Текст книги "Чумовая дамочка"

– Какой разговор? – пожал он плечами. – Просто узнать хотел, как у вас все прошло.

– Отлично. Душевно поговорили. Обещал устроить на работу.

– Куда?

– В «Азию», официанткой.

– Шутишь? – Валька вроде бы не поверил.

– Чижик, – засмеялась я, – ты, видно, запамятовал, откуда я вернулась? Да мне за счастье в официантки. Какие-никакие деньги.

– И к нему поближе? – добавил он.

– Нет, – серьезно ответила я и даже головой покачала, желая придать словам убедительности. – В другое место меня не возьмут. А если и возьмут… сам знаешь. Так что «Азия» для меня земля обетованная.

– Ладно, у тебя своя голова на плечах. Говорили о чем?

– О жизни, – хмыкнула я.

– А конкретно?

Я посмотрела на него внимательно, Чижик поспешно отвел глаза и вроде бы даже покраснел, хотя вряд ли…

– Конкретно о том, что его любимая девушка похожа на меня и именно это обстоятельство позволило ему пережить первые годы разлуки со мной. Мы правда похожи?

– Не смеши, – он презрительно фыркнул. – Она просто дурочка, причем редкая. А Славка сам не больно умный, оттого его и тянет на глупых баб.

– Ты меня имеешь в виду?

Он махнул рукой.

– Она такая… интеллигентная, одним словом. Дурацкое имя ему придумала… Влад… какой, к черту, Влад…

– Между вами что, черная кошка пробежала? – удивилась я. – Помнится, пять лет назад вы были друзьями.

– Мы и сейчас друзья. Про дела наши рассказывать не буду, сама все увидишь… Славка решил стать джентльменом, кулаками ему махать надоело… Это он с ее слов поет, а того не понимает… – Валька вновь рукой махнул и посмотрел на меня. – Он тебе поверил?

– В каком смысле? – искренне удивилась я.

– В том, что ты все забыла, простила и женитьбу на этой дуре благословляешь со спокойной душой?

– Моего благословения он не просил, но если дойдет до этого – благословлю.

– И он тебе поверил?

Наш разговор начал меня всерьез беспокоить.

– Не пойму, куда ты клонишь?

– Ты отсидела пять лет только для того, чтобы он мог здесь пить, жрать и шляться по бабам, возвращаешься в эту вонючую конуру, собираешься работать официанткой в каком-то притоне, где пьяная шпана будет хватать тебя за задницу, и пытаешься меня уверить, что считаешь это нормальным?

– Да пошел ты, Чижик, – засмеялась я. – Чтоб ты знал, родной, я действительно считаю это нормальным. Я хочу работать как все, жить как все, выйти замуж как все и родить ребенка. Лучше двоих. Это программа максимум. Если тебя интересует программа минимум, так еще проще. Вымыться и завалиться спать. Скажи, неплохо?

– Классная идея, – сказал он, поднимаясь, и пошел к двери, обернулся и заявил: – Знаешь, а я ведь любил тебя.

Лет шесть, если не больше.

– Я догадывалась, – улыбнулась я.

– Догадаться было нетрудно. И все-таки ты выбрала его.

– Не повезло, – смеясь, пожала я плечами.

– Значит, об убийстве он даже не заговаривал?

– По-моему, это глупо. Знаешь пословицу: кто старое помянет… ну и все такое прочее… У нас наметилось полное взаимопонимание.

– Выходит, ты здорово изменилась, – на прощание сказал он. – Если, конечно, мне лапшу на уши не вешаешь.

Проводив его, я еще несколько раз попробовала дозвониться Зойке, затем приняла душ и легла спать. Однако сон не шел. Я пялилась в потолок, ворочалась на скрипучей раскладушке и в конце концов устроилась на подоконнике возле распахнутого окна, так и встретила рассвет. Часов в пять на меня напала сонливость, и до восьми я спала как убитая.

Ровно в восемь в комнате появился Палыч и заорал:

– Виталик, подъем, голуба моя! Идем кофий пить.

– Чего тебе не спится, старый? – выглядывая из-под куртки, поинтересовалась я.

– Много спать вредно. Глянь, денечек какой, с утра солнышко… – Он вышел из комнаты, я потянулась, зевнула и побрела следом.

– Палыч, мне эти две недели никто не звонил?

– При мне нет, а автоответчика у нас нету. Хитрая штука, скажу я тебе… А ты кого ждешь-то?

– Подруга должна была позвонить.

– Не… не припомню. Хотя по пьянке мог запамятовать… Нет, не звонили.

– Ставь чайник, – кивнула я, отправляясь к телефону. Зойка вновь не пожелала ответить. Я побарабанила пальцами по стене, таращась на телефон, потом громко сказала: – Что-то не так.

– Чего? – крикнул с кухни Палыч.

– Вот что, дед, – устраиваясь за столом, решила я. – Мне уехать нужно, на пару дней. Будет кто спрашивать, скажи, подругу навещает.

– А куда собралась-то?

– В Кострому.

– А чего ты там забыла? – нахмурился сосед.

– Хороший человек там живет. Подруга. Звоню третью неделю, никто не отвечает. И она не звонила, если ты ничего не путаешь. Беспокоюсь я. Надо съездить.

– Оно конечно… если беспокоишься… Может, твоя подруга отдыхать уехала?

– Может.

– И когда в Кострому податься хочешь?

– Да вот сегодня и поеду.

– Ага… – Палыч щелкнул пальцем по горлу и предложил: – Похмелиться не желаешь? Осталось малость…

– Выпей. Я с тобой посижу, и поедем на кладбище.

Палыч решил проводить меня на вокзал, но дошел лишь до угла дома, как раз на углу находился магазин, туда сосед и юркнул, выпросив у меня двадцатку. Я остановила такси, потому что время поджимало. На вокзал я прибыла за пять минут до посадки.

С утра стояла страшная жара, а путь мне предстоял неблизкий, я задернула штору на окне, вытянула ноги и нацепила темные очки. Бессонница пошла мне на пользу, не успели мы покинуть город, а я уже спала. В общем, поездка не получилась особенно утомительной.

Сосед сзади зашевелился, а я, в очередной раз открыв глаза, поняла: приехали. На вокзале я зашла в туалет, умылась и попробовала придать своей помятой физиономии пристойный вид. По причине страшной жары я была одета в шорты и майку, из вещей у меня был только небольшой рюкзак, который я повесила на одно плечо. Я вышла из вокзала и огляделась. В Костроме я была впервые и, где находится улица Вяземского, понятия не имела. Взгляд мой упал на вывеску «Продукты», и я заглянула в магазин, купила бутылку водки, торт и бегом бросилась к стоянке такси.

– Улица Вяземского? – спросил водитель первой машины, брюхо его упиралось в руль, а дышал он с таким трудом, что, казалось, вот-вот скончается от удушья. – Далековато… Ладно, поехали.

Я села сзади и всю дорогу молчала, разглядывая мелькающие за окном дома. Таксист, напротив, хотел поболтать и начал с вопроса:

– Учиться, что ли, приехала?

– Ага.

– Куда поступать будешь?

– Куда получится.

– А на Вяземского родня?

– Родня.

– Не вижу никакого проку от этой учебы. Учат вас, учат – и что? Умнее не становитесь. У меня всего семь классов и…

– Заткнулся бы ты, дядя, – ласково попросила я, он удивленно посмотрел на меня, а я добавила: – И за дорогой присматривай, не ровен час в столб впишешься.

Он заткнулся, и остаток пути мы проехали молча.

– Вот она, Вяземского, – хмуро бросил таксист, мотнув головой влево. – Дом какой?

– Тридцать шестой.

– В другом конце.

Через пять минут мы тормозили во дворе пятиэтажки, я расплатилась и вышла, забыв поблагодарить, впрочем, дядька в моей благодарности явно не нуждался. Седьмая квартира находилась на третьем этаже. Я позвонила и стала ждать, позвонила еще раз, прекрасно понимая всю бесполезность этого. Посмотрела на противоположную дверь и решила побеспокоить соседей. Дверь мне открыл мальчишка лет двенадцати.

– Привет, – сказала я. – Устиновы в какой квартире живут?

– В седьмой. Только их нет сейчас.

– А где они?

– На юг уехали. А куда, не знаю.

– Ясно. Давно уехали?

– Недели две точно…

– Можно я им записку оставлю?

– Конечно, – пожал плечами мальчишка.

Я торопливо вырвала листок из записной книжки и написала: «Как вернешься, позвони мне».

– Держи, не забудь передать.

– Не забуду, я маме скажу.

– Отлично. Держи торт.

– Не надо, – вроде бы испугался он.

– Держи. Мне возвращаться в другой город, жара страшная, не довезу. – Торт он взял, а я стала спускаться по лестнице.

Слава богу, с Зойкой полный порядок. А то, что она обо мне ненадолго забыла, понять можно… Мужа своего она любила прямо-таки невероятно и все время, что вместе со мной «отдыхала», высчитывала дни, когда с ним увидится. Зойка работала бухгалтером, замуж вышла поздно, но удачно: ее избранник почти не пил, не курил, работал прорабом на стройке, а руки, по словам подружки, имел золотые. В любви и согласии они прожили семь лет. Одно печалило Зойку: у них не было детей. Зато имелся в семье достаток и взаимное уважение, были друзья, которые охотно ездили на Зойкину дачу. На девятое мая затеяли шашлыки, конечно, выпили. Зойка, видя, что муж, против обыкновения, позволил себе лишнего, сама села за руль. Возвращаясь в город, она не справилась с управлением, когда на дорогу неожиданно выскочил мальчишка на велосипеде. Новенькие «Жигули» влетели в бетонное ограждение, мальчишку с переломом ноги доставили в больницу, мужа Зойки в реанимацию, троих друзей, возвращавшихся в город вместе с ними, в морг, а Зойка, не получив ни единой царапины, схлопотала на всю катушку, так как в ее крови обнаружили алкоголь, а скорость на момент аварии была превышена.

Зойка стоически восприняла неожиданный жизненный поворот и, считая дни до освобождения, верила, что заживет лучше прежнего… Так что у меня был повод за нее порадоваться. На сегодняшний день Зойка была единственным человеком, которого я по-настоящему любила. Если быть честной, только благодаря ей я смогла продержаться эти пять лет.

Насвистывая, я покинула подъезд. В этот момент к дому подъехало такси, из него вылез мужчина среднего роста, лет сорока, узкоплечий, с лысиной, которую он пытался замаскировать, загорелый и улыбающийся. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы узнать в нем Зойкиного мужа, тысячу раз мне приходилось лицезреть его фотографию и слушать рассказы о том, какой он замечательный. Я бросилась к машине, сияя тульским самоваром, но тут же притормозила. Устинов помог выбраться из машины девчушке лет четырех, а вслед за ней извлек крашеную блондинку с дочерна загорелой физиономией. Улыбку с меня как ветром сдуло.

– Вы Устинов? – спросила я.

Мужчина вздрогнул и обернулся.

– Да, – ответил он как-то неуверенно.

– Где Зойка?

– Зойка? – Он отступил на шаг и испуганно посмотрел на жену.

– Точно. Так где она?

– А почему вы спрашиваете моего мужа о какой-то Зойке? – влезла в наш разговор крашеная.

– Заткнись, – посоветовала я.

– Что? – попробовала она быть грозной.

Я повторила:

– Заткнись, – еще ласковее, и она, прижав к себе девчушку, наконец умолкла. – Так где она? – вновь задала я вопрос.

– Вам адрес нужен? – торопливо заговорил мужчина. – Я могу объяснить. На Матросова – общежитие, девятиэтажка, в трех шагах от остановки. Номер комнаты я не знаю, – косясь на жену, пробормотал он.

– Найду, – заверила я и сделала шаг в сторону, намереваясь поскорее покинуть двор и этого типа с его крашеной бабой.

– А вы кто ей будете? – вдруг спросил он.

Я не думала продолжать беседу, но крашеная выглядела так забавно, тараща на меня глаза, что я ответила:

– Никто. Сидели вместе.

Челюсти у обоих враз отпали, а я порадовалась: для Зойки я, конечно, ничего полезного не сделала, но хоть этим двоим настроение испортила.

Найти общагу оказалось делом нетрудным, унылое серое здание действительно было в трех шагах от остановки. Я вошла в квадратный холл с зарешеченным окном и поморщилась: вонь стояла несусветная, пахло капустой и подгоревшим маслом. Стол в центре холла был выкрашен синей краской, на нем притулились чахлая герань и телефонный аппарат с трубкой, в двух местах перетянутой изолентой. Я покачала головой и огляделась, дверь слева вела к лифтам, а чуть дальше начинался длинный темный коридор. Я сделала шаг в том направлении, надеясь обнаружить хоть одну живую душу, и тут же была остановлена гневным окриком:

– Вам кого?

От неожиданности я вздрогнула и, обернувшись, увидела за своей спиной худенькую женщину лет сорока и попробовала определить, откуда она появилась. Не иначе как пряталась за дверью.

– Здравствуйте, – сказала я, продемонстрировав счастливую улыбку, которая, кстати, не произвела на нее никакого впечатления. – Я ищу Устинову Зою Федоровну.

– Зойку? – насторожилась тетка. – А зачем она вам?

– Она моя родственница.

– Нет у нее никаких родственников.

«Вот чертова баба», – подумала я и сказала:

– Значит, знакомая.

– Знакомая… ходят тут всякие…

– В какой комнате она живет? – посуровела я.

– А не скажу, – ответила тетка, глядя мне в глаза с большим гневом.

– Ясно. Тогда я сама поищу, – кивнула я и зашагала по коридору.

– Я тебе поищу! – взвизгнула она и бросилась следом.

– А ты меня попробуй остановить, – хмыкнула я, не оборачиваясь.

Тетка меня догнала, но военных действий предпринимать не стала, а спросила:

– Ты не от этой?

– Что? – Мне пришлось остановиться.

– Не от его стервы крашеной? Оставьте бабу в покое…

– Где Зойка? – теряя терпение, спросила я.

– В сто тринадцатой. Только ей не до гостей сейчас… пьет. А здесь на птичьих правах, не сегодня, так завтра выгонят, а эта, гиена, то сама придет, то подруг подсылает, и каждый раз со скандалом.

– Никакого скандала, – заверила я, узнала, где эта самая сто тринадцатая комната находится, и бросилась туда.

Коридор был такой же длинный и темный, дверь в одну из комнат распахнута настежь, на кровати сидел лохматый мужик и играл на гармони, толстая баба в дверях, пытаясь перекричать гармонь, что-то ему выговаривала.

Дверь сто тринадцатой была не заперта, я торопливо вошла, отдернула занавеску, отделяющую импровизированную прихожую от самой комнаты, и увидела Зойку. Она сидела за столом, уронив голову на согнутую руку, и то ли пела, то ли рыдала, сразу не разобрать. Одно было ясно: пьяна она в стельку. Я прошла к столу, взяла в руки бутылку, где на самом донышке плескалась водка, и выпила. Зойка замолчала и, прищурив один глаз, уставилась на меня.

– Лийка, ты, что ли? – спросила она хрипло.

– Я, – устраиваясь на стуле напротив Зойки, кивнула я со вздохом, а подружка попыталась приподняться.

– Правда ты, – обрадовалась она. – А я решила, может, померещилось.

– Не померещилось. Это я. Давно пьешь?

– Хрен его знает! Наверное, давно, раз ты здесь. Вот черт, я ж совсем забыла… С возвращением тебя. – Она поднялась из-за стола, направилась ко мне, нетвердо ступая, и мы обнялись. Зойка была выше меня на целую голову и весила не меньше ста килограммов, ноги у нее ослабли, оттого я чуть не рухнула под ее весом.

– Задавишь, лошадь здоровая.

– Не-а, я аккуратно, – хихикнула она и выпустила меня из объятий. – Какой сегодня день? – задумалась Зойка. – Это правда ты или у меня белая горячка?

– Само собой… А сегодня шестое июня.

– О господи… Прозевала все царствие небесное… точнее, пропила. Прости меня, Лийка. Слышишь? Простишь?

– Прощу, если рожу умоешь. Смотреть на тебя тошно.

Печатая шаг, Зойка пошла за занавеску, где притулился ржавый умывальник. Надо отдать ей должное, несмотря на лошадиную дозу выпитого, назад она вернулась почти в здравом рассудке. Умылась, причесалась и даже сменила халат на платье без рукавов.

– Как меня нашла? – спросила она, садясь за стол.

– Твой Петр сказал…

– Он же на юг с молодой женой подался…

– Сегодня вернулись.

– Ага… Ну, ты все видела, все знаешь, выходит, рассказывать нечего…

– А ты, значит, пьешь?

– Пью. Как вернулась, так и пью. И ни малейшего желания покончить с этим пороком. Глядишь, допьюсь до белой горячки, и все само собой кончится.

– Что все? – вздохнула я.

– Все. Жизнь моя никчемная… надоела она мне хуже горькой редьки. – Зойка ухватила бутылку, но, заметив, что она пуста, поморщилась. – Черт, выпить есть?

– Есть, – кивнула я, извлекая из рюкзака поллитровку. – Закусить найдется?

– Не знаю. Пошарь в столе за занавеской.

Шарить там было совершенно нечего, банка с солью и два куска хлеба, черствого, точно подметка.

– Придется без закуски, – сообщила я, разлила водку в две чашки, подняла свою и сказала: – Ну что, со свиданьицем, подруга.

Зойка к своей чашке не притронулась, сидела, тяжело задумавшись.

– Осуждаешь? – подняла она взгляд на меня. – Вижу, что осуждаешь. И правильно. Дура я. Была бы умной, плюнула этой падле в морду и стала бы жить лучше прежнего, глядишь, жизнь бы и устроилась. А я не могу. Девчонку их видела? Пятый годок. Я подсчитала, сколько ж он один прожить сумел, месяца не вышло. Слышишь, Лийка, месяца не продержался. – Она махнула рукой, сметая на пол чашки с бутылкой. – Вот дура, – сказала с обидой. – Водку разлила… И черт с ней. Под кроватью – самогонки трехлитровая банка, достань.

– Достану. Значит, Петр твой не долго страдал и вскорости обзавелся подругой.

– Ага. А какие письма писал… Хочешь покажу?

– А то я их не видела…

– Точно. Я тебе их читала. Тем более. Ведь до последнего врал. Приехала, а в квартире… – Зойка рукой махнула и нервно хихикнула.

В дверь постучали, и в комнату заглянула та самая суровая тетка с первого этажа.

– Как тут у вас? – спросила она настороженно.

– Нормально, – заверила я, идя ей навстречу.

– О, Катерина, давай за стол! – заорала Зойка.

Я вместе с Катериной вышла в коридор и попросила, протягивая деньги:

– Нельзя кого-нибудь в магазин послать? Она несколько дней ничего не ела, оттого крыша и съезжает. Оставлять ее одну мне не хочется…

– Я сама схожу, мигом. Магазин у нас во дворе, – заверила Катерина и вскоре вернулась с целым пакетом снеди. Мы соорудили чем перекусить, Зойка тоже приняла в этом участие, и через полчаса втроем сели за стол. Катерина выпила самую малость, сославшись на работу, и через час удалилась. А мы с Зойкой продолжили бдение за бутылкой, которое закончилось во втором часу ночи. Именно к этому времени подружка, почувствовав настоятельную потребность вздремнуть, перебралась на кровать, а я, перемыв посуду и распахнув окно настежь, устроилась по соседству и разглядывала потолок до самого рассвета.

Разбудил меня осторожный шорох, я приоткрыла глаза и увидела Зойку. Та сидела возле окна, курила и разглядывала меня.

– Привет, подруга, – сказала весело.

– Привет, – зевая, ответила я. – За бутылкой кинемся или завяжем?

Зойка хмыкнула, посмотрела в окно, где вовсю жарило солнце, и покачала головой:

– Паскудный у тебя характер, Виталия Константиновна.

– Мне говорили…

– Дрыхнуть будешь или экскурсию по городу тебе устроить?

– Давай экскурсию, – пожала я плечами.

Через час, позавтракав и приняв душ (холодный, горячая вода отсутствовала), мы отправились на прогулку, а вернулись ближе к вечеру.

– За бутылкой? – невинно спросила я.

Зойка посмотрела свирепо:

– Тошнит меня от пьянства. Думаешь, я и в самом деле с катушек съехала?

– Кто тебя знает.

– Кто тебя знает… – передразнила Зойка. – Ну, подурила малость… уж больно мне обидно стало, что эта… Ладно, хрен с ними, пусть живут да радуются. Я тоже проживу.

– Ты как в этой общаге очутилась?

– Что ж мне, с ихним семейством жить? А комендантша здесь – подруга моя, вот пустила.

– Ага. Денег у тебя, конечно, нет?

– Откуда ж им взяться? – удивилась Зойка.

– А пьешь на что?

– Самогон поставили, молочный бак… или два… Не помню. Дешево и зло.

– Бак кончился?

– Само собой. Это браги бак, а самогонки из нее значительно меньше выходит.

– Еще поставите?

– Виталия Константиновна, уймись ради Христа, я все поняла и прочувствовала. И уже начала новую жизнь. Все? В завязках я, вот те крест. – Зойка перекрестилась и тяжко вздохнула: – Не поверишь, сегодня под утро проснулась, а на душе так тошно, думаю, сейчас пойду и удавлюсь. Слава богу, ты на соседней койке дрыхла. Посмотрела на тебя, подумала и решила, что помирать мне ни к чему. В общем, кризис миновал и со мной полный порядок.

– Здорово, – кивнула я, подошла к окну и стала разглядывать двор-колодец с тремя чахлыми березами. – Поехали со мной, – попросила я тихо.

– Куда? – вроде бы удивилась Зойка.

– Ко мне. Чего тебя здесь держит? Квартиры и той лишилась. Работы нет…

– Значит, спасать явилась? Согласна, раскисла я малость… вид имею паршивый, и все такое… но ты зря решила, что я под гору… Все нормально, пить завязала, начала новую жизнь. Со мной полный порядок.

– А со мной нет, – ответила я.

Зойка долго молчала, потом подошла и встала рядом.

– Что так? – спросила тихо.

– Не знаю… внутри точно все рушится. Вот смотрю в окно, и очень хочется головой вниз.

– Ни к чему, – хохотнула Зойка и погладила меня по плечу. – Если мы там не загнулись, то здесь попросту грех.

– Вот и я говорю, – отвернувшись от окна, хмыкнула я. Зойка начала бродить по комнате, заглянула под кровать. – Ты чего ищешь?

– Сумку. Черт знает, куда ее сунула. Вещичек у меня немного, но и их во что-то положить надо.

Сумку мы нашли и вещички собрали, но на автобус опоздали и до моего родного города добирались на такси. Дороговато, зато в двенадцать часов ночи мы уже входили в квартиру, где пьяный Палыч играл на гармошке, бог знает откуда у него появившейся. На полу спал безногий инвалид и так храпел, что стены ходили ходуном.

– О, Виталик вернулась! – заорал Палыч, пытаясь подняться.

– Сиди, дед, – буркнула я. – Еще лоб расшибешь. Это Зоя Федоровна, подруга моя. Завтра познакомишься, а сейчас кончай представление – и спать.

– Как скажешь, Виталик, так и будет…

– Это Палыч? – усмехнулась Зойка, входя в мою комнату.

– Точно. О втором не спрашивай, ранее не встречались. Палыч мужик нормальный, распустился малость, но мы его приструним, ремонт в квартире сделаем и даже мебель купим. Денег на первое время добыть нетрудно. Дед наследство оставил.

Зойка оглядела комнату и сказала:

– Наследство – это хорошо. – И добавила насмешливо: – Да, нагрели тебя любящие родственники не хуже, чем меня.

– Брось, у Нинки семья, внучка… А нам с тобой и этих хором за глаза хватит.

– Это точно, – согласилась Зойка, устраиваясь прямо на полу.

Встав в десять утра, инвалида мы в квартире не обнаружили. Палыч тоже отсутствовал, притрусил часов в одиннадцать, когда мы пили кофе и строили планы на сегодняшний день.

– Эх, девицы-красавицы! – заорал он с порога и добавил тише: – Может, со свиданьицем, слышь, Виталик? Как-никак подруга приехала…

– Мы, дед, в завязках. Хочешь, один отметь. Денег дам. А завтра с утра предстоит тебе трудовой подвиг. Надо в нашей халупе ремонт сделать. Сам понимаешь, без мужика нам такое дело не осилить.

– Все сделаем, Виталик, какой разговор. Сегодня пью, завтра работаю. У меня два дружка есть в соседнем доме, на стройке вкалывают, сейчас у них простой, так они нашу хибару за пару литров во дворец превратят…

– Вот и отлично. Мы уйдем ненадолго, а ты обед приготовь. Гостья у нас, так что побалуй ее своим знаменитым борщом.

– Сделаем, – кивнул Палыч и неожиданно перешел на радостный визг: – Ох, до чего ж я рад, что ты вернулась!

– А я как рада, – хмыкнула я.

Мы с Зойкой отправились в ресторан, предупредив о своем визите по телефону, по пути заглянули в магазин и парикмахерскую. Зойка с новой стрижкой, в дорогом платье и туфлях на высоченном каблуке выглядела внушительно, главбух чувствовался за версту, зато озорной взгляд и готовность по малейшему поводу расхохотаться выдавали в ней просто хорошего человека, сочетание очень удачное, с моей точки зрения, чтобы устроиться на работу. Конечно, я могла бы позвонить Славке и попросить за подругу, но делать этого без особой на то нужды не хотела.

Заведовал рестораном парень лет тридцати, толстый, вечно небритый, с такими несчастными глазами, что, раз взглянув на него, хотелось плакать. Впечатление было обманчивым, рестораном Владимир Юрьевич, как выяснилось, управлял весьма успешно и был мужиком с характером. Дядька с усами, оказавшийся швейцаром, на наш вопрос, где можно найти Владимира Юрьевича, ответил:

– Где-то на территории.

Мы пошли искать его и в первом же коридоре столкнулись нос к носу.

– Здравствуйте, – запела я, на всякий случай широко улыбаясь.

– Ты Лия, да? – перебил он меня, оглядывая с ног до головы. – Влад предупреждал. А это кто?

– Моя подруга, Зоя. Работа нужна. Я подумала, может…

– Значит, так. Два дня работаете, два гуляете. Запьете, выгоню, и Влад не поможет. С клиентами вежливо, контингент у нас… в общем, лучше не заедаться, а нарветесь – проблемы ваши. Платим по тысяче, плюс чаевые, набегает прилично. Делать из ресторана публичный дом не позволю, без того бардак, так что шашни заводить только в нерабочее время. Если мозги есть, от клиентов наших держитесь подальше. А нет – так бог вам судья. На работу можете выходить в понедельник. Со всеми вопросами, которые по ходу возникнут, прямо ко мне. А сейчас всего доброго, у меня работы по горло.

– До понедельника в квартире ремонт сделаем, – заметила Зойка, когда мы покинули ресторан, ткнула меня локтем в бок и хмыкнула: – А жизнь ничего, слышь, Виталик?

– В самую точку, – согласилась я.

В тот же день мы продали дедовы часы, отправившись по указанному адресу. Зойка повела себя весьма умело, а выглядела столь респектабельно, нагло намекая на близкое знакомство с антиквариатом и ласково улыбаясь в ответ на все увещевания старичка, похожего на Плюшкина, что первоначальную сумму он в конце концов удвоил, и мы, довольные, пошли по магазинам, а на следующий день начали ремонт. Почти трезвый Палыч, накануне кормивший нас фирменным борщом, принял самое деятельное участие в работе и смывал потолки. Два пришедших приятеля Палыча выкладывали плитку, а мы в основном боролись с грязью, скопившейся во всех углах за долгие годы. За этим занятием нас и застал Валька, заехавший после обеда. Дверь в квартиру была открыта, Зойка обдирала старые обои в нашей комнате (в комнате Палыча обдирать было нечего, обои сами давно отвалились), а я сидела на стремянке, дрыгала ногами и приставала к Зойке со всякими глупостями.

Валька заглянул в комнату, усмехнулся и сказал нараспев:

– Здрасьте! Благоустройством занялись?

– Как видишь, – ответила я, покидая стремянку. – Извини, не сможем напоить тебя чаем, на кухне грязь… Палыч вовсю трудится.

– Обойдусь без чая. А это кто? – спросил он тише, косясь на Зойку.

– Зоя Федоровна, моя подруга. Приехала из Костромы помочь с ремонтом. Может, навсегда останется, по крайней мере, я на это надеюсь. – Зойка весело подмигнула, сидя на корточках, а я продолжила: – А это Валентин. Друг детства, в одном дворе росли. Говорит, был влюблен, врет, наверное, но все равно приятно… Ты по делу или как?

– Или как. Какие могут быть дела? Хотел проведать подругу детства, вдруг, думаю, захандрила, тоскует в одиночестве, а у нее народу полон дом.

– Надеюсь, ты не огорчился?

– Наоборот. Значит, благоустраиваешься?

– Благоустраиваюсь. Сделаем ремонт, и можно будет жить припеваючи. Квартира большая, хоть стометровку бегай.

– Тебе Влад с жильем не обещал помочь?

– Жилье у меня есть.

– В придачу с запойным соседом?

– Запойный сосед меня еще в коляске возил, и человек он неплохой. Мы за ним присмотрим, он за нами. И будет полный порядок.

– Ты это серьезно? – спросил Валька, выражение его глаз переменилось, смотрел он хмуро и вроде бы презрительно.

– В каком смысле? – решила я уточнить.

– Считаешь, что жизнь прекрасна?

Услышав это, Зойка насторожилась, приподнялась с колен, я, покосившись в ее сторону, похлопала Вальку по плечу и сказала:

– Чижик, я всерьез. Я уже ухлопала пять лет и не имею ни малейшего желания продолжать в том же духе. – Говоря это, я легонько подталкивала друга детства к выходу.

– Ладно. Я помочь хотел, а там как знаешь. – Он улыбнулся мне, сделал ручкой и исчез, а я задумалась.

– Чего он хотел? – спросила Зойка. – Рабочих, что ли, прислать?

– Что? – не поняла я.

– Твой дружок про помощь говорил, фирма своя или большой начальник? Одет прилично…

– Он не ремонт имел в виду.

– Не ремонт? – нахмурилась Зойка. – А что же?

– Вот и я гадаю, – хмыкнула я в ответ.

Ремонт закончили в субботу и справили новоселье. Из приглашенных были все те же приятели Палыча, сильно пьющие строители, и сосед-электрик с первого этажа, который помог нам починить проводку. Конечно, евроремонтом и не пахло, но квартира выглядела прилично, а главное – жилой. Палыч ходил повеселевший и пил умеренно. Мы купили необходимую мебель, шторы на окна, постельное белье и кое-что из посуды (благополучно пропитые моим дедом, в жилище эти предметы отсутствовали). От денег, вырученных за часы, практически ничего не осталось, хотя сумма и казалась нам поначалу огромной. Но мы были довольны и даже счастливы.

Отмыв стекла и постелив дорожку в прихожей, мы с Зойкой долго сидели на кухне у раскрытого окна, пили чай и строили планы. Зойка вознамерилась первым делом выдать меня замуж и сроку на это отпустила ровно год, а когда пойдут детки, она с удовольствием запишется в бабки, ей как раз по возрасту.

– Сама замуж выйдешь и родишь, – отмахнулась я.

– В сорок-то лет? Прошла моя пора… И замужем я уже побывала. А вот тебе надо, и не усмехайся. Появится семья, заботы, жизнь наладится.

– У меня есть семья, есть заботы, и жизнь в самом деле налаживается, – засмеялась я в ответ и в ту ночь впервые уснула мгновенно, лишь только голова моя коснулась подушки, и проспала без сновидений до самого утра.

В понедельник утром мы с Зойкой встали пораньше, приготовили завтрак, разбудили Палыча и, дав ему разные поручения, чтоб по занятости не затеял пить с самого утра, отправились в ресторан.

Владимир Юрьевич, встретив нас, одобрительно улыбнулся, должно быть, радуясь, что мы трезвые, и подвел к длинноногой девице в черном парике.

– Людка, объясни новеньким, что к чему, и вообще: введи в курс дела… ты понимаешь. Господи, а перегарищем-то как прет, – раздосадованно покачал он головой и торопливо покинул помещение.

Несло от Людки в самом деле за версту, хоть и выглядела она трезвой, правда, изрядно помятой. Как любил выражаться мой дед, «словно на ней черти всю ночь воду возили». Инструктаж длился минут пятнадцать. За это время к несомненным Людкиным достоинствам, как-то: способности со страшного перепоя внятно отвечать на вопросы и стойко радоваться жизни – приплелись некоторые недостатки: Людка была занудой, говорила пространно, то и дело сбиваясь на вещи, далекие от нашей будущей работы в ресторане, при этом жутко шепелявила и прикрывала рот рукой. Я не сразу сообразила, что у нее недостает двух верхних передних зубов. Когда скрывать это стало невозможно, она лихо улыбнулась и доверительно сообщила:

– Сашка, сука, в субботу по пьянке мне кулаком заехал. Урод. А в воскресенье везде выходной, теперь хошь не хошь, а две смены без зубов работай. У Вовки не отпросишься, больничные у нас не принимаются, а прогулять нельзя: у меня последнее предупреждение, правда, уже год, а может, больше.

– А кто этот Сашка? – хмуро поинтересовалась Зойка.

– Сашка? – Людка вроде бы удивилась. – Так… живет у меня… из местных, я клиентуру имею в виду. У нас ведь знаете небось, кто пасется… Вообще-то Сашка парень неплохой, но как напьется, крыша у него едет, и тогда хоть святых выноси…