Текст книги "Книга «Под знаком радуги»"

– Я боюсь, что будет довольно сложно претворить в жизнь эти планы.

– Не волнуйся, я уже всё продумала.

– Хельга, дорогая, я тебе так благодарна, но это не имеет смысла.– Лара поникла.– Как можно оставить дочь, квартиру, да и вообще всю жизнь, уклад!

– Прежде ответь сама себе– ты хочешь жить?

– Очень!

– Тогда соберись, вытри слюни и не ной!– Хельга поднялась и подала руку подруге. Они медленно двинулись вдоль берега.– В ближайшие дни я сделаю для тебя официальное приглашение. Ты соберёшь нужные документы и сдашь в Генеральное Консульство ФРГ. Точно не знаю, ждать придётся что-то вроде семи– десяти дней.Это даст возможность провести в Германии три месяца в качестве гостя, за это время надо будет много сделать. Во первых: и этот самое трудное, надо будет ассимилироваться в той атмосфере, представителями которой мы себя планируем объявить.

– Каким образом такое возможно?– Лара скептически усмехнулась.– Скажу тебе честно, я очень настороженно отношусь к таким парам. Скорее всего никак не отношусь. Это вообще другая сторона жизни. В нашей стране это ассоциируется с насилием, которое происходит в местах не столь отдалённых. Я читала о таком в книгах, смотрела фильмы, противно даже думать на темы такого рода.

– А ты и не думай. Никто не заставляет любить или ненавидеть, но надо уважать выбор каждого. Мы не имеем в виду насилие, о котором ты говоришь. Речь идёт о добровольном выборе жизненного пути.

– Я плохо понимаю слово «ассимилироваться»?

– Чтобы немецкие власти не заподозрили нас в мошенничестве, надо выглядеть как можно естественнее.

– И что будем делить роли, кто муж, кто жена? Выбирать манеру поведения и стиль одежды?

– Послушай, я сама толком ничего не знаю!– вспылила Хельга.– Я лишь психолог и создаю гипотетическую картину возможного развития событий.– подруга остановилась и посмотрела Ларисе в тусклые глаза.– Ты должна помочь прежде всего себе! Я не могу сделать всю работу за нас двоих. Никто не должен даже помыслить о подлоге и о том, что ты нуждаешься в медицинской помощи. Может быть с нами составят беседу работники социальных служб, а может и нет, но необходимо подготовится к любому развитию событий. Мы обзаведёмся друзьями из этой тусовки, начнём ходить друг другу в гости и в те места, где обитает эта публика.

– Хорошо, что во вторых?

– Ах, да, во вторых: заключим союз, скорее всего в Дании, там не надо собирать так много бумаг и разрешений. Потом на основании свидетельства о браке ты получишь медицинскую страховку и сразу же попадёшь на приём к врачу. После возвращаешься в Россию, сдаёшь документы на получение визы по воссоединению семьи.

– Голова идёт кругом от всей информации.

– Согласна. Давай шаг за шагом. Степ бай степ.

До вечера больше к этой теме не возвращались. Однако после ужина Хельга снова, как бы между прочим затеяла разговор:

– Ты знаешь, далеко за пределами страны известен берлинский район Шёнеберг– буквально слово переводится прекрасная гора, для которого характерна высокая концентрация гей-кварталов с развитой инфраструктурой. В квартале, расположенном между улицами Фуггерштрассе, Моцштрассе и площадью Ноллендорфплац находятся многочисленные магазины, бутики, кабаки, кафе и бары, ориентированные исключительно на гомосексуальную и лесбийскую публику. Если женщины, предпочитающие свой пол, практически не выделяются ни поведением, ни манерой одеваться, то мужчины очень любят всячески себя украшать, делают маникюр и уважают косметику. С 1993 года в один из выходных дней в этом районе проводится гей-лесби– фестиваль, представляющий собой что-то вроде информационной кампании, здесь же организованы яркие шоу и ярмарки. Это событие привлекает тысячи не только меньшинств, но и туристов с разных концов света.

– Карнавал в Рио-де-Женейро тоже много желающих посмотреть.– Лариса вздохнула озабоченно.– Даже предположить не могу, осуществится ли наша затея?

– Мне нравится уже то, что ты не отказываешься. Поверь, я искренне пытаюсь помочь.– Хельга закурила сигарету.– В том же районе на улице Кляйстштрассе находится офис берлинского отделения Союза геев и лесбиянок Германии. Я знаю это место хорошо. Обратимся туда, потому что может понадобиться помощь адвоката.

– Где нарыла информацию?– Лара усмехнулась.– В интернете?

– А где ещё? До встречи с тобой эта тема меня занимала лишь со стороны психологии.

– Я тоже глянула. Оказывается символ Берлина– «Берлинский медведь» раскрашен в радужные цвета.

– Символ города медведь– чёрный, синий, зелёный. Это уже кто-то из гей сообщества придумал разукрасить в цвета радуги. Что ты думаешь, Берлин состоит только из меньшинств и остальных, сопереживающих им? Для этого и определение «меньшинства»! Население столицы такое же пёстрое, как и в других крупных городах мира. Люди верят в Бога, ходят в церковь, мечеть, кирху, женятся, рожают детей, умирают в конце концов. Все рождаются для жизни, и никто не будет долбить живущего рядом, если понимает, что тот выбрал другой путь, отличный от общего восприятия. Может быть в этом и состоит свобода– быть самим собой и не оглядываться на мнение толпы.

– Но это не правильно, противоестественно!

– А что естественно? Твоя дочь? Ведь она не протянула тебе руку помощи в тот момент, когда ты в ней нуждалась или муж, который бросил с маленьким ребёнком?

– Ты жестокая.– насупилась Лариса.

– Отнюдь! Где сказано, что сексуальное отклонение причисляется к смертным грехам?

– Это не что иное, как блуд!

– А в традиционных семьях этого нет? Да будет тебе известно, что гей и лезби браки распадаются в два раза реже относительно нормальной семьи.

– Ты что их защищаешь?

– В мою задачу не входит защищать кого бы то ни было, а также обвинять. Я хочу, чтобы ты понимала, что это нормальные люди со своими страстями, любовями, разочарованиями. Им тоже бывает больно, страшно, обидно. Они также смеются над фильмами Чарли Чаплина, восхищаются картинами Тинторетто и плачут когда режут лук!

На другое утро Хельга улетела, оставив подруге небольшой флакон удивительных духов «Мадлен». Лара в одиночество провела оставшиеся дни и вскоре тоже простилась с гостепреимными хозяевами отеля Моникой и Али. Она даже начала забывать обо всей этой затее с липовым лесбийским браком. У неё были небольшие сбережения, но она не собиралась спустить последнее на подозрительную афёру.

Глава 3.

Его разбудили крики ребятишек во дворе и энергичное чириканье птиц. Пришло лето время каникул, отпусков и дач. Лениво заползла мысль, что и этот тёплый сезон они проведут в душном городе. Раньше Лариса Николаевна субсидировала на поездку к морю на Балтику или к Черноморскому побережью. Сама почти не выезжала, хоть и имела финансовые возможности отправиться в Мексику, США, Францию, да что там , в кругосветное путешествие. В Лёхиных фантазиях тёща сидела на сундуках с золотом, хотя на самом деле всё было гораздо скромнее и прозаичнее. Она отказывалась выезжать куда-то из-за того, что уставала на работе и с удовольствием проводила время отпуска сидя у телевизора. Лариса хоть и зарабатывала прилично, но семейную бухгалтерию, в силу своей профессии, вела исправно. Госпожа экономист понимала, что содержать одной семью из трёх человек, двое из которых с повышенными запросами и с пониженными или практически никакими прибылями, затратно. И когда подходило время отпуска, женщина подсчитывала плюсы и минусы, дорожные расходы, проживание, питание и развлечения. Получалась внушительная сумма на троих. Она так уставала за год от стрессов на работе, от своей прыткой, энергичной дочери и постоянно жующего зятя, что легко выделяла конкретную сумму, и отправляла парочку с глаз долой на пару недель, а сама действительно садилась у телевизора, читала романы и с удовольствием скиталась по магазинам. Находился ещё один резон не проводить отпуск вместе– Лара чётко понимала, что если будет рядом, дочь не мытьём, так катаньем начнёт вытягивать из неё деньги на бары, развлечения и тряпки. Однако Лёху эти подоплёки не интересовали, ещё лёжа с закрытыми глазами он горевал, что прошлый год пришлось провести время безвыездно, так в этом и в последующих годах наверняка ничего не изменится.

Алексей Силантьев считал себя неудачником по одной простой причине– он родился не в той семье, не у тех родителей, не в том доме, не в той стране в конце концов! От этого природа с самого рождения начала экономить на нём не дав вдоволь таланта, красоты , обаяния. В школе его садили на заднюю парту, не с самой красивой девочкой, прыгал он не выше других и бегал не быстрее. И дальше пошло поехало в том же духе-наперекосяк. Лишь в одном хвалили учителя– мальчику удавалось сочинительство, во всяком случае в пределах школьной программы. Такое поощрение привело в высшее учебное заведение, но везения не прибавилось. В какой-то момент Лёша надеялся пробить все преграды своим талантом. Вот напишет бестселлер, издательства начнут рвать с руками и ногами, вскоре снимут кино по одноимённой книге, там растопыривай карман шире для денежных вливаний и сиди денно и нощно за компьютером, сочиняй свои нетленки. Однако удача не торопилась, видно топталась у другого порога. Изредка кое-что получалось: некоторые журналы брали его статейки, даже заказывали новые. Только Лёха мечтал о славе Джоан Роулинг, на крайний случай как у автора «Пятьдесят оттенков серого» Эрики Леонард Джеймс. Силантьев понимал, что этой Джеймс с её книгами до литературы в высоком смысле слова, как до Пекина пешком, но простому обывателю нравилась скользящая по краю клубничка, и миллионные тиражи приносили автору баснословные гонорары. Всё правильно– зачем забивать голову размышлениями Достоевского, «Войну и мир» лучше посмотреть в британской киноверсии, а изданную заумь Маркеса, Борхеса и Хулио Кортасара лучше поставить на полку не открывая, ради интерьера. Алексей произвёл в голове кое-какие подсчёты и попытался писать раскованно и свободно на бесстыдные сексуальные темы, но издатели воротили нос от почти непристойной литературы. Тогда Силантьев кинулся в другую крайность и обратил свой взор в философские, заумные дали, уподобляясь то Альберу Камю, то Герману Гессе, то Паоло Коэльо. И опять не попадал в тему. Лёха носился со своими идеями, как с нарывом на пальце, баюкал, лелеял и взращивал, ожидая, что обязательно, в один прекрасный момент его прорвёт и потекут слова по бумаге легко и свободно. Он был уверен, что стоит сочинить лишь одну историю талантливую и незабываемую, за которую возьмутся издатели, а после пойдёт как по маслу. Но как ни пытался, как не обхаживал сотрудников различиных крупных и малых издательских агентств, они в упор не замечали, наверное слишком глубоко спрятанного, таланта сочинителя Силантьева. Родителей не интересовали потуги сына, они считали, что выдали парню всё возможное, а об остальном, в виде хлеба насущного, жилья, питья, еды и крыши над головой, он должен позаботиться сам. Лёха, понимая, что полагаться в этой жизни не на кого и ещё штудируя третий курс Литературного института, быстренько женился на красивой, эффектной девушке Вероничке. Она обладала многими достоинствами, на его взгляд: красота– не стыдно появиться в обществе, а со временем на обложках журналов и на телевидении (он, как и все писатели, мечтал он фантастической славе); отдельная, просторная квартира в центре города– и не важно, что она принадлежит тёще (никто не вечен под Луной), а самое главное– только жена верила в его талант. Сама Вероника тоже находилась в поиске и метаниях, но немного другого плана– артистического, одно их объединяло– они паслись на одной ниве любви к искусству и надеялись получить ответное чувство от искусства. Вот эта пара нашла друг друга для какого-то странного, заоблачного существования– она верила в него, а он верил в неё. Так они и жили– тёща работала в крупной энергетической компании в числе топ менеджеров, отлично зарабатывала, а пара благополучно проживала за её счёт, сначала потому что молодожёны являлись студентами, а потом ни у кого не возникло желания хоть что-то изменить. И всё-таки Лёха не был законченным эгоистом и тупицей, в глубине души подозревал, что они с женой никогда не достигнут чего-то достойного во всяком случае на выбранном ими поприще. Но пессимистичные мысли не часто тревожили голову и душу. В холодильнике всегда стояла коробка с молоком, коралька колбасы и десяток яиц, интернет и кабельное телевидение вещали исправно, горячая, холодная вода не прекращались, деньги на пиво и сигареты шуршали в кармане. Алексей, не привыкший к разносолам и роскоши, довольствовался этой жизнью, потому что имел возможность плавать в глубинах своей фантазии, а не разгружать ящики с пивом и мешки с картошкой в соседнем универсаме «Пятёрочка». Когда тёща вышла на пенсию стало непонятно радоваться или огорчаться. Минусы вылезли почти сразу. Лариса Николаевна целыми днями находилась дома, и это начало раздражать зятя, который до этого времени полностью хозяйничал в огромной квартире. Буквально через месяц пришлось перейти на режим экономии– если раньше семейная пара позволяла себе выпить мартини в каком-нибудь баре или саке в японском ресторане, то сейчас денежный поток превратился в ручеёк, и эту струйку тратила Ника– заправляла бензином машину, покупала по привычке трусы и лифчики в «Victoria s Secret» и помаду от «Chanel». Лёхе от этого не оставалось ни капли. Он даже не подозревал, а находился в полной уверенности, что у тёщи есть заначка на дождливый день и почему бы ей не раскошелиться и не купить дачку в пригороде. Могла бы пенсионерка переехать туда, варить варенье, любоваться красотами ландшафта, пением птиц, а им оставить квартиру в полное и безвозвратное пользование. Насчитались и плюсы– маменька прекрасно готовила и теперь на завтрак, обед и ужин оказывался сервирован стол, разносились ароматы, из кастрюль валил пар. Комнаты сияли чистотой, рубашки висели в шкафу отглаженными, носки не валялись по углам, а стопочкой лежали в ящике. Своих родителей он жалел, справедливо полагая, что им в свою очередь так же не повезло– и мать и отец росли в семьях рабоче-крестьянских. Соответственно по жизни отправились не с золотой ложкой во рту и профессию выбрали не относящуюся к белым воротничкам. Отец вышел на пенсию по горячему стажу, так как работал на металлургическом заводе, а мать получила вожделенную по старости, то есть в положенные пятьдесят пять. Если раньше родители позволяли себе энергично расслабляться после рабочей недели, то оказавшись на пенсии времени на это дело прибавилось в разы. Появились друзья –собутыльники и всегда находился желающий сгонять в лобаз за «лекарством» чтобы поправить здоровье. Они ещё не спились до скотского состояния– мать ходила к дантисту и красила губы, а отец ещё мог поменять лампочку, прокладки в кране и два раза в неделю брился, однако всё вокруг приходило в какое-то унылое запустение. Лёха помнил, что шторы в большой комнате повесили когда он ещё учился в школе, зимняя шапка матери, некогда торжественная, тёмная норка превратилась в облезлую кошку, а отец не снимал синтетические трико с пузырящимися коленками. А вот у Сайгородовых всё было по-другому: мебель натурального дерева, не со шпона, паркетные полы, дорогая техника, да и сама квартира в элитном доме с консьержкой, лифтом и специальной парковкой, не двушка с маленькой кухней, а просторная с четырьмя комнатами, гардеробной и огромным балконом. Раз в неделю приходила юркая, чернявая молдаванка непонятного возраста и наводила порядок. Правда с холодильником иногда происходили перебой– тёща обедала на службе, а жена витала в творческих облаках и мало интересовалась содержимым. Алексею приходилось довольствоваться малым– яичница, сосиски и молоко, но он не сетовал, всё лучше, чем в прокуренной родительской квартире с круговоротом сомнительных друзей и постоянным галдежом. Там не только голодным останшься, но никто не оценит высокие творческие муки. Алексей вздохнул от таких дум.

«Много что произошло за последнее время.– мысли текли тоскливо. Он подошёл к окну. Во дворе набухла сирень и через открытое окно проникал тонкий аромат.– Началось всё меняться, когда Лариса Николаевна вышла на пенсию. А сейчас и вообще куда-то исчезла».

Лёха ладил с тёщей, а она его терпела. Он видел это и обращался иронично, называя маменькой или мадамой, как бы желая уколоть и тайно отомстить за пьющих и таких запущенных родителей. Он понимал, что одна элегантная, сильная женщина, без поддержки мужчины, создала вокруг себя достойный комфорт, а его родители вдвоём, сплочённо и радостно тянут друг друга вниз. Он повернулся к жене, которая сидя на диване красила ногти на пальцах ног.

– Куда наша маменька подевалась? Нет дома почти десять дней.

– Я знаю не больше твоего. Ты же помнишь, мы поругались.– не отрываясь от занятия произнесла Вероничка.– Соскучился по блинам?

– Соскучился.– также тоскливым эхом отозвался муж.– Может что-нибудь стряслось? Ты бы позвонила.

– Послушай, она не интересуется мной, а я почему должна в порыве дочериной любви рвать провода? Ничего с ней не случилось. На днях встретилась с её подругой случайно в ГУМе, та связывалась с ней по телефону, поздравляла с днём рождения. Так что жива, здорова твоя «маменька».– Вероника подняла голову.– Мне что-то не совсем понятна такая забота о тёще.

Она остановила вопросительный взгляд на муже, а тот, суетливо двигаясь, уселся рядом.

– Тебя не бывает дома целыми днями, ты не замечаешь, а мы вынуждены встречаться на нейтральной территории. Заметно, что тут что-то не так. Раньше она причёски делала, маникюры, а сейчас как-то осунулась, поблекла, волосы седые. На кухню даже заглядывать перестала, сам сосиски варю.

Вероника отставила в сторону лак для ногтей и сбросила ноги с дивана.

– Ты прав! А что значат последние заявления по поводу оплаты квартиры, готовки и уборки? Зачем было увольнять домработницу, если сама не справляется с домашними делами?

– Так вот я и говорю, нам нужна помощница по хозяйству.

Он заглянул в глаза жены с надеждой, а та тряхнула возмущённо пышными волосами.

– С каких шишей платить будем? Ты что-то не особенно разбежался рубли заколачивать, носишься со соей фантомной книгой, как с писаной торбой!

– Ты и сама не особенно стараешься!– Лёха еле сдерживал себя от того, чтобы не наговорить кучу гадостей жене.– Да и с какой стати? Я здесь даже не прописан!

«За стол садишься исправно, душ каждый день, чистое бельё и интернет с электричеством»!– зло подумала Вероника, откинув непослушную прядь тонкой ручкой.

Пришлось выдержать паузу и отдышаться, чтобы не рассориться с мужем в пух и прах. Последнее время это случалось всё чаще и чаще, и поводы для этого находились различные, а самый главный это вопросы неорганизованного быта.

– Ладно, проехали!– Ника утихомирилась, справедливо полагая, что взаимными оскорблениями ничего не решат.– У тебя есть предложения?

– Есть. Я предлагаю, чтобы мать переехала жить к нам!– лицо жены вытянулось, а Лёха затараторил, чтобы не дать жене опомниться.– Здесь четыре комнаты, мать устроится в гостевой. Лариса Николаевна уже не желает заниматься хозяйством. Зато с приходом матери воцарится прежний порядок! Она будет готовить еду!

– А она не забыла как это делается?– Ника оказалась ошарашенной от неожиданной просьбы.– Что я скажу матери? На каком основании свекровь поселиться на её жилплощади?

– Да ты такая же хозяйка здесь, как и она!

– Подожди, а что твоя мать согласна?

Глазки мужа забегали, и он с трудом подобрал слова:

– Они поругались с отцом. Батя приревновал её и побил.

– О Боже, да к кому? К собутыльнику из соседнего подъезда?

– Попрошу не оскорблять мою семью!– Лёха почти визжал.

– Твоя семья это я!– она безнадёжно махнула на мужа рукой.– Опять твои родители. Нажрутся, как свиньи потом творят всякую ерунду!

Лёха хотел спорить, но сам понимал, что почти весь блуд начинается не от влечения разума, а от лживого обмана пьяного тела. Алкоголь порождает распущенность. Ему приходилось писать статьи о таких маргинальных семьях, где отчим, в отсутствии матери, бесстыдно развращал несовершеннолетнюю девочку. Но каково было его жуткое открытие, когда разговаривая с невинной, но падшей в силу грубого насилия жертвой, корреспондент понимал, что для неё это вещь не из ряда вон выходящая. Девочка росла в этих условиях и, наблюдая за пьющими родителями, воспринимала такую модель поведения, как норму. Да ему вообще в свои тридцать с хвостиком было невдомёк, что может волновать пьющих людей глубоко за пятьдесят кроме того, где взять деньги на бутылку. Оказывается и в этом королевстве бурлили страсти с ревностями, разлуками и торжественными возвращениями.

«Хорошо, хоть меня успели зачать не с похмелья, когда тупая эрекция разрывает трусы.»

Алексей сердился сам на себя, что-то мямлит, топчется вокруг да около! Надо быть мужиком– сказал– сделал! В конце концов он муж, глава семьи, и как он скажет, так и будет! А в глубине души понимал, что он король с бумажной короной на голове, живёт в квартире в качестве приживалки. Надо как-то исправлять! Ника тоже прикинула в уме кое-какие нехитрые расчёты и решила, что так, наверное будет лучше. Будут меньше ругаться, да и борщ свекровь наверняка варить не разучилась.

– Хорошо, пусть поживёт какое-то время, пока со свёкром не помирится. Но предупреди её, что прерогатива приглашать в дом гостей исключительно наша!

Алексей энергично затряс головой. В уме ещё не созрел чёткий план, но что-то начало уже формироваться.

Лариса еле вытолкала огромный чемодан из лифта, где-то в аэропорту слетело колёсико, пришлось нанимать носильщика чтобы он дотащил и загрузил в такси. Возле двери долго рылась в сумочке в поисках ключей. Прислушалась. В глубине квартиры работал то ли телевизор, то ли радио. Ничего удивительного– зять, как всегда, терзается в творческих муках сидя у телевизора и поглощает чипсы из шуршащего пакета. Войдя в прихожую ощутила запах табака.

«Совсем офонарели! Просила же курить на балконе или перед вытяжкой». Лариса с раздражением бросила ключи на полку. Она сама когда-то интенсивно курила и помнила этот спёртый запах, который проникал во все окружающие предметы– портьеры, ковры, мебельную обивку, а самое противное в вещи. Блузки, юбки, особенно трикотаж настолько пропитывался табачной вонью, что ни один дорогой, французский или арабский аромат не заглушал амбре. Самое интересное, что не важно качество табака– сигареты с ментолом, тонкие, дорогие, дамские или папиросы, или сигары, душок во всех случаях ощущался совершенно одинаковый. Она мимоходом отметила про себя недоумённо– дочь с зятем особенно курением не увлекались, так иногда в компании под коньячок, и то старались на балконе. Лариса скинула туфли с усталых ног и, оставив чемодан в прихожей двинулась в гостиную, тут же остановилась в дверях оторопело. В кресле, закинув ноги на журнальный столик, сидела мать Алексея. Телевизор громко вещал новостями, женщина болтала по телефону, не замечая того, что за ней кто-то наблюдает, и смачно между словами выпускала клубы табачного дыма. Длинная трубочка пепла готова была уже сорваться на бежевый ковёр. Лариса рванулась, схватила пепельницу, выдернула из корявых пальцев дешёвую папироску и с остервенением раздавила в хрустале.

– Что вы здесь делаете?

Хозяйка квартиры пыталась подавить вспыхнувшее раздражение, а гостья испуганно прижала руки к груди, потом подскочила.

– Ну ты меня и напугала Лариса Николаевна!

Сайгородова зло сверкнула глазами. С родственниками она особенно не дружила, так терпела, если приходилось приглашать на семейные обеды по случаю дня рождения дочери или зятя, и вовсе не потому что считала себя какой-то интеллигенткой или снобизм затмевал глаза. Они существовали в разных мирах и измерениях, не имели точек соприкосновения и совсем не желали эти точки искать, а тем более находить. Алла Иосифовна Силантьева– женщина простая, без затей, общалась со свахой по-свойски на ты и без пиететов, как-никак родня. Ну подумаешь одна работала в солидной компании при должности, а вторая в не менее солидной компании мыла пол, зато сейчас пенсия сравняла обоих. Что уже кочевряжиться друг перед другом? Гостья засуетилась перед хозяйкой, замахала руками разгоняя сизый дым.

– Ты ничего не подумай, меня сноха пригласила пожить.

– С какой стати? У вас что, в квартире ремонт? Пожар?

– Да я с Женькой со своим поцапалась. Дай, думаю, поживу отдельно, пусть помучается.

Только сейчас Лариса рассмотрела сизый, замазанный тональным кремом бланш под глазом.

– И как давно он уже страдает?

– В смысле?– не сразу сообразила сватья.– Да дня четыре уже. Вероничка мне постелила в комнате для гостей.– Алла Иосифовна тараторила.– Ты где пропадала? Я сноху спрашиваю, та понятия не имеет куда подевалась мать и когда вернётся. Может чай заварить? Сейчас Алексей придёт, он в ларёк за сигаретами отправился.

Лариса безнадёжно махнула рукой, забрала из прихожей чемодан и скрылась в своей комнате, оставив растерянную гостью наедине с телевизором. Через минуту вернулась, взяла хрустальную пепельницу с окурками испачканными красной помадой и чётко, глядя прямо на фингал сватьи, произнесла:

– Дорогая Анна Иосифовна, уж если вы гостите в моём доме, то я убедительно прошу соблюдать простые правила– курить на балконе, вытряхивать пепельницу, выносить мусор и мыть за собой посуду. С некоторых пор в квартире нет прислуги.

Она повернулась и направилась на кухню, а сватья сквасила за её спиной лицо, мол надо же какие мы важные! Лариса устала за перелёт. Постепенно боль снова начала возвращаться. Таблетки и микстуры, которые прописал профессор Забелин заканчивались, через два дня надо будет снова вернуться в клинику. Остался позади турецкий праздник, море, горы, подруга Хельга, Али и его жена Моника. Она приняла душ и задремала. Вскоре вернулся зять, а следом и дочь. Сквозь сон слышались шаги, голоса и смех. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, Вероничка зашла в комнату, села на кровать и кивнув в сторону открытого чемодана спросила:

– Где ты была?

Лариса села на кровати.

– И тебе привет, дочь. Я отдыхала в Турции.

Дочь присвистнула:

– Ничего себе!– в голосе Вероники прозвучала злая зависть.– Почему нас с собой не взяла?

– Когда ты училась в школе мы всегда отдыхали вместе. Ты помнишь Кисловодск, Санкт-Петербург, а сплав на Катуни в Горном Алтае?– Лариса улыбнулась воспоминаниям.– Ты уже большая девочка, у тебя есть муж. Зачем нужна компания пожилой, старомодной женщины? И потом, вы люди взрослые и в состоянии путешествовать на собственные средства и на своё усмотрение.

– Ты же знаешь, что у нас на это нет денег!

– Родная моя,– терпеливо произнесла Лариса,– я пенсионерка и уже не могу содержать дом, тебя, твоего мужа, а теперь ещё и его мать! Оторвитесь от меня, живите своим умом!

– А чем тебе свекровь не угодила?– дочь свирепо сверкнула глазами.

– Скажи мне, на каком основании ты приглашаешь пожить посторонних людей! Здесь не общежитие!– Лариса еле сдерживалась, чтобы не закричать.– Достаточно того, что я терплю твоего тунеядца мужа!

– С чего это я должна тебя о чём-то спрашивать? Это и моя квартира тоже! Я здесь прописана! И потом, это мать Алексея, а не чужой человек!

Вероника почти визжала. Мать устала от тяжёлого разговора, лишь махнула рукой, потом достала из чемодана красивый пакет и протянула Веронике со словами:

– Это подарки тебе и Лёше из Турции.

Девушка цапнула пакет и повернувшись уходить не горомко кинула через плечо:

– Да пошла ты со своими подарками!

– Постой!– крикнула в спину Лара.– Завтра чтобы свекрови здесь не было. А если вы очень скучаете по ней, переезжайте к ним. Я имею право на покой на собственной жилплощади!

Дочь громко хлопнула дверью, а Лариса Николаевна печально подумала:

«Вот и поговорили родные люди. И ведь надо как-то сообщить о своей болезни?»

Алла Иосифовна покидать уютный дом не торопилась, поэтому мелькала ещё следующий и следующий дни. Она ещё неделю дымила в квартире, как не пыталась бороться Лара. Лишь один плюс оказался от её присутствия– каждый день на столе сервировались вкусные обеды и ужины, правда продукты приносила хозяйка. Сайгородова снова отправилась к профессору Забелину для прохождения курса терапии, от чего у неё не оставалось сил налаживать треснувшие отношения с дочерью. Она чувствовала себя невероятно одинокой, часто хотелось плакать и жалеть себя. Дни сузились от утреннего посещения больницы до того, как голова касалась подушки. Лариса напрочь забыла о глупом предложении Хельги, только прекрасный аромат духов «Мадлен» напоминал о немецкой подруге, которая так внезапно появилась, а потом исчезла из её жизни.

Сегодня не оказалось сил добраться до дома на общественном транспорте, пришлось взять такси. В лифте штормило из угла в угол, хотелось скорее свалиться на кровать. Из дрёмы её вывел звонок телефона. Лариса пошарила рукой под подушкой и нащупала трубку. В первые секунды память перебирала кому принадлежит голос, настолько неожиданными звучали слова с лёгким акцентом.

– Аллё, Лариса, ты слышишь меня?

– Кто это?

– Привет подруга, не узнаёшь меня! Давай, соображай быстрее, роуминг международный, евро отлетают!

– Хельга!– Лариса радостно выдохнула.– Как приятно, совсем не ожидала тебя услышать вновь!

– Нет времени на сантименты. Слушай внимательно. Я оформила приглашение на твоё имя для того, чтобы ты сделала гостевую визу в Германию, как договаривались. Завтра в Шереметьево делает пересадку мой приятель. Он летит в Новосибирск и имеет в запасе три часа. Чтобы не отправлять документы почтой и не терять время, поедешь в аэропорт и заберёшь бумаги у него! Записывай номер рейса!

Лариса рассматривала себя в зеркале, открывала рот, откидывала пряди волос. Зубы вроде бы не пожелтели, цвет лица бледный, но в норме (румяновощёкостью никогда не отличалась), а вот седина прибавилась особенно на висках. После изнурительных процедур казалось силы и энергия покинули тело и скорее всего химия сказалась на внешности, но рассмотрев себя Лариса не ужаснулась своему отражению. Она периодически проводила экспертизу собственного облика. Каждый день осматривать себя оказалось невозможным просто потому, что жизненная энергия растрачивалась на борьбу за жизнь. Сегодня она дольше обычного провела в ванной. В общем-то совсем ничего– бледнось, конечно, не исправить никакими румянами, но блеск для губ, тени и тушь сделали лицо очень одухотворённым и романтичным. Лара присела на край ванны и задумалась. Она боялась своей болезни, паниковала и не знала, что делать. Одна надежда на доктора. В этой борьбе у неё оказался только один союзник– профессор Забелин. Ужас который она испытала узнав свой диагноз, не сменился обречённостью, Лара просмотрела интернет и сделала для себя вывод: пессимизм равно смерть. Если не сдаваться, то победа обеспечена! Надо верить, надо идти, надо бороться! Но страх лез в душу, и в грудной клетке поселился холод. Лариса посмотрела на часы– в запасе оставалось около двух часов. Херр Рессманн появится в Шереметьево около шести вечера. С утра она предупредила дочь, что заберёт машину на вечер, на что та скептично пожала плечами и бросила ключи на журнальный стол. Между ними сохранялись холодные отношения. А Лариса никак не могла понять что и кому должна, но пока задавать такие прямые вопросы не имела душевных сил. Она ехала по забитым пробками улицам к аэропорту Шереметьево и недоумевала, зачем всё это нужно. Документы, приглашение, виза? Может лучше убаюкаться в промадольном забытьи? Нет, так нельзя, подруга суетилась, время тратила, мужика нашла в качестве почтальона. Она отогнала тяжёлые мысли и переключила внимание на поиски парковки. Кружила несколько минут и, поняв бесполезность затеи, вырулила на платную стоянку. От Хельги она получила полную информацию– в какой терминал пребывает самолёт Берлин-Москва, как выглядит этот херр и даже, какой галстук будет болтаться на его шее. Лариса пробежала глазами по залу ожидания. Взгляд наткнулся на того, с кем должна встретиться и, несмотря на усталость, захотелось громко, от души захохотать. Во времена СССР иностранца определить было не сложно. Тотальный дефицит позволял советскому жителю приобретать лишь то, что производила отечественная лёгкая промышленность. Можно было, конечно, отстоять очередь в тридцать три коральки и стать обладателем чешской обуви «Цебо», болгарского трикотажа или польской косметики, но о таких брендах как «Лакост», «Адидас», «Ланком» догадывались лишь единицы из дипломатической и актёрской среды. И если на Красной площади или в метро разевал рот какой-нибудь мужик в ярко жёлтой майке с вышитым крокодильчиком на груди, в тёмных очках и с наушниками от плеера, среднестатистический совок думал завистливо: «живут же люди за кордоном»! Сейчас никого и ничем не удивишь– барахла в магазинах завались какого хочешь! А если есть бабки, то можно позволить не китайскую подделку, а настоящую, фирменную вещь, а иностранца можно определить только тогда, когда он открывал рот и обращался к прохожим: