Текст книги "Сердце музыканта"

Много лет назад она приложила неимоверные усилия, чтобы вырвать из сердца «неправильную» любовь: встречалась с мужчинами, уходила с головой в работу. Позже в ее жизни стали появляться другие женщины. В отношениях с каждой из них она искала счастливого завершения своего добровольного самопожертвования, но не находила.

А теперь Саша ощущала всем телом, как кто– то невидимый в ней самой хотел уничтожить сокровенное, доселе живое чувство, то, что прежде составляло основу ее существа. Душа, израненная одиночеством, плакала: Саша не могла снова допустить в себе эту любовь, от которой не было исхода; любовь, которая была много больше и свободнее произошедшей близости с актрисой.

«Нет любви. Ее давно уже нет» – убеждала она себя, спрятавшись от невыносимой боли под одеяло. Прежнее чувство, когда– то похороненное за невозможностью проявиться, теперь затрепетало в груди с новой неистовой силой. Саша поняла, что ей не справиться с этой нежностью, захлестнувшей сердце. Надо было срочно предпринять что – то, чтобы защитить себя от подступающего отчаяния. Порывистое «Я тебя люблю», сказанное актрисой, всколыхнуло в ней дыхание жизни, и теперь требовались невероятные старания, чтобы противостоять возрождающемуся чувству. Где– то внутри себя она знала, что этого не может быть.

Поглощенная неотступными мыслями, она спустилась в гостиную, где Николай все еще спал.

«Я забыла о тебе, забыла о себе, думая, что смогу так жить. Неужели ты до сих пор играешь в счастливого семьянина?…» – она принялась с любовью гладить брата по голове, а слезы предательски хлестали по щекам.

Николай проснулся от прерывистых Сашиных всхлипываний.

– Милая моя… Сашка… Ты чего плачешь?

– Я соскучилась. Посиди со мной.

– Я тебя тоже люблю, ты знаешь. Не замерзла? А я немного заледенел. Хорошо, что ты меня разбудила. Николай взял ее руки в свои и принялся согревать их дыханием.

– Я так не могу больше…

– Знаешь, а я ведь давно не видел тебя плачущей. Наверное, с того самого дня, как папа не подарил тебе щенка на наше десятилетие. Ты меня пугаешь…

– Давай выпьем вина?

– У меня премьера завтра. Возможно, не стоит выпивать сейчас?

– Мне нужна твоя поддержка…

– Любимая сестренка, я с тобой! Поверь, ни одна женщина не заслуживает того, чтобы из-за нее плакать. А мужчины тем более.

– А ты знаешь, что женщина всегда играет?

– Догадываюсь. Думаешь, мужчина нет?

– Мужчины интересуют меня гораздо меньше, но ты – лучшее, что есть в моей жизни.

– Ты мне тоже дорога, как никто, Котик. Я всегда ревновал тебя к твоим партнерам. Мне казалось, Павел так и не сумел оценить тебя по достоинству. Потом Алиса. Ты действительно хочешь быть с ней?

– Я хочу курить. Не знаю, хочу ли теперь…

– Ты никогда не думала о том, чтобы построить серьезные отношения? Ну, семья, любимый человек. Женщина или мужчина– все равно. Я хочу видеть тебя счастливой.

– Как ты можешь говорить мне о серьезности, – не ты ли сам прячешь свою боль за бесконечными романами? Братик, я никого не люблю, никого, кроме тебя. Моя жизнь уже устоялась. И поздно пробовать ее на вкус, проводить ненужные эксперименты.

– Думаю, ты ошибаешься. Сильно ошибаешься, родная моя. Пусть у меня не получилось быть с любимым человеком, я хочу лишь твоего счастья.

Две пары карих глаз смотрели друг на друга. Брат и сестра сидели рядом, вдыхая сигаретный дым, разговаривали о жизни, о том, что происходило в душе каждого.

Саша нередко мысленно называла брата мальчиком – откровением. Как и прежде, сейчас откровение это было неумолимо близко ее сердцу, невероятно схоже с ее состоянием. Николай так и не понял, что растревожило Сашу в эту ночь, когда сестра разбудила его, задыхаясь от слез, но чувствовал в ней живой отклик на собственные тревожные мысли, трансформирующиеся в переживания женщины.

Около шестнадцати часов следующего дня Николай готовился явить миру свое уникальное творение. По его представлениям, спектакль должен был произвести настоящий фурор. Несмотря на то, что до показа оставалось менее двух часов, Жанна задерживалась. Дмитрий Андреев привычным образом шутил, пытаясь разрядить обстановку.

– Где наша Кармен? – Николай начинал нервничать.

– Да ты успокойся, дружище, вспомни, когда она вовремя приходила!

– Ну да, ну да… Просто сегодня важный для меня день. И я наивно полагал, что и для нее тоже.

– Позвони ей.

– Нет! Звонить не стану. Должна же быть у человека хотя бы капля совести, хотя бы малость уважения к нам и нашему делу.

– Тогда успокойся. Никуда не денется, приедет. Может, в пробках задерживается.

– Сегодня премьера. Я немного переживаю. Совсем скоро зрители увидят «Кармен» в моей постановке! Я пронес этот образ через сердце, через всю мою жизнь.

– Мы все хорошо потрудились. А Саша будет?

– Она плохо чувствует себя, но обещала. Вот кто понимает меня больше других.

– Подождем…

Настало время открывать занавес, а Жанна так и не появилась. Напрасно Николай, оглушенный немым бессилием, заламывал руки, ругался с кем – то в гримерной, умолял Сашу позвонить ей, звонил сам, переступив через гордость, метался по коридорам. Мозг отказывался принять простую истину: актриса сбежала, дабы сорвать премьеру, так сбегает невеста из – под венца.

– Ники, она не приедет! – голос Саши донесся до него, словно в тумане.

От отчаяния он опустился на пол и заплакал отрывисто, в голос.

– Какой позор! Это я виноват! Я один во всем виноват! Все пропало! Моя репутация, мой имидж, карьера разрушены! Она сделала это, чтобы унизить меня, окончательно растоптать!

– Прекрати, не надо, будь мужиком, в конце концов! Жанна не заслуживает того. Она – только актриса, – он уловил в ее словах нескрываемое раздражение, которое тут же передалось ему и зазвучало в ушах горьким колоколом.

– Ты… ты… – он задохнулся от негодования. Как ты можешь? Ты же моя сестра!

– Когда ты уже возьмешь ответственность на себя за собственную жизнь?! Пойми, Жанна только играла с тобой. Она мизинца твоего не стоит.

– Ты не понимаешь меня! Уходи, я не желаю тебя видеть… ни сегодня, никогда!

– Посмотри, как ты распустился! И из– за чего?! Из– за женщины, которая предала твою веру.

Это была откровенная пощечина.

Андреев поспешил оставить их наедине – роль зрителя семейных конфликтов его не прельщала.

– Уходи… Я никого не хочу больше слышать!

– Ты с ума сошел! Я тебя не оставлю, – Саша инстинктивно бросилась к нему, но он не дал ей приблизиться.

– Не хочу, чтобы ты видела меня слабым! Уходи. Пожалуйста!

– Прости меня, прости, – она обняла его, по – матерински прижимая к себе.

Рыдания переполняли Николая. Он вдруг понял всю абсурдность происходящего, нелепость собственной жизни, ставшей только маской, призраком, за которыми он прятался все это время от одиночества и страха.

– Сашка, я не жил, понимаешь? – проговорил он сквозь слезы. Думал, что моя профессия– это дарить людям красоту, но нет ничего хуже, чем быть связанным с искусством. Искусство от лукавого: оно лишает разума, амбиций, свободы. А подлинного творчества в моей работе мало. Во сто крат лучше быть плотником или рыбаком. Я никого не сделал счастливым. Катюшу всегда обманывал и продолжаю обманывать! Все это время я искал встречи с Жанной, и не верил в то, что это возможно.

– Ну, прекрати, слышишь, иначе я тоже сейчас разревусь! Ты все сможешь сам, ты талантлив! Жанна тебе не нужна.

Саша переживала его боль точно свою. Николай чувствовал, как билось ее сердце, всегда неравнодушное к нему, но отчего– то забывшее саму себя. Она была его сестрой. Женщиной, которая его любила. Она целовала ему щеки, лоб, руки – и бесшумный плач разливался по ее телу. Саша не могла успокоиться, перед ней вдруг так же отчетливо пронеслась картина собственной жизни, – это была роль одинокого странника, словно ее, Саши, и не существовало вовсе!

– Сашка! Котик! Что с тобой? – Николай обвил руками ее плечи, готовый к взаимной поддержке, но сестра неожиданно отпрянула от него и, пряча исказившееся болью лицо, выбежала за дверь.

Слезы беззвучно душили, дыхание словно остановилось – ей не хватало воздуха. Она не могла допустить, чтобы брат видел слабой – в ту минуту, когда ей больше не хотелось жить.

Еще несколько секунд Николай изумленно смотрел на дверь, которую Саша только что закрыла перед ним, – и не понимал, что происходит. Он уже собрался побежать вдогонку, как взгляд его упал на аккуратно сложенный вдвое лист бумаги.

«Дорогой Коля! – прочли его застланные слезами глаза.

Я понимаю, как подвела тебя, как остро ты, должно быть, переживаешь мое исчезновение– оно похоже на бегство. Я даже не отрицаю, что оно так и есть. Я должна тебе сказать, что не могла поступить иначе. Я никогда более не смогу играть на сцене. Ты здесь не виноват. Ты не знаешь, что случилось сегодняшней ночью, но она перевернула мою жизнь. Я поняла, что лишь играла в талантливую актрису, на самом же деле являясь актрисой своей собственной жизни. Я построила ее так, чтобы сделать тебе больно. Хотела, чтобы ты смотрел на меня с экрана и раскаивался, что предпочел наркотики моей любви к тебе. Наша игра закончена – не стану за нее извиняться – мы все великолепно сыграли. Я, ты и Саша. Ты любил во мне свою неустроенную жизнь и свой страх перед жизнью. Оттого твой экстази оказался тебе ближе, чем я. Пойми, я ни в чем тебя не виню. Ты был в моей жизни, и наши отношения я запомню чистыми и романтическими. Я простила тебя за твою нелюбовь и себя за обман. Я должна тебе сказать, что эту ночь мы провели с Сашей вдвоем. Я полюбила ее этой ночью, подарившей мне новую меня, новую жизнь. Это единственное настоящее, случившееся за последнее время. Коленька! Ты был, есть и останешься моим прекрасным юношеским воспоминанием. Сейчас я понимаю, что это совсем не плохо. Я ушла, чтобы дать вам время подумать над всем произошедшим – тебе и Саше. Чтобы каждый из нас смог осознать, чего он хочет и что в действительности стоит за его поступками и действиями. Я знаю только, что я люблю ее. И тебя любила. Я знаю, вы всегда правильно поймете друг друга. Мне уже пора на самолет. Не прощаюсь. Думаю, скоро увидимся. Очень надеюсь на твое понимание. Пока. Искренне признательна. Жанна»

Строки ниже дай прочитать Саше.

«Саша! Я уехала, не попрощавшись – но так нужно. Надеюсь, ты не станешь держать на меня обиду – твой Ники все объяснит тебе лучше меня. Все, что подарила нам прошедшая ночь – не случайно. Я поверила ей. Скажу тебе больше – я мечтала о том, чтобы рядом со мной была именно ты. Мечтала рядом с мужчиной, не чувствуя, не зная тебя. Но осознание того, как ты мне нужна, пришло ко мне лишь сегодняшней ночью. Может быть, скажешь ты, слишком поздно. Я уехала тогда, чтобы не думать, чтобы избежать этого. А меня в ту пору уже невообразимо тянуло к тебе. Я не могла себе позволить этого. У меня никогда не было женщины. Теперь же я хочу быть с тобою рядом, если ты позволишь. Если ты откажешь мне – я пойму, потому что могу это принять. Я благодарна тебе и судьбе за то, что она подарила мне тебя и эту ночь, что мы провели вместе. Нежно целую тебя. С любовью к тебе. Жанна»

Глаза Николая снова повлажнели. Он не знал, что может означать это новое. Он ощущал, что сердце его только что очистилось, словно прочел священное писание или молитву.

В следующую минуту он судорожно схватил мобильный и нажал кнопку вызова. Сестра не отвечала.

«Девочка моя, возьми трубку…»

Не дождавшись ответа, он бросился вон, на ходу продолжая беспрестанно набирать ее номер. Стал расспрашивать коллег – Сашу никто не видел.

«Что ты сделала с собой?… Господи, убереги ее…»

Он вдруг ясно понял, что произошло. Это не только возмущало все его существо, но было невыносимо страшно.

«Только бы успеть… Господи, помоги мне! Только бы она осталась жива…»

Он услышал знакомую трель телефонного звонка. Чья– то трубка неистово разрывалась душераздирающей мелодией.

«Сашка! Это ее мобильный! Это я звоню тебе, родная»

То был ответ необъяснимой панике, его болезненному смятению. Опрометью Николай промчался мимо ничего не подозревающих коллег. Знакомая мелодия вела, точно его позвало за собой собственное сердце. Больше всего теперь он боялся потерять из виду тревожный сигнал звонящего телефона в оживленном, дышащим людьми, коридоре.

Действуя инстинктивно, он выломал дверь в дамскую комнату, оказавшуюся запертой. Николай плохо соображал, что происходило с ним в ту минуту. Наконец, увидел сестру – маленькую, беззащитную, лежащую на полу без движения. Несгибаемая решимость овладела им: он самостоятельно перевязал руку, из которой хлестала кровь, попытался привести Сашу в чувство. Холодные пальцы сделались нечувствительны, тщетно Николай пытался согреть их своим судорожным дыханием. Сердце готово было разорваться на части.

– Сашуленька, солнышко! – Николай осторожно приподнял ей голову. Ты поправишься, обещаю тебе. Я всегда буду рядом.

К счастью, скорая помощь приехала быстро. Саше моментально оказали медицинскую помощь и госпитализировали. Длинные сумеречные коридоры больницы, утонувшие в полумраке наступившего вечера, удивительным образом подействовали на Николая. Он не бегал по отделению, изнемогая в истерическом припадке; нет, менее чем за час выучился ждать, терпеть и надеяться, чувствуя в себе энергию пробуждающейся жизни.

Доктор, пожилой и мудрый человек, сказал, что Саша потеряла много крови, но опасность миновала. И с некоторой ироничной серьезностью заметил:

– Многие беды в молодости случаются по глупости. А как удивительна эта жизнь – понимаем иногда поздно. Часто мы бываем так патетически настроены к собственной персоне, что желаем обратить в трагедию то, что ею заведомо не является. Но ты вовремя подоспел. Молодец. Все у вас будет хорошо.

Глаза Николая наполнились слезами. Он не помнил, как открыл дверь палаты, оказался рядом с Сашей, целовал ей руки.

– Ники! Я научилась страдать, хотя никто никогда не видел моих слез. Страдать, а не любить!

– Глупенькая моя сестренка! Ты мне так нужна! Знаешь, мне долгое время казалось, что меня никто не любит. Сегодня я понял, что могу быть счастливым, несмотря ни на что, и дороже тебя у меня нет никого в жизни.

– Я люблю тебя, братик.

– Какое счастье, что ты жива!

– Когда я поняла, что совершила ошибку, было поздно: мне стало плохо. Прости меня! Я забыла о том, что важнее всего на свете – это мы сами. Ты и я…

– Мы не научились еще любить самих себя такой любовью, которая делает сильнее, могущественнее, помогает обрести единство с целым миром.

В коридоре ждала Катерина. Ее раскрасневшееся от волнения лицо напомнило Николаю об ответственности перед женой, думать о которой он всегда забывал. Немыслимо, сколько вынесла рядом с ним эта женщина!

«Я никогда не был один» – приятной мелодией звучал у него в голове нежный Сашин шепот. «Я считал себя одиноким, потому что сам не желал понимать ценности и прелести этой жизни»

– Родной мой! Любимый! Я только что узнала обо всем. Ты мне даже не позвонил. Что с тобой произошло?

– Прости меня, Катюша. Я не самый хороший муж. Премьера не состоялась, но так должно было случиться. Должен признаться, спектакль поставлен отвратительно. Моя «Кармен» – это такая фальшь, такая пустота! В ней нет жизни, одна только нескончаемая игра, которой я сыт по горло.

– Как Саша?

– Она будет жить теперь. Все хорошо.

2010

Сердце музыканта

Благодарю тебя, мой друг,

За тихое дыханье,

За то, что ладанкой ладонь

На грудь мне положила,

И медленней пошел огонь

По напряженным жилам.

(Софья Парнок)

Часть первая

Возле огромного перекрестка по тротуару шел молодой мужчина. Его походка, скрываемая присутствием сумерек, выражала состояние крайней растерянности, опустошенности и неизбежности чего– то непоправимого. Весь облик выдавал драму, которая совершалась в нем самом.

С самого утра шел дождь. Крупные капли воды, стекая по водосточным трубам, собирались в отважные ручьи, готовые пуститься в неудержимое опасное приключение. Соприкоснувшись с асфальтом, они таяли на глазах, растворяясь в собственных слезах.

Наступила пора золотого сентября. Шелест осенних листьев, утопающих в тишине наступившего вечера, напоминал шепот нездешних голосов, уставших от жизни, угнетенных своим одиночеством.

В воздухе запахло свежестью. Вдали заблистали отсветы зеленых огоньков, и послышался звук приближающегося автомобиля.

Мужчина интуитивно повернулся на этот свет, и спустя несколько мгновений уже шел навстречу ему, не видя ничего, не чувствуя ног. Нынешним вечером он вышел из дома, чтобы скрыться от неприглядного мира в каплях дождя. Зеленые огоньки загадочно мерцали и манили за собой. Внезапно послышался визг тормозов: наш замечтавшийся герой едва не угодил под колеса. Удар пришелся по левой ноге и, хотя столкновение было несильным, его вытолкнуло на проезжую часть. В ту же минуту дверца серебристой иномарки распахнулась.

– Я сбила человека! Боже мой!

– Верно, ненормальный. Сам под машину бросился.

– Давай отвезем в больницу! Ему плохо, разве ты не видишь?! Скорей, поднимай его!

– Тяжелый, черт…

Как в тумане, доносились до него слова. Он не понимал почти ничего из того, что они говорили и делали. Ему было все равно. Точно сквозь сон он ощутил нежные прикосновения чьих– то дрожащих пальцев.

Когда он пришел в себя, солнце уже поднялось. Первое, что почувствовал, еще не открывая глаз – кто – то бережно держал его за руку. От пальцев исходило приятное тепло. Значит, остался жив.

– Миленький, что же вы так пугаете? Я чуть с ума не сошла.

Медленно разлепив усталые веки, обнаружил перед собой очаровательную незнакомку. Струящиеся каштановые локоны, ярко– голубые глаза, восхитительная грация! Склонившись над ним, она приветливо заговорила:

– Добрый день! Вы проспали все утро.

Он нашел ее улыбку совершенно неотразимой. Никто прежде не относился к нему с таким сердечным вниманием и удивительной нежностью. Его поразили живые глаза, излучающие свет. Неистово вдруг захотелось поцеловать эти трепетные пальчики, спасшие ему жизнь. Неожиданно для самого себя он приложил их к губам. Мозг, опьяненный внезапным возвращением к жизни, не успел проконтролировать это желание.

Она не отняла руки, только сияли в свете наступившего дня ее глаза и та самая пленительная улыбка.

Его мучили жар, дикая головная боль, сильный озноб. Женщина, спасшая ему жизнь, по– прежнему находилась рядом. Он не хотел, чтобы все заканчивалось, а больше всего боялся, что неожиданная гостья может так же внезапно исчезнуть, как и появилась.

К ночи сознание полностью прояснилось, температура спала. Он жестом попросил воды. Отпив немного, попытался приподняться.

– Как вы себя чувствуете? Болит что – нибудь?

Внезапно он вспомнил, что не может говорить– последствие аварии. Вместо голоса у него выходил тихий, почти неразличимый шепот. Впервые взяла его какая– то необъяснимая досада за то, что не может отблагодарить добрым словом чудесную женщину, которая, забывая о себе, вот уже почти сутки дежурила у его постели.

– Что с вами? Скажите что– нибудь. Вам плохо?

Он не знал, как ей это объяснить. Чтобы показать, что слышит и понимает, нежно накрыл ладонью ее тонкие изящные пальцы и пронзительно заглянул в глаза.

– Вы не можете говорить? – догадалась она.

В ответ он попытался что– то произнести, но не смог– губы точно онемели, язык не слушался. Она поняла без слов.

– Я не могу говорить, – с искренним сожалением прошептал он ей в самое ушко. Мне очень жаль. Но, может быть, я каким– то образом смогу отплатить Вам за вашу доброту?

– Что вы, не беспокойтесь так, – вновь зазвучал вдохновляющей мелодией ее голос. Я вас понимаю.

– Вы очень красивы, – перебил он ее. Вы, как Ангел! Кто Вы? Как Вас зовут?

– Я женщина, которая не смогла вас оставить одного на перекрестке своего пути, – c некоторой иронией заметила она. Вы, кажется, собирались покончить с собой? Зачем бросились ко мне под машину? Меня Лена зовут.

– Поверьте, такое решение принять нельзя. Понимаете, я не нашел выхода. Жена прикована к инвалидному креслу. Два года не встает с него – парализованы ноги. Пятилетняя дочка погибла в аварии. Я сделался таким по собственной вине. А на дороге я очутился случайно. Увидел свет, показавшийся мне спасительным.

– Ну, это не вам судить, кто виноват. Вы сейчас старайтесь меньше об этом думать. Вам нужно выздоравливать. И вашей жене поддержка нужна, а не отчаяние. Кстати, где она?

– Раньше Люся жила здесь, со мной, а сейчас в доме для душевнобольных. Не вынесла потерю ребенка– сошла с ума. Несколько раз пыталась отравиться. По ночам плакала, внушила себе, что никому не нужна. А я не смог ей дать должной поддержки и защиты.

– Не переживайте Вы так, все образуется. Выход есть всегда. Надо только бороться, не опускать руки. Скажите еще только, как называть мне вас?

– Алексей меня зовут.

– Алекс! Я люблю имена на французский манер. Я сама наполовину француженка. Так я Вас и буду величать, Вы не возражаете?

Волнение, непонятное, но объяснимое, внезапно охватило все существо. Смущенный и раскрасневшийся, он лишь лихорадочно кивнул в ответ.

Алекс (читатель позволит мне называть так героя) огляделся по сторонам. Он находился в собственной гостиной– предметы интерьера и мебель оказались до боли знакомыми. Отсюда он бежал вчерашним вечером без оглядки, стараясь уйти и от ужасающей действительности.

– А как я домой попал? – снова зашептал он. И Вы… Ты… Почему Ты здесь?

– Вы выскочили на дорогу, точно в беспамятстве. Я очень испугалась. Сигналю вам– никакой реакции! Возможно, и я виновата– набрала скорость больше, чем следовало. Повезли вас в травм. пункт. Врач ногу посмотрел, сказал, что ничего серьезного нет, просто ушиб. А у вас жар, температура!

– Я уже на улицу вышел больным, меня знобило. Вашей вины здесь нет.

– Назвали адрес, сюда мы вас и привезли. Потом брат ушел, а я вот осталась.

– Не побоялись? Со мной остаться?

– Да вы вроде не опасны, – ее голубые глаза лукаво засияли. Алекс невольно залюбовался ею. И не могла я вас бросить в таком состоянии. Я сама медицинский работник. Вот, первую помощь оказала даже.

– Так вот отчего мне так быстро полегчало, – улыбнулся Алекс. Вы– сестра милосердия! Что может быть прекраснее! И, словно спохватившись, добавил: – Я говорил что– нибудь в лихорадке?

– Нет, все больше молчали, – загадочно ответила Лена. Зато теперь, я вижу, вам уже значительно лучше. Вы извините меня, мне, к сожалению, пора. Я должна идти.

– Прошу Вас, умоляю, не уходите! – Алекс не смог скрыть своего огорчения. Вот она, та, которая наполнила его жизнь новым смыслом, – и она хочет уйти! Господи, что я говорю! Простите меня! Но ведь Вы… Ты придешь еще?

– Я оставлю номер телефона, звоните. Меня очень беспокоит ваше здоровье. Но сейчас мне нужно домой. У меня ребенок. С мамой оставила.

– Замужем?

– В разводе. Воспитываю сына. Она наскоро черкнула ему 11 цифр– номер мобильного. Видно, ее что– то очень заботило.

– Подождите, куда же Вы пойдете – ночь на дворе! Давайте, я хотя бы такси вызову. Вы столько сделали для меня, позвольте мне что– то сделать для вас!

Она ушла от него глубокой ночью. Он проводил ее долгим тоскующим взглядом из окна, пока она садилась в такси. Но вот машина скрылась за поворотом, увозя с собою надежду на возрождение, на новую, наполненную особенным смыслом, жизнь. Алекс вновь остался один, хотя и с живой мыслью о Ней, воспоминанием об их удивительной встрече.

Ночь выдалась безлунная. Дождь лил, не переставая, как в прошедший вечер, когда он вышел из дома, чтобы, наконец, найти Ее. Лежа в темноте, слушал отрывистый шум стекающих по стеклу капель. Много курил. В полудреме внимал стуку своего сердца, готового выпрыгнуть из груди. Боже мой, как сильно он желал Ее в эту ночь! От жара, разносимого по всему телу (казалось, у него снова поднялась температура!), он не мог сосредоточиться ни на одной мысли, кроме как о Ней… Ночь вся дышала Ее присутствием. И на этом диване, где они просидели вместе несколько часов, он теперь не мог заснуть один! Словно снова вернулся тот бред, беспокоивший его прошлой ночью, когда Лена держала его за руку своими трепетными пальчиками. В сладкой истоме закрывал глаза– и Она вся представлялась ему. То было не просто желание физической близости с женщиной, которой у него давно не было. Он хотел ощущать Ее каждой клеточкой, слышать прерывистое дыхание у себя на груди. Представлял, как эти нежные губы могут целовать, как она будет таять в его руках, а он– дарить ей самые бесстыдные ласки, на которое только будет способно воображение.

Два года минуло с тех пор, он с семьей попал в ужасную аварию. Маленькая Катюша погибла на глазах, а супруга вскоре сделалась инвалидом. Чудовищное переживание горя, острое чувство вины внутренне душили его, создавали невозможность строить отношения с другими женщинами.

С того дня что– то умерло в нем, сломалось. Он не мог ни о чем думать. Отовсюду грезились ему глаза маленькой дочери, глаза с упреком, лицо ребенка, который, умирая, очень хотел жить. Может быть, такой запрет самому себе он наложил в качестве наказания, потому что накануне трагедии изменил жене. Подобралась веселая компания. Все случилось само собой. Утро наступило неожиданно. Конечно, он не успел домой к тому часу, когда обещал дочурке свозить ее в парк покататься на карусели. Обеспокоенная супруга, не видевшая мужа целую ночь, вызвалась ехать с ними. Алекс гнал машину на огромной скорости, надеясь тем самым искупить хотя бы часть вины за то безумие, которое позволил себе по пьяной случайности. Дальнейшее помнил очень плохо. Сильный удар. Машину два раза перевернуло. Огромные перепуганные глаза, источающие отчаяние. Кровавая лужа на асфальте.

Но сегодня ночью что– то доселе спавшее, пробудилось. Он почувствовал движение жизни, остро ощутил воздух вокруг себя. И не только допустил мысль о близости с женщиной, а осознавал, что ему нужна именно эта женщина! Неугасимая волна жизни поднималась, волнуя все его существо! Он захлебывался в океане своих судорожных мечтаний, и не мог их победить! Все тело горело от подступившей страсти. Не надеясь более заснуть, Алекс простоял несколько минут под душем в ледяной воде. Надо было помочь себе успокоиться. Он был один.

С этого момента, проснувшись утром на своем одиноком диване, он запретил себе думать о ней.

«Все – бред, – убеждал он себя. Я не могу изменить прошлое, и не хочу думать об этой женщине»

Вопреки его недоверию к отношениям, они стали видеться часто, почти каждый день. Справившись о его здоровье, Лена рассказывала о себе, о путешествиях, читала вслух Бодлера, Блока. Они могли говорить обо всем на свете, испытывая взаимное наслаждение от этих бесед. Всякий раз Алекс поражался глубине ее мысли и тому, c какой тонкостью она могла воспринимать самые обычные вещи. Никто прежде не высказывал столько интереса к его внутренней жизни, никто не умел так понять его, как эта женщина. Он охотно рассказывал обо всем наболевшем, умалчивая, пожалуй, лишь о необъяснимом физическом притяжении к ней, которое возникло той самой ночью. Боялся обнаружить перед ней свою страсть и чувства, рожденные тягостным страданием; стыдился произнести самые естественные слова или позволить себе лишний жест. Постепенно гостья, в солидарность нашему герою, приобрела привычку произносить слова тихо, мягко выговаривая каждую буковку, нежно шептать, – и ее речь сладостной музыкой лилась в его воспаленном мозгу.

– Я вижу у вас рояль, – как – то заметила она. Вы играете?

– Нет… Вернее, теперь нет, – сбивчиво прозвучал его шепот.

– Как же это? Значит, вы когда– то играли? Эта женщина понимала все. Сыграйте мне что– нибудь!

– Я не могу играть, – попытался он оправдаться и почувствовал сильную неловкость, интуитивно поняв, что она не поверила. Впервые Лена что– то попросила у него, а он отказал. Ужасно глупо! И, чтобы как– то замять ситуацию, со всей искренностью произнес:

– Я давно не прикасался к клавишам, а для меня они священны. И совсем не хочется оскорбить ваш слух тем впечатлением, которое может произвести моя дурная игра.

«Милый, бедный мой! – говорил ее взгляд, соприкоснувшись с его растерянными глазами. Как ты страдал! Как ты жил здесь? Чего же ты боишься?»

Едва ли можно было вынести пронзительного взгляда, знавшего всю правду. Эти волнующие глаза провоцировали, а чувственные губы просили поцелуя. Все происходящее наполняло сердце невероятным счастьем и стремилось разрушить его одновременно.

Она первая прекратила эту пытку.

– Вы меня простите, я вынуждена сейчас вас покинуть. Мне на дежурство пора, на смену.

– Вечером?

– Я сегодня в ночь. Приду завтра днем. Нет, вечером. Отосплюсь и приду, хорошо?

Он кивнул. Дыхание еще не улеглось, все его существо трепетало.

– Приходите… утром… Я ждать вас буду. Он протянул к ней руку и робко взял ее пальчики в свою ладонь.

Она не вернулась не только днем, но даже к вечеру следующего дня. Все это время Алекс провел в муках ожидания. Напрасно он ждал ее, позеленевший от тоски, прислушивался к шагам, доносившимся с лестничной площадки. Все это были чужие шаги (а ее тонкую нежную поступь он знал наизусть!), и никто на свете не имел понятия о том, как сильно болело у него сердце.

«Она не захотела меня больше видеть. Ей стало неприятно и скучно со мной…»

«Я обидел ее, отказав в просьбе…»

«Она все поняла и не захотела больше тратить на меня время. Что мог дать ей я, бесконечный романтик, боящийся выразить свои чувства?»

«Она меня жалела… и вовсе не была мной заинтересована… Зачем я ей нужен?…» – мысли вихрем проносились в его голове, но ни одна из них не удовлетворяла. Он не мог найти объяснение ее внезапному исчезновению, как не мог поверить в то, что она решила оставить его.

«Я оттолкнул ее, испугавшись собственной глупости, нерешительности…»

«Господи, какой же я идиот! Я даже не знаю ее адреса, ни разу сам не позвонил. Что в таком случае должна думать женщина?»

Номер оказался вне зоны досягаемости.

«Опоздал…» – трагически резюмировал Алекс, судорожно стуча по кнопкам мобильного телефона. Он еще долго слушал, как бездушный автоответчик в десятый раз сообщал ему о невозможности соединения с Ней – и не мог этого понять!

Не задумываясь, отдал бы он сейчас полжизни за то, чтобы снова услышать звук ее шагов, этот мелодичный голос, целую жизнь – за одну встречу с Ней!

Сердце разрывалось на части от непроходимого отчаяния, и, казалось, острая боль безысходности поглотила его целиком. Внезапно мобильник вырвался из его рук и со всей силы ударился о стену. Наблюдая за тем, как любимая «раскладушка» раскололась на две равные половины, он уже не слышал звука умирающей жизни в себе самом.