Текст книги "Четыре крыла"

Глава 12
Паук

Роза Сайфулина повторяла: «Не убивала я сынка своего единственного!», а потом твердила: «Вы кушайте, кушайте, бульон хороший, куренок жирный попался!» Она плакала, вытирала нос фартуком и обзывала участкового Бальзаминова Вертухаем: «Совести у него нет, сердца! Меня – мать-горемыку – в убийстве Русланчика обвинять! А ведь он, Вертухай, стрелял тогда в мужа моего Валерку из пистоля своего, спасал сына от смерти лютой и меня защищал. Пулю его менты из стены выковыривали!» Она тыкала пальцем в стену у окна над приткнувшимся стареньким холодильником. Следов выстрела Клавдий Мамонтов не заметил: на кухне, наверное, делали косметический ремонт.

Под плач, жалобы, проклятия бывшему мужу-зверю и причитания: «Вы кушайте, кушайте!» – они с Макаром съели по тарелке бульона с накрошенным мясом «куренка» и выпили по кружке растворимого кофе, заваренного Розой. Дешевый кофе на вкус отдавал жженой смолой, но они терпели. Осторожно расспрашивали Розу про приятелей Руслана – Локи и Паука.

Про Локи Роза сказала лишь: «Жар-птиц – парень. Сам себе дорогу бурмашиной прокладывает. А мамаша у него – проститутка последняя. На всех углах орет: я многодетная мать! А сама наркоманка и пьяница. Локи ее стыдится». Роза часто видела сына в компании Локи до отъезда Руслана в Москву.

Про неуловимого Паука она сыпала скороговоркой: мол, сразу его узнаете. Паук – он и есть Паук. В школе был на особом положении, он же сын завуча Журовой. Ябедничал на одноклассников, а самого его на мелком воровстве ловили за руку: то из рюкзака у школьника бутерброд с колбасой стянул, словно его мамаша-завуч дома не кормила, то шнурки из кроссовок одноклассника в раздевалке выдернул, а потом вроде и деньги начал красть на переменах. Только мать его, Журова, все шито-крыто в тайне держала!

– У них дома два дня дверь никто не открывает – не знаете, где мать-завуч и сам Паук? – спросил Клавдий.

– В школе каникулы, завуч в отпуске, наверняка у матери-пенсионерки торчит на даче, огородом-садом занята. Ну а где самого Паука носит – кто ж знает? – поведала Роза.

– Они вдвоем на пару с Локи не могли, по-вашему… – вмешался Макар и запнулся. Язык его не поворачивался произнести «убить вашего сына».

– Что? – Уборщица Роза смотрела на него тревожно, испуганно. – О чем вы, мальчики мои золотые?

– Ладно, мы попытаемся сами разобраться. После окончания школы два года миновало, вдруг Паук изменился в лучшую сторону, – успокоил ее Клавдий. А сам вспомнил нелестную характеристику уволенного Журова по месту работы в ЧОПе.

Поблагодарив за обед, они покинули квартиру, обещав уборщице Розе и дальше ей помогать. У внедорожника на парковке возле пятиэтажек они остановились в раздумье: куда направиться? Кого еще расспросить? И вдруг…

Они увидели Паука.

Ни разу не встречав его в жизни, не имея его фотографий из соцсетей, они тем не менее моментально поняли: Паук… ползет прямо им в руки.

Щуплый низенький блондин, коротконогий, но с очень длинными худыми руками, торчащими из рукавов замызганной белой футболки с лейблом футбольного клуба «Динамо». Походка его казалась странной – шагая враскачку, он одновременно болтал руками и загребал тощими ногами. Бермуды цвета хаки парусили на его бедрах, зато кроссовки были новые, щегольские, модного молодежного бренда.

– Журов? – навскидку окликнул его Клавдий.

Парень остановился, воззрился на них.

– Паук? – Мамонтов приветливо ему улыбнулся.

– Ну? Чо надо? Вы кто? – голос Паука звучал дерзко. Светлые мутные глазки поблескивали. Длинный, массивный нос занимал половину узкого лица. На лоб падала белобрысая челка. Всю физиономию Журова усеивали юношеские прыщи.

– Мы детективы. Ищем Руслана Карасева – твоего приятеля. А вместе с ним и Александру Севрюнину, тоже пропавшую без вести, – ответил Макар, приближаясь вместе с Мамонтовым к Пауку.

Коротышка едва доходил Макару до плеча, а Мамонтову лишь до груди, но гонор явно имел великий.

– А, дюдики столичные. Мне Локи сказал. Сведения собираете? Прошлогодний снег? – Паук прищурился. – Только зря вы ко мне нагрянули. Я ведь ничего не знаю.

– Совсем-совсем? – удивился Макар.

– Не-а, – Паук почесал прыщ на носу. – Я в ауте.

– А за деньги? – бросил ему Клавдий Мамонтов. – Да?

– Исходя из суммы.

Клавдий наклонился и шепнул ему на ухо.

– Утром деньги – днем стулья, днем деньги – вечером стулья, – оживился Паук.

– Налом берешь или переводом на номер? – деловито поинтересовался Клавдий.

– Налом, – Паук выказывал к беседе пламенный интерес.

– Наличных нет.

– Ночью деньги – утром стулья, – интерес Паука к беседе угас.

– Скатаем с нами до отделения банка в торговом центре, – Клавдий положил ему руку на плечо. – Я тебя налом обеспечу.

Макар не вмешивался: до торгового центра ехать и ехать из Скоробогатова, а вид у Клавдия такой, словно он вот-вот схватит за шкирку юркого Паука в случае несговорчивости. Но Паук просиял и полез в их авто. Макар сел за руль. Они помчались на всех парах, Скоробогатово осталось далеко позади. К дороге подступали поля, затем начался лес. Клавдий Мамонтов, сидевший вместе с Пауком сзади, встретился взглядом с Макаром в зеркале и показал – сворачивай.

Макар крутанул руль на просеку. Клавдий повернулся, железной хваткой сжал горло Журова.

– Вы чеее??! – просипел тот.

Внедорожник углублялся с просеки в чащу.

– Скажешь нам все, – процедил Клавдий. – Как Хвоста вместе с дружком своим Локи убивали, где тело спрятали… В лесу ведь его похоронили?

– Пусссти меня! Че агришься?![10]10
  Проявлять агрессию, нападать. Сленг зумеров.


[Закрыть] – шипел, слабо отбиваясь, полузадушенный Паук.

– В лесу тело закопали? – Клавдий тряхнул его, не ослабляя хватки на горле. – Под старой осиной?!

Макар решил – он ослышался! В смятении он нажал на тормоз. Внедорожник остановился среди леса. Клавдий выволок упирающегося Паука из салона. Он тряс его словно куклу.

– Говори все! За что убили товарища? Где его тело?! Где та осина?

– Мы Хвоста кончили? Да ты че? Я его не убивал! – заверещал Паук. – А за Локи я не ответчик! У них свои дела крутились! Триумвират!

– Отпусти его, – попросил Макар. Он и представить себе не мог силу воздействия рисунков Августы на своего друга!

Клавдий толкнул Журова на землю. Тот дергал конечностями, силясь повернуться – вылитый тарантул.

– Я Хвоста не трогал! – просипел он. – А вы… просто бандиты! Че вы ко мне вяжетесь, отморозки?! Не знаю я ничего!

– Придушу и здесь похороню, – пообещал Клавдий. – Хочешь, давай проверим – понты это или нет?

Паук глянул на него снизу вверх и притих.

– Какую работу нашел Руслан в Москве? – Макар решил ковать железо, пока парень не опомнился от шока.

– В Малом на складе винном! – выпалил Паук.

– В Малом театре? – изумился Макар.

– Не-а, не театр. Клуб закрытый для влиятельных персон. Называется «Малый». Хвоста туда сразу на три должности взяли – сторожем винного склада, охранником винного погреба и помощником бармена в гриль-баре. Он мне похвалился – тройная зарплата, почти сто пятьдесят тысяч. У них персонала не хватает для черной работы, особенно ночной. Мигрантов они нанимать не желают из принципа. Националисты! – Паук вытер нос и поднялся на ноги. – Эти как их… русофилы!

Макар усмехнулся. Про закрытый клуб-отель с рестораном, баром, винным погребом, фитнес-спа-баней-сауной он слышал краем уха, но никогда его не посещал.

– Руслана взяли в подобное место? А как же он вышел на вакансии в клубе «Малый»? У них драконовские правила и отбор, – усомнился он.

– Хвост туда случайно попал. Сам мне признался. Откликнулся на объявление в интернете: нужны физически крепкие, ранее не судимые, желательно холостые претенденты возрастом от 20 до 35 лет, способные совмещать сразу несколько профилей работы и выдерживать жесткий посуточный график, оплата сдельная, – Паук перечислил, закрыв глаза по памяти. – Я его еще предупредил – будешь в полном тильте[11]11
  В ужасном, плохом настроении. Сленг зумеров.


[Закрыть], выгоришь за два месяца. Пахать сутками нужно было со вторника по воскресенье. И лишь понедельник выходной.

– А когда ты его предупреждал? – грозно осведомился Мамонтов.

– Еще в апреле, когда он свэг[12]12
  Барахло, вещи. Сленг зумеров.


[Закрыть] свой дома собрал и дернул в «Малый».

– А жил он где в Москве? Квартиру снимал? – продолжал задавать вопросы Макар.

– В подвале клуба обосновался, плел – у них вроде оборудованы комнаты для постоянного персонала. Каждая даже с отдельной душевой кабиной. Он на это сильно повелся. Ему ж нельзя раздеваться в общей помывочной-постирочной.

– Из-за врожденного атавизма? – осторожно уточнил Макар.

– Ему money[13]13
  Деньги (англ.).


[Закрыть] позарез требовались на операцию, он вроде какого-то нейрохирурга нашел, светило в частной клинике. Тот брался его хвост оттяпать. Хво… Руслан мне заявил: накоплю, отрублю отросток на хрен и…

– И что? – Клавдий смотрел на него сверху вниз.

– И на Севрюге женюсь, – хмыкнул Паук. – Его точные слова: если она по Локи стэнить[14]14
  Сходить с ума, фанатеть. Сленг зумеров.


[Закрыть] перестанет. Я ему – ну ты загнул, мечтатель! А он мне – я не трепло. Мое слово – кремень.

– Руслан питал к Александре Севрюниной столь сильные чувства? – задал новый важный вопрос Макар.

– Он бы ради нее в горящую избу вошел. – Паук ухмыльнулся. – Ей бы еще в школе темную наши устроили, но он ее под свое крыло взял. Ну и Локи тоже… они оба.

– А почему одноклассники намеревались устроить Александре темную? – насторожился Клавдий.

– Тварью ее считали последней в школе. Деадинсайд[15]15
  Мертвой внутри. Сленг зумеров.


[Закрыть]. Но только не я! – Паук покачал головой.

– В чем причина плохого к ней отношения? Мы слышали – она сама за Руслана заступилась, когда над ним издевались, бросилась его защищать. Из-за этого на нее одноклассники ополчились? – Макар искренне недоумевал.

– Севрюга вступилась за Хвоста? Когда? – изумился Паук. – Ааа, точно… Я и забыл. Когда мы его задницу на уроке физкультуры… Мы просто хотели глянуть тогда – как его хвостик поживает… на сколько сантиметров вырос.

– Мы? И ты, мерзавец, участвовал? – Мамонтов повысил голос.

– Я просто глядел. Вы чо? На фиг мне трэш! – Паук шмыгнул носом. – Я Хвоста никогда не шеймил[16]16
  Презирать, осуждать. Сленг зумеров.


[Закрыть] за его причиндал! Сто лет назад было-то… я запамятовал. Севрюга тогда наших избила, исцарапала ногтями, вопила: «Всем, мрази, расскажу! Я на мобилу сняла, в Сеть солью!» И чо на нее нашло тогда? – Паук пожал плечами. – На своих доносах совсем помешалась? Или хитрюга рассчитала тонко: ей же одной трудно было бы свой подпольный банк держать. Ей кулаки пацанские требовались, чтобы бабло с должников выбивать.

– Ни черта не ясно из твоего бессвязного бормотания, – заявил Мамонтов. – Запутываешь нас специально, да?

– Я одну голую угли труфф[17]17
  Неприглядная, уродливая правда. Сленг зумеров.


[Закрыть], – взвился Паук.

– О каком подпольном банке идет речь? – решил уточнить Макар.

– О ее банке, севрюгинском, – Паук пялился на них. – Вы ее ищете и не знаете? Она ж ростовщица. Прямо из Достоевского – старуха-процентщица!

– Давай строго по сабжу[18]18
  По теме. Сленг зумеров.


[Закрыть]. И не ври! – приказал Клавдий.

– Ее папа-начальник открыл на ее имя в банке счет и карту ей оформил. И начал туда деньги слать, и сверх алиментов ей еще на «малиновое фраппе». Не хотел ее матери больше отступное бабло отстегивать, понимаете? А для Севрюги не скупился. А она – жадная до дрожи. Севрюга на себя полтора года почти ни копейки не тратила. И у нее полмиллиона набежало! Ну, может, врала она нам, но все равно много наэкономила. И открыла свой подпольный банк: наши и из других классов могли у нее занять. И не тыщу-полторы. А больше – пять, даже десять тыщ! Кофту купить на «Ламоде», косуху, «кроссы» крутые, «боты» клевые, наушники. Но возвращать надо было больше – например, не пять тысяч, а семь. А если в срок не заплатишь, Севрюга включала счетчик. Одна бы она с должниками не справилась, ее бы просто послали или избили. Она договорилась с Хвостом. И предложила Локи. «Триумвират» – так она их компашку называла. Хвост ее забесплатно охранял, флэксил[19]19
  Поиграть мускулами, показать силу. Сленг зумеров.


[Закрыть] вечно и в морду совал всякому, кто платить отказывался. Он ни рубля с нее никогда не брал. А Локи она предложила долю.

– А ты где ошивался? – жестко осведомился Клавдий. – Ты ведь с ними со всеми общался.

– Я долги из наших для Севрюги не выколачивал, – отрезал Паук. – Мне здоровье дороже. Хвосту однажды зуб выбили в одиннадцатом классе, когда он нашим стрелку в лесу назначил. Дофлексился! Меня Севрюга по-дружески просила матери моей-завучу мозги полоскать, если слухи про банк и займы до училок дойдут. Но за три года старших классов никто не проговорился – все ж заинтересованы, повязаны. Севрюга бизнес аккуратно вела, всем в долг давала, никого не скамила[20]20
  Обманывать. Сленг зумеров.


[Закрыть]. Ее банком все наши пользовались. Не у предков же копейки клянчить на свэг! Предки у всех, кроме нее, нищие. Гопота!

– После окончания школы банк продолжал существовать? – поинтересовался Макар.

– Схлопнулся, – ответил Паук. – Наши все расползлись, кто учиться поступил, кто работать уехал. Правда, некоторые в кабале у Севрюги остались.

– Кто именно? – подхватил Клавдий.

– Не в курсе. Слышал – Котлова Настька у Севрюги немерено заняла на подержанный айфон. И до сих пор в рабстве. Она и в школе у Севрюги денег просила, отдавала со скрипом, правда, красила ей волосы и стригла забесплатно все старшие классы. И педикюр ей делала постоянно, и маникюр. И даже окна к ним в коттедж мыть таскалась. Севрюга ее за личного парикмахера держала, поэтому Хвоста на нее не напускала, а Локи, он…

– Подробности про Локи и Севрюгу, – потребовал Клавдий.

– Севрюга процентщицей заделалась не только от жадности. Для нее Локи еще со школы полный краш![21]21
  Человек, в которого безумно влюбились. Сленг зумеров.


[Закрыть] Зашипперить[22]22
  Увлечь, влюбить, состоять в романтических отношениях. Сленг зумеров.


[Закрыть] у нее с ним никак не получалось. Он на нее не запал. Даже почти забанил ее сначала. А она на него запала, ууу! И дотумкала сделать его своим компаньоном. Ну, ради почиллить[23]23
  Проводить вместе время, расслабляться. Сленг зумеров.


[Закрыть] с ним и все остальное. Лично мое мнение…

– Выкладывай все, – Клавдий уже предвидел в рассказе Паука целую бездну подвохов.

– Вся затея с банком для Севрюги – лишь способ с Максом отношения замутить. Сначала шкурные, а потом… Она и после школы, когда банк лопнул, от него шипперила безумно, будто сама в секс-рабстве! За каждый трах ему отстегивала. – Паук прищурился. Лицо его приняло странное – циничное, светлое, печальное и одновременно брезгливое выражение. Он вспоминал:

Локи возвращается, на ходу застегивая молнию на джинсах, прочищает горло и плюет на траву. На запястье его, словно браслет, намотаны черные стринги Севрюги. Ее сейчас не видно за деревьями, где они с Локи уединялись, оставив Паука коротать время в одиночестве. Их старое место над обрывом, где они еще со школы встречались тайком от одноклассников и взрослых, обсуждая дела «банка и должников», десять минут назад оглашалось страстными воплями Севрюги и громким криком Локи. Паук, словно животное, чуял всем своим существом острое возбуждение, жаркое вожделение. Он подсматривал тайком за парочкой. И сам жаждал Севрюгу безумно – у него аж челюсти сводило до судорог. Локи в этом виноват – зачем повез его с собой на их место в лесу? Паук недоумевал: третий лишний. Но Локи заявил: «Совру ей, что у нас с тобой еще дела срочные, она быстрее от меня отлипнет».

Локи поднимает с травы свою потрепанную сумку, с которой он ходит в автосервис на работу. Достает банку минералки, пьет и… полощет рот. Его футболка мокрая от пота. Из-за деревьев появляется Севрюга – красная, счастливая, с растрепанными волосами, коса ее распустилась. Топик, открывающий полные плечи, сползает, полуобнажая ее грудь без лифчика. Она шествует медленно, виляя бедрами, путаясь в длинной атласной юбке. Паук помнит – под юбкой нет белья. Словно зверь весной, он ощущает сладкий, терпкий запах Севрюги – аромат самки после спаривания. Мысль пронзает его молнией: забрать ее куда-нибудь… где их не найдут… В заброшенный дом, связать по рукам и ногам, заткнуть юбкой пасть и взять силой… Совокупляться с ней до обморока…

Севрюга на хилого коротышку Паука – ноль внимания. Взор ее обращен к Локи. Глаза сияют – они полны огня, любви, благодарности, алчной ненасытной страсти. На ее лице почти сумасшедшее выражение эйфории.

– Как же мне хорошо… славно… – шепчет она. – Любимый мой…

Локи бросает ей стринги. И залпом осушает банку воды. Он старается не встречаться с Севрюгой взглядом. Она, не стесняясь Паука, быстро натягивает трусики, задирая юбку, – Паук успевает узреть молочную белизну ее полных бедер. Его возбуждение на пике. Ему хочется намотать густые волосы Севрюги на кулак и тащить ее по земле…

– Мать с Асланом четыре дня назад в Сочи улетели, я одна дома, я тебе об этом чатила, – Севрюга берет Локи за руку. – Я колледж поганый бросила. Могли бы у меня всю ночь… И день… Все ночи, дни… Я тебе писала, ты даже не читал. Я дома торчала, ответа ждала.

– Я работаю в две смены, занят. Я ж объяснил, – отвечает Локи и вытирает подолом футболки потное разгоряченное лицо. – Не капризничай. Не устраивай мне сцен.

– Никаких сцен, я в полном улете, кайф! – Севрюга подносит его руку к губам и целует мозолистую ладонь сварщика, прижимается к руке Локи щекой. – Теперь о главном. Коттедж ведь наполовину мой. Мать замуж за Аслана выскочит в августе, они заявление в загс подали. А я сразу потребую дележа – продадим дом, половина денег моя, несколько миллионов. Нам с тобой хватит, Макс…

Локи смотрит на нее.

– Честно, не вру! – Севрюга повышает голос, крепко, до боли, сжимает его руку. – Деньги будут. Поженимся, свалим, купим жилье, и на жизнь нам с тобой останется, на путешествия. Ты институт спокойно окончишь, не вкалывая на подработке. Из работяги сразу обернешься, Финист мой Ясный сокол, Локи мой огненный… белой костью. Элитой.

– Как твой батя-начальник? Да мать твоя лучше тебя живой в землю закопает, чем «пасту» тебе отдаст, крутую вашу домину, – вмешивается Паук. – Мать твоя его, – он кивает на Локи, – выродком при мне тогда назвала, помнишь? Еще в школе. Она тебя скорее убьет, чем позволит вам с Локи ее бабло на путешествия растранжирить.

Локи выдергивает руку у Севрюги. И вытирает место поцелуя о джинсы.

– Поковыряется он в ее пирожке, – продолжил Паук с кривой усмешкой. – Она еще стонет в экстазе, а он мобилу достает. И она ему на карту кидает бабки. Не как проституту, а в виде процентов от бывшей доли.

– Тебе откуда известны нюансы их личной жизни? – осведомился недоверчиво Клавдий.

– Локи мне сам жаловался. Он меня часто тащил на их встречи – якобы у нас с ним срочные дела, и надо по-быстрому перепихнуться. Он с ней только за деньги спал.

– Не любил ее бескорыстно? – уточнил Макар.

Паук хмыкнул.

– Не-а. Он мне признался – он уже и за бабки с ней не хотел дел иметь. Опротивела она ему до дрожи. Мечтал послать ее. Но она ему пригрозила доносом.

– Каким еще доносом? – Клавдий нахмурился.

– «Если бросишь меня, напишу ментам – якобы ты наркоту в своей тачке возишь. Или оружие, патроны». – Паук снова хмыкнул. – У Севрюги соображалка хорошо работала, она текущий мейнстрим секла. Мол, настучу на тебя, пусть менты ничего и не найдут, но нервы тебе измотают. Еще и в камере у них насидишься, и по поселку тебя ославят, с работы выпрут. И в институт телегу пошлют.

– Значит, она ему угрожала ложным доносом? – продолжал допытываться Клавдий.

– Локи принял ее угрозу не за понты, а за чистую монету. Она ведь и раньше в школе на всех капала – я ж в курсе, мать моя начальни… завуч. – Паук скромно улыбнулся, хихикнул. – Мать меня расспрашивала про Севрюгу в педагогических целях, но выволочек ей за ябедничество не устраивала. Страшилась ее папика-шишки. Севрюга им тоже вечно козыряла: мне ничего не будет, меня отец прикроет. Страхом она удерживала своих рабов-должников…

– Ваших общих рабов, – напомнил Клавдий. – Ты ж участвовал, Паук. И ты – кладезь сведений!

– Ага, не дурак, – Паук ухмылялся, оправившись от страха, он уже словно хвастался перед ними своей осведомленностью. – За донос Локи и прибить ее мог. А труп где-то похерить.

– Ты его в убийстве Севрюги подозреваешь? – насторожился Макар. – И в убийстве Руслана?

– Севрюга могла настучать Хвосту, и он бы бросился ее защищать от Локи. Спал и видел отбить ее. Пусть он с хвостом, но он же мужик настоящий. А Локи бы их обоих – кирдык. И трупешники в омут с камнем на шее. – Паук снова щурился. – Севрюга бы по своей воле от Локи никогда не отстала. Я ж говорю – полный краш для нее он был. Психовала она, фанатела сильно… Хотела спать с ним. Любила его очень.

– По-твоему, это – любовь? – удивленно спросил Макар.

– А по-вашему, что? Севрюга сначала с Максом по-хорошему ведь пыталась. В школе в долю взяла, а когда банк схлопнулся, вообще миллионы ему свои предлагала…

– У двадцатилетней студентки колледжа водились еще миллионы? И много? – перебил его Клавдий.

– За половину коттеджа, – пояснил деловито Паук. – Она при мне Локи внушала: после свадьбы матери с Асланом потребую раздела имущества. Половину денег за дом заберу себе. Женишься на мне – все деньги твои. Миллионы. И я – твоя навеки.

– Локи не согласился жениться и разбогатеть? – продолжал расспрашивать Клавдий.

– Я ж вам русским языком объясняю: Макса от Севрюги тошнило. От ее закидонов и сволочного характера. И самое главное – она же кубышка. Ни кожи ни рожи. А на Локи даже ее крутая мамаша-красотка заглядывалась, я сам свидетель, хотя и обзывала его отродьем шлюхи.

– И тебе, и Локи, оказывается, отлично известно место работы в Москве Руслана. Только не ври, мол, Локи о нем не знал, – оборвал его Клавдий. – Почему вы за два месяца не сообщили столь важные сведения ни его матери, ни участковому?

– Я за Локи не ответчик. Сами его пытайте, – огрызнулся Паук. – Тете Розе про «Малый» я не вякал по категоричной просьбе Руслана. Не желал он матери ни адреса московского открывать, ни зарплаты своей. А то зенки зальет и припрется прямо в клуб деньги у него клянчить. Откуда я знаю, где он шляется? Вы проверьте, может, он в клубе пашет? Только с матерью связи намеренно оборвал. Вертухаю… то есть участковому, я вообще ничего никогда не скажу, хоть он на куски меня порежет.

– Причина? – бросил Мамонтов.

А Макар подумал: разглагольствования Журова входят в противоречие с его прежними словами, но уличать его в отсутствии логики сейчас явно бессмысленно.

– Он меня вором однажды обозвал, – Паук скривился. – Ты, говорит, вор, но тебя еще за руку не ловили. Где, что, у кого я украл?! Доносить, стучать – проще всего. Большого ума не надо. А на меня в школе разные уроды – и наши из класса, и даже училки, вечно стучали, завидовали матери моей – завучу и подсиживали ее, клевеща на меня.

– Из ЧОПа почему тебя выперли? – подвел итог Клавдий. – Тоже наветы? Поклеп? Или мелкое воровство у своих коллег?

– А пошли они все на…! – прошипел злобно Паук. По его скривившемуся лицу Клавдий понял – его предположение попало в яблочко. – Я сам ушел.