Текст книги "Любовь очень зла"

Вскоре женщина заявила, что ждет ребенка, и это стало последней каплей. Я подала на развод и уехала к родителям. Муж был потрясен, через два дня он оказался в больнице, продолжая категорически отрицать связь с какой-либо женщиной.

Разумеется, возникли разговоры, поползли всяческие слухи. А так как его незамужняя секретарша в тот момент действительно ожидала ребенка, то подозрение пало на нее. Виктор, выписавшись из больницы, ее уволил, она как будто не возражала, никаких претензий к нему не предъявляла, а через несколько дней погибла, попав под машину. Связь с ней Виктор по-прежнему отрицал, звонки неожиданно прекратились, и он смог уговорить меня вернуться.

Охрана, домработница, служившая у нас два года и уволившаяся за несколько дней до убийства, в один голос твердили, что человек я сдержанный, доброжелательный, жила скромно, никаких скандалов в доме не было, разговоров о деньгах, наследстве и прочего тоже. В общем, мне была дана отменная характеристика, но следователей это, как видно, не впечатлило. Я сама сказала, что поссорилась с мужем, а во время ссоры и чудо-скромница запросто может стать фурией.

Допустим, дело действительно не в деньгах, и убила я его не предумышленно, но мне от этого радости было мало. Моя длительная ночная прогулка выглядела слишком подозрительно, а последующее поведение и того хуже.

Среди всех этих бесконечных вопросов, бессонных ночей и лютого страха перед тюрьмой меня поддерживала лишь одна мысль: Сережа пока вне подозрений. Вдруг ему повезет и он отыщет настоящего убийцу? Моего мужа действительно кто-то убил. Кстати, отчего бы милиции и не выяснить – кто?

Время шло, кроме меня, подозреваемых не намечалось. Я понемногу впадала в оцепенение сродни зимней спячке и, точно героиня русской сказки, временами твердила: «Что воля, что неволя, все равно». Но все равно легче не становилось, одна мысль о том, что придется провести в тюрьме несколько лет, вызывала ужас, а вслед за этим приходила другая мысль – о самоубийстве. С ума сводило и то, что я умру, так и не узнав, кого благодарить за все это. Не я первая, не я последняя, к сожалению.

Когда дела мои стали хуже некуда, мой адвокат – у меня появился адвокат – Валерий Петрович Шерман, адвокат моего мужа, настойчиво заговорил о временном помутнении рассудка, беспамятстве и прочей чепухе.

Войдя однажды ко мне, он критически посмотрел на меня, покачал головой и заявил:

– Вы плохо выглядите.

– Неудивительно, – усмехнулась я, – когда ожидаешь, что тебя будут судить за убийство… Это вряд ли способно радовать, а когда при этом еще знаешь, что не убивала и кто-то… Извините. Есть новости?

– Есть. Отчаиваться не стоит, в деле наметились очень интересные изменения. Мы…

– Мы? – перебила я.

– Мы, – кивнул Шерман. – Кстати, вам привет от Сергея Гаевского. – Должно быть, я побледнела, потому что Шерман торопливо добавил: – Он вам не рассказывал, что мы давние приятели?

– Нет, – покачала я головой. Выходит, адвокат, о котором говорил Сергей, и есть Шерман? Впрочем, чему удивляться, когда вокруг творится такое.

– Итак, Лилия Романовна, у меня исключительно хорошая новость. У вас есть алиби.

– Кто-то видел меня на мосту? – боясь свалиться в обморок от счастья, спросила я.

– На мосту? – Шерман вроде бы удивился. – Нет, на мосту вас никто не видел. Почему вы скрыли, что той ночью заходили в кафе?

– В какое кафе? – растерялась я.

– В «Ласточку», это в двух кварталах от вашего дома. Вы вошли и спросили, который час, оттого бармен точно запомнил время. Было 1.15, как раз в этот момент ваш муж звонил по телефону. Понимаете? Вы прошли в кабинку, по дороге задели бокал с красным вином, и вино вылилось на вашу шубу. Все присутствующие в баре, а их было семеро, прекрасно помнят эту сцену и в один голос утверждают: женщина была сильно расстроена, плакала, должно быть, именно по этой причине, желая скрыть следы слез, надела очки, говорила хрипло, то и дело всхлипывая. После двух вы покинули бар и направились в сторону своего дома, в 2.10 вас видел таксист, вы попросили довезти вас до кондитерской, что он и сделал. Парень вас хорошо запомнил, работы у него в ту ночь было немного, молодая женщина в песцовой шубе, блондинка, на голове маленькая черная шляпка. Зябко ежилась, попросила включить печку, спрятала лицо в воротник и всхлипывала. Возле кондитерской позвонила из автомата, а потом свернула на улицу Володарского, где вы проживаете, уважаемая. Описание всех свидетелей сходятся, одежда, внешность, кстати, на вашей шубе, висевшей в шкафу, следы красного вина. Мы показали свидетелям вашу фотографию, они не сомневаются, что видели именно вас. Вам устроят очную ставку, и алиби подтвердится. А теперь извольте объяснить, с какой стати вы об этом молчали?

Есть выражение «как гром среди ясного неба», в тот момент я почувствовала, как этот самый гром ударил мне в затылок. Должно быть, вид у меня был исключительно глупый, я таращила глаза и силилась прийти в себя. Безуспешно.

– Лилия Романовна, – продолжал Шерман, – я повторяю свой вопрос: почему вы скрыли, что у вас есть алиби, зачем надо было рассказывать о нелепом стоянии на мосту и ночной прогулке по улицам, когда вы все это время были в баре, чему есть свидетели?

– Я не была в баре, – с трудом собравшись с силами, заявила я.

– Что? – усмехнулся Шерман, а я упрямо повторила:

– Ни в каком баре я в ту ночь не была и на такси не ездила.

– Час от часу не легче. Чего вы добиваетесь? Вы хоть соображаете, что можете на долгие годы оказаться в тюрьме?

– Валерий Петрович, я не была в баре, я бродила по улицам…

– Вы с ума сошли, – перешел он на зловещий шепот. – У нас восемь свидетелей, готовых подтвердить, что в момент убийства вы находились довольно далеко от своего дома, а вы вдруг заявляете… Словом, так, я буду настаивать на психиатрической экспертизе. Вы были взволнованы и вполне могли просто не помнить, где бродили той ночью.

Его слова вызвали у меня легкий шок. Допустим, я и в самом деле ничего не помню, допустим, действительно заходила в этот самый бар и даже вылила вино себе на шубу, а потом каким-то образом начисто об этом забыла, но как быть с Сергеем, ведь в тот момент, когда меня подвозил таксист, мы рыскали с ним в переулке, пытаясь найти мое платье. Или это тоже мне приснилось, как и сам Сергей Гаевский? Я попробовала успокоиться.

– Валерий Петрович, предположим, я и в самом деле ничего не помню, и я была в баре, и ехала в такси. Допустим, я сейчас заявлю, что именно так все и было, а потом выяснится, что это вовсе была не я. Вы понимаете? Я сама себе подпишу приговор, разве не так?

– Какой приговор? Скажите мне только одно, в баре и такси были вы?

– Я совершенно определенно помню, что в ту ночь просто болталась по улицам и никуда не заходила.

Валерий Петрович перегнулся ко мне и зло заметил:

– Ну так теперь вспомните, что вы были в «Ласточке», раз мы нашли семерых свидетелей. Про таксиста тоже не забудьте.

Мне все стало ясно, Сергей любыми средствами старается вытащить меня из тюрьмы, и эти липовые свидетели – его рук дело. Невозможно описать, как я разозлилась на него. Вместо того чтобы попытаться найти настоящего убийцу, он подбивает каких-то людей давать ложные показания в мою пользу. Ничего хорошего от этого вранья я не ждала и твердо стояла на своем: гуляла по улицам, никого не встретила, никуда не заходила.

Уже на следующий день на помощь были призваны специалисты, и они охотно подтвердили, что частичные провалы в памяти – дело обычное. Мне устроили очную ставку, и восемь человек, шестеро мужчин и две женщины, опознали во мне девушку, которую видели в ночь убийства. Меня это отнюдь не радовало, скорее наоборот. Свидетели при описании моей внешности в основном налегали на одежду, прическу, цвет волос и очки. Голос у меня был хриплый, а нижняя часть лица скрыта то воротником, то шарфом. Женщины дали точное описание того, что было на мне надето в ту ночь: шуба, шляпка-таблетка, сапоги на шпильке, не упустили кольцо с бриллиантом и браслет-змейку. Вот это особенно пугало. Кольцо с большим бриллиантом и браслет я терпеть не могла и за все время своего замужества надевала не больше пяти раз, и то потому, что не хотела обидеть мужа, ибо и кольцо, и браслет были его свадебным подарком. Сергей их точно никогда не видел. Хранились они в шкатулке в моем секретере, запиравшемся на ключ, и каким образом оказались на руке неведомой мне женщины, оставалось лишь гадать, но доконало меня не это, оказывается, дамочка забыла в баре перчатку (кстати, тоже подарок мужа) с моей монограммой, вторая перчатка нашлась в шкафу в нашем доме в отделении для зонтов. Перчатки, несомненно, были мои, и я брала их с собой, когда отправлялась в теннисный клуб. Выходит, я забыла их в машине Сергея, а он этим обстоятельством воспользовался.

Нагромождение подобной лжи не сулило мне ничего хорошего. Я отделывалась фразой «не помню», а вопросы, которые задавал следователь, приняли иное направление. Вскоре стало ясно: теперь меня подозревают не в совершении убийства, а в соучастии в нем. Пока я бродила по улицам и сидела в кафе, зарабатывая себе алиби, предполагаемый сообщник убил моего мужа, затем вывез его на машине с намерением спрятать труп, но что-то помешало ему осуществить задуманное, оттого он и бросил машину под мостом. Если Сергей не прекратит валять дурака, то в скором времени окажется в тюрьме.

И тут вновь гром среди ясного неба. Меня вызвал следователь. Когда я вошла в кабинет, он поднялся навстречу и с покаянным видом сообщил:

– Лилия Романовна, извините нас за причиненные неудобства (при этих словах я едва не расхохоталась), мы нашли убийцу вашего мужа.

Я с трудом удержалась на ногах, мне предложили сесть, я села, и тут следователь спросил:

– Вы хорошо знали Голицына Даниила Андреевича?

– Кого? – не сразу поняла я.

– Голицын был охранником вашего мужа, по его словам, он даже проживал в вашем доме.

– Данила? – нахмурилась я. – Конечно. Я не знала его фамилии. Да, он жил в нашем доме, муж, кажется, относился к нему с большой симпатией.

– Что вы можете сообщить нам об этом человеке?

Я подумала немного и пожала плечами:

– Честно говоря, я его совсем не знаю. – Это, кстати, было правдой.

– Как же так, человек живет с вами в одном доме…

– Он постоянно сопровождал моего мужа, а муж нечасто днем бывал дома, приезжал поздно, когда я, как правило, уже спала. Конечно, я виделась с Данилой, но мало обращала на него внимание. Иногда я даже не знала, в доме он или отсутствует. Не помню, чтобы мы когда-нибудь разговаривали, если не считать обычных фраз: «Здравствуйте», «до свидания».

– Значит, показать что-либо об отношениях между ним и вашим мужем вы не можете?

– Показать? – растерялась я.

– Ссоры между ними были?

– Нет, конечно. Какие могут быть ссоры с охранником?

– Всякое в жизни бывает. А когда вы видели Голицына в последний раз?

– В ночь убийства. Я же рассказывала.

– Как он себя вел?

– Обыкновенно.

– Вы не заметили, может, он нервничал?

– По-моему, Данила вовсе не умеет нервничать. Он на редкость спокойный парень. И в тот раз выглядел как обычно. Могу я узнать, почему вы вдруг им заинтересовались?

– У нас есть все основания предполагать, что именно Голицын убил вашего мужа, – проницательно глядя на меня, заявил следователь.

– Вы с ума сошли, – не удержалась я. – Данила убил моего мужа? Да с какой стати? Чепуха какая-то. Он работал у мужа лет пять… Да, так, кажется. И даже жил в нашем доме… – Тут я сообразила, что говорю вещи, заведомо известные, и лишь головой покачала: – Не могу поверить.

– Мне понятны ваши чувства, однако сегодня Голицын признался в убийстве вашего мужа, подробнейшим образом разъяснив, как он это проделал.

Вместо того чтобы радоваться, что все наконец-то кончилось, я почувствовала беспокойство. Ощущение было такое, что кто-то весьма умело водит меня за нос.

– Вы свободны, – сказал следователь, и я, точно во сне, покинула кабинет.

Шерман ждал меня в машине.

– Вы очень бледны, – заметил он вместо приветствия. – Хотя, должен признать, вашу красоту бледность не портит. Однако не мешало бы вам отдохнуть после пережитых волнений.

– Я уже достаточно отдыхала, – усмехнулась я.

– Полноте, все в прошлом, впереди целая жизнь. Все забудется, верьте мне, Лилия Романовна. Кстати, можно просто Лили?

– Нет, – отрезала я.

Валерий Петрович пожал плечами. Мы устроились на заднем сиденье, и он сказал шоферу:

– На Володарского.

– Что это за чушь с признанием охранника? – спросила я.

– Почему же чушь? – искренне удивился адвокат. – По всему выходит, что он настоящий убийца.

– Он что, сам пришел и заявил об этом?

– Его вызвали на очередной допрос, алиби на ночь убийства у него не было, отвечал он путано, нервничал, чем вызвал определенные подозрения. На него нажали, и он раскололся. Мир не без добрых людей, и я имел возможность час назад ознакомиться с его показаниями. Так вот, в ту ночь у Голицына произошел неприятный разговор с Виктором, который перешел в ссору, охранник говорил резко, и Виктор предложил ему отправиться домой и немного отдохнуть, что тот и сделал. Но, выйдя из дома, он вскоре решил вернуться и вернулся, воспользовавшись тем, что ключи от всех дверей у него есть и проникнуть в дом незамеченным ему ничего не стоит. Он слышал, как вы ссорились с мужем, потом вы ушли, а охранник решил продолжить разговор. Итог вы знаете, Виктор погиб. Голицын утверждает, что ударил его без намерения убить, использовав то, что подвернулось под руку, малахитовую вазу (в самом деле, ваза исчезла с камина, а я только сейчас вспомнила о ней), Виктор упал и вдобавок ударился затылком о край камина (при этих словах я поежилась), после чего потерял сознание. Охранник испугался и, решив инсценировать несчастный случай, сбросил тело с балкона и покинул дом, прихватив вазу. На мосту он от нее избавился. Проветрившись, он немного успокоился, и в голову ему пришла весьма здравая мысль, что никого он своими хитростями не обманет, после чего он вернулся в дом, решив вывезти труп, используя для этой цели хозяйскую машину. Он уже собрался уезжать, когда появились вы. Парень вас напугал, но повели вы себя не так, как он ожидал, и, когда кинулись к соседям, ему ничего не оставалось, как быстренько покинуть дом, что он и сделал. Однако ему опять не повезло, возле моста он заметил патрульную машину, оттого и поторопился отделаться от «БМВ».

Я слушала, мрачнея все больше и больше.

– И как он объяснил причину, по которой поссорился с моим мужем? Внезапное умственное расстройство?

– Нет, тут кое-что похуже. Фамилия Крутиков вам ничего не говорит?

– Нет. А должна?

– Я думал, может, вы иногда интересуетесь городскими новостями. Крутиков, мелкая шавка из налоговой полиции, бесследно исчез полтора месяца назад. Так вот, охранник утверждает, что Крутиков неоднократно пытался вымогать деньги у вашего мужа, и тот якобы намекнул Голицыну, что с зарвавшимся дядей не худо бы немного потолковать. Преданный охранник намек понял, но перестарался, ударил один раз, однако существенно, и налоговый чин скончался. Его пришлось похоронить. Таким поворотом дела ваш муж был крайне недоволен, отсюда ссора, приведшая к трагическим последствиям, по крайней мере, так все объясняет Голицын.

– По-моему, он спятил, – мрачно заметила я.

– Возможно, – кивнул адвокат, – только спятил весьма вовремя. Вы хоть понимаете, Лилия Романовна, как вам повезло?

Я понимала, только радости от этого не испытывала, скорее беспокойство. Все происходящее мне по-прежнему не нравилось, особенно показания охранника. Если он находился в доме, когда я вернулась, значит, не мог не знать, что вернулась я не одна, а с Сергеем… Впрочем, может, мне действительно фантастически повезло, и мы кружили по дому, уходили и возвращались, так друг с другом ни разу и не столкнувшись.

– Обратите наконец внимание на человека, – с улыбкой сказал Валерий Петрович, прерывая мои размышления. Мы стояли на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора, рядом замерла машина, в ней я увидела Сергея. Он слабо улыбнулся и едва заметно кивнул. – Как видите, конспирация на высоте, – хохотнул Валерий Петрович, машины тронулись, мы еще какое-то время ехали рядом, затем Сергей свернул на проспект. – Вам еще некоторое время стоит соблюдать осторожность, – заметил адвокат.

– Сережа вам все рассказал? – спросила я.

– Разумеется. Адвокат, как исповедник, правда, и ничего, кроме правды.

– Значит, вы все знаете, – вздохнула я, а потом решилась: – Тогда скажите, Валерий Петрович, у вас нет ощущения, что все это страшная ерунда?

– Ерунда? – удивился он. – Что, позвольте узнать, вы имеете в виду?

– Я употребила определение «страшная», вас не поражает некая неправильность, несуразность данного дела?

– Ах, Лилия Романовна, Лилия Романовна, – легонько похлопав меня по руке, улыбнулся он. – Вся наша жизнь – сплошная неправильность, что уж говорить о смерти, то бишь об убийстве.

Я прошлась по дому, надолго задержалась в гостиной. Подошла к камину и даже коснулась его рукой. Я думала, мне не хватит сил вернуться в этот дом, слишком много неприятных воспоминаний, однако теперь, стоя посреди гостиной, я почувствовала странное умиротворение и вдруг поняла, что не хочу продавать его. Пожалуй, и жить останусь здесь, хоть он и чересчур большой для одинокой женщины, каковой я и являюсь на сегодняшний день.

– Одинокой женщины, – произнесла я вслух и улыбнулась, думая о Сереже. В то же мгновение он позвонил.

– Лили, – услышав его голос, я вдруг испугалась. – Это я.

– Я вас узнала, – ответила я как можно спокойнее. – Мы могли бы встретиться, сегодня?

– Да, конечно. – Сергей вроде бы растерялся.

– Отлично. Когда, где?

– Я буду ждать вас возле сквера в девять. Это не поздно для вас?

– Прекрасно. Значит, до девяти.

Я повесила трубку. Говоря о сквере, мы имели в виду наше обычное место встречи. «А что, если телефон прослушивается?» – испуганно подумала я. Тогда покажется подозрительным, что никто из нас не уточнил, возле какого именно сквера мы встречаемся. Я тут же одернула себя: «Чушь. Теперь у них есть убийца, и интерес ко мне они, скорее всего, потеряли. Правда, есть еще Владимир Павлович… с ним надо держать ухо востро».

День промелькнул незаметно, я ненадолго отлучилась в магазины, остальное время посвятив безделью, долго отлеживалась в ванной, болтала по телефону с многочисленными знакомыми, хотела заняться поисками домработницы (дом следовало привести в порядок), но в конце концов решила оставить это на потом.

В половине девятого я вышла из дома. Надоедливо моросил дождь, чему я, признаться, порадовалась, прохожим нет до меня дела, люди прячутся под зонтами и торопятся оказаться под кровом.

Машину Сережи я заметила, как только свернула за угол возле аптеки. Она притулилась в переулке, скрытая от любопытных взоров деревьями. Сережа, несмотря на дождь, стоял рядом и старательно меня высматривал. Увидев, что я выворачиваю из-за угла, он бросился навстречу, и мы неловко обнялись.

– Идем в машину, – шепнул он, и через минуту мы уже сидели в тепле. – Я люблю тебя, – сказал он, а я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Дождь расходился все сильнее, мы продолжали сидеть, прижимаясь друг к другу, прислушиваясь к монотонной работе дворников.

– Я хочу уехать, – наконец сказала я.

– Уехать? – Он вроде бы удивился.

– Я неправильно выразилась: хочу съездить к родителям…

– Да-да, конечно. Я понимаю… Жаль, что нельзя поехать с тобой… – Последнюю фразу он произнес так, точно ждал моих возражений.

– Конечно, нет, – улыбнулась я. – Не забывай, я только что похоронила мужа. Вдове надлежит вести себя пристойно.

– К счастью, все позади.

– Конечно, однако еще некоторое время нам следует соблюдать осторожность, пока все не уляжется.

– Ты имеешь в виду наследство? – нахмурился Сергей и тут же добавил с усмешкой: – Ты получишь кругленькую сумму или люди врут?

– Не знаю. Я никогда не интересовалась, сколько денег у моего мужа. Главное для меня, чтобы Владимир Павлович не получил ни копейки. Этот мерзавец очень старался упечь меня в тюрьму. Думаю, я смогу распорядиться деньгами Виктора, он хотел создать детский фонд, и у меня появится достойное занятие.

– Ты это серьезно? – спросил Сергей, вглядываясь в мое лицо.

– Что?

– Об этом фонде ты говоришь серьезно?

– Да, – пожала я плечами. – Тебе не нравится эта идея?

– Не знаю. Деньгам можно найти и другое применение. Но это то, о чем я меньше всего склонен говорить сейчас.

Я улыбнулась, внутренне с ним не соглашаясь, о деньгах поговорить стоило, а вот форсировать события – нет, оттого я кивнула, давая понять, что тема себя исчерпала.

– Значит, ты уедешь одна? – вздохнул Сергей и добавил с грустью: – А как насчет этой ночи? Если честно, я надеялся, что мы проведем ее вместе.

– Ничего не имела бы против. – Я засмеялась, пытаясь придать разговору шутливый характер. – Но придется подождать. Говорят, истинная любовь от этого только крепнет.

– Мою любовь укреплять не надо. Все это время… мне даже вспоминать не хочется, что я чувствовал. Беспомощность, страх, жуткое одиночество. Врагу такого не пожелаю.

– Насчет беспомощности ты преувеличиваешь, – возразила я. – Пытаясь меня спасти, ты развил бурную деятельность. Я очень переживала, как бы ты не перестарался и не угодил за решетку вместе со мной.

– Что ты имеешь в виду? – Сережа хмурился, а физиономия его точно иллюстрировала известное словосочетание «искреннее недоумение».

И вновь я почувствовала странное беспокойство, в горле вдруг пересохло, мне потребовалось несколько секунд, чтобы произнести следующую фразу:

– Эти твои свидетели…

– Ты хочешь сказать, что я… – Он вроде бы собирался с силами. – Что я их подкупил?

Следующий вопрос замер у меня на губах, потому что и так стало ясно: Сергей этого не делал. Я облизнула пересохшие губы и все-таки спросила:

– Тогда откуда они взялись?

Он достал сигареты, закурил и, как-то виновато глядя на меня, начал рассказывать:

– История действительно странная. Мне позвонила по телефону женщина. Сказала следующее: «Ваша подруга в ночь убийства находилась в кафе «Ласточка», есть свидетели. Удивительно, что она этого не помнит». Ты действительно не помнишь?

– Что было дальше? – нетерпеливо спросила я.

– Я сразу же связался с Шерманом, рассказал о звонке. Он послал людей в кафе и… Я видел, в каком ты была состоянии в ту ночь. Неудивительно, что ты ничего не помнишь.

Беспокойство при этих словах только окрепло во мне, а затем перешло в панический страх.

– Сережа, я никогда там не была, – сказала я твердо. – Никогда. Я даже не знаю, где находится эта «Ласточка», и на такси в ту ночь я не ездила. Я едва не свихнулась от страха во время очной ставки, я ведь точно знала… а все эти люди твердили, что видели меня. Такого просто не могло быть. Поэтому я и решила, что ты…

– Забудь об этом, – торопливо сказал Сергей, обнимая меня. – К черту все очные ставки и прочую чушь. Давай наплюем на осторожность и поедем ко мне. Я соскучился. Я так люблю тебя, и я такого страха натерпелся, что, ей-богу, заслуживаю награды.

Его слова меня не успокоили, скорее, они внесли в мою душу еще большее смятение.

– Подожди, ты действительно не имеешь к этому…

– Я же сказал. Лили, мне без разницы, кого видели эти люди, главное, что это помогло нам…

– Ты не понимаешь, – с горечью усмехнулась я. – Кто-то устроил все это с определенной целью.

– Что устроил?

Чужая бестолковость вызвала у меня раздражение.

– Алиби. Если не ты, то кто? Кому и зачем понадобилось вызволять меня из тюрьмы?

– Лично я испытываю к данному человеку огромную благодарность, – так ничего и не поняв, заявил Сергей.

– А я бы торопиться не стала, – с грустью заметила я. – Добрые дела редко оказываются бескорыстными.

Наконец-то мои слова произвели должное впечатление. Сергей задумался, а потом спросил тревожно:

– Как эта женщина узнала обо мне, то есть о нас? Она же позвонила именно мне…

– Прибавь к этому, как добрые люди могли узнать, на какое время мне необходимо алиби?

– Вот черт. Ты думаешь?.. Ты в самом деле думаешь…

– Я думаю, они исключительно осведомленные люди. Чересчур осведомленные.

– То есть это как-то связано с убийством?

– По-другому не складывается.

– Но зачем? Если этот парень, этот охранник, или черт его знает кто он там, убил твоего мужа…

– Я совсем не уверена в этом.

– Что? – Теперь Сергей почти кричал.

– Я совсем не уверена в этом, – повторила я как можно спокойнее. – Сережа, что-то происходит, я не могу ответить на вопросы «зачем?» и «кто?», но боюсь, что мы это скоро узнаем.

– Постой, а если у этого типа была подружка, он рассказал ей об убийстве, а она позвонила мне, желая тебе помочь… – Аргумент, конечно, был ниже всякой критики, и Сергей торопливо поправился: – Может, она хотела избавиться от любовника?

– Классная версия, только ты забываешь о главном: я не была в кафе и не ездила на такси. Выходит, кто-то позаботился о моем алиби.

– Вдруг это совпадение? Тебя спутали с какой-то женщиной…

– Кольцо и браслет тоже совпадение? Вряд ли в городе отыщется еще такой же браслет. Виктор купил его у антиквара, старинная вещь. Впрочем, не в этом дело. Допустим, нашелся похожий браслет, но ведь еще шуба и перчатка.

– Я не очень понимаю, что ты хочешь сказать? – растерянно заметил Сергей.

– Я пытаюсь понять, как все эти вещи оказались у неизвестной женщины?

– Но ведь их мог взять охранник.

– Чтобы состряпать мне алиби?

– Господи боже… это что же получается? Кто-то в ту ночь решил избавиться от твоего мужа…

– И при этом не хотел, чтобы подозрение пало на меня. Прибавь к этому признание охранника. Мне оно кажется в высшей степени подозрительным.

– То есть кто-то заставил его сделать это признание?

Я кивнула.

– Выходит… – Он запнулся, вздохнул, точно собираясь с силами, и заговорил вновь: – Причина может быть лишь одна: бизнес, то есть не совсем бизнес. Ты знаешь, чем занимался твой муж?

– Строительными подрядами, насколько мне известно.

– А не могло быть чего-то, помимо этого?

– Понятия не имею.

– Если допустить, что некие люди хотели избавиться от твоего мужа и при этом соблюсти видимость полного согласия и процветания, то становится понятно, почему они проявляют о тебе заботу, ведь по завещанию все перейдет тебе, а с тобой договориться гораздо проще, чем с мужем, раз ты не смыслишь в этих делах.

– Те же мысли посетили и меня, – сказала я с усмешкой.

– У твоего мужа, кажется, есть компаньон.

– Да.

– Что за тип?

– Обыкновенный. Я не очень-то обращала на него внимание, да и виделись мы всего несколько раз. Думаешь, он?

– А кто еще? На бандитов не похоже, они бы не стали разводить бодягу с алиби и прочим. Человечек, задумавший все это, очень хитрый и очень хочет остаться в тени, прибрав к рукам денежки твоего мужа.

– Вопрос: как он смог уговорить охранника? Данила был предан мужу…

– Все эти разговоры о преданности гроша ломаного не стоят. Парню пообещали хорошие деньги, и он согласился. Надеюсь, менты не совсем идиоты и смогут разобраться.

– Сомневаюсь, – вздохнула я.

– Думаешь, охранник скоропостижно скончается?

– Думаю, к примеру, у него не выдержат нервы, и он покончит жизнь самоубийством.

– Что же делать? – испуганно спросил Сергей.

– Ждать, когда неизвестные себя проявят.

– И что тогда?

– По обстоятельствам, – вздохнула я. – Пока все козыри у них.

– Да почему? – возмутился Сергей.

– Потому что мы купились на это дурацкое алиби… Ты давно знаком с Шерманом?

– Лет шесть, наверное. Почему ты спросила?

– Ты все ему рассказал?

– Ты имеешь в виду?.. Нет. Я сказал, что мы любовники. Встретились в ту ночь в клубе, и я отвез тебя домой. Утром ты позвонила, сообщила о несчастье и попросила помощи.

– Он поверил?

– Лили, я не понимаю…

– Он адвокат моего мужа, хорошо осведомленный о его делах. И он очень старался вытащить меня.

– Что же в этом удивительного? Он убежден в твоей невиновности и искренне хотел помочь.

Сережа еще что-то говорил, но я его почти не слушала.

Возле дома меня ждал сюрприз, неприятный, разумеется. Быть для кого-то сюрпризом приятным Владимир Павлович просто не мог. Сначала я заметила машину дражайшего родственника, а потом и его самого. Он пасся возле калитки, подняв воротник плаща. В машине ему не сиделось, а дождь изрядно донимал. Я пошла медленнее, с намерением подготовиться к встрече. Похоже, Владимир Павлович навестил меня в одиночестве, однако я не удивлюсь, если откуда-нибудь из подворотни возникнут дюжие молодцы. Ободренная этими мыслями, я тревожно огляделась. Улица пуста, и в машине как будто тоже никого.

– Здравствуй, Лили, – раздвинув рот до ушей, приветствовал меня Владимир Павлович.

– Здравствуйте, – без энтузиазма ответила я. – Что у вас за нужда прыгать под дождем?

– Очень хотелось увидеть тебя.

– Что ж, вы свое желание осуществили. Всего доброго.

– Не хочешь предложить мне войти?

– Нет, – покачала я головой.

– Значит, договориться по-хорошему ты не желаешь?

– Нам не о чем договариваться.

– Паршивая шлюха, – зашипел он, нервы у родственника ни к черту. – Захапала все деньги, думаешь, тебе это сойдет с рук? Я тебя выведу на чистую воду вместе с твоим любовником.

– Сделайте одолжение, – усмехнулась я. – А сейчас убирайтесь к дьяволу, пока я милицию не вызвала.

– Ты пожалеешь, – с чувством сказал он и направился к машине. А я заспешила к дому.

– Сволочь, – бормотала я, сбросив пальто и расхаживая по холлу. – Вот сволочь…

Ясно, что Владимир Павлович намерен всеми правдами и неправдами отравлять мое существование. Если он узнает о Сергее… «Надо уехать на некоторое время, – размышляла я. – Может, этот сукин сын немного успокоится (в это верилось с трудом). И от Сережи придется держаться подальше. Пройдет полгода, и тогда можно будет видеться с ним в теннисном клубе, это будет вполне естественно, вдова чувствует себя такой одинокой, а тут красавец-мужчина и, как следствие, вдруг вспыхнувшая страсть. Сергей чересчур нетерпелив, вряд ли удастся держать его на расстоянии долгое время. Надеюсь, сегодняшний разговор произвел на него впечатление и он серьезно отнесется к моим словам».

Немного успокоившись, я прошла в кухню, выпила чаю, а потом отправилась спать. Меня мучили кошмары, и проснулась я с дурным предчувствием, так что нисколько не удивилась тому, что произошло утром.

Где-то ближе к обеду позвонил Шерман.

– Лилия Романовна, надо бы поговорить, – как-то неуверенно сказал он, что было для него совершенно несвойственно, оттого и напугало меня.

– Что-нибудь случилось? – насторожилась я.

– В жизни постоянно что-нибудь случается. Я могу приехать?