Текст книги "Грехи и мифы Патриарших прудов"

Глава 7
Двенадцать точек

Полковник Гущин и Катя терпеливо ждали возле прозекторской окончания вскрытия. Время тянулось медленно. Нигде время столь не осязаемо, столь тягуче, словно смола, как в бюро судебно-медицинских экспертиз.

Наконец Сиваков завершил свой труд.

– Отчего он умер? – спросил Гущин, когда эксперт, переодевшись и отмывшись, вышел к ним.

– От кровопотери. Я так думаю, я детально исследовал его сосуды, аорту. Отчленение кистей рук внесло свою лепту, но, скорее всего, его ударили по голове, раскроили череп топором. Кровь хлынула потоком. Опять же это мое предположение, потому что голова отсутствует, – Сиваков хмурился, он был профессионал и не терпел такой вот неопределенности. Однако осторожничал.

– А что такое тиопентал натрия? – тут же спросила Катя. Она совсем как-то сникла, пала духом в этом кошмарном заведении, где вскрывали покойников, а Гущин выглядел так, словно и сам вот-вот скончается прямо на банкетке. – У него в крови, эксперт нам сказал.

– Тиопентал натрия меня удивил, – ответил Сиваков. – Это не тот препарат, что часто встречается при криминале. А уж при криминальных разборках, если вы предполагаете, что перед нами труп уголовника, вообще о нем слыхом не слыхивали.

– Что это за дрянь? – тихо спросил Гущин.

– Этот препарат применяют как средство наркоза при местном обезболивании. Но чаще его используют ветеринары для усыпления животных.

– Снотворное? – спросила Катя.

– Нет, средство, расслабляющее мышцы, действующее как наркоз. Ветеринары подбирают смертельную дозу для усыпляемых животных. В медицине при операциях им пользуются аккуратно, обычно вводят внутривенно с интервалами. А здесь у нас вкололи внутримышечно, и доза большая. Использовали как средство-вырубон.

– Вырубон?

– Вырубили, обездвижили, привели в беспомощное состояние мужика. И еще эти следы пыток на половых органах – так что выводы делайте сами.

– А достать как его… этот тиопентал, легко? – спросил Гущин.

– Нет, это строго регламентированный препарат, внесенный в специальный список. Но у ветеринаров он есть.

– Значит, убийца может иметь отношение к ветеринарии? – спросила Катя.

– И к медицине тоже, хотя… Чего сейчас только за деньги не купишь! – Сиваков хмыкнул. – Мы проведем гистологию, заключение экспертизы направлю позже, обычным порядком. Устанавливайте личность убитого. Без этого все наши усилия бесплодны. Что там с отпечатками на брелке?

Эксперты-криминалисты пока молчали. И это не предвещало ничего хорошего, скорее всего, отпечатки, даже если они и выявлены, непригодны для исследования.

– Пытки вписываются в картину криминальной разборки, Федор Матвеевич. Вполне, – заметила Катя, когда они сидели в машине и решали, куда ехать и что делать дальше. – Что-то не поделили братки. Либо он какому-то босу мафии дорогу перешел – вывезли в лес, пытали, потом убили. И сделали все, чтобы мы его из-за прошлой судимости не опознали. Тиопентал этот могли вколоть, чтобы не сопротивлялся.

– У них пушки, у братков, коленки просто могли прострелить. Чего с уколами возиться? Они уколов не любят, сразу палят, – хмыкнул Гущин.

Он немного отдышался на свежем, пропахшем бензином воздухе улицы. Катя тоже чуть воспрянула духом и стерла влажной бумажной салфеткой с верхней губы страхолюдные белые усы из ментола.

– Ладно, сейчас отвезу тебя домой, – решил Гущин. – И так ты мне помогла уже выше крыши. Спи дома, отдыхай.

– Рано еще спать. Белый день на дворе. – Катя глянула на субботнее солнышко и клочок чистого осеннего неба между крышами. – Позвоните сами экспертам насчет отпечатков.

Полковник Гущин достал мобильный. Набрал номер со скучным выражением лица – он не надеялся на удачу.

– А, Федор Матвеевич, мы только что закончили, – отозвался криминалист. – Фиговый материал вы нам подкинули.

– Непригоден для идентификации?

– Мы три часа уже колдуем. Всего один отпечаток удалось снять с брелка – большого пальца. И он – да… фактически почти к идентификации непригоден.

«Ну все, – подумала Катя, – и точно, дело – глухарь. Зря только мучились в этом морге, терпели эту вонь».

– Но мы все равно решили проверить, прогнали через компьютер, через банк данных ранее судимых.

– И что? – безнадежно спросил Гущин.

– Совпадение есть, но лишь по двенадцати точкам – на тех участках, где отпечаток, так сказать, в относительной норме для исследований. Сами понимаете, этого для полной идентификации недостаточно. Так что мы не можем сказать, что идентифицировали неизвестного.

– Сколько вариантов компьютер вам выдал по этим двенадцати точкам – десять, двадцать? – спросил Гущин.

– Одно совпадение.

– Одно?

– И там нет судимости. Вы наличие судимости ведь предполагали почти наверняка, – частил бойкий криминалист. – А там судимости никакой нет. Это дорожно-транспортное дело.

– ДТП?

– Да, ДТП с причинением тяжких телесных, однако дело было прекращено еще на стадии следствия ввиду отсутствия вины подозреваемого.

– Как фамилия?

– Виктор Кравцов, – ответил криминалист. – Больше никаких за ним судимостей в банке данных нет. И подчеркиваю, по этим двенадцати совпавшим точкам никто не может утверждать, что это его отпечаток, что это он и есть.

– А дело где прекращенное? – спросил Гущин.

– В архиве, наверное, там наш Ивановский отдел полиции указан.

– Бронницы? – спросил Гущин. – Он оттуда, что ли, этот Кравцов? Какой там его адрес в файле по делу о ДТП?

– Сейчас, гляну в компьютер, – криминалист притих. – В файле из банка данных вот что: поселок Коммунарка, дом номер…, квартира…

– Коммунарка? Это не Бронницы, – Гущин показал Кате глазами – доставай свой планшет, ищи. – Это же на той стороне Калужского. Не так далеко от Николо-Хованского кладбища, ну, относительно не так далеко и от поселка…

– И леса, Федор Матвеевич, – голоском еле затеплившейся надежды вякнула Катя, вперяясь в карту на планшете. – Вот поселок, откуда тот тип – свидетель с мастино-наполитано, вот лес, дорога. А там, на той стороне Калужского шоссе… ну совсем неблизко эта самая Коммунарка.

Гущин записал адрес Виктора Кравцова, которого эксперт так и отказался идентифицировать.

– Суббота, – сказал Гущин. – Небось пиво дует или где-то в гараже…

– Вы не думаете, что это наш мертвец?

– По двенадцати точкам дактилоскопии никто никого не идентифицирует.

– Есть только один способ узнать, тот это или не тот Кравцов, – заметила Катя.

Гущин посмотрел на нее. Впоследствии Катя думала – он ведь мог кого-то послать из сыщиков в эту самую Коммунарку. Он мог легко это сделать, просто дать ЦУ. Но нет, Гущин решил ехать сам. Предчувствовал ли он уже тогда, что это будет за дело?

И она, Катя… Нет, там, возле бюро судмедэкспертизы, у нее не было никаких предчувствий. Никакого холодка на сердце, никаких мурашек на коже. Она еще и представить не могла, во что они влипли.

– Фактически мы вернемся в тот же район. И проверим, – сказала она.

– Я сам туда съезжу, один, – ответил Гущин, заводя мотор.

– Я с вами, Федор Матвеевич. – Катя цепко угнездилась на заднем сиденье внедорожника. – Я тоже хочу знать, тот это Кравцов или нет.

– В Бронницах с делом о ДТП только к понедельнику определятся, так что… В Коммунарку быстрее и ближе, чем туда. Может, в Бронницы и ехать не придется вообще. Может, этот Кравцов жив-здоров, ну, который из нашего банка данных. А тот, что у нас – безголовый жмурик – так и останется…

– Только надо кофе сначала выпить, Федор Матвеевич, – перебила Катя. – Об обеде как-то тяжко думать после того, что мы с вами видели у Сивакова, а кофе… Кофе возьмем, купим где-нибудь по дороге с собой.

И они купили кофе: Гущин – черный двойной эспрессо, Катя – капучино.

И поехали назад, в хаос Калужского шоссе с его стройкой, эстакадами, развязками и грязью.

Коммунарка оказалась местом, из которого хочется сразу слинять. Однако они быстро нашли нужный адрес.

Дом – хрущоба из силикатного кирпича.

Глава 8
Коммунарка

Полковник Гущин позвонил в дверь квартиры. Они с Катей несколько секунд подождали. Быстрые шаги. Кто-то подбежал к двери с той стороны, но молчал, не задавал вопросов, затаился.

– Откройте, пожалуйста, мы из полиции, – самым вежливым голосом начала Катя. – Вот наши удостоверения. Нам необходимо поговорить с Виктором Кравцовым. Он здесь проживает?

Никакого ответа. Но Катя явно слышала, что за дверью кто-то дышит, наблюдая за ними в глазок.

– Кравцов, откройте. Нам надо задать вам несколько вопросов, – басом ухнул полковник Гущин.

За дверью снова раздались быстрые мелкие шаги. И сразу же – шаги на лестнице, кто-то медленно поднимался.

– А вы что это… кто? Вам что здесь надо?

Катя обернулась на резкий женский голос. Чуть ли не окрик.

На верхней ступени лестницы стояла женщина лет сорока – одетая ярко, в красную стеганую куртку и красные джинсы, но с каким-то серым, наверное, обычно усталым, а сейчас – злым и настороженным лицом. Крашеная блондинка – ей давно уже было пора посетить парикмахерскую из-за отросших корней темных с проседью волос. На плече у нее болталась сумка, а в руках были два полных пакета из супермаркета «Пятерочка».

– Здравствуйте, мы из полиции, – все так же вежливо представилась Катя. – Нам необходимо увидеться с Виктором Кравцовым. Он в этой квартире живет? Вы соседка?

– Он здесь больше не живет, – отрезала женщина.

Она буквально отпихнула Катю с пути, шагнув к двери и повернулась к ним лицом.

– Документы ваши, – потребовала она.

Они показали ей свои удостоверения. Тогда только женщина повернулась к ним спиной и вставила в замок ключ.

Дверь квартиры открылась.

– Вы его родственница? – спросила Катя.

– Жена. Бывшая.

Она шагнула через порог, не приглашая их, но они последовали за ней без приглашения.

– Бывшая? Разве вы уже в курсе, что он…

Гущин неожиданно крепко обнял Катю за талию. Она никак этого не ожидала и поперхнулась. Он оборвал ее фразу – поспешную, надо сказать, и глупую – весьма экстравагантным способом.

– Так вы в разводе с Кравцовым? – спросил он. – Давно?

– Он нас бросил, – зло ответила женщина.

И тут же стало ясно, кто бегал и дышал за дверью: в маленькой прихожей возникли два мальчика – лет восьми и десяти. Оба рыжеватые и с веснушками.

– Мам, чего это? Зачем они? – спросил один из них.

– Марш к себе в комнату! – резко приказала мать.

Она оставила полные сумки в прихожей, а сама шагнула в комнату – неубранную, давно нуждающуюся в ремонте. Раскладной двуспальный диван у стены так и не был собран, одеяло, простыни на нем сбились в комок. Везде все раскидано. В углу навалена детская обувь.

– Давно вы не живете вместе? – спросил Гущин.

– Год. Мы официально развелись. Так что будьте добры, ищите его где-нибудь в другом месте, а не здесь.

Женщина сказала это так зло, что Катя на минуту представила себе ее с топором, разрубающую своего бывшего на части.

– В каком другом месте? – спросила Катя.

– Где он сейчас живет? – быстро перебил ее Гущин.

– Не знаю. Он нас бросил. Я и знать не хочу. На хрен он мне сдался, подонок такой! Двух детей ради лярвы своей бросил! Там его и ищите – у нее.

– У лярвы? У новой жены, что ли? – невозмутимо уточнил Гущин.

– Они не расписаны.

– А где живет любовница вашего мужа?

– А я откуда знаю? Он мне что, говорил, что ли, подонок? – Кравцова-бывшая воззрилась на Гущина. – Он мне, думаете, докладывал? Он мне изменял, романы крутил на стороне, потом вообще ушел. На развод сам подал. Двоих детей не пожалел, бросил ради шлюхи своей подзаборной!

– А чем он занимается? Чем на жизнь зарабатывает?

– На строительном рынке. Раньше у нас фирма была своя. Маленькая, но своя, точнее, его. Он меня обманул в суде. Говорит – все, финита, кризис, ухнуло мое предприятие, так что нам и делить, мол, нечего совместно нажитого. Квартиру мне эту оставил с детьми. А мы на новую квартиру копили, ипотеку брали, то есть он брал. Может, уже купил лярве своей – там и живут.

– Вы получаете алименты? – спросила Катя.

– Платит по суду.

– Нам необходимо разыскать вашего мужа. У вас должен быть исполнительный лист или его копия. Там указан адрес работы Кравцова, – Катя решила больше не попадать впросак с поспешными вопросами. – Пожалуйста, найдите исполнительный лист, покажите нам адрес.

– Вас как зовут? – мягко спросил Гущин.

– Дарья Павловна.

– У вас нет фотографий вашего бывшего мужа?

– А что он сделал? Что натворил?

Катя оставила право ответить на этот вопрос Гущину. Но в этот момент внезапно лицо Дарьи Кравцовой исказила такая странная гримаса – злоба и ярость, что ей буквально стало не по себе.

Кравцова как пантера ринулась из комнаты в прихожую. Послышался визг, шлепки.

Они выглянули из комнаты и узрели, что Кравцова за ухо волочет одного из своих сыновей в сторону маленькой комнаты, где громоздятся двухъярусная кровать, письменный стол и старенький компьютер. Одной рукой она вцепилась в ухо ребенка, а другой выкручивала из его руки сдобную булочку.

Второй мальчик, хныча, влачился рядом. На обувной тумбе стояли раскрытые пакеты с продуктами – мальчишки явно шарили в них в поисках, чего бы поесть.

– Только бы жжжжжрать, жжжрать! – шипела Кравцова. – Ни минуты, ни сссссекунды потерпеть не могут, сссссволочата… Отдай слойку, я кому сказала – отдай сейчас же!

Она вырвала из рук сына булочку и толкнула его в комнату.

– Сядем за стол все вместе, тогда и нажретесь, – шипела она. – А тайком у меня из сумок воровать… Папаше спасибо скажите своему, бросил меня без гроша. Я что, деньги вам печатаю – каждый день в «Пятерку» бегать? Сократите свое жранье!

Мальчик приложил руку к рубиновому уху и угрюмо смотрел на мать. Нет, на сдобную булочку в ее руке. Она с грохотом захлопнула дверь.

На Катю эта сцена произвела гнетущее впечатление.

– Так что с исполнительным листом и фотографиями? – спросила она, не решаясь высказать Кравцовой то, что подумала про инцидент с булочкой.

Кравцова прошла к старенькому буфету и начала рыться в ящике. Она нашла копию исполнительного листа и документы из суда. И Гущин записал адрес работы Кравцова – Катя увидела, что это какое-то ООО «Стройремонт». Затем она порылась на другой полке и достала тонкий фотоальбом. Раскрыла его.

Это была фотография всей их семьи – дети, сама она лет на пять моложе, в джинсах и с короткой аккуратной стрижкой. И крупный мужчина с рыжеватыми волосами и весьма ординарным, незапоминающимся лицом: нос картошкой, под светлыми бровями – глубоко посаженные глаза, расположенные слишком близко к толстой переносице.

Катя поняла, что этот снимок в опознании безголового трупа поможет мало. И ждала, что вот сейчас Гущин спросит Кравцову, были на теле ее мужа особые приметы. Хотя что толку спрашивать? Эксперт их не нашел во время вскрытия. Ни родинок, ни шрамов. Гущин и не стал спрашивать.

– Три года назад ваш муж совершил в Бронницах ДТП, – сказал он.

– Вы из-за этого, что ли, явились? Так там все закончилось, он не виноват был, – махнула рукой Кравцова. – Нас ни копейки даже платить не заставили, потому как не обнаружили его вины. И он трезвый ехал как стеклышко.

– А вообще он как любил это дело?

– Пил мало, а вот шлюху завел себе молодую. Мы двенадцать лет вместе, я ему двух детей родила – сыновей. А он меня упрекать… Конечно, когда одну уборную на двоих столько лет делишь, что уж о розах толковать, не розами мы с ним пахнем. Но чтобы бросать… Подонок он последний! – Кравцова скрестила руки на груди. – А что он натворил?

– Ничего. Нам надо просто с ним поговорить по поводу того старого ДТП, – Гущин так и не сказал ей про труп в лесу.

«Не торопится. Ну и правильно, надо сначала убедиться, что это Кравцов, а мы установить наверняка это пока не можем, – думала Катя. – Он расстраивать ее не хочет раньше времени. А может, уже ее в убийстве подозревает?»

– Машина у него есть, да?

– Есть.

– А какой марки?

– Я не знаю. У нас раньше «Фольксваген» был старый, он его продал. Купил что-то другое, уже после развода, я в марках не разбираюсь. Но в ту аварию он не на нашей машине попал, а от фирмы машина.

– Так где все же нам отыскать вашего бывшего? – спросил Гущин. – Где он живет весь этот год после развода?

– Я же сказала – наверняка у нее. Если бы квартиру снимал, то вряд ли бы мы вообще какие-то деньги с него с детьми слупили. Откуда? И алименты платить, и за жилье…

– А кто она – ваша разлучница?

– Молодая девка, наглая. Это все, что я знаю. Они вроде как случайно познакомились с Витькой. И он словно сразу с ума сошел.

– Влюбился? – наивно спросила Катя.

– Трахать ее хотел! – с надрывом воскликнула Кравцова с той же яростной интонацией, с которой ругала детей. – В койку уложить, а она этим, лярва, воспользовалась, увела его из семьи, забрала его у меня, стерва!

Глава 9
Домработница

После того как за Сусанной и Региной закрылась двустворчатая белая входная дверь, домработница Светлана еще четверть часа пылесосила холл. Затем выключила пылесос и направилась в ванную.

Она собрала огарки ароматических свечей, которые всюду расставила Сусанна – и возле ванны на полу, и рядом с раковиной, и на туалетном столе, и на полках. Светлана, не обращая внимания на ванну, в которой все еще пузырилась, засыхая, мыльная пена, долго смотрела на себя в зеркало.

Выбрала одну из ароматических свечей, поднесла к носу – белый жасмин, мята, красная роза.

Хозяйка и подруга ее Регина свечи покупают в бутике в Смоленском пассаже. Свечка по четыре тысячи, а все жалуются, что стали плохо жить…

Она швырнула огарки в корзину для мусора. На туалетном столике ванной теснились гели, кремы, скрабы, флаконы духов. Светлана дотронулась почти до каждого флакона и каждой коробочки. «Джо Малон» – Сусанна предпочитала этот парфюмерный дом всем другим.

После ванной домработница снова направилась в холл, перешагнула через пылесос и раздвинула двери огромного белого гардероба. Она касалась платьев хозяйки – вечерних, коктейльных, повседневных, белых рубашек, костюмов, шелковых палантинов, бесчисленных брюк, джинсов, норковых шуб и манто. Грубые от работы пальцы ласкали тонкий шелк и мягкий мех, касались вышивки, стразов. Наряды, наряды, наряды… Полный гардероб такого красивого и стильного барахла!

Они все покупают и покупают, эти бабы с Патриарших прудов! Новые покупки – словно выпивка и закуска. Хозяйка намедни посетила показ новой коллекции в магазине «Эскада». Регина с ней туда не поехала, еще, видно, никак не может свыкнуться с мыслью, что она теперь тоже в этой обойме – брошенная пятидесятилетняя баба. Кто там был, на этом показе в магазине? Что, кривясь, бурчала ее хозяйка, вернувшаяся оттуда, накачанная дорогим дармовым шампанским? Кто там был? Бывшая жена известного актера, бывшая жена знаменитого режиссера и продюсера, бывшая жена молодого хоккеиста, бывшая жена молодого футболиста, певичка, знаменитая в девяностых, бывшая жена нефтяного магната… Все прежние светские знаменитости, разменявшие полтинник и лишившиеся мужей. Регина с хозяйкой не поехала. Ей, видно, не до того, и она гордая, все не хочет признать очевидных вещей – это заметно по ее лицу.

Домработница Светлана отличалась редкой наблюдательностью. Порой она читала по лицам окружавших людей как по книге. Этому ее научила жизнь.

Светлана аккуратно закрыла гардероб – никто не подумает, что она рылась в вещах хозяйских, – и прошла в спальню Сусанны. Небольшая спальня имела одну замечательную особенность – панорамное окно, эту отличительную фишку некоторых квартир дома-«страха».

За окном – вид на знаменитый оживленный перекресток: Малая Бронная пересекает Спиридоньевский переулок. Она долго стояла у окна, как до этого у зеркала, наблюдая свои, только ей, домработнице и прислуге, известные Патрики.

В общем, как посмотреть на всю эту здешнюю жизнь. Под каким углом.

На перекрестке уже клубился праздный народ. К вечеру зевак, туристов, гуляк станет еще больше. В ресторан «Вильямс» хотели попасть посетители, но там уже не было свободных мест. В теплые дни – весной, летом и осенью – в этом модном ресторане даже выставляли окна-витрины. И гости сидели с коктейлями на подоконниках. С улицы любопытные туристы видели зал и открытую кухню. Но сейчас, в октябре, витрины снова вставили в зимние рамы.

Из зеленной лавочки, что рядышком с рестораном «Мари Ванна», с пакетами и сумками выскальзывают покупатели. Лавочка любима богатыми хипстерами, там битком набито разных деликатесов и экологически чистых продуктов, фруктов, орехов, сладостей. Там впервые в центре Москвы догадались делать бизнес на вареной кукурузе – покупать на рынке и продавать как лакомство. Но Светлану, домработницу, всеми этими веганскими штучками не обманешь. Вон один побрел с пакетом в сторону пруда, вон другой в сторону Спиридоновки. А в пакетах бутылки вина. Дорогого марочного вина. Зеленная лавочка славится своей винотекой, а алкашей на Патриках все больше и больше. Богатых, стильных, хорошо упакованных алкашей – молодых и средних лет.

Вот жили-жили возле своего пруда. И словно стержень какой вдруг из них вынули. Словно смысл жизни они свой потеряли. Но разве смысл Патриков лишь в наживании денег, накоплении богатств?

Но все ширится круг местных алконавтов. Пока еще они пьют марочные французские и итальянские вина. Но скоро многие из них перейдут на водку, а то и на паленый шланбой.

Светлана считала, что хорошо разбирается в изнанке жизни этого оазиса благополучия. Столько дней она провела здесь, работая консьержкой в розовом доме, в самом эпицентре, так сказать! Не стоит думать, что местные консьержи лишь сидят безвылазно в своих подъездах и ничего не видят и не слышат. Столько слухов на Патриках, столько сплетен, столько мнений, столько драм!

Здесь любят пустить пыль в глаза чужакам, здесь изгаляются в соцсетях над плебсом «из Бирюлева и Выхино», что стремится провести на Патриках свой пролетарский выходной. Здесь жалуются на ночной шум и вонь мочи в подворотнях, когда перепили, переели и перегуляли. Здесь любят внешний шик и презирают тех, кто беден.

Но крохоборничать обитатели Патриков умеют как никто. О, Светлана была в этом абсолютно убеждена. Столько примеров знала!

Экономический кризис все же дожрал и здешних снобов. И они стали являть чудеса поведения. Например, один из менеджеров банка «ВТБ». Такой дядька был – на кривой козе не объедешь: надменный, лысый, в дорогом пальто. Всегда на машине с шофером домой приезжал. Вдруг стал привозить домой полные пакеты жратвы – бутылки вина, иногда початые, кульки с мясными закусками, сырами, выпечкой. Все, что оставалось после банкетов и званых обедов, которые давал банк инвесторам, все, что старательно собиралось с банкетных столов.

Раньше все это так и оставалось – официантам, обслуге, охранникам, а теперь и боссы стали не гнушаться объедками, собирать в кульки, потому что банкет оплачен, а жратва нынче, особенно деликатесная, ой какая дорогая.

Маленький штришок, но показательный для снобских Патриков. Здесь стали не брезговать и такими вещами. Но делают хорошую мину. Продолжают играть в обеспеченных, денежных мешков.

Когда-то и она, Светлана, мечтала попасть в этот мир богатых и удачливых, красивых и стильных, в тот VIP-зоосад, что казался ей раем земным. Но жизнь по-своему распорядилась ее судьбой.

И вот она смотрит на знаменитый перекресток из чужого окна роскошной хозяйской квартиры.

Французская кондитерская, где кофейничают сейчас хозяйка и ее подруга Регина, отсюда не видна. Но они там – это теперь надолго. О чем говорят – тоже не секрет. О разводе Регины и о ее дочери. Об этой девке, что сошла с ума.

Нет, не сошла с ума. На Патриках этого не утверждают. Просто она впала в амнезию. У нее напрочь отшибло память.

Светлана закусила губу. Прежде ее все это беспокоило, изумляло – неужели девка и точно ничего не помнит? Как такое может случиться? Так не бывает.

Но шло время. Светлана встречала ее – уже не в подъезде розового дома, теперь ведь она трудилась помощницей по хозяйству здесь, в доме-«страхе», – а на улице. Когда одну, ковыляющую как краб до той же зеленной лавочки, иногда с братом и сестрой, или с матерью Региной.

И девка каждый раз проходила мимо, не обращая на Светлану никакого внимания. Словно они не были прежде знакомы. Словно никогда раньше не встречались.

А ведь Светлана видела-перевидела ее, эту дочку Регины! Всякую видела…

Надо признать, что та была редкой красавицей. Даже лучше мамаши. Да, еще три года назад она была красива, как та греческая богиня или героиня, в честь которой Регина ее и назвала. Но сейчас… О жизнь, как порой ты строишь всех нас, как меняешь нас до неузнаваемости, как расточаешь в пыль и нашу красоту, и наши мечты, и наши грехи, и наши тайны!

Девка ничего не помнит. И врачи ничего сделать с этим не смогли. Она все забыла.

Да неужели?

Его она тоже не помнит?

Светлана сразу его заметила – этого типа. Явно не с Патриков. Совсем другой мужской тип. Настоящий мужик.

Было видно, что он без памяти влюблен…

Что ничего поделать с собой не может, сохнет от страсти…

Та ночь, что врезалась в память Светлане. Как она сидела у себя в розовом доме на месте консьержки. Время близилось часам к двум ночи. Жильцы-снобы угомонились. Она уменьшила громкость телевизора. А потом услышала на лестнице шаги. Выглянула.

Он спустился с их этажа и сидел на верхней ступени лестницы первого пролета. В джинсах, но голый по пояс. Держал в руках кожаную куртку и рубашку комом. Под кожей перекатывались бугры мышц. Она видела татуировку на его плече. Он сидел опустошенный и оплеванный. Сам не свой.

Светлана вышла из своей каморки. А он тихо сказал: «Хоть вы не гоните меня». Она не стала тогда требовать, чтобы он покинул подъезд. Она все поняла по его глазам.

Его сжигала страсть как огонь. И он был нелюбим и нежеланен – в эту ночь, а может быть, и вообще навсегда.

О, девка это умела! Высекать искры из всех кремней. Раздувать пожар, не заботясь, что кто-то сгорит в огне тщетной любви. А потом безжалостно топтать искры надежды, оставляя лишь похоть и жажду, которую не утолить.

Девка потеряла память.

Домработница Светлана старалась думать о том, что случилось, именно так: дочь Регины теперь – просто овощ.

Жизнь все расставила на свои места.

И еще расставит – о, будьте покойны!

Оторвавшись от окна, словно в полусне грузная Светлана тихими неслышными шагами прошла на кухню. Открыла холодильник. Нашла среди баночек с йогуртом и хумусом тарелку с окороком. И отрезала себе острым ножом ломоть хозяйской ветчины.