Текст книги "Классные записки"

Классные записки
Татьяна Николаева

© Татьяна Николаева, 2023

ISBN 978-5-0059-5923-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Классные записки

В прошлой жизни я работала в школе. Почти 20 лет. Учитель начальных классов, позже – учитель русского языка и литературы. Но еще и заместитель директора по науке и даже заместитель директора по административно-хозяйственной части (попросту – завхоз). Работа в школе оставила много ярких воспоминаний прежде всего потому, что именно на эту пору пришлась моя молодость.

Но и мое собственное школьное детство помнится во всех его красках. Крупными яркими мазками оно написано в памяти. Поэтому я собрала в этой главе и Таню-школьницу, и Татьяну Витальевну-учительницу и Татьяну-маму. И все, что имеет какое-то отношение к образованию и воспитанию. Мой опыт, мои мысли, мою радость и боль.

***

…Я уже почти влетела в магазин, как вдруг меня перехватил на пороге молодой мужчина со словами:

– Нет уж, давайте-ка обнимемся!

– Очки сними, не узнаю.

Хотя, конечно, узнала. Мы обнялись, с удовольствием потискав друг друга по сырым спинам: жара же несусветная!

– Ну, как ты? Где ты?

– Как ваши дела?

Минуты две мы задавали друг другу подобные бестолковые вопросы, и я поняла, что мой ученик Антон Бобырь им же и остался, хоть отец двоих детей и вообще мужчина солидный. Работа в банке, собственный бизнес – да, нам было, о чем поговорить.

…Антошка сидел за второй партой первого ряда с очень красивой девочкой – Олей Сычуговой. Их как будто специально посадила рядом Светлана Владимировна – классный руководитель. Чтобы глаза слепило, видимо. Добрая великодушная Ольга, отличница, соседу по парте помогала разбираться с русским языком на добровольных началах. А мне и без ее помощи невозможно было устоять перед его обаянием, и там, где надо было, так-то, поставить железное «три», я выводила слабенькую, но «четыре». У меня много таких учеников, по которым было сразу видно: судьбу ломать отметками не стоит, они и без тебя пойдут в жизнь легко и уверенно. Не можешь научить, так хоть не мешай. «Не навреди», – в этом лозунге мы сошлись со всеми классными руководителями в параллели. И мы старались. Но и ребята не подводили.

Антон рос в хорошей, крепкой семье. Мама, конечно же, его баловала – второй ребенок неминуемо попадает в разряд баловней. Но уважать его было за что – с начальной школы Антон занимался бальными танцами. Это та еще армия. Дисциплина, дисциплина, дисциплина. И вот стоим мы на улице Ленина как хорошие добрые друзья. Стоим полчаса, час, полтора… Говорим о ситуации в Крыму (о, это очень важная тема!), о бюджетных деньгах, зарытых в дороги, о финансовом кризисе, конечно. О детях. Мимо проходят мои знакомые, его знакомые. Здороваемся, веселимся и сплетничаем. Мне кажется, я уже рухну с каблуков на асфальт – черт, угораздило обуться. Но добровольно покинуть Антона не могу. Да и он, похоже, не все еще рассказал: надо же еще поговорить обязательно об автомобилях, а как же! И мне интересно, как он приобрел новое авто, на каких условиях.

Что там Хайям сказал про «невозможно оторваться»? Смотреть, как горит огонь, как течет вода и как другие работают? Так вот: невозможно оторваться от беседы с учеником, который сохранил к тебе тепло и благодарность. А энергия нашей встречи дала жизнь, по сути, этой книге.

***

…Шел стопицот первый урок по Пушкину. Или стопицот второй. Все уже было выучено, законспектировано, разобрано по косточкам – конечно, в рамках того, что требовала программа. И напоследок: «Выучите любое стихотворение наизусть. Чего душа пожелает».

Начался урок. Одно стихотворение, второе…

– Минаков, пожалуйста, послушаем вас.

– Ой, Татьяна Витальевна, чё сразу Минаков?

– Ну, не сразу, если вы заметили. Уже полкласса, так-то, отчиталось.

И вот Сашка Минаков, белобрысый звонкоголосый мальчишка-девятиклассник, которого плохо видно из-за последней парты, «выгружается» к доске.

– Перочинный ножик.

– Что?

– Стихотворение так называется. «Перочинный ножик».

– А-а. Ну, слушаем.

Никакого такого стиха у Пушкина я не читала. Но, может, Пушкин и писал своему другу Пущину в лицее какие-нибудь пылкие стихи про ножик. Перочинный, конечно же. Стараясь не обнаружить невежества, изображаю из себя полное внимание. Минаков продолжает с завыванием:

– Перочинный ножик! Ножик перочинный!

Ножик перочинный. Ножик перочинный.

Ножик перочинный! Перочинный ножик?

Перочинный ножик? Перочинный ножик!

На третьей минуте оды о каком-то дурацком ноже класс стонал и лежал на партах. Минаков сиял, как медный таз. Я плакала – ржать мне не позволял статус. Собрав волю в два кулака, я дотерпела, пока фонтан иссякнет, и сообщила громогласно:

– Спасибо, Минаков. «Два»!

– Татьяна Витальевна, чё сразу «два» -то? Ну я же выучил, хотите, расскажу?

– Нет, спасибо. Нечего тут было кривляться. Урок, по сути, сорван.

Тут звенит звонок, Саша подбегает к роялю, служившему еще и учительским столом, и начинает ныть: вообще-то дома ему не поздоровится за «двойку». Минаков балансирует между отличником и хорошистом, мама процесс контролирует, чтобы закончить девятилетку с «пятерками». И тут – на тебе! Но так хотелось повеселиться!

Он бегает за мной вокруг рояля и пытается всучить мне батончик «Сникерса». Подкуп должностного лица при исполнении! В это время заходит в кабинет сын-третьеклассник. Отучился. И Минаков ему: «Денис, держи шоколадку!» Я не успела даже подумать: «Какой же ты, Саша, безобразник. Меня подставил, урок сорвал. Шоколадка маленькая. Мог и две купить», – как Денис уже разворачивал «Сникерс». Пришлось всю перемену слушать настоящее произведение Пушкина, не помню, какое. И ставить «пять».

***

…Пашка Чухланцев спросил:

– А можно я принесу селедку малосоленую на выпускной? У нас много…

Все легли на парты. Ржать. Кто-то, конечно же, брякнул:

– Лучше пива, Паш.

Селедка, между прочим, для нас с родителями оказалась как нельзя кстати. Торты остались, а селедка – нет. А ночью 9Б провожал меня на госэкзамены в славный город Глазов – заканчивала пединститут. И я, как была, торжественно-неотразимая, с цветами и шарами, так и брякнулась на вторую полку в плацкарте поезда Ижевск-Балезино. И что же: поезд… сломался. Я вообще мастер попадать во всякие истории. Всю ночь с ноля часов до шести утра пришлось маяться в шифоновом платье в пыльном вагоне. Зато выпускной запомнился.

…Однажды я устроила проверочную работу. Хотя почему – однажды? Проверочные работы-блиц сыпались на моих несчастных детей с периодичностью наступления ночи – каждый день. Учебники убрали, на партах чисто, ладошками передо мной потрясли – на всякий случай. Приступим. И вот чувствую: что-то не то. Никто не пишет, все переглядываются, хихикают. Где-то кроется подвох. Пока не понимаю где. Так и быть – я включилась в игру. Иду по рядам, заглядываю под парты. Все с удовольствием показывают – чисто, мадам! Напряжение достигает апогея, народ уже не может держать в себе эмоции и начинает покатываться со смеху. Я так и не разгадала загадку. Мне показали. Показали учебник, приклеенный скотчем в верхний угол окна. В принципе, человек двенадцать могут списывать, не напрягаясь. Веселились страшно. Неважно, что шоу закончилось «двойками». Идея-то как хороша! Я оценила, мне понравилось.

***

…Ромку Шуртухина толкнули, и он упал затылком на штырь вентиля батареи. Эти торчащие краны в принципе особо жить не мешали, но Ромку толкнули. Из затылка текла кровь, он лежал на полу, а мне было 19 лет. Когда приехала «скорая», не могли понять, кто главный умирающий. Но, как ни крути, везти все равно надо было обоих. И мы поехали – с Молодежки на СХВ.

Пока Роме зашивали голову, я маялась в коридоре и боялась: что скажу родителям мальчишки? Куда смотрела?

Где-то благополучно к «Спокойной ночи, малыши» городским транспортом мы вернулись домой. Была зима, но Рома не взял шапку, до шапки ли. Я укутала его шарфом, который не спас, – мы все равно оба очень замерзли. Поднялись в класс – ждать Ромкину маму. Время было детское: подумаешь, десятый час. Мы тогда учились в третью смену, и третьеклассники на законных основаниях приходили домой не раньше 20 часов.

Мама, наконец, появилась. Обычная красивая молодая мама мальчишки. Она не упала в обморок и не вцепилась мне в волосы. Деловито осмотрела сына, спросила, что случилось, вздохнула, попрощалась со мной и вышла. А Ромка у порога оглянулся и сказал: «Татьяна Витальевна, да не расстраивайтесь вы. Я в эту больницу уже шесть раз ездил. Я привык. Мне не больно».

…А на другой день мы морили тараканов. Я подсыпала им порошок в начале уроков – откуда я знала, как это надо делать! Прошел урок, второй. И вдруг отовсюду полезли эти обнаркоманенные сволочи. Они ползли по стенам, а потом со звуком семечек падали на парты. Я визжала. Наверное, громче всех. Нет, не так. Я вскочила на стул, раскинула руки и начала орать от омерзения. И тогда Шуртухин, как красный командир, с перевязанной головой, и кровь – нет, не на рукаве, на голове, схватил веник и начал гнать от меня тараканов.

***

…Ваня блестяще справился с заданием, но экзекуция не закончилась: обязательно прилагался вопрос по теории.

– Так, ну кто нам задаст вопрос? – обратилась я к классу.

Серега Зыкин, хитро улыбаясь в предвкушении бесплатного аттракциона, поднял руку:

– А пусть расскажет правило на странице 172, которое внизу.

Вот, получи, фашист, гранату. Друг называется.

Майшев закатил глаза на потолок – как известно, обычно именно на потолке размещаются все шпаргалки мира, – секунд пять шарил по люминесцентным лампам и начал:

– Сложноподчиненными называются предложения…

Класс с радостным облегчением выдохнул: молодец, оправдал надежды. Зыкин тоже светился от счастья: и сам отличился, и другу помог стать ходячей легендой…

Да, мы заучивали теорию. Да, на родительских собраниях нет-нет да и звенел вопрос:

– Татьяна Витальевна, для чего вы задаете правила наизусть? Дети должны понять, это же главное…

О да, понять. Конечно. И простить.

– Скажите, а как можно понять ЖИ-ШИ? – бескультурно отвечала я вопросом на вопрос. – Хотя, конечно же, можно залезть в дебри русского языка. Чтобы прям понять. Но проще – выучить.

При этом почему-то не возникает подобного вопроса, когда нужно заучивать таблицу умножения. Или вот стихи Лермонтова, например. Достаточно понять же. И пересказать, как понял. Стою на своем: выученная орфограмма, пусть даже пылящаяся на полках памяти до поры до времени, однажды отблагодарит озарением. А если не выучил, не понял, то и озарять нечему.

У нас был чудесный учебник-трилогия под редакцией В. В. Бабайцевой, где все правила, включая примеры, были собраны в одной книжке. 250 страниц на 5 лет. Не выучить? Мы учили.

Моя школьная учительница английского языка Галина Георгиевна 25 минут урока обычно рассказывала о дочке Оле, а 20 примерно минут посвящала новому материалу и проверке. Она проверяла и наши руки, и коленки, списать было нереально. Зубрили поэтому со страшной силой. Не скажу, что я обожала Галину Георгиевну, скажу больше: она меня бесила вместе со своей Олей, но именно ее методика оказалась самой крепкой.

После школы в моей жизни были колледж, университет, институт, где на английском я всегда была немного впереди остальных. Вот вам и зубрежка. Правда, в магистратуре, куда я поступила в 50 лет, мне сказали: ну, ничего страшного, подтянетесь. Главное – понять. Блин! Блин, блин! Чего понять? Учить надо. Наизусть! Лексический запас пополнять! Что тут понимать, если ты не знаешь, как сказать по-английски: «Мой кот – наглый и высокомерный»? У тебя нет в голове слов «наглый и высокомерный». Бегом к словарю! И учим, запоминаем, проверяем себя.

Мой совет мамам и папам, кто наивно полагает, что надо чего-то там понять. Где-то, соглашусь, достаточно. Но языки надо учить. Хотя бы русский. Только так что-то может получиться.

***

…На День учителя было принято устраивать день самоуправления. В каждый класс назначался «учитель» из числа учеников, а из учителей создавали 12А и 12Б. И уроки там вели тоже ребята.

Но в тот раз мне не повезло – мой класс был дежурным по школе, и даже День учителя не спас. Поэтому я не влилась ни в 12А, ни в 12Б. А дурачиться-то тоже хотелось. Лида из 11-го дала «поносить» мне свою одежду. Я была хороша в форменном платьице, едва прикрывавшем попу, и белом фартучке. Но! Еще у меня был парик. От того, что свои волосы меня не то чтобы не радуют – огорчают, я частенько ношу чужие. Парики, накладные хвосты – обычное, прямо скажем, дело.

…За 3 минуты до звонка я встала перед дверьми кабинета, откуда должен был вывалиться мой ненаглядный 9Б. Не поймаешь – будешь дежурить одна. Но что-то сбилось в расписании, и в этом кабинете сидел 12А – учителя, о чем я не подозревала.

Итак, в школьной форме, рыжеволосая бестия – волосы по всей спине, я, сворачивая шею, чтобы налюбоваться собой в зеркале, стою перед кабинетом. Все, что произошло дальше, случилось в одну минуту.

Звенит звонок. Открывается дверь. Выходят мужчины-трудовики. Я стою. Мимо меня проходит ученица. Поднимает руку – поправить свою прическу. Краем рукава, где пришита пуговичка, задевает мою голову. Пуговичка цепляется за парик. Парик повисает на ее рукаве. Я стою – лысая, с кучей невидимок на голове. Мужики плачут от смеха, а за ними уже и полшколы сбежавшихся всяких людей.

Позже парик стоял на трехлитровой банке в комнате школьного актива. Долго еще веселились по этому поводу, и каждый норовил примерить рыжий паричок…

***

…Перемена. Я стою в конце кабинета у шкафа, листаю учебник. Шестиклассник Антон занят в десяти метрах от меня – поливает цветы, в его руках стакан с водой. Между нами Костя, который бросает в сторону Антона какую-то обидную фразу. Типа, негоже царям ухаживать за комнатными растениями. Секунда – и граненый стакан летит в Костю.

Костя не дремлет: знает, с кем имеет дело, и отскакивает в сторону. Я, увлеченная чтением, именно в ту самую секунду, когда стакан должен был размозжить мне голову, наклоняюсь поставить книгу на место. Стакан, наполовину полный, с размаху влетает в стену и разлетается на сотни кусочков. На стене остается лишь мокрое место. В классе тихо, как будто не перемена, а контрольная…

Я не испугалась – я просто не поняла, что случилось. А потом, конечно, были разборки с приглашением понятых и свидетелей…

Эта история не об ученике с сорванной башней. Эта история о ребенке, которого не любили. Ни дома, ни в школе. И он привлекал к себе внимание любыми способами и срывался при малейшей провокации. Так вот случилось со мной, что любимчиков не было, а нелюбимчики иногда появлялись.

Размышляю о том, кому мы отдаем детей в школу. Нет никакой гарантии, что учитель полюбит вашего ребенка. И ладно бы, но может яростно невзлюбить. Родители могут не узнать, не почувствовать, а детеныш не расскажет. И вот вам – тюремный срок в школе.

Поэтому всегда всем своим молодым подругам говорю: не ищите школу, ищите учителя!

В тот раз я не стала особо разбираться, кто виноват, потому что Антон бесил меня вместе со своей мамой. Конечно, виноват он. Он виноват уж тем, что хочется мне кушать. К чести мамы, она быстро меня просканировала и перевела сына в другую школу. Откуда его выпустили на волю вполне себе человеком. А я что говорю!

***

Очень хотелось жить отдельно от всех. Своей семьей. И, когда мне предложили стать завхозом на полставки, а за это – отдельное жилье (вернее, отдельную теплицу), я согласилась, почти не раздумывая.

Теплица – это такое строение около школ, где, кроме самой непосредственно теплицы, есть еще домик с отдельным входом. 50 квадратов – только комнаты, плюс прихожая-кухня, санузел. В общем, для семьи нормально. Мало того, на кухне – погреб. Мне с моими огурцами – милое дело.

Из плюсов то, что на работу зимой я ходила в платье, – 10 секунд добежать до крыльца. Дениса в сад не водила – сам ходил, потому что крыльцо детского сада тоже было видно. Встану у двери и смотрю, когда дойдет. Хорошо.

Родился Сережа, и я через неделю уже была на работе, а все, начиная вахтерами, заканчивая учениками, водились с малышом. Сережа – уж совсем сын полка.

Но и минусов было полно. Вся жизнь на виду. С утра уже идет народ ко мне – то ключей не оказалось, то туалет, блин, засорился. В декрете не в декрете, но к семи утра я уже была при макияже и на каблуках.

…Однажды приятель привез куриц – чтобы мы их десантировали в деревню к свекрови. Поставил ящик в прихожей, типа, ничё, потерпят. Ну, сидят мои курицы смирно, молодцы. И вдруг кто-то пришел, я распахнула дверь, а эти дуры на свет как повыскакивают! Ой, мама дорогая! Я и кур-то боюсь, и боюсь, что разбегутся. Казалось, вся школа бросила уроки и прилипла к окнам: бесплатный цирк! Татьяна Витальевна бегает по школьному двору за курицами!

А вообще, конечно, меня очень берегли все – какой уж я завхоз! И стекло возили-грузили-разгружали мужчины-учителя, и краску – я так, за компанию, можно сказать, ездила. А спирт привезти – от желающих отбоя не было.

Но однажды пришлось поехать одной. С водителем. Шефы дали машину – грузовик, и мы помчались за краской. А я – тот еще завхоз. Платье на мне – практически вечернее, туфли – шпилька 12 сантиметров. И вот я приезжаю такая звезда на базу по улице 9 Января, а там кладовщица – красавица-татарочка, но – в фуфайке. И выясняется, что в бочке 220 кг, а мы выписали 200. В другой раз, может, и сошло бы. Ну, довезли бы потом документы или деньги. Но не тут-то было. Я дура дурой, но в платье. Кладовщица мстительно мне говорит: отливайте 20 килограммов. Что значит отливайте? Куда отливайте? Чем отливайте? Она дала мне ведро и пустую бочку, куда я должна была перекачать 200 кг краски. На каблуках в черном вечернем платье я взяла ведро. Раз ведро, два ведро. На третьем ведре полведра я вылила на себя. Зеленую масляную краску на черное платье и красные туфли. Ровно в эту же минуту абсолютно удовлетворенная моя татарочка-кладовщица позвала солдат (там была такая бесплатная сила в виде стройбата), и они мигом все перекачали, бочку в машину закинули, и мы с богом поехали в школу. В школе надо мной ржали. До колик. Туфли оттерла, платье тоже помыла растворителем, но пришлось выбросить.

***

Сижу в офисе, а через стенку занимаются дети. Какой-то типа кружок для отстающих. Непонятно лишь, кто от кого отстает. Стены картонные, поэтому, если прислушаться, можно уловить, что лопочут на русском и английском. Оказалось: скорочтение.

– Толк-то хоть есть? – спрашиваю как-то одну молодую женщину, которая с еще одним ребенком на руках ездит аж из Машиностроителя.

– А как же! – мама в экстазе, малышка в соплях от рева.

И вот сейчас специально прислушиваюсь, что происходит за стенкой. Учителя практически не слышно. Из чего могу сделать вывод, что девочка просто читает под контролем. Ага, слышу, наводящие вопросы по тексту пошли. Осознанно-неосознанно читает – понять…

…Надоело подслушивать. Вспомнилось свое.

Старшего сына водила в возрасте четырех лет на чтение по методике Зайцева. В итоге полугодичных занятий из всей группы начал читать мой и еще один человечек. Родители с благоговейным восторгом заглядывали мне в глаза и спрашивали: как? Как, как – «покупайте дюфалак». Мы просто пришли на курсы уже… читающими.

Дорогие родители! Милые мои! Нет пилюли, которую кто-то принесет вашему ребенку. Ну, нет ее, и все. Не изобрели еще. Как губы и попы наращивать – придумали, а как учиться, чтобы не учиться, – нет.

Вернусь к маме, которая целый час ждет старшую дочь со скорочтения и мучает при этом младшую, которая почти еще грудничок. Ну, ты сидишь в декрете, неужели так трудно каждый день по полчаса читать вместе, чем тратить три часа на поездку, тратить деньги и бесцельно слоняться по коридору? А дальше-то как, если в первом классе репетитор?

И еще эти вопли про школьную программу, что так трудно учиться и прочее. А вы как хотели – родить ребенка и получить его уже на выходе с высшим образованием?

Да, надо садиться рядом за письменный стол. Стоять рядом вы будете позже, когда станете авторитетом и покажете, что на уровне 1+1 вы тоже чего-то соображаете. Когда вместе прольете слезы над кривыми палочками, когда получите первую совместную «пятерку».

А пока желаю вам совместных с детьми чтений, уроков, походов, разговоров. И дружбы.

***

Если двоечник, то непременно – личность. Эта мысль красной нитью уже прошила интернет. Якобы в то время, когда отличник приспосабливается жить по указке и получать за это высокие баллы, двоечник, свободный от оценок, мыслит стратегически и думает, как устроиться в жизни. Так сказать на перспективу просчитывает все ходы. Или еще это видео от уважаемого мною Гандапаса – «Почему двоечники управляют отличниками?».

Убейте меня. Я неделю думала на эту тему. Я почти 20 лет проработала в школе Я не нашла в памяти ни одного двоечника, который бы прям с разбегу побежал управлять отличником. Это очень идейный должен быть двоечник, восставший против системы образования и тоталитарного режима. То есть отличник по сути. И я даже не про оценки. Отличник может быть и хорошистом, и двоечником – да. Но в нем талант, стремление, понимание своей силы. Возможно, такие дети рано чувствуют, что им нечего ловить с математикой, поэтому все силы направляют на гуманитарные науки. Или наоборот. Хвала родителям, которые тоже понимают, почему дите игнорирует математику. И никогда ленивый, не привыкший к усилиям мозга двоечник не сможет управлять отличником. Извините.