Текст книги "Чарующая бесполезность"

– Так что же всё-таки произошло?– мать смотрела внимательно голубыми глазами, которые удивительным образом сочетались с такого же цвета волосами.

Марина во всех подробностях рассказала, о жуткой трагедии, в которую она оказалась замешанной. Сама не заметила, как разболтала историию о золотых червонцах, которую накануне ей поведал Эдуард. Мать слушала не перебивая, потом туго поджав пухлые от геля губки произнесла:

– Неужели он и после этого не сделает тебе предложение? Кому всё достанется?

– Мама, о чём ты думаешь?– укоризненно воскликнула Марина.– На моих глазах умерла женщина! Это такой шок!– она скомкала салфетку.– Ну что мне его самой в ЗАГС тащить?

– Вот именно. Пока он в больнице и лишён возможности сопротивляться, ты должна принять меры!

– Какие например? Он не решился на этот шаг после того, как выхаживала его после серии сеансов химиотерапии и тяжелейшей операции. Я не знаю, что ещё должно произойти!

– Завтра же с утра поедешь в клинику и поговоришь с доктором, ты должна беспрепятственно, в любое время суток видится с ним. Пока поживи у меня.– мать задумалась на секунду.– Давай продадим твою квартиру. Гульбанкин поймёт, что тебе негде жить и решится на женитьбу.

– А деньги положим на твой счёт в банке, потому что ты лучше знаешь, как ими распорядиться.– Марина качала головой.– Я это уже слышала неоднократно.

Мать махнула рукой, показывая, что с бестолковой дочерью каши не сваришь, потом с безразличным видом спросила:

– А официант, он что-нибудь рассказал?

– Откуда ты знаешь про официанта?– дочь зевнула и поднялась из-за стола.– Я кажется ничего не говорила про него.

Мать почему-то стушевалась, но Марина настолько устала, что не обратила на это внимание.

– Но кто-то же за вами ухаживал. Не эта же толстая кухарка.

Из рассказав дочери женщина знала всех персонажей этой истории, а с некоторыми даже встречалась, но домработницу Евгению Степановну она не видела никогда и то, что та толстая Марина не упоминала даже вскользь. В эту секунду Веденеева думала только о подушке, глаза слипались, поэтому лишь пробормотала, направляясь в спальню:

– Официант испарился ещё до того, как произошла эта трагедия.– она на ходу расстёгивала пуговки на блузке.– Ты не против, если я лягу с тобой, или ты постелишь мне в моей спальне?

Это была её комната, но когда Марина съехала, мать соорудила для себя кабинет с тяжёлым, сделанном из тёмного дерева письменным столом, чудесной, настольной лампой в стиле «Витраж» и кожаным креслом. От былой обстановки осталась только софа, покрытая клетчатым пледом и огромный стеллаж с книгами. Для чего матери кабинет было непонятно, вероятнее всего ей иногда хотелось почувствовать себя деловой женщиной, только не совсем ясно в какой сфере. Долгое время она проработала в обувном магазине. В советскую пору приторговывала дефицитом и практически всегда жила за счёт своих многочисленных мужей.

– Я постелю тебе в кабинете.– она подушку с одеялом и разложила диван, на ходу продолжая отчитывать дочь.– Мура ты тратишь время на недостойных мужчин. Три года этот урод Смирницкий водил тебя за нос, пока не укатил за границу, и даже адрес не оставил! А этот красавчик Беляев, просто гад, выманивал у тебя деньги, а сам находился в браке, и совсем не намеревался развестись.

У Марины не было сил перечить или спорить, и как в детстве, когда не хотелось слушать материнские нотации, она лишь молча нырнула под одеяло и крепко закрыла глаза, притворяясь спящей, а сама устало подумала:– «Вспомнила бабка, как девкой была. Где эти женихи? Моль давно почикала.». Но под одеяло настойчиво проникал голос матери:

– Мура ты должна… Мура послушай моего совета…

От воспоминаний Марина улыбнулась. В далёком детстве они поехали в Москву буквально на три дня, чтобы навестить дальнюю родственницу. Это потом стало понятно, что собственно не в родственнице дело. Мать целыми днями бегала по магазинам приобретая польский блеск для губ, помаду, духи «Быть может», болгарские, яркие, акриловые свитерочки, немецкие парусиновые тапки, краску для волос и французскую парфюмерию и косметику «Ланком» для того, чтобы потом втридорога продать в Питере. Родственница пожилая, чопорная женщина с халой на голове оказалась женщиной доброй и невероятно гостеприимной, угощала их настоящим тортом «Прага» и составляла культурную программу. А так как она работала билетёршей в кукольном театре Образцова, не пойти в это знаменитое заведение было невозможно. Достать билеты оказалось делом сложным даже для билетёрши, но подставные стулья она им всё-таки организовала. «Необыкновенный концерт» они смотрели и раньше по телевизору, только позже Марине казалось, что больше никогда они так не смеялись до колик в боку, до слёз, до абсолютного счастья. Особенно их впечатлил момент, когда конферансье Апломбов представил цыганский хор Заполярной филармонии под управлением Паши Пашина в постановке Орехова, костюмы Зуева, гитары, бубны конторы «Музпрокат» в атмосфере полного взаимопонимания из ресторана «Метрополь». Мариша половину не понимала смысла, но хохотала вместе с огромным залом, особенно когда усатый барон с гитарой представил певицу романса Шуру Мурину и исполнителя соло на скрипке Шуру Мулина. Вот так после этого «Необыкновенного концерта» Марина превратилась в Муру Шурину, а короче в Муру, но так её могли называть только самые близкие люди, а для общего пользования она представлялась Мариной Владимировной. Веденеевой. Откуда-то издалека снова проник голос матери:

– Как ты думаешь, куда Гульбанкин мог спрятать золотые червонцы? Неужели они в доме?

– Сказал, что в доме, но в каком месте именно я не знаю.– Марина сквозь сон подумала, что зря рассказала матери о разговоре с Эдуардом. Скорее всего он хотел сохранить это в тайне, но женщина так устала, что совесть не укорила её за болтливость. Уже проваливаясь в сон, она вздохнула глубоко и повернулась на другой бок.

Глава 4.

Рафик глубоко погряз в устройство своей новой, семейной жизни, поэтому всегда куда-то торопился, везде опаздывал и что-то забывал. Его коллега Шапошников и так последнее время находился в состоянии раздражения из-за ломки в организме по поводу никотинового голодания, а тут ещё и Ркафик то забывал сделать что-то, или по рассеянности не предупреждал о важном сообщении или не звонил, когда товарищ ждал звонка с важной информацией. Но, к удивлению Сергея Николаевича, в это раннее утро, коллега уже находился на рабочем месте и даже, активно жестикулируя, разговаривал с кем-то по телефону. Рафик махнул рукой приветствуя друга, через минуту отключился и торжественно заявил:

– У меня есть новости!

– У меня тоже.– Шапошникову уже нравилось такое начало дня.– Рассказывай.

– Давай сначала ты. Мое повествование будет долгим.

– Вчера в доме некоего Гульбанкина произошло убийство. Кто-то хотел отравить хозяина дома, а по чистой случайности зелье с ядом выпила гостья. На место преступления выезжал Земсков Володя, но узнав некоторые подробности я попросил, чтобы это дело передали нам.

– Караблоль с удовольствием отдаст тебе все дела, которые имеет.– усмехнулся Рафик. Он недолюбливал Земскова за хамоватую натуру.– И что это за подробности?

– За день до покушения Гульбанкин нашёл возле своей двери игральную карту валет пики.

Рафик присвистнул:

– Это серия? Преступник оставляет визитную карточку. За какие провинности умирают эти люди?

– Пока не знаю.– Шапошников выпалил всё, что выяснил вчерашним вечером и нетерпеливо поторопил приятеля.– Я так понял, что есть ещё кто-то с такой же картой?

– Есть! И это уже второй труп после убитого во Франции. Только этого отравили, а второго кажется утопили. Я ещё не получил отчёт о вскрытии.

Рафик гордился собой, он раскопал историю с утопленником в деревне Свияга, несмотря на то, что в деле лишь вскользь упоминался тот маленький факт, связывающий эту историю с другими аналогичными преступлениями. В описи вещей, найденных при трупе оказалась размокшая и от этого еле различимая игральная карта пиковый валет.

– И что ты думаешь по этому поводу?– Рафэль сверкнул чёрными глазами.

– А то, что эти смерти связаны между собой, и мне кажется, что есть ещё трупы о которых мы пока не знаем или скоро будут. Надо выяснить, кто этот утопленник. Должен же его кто-то разыскивать. Ты займись этим.

– А что будем делать с Гульбанкиным? Ведь тот кто хотел его убить захочет довести до конца начатое, исправить свою ошибку. Пока он один знает кто мог желать его смерти. Факт, что эти люди связаны между собой.

– Давай так: я отправлюсь в клинику, куда доставили Эдуарда Гульбанкина, может доктор уже разрешит поговорить с ним. А ты найди официанта из ресторана «Северная Пальмира» и допроси его. Позже займёмся всей компанией, которая собралась вчера на вечеринку. Тот кто подсыпал яд в бутылку человек свой, знает привычки и традиции в этом доме.– Шапошников посмотрел на часы.– Надеюсь к вечеру будет готова экспертиза.

– Если из Свияги сегодня не получу известий, то завтра с утра придётся туда наведаться самому.

– Ты прав, будет лучше если ты сам посмотришь всё на месте и поговоришь со свидетелями.

Гульбанкину приснилась мать молодая, с вьющимися волосами, заколотыми у висков чёрными невидимками. Стояло раннее, летнее утро. Через открытое окно лёгкий ветерок еле колыхал ситцевые занавески. Мама сидела на краешке его кровати, будила маленького Эдика, поглаживая вдоль тела и приговаривала:

– Вырастет мой мальчик большой– пребольшой, мамин сынок, помощник. Просыпайся мой ёжик, просыпайся мой касатик.

И он, открыв глаза, счастливо потянулся, зевнул и уселся рядом с мамой в чёрных трусах и белой майке, свесив ноги с кровати. Она погладила его по выгоревшему на солнце короткому ёжику волос и по разбитым коленкам.

– Помолись Боженьке, потом умывайся и приходи завтракать. Сегодня в детский сад не пойдёшь– у меня выходной.

– Мам, а Боженька обидится, если я сегодня не поговорю с ним?– Эдик спрыгнул с кровати и зашлёпав босыми ногами побежал в угол к игрушкам. У него были другие планы на сегодняшний день.

– Нет не обидится. Он не может сердиться или браниться, он всех любит. Это же тебе Боженька нужен, ты моли его о благодати, о милости.

– А зачем мне его просить? У меня всё есть.

– Ты просто проси, чтобы он был с тобой, даже во грехе, и пусть строго накажет, если ты сотворил что-то нехорошее, но только чтобы не оставлял ни в радости ни в горе. Безразличие убивает всё живое.

Мать всегда разговаривала с пареньком, как со взрослым. Она взяла сына за руку и усадила рядом.

– Вот послушай. Давным-давно жил святой старец. Он молился и скорбел о грехах человеческих. Он недоумевал, почему же люди и в храм ходят, и Богу молятся, а живут так же плохо и греха не убывает. И воскликнул он тогда, обращаясь к Богу: «Господи, неужели не внемлешь Ты нашим молитвам? Люди постоянно обращаются к Тебе, чтобы жить в мире и покаянии! Неужели суетна их молитва, и не слышны их голоса?» И вот однажды с такими мыслями он погрузился в сон и привиделось ему, как Ангел небесный, обняв крылом, поднял его высоко над землёй. И чем выше они поднимались, тем слабее становились звуки, доносившиеся с поверхности земли. Уже не раздавались человеческие голоса, шум, крики, песни и затих весь шум мирской, суетливой жизни. Лишь порой долетали прекрасные звуки далёкой лютни.

– Что это?– спросил старец.

– Это святые молитвы,– ответил Ангел,– только они слышатся здесь.

– Но отчего так слабо звучат они? Ведь сейчас весь народ молится в храме?

Ничего не ответил Ангел и горестным было его лицо.

– Ты хочешь знать? Смотри!

Далеко внизу виднелся прекрасный храм, внутри собралось много народа. На клиросе стоял большой хор. Священник в прекрасном облачении стоял в алтаре. Шла служба, но какая, понять оказалось невозможным, потому что не доносилось ни единого звука. На левом клиросе дьячок что-то читал быстро, шлёпая и перебирая губами, но его слова вверх не долетали. На амвон медленно вошёл громадного роста диакон, рукой прилизал свои пышные локоны, потом поднял орарь и широко открыл рот, но…ни звука! На клиросе регент раздавал ноты– хор готовился петь. «Уж хор, наверное, услышу», -подумал старец. Регент ударил камертоном по колену, и дал знак начинать. Наблюдать было странно: регент махал руками, у басов от натуги покраснели шеи, альты вытягивались на носках, высоко поднимая головы, рты у всех были открыты, но пения не слышалось.

– Что же это такое?– ужаснулся старец и перевёл взгляд на молящихся.

Их много стояло в храме, разных возрастов и положений: старики и дети, крестьяне и из благородных, мужчины и женщины. Все шептали молитвы, крестились и кланялись, но вся церковь находилась в тишине!

– От чего так?– спросил изумлённый старец.

– Спустимся ниже, и ты поймёшь.– тихо сказал Ангел.

Они, никем не видимые опустились в храм. Впереди всех стоял парадно, богато одетый мужчина и в задумчивости смотрел на иконостас. Ангел коснулся его груди, и для старца сейчас же отворились его затаённые мысли: «В моей власти уволить за неповиновение! Лишу всех званий и наград, чтобы не вставал у меня на пути!»

Недалеко находилась разнаряженная, красивая женщина и усердно молилась. И вдруг старец увидел её сердце и прочёл мысли.

«Ещё подругой называется! Напялила шляпку как у меня! И где только деньги берёт, ведь мужик забулдыга и гулёна знатный!»

Далее молодой парень комкал шапку в руках, и не молился вовсе, а всё косил направо, в сторону, где стояла кучка молодых женщин. Ангел притронулся к нему, и старец прочитал его сердце: «Что если на свидание позову? Пойдёт или нет? У неё должность хорошая, денег много зарабатывает».

Так многих касался Ангел, и у всех были подобные мысли. Перед Богом стояли, но о Боге не мыслили, только делали вид, что молились.

– Теперь ты понимаешь?– спросил Ангел.– Такие молитвы не поднимаются в верх, от того кажется, что все немые.

Вдруг старец услышал где-то в углу тихий голосок:

– Господи, ты милостив и благ! Исцели маму мою от болезни! Спаси и помилуй нас!

В уголке, на коленях стоял маленький мальчик. В глазах его блестели слёзы. Ангел коснулся маленького сердца, и они увидели скорбь и любовь.

– Вот какие молитвы слышны у нас!– сказал Ангел.

Такие притчи невероятно трогали душу маленького Эдика. Мама часто говорила о Боге, и даже однажды, когда были в городе зашли в огромную, красивую церковь. Потом она просила Эдика не рассказывать никому об этом, потому что мамочка работает в школе учительницей, а все учительницы должны быть атеистами. Мальчик совершенно не понимал про что толковала мать, но почему-то боялся того огромного дядьку с зычным голосом, лохматой бородой и в чёрном, длинном платье, который мазал его лоб ароматным маслом, брызгал водой и окунал в купель. На всякий случай Эдик не делился с товарищами об этой стороне жизни. Он вообще никогда не отличался болтливостью. Отец не приветствовал такой подход к воспитанию, но особенно не перечил, потому что сутками находился в обнимку с трактором, а зачастую, в свободное время отсыхал от похмелья. Но кроме этого у него всё-таки были увлечения– папа любил читать. Он пачками приносил из библиотеки годовую подписку журнала «Роман-газета», «Юность», обожал Вениамина Каверина, Мельникова-Печёрского и Вячеслава Шишкова. Однажды он взял маленького Эдика с собой, и тому очень понравилась атмосфера тишины, запаха старой бумаги и приветливая, седая библиотекарша. Она усаживала его на старый, облезлый, кожаный диван с валиками вместо подлокотников и приносила книжки с картинками. Мальчик быстро научился читать и вскоре уже самостоятельно наведывался в читальный зал.

Эдуард Аркадьевич ещё какое-то время парил по волнам памяти. Ему почему-то совсем не хотелось возвращаться в унылую и даже страшную реальность. Он только вздрагивал ресницами, не решаясь открыть глаза, казалось, что солнечный свет ослепит его и приведёт к новой боли. Эдуард медленно вспоминал события последних дней, тот момент, когда нашёл злосчастную карту, вмиг посеревшее лицо бывшей жены Светочки и ужас на лицах своих гостей. Он поймал себя на мысли, что дико боится, до дрожи в суставах и ему стало немного стыдно за свой страх. Страх не от осознания смерти бывшей жены, а от того, что на её месте мог бы быть он. Гульбанкин услышал, что кто-то вошёл в палату и хотел было открыть глаза, но различил два голоса– мужской и женский.

– Он ещё спит под воздействием уколов. Вам лучше приехать ближе к вечеру.

– Да, да, я вижу.– Марина погладила Эдика по руке.– Что-то необходимо для его лечения? Может какие-то лекарства?

– В нашей клинике всё есть. Не беспокойтесь. У него случился сердечный приступ на фоне сильнейшего стресса, и сейчас главное для него покой, сон и уход. Мы за ним понаблюдаем, я надеюсь, что операция не понадобится.

– Хорошо, я приеду позже, но вы мне всё-таки звоните, если что-то вдруг понадобится.

Они ещё о чём-то говорили, но Гульбанкин не желал участвовать в этом разговоре, через силу улыбаться и уверять, что с ним всё в порядке. Он сделал для себя странное открытие, которое раньше бы посчитал невозможным, а сейчас Эдик апатично думал, что совсем не хочет встречаться с Мариной. Это открытие удивило и обескуражило его. Он ещё несколько минут лежал не открывая глаз и после того, как остался один. Эдуард пытался разобраться в том, что происходит в его душе и наконец сделал ещё одно безрадостное открытие– он подозревает всех, кто сидел рядом за столом в этот жуткий вечер. Сначала он медленно разлепил веки, пошевелил руками, пальцами ног, потом приподнялся на локтях, следом сбросил ноги и сел на кровати. Его охватила такая слабость, что голова снова потянулась к подушке, но Эдик справился с собой, часто и глубоко задышал, от чего на лбу выступила испарина, а руки затряслись, как у алкоголика. В светлой палате он находился один, за приоткрытым окном шумели кроны деревьев и щебетали неугомонные птицы. Вселенной оказалось безразлично жив он или мёртв, страдает или счастлив и всё что произойдёт дальше может быть интересно только ему. Как так случилось, что он пробегав за славой, деньгами, властью так и не устроил собственную жизнь, не родил ребёнка. Он комфортно обустроил собственный быт, но лишил себя житейских страстей, лишил себя ревности, не допустил в свой дом скандалы с битьём посуды, с последующим бурным и страстным примирением. Он заботился о своём «Царстве», периодически повышал зарплату доярам, работников фермы снабжал резиновыми сапогами и новыми лопатами, чтобы лучше чистили навоз, выдавал льготные кредиты передовым сотрудникам, делал дорогие подарки друзьям, а в своём прекрасном доме не завёл даже кошку! Всё это было тогда, когда он жил со Светочкой, но Эдуард не лукавил самому себе в том, что никогда жену не любил, она нужна была именно на то время, пока он, новичок, утверждался в этом городе. И это она била посуду, ревновала его к каждому столбу и устраивала сцены пока это ему жутко не надоело. Они развелись, но оставили добрые отношения, ходили друг другу в гости и интересовались всеми переменами, происходившими в их жизнях. И вот сейчас Светочки не стало. От этой мысли подкатил комок к горлу, и больно заныло сердце. В уголках глаз скопились слезинки и перестало хватать воздуха. Гульбанкин как немая рыба открывал рот, пытаясь восстановить дыхание и в этот момент в палату вошла медсестра.

– Зачем же вы поднялись?– она кинулась к нему и аккуратно уложила обратно в постель, у локтевого сгиба смазала холодной, мокрой ваткой и поставила укол.– Всё хорошо.– женщина ласково посмотрела на него, как смотрят на детей и на душевнобольных.– Сейчас будет лучше, а через несколько минут вы сможете немного поесть, но пока только лёгкий бульон.

– Спасибо.– выдавил из себя Эдуард.– он и вправду постепенно успокоился, сердце отпустило и стало легче дышать.– Какой сегодня день?

– Не волнуйтесь, вы ничего не пропустили.– открыто улыбнулась женщина.– Вас доставили сюда только вчера и жизнь ещё не успела убежать далеко. В мире всё по-прежнему. А если хотите, позже я расскажу вам вести с полей. Сегодня моё дежурство, и я смогу вырешить время для политинформации.

– Было бы здорово.– Гульбанкину стало вдруг тепло и уютно в этой безликой, белой палате. Ему понравилась та мысль, что за ним ухаживают, кормят и волнуются. Эдик безропотно съел, то что принесла улыбчивая женщина, выпил микстуру и таблетки и почувствовал себя почти здоровым.– Как я могу вас называть?

– Александра Андреевна.

– А если Саша?

– Пойдёт!– женщина засмеялась.– Только не Шура или Шурочка, это мне напоминает щётку для ботинок.

– Почему?– Гульбанкин улыбнулся.

– Мой отец был военным и каждый вечер он начищал сапоги или ботинки чёрным, вонючим кремом, и мне всегда казалось, что щётка издаёт именно такой звук: «Шура, шура, шура…»

– У меня такие ассоциации тоже имеются. Например Вовка напоминает мне обсосанную карамельку, а Инга шпиль на здании главного Адмиралтейства в морозную погоду.

Александра на секунду задумалась:

– Вы правы. Очень похоже.

В дверь постучали и тут же в палату вошёл высокий, светловолосый, подтянутый мужчина. Гульбанкин понял, что это из полиции.

Ресторан «Северная Пальмира» находился почти в противоположном конце города от того места, где произошло убийство. Рафик недоумевал, почему домработница обращалась именно в это заведение общепита до которого пилить три дня лесом, два полем. Он решил миновать пробки в центре города и направился объездными дорогами, но сократить время не получилось. Как и всегда в начале лета дорожники вскрывали старое дорожное покрытие и укладывали новое, поэтому двигаться приходилось одной полосой, по несколько минут ожидая пока закончится встречное движение. Эмоциональный Рафик матерился от нетерпения и утешался, что этот словесный поток брани никто кроме него не слышит. Он проголодался, хотел в туалет и вдобавок ко всему закончились сигареты. Когда автомобиль остановился неподалёку от ресторана, Рафик походил на кипящий чайник. В этой части города ему приходилось иногда бывать, но именно на этой улице он появился впервые. Это оказалось отдельно стоящее здание, построенное, скорее всего в сталинские времена, но позже отреставрированное с добавлением некоторых элементов, претендующих на роскошь. Массивные колонны обрамляли высокое мраморное крыльцо, тяжёлая, дубовая дверь вела в залы с высокими, арочными потолками.

«А здесь прекрасная акустика для живого звука.– между прочим подумал Рафик.– Для цыган хорошо, скрипачей или для исполнителей романсов».

В интерьере наблюдался тяжёлый бархат, деревянный паркет и позолота, но всё это как-то стёрлось и поблекло. Облупился паркетный лак, облезла позолота, бархат вытерся в некоторых местах. Рафик направился в туалет, который удивил его простором, сверканием зеркал, белоснежных раковин и новомодных, сенсорных кранов. Вернувшись в холл он подошёл к огромному зеркалу рядом с гардеробной и внимательно пригляделся, тут до него дошло, что интерьер намеренно состарили, чтобы посетители окунулись совсем в другой мир. И этот мир стоил больших денег. Подходило обеденное время и посетители постепенно заполняли зал.

«Интересно, какой здесь ценник? Сейчас перекушу, как в мишленовском ресторане, евро этак на двести минимум. Сначала меню надо посмотреть, а то, может обойдусь одним стаканом чая в мельхиоровом подстаканнике.»

Однако кухня и обслуга не разочаровали ни ценой, ни качеством, и к моменту встречи с руководством ресторана у полицейского появилось благодушие и удовлетворение. Когда официант принёс счёт, Рафик спросил, где может найти администратора. Долговязый юноша округлил глаза и склонился в услужливом поклоне:

– Извините, вам не понравилась наши блюда?

– Всё в порядке.– полицейский вытащил из бумажника деньги и, отсчитав положенную сумму положил на стол, потом показал корочки от чего парень покрылся пунцовыми пятнами.– Проводите меня, а то заблужусь в ваших бархатных шторках и коридорчиках.– от него не укрылась нервозность молодого человека, но с ним Рафик решил поговорить позже, если понадобится.

Они прошли через зал к двери, на которой висела табличка «Служебный вход» и оказались в узком коридоре.

«Всё как в провинциальном театре.– усмехнулся про себя Рафик.– Декорации и помпезность там где зритель, а за кулисами пол из мраморной крошки, панели окрашенные голубой, масленной краской и запах пережаренного лука.

Администратор-худой, лысый мужчина сидел за столом в небольшом кабинете, просматривал какие-то бумаги и в то же время раздражительно что-то говорил по телефону. Он махнул полицейскому рукой, как старому знакомому не прерывая грозного разговора, через пару минут отложил аппарат и воззрился на гостя.

– Чем могу быть полезен?

Тон лысого оказался не особенно дружелюбным даже после того, как перед его носом возникло удостоверение. Рафик не обратил внимание на раздражение администратора, мало ли какие причины у мужика– в личной жизни не клеится, на работе полный завал, жена наставила рога, а может он вообще не переносит представителей власти. Он решил как можно скорее выяснить то, зачем пилил через весь город больше двух часов, ведь не на интерьер любоваться и не для того чтобы отобедать среди плюшевых занавесок.

– Меня интересует официант, которого вы вчера отправили обслуживать вечеринку вот по этому адресу.– полицейский вытащил из папки листок с адресом и положил перед администратором.

– А что? Что-то случилось?– мужчина поднялся из-за стола и оказался почти на голову выше Рафаэля.

– Что за манера отвечать вопросом на вопрос.– досадливо пробурчал полицейский, снизу вверх глянув на лысого.– Просто скажите, кто к вам обратился с просьбой прислать официанта, и где я могу его найти.

Администратор вернулся на своё место и ещё раз глянул в листок с адресом.

– Евгения Степановна Сидоренко домоправительница одного достойного, питерского дома периодически обращается к нам с такого рода просьбами. Нынче она сделала заказ на копчёную сёмгу 500 граммов, три штуки тоже копчёного угря и ещё кое-что по мелочи. Так же ей понадобился помощник и я отправил Кравцова Лёшу, а с ним и заказ.– мужчина развёл руками, что мол, это на самом деле всё.

– Как давно это было?

– Она всегда заранее приходила. И в этот раз Евгения Степановна обратилась несколько дней тому назад.

– Вы тогда уже знали кто будет обслуживать или решили в последний момент?

– Да что вы! Пригласил официантов и вызвался Кравцов. Я представил парня, а эта дама только зубы не просматривала, ей нужен был проверенный, вышколенный и молчаливый. Она в своём деревенском понимании считала, что господ не может обслуживать парень с серьгой в ухе, с кариесом на зубах или с китайской косичкой. Всегда заранее проверяла своих помощников.

– Как часто она обращалась?

– Три-пять раз в году, но всегда требовала кулинарных изысков,– администратор криво усмехнулся,– потому, как я подозреваю, сама перфектно готовила только борщ, яичницу и манную кашу.

– Сегодня Кравцов на работе?

– У него выходной. Я могу дать адрес и телефон.– администратор достал из стола пухлую папку.– А что всё-таки случилось?

– В доме, где вчера работал вот этот Лёша произошло убийство.– Рафик выпалил информацию и, не давая мужчине опомниться, продолжил расспросы.– Скажите, а почему Сидоренко всегда обращается именно в ваш ресторан? Это же другой конец города?

– Вы видели эту домоправительницу?– лысый внимательно посмотрел на полицейского, а тот лишь отрицательно покачал головой.– Она в ресторанах то никогда не была в своей жизни! Прозябала со своим дедом на окраине в каком-то бараке, потом удачно попала под снос и поселилась вот в том доме напротив. – мужчина махнул куда-то рукой.–  И когда хозяин её просит приготовить блюда деликатесного характера, на что у мадам нет ни таланта ни навыка, она заказывает всё это у нас. Я уверен, что «Северная Пальмира» единственный ресторан, куда переступала её нога.

– Вы о всех клиентах так хорошо информированы?

– Да что вы?! Сдалась она мне сто лет! Придёт сюда, пока ждёт заказ, всю подноготную расскажет, как урожай в семидесятых сгорел или муж с соседкой путался и что подруга подарила ей абонемент салон красоты. А мне что, сижу, слушаю, потому что платит хорошо!

– А про дом, в котором служит много выбалтывала?

– Да ничего особенного. Здесь все информированы, что хозяин одинокий, очень богатый и не более того. Вот в этом отдать ей должное– может и знает что, но держит язык за зубами.

– Так, а что Кравцов? Давно у вас работает?

– Около двух лет. Лёха парень хороший, исполнительный, алкоголем, наркотиками не балуется, дисциплину не нарушает. Насколько я знаю, живёт вместе с больной матерью, потому и хватается за любой калым, чтобы подзаработать. Сейчас вроде как мать в санаторий отправил, поэтому деньги нужны.– администратор размашисто написал на листке адрес и телефон.– Он живёт в двух кварталах отсюда. Я ему сейчас позвоню, предупрежу, что вы хотите с ним встретиться.

– Не надо, спасибо, я сам.

Уже стоя на крыльце Рафик развернул бумажку и набрал номер. После долгих гудков он услышал заспанный голос:

– Слушаю.

– Алексей Кравцов?

– Да. Кто это?– парень начал быстро просыпаться.

– Я из полиции. Мы могли бы поговорить?

– Ну могли бы.– было слышно, что парень слегка растерялся.– А что вам надо?

– Это не телефонный разговор. – Рафик глянул на часы.– Я нахожусь недалеко от вашего дома. Через несколько минут подъеду.

– Ну хорошо.– неуверенно протянул парень и отключился.

Дорога до дома заняла не более десяти минут, но ещё столько же времени полицейский кружил в поисках парковки. В итоге, раздосадованный, он набрал номер Кравцова, чтобы тот спустился и они смогли поговорить или в машине, или в каком-нибудь сквере. Телефон нудно и долго гудел без ответа. Тогда Рафик бросил машину на парковке предназначенной для инвалидов и отправился к подъезду. На скамейках, как положено, сидели бабушки-старушки и сканировали каждого проходящего.

– Добрый день, уважаемые.– предельно вежливо склонился полицейский, а бабуси в ответ подозрительно закивали, мигом вычислив чужака.– Не в этом ли подъезде живёт Лёша Кравцов?

– В этом. Только не Лёша, а Лёня.– пухленькая, седая женщина посмотрела на Рафаэля снизу. Она оказалась такой маленькой, что её ножки не доставали до тротуара, и она ими болтала, как престарелая девочка.– Тридцать вторая квартира на третьем этаже, лифт не работает. Он дома, не выходил ещё.

Рафик буркнул слова благодарности и, перескакивая через три ступеньки, спустя пару минут стоял у квартиры. Дверь оказалась слегка приоткрытой, из недр доносился голос диктора то ли телевизора, то ли радио. Полицейский постучал в дверь, потом несколько раз нажал на звонок и вошёл в чистенькую квартирку. В комнате работал телевизор, где-то на кухне или в ванной шумела вода.