повторила в уме свое «длинное» имя.

– Настя Викторовна Миркушина, – самодовольно произнесла девочка. – Впиши мое имя в книгу.

– Что? – Я остановилась.

– Впиши мое имя в книгу. Это поможет.

Я задрожала:

– В какую книгу?

– В ту, что лежит на твоем кухонном столе.

Другой улыбнулся девочке, она улыбнулась в ответ.

Я проснулась, прижимая к груди теннисный мячик Леонардо. За окном Москва все еще горела ночными огнями. Я глубоко и часто дышала, спина была мокрой от пота:

– Только кошмаров мне не хватало…

Достав из прикроватной тумбочки валериану, я забросила в рот сразу четыре таблетки и откинулась на подушку. Вскоре сознание расползлось, я снова погрузилась в сон, но теперь без сновидений.

2

ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ

Леонардо очнулся, но двигаться не мог. Он смотрел перед собой затуманенным взором. Меня он не узнал, а может, просто не было сил реагировать на мое присутствие. Передние лапы в гипсе, голова перебинтована, только ушки сиротливо выглядывали. Он лежал на ворохе одноразовых пеленок в просторном вольере. Жутко пахло хлоркой и спиртом.

Перебросившись с Александрой несколькими пустыми фразами, я вышла на улицу и просто двинулась по тротуару. Никогда раньше я не переживала такого эмоционального потрясения. Все было хорошо, и я должна была догадаться о приближающейся черной полосе. А может, я просто не привыкла к встряскам? Что скрывать, мне нравилась спокойная, распланированная жизнь. Я не тусила по ночам, не ездила на море, не брала кредиты и не посещала SPA. Идеальная жизнь – это учебный план и летние каникулы у бабушки в деревне.

Люди спешили; двигались по прямой, стараясь не пересекаться ни с кем. Любой контакт в этом вечно спешащем мире был строго запрещен. Только я успела подумать об этом, как в живот что-то ударилось. Я остановилась и изумленно посмотрела вниз. Это был мальчик лет пяти; мать тащила его за собой, крепко уцепив за узенькое запястье. Он задрал голову, воззрившись на меня испуганными, но чистыми глазами. Женщина нервно дернула сына и заспешила дальше.

Я обернулась, в памяти всплыл призрачный коридор и тонкий голосок Насти. Но это был лишь сон. Мне не требовалось убеждать себя в этом, я знала.

Бесцельно пробродив по городу часа три, я не заметила, как оказалась возле величественного здания гимназии, в которой работала. Его построили четырнадцать лет назад. Высокие потолки, резные белокаменные наличники на окнах: все это было великолепно, но создавало ощущение одиночества, маленькой песчинки в чем-то огромном. И не только у меня. Именно поэтому в гимназии было много цветов и ковровых покрытий теплых оттенков. Помимо шикарной учительской, у каждого педагога был свой небольшой кабинет. Люди проводили здесь практически весь день, поэтому каждый стремился обустроить свой уголок получше.

Надеясь, что работа отвлечет от мрачных мыслей, я открыла тяжелую дверь. Чоповец дядя Саша удивленно приветствовал меня, я даже смогла ответить ему натянутой улыбкой и поднялась на второй этаж, где размещались начальные классы. Шел урок, поэтому в коридорах было очень тихо. Я прошла в свой кабинет, стараясь не стучать каблуками, бросила сумку в кресло и переоделась. По расписанию следующим уроком в моем классе был окружающий мир. Материал я подготовила еще вечером, поэтому просто взяла коробку, дождалась звонка и отправилась в класс. Олеся, которая вынуждена была меня подменить, облегченно вздохнула и сбежала в свой психологический кабинет.

Работа действительно отвлекла. Каждый раз, начиная урок, я будто бы входила в теплую воду реки и начинала плыть. Не приказывая себе, не управляя, просто плыла. На время я забыла и об аварии, и о том, что Леонардо в больнице, а не дома на диване.

Но последний урок безжалостно закончился. В попытке обрести спокойствие я отправилась пить чай в библиотеку. Библиотека для взрослых представляла собой большую комнату с книжными шкафами вдоль стен. В центре стояли круглый стол и уютные стулья с мягкими подлокотниками.

Завуч Ирина, увидев меня, побледнела, усадила рядом и принялась расспрашивать о машине. У нее были муж и квартира. Именно так она всегда говорила: «муж и квартира». Два ценных предмета, весь мир для Ирины представлял собой иерархию предметов. Пес ценным предметом не являлся, поэтому она даже не помнила о нем. Но Ирина точно помнила, что есть «Мазда» цвета «Soul Red», и именно состояние этой самой «Мазды» волновало ее больше всего.

– Не знаю, – равнодушно бросила я. – Ею занимается мой друг.

– Как же ты приехала? – почему-то ужаснулась Ирина.

– Я пришла.

Вот и все: прощай, нервное равновесие. Звонок возвестил о начале следующего урока, которого у меня не было. Завуч убежала, столкнувшись в дверях с Олесей. Она приветственно махнула рукой и подошла к столику с чайником, из шкафа над ним достала свою голубую кружку:

– Тебе кипяточку подлить? – бросила она мне.

Я кивнула. От ее присутствия стало очень тепло на душе. С началом урока в библиотеке не осталось никого. А Олеся была очень приятным в общении человеком. Только сейчас мне пришло в голову, что она не просто сама по себе такая, это профессиональное качество психолога. Олеся никогда не лезла в душу, она умела долго говорить ни о чем, просто плести ничего не значащую беседу. Плеснув в кружку дымящейся жидкости, она села неподалеку и закинула ногу на ногу.

– Ну, как? Готовитесь к Новому году?

– Да, слежу, чтобы учили роли, которые раздала Нина Ивановна.

– А о подарках уже думала? – Девушка обхватила кружку, пытаясь согреть длинные пальцы с бледным французским маникюром.

– Нет, рановато. – Я пожала плечами.

Сувенирные ручки и чашки коллегам я всегда успею купить. А больше поздравлять мне некого. Олеся понимающе улыбнулась.

Даже в тусклом свете фонарей я заметила свою «Мазду», зажатую между «Лендровером» и «Вестой». Я резко задрала голову вверх, ожидая увидеть освещенное окно: ведь у Кирилла есть ключи! Но нет, в окнах не было света. Я взвыла от потерянной надежды. Дверь пропищала: бабушка Маша, живущая этажом ниже, вышла выгуливать своего мопса.

– Здравствуй, моя хорошая! – Она придержала дверь.

– Здравствуйте. – Пришлось войти.

В квартире было душно. Я открыла форточку, быстро приготовила ужин из замороженного риса с овощами, позвонила Александре, чтобы справиться о состоянии Леонардо, и забралась в кресло перед орущим телевизором. По «Домашнему» показывали какую-то комедию. Время от времени я заставляла себя смеяться на смешных местах. Но фильм все-таки закончился, потом закончился еще один… В итоге я задремала.

Я тяжело вздохнула, оказавшись в том же сером коридоре со скользким полом, и решила не двигаться, терпеливо дожидаясь пробуждения. Рано или поздно это должно произойти. Вдруг вспомнилось, что на кухне я старательно избегала смотреть на книгу. Не знаю, почему, но она вызывала у меня раздражение. Только всплыл образ фолианта в кожаном переплете, как послышался робкий голосок Насти:

– Эй, кто здесь?

Я открыла было рот, но меня опередил несмелый мужской голос:

– Это я, только не знаю, где это – здесь. Ничего не видно.

– Меня зовут Настя, – приветливо сообщила девочка. – А вас?

– Виктор, – ответил мужчина. – Виктор Николаевич.

– Здравствуйте, Виктор Николаевич. Вы не волнуйтесь, – заботливо проговорила Настя. – И лучше не двигайтесь. У нас с вами темно. Но ничего, скоро придет тетя, которая видит в темноте. Только я не знаю, как ее зовут.

– Ева! – внезапно для самой себя, выкрикнула я. – Меня зовут Ева.

– Ее зовут Ева! – обрадовано повторила Настя. – Ева нам поможет.

– Но я не вижу в темноте, – пришлось мне признаться. – Просто здесь, где я нахожусь, не темно, скорее сумрачно. – Я обернулась. – И я не знаю, где вас искать.

– Не надо нас искать, – протянула Настя. – Просто впиши наши имена в книгу.

– В какую книгу? – безнадежно простонала я и сама повторила ответ девочки, услышанный в прошлую ночь. – В ту, что на кухне. Настя, что это за книга?

– Не знаю, – честно ответила девочка, – только впиши нас поскорее, пожа…

Голос прервался на полуслове. Вдруг стало очень тихо, неестественно тихо. Такое ощущение, наверное, возникает у внезапно оглохшего: не слышно даже тишины. Я попыталась позвать Настю, но не смогла. Приступ кашля сдавил горло, я обхватила его руками. Внезапно кто-то появился прямо передо мной, схватил за плечи и начал грубо трясти. В лицо ударил запах влажной земли, и я проснулась.

Меня била мелкая дрожь, я закричала. Крик был долгим, он был призван убедить меня в наличии слуха и голоса.

Часы показывали 6:48. Я с радостью отправилась в душ. Потом позавтракала в спальне перед телевизором: находиться рядом с этой чертовой книгой было для меня невыносимо.

Уроки прошли словно во сне. Днем я позвонила Александре, чтобы справиться о состоянии Леонардо. Все-таки он – единственное близкое мне существо на этом свете. Поэтому я была очень благодарна Александре за то, что она лично следила за ним. Мои родители – члены большой семьи под названием "искусство", мне там места нет. Как, впрочем, и другим детям, не пожелавшим пойти по родительским стопам. Ладно. История стара, как мир.

К вечеру страх перед серым коридором начал настойчиво одолевать меня. Разумеется, я не допускала ни малейшей возможности того, что все, что сейчас происходит, – реально. Пережитая травма стала всему причиной, в этом я была уверена. И все же мне панически не хотелось оставаться одной. Я позвонила Кириллу.

Он приехал через пятнадцать минут и тут же отправился на кухню готовить ужин:

– Наверняка сидишь на суши и пицце? – Он тепло улыбнулся и вернулся к котлетам с овощами.

Я улыбнулась в ответ. Он так мило смотрелся у плиты. И все эти ароматы… Почему мы не вместе? Ах, да! Он захотел стать моим мужем. Почему же этого не произошло? Он замечательный человек, самый лучший мужчина на свете! Ах, да. Я его не люблю. Какая глупая причина. Какое ужасное последствие детства, лишенного родительской любви. Неумение любить. Или, может быть, страх влюбиться, а потом потерять, осознать в один страшный момент, что твоя чистая, бескорыстная любовь всегда была безответной. Именно поэтому я всегда была честна в своих чувствах. Кирилл, ты мне очень-очень дорог, но я не испытываю к тебе любви. Прости. Прощаю.

Мы поужинали котлетами и рисом. С ним было так легко и уютно. Он рассказал о своем новом начальстве, о том, что это самое начальство разглядело в нем организаторский талант и повысило в должности.

– Зимой хочется отдохнуть на солнечном острове. Может, составишь мне компанию?

Я быстро кивнула, неожиданно для себя:

– Конечно. А куда именно поедем?

– Выбирай сама. Только чтобы там был пляж.

Зазвонил телефон. Кирилл встал из-за стола:

– Ответь, а я пока помою посуду.

Тихий голос Александры не предвещал ничего хорошего.

– У Леонардо были судороги. Возможно, мы что-то упустили.

– Как он сейчас? – Руки мои похолодели.

– Спит, мы дали ему большую дозу успокоительного. Пока не выясним, в чем дело, так будет лучше.

– Хорошо. Спасибо, Саша. Я приеду утром, перед работой.

– Приезжай.

Кирилл обнял меня сзади:

– Он выкарабкается. Твой пес очень сильный и слишком любит свою хозяйку, чтобы оставить ее одну.

Кирилл поцеловал меня в шею, от его прикосновений теплая волна возбуждения прокатилась по всему телу. Я положила трубку. Повернувшись к нему, запустила пальцы в черные волосы. Неуловимым движением он расстегнул молнию на платье и начал целовать плечо. Внезапно Кирилл отстранился:

– Что это?

– Где? – Я посмотрела на свои руки.

Он осторожно провел пальцами по плечам.

– У тебя руки в синяках, вот здесь, прямо над локтем.

Я тоже их увидела: неприятного фиолетового оттенка отметины, будто бы кто-то крепко схватил меня за руки. Рациональное объяснение возникло достаточно быстро:

– Наверное, слишком старались, когда меня из машины вытаскивали.

– Бедная моя. – Он осторожно поцеловал мои ранения и прошептал: – Пойдем в спальню.

Я послушно погасила свет и отправилась за ним.

Вот только из машины меня не вытаскивали.

Коридор показался неприятным, но необходимым дополнением к сну. Почему я до сих пор не обратилась к психологу? Вот в чем вопрос. Это же не так сложно: ее кабинет на одном этаже с моим. Да и психолога я знаю, хороший специалист, никогда не проронила и слова о своих клиентах. Так что нет никакой вероятности, что по гимназии поползут слухи. Завтра так и сделаю. Первым делом! Нет, вторым. Сначала – Леонардо. А потом еще уроки… Ладно, значит третьим, но сделаю обязательно.

– Настя?

– Ева! – обрадовано воскликнула девочка. – Куда ты делась? Я устала тебя ждать.

– Мы устали ждать, – поправил ее мужчина. Кажется, его звали Виктор Николаевич. – Девушка, если вы можете нам помочь, то прошу вас поторопиться. Я не собираюсь стоять тут вечно.

Вот это уже интересно: на меня ругаются в собственном сне!

– Настя, а почему именно я должна вам помочь?

Девочка слегка помедлила с ответом, видимо вопрос ее удивил:

– Потому что он сказал, что ты можешь.

– Кто он? – Интересно, кто это за меня решает, что я могу, а что нет.

Снова пауза:

– Ну, я не знаю. Это – он. Он иногда приходит ко мне. И он был первым, кто встретил меня здесь.

– Как он выглядит?

– Откуда я знаю! – раздраженно выкрикнула девочка. – Здесь же темно!

– Извини.

Как я могла забыть?

– Но он – другой, – снова внезапно успокоившись, добавила Настя. – Это я знаю.

Господи! Насколько же бессмыслен весь разговор, что я веду! Это же сон! Но почему я не могу контролировать его, если точно знаю, что это сон? Необходимо завтра спросить об этом у Олеси.

– Ева? – негромко позвала Настя.

– Да, Настенька, я здесь.

– Тебе нужно быть осторожнее.

– Что? – Внезапно мурашки побежали по спине. – Чего мне бояться? Я же сплю.

– Он сказал, что бы ты просыпалась.

– Что?

– Просыпайся! – закричала Настя.

– Просыпайся!

Я села в кровати. Лоб был покрыт испариной, а все тело напряжено. Я медленно перевела взгляд на Кирилла: он тихо посапывал, обняв скомканную подушку.

– Я схожу с ума. Причем, слишком быстро.

– Это последствия стресса? – с надеждой спросила я.

– Возможно, – согласилась Олеся. – Эмоциональное потрясение способствовало обострению страхов, из подсознания что-то выползло.

– Думаешь, Настя – это я?

– Вероятно. Она олицетворяет беззащитного ребенка в тебе. Ты хочешь ей помочь.

От сквозняка зазвенел «ветер» в виде маленьких розовых птичек. Я вздрогнула:

– Но почему книга? Зачем мне вписывать ее, то есть мое имя?

– Чтобы утвердиться. – Олеся расслабленно откинулась на высокую спинку стула. – Вернувшиеся детские переживания, стрессовая ситуация, давшая понять, что не все в этой жизни под твоим контролем, – это могло повредить твою самооценку, веру в себя. А почему именно эта книга? – предупредила она мой вопрос. – Потому что она появилась внезапно и осталась в твоем предсознании. Понимаешь, все смешалось?

Я кивнула:

– Но что мне делать? Как избавиться от кошмаров? Может, какие-нибудь таблетки пропишешь?

Олеся хохотнула:

– Ева, ты же знаешь, что я не могу. Не моя специализация. Максимум – травяной чай. – Она мило улыбнулась. – Ну, а если серьезно: побольше положительных эмоциональных переживаний, богатый отдых. Так, чтобы ночью спать крепко-крепко. Сознание должно прорабатывать информацию, полученную за день. А если ее будет очень много, то дверца в подсознание не успеет открыться.

– Я не могу управлять сном, – вспомнилась еще одна причина беспокойства. – Хотя осознаю, что это сон. Почему?

– Ты знаешь, что происходит, теперь знаешь и почему. Ты понимаешь, что это твой сон, ты его создала и создала правила поведения в нем…

– Хочешь сказать, что я сама лишила себя способности управлять? Из-за стресса?

– Или из-за того, что не хочешь больше решать проблемы, – добавила Олеся .

Леонардо спал. Его золотистая грудь медленно вздымалась. Передние лапы, некогда пушистые из-за густой шерсти, теперь казались неестественно тонкими в гипсе. Александра сидела у окна и задумчиво читала собственные записи о пациенте.

– Знаешь, я уже в порядке, – соврала я, робко поглаживая хвост Леонардо. – Так что можешь рассказать о его состоянии более подробно.

Александра оценивающе посмотрела на меня, будто проверяя достоверность сказанных мною слов:

– Рана на голове поверхностная, мы ее зашили. Множественные переломы передних лап. Было еще внутреннее кровотечение. И все же…

Александра в нерешительности помедлила.

– И все же? – не поняла я.

– Возраст, – нехотя пояснила Александра. – Сейчас состояние Леонардо стабильно, но я не могу утверждать, что и дальше будет все так гладко.

– Но почему? Он же выздоравливает.

Александра смотрела на пса, а я чувствовала, что в ней борются бесстрастный специалист и друг, боящийся сказать что-то лишнее. Я подошла и обняла ее:

– Будем ждать. Просто будем ждать.

Александра облегченно вздохнула.

– Настя?

Никто не ответил.

– Виктор Николаевич?

Снова тишина.

Наверное, беседа с психологом принесла свои плоды. Но почему снова коридор? Я пошла вперед. Пахло плесенью и тяжелой сыростью. Ноги скользили, поэтому я старалась не поднимать их слишком высоко. Шлеп-шлеп.

– Э-эй? Ну, хоть кто-нибудь здесь есть? – Я заметила, что говорю тихо, видимо, все-таки боялась, что меня услышат.

Я повернула налево и пошла вперед, потом направо, еще раз направо, снова вперед. Кажется, прошло минут сорок. Я успела продрогнуть до костей и только сейчас заметила, что одета всего лишь в длинную футболку. Не очень подходящая одежда для прогулок по темным коридорам. Тут же футболка сменилась джинсами и голубым свитером. От неожиданности я остановилась, как вкопанная.

А что, собственно, в этом удивительного? Это же сон. Мой сон. Я подумала о розовом сарафане, который купила этим летом, и тут же он оказался на мне.

– Весело.

Только вот радости от этого не прибавилось. Ткань на ощупь казалась настоящей, к тому же снова стало холодно. Я передернула плечами, и вновь вернулись джинсы и свитер.

– Ты их теряешь.

Я резко обернулась, поскользнулась, но каким-то чудом устояла на ногах.

– Кто здесь еще? – Чудо, но в данный момент я казалась себе всесильной.

– Это не важно. Тебе нужно спешить.

Незнакомец обладал низким, ровным и мягким голосом. У меня появилось сильное желание увидеть обладателя этого голоса.

– Хочешь, чтобы я и твое имя в книжку вписала? – Кокетливые нотки прозвучали ужасно пошло, они явно были ни к чему.

– Нет. Не мое.

В полутора метрах от меня в сером тумане появился Леонардо. Он медленно помахивал хвостом, но не подходил. Все тело его замерло, только хвост словно жил сам по себе. Внезапно у меня во рту образовалась сухость.

– Леонардо? – прохрипела я. – Это ты со мной говорил?

Сквозь туман глаза пса светились тусклым желтым светом. Он повернулся и пошел вперед. Через несколько метров остановился, обернулся. Я медленно покачала головой:

– Нет, я не пойду за тобой.

Я попятилась назад, повернулась и побежала. Не знаю, как мне это удалось, но бежала я долго, пока на очередном повороте не поскользнулась и не упала, ударившись о стену. Я быстро отползла и прижалась к влажной стене. Меня трясло, то ли от паники, то ли от сдерживаемых рыданий. Я зажала рот руками.

Прошло минут пять, и я почувствовала запах влажной земли. Кто-то был рядом со мной. Очень близко.

– Мы теряем их.

Снова этот голос. И этот запах. Я вспомнила его: именно этот густой аромат влажной земли я почувствовала, прежде чем меня начали трясти за плечи. Что же все это значит? Почему «мы»?

Стоп! Я попыталась сосредоточиться. Это – сон. Всего лишь мой сон, рожденный проблемами с подсознанием. Я обняла колени и уткнулась в них лицом. Только мерзкий, скользкий сон.

Что-то мокрое коснулось моего уха. Я вздрогнула и резко выпрямилась. Это был Леонардо. Он чуть попятился, развернулся и неспешно пошел вдоль коридора. Снова остановился и посмотрел на меня, приглашая следовать за собой. Ладно, если это мой сон, то я создала Леонардо в этом сне. А вот, для чего? Об этом подумаю позже.

Я встала и медленно пошла за псом. Убедившись, что я не убегу, Леонардо продолжил путь по коридору. Я старалась держать дистанцию. Так, на расстоянии друг от друга, поворот за поворотом, мы прошли минут пятнадцать, пока наконец не оказались перед еле заметной дверью. Она была такого же серого цвета и с такими же склизкими подтеками, как и стены. Дверная ручка отсутствовала. Леонардо исчез, просто плавно растворился в воздухе.

– Настя? – позвала я на всякий случай. – Виктор Николаевич?

Никто не ответил, но я почувствовала слабый запах земли.

– Я должна войти туда? – спросила я, надеясь, что невидимый попутчик снова рядом.

– Нет, не должна, – ответил он. – Входи, если хочешь.

Не пойму почему, но я обрадовалась, что невидимка рядом.

– Сегодня ты не столь настойчив, как в прошлый раз, – вспомнила я, не прекращая безотрывно смотреть на дверь.

– Сегодня тебе не угрожает опасность.

– Конечно. – Я вдруг все поняла. – Видимо, повышенная тревожность была связана с тем, что я столкнулась с проблемами, решение которых было мне не подвластно. Теперь, когда я приняла это, страх исчез.

Тишина была ответом.

– Я права?

– Как хочешь, – безразлично ответил незнакомец.

За этой дверью скрывался ответ на незаданный вопрос. Но вопросов у меня больше не оставалось. И все же… Я подошла к ней вплотную. Запах земли усилился: то ли это дверь всегда звала меня этим странным запахом, то ли так пахнул невидимка? Вот новый вопрос. Мне вдруг дико захотелось узнать, что или кто пахнет тягучей влажной землей.

– Так пахнет могила.

– Что?

Оказывается, я сказал это вслух.

– Так, наверное, пахнет могила весной. Утром, когда тепло и роса увлажняет землю.

– Причем тут могила? – Голос незнакомца дрогнул. – Ты будешь открывать эту дверь?

Я поняла, что стою к ней слишком близко, практически касаясь кончиком носа. Ну что ж, если мой путь привел меня в конечном итоге именно сюда…

Я слегка толкнула дверь, руки скользнула по слизи. Беззвучно она отворилась, и тут же меня ослепило потоком света. Я резко опустила руки, чтобы вдруг не прижать их к лицу: с пальцев капала полупрозрачная жижа. Запах земли настойчиво проникал в меня, наполняя собой и рот, и грудь, и желудок. Но он был приятен, гораздо приятнее слизи на руках и бьющего в лицо света.

Я открыла глаза и резко выдохнула.

– Это же моя кухня! – Я покачала головой. – И прежде всего эта книга на столе. Эта чертова книга на моем столе, на моей кухне. – Я кричала. – Не моя книга на моем столе!