Текст книги "Ангелы не бросают своих"

Глава 22

Окончание первой сказки Васи-Ангела

– Катит наш мотик, катит, – продолжал сказку Вася, – глядь, а навстречу ему усталый тяжелый Харлей. Наш-то бак выпятил – и к нему:

«Привет, Харлей! Ты меня не узнаёшь?»

«Не-а», – отвечает Харлей.

«Зря ты так. Все говорят, что я ну просто вылитый ты!»

Харлей-то, несмотря на то что силач, оказался машиной добродушной. Чтоб молодого не обидеть, он и отвечает уклончиво:

«Ну, может, что-то есть… неуловимое…»

А молодой да самодельный хвастается:

«Знаешь, какая у меня мощность? Знаешь, какая у меня скорость? А посмотри, какое у меня сиденье! С „макаронами“! А у тебя никаких „макаронов» нет“.

«Да, – отвечает Харлей. – Я как-то так живу… Без лапши на ушах».

Наш мотик не успокаивается:

«А давай вон до того поворота прокатимся! Ведь я, знаешь, от деда с бабкой сам убежал!»

«Это от каких деда с бабкой? – спрашивает Харлей. – От тех, что тебя в мастерской заказали?»

«Ага!»

«И ты этим гордишься?»

«Ага!»

«Ну-у…» – протянул Харлей.

Видимо, он хотел что-то сказать молодому мотику, но тот не дал ему даже слова вставить.

«А еще, – продолжал рассказывать молодой, – я Дырчика обогнал, в шесть секунд!»

«Дырчика?» – переспросил Харлей.

«Ага!»

«И ты этим гордишься?»

«Ага!»

А из молодого так и сыплется:

«Еще я обогнал Ведро с болтами! И ВТЫКа! И вообще! Я кого хочешь обгоню! Так что давай! Давай до вон того поворота! Увидишь, я и тебя сделаю!»

«Ну, если ты настаиваешь…» – покачал рулем Харлей.

Встали они рядом.

Наш мотик аж приплясывает, а Харлей спокойно так стоит, на дорогу поглядывает. Ну, и рванули.

– Бедный мотик! – в третий раз не выдержал Андрейка.

– Да, брат…

Короче, с пол-оборота обошел его старик Харлей. Ну, а наш-то, пыжился, пыжился, ломился как оглашенный, ну и…

– Только не говори, что разбился! Пусть лучше заглохнет! – попросил Андрейка.

– Ладно… Ушатать[8]8
  Ушата́ть – погубить, разбить (байкерский сленг).


[Закрыть] байк – дело не хитрое. Вот удержаться – похитрее будет!

В общем, заглох наш молодой – и юзом в кювет! А Харлей крякнул и покатил своей дорогой, скорости положенной не превышая. Тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец.

– Подожди, подожди! – остановил Ангела Андрейка. – А как же дед с бабкой?

– Как? Нормально. Дед плачет, бабка плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба! Я снесу вам другое яичко, не золотое, а нормальное, которое я для того и снесу, чтоб сделать из него яичницу и ничем другим не заморачиваться!»

– Ангел! Это же из другой сказки!

– Да? А я и не заметил, – зевнул Вася, прикрыв ладонью рот. – И вообще. Внимание мое рассеивается – значит, мне пора отрубиться. Спокойной ночи.

– Нет! Давай я доскажу сказку!

– Ну давай, неуемная душа. А ты спрашиваешь, почему я рядом с тобой остановился.

Конечно, Андрейке не давал покоя молодой мотик, беспомощно лежащий в кювете. Ему очень хотелось, чтобы сказка хорошо закончилась. Конечно, мотик был порядочным хвастунишкой, но все-таки…

– Утром дед с бабой пошли по следу.

– Во, еще и детектив на ночь глядя, – заворочался Ангел.

– Пошли они по следу и нашли свой мотик в канаве. Притащили его домой, перевязали раны и давай ему объяснять, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

– Ну и что, объяснили? – почти сквозь сон пробормотал Ангел.

– Ну да!

– A-а… до сих пор объясняют… понял… – Через секунду Вася-Ангел уже смачно храпел.

А через две секунды засопел и Андрейка. Он и сам, честно говоря, не успел понять: смогли дед с бабой что-то объяснить молодому мотику или нет. Главное, что из канавы вытащили…

Не успел Андрейка в сказке разобраться. Потому что заснул.

Глава 23

На следующий день байкерские конкурсы продолжались. Главным в этот день была настоящая живая гонка под названием «Драг». Как объяснил Вася Андрейке, это что-то вроде стометровки. Четыреста два метра, и ни сантиметром больше. Вася вышел на старт среди своих товарищей. Андрейка так кричал, болея за него, что даже голос сорвал. Но Вася, к сожалению, не выиграл, хоть и пришел в числе первых.

После обеда конкурсы уже проходили без мотоциклов: кто больше выпьет пива, кто больше съест сосисок и прочее.

Андрейка с Васей глазели и болели, переходя от одного места, где проходил конкурс, к другому. Особенно интересно Андрейке было смотреть, как могучие байкеры борются в конкурсе «Армреслинг». В нем требовалось, сидя за столом, прижать руку противника к столешнице.

Ух, какие гиганты тут собрались! Даже смотреть – и то страшно! Вздуваются мускулы, становятся видны вены на руках, на шеях и на висках богатырей. Стол трясется!

В этом конкурсе могучих Вася снова поучаствовал. К чести Васи, он сошел с дистанции совсем близко от финала.

– Можно победить, только тренироваться надо! – заключил Ангел. – А может, и не надо.

Андрейка так и не понял: надо или не надо…

Дальше Вася, Степаныч и другие байкеры начали потихоньку собираться за «пивным столом». Фестиваль близился к завершению, и «пивной стол» являлся как бы негласным его закрытием.

Ангел занимался устроением стола, а Андрейка решил подкараулить Степаныча возле палатки. Перед тем как Степанычу уйти, задержал его.

– Степаныч! Покажи мне, как играть песню про ангела! На гитаре. Покажи, а! – попросил Андрейка.

– Ну, ты даешь! – удивился Степаныч. – Да у тебя пальцы не дотянутся струны зажимать! Ты посмотри на свои пальцы! Это же…

Степаныч взял Андрейкину руку и сравнил его ладонь со своей. М-да… По сравнению с лапой Степаныча пальцы мальчика смотрелись как пальчики младенца, сидящего в коляске.

– Ну Степаныч! Ну миленький! Покажи! – не отставал Андрейка. – У меня пальцы… скоро вырастут, вот увидишь!

– Ладно, – согласился Степаныч, – давай листик бумаги. Я тебе нарисую!

Ох как трудно решить такую проблему! Где же найти листок бумаги и ручку? Андрейка обежал палаток семь, прежде чем в одной из них девушка протянула ему ручку и пару листиков бумаги из блокнота.

– Ручку верни! – крикнула она вслед уносящемуся Андрейке.

– Обязательно!

Степаныч сдержал слово. Он нарисовал на листках шесть струн и точками обозначил расположение пальцев, пометив каждую точку циферкой, обозначавшей номер пальца. А чтоб Андрейка не запутался, Степаныч на каждом Андрейкином пальце написал номер. Потом показал, как держать гриф. И написал восемь строчек из первого куплета, указав, как слова сочетаются с аккордами.

Правда, почерк у Степаныча… Если бы Андрейка не знал, о чем идет речь, подумал бы, что это не слова песни, а шифровка иностранного агента.

– Ну, как-то так! Охота, брат, пуще неволи. Играй, – сказал Степаныч на прощание и ушел.

Андрейка остался наедине с гитарой. Наконец-то сбылась его мечта! Он держал в руках прекрасный инструмент, до краев наполненный музыкой. Оставалось только как-то эту музыку извлечь, и мальчик приступил к этому делу без страха и сомнения.

Сначала он долго путался в струнах и пальцах, не понимая, какой куда пристроить. Потом наловчился чуть-чуть и вдруг, совершенно неожиданно, услышал аккорд, на который сразу легли слова.

Снова и снова Андрейка повторял аккорд и слова и, когда запомнил, перешел к следующему аккорду.

Глава 24

Конечно, Андрейка не замечал времени. Заметил только, что стало темнеть. Да еще, отнимая пальцы от струн, чувствовал, как болят подушечки… Казалось, что руку можно оторвать от грифа только с мясом, что стоит поднять пальцы от струн, и их уже никогда нельзя будет опустить на них снова – так это будет больно…

Когда стемнело совсем, Степаныч, Линда и Вася вернулись к палаткам. Они были в веселом расположении духа, чуть покачивались и пахли пивом.

– Что ж гитару отложил? – спросил Андрейку Степаныч. – Я же говорил, что ничего у тебя не получится.

– Почему – не получится, – не согласился Андрейка. – Получится.

– Тогда покажи, чего достиг!

Андрейка взял гитару. Темновато было возле палатки, а то бы Степаныч, конечно, не разрешил ему играть из-за стертых струнами пальцев. Он закусил губу, сморщился, и…

Пальцы встали на струны.

Конечно, Андрейка не знал никаких переборов. Но, проводя по струнам на каждом выученном аккорде, он извлекал из гитары не что-нибудь, а музыку песни «про ангела».

 
Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь,
Любит праздники и громкий смех,
Пыль дорог и ветра свист…
Он был везде и всегда своим,
Влюблял в себя целый свет
И гнал свой байк, а не лимузин.
Таких друзей больше нет!
 

Чистый голосок Андрейки выводил слова песни, а струны под его тоненькими пальцами мелодично звучали.

Это было удивительно! Степаныч присел рядом с Андрейкой и потихоньку снял с гитарного грифа пальцы его левой руки, осторожно разогнул их. Кончики пальцев покраснели, а из мизинца, чуть прорезанного струной, сочилась кровь.

– Снимаю шляпу, – промолвил Степаныч. – Снимаю шляпу, – повторил он. – Линда, быстро тащи водку!

Девушка извлекла из сумочки бутылку с остатками спиртного. Степаныч достал из кармана почти чистый платок, намочил его в водке и протер порезанный палец Андрейки.

Тот морщился, а Степаныч, стоя на коленях, на полном серьезе дул Андрейке на пальцы. Потом порез забинтовал чистым бинтом.

– Тебе, брат, надо учиться, – сказал Степаныч. – Уж я прослежу за Ангелом, чтоб он тебя пристроил.

– Да я и сам уже думал, – сказал Вася. – Надо же! А я сколько раз начинал…

– И что? – поинтересовалась Линда.

– Сколько раз начинал, столько раз и бросал… – вздохнул Вася. – И замечу, это происходило не только с гитарой.

– Нашел чем хвастаться! – крякнул Степаныч, вставая с колен. – Ты, малой, завтра не играй. И послезавтра тоже. А вот послепослезавтра уже можно, только без фанатизма.

– Я… я не смогу после… послезавтра… – Андрейка не заметил, как его охватила нервная дрожь.

– Почему? – спросил Степаныч.

– У м-меня же г-гитары нет.

– М-да… – покачал головой Степаныч и пропел:

 
– Господи, дай же Ты каждому,
Чего у него нет…[9]9
  Песня Б. Окуджавы «Молитва».


[Закрыть]
 

Глава 25

В эту ночь Ангел и Андрейка, как только забрались в палатку, перед сном позвонили маме.

– Как ты там, сынок? – вибрировал где-то далеко голос мамы.

– Хорошо! – кричал Андрейка. – Я учусь на гитаре играть!

– Чего это вы звоните так поздно? Почему не спите до сих пор?

Тут Вася хлопнул себя по лбу! Не догадался после праздника, что человек в больнице и в это время уже может спать!

– Спроси, мы маму твою разбудили? – прошептал Вася.

– Ма, мы тебя разбудили? – переспросил Андрейка.

– Нет. Я тут разговариваю…

– С кем?

– С Богом.

– Ма…

– Не переживай, сынок. Васю слушаешься?

– Попробовал бы не слушаться! – громко крикнул в трубку Вася, уловив последний мамин вопрос. – А как ваше здоровье?

Вася наклонился к трубке. Хорошо, что мама не слышала, как от Васи пахнет пивом!

– Да так… – ответила мама. – Вася, вы завтра, когда приедете, Андрейку отвезите, пожалуйста, к тете Вере. Мне еще лежать несколько дней.

– Не волнуйтесь! Отвезу в лучшем виде!

На этом разговор и закончился.

– Ну что? Разбудили мы ее? – спросил Вася, когда Андрейка нажал кнопочку на телефоне.

– Нет. Она разговаривала.

– С кем?

– С Богом.

– Да-а, – протянул Вася, вытягиваясь на полу палатки. – Получается же у людей с Богом поговорить. А тут… Вот если бы я с Богом разговаривал, я бы ему пару вопросиков-то задал!

– А какие вопросы ты бы Ему задал? – поинтересовался Андрейка.

– А ты бы – какие?

– Ну, я бы спросил, почему мама болеет.

– А я бы спросил: почему вообще люди болеют… И еще я бы у Него спросил: как это Ему удается так переставлять разных людей с места на место? Как Ему удается одних людей сводить, причем таких разных, что страшно аж до мурашек по коже, а других, например, разводить? Как это Он нас всех тасует со своих небес? По какому принципу? Почему один может на гитаре играть, а другой – нет? Нет, почему именно этот может, а вот этот нет? Почему один нас гонит, а другой зовет? Почему один нас любит, а другому мы… до лампочки? А, малой? Не знаешь?

– Не-е… – протянул Андрейка.

– А как ты думаешь? Почему? – допытывался Вася.

– Я не знаю. А мама…

– Что – мама?

– Мама говорит, что Земля – это место для испытания.

– Ну да… для испытания. А зачем нас надо испытывать? Что, Бог сам не знает, что я, например, Вася-Ангел, а не Вася-Горшок! И что я способен, например, на первое и на второе, а на третье и все остальное не способен, хоть тресни! А хочется мне и третьего, и четвертого!

– Не знаю… Ну… может, не все от Бога зависит… Что-то зависит и от человека…

Вася помолчал, потом вздохнул:

– Наверно, ты прав. «Устами младенца…»

– Я не младенец, – не согласился Андрейка.

– Ну да. Вот я помню: когда я был совсем маленьким, я уже хотел… Да ладно!

– Вася, расскажи!

– Я уже тогда хотел стать ангелом. Меня бабушка в церковь водила. Там икона висела… человек с крыльями. Вот я и мечтал, чтоб у меня выросли крылья и чтоб я мог летать. Вот, бывало, идем мы с бабушкой из церкви. Поля кругом, дорога сельская, ни души вокруг. Я поднимаюсь и лечу. Честное слово!

Так и летаю, пока бабка меня хворостиной на землю не собьет.

– А зачем она тебя сбивала?

– Чтоб не зазнавался… – вздохнул Вася.

– Наверно, тебе поэтому и косуха с крыльями досталась, – вспомнил Андрейка.

– Чего? А! Ну да… Давай, Андрюха, спать. А то мы с тобой что-то оторвались от земли. А земной закон гласит: человек похож на пиво. Почему? Человек ищет выхода, и пиво тоже ищет выхода. Пора выпустить пиво на волю. Пора вернуть его в естественную среду обитания.

Тут Вася заворочался, приподнялся и выполз из палатки, чтоб выпустить пиво на волю.

Глава 26

Утром байкеры дружно жаловались на головную боль, потому что празднование «отвальной» затянулось у многих почти до рассвета. Да и утро началось часов с двенадцати дня. А после обеда байкеры и их подруги стали сворачивать палатки, паковать вещи и собираться в обратный путь.

Андрейка занял свое место на трайке Степаныча, а Вася, как один из главных байкеров, опять поехал не в строю, а рядом с колонной мотоциклов.

Снова стелилась под колеса дорога, потом – вечерние городские улицы. И люди, люди… Все так же кто-то приветственно махал руками, а кто-то грозил кулаками.

Наверно, только Бог мог ответить, почему одни машут так, а другие – эдак. И вообще, почему одни завидуют, а другие радуются? Почему одни ненавидят, а другие – любят? Почему?

Нет, не мог Андрейка ответить на эти вопросы. Мысли его снова перескакивали с одного на другое. С машущих людей на улице – на Васю-Ангела, с Васи – на маму, с мамы – на тетю Веру, и снова – на маму, на Васю…

Здорово было ехать! Здорово!

Гудели мотоциклы, ехали на них люди, и среди них Андрейка, как равный среди равных, сильный среди сильных. Как хотелось ему, чтобы путешествие по вечерним городским улицам никогда не закончилось…

Но вот уже показалась та самая площадь, с которой байкеры начинали свой выезд на слет. Все прощались, хлопали друг друга по плечам, махали на прощание руками. Степаныч вытащил Андрейку из детского кресла, а Андрейка сам снял шлем и безрукавку.

– Спасибо, Степаныч! – сказал он.

– На здоровье, брат, – обнял Андрейку Степаныч. – Надеюсь, увидимся еще. Про гитару-то не забывай!

– Никогда! Никогда не забуду!

– Мамку проси, пусть купит тебе.

– Да…

Пальцы Андрейки уже почти не болели, а порез покрылся корочкой. Но пальцы уже помнили и твердость грифа, и теплоту древесного гитарного изгиба… Они просили: «Хотим еще! Разве ты не понимаешь, что нам это необходимо!»

Ги-та-ра… Степаныч обнимал кого-то другого, а Андрейка с грустью подумал о том, что, конечно, даже не заикнется маме про инструмент…

Потом Андрейка стоял возле Васиного мотоцикла – ждал, пока Вася со всеми распрощается. Наконец Вася это сделал. Уф!

– Ну что? – подошел к своему «харлею» Вася. – Все хорошее когда-нибудь кончается. Но, хочу тебе сказать, когда-нибудь кончается и все плохое. Так что поехали. Отвезу тебя домой.

– К тете Вере? – тихо спросил Андрейка.

– К тете Вере. А что, есть альтернатива?

Вот на этот вопрос Андрейка не знал, как ответить. Он точно не знал, что такое «альтернатива». Так, догадывался по смыслу, но…

Разве мог он предложить Васе… Разве мог он просить друга? Вася и так возился с ним почти четыре дня! Можно сказать, поссорился из-за него с Юлой! Хотя и говорил, конечно, что не из-за него…

– А твоя мама в какой больнице лежит? Знаешь, где? – спросил Вася.

– Я знаю, на какой станции метро.

Андрейка назвал. Однажды, когда мама особенно долго лежала в этой больнице, они с тетей Верой ездили ее навещать.

– Ладно, – махнул рукой Вася. – Сказавши «А», следует сказать «Б». Залезай. Поехали.

– Куда? – с замиранием сердца быстро спросил Андрейка.

– Маму твою навещать.

– Ура! – не удержался Андрейка.

– Ура, не ура… – проворчал Вася. – Садись вперед и держись крепче. Сейчас потормозим с тобой со скоростью шестьдесят километров в час. Легче застрелиться!

– Не надо, Вася! Не надо застреливаться, – отозвался обрадованный Андрейка.

– Ладно, не буду, – пообещал Вася. – Ангелы вообще-то не стреляются. Это я так…

– Почему? – спросил Андрейка. – Почему ангелы не стреляются?

– Потому что бесполезно. Ангел – это кто? Дух. А духам пули не страшны. Пуля спокойно пролетает насквозь и ангелу вреда не причиняет. Хоп?

– Хоп, – ответил Андрейка.

Конечно, «хоп». Все понятно. Ему на пути просто встретился ангел. Только на время он превратился в Васю. Хоп.

Глава 27

Примерно полчаса Ангел и Андрейка «тормозили» по вечерним московским улицам. Андрейке было немного страшновато. Это ведь не в кресле трайка у Степаныча сидеть! Но потом страх отступил. Может, потому, что Ангел вел мотоцикл осторожно, а может, потому, что спина Андрейки была плотно прижата к Ангелу. А что на свете могло быть надежнее!

Полчаса ехали, еще минут двадцать искали мамино отделение и палату. В палату их не пустили. И маму на улицу не выпустили: двери отделения уже закрыли на ночь. Маме разрешили только на десять минут спуститься в холл. Да и то, пока дежурный врач не видит.

Мама спустилась по лестнице. Она стала еще бледнее, еще худее и еще прозрачнее.

Андрейка бросился к ней:

– Мама! Мамочка! Мы приехали!

– Ну как ты? Жив, здоров?

– Жив! И здоров! На мотоцикле катался, на гитаре играть учился!

– Молодец!

Пока Андрейка разговаривал с мамой, Вася-Ангел стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Наконец мама, осмотрев и ощупав Андрейку, убедилась, что тот цел и невредим. После этого она обратилась к Васе:

– Спасибо вам!

– Ну чего там… Не за что… Пожалуйста… – Вася явно не знал, что говорить и как вести себя рядом с этой женщиной, такой маленькой, хрупкой и прозрачной. С женщиной, которая была бы похожа на ребенка, если бы не бездонные серьезные глаза.

– Как – не за что? – не согласилась мама. – Есть за что! За Андрейку! За то, что вы… Вы его заметили… И взяли, и катали…

Мама тоже не знала, что говорить. Вернее, может быть, и знала. Просто не могла сказать всего, что хотела. Возможно, то же самое происходило и с Васей. Вот они и стояли друг против друга, и говорили что-то непонятно-обтекаемое…

– Эх, дурак я! – вдруг хлопнул себя по лбу Вася. – Надо же было хоть каких-то апельсинов купить… вам…

– Да что вы! Дело разве в апельсинах? Я и так благодарна… Даже не знаю, как… Очень…

– Ну… не стоит… – опять начал мямлить Вася. – Я… это… Пусть малой сегодня у меня переночует. И вообще пусть поживет у меня до самой вашей выписки. Сколько вам еще лежать?

– В субботу выпишут.

– Ну, так это ж не срок! Я его в пятницу вечером привезу к вашей тете Вере. А то… Как он эту тетю Веру вспомнил, так чуть не заревел.

– Ты что, Андрейка? – покачала головой мама. – Тетя Вера – хорошая женщина. Сколько раз она нас выручала!

– Мамочка! Разреши! Это только два денечка!

– Да я и так проявляю чудеса лояльности, – улыбнулась мама. – Я же вас, Вася, совсем не знаю. Сейчас такие страхи рассказывают про разных злодеев и просто… про плохих людей.

Казалось, она уговаривает сама себя.

– Мама, Вася хороший! – заступился за Васю Андрейка.

Но мама думала о своем.

– Зачем мы вам нужны, Вася? Зачем вам Андрейка? – вдруг снова спросила она.

Вася помялся.

– Не могу вам сказать… – еле выдавил он. – Оно само…

– Но ведь это не ответ взрослого человека! – покачала головой мама.

– Мама, это ответ ангела! – не выдержал Андрейка. – Васи-Ангела!

– Ну, разве что ангела… – улыбнулась мама.

В это время в холл выглянула медсестричка.

– Заканчивайте свидание! Хватит вам! – прикрикнула она. – Сейчас дежурный врач на обход пойдет! Прощайтесь скорее!

Молоденькая медсестричка так и стреляла глазами в Васю. Наверно, она думала так: «Почему такие большие красивые бородатые мужики, в косухах, здоровенных ботинках с заклепками и банданах, приходят на свидания к каким-то больным доходягам, а не к таким красивым девушкам, как я?»

Но, может быть, она думала иначе: «Пусть хоть перед смертью раковая больная порадуется, что к ней пришел такой красивый большой бородатый мужик, в косухе, бандане и здоровенных ботинках…»

Хотя, возможно, она просто мечтала скорее выгнать последнего посетителя и пойти наконец спокойно поужинать, чаю попить с симпатичным дежурным врачом. Или без врача… О чем она думала на самом деле, никто никогда не узнает.

Можно дожить до семи (с половиной) лет и не знать многих вещей. Можно дожить до шестнадцати. До тридцати лет и даже до сорока и не знать. Можно дожить до шестидесяти и даже до семидесяти. И представьте себе – то же самое… Не знать!

О некоторых вещах мы не знаем, но у нас хватает ума в этом себе признаться. А о других вещах хоть и не знаем, но думаем, что знаем. И ошибаемся. Ошибаемся, ошибаемся…

Еще бывает, что мы чего-то не знаем, но нафантазируем себе с три короба небылиц и сами же в них поверим. И кричим всякому встречному-поперечному: «Я знаю! Я все знаю!»

Вышесказанное относится не только к размышлениям молоденькой медсестрички, но и к Андрейке, Васе-Ангелу и Свете, Андрейкиной маме. Если уж быть точным, то это относится ко всем людям на земле.

На самом деле, почему байкер Вася оказался в онкологической больнице у какой-то Светланы, матери-одиночки, да еще зачем-то тащил к себе, в холостяцкую берлогу, чужого семилетнего мальчика, сына этой незнакомой Светланы… И это все после того, как раньше приволок бедного ребенка в самое неподходящее для детей место – на байкерский рок-фестиваль.

Может быть, кто-то точно знает почему. Наверно, это Бог…