Текст книги "Такая глупая любовь"

Глава шестая
В грязь лицом, прям как папочка

Материалы были сделаны, и это было чудо. Роберт вручил Маше флешку, похлопал ее по плечу и пожелал удачи. В чем? Да в том, чтобы отстоять новое видение поселка «Русское раздолье» в глазах их главного заказчика. А точнее – в глазах Дона Корлеоне. Если быть до конца честной, Маша до самого последнего момента надеялась, что ей удастся избежать сомнительной чести представить новый проект поселка Дону Корлеоне лично. Почему она? Разве это справедливо? Она боится его как огня! Да, она запорола совещание и также запорола старт разработки рекламных материалов. Ну и что? Все равно же Гончарову проект не понравился!

С точки зрения Бориса Яковлевича Щучки, Мария была очень даже правильной кандидатурой – овца на заклание. Коза отпущения. В конце концов, официально весь этот беспредел устроила Маша, и, значит, Маше его и расхлебывать.

– Ты что, отказываешься? – спросил Щучка тихо, когда в понедельник утром усталая, с темными кругами под глазами, Маша принесла ему переделанные слайды и плакаты.

– Почему нужно ехать к нему? – аккуратно уточнила Маша без особой, впрочем, надежды. И действительно, Щучка только шире улыбнулся, а это всегда было дурным знаком.

– Действительно, почему? – спросил он, разведя руки широко в сторону. – Сейчас, Кошкина, я позвоню ему и скажу, что ты считаешь его недостаточно интересным для нас клиентом, чтобы ехать к нему с материалами. Пусть он сам заедет к нам снова – после того, как ты сорвала переговоры. Нет, зачем же сразу приезжать? Пусть позвонит и запишется у твоего секретаря. А то вдруг у тебя дела, да, Кошкина?

– Нет.

– Что? А? – Щучка приложил руку к уху, демонстративно имитируя глухоту.

– Нет! – громче сказала Маша.

– Правильно, Кошкина, конечно, нет. А знаешь почему? Потому что никакого чертового секретаря у тебя нет. И сама ты тут на честном слове висишь. Думаешь, если переделала картинки, это прощает то, что ты просрала целый проект?

– Я уже еду, – бросила Маша, не желая слушать, как степень грубости и крика ее босса повысится в геометрической прогрессии. – Разговор окончен.

– Окончен? – заорал он. – Разговор здесь я заканчиваю!

– Так что, не ехать? – переспросила Маша, озираясь по сторонам, лишь бы не сталкиваться со Щучкой взглядом. Интересно, где же Роберт? Они проработали всю субботу, в воскресенье она позвонила ему, чтобы спросить о некоторых моментах в их совместной работе. Чтобы посоветоваться. Чтобы услышать его голос. Роберт разговаривал вежливо, доброжелательно и отстраненно, словно в то же самое время смотрел какую-нибудь программу на компьютере – без звука. Создавалось такое ощущение, что он Машу слушал, но не слышал. Сегодня в офисе его не было, хотя, положа руку на сердце, именно ему надо бы было говорить с заказчиком – его концепцию они меняли все выходные.

– Шутишь, да? – Улыбка сползла с лица Щучки.

– Никак нет, – грустно пробормотала Маша. – Хоть как туда добираться? У меня чертежи, материалы. Может, машину дадите?

– Машина, она только тем положена, кто проекты не стирает из компьютеров. Только людям с репутацией. Можешь взять за свой счет такси, Кошкина! – И Щучка нравоучительно поднял вверх указательный палец. Павлик, Щучкин водитель, сидящий рядом со стойкой секретарей-администраторов, поймал растерянный Машин взгляд и поганенько улыбнулся.

Никакого собственного счета у Маши Кошкиной не было. Зарплата рядового дизайнера первого года позволяла ей покупать красивые, с рукавами-фонариками, платьица, и то лишь потому, что жила она у родителей и у них же питалась. Расход в несколько тысяч рублей, чтобы добраться из центра Москвы в неведомое ей доселе замкадье, никак не входил в ее планы.

– Спасибо и на том, – кивнула Маша, забивая в карту Яндекса сомнительный адрес, начинавшийся со слов «Московская область», а заканчивающийся «владением» с длинным номером. После некоторых раздумий навигатор попросил переформулировать вопрос. После новой формулировки карты предложили поехать на Истринское водохранилище, что теоретически могло иметь смысл, а могло и не иметь. Дело в том, что Маша ни разу не была на месте, которое они проектировали. Роберт вроде был, но он в офисе так и не появился, а спрашивать у Щучки, куда ехать, в каком чистом поле искать заказчика, Маша не хотела из политических соображений.

– Кошкина! Ты что, еще здесь? – рявкнул Щучка с высоты своего второго яруса, перегнувшись через поручни.

Яркий солнечный свет мешал Маше видеть его лицо. От вопля она дернулась и случайно выронила пачки бумаг, которые живописно, в соответствии с законом бутерброда, разлетелись по полу вокруг Маши. Щучкино лицо стало расплываться, как в замедленной съемке, а руки сами собой разлетаться в стороны. Маша сжалась и с ужасом наблюдала, как он дошел до точки «экстаза». Затем он чуть склонился вправо и кивнул.

– И я почему-то совершенно не удивлен! – сказал он громко, на весь рабочий зал, чтобы тот, кто остался, заметил очередной «провал миссии» Маши-растеряши Кошкиной.

– Я уже уехала, – бросила Маша тихо и короткими перебежками, собрав потерянное, переписав документы на три (ТРИ!) флешки и один альтернативный почтовый ящик, стала двигаться к выходу. Чтобы найти поселок, который проектировали для империи Николая Гончарова.

Путь «туда, не знаю куда» и поиски «того, не знаю кого» заняли два с лишним часа. Оказалось, что отсутствие автомобиля совершенно не избавляет тебя от пробок, если ты планируешь ехать за город. Просто к стоянию в пробках еще добавляется стояние на остановке в ожидании маршрутки. Только к обеду усталая Маша вышла на подходящей ей станции. Поселок пока что находился на административном обслуживании. Продажи его не начались. Маша выяснила, что поселок находится на подготовительном этапе.

– Вашу ж мать! – ругалась про себя девушка, проклиная свои босоножки на небольшом каблуке. Это в городе они удобные, а тут вязнут в земле. К тому же пыль их наверняка убьет. – Где ж это чертово «Раздолье»?

Мимо нее по лесной дороге, поднимая клубы сухой грязи, летели грузовики с землей и песком, который, обваливаясь на колдобинах, летел Маше в лицо. Хорошо хоть, жара немного спала – набежали облачка, и подул весьма ощутимый ветерок. Страдалица шла уже так долго, что ей начало казаться, что скоро она выйдет на какое-нибудь другое шоссе. Ничего похожего на «Русское раздолье» тут не наклевывалось, зато впереди (наконец-то!) замаячил высокий металлический забор, уходящий тонкой коричневой ниточкой в глубины леса, из которого медленно, но без остановки тянулись струйки белого дыма.

Пока что будущее счастье, которое они с Робертом так живописно расписали в своих слайдах, ковалось в огне и дыму. Компания Гончарова жгла лес.

– Вы что-то ищете? – спросил Машу охранник. Рядом с ним стоял второй. Они были как двое из ларца: одинаковы не только с лица, но и с формы и даже с манеры говорить.

– Я ищу офис продаж «Русского раздолья», – простонала Маша, чувствуя себя самой несчастной девушкой на земле. Куда там Золушке с ее теплым уютным домом и розовыми кустами! Попробуй протащиться пять километров по лесу с большими упаковками печатных материалов в обеих руках. Мышцы ныли, руки дрожали, и Маша даже не хотела думать о том, как она сейчас выглядит. Плевать. Она уже однажды опозорила их архитектурное бюро перед этим проходимцем с замашками какого-то чертова генералиссимуса. Пусть, пусть он нажалуется на нее, и ее уволят, сейчас ей все равно.

– Офис продаж закрыт, – хором ответили молодцы.

– Я знаю. Я из архбюро! Мне нужен Гончаров.

– Так-таки сам Гончаров? – с сомнением посмотрел на нее один из двоих, тот, что вышел первым.

– Так-таки да! – ответила Маша с вызовом. Тогда первый кивнул второму, и тот достал из-за ремня рацию. Что-то зашипело, а затем нечленораздельная речь, слившаяся в единую массу шипящих, ударила в эфир.

– Семеныч, тут к Николаю Николаевичу приехали… – пробормотал охранник. – Вернее, пришли.

– Шалишь? – вполне разбираемо ответил голос Семеныча. – Кровавой бани захотел?

– Девушка… – добавил охранник. – На меня собак не вешайте.

– Как зовут?

– Я не спросил, – пробубнил охранник растерянно.

– Хорош вертеть вола, спроси, а? Достали уже, дети божьи! – прошипела рация и отключилась.

Охранник повернулся к Маше.

– Мария Андреевна Кошкина, из архитектурного бюро, – процедила Маша, а затем добавила на всякий случай: – От Бориса Яковлевича.

– Ага. – И охранник снова связался с Семенычем, но на этот раз зашел в свою будку, видимо, чтобы беречь свое реноме. С чего он решил, что оно у него есть? Через пару минут автоматические ворота поехали в сторону. Маша сочла это за добрый знак и прошла внутрь. Бедняжка снова шла по лесу, дорога по-прежнему была разбитой, дыма стало еще больше. Маша заметила, что огромные, сложенные штабелями срубленные бревна лежали посреди осиротевших полянок с кучей пеньков. Отчего-то вспомнился шум по поводу гибели Химкинского леса. Парочка желтых тракторов копошилась вокруг еще не подожженных бревен.

Когда Маша пересекла лес и вышла на более открытое место, она чуть не простонала: высокое здание, обшитое сайдингом, – видимо, будущий офис продаж «Русского раздолья» – находилось на противоположной стороне поля, и пилить до него было – мама дорогая. К тому же облачка, которым так опрометчиво обрадовалась Маша, стали значительно более густыми и серыми – не облачка уже, а самые настоящие тучки. Порывистый ветер норовил вырвать из Машиных рук бумаги и плакаты. Отчаяние охватило ее. Зачем она поперлась сюда? Лучше бы она уволилась или ее бы уволили – с позором.

Начался дождик, и холодные капли обожгли разгоряченные плечи.

До домика охранников так же далеко, как и до офиса Гончарова. Что за мертвая, выжженная земля? Как это угрюмое поле может стать чьей-то мечтой? Маша шла медленно, сказалась бессонная ночь.

А потом начался дождь. И даже не дождь, а настоящий ураган – вода и ветер смешались, забиваясь в глаза и рот. Маша аж закричала от отчаяния. Все, что было в ее руках, теперь быстро превращалось в ничто.

Когда струи полились со всей силой летнего ливня, она бросила упаковки с бумагами на землю, плюхнулась туда сама и закрыла лицо руками. Дальше идти просто не было никакого смысла. Плакаты были уничтожены, под платье заливало, босоножки промокли и стали окончательно непригодными к использованию. Что делать? У Маши не было никакого плана. Лучшее, что она могла бы придумать в этой ситуации, – это позвонить маме и расплакаться. Мама бы тут же решила все вопросы – она всегда разводила беду руками самым чудесным, самым невероятным образом. Она придумала бы, как эвакуировать Машу с этого чертового поля, и через несколько минут за ней бы прилетел кто-нибудь на вертолете. А так… Она думала, думала, думала, но ничего лучше, чем плюнуть на все, развернуться и уйти, придумать не могла.

Просто уйти. Не оборачиваясь. Добраться до дому, упасть в ванну, уснуть в ванне, отключить все телефоны и никому больше никогда не звонить. Удалить всех друзей из всех социальных сетей. Уехать к родителям в Карловы Вары, закопаться там в грязи и пролежать две недели. Затем вернуться, поступить в медицинский институт, стать гинекологом, выйти замуж за дантиста. Вообще никогда не выходить замуж. Плевать на все.

– Стой, стой! Тормози, вон она! – Чьи-то крики доносились сквозь грохочущую стену воды, но Маша почти не обратила на них внимания, преисполненная жалости к себе. Никогда еще она не оказывалась одна в безвыходной ситуации. Впервые мир стал таким большим, необъятным, непредсказуемым и странным…

– Господи, да мы вас могли сбить! Вы хоть это понимаете? – Большая темная машина остановилась совсем близко к Маше, и из нее выскочил он, Дон Корлеоне собственной персоной. Хуже не бывает. В светлой рубашке с закатанными рукавами, в простых темных джинсах и кроссовках он смотрелся совсем по-другому. На голове у него красовалась рыжая строительная каска. Он вышел из машины и подошел, как всегда чуть хромая, к Маше.

– Николай Николаич, я вообще не понял этих охламонов! – Второй голос показался Маше смутно знакомым. – Я думал, она проехала.

– Ты думал? Ты думал! – воскликнул Гончаров, уставившись на мужика в синем строительном комбинезоне и такой же рыжей каске, с пушистыми усами под огромным носом-шнобелем. – Семеныч, ты бросай думать. Ты мне дело сделай, ладно?

– Я… материалы привезла, – пробормотала Маша, продолжая сидеть на залитой водой траве.

– Отлично. Я так рад! – голос Николая Гончарова звучал скептически. Он помог Маше встать с земли. – Вы всегда так исполняете порученное? Бросаете все в грязь?

– Вдруг она лечебная! А я… Можно, я приеду к вам завтра? – спросила Маша, мечтая лишь об одном – убраться отсюда как можно дальше. Можно даже провалиться сквозь землю. Кстати, о земле: Маша попыталась поднять хотя бы тубус с самыми большими плакатами и тут же рухнула обратно – слишком скользко.

– Давайте решать проблемы по мере их поступления. Да вы идете или нет? – недобро спросил Гончаров. – Что вы там ползаете?

– Я не могу, я вам всю машину залью водой и грязью, – пробормотала Маша, подцепив сверток, упакованный в промокшую кальку. Плакаты. Их уж точно придется переделывать заново. Еще одна бессонная ночь. Если только ее не уволят еще до ее наступления.

– Вот это – самый потрясающий аргумент, который я только слышал от девушки! – Гончаров в изумлении стоял посреди поля и смотрел на Машу. – Вы это серьезно?

– У вас дорогая машина, – крикнула Маша зло. – Еще не хватало, чтобы мне потом выкатили счет за ее чистку.

– Николаич… – пробормотал второй, со шнобелем, похожий на прораба, изумленно глядя на Машу.

– Семеныч, видишь, какие нынче девушки пошли… заботливые. Чума! – И тут произошло то, чего Маша не ожидала, даже если бы прожила миллион лет. Николай Гончаров за два огромных шага перепрыгнул расстояние, разделявшее их с Машей, подхватил ее на руки, перенес через грязь и насильно запихал в машину. Хромота ничуть не помешала ему, напротив, Маша почувствовала, как сильны его руки, как упруга, устойчива походка. И никаких сомнений, никаких проблем. Подхватил прямо так, как она была – в грязных босоножках, со стекающей по волосам водой. Видимо, последнее, о чем он беспокоился, была обивка его красивой темной машины. Семеныч, кряхтя, просунул ей то, что осталось от материалов, рассыпанных по земле:

– Держите, барышня.

– Да уж, барышня! – бросил Гончаров, заводя машину. – Когда Борька мне сказал, что пришлет новые материалы, он позабыл сказать, что пришлет их с живым человеком. Я ждал их по почте.

– Ну… он, наверное, просто забыл, – пробормотала Маша с непонятной ей самой враждебностью, испытывая все еще острую неловкость от этого чудовищного поворота событий: Дон Корлеоне на руках нес ее через грязь и усаживал в свою машину. Прямо как в кино про гангстеров. Если так – дальше он должен нацепить ей на руки наручники, привязать к стулу и бить ладонью по лицу. Но он только посматривал на Машу время от времени, оборачиваясь и отвлекаясь от дороги, – строго и как-то озадаченно. Машину он вел лихо, словно знал на этом поле каждую колдобину, каждую рытвину. Через несколько минут его вездеход остановился около здания в сайдинге. Около дома стояло еще несколько машин – преимущественно «Нивы» и какие-то крупные строительные штуковины, назначения которых Маша совсем не знала. Дождь стих так же быстро, как и начался. На улице перед домом сидели и курили рабочие. Первым из машины вышел прораб.

– Чего за адмиральский час, а? Курим? Может, вам и налить?

– Семеныч, мы дождь пережидали.

– Все идут копать, я ясно излагаю? Кабеля привезли?

– Обещали через час. Там пробки, – пробормотал один из рабочих.

– Там правда пробки, – вступилась за него Маша, сама не зная зачем.

– Да мы в курсе, – примирительно бросил ей Николай. – Как вас зовут-то? Маша, кажется?

– Мария Андреевна, – ответила Маша и заставила себя хоть на секунду перестать дрожать и поднять выше нос. И расправить плечи, облепленные мокрым платьем. К черту его! Но тут же согнулась обратно и прижала к себе чертежи. Гончаров усмехнулся.

– В таком случае я – Николай Николаевич. Ну что ж, Мария Андреевна, прошу к нашему шалашу. Надо вас согреть и высушить, не считаете? Хорошая идея?

Маша вышла из машины и подставила лицо выглянувшему из-за туч солнышку. Что за погода, господи! Вот это и нужно знать, когда строишь «Русское раздолье». От нашего раздолья можно ожидать любую подлянку.

Глава седьмая
Кофе без молока

Белый, обитый сайдингом домик смотрелся так странно посреди перекопанного поля – как белый пластырь на изуродованном, израненном теле поверженного бойца. В стройке не было ничего красивого, и Маша невольно поежилась, вспомнив, как медленно подтаскивал маленький трактор срубленные бревна к тлеющим кучам.

– Ну проходите же! – недовольно воскликнул Николай и сощурился, пытаясь распознать скрытый смысл в выражении Машиного лица. Сам он отбросил каску на стол, где лежало еще с десяток таких же. – На вас смотреть больно, с вас вода льется.

– А как же сюда люди будут добираться? – спросила Маша, проходя внутрь аккуратного домика. Деревянные стены наполняли просторное помещение приятным запахом свежеоструганного дерева, дом явно появился тут совсем недавно. Просторный зал еще не был до конца заполнен мебелью, в углу, прислоненные друг к другу, стояли белые рамки для будущих картинок – тех самых картинок, которые уже во второй раз угробила Маша.

Но в этот раз она имела полное право возложить вину за произошедшее на матушку-природу.

– Так, душ, туалет – там! – Гончаров махнул рукой на дверцу под лестницей. – Уж простите, переодеть мне вас не во что, кроме комбинезона.

– Я не… нет, спасибо. Переодевать меня ни во что не надо, – фыркнула Маша. Тоже мне, какой заботливый нашелся!

– Значит, будете ходить мокрой? Давайте я вам хотя бы полотенце дам.

– Зачем? – вытаращилась на него Маша. Гончаров вдруг улыбнулся такой заразительной улыбкой, что для того, чтобы не улыбнуться в ответ, пришлось приложить буквально титанические усилия. Но у нее получилось – каменная физиономия. Молодец! Однако Гончаров только рассмеялся.

– Можете вымыться и выйти к нам, обернутой нашим полотенцем. Уверен, мужики будут просто в восторге! – заявил наглец Гончаров, не сводя глаз с мокрого платья Маши. – Забавно, но так вы будете выглядеть даже приличнее, чем выглядите сейчас.

– Да что вы себе позволяете! – возмутилась Маша, но выхватила полотенце из рук смеющегося Гончарова.

– Высушите хотя бы волосы, – бросил он ей вдогонку, все еще улыбаясь. – А то простудитесь! Значит, вас послали ко мне с презентацией, которая погибла, я так понимаю.

– Флешка, наверное, выжила, – вздохнула Маша, бросив взгляд на испорченную, грязную сумку.

– Интересно, а почему ваш гений от архитектуры не поехал?

– О ком это вы? – нахмурилась Маша.

– У вас что, так много гениев и любителей подражать Европе во всем? – хмыкнул Гончаров.

– Он вовсе и не подражает. У него все проекты – авторские, уникальные. И… и я не понимаю, о ком вы.

– Это я понял, да. – Вот снова эта невыносимая улыбочка. – Вы меня не понимаете, вы его понимаете.

– О чем вы? – покраснела Маша.

– У вас же с ним ВЗАИМОПОНИМАНИЕ! – И Гончаров вытаращил глаза с таким комично-серьезным видом, что Маша чуть было не запустила в него этим самым полотенцем. Да что он вообще о себе вообразил?! Зачем припоминать ей, что присутствовал в то утро при ее разговоре с Робертом? Какое ему дело?

Маша зашла в душевую и захлопнула за собой дверь. Внутри все клокотало от возмущения. И вовсе Роберт не подражает Европе! Скорее, он просто вырос в ее традициях, он учился там, точнее, стажировался. И вообще, чего в этом плохого? Она прислонилась лбом к деревянной стене и закрыла глаза.

– Вы кофе пьете с молоком или без? – крикнул Николай через стенку, и Маша подпрыгнула на месте, так как на секунду ей показалось, что Гончаров тоже тут, в душевой. Стены в пряничном домике были тонкие, а злая ведьма предлагала кофе.

– Я пью чай! – крикнула она в ответ из чистой вредности.

– Значит, будете пить без молока, – весело ответил он. Маша фыркнула, но отвечать не стала. Она включила воду, посмотрела на свое отражение в мутном зеркале над раковиной. Вот ведь – на смерть похожа! Платье грязное, в темных пятнах. Как и ее лицо. Косметика размазалась, волосы слиплись. Она быстро набрала воду в ладошки и принялась умываться. Холодная вода была как горячая: обжигала. Руки дрожали. Она нервничала, и куда больше, чем предполагала! Почему? Впрочем, ничего удивительного. Ведь от этого Дона Корлеоне не знаешь, чего ожидать.

Ремонтно-восстановительные работы позволили Маше вернуть своему облику пристойный вид, хотя платье было уже не спасти. Хорошо, что косметика в сумке не намокла – удалось нарисовать беззаботное выражение лица, которое было совершенно необходимо, если имеешь дело с Гончаровым. Было что-то возмутительное в том, как он вел себя с людьми. Словно привык, что все, всегда и везде будут делать именно то, что он хочет.

Ну уж нет!

Когда Маша вышла из душевой, вся комната была заполнена людьми и ароматом свежего кофе. В зале на всех стульях сидели рабочие – одинаково одетые, в касках, они были похожи на гномов из сказки. И все они с одинаковым удивлением пялились на девушку. Такое ощущение, что специально сбежались со всех концов поля, чтобы посмотреть на Машу. Еще бы, тут, на строительной площадке, не было женщин. Это пока что было чисто мужское место, своего рода монастырь, куда женщинам вход заказан.

– Семеныч… – пробормотал один из «гномов», поднимаясь со стула. – Мы контура класть пойдем.

– Разметили? – спросил усатый прораб, шмыгнув своим огромным шнобелем.

– Ну… разметим, – пожал плечами «гном».

– Разметят они! Все, парни, хорош вертеть вола, – скомандовал Семеныч, и, словно птицы, согнанные с ветки, рабочие встрепенулись, похватали свои пластиковые стаканчики с кофе и разлетелись размечать контура. Гончаров подошел к совершенно растерянной Маше и протянул ей большую белую чашку с темнеющей ароматной жидкостью.

– Спасибо, – пробормотала она, хватаясь за горячую чашку, как за спасательный круг. Она не знала, куда девать руки, и ей было ужасно неловко оттого, что она произвела такой сомнительный фурор на объекте заказчика. Гончаров подцепил со стола бутылочку с водой и повернулся к Маше.

– Отвечая на ваш вопрос, хочу заметить, что люди, которые тут будут жить, все имеют собственные автомобили, и не по одному, а по несколько.

– Вопрос? Какой вопрос?

– О том, как сюда добираться. Точно не так, как вы, – усмехнулся Гончаров. Маша вспомнила, что действительно брякнула что-то такое, когда выходила из машины. Сказались многие километры, пройденные пешком. Мама иногда говорит, что молчание – золото, но Маша, скорее, спец по серебру. Молчать не умеет.

– Да, конечно.

– И я не могу понять, почему вы приехали вот так.

– Ага, – кивнула Маша. – Куда уж вам. А знаете, сколько еще будет таких? Допустим, ваши покупатели – богачи и миллионеры. Но ведь у них есть родители, которые не всегда водят. А если нужно куда-то срочно добраться?

– Ну, можно дать шофера, – задумчиво пробормотал Гончаров.

– А их дети? Няни этих детей? Люди, которые по состоянию здоровья не могут водить машину? А ремонтные рабочие? Репетиторы? Дворники? А до школы как добираться? – Маша буквально бомбардировала Гончарова вопросами. Молчание – не ее золото, да.

– Во-первых, Мария Андреевна, все эти вопросы имеют свои решения. Уж поверьте, все это будет разработано. Пустят автобусы и эти… ну, маленькие такие…

– Маршрутки? – вдруг рассмеялась Маша.

– Чего смешного? – нахмурился Гончаров.

– Да нет, ничего, Николай Николаевич! – пожала плечами она. – Маленькие – это маршрутки. Есть еще поезда, которые ходят под землей, они называются «метро». А если такие же поезда едут по земле, это электрички.

– Закончили? – хмуро спросил Гончаров, и Маша тут же захлопнула рот. Свихнулась, что ли, так разговаривать с заказчиком! Но Гончаров вдруг обаятельно улыбнулся, и от этого его суровое, красивое и очень, очень мужественное лицо с тяжелыми надбровными дугами, выраженным подбородком вдруг стало мягким. – Вы забыли сказать, что с рогами – это троллейбус.

– Не только. Может еще быть и трамвай.

– Да что вы? А это что такое? Никогда не видел!

– Это потому, что с высоты, на которой частные самолеты летают, их не разглядеть, – брякнула Маша, и оба они вдруг, не сговариваясь, рассмеялись в голос. Гончаров смотрел прямо Маше в глаза, и ей вдруг стало так неудобно под острым взглядом его умных темных глаз. Она вдруг очень ясно поняла, что ничего не знает о мужчине, стоящем перед нею, с которым она так непринужденно пьет кофе.

– А школу мы им прямо тут построим, – заверил Машу Николай.

– Платную? За страшные тысячи, конечно! – фыркнула Маша.

– За них, за них, – кивнул он, отпивая из чашки, но не сводя взгляда ни на секунду. – А как еще? Вы же не думаете, что мы тут благотворительностью занимаемся?

– Какая уж тут благотворительность, – пробормотала Маша, делая глоток и так же удерживая взгляд на Гончарове – прямо поверх чашки. – А потом будет «богатые тоже плачут». И жалуются.

– Значит, вы считаете меня злодеем, отбирающим деньги у богатых? – рассмеялся он. – Прямо Робин Гуд!

– Робин Гуд в лесу жил, а вы его сжигаете, – тихо ответила Маша, и по внезапно помрачневшему взгляду Николая она вдруг поняла, что это она сделала напрасно. Зашла слишком далеко. Он несколько секунд молчал, но последние остатки веселья исчезли вместе с отставленной им в сторону чашкой. Он сглотнул слюну и вытер в уголке губ, хотя там ничего и не было. Затем отвернулся и включил компьютер.

– Что ж, давайте посмотрим, что вы мне привезли, Мария Андреевна. – Голос звучал так сухо, что мог самовоспламениться. – Вы сказали, что флешка могла выжить.

– Да-да, вот она. – Маша протянула ему маленькую карту памяти, выполненную в виде миньона из мультфильма – любимого Машиного мультика. Флешку ей подарил братец, и это было, наверное, лучшее, что он сделал для нее, так ей понравилась маленькая желтая фигурка, из круглой головы которой вылезала пластинка. Теперь Маша десять раз пожалела, что не завела флешку посолиднее.

– Гхм! – Это было все, что сказал Гончаров, рассматривая Машиного миньона, но выражение его лица говорило само за себя. Удивление сменилось совершенно неприличным весельем, он буквально кипел и бурлил ироническими замечаниями, и только огненный взгляд злой Маши остановил его… на время.

– Откройте папку «три», – бросила она с той же сухостью, что и он до этого.

– Серьезно? Вы хотите, чтобы я открывал вот это? – и Гончаров подвесил миньона за маленькую цепочку и покачал. Миньон был смешной. Очень смешной, и только поэтому Маша не смогла справиться с собой. Она прыснула.

– Открывайте миньона, и я вам покажу русское раздолье! – сказала она сквозь смех.

– Знаете, Мария Андреевна, жизнь меня совершенно не подготовила к тому, что я услышу название поселка в таком сочетании. Открывать миньона? Как прикажете!

– Как будто вам можно приказать, – ответила Маша раньше, чем успела осознать, что это было простой фигурой речи. Гончаров глубоко вдохнул, склонил голову набок и зачесал челку так, что открылся его высокий лоб.

– Вы очень необычная девушка, да? – спросил он, снова уставившись на Машу. Его прямой взгляд говорил о чем-то, чего Маша не понимала и что серьезно нервировало ее. Словно Гончаров пытался прочитать ее мысли, но никак не мог добраться до нужной папки. Слава богу, он отвернулся к компьютеру, чтобы активировать флешку.

– У нас других не держат, – ответила она с улыбкой, которой, как игрок при плохой игре, она прикрывала чувство неловкости.

– Идите ко мне, – позвал Гончаров, и отчего-то Маша очень остро ощутила, что они с ним остались в этом зале вдвоем, а зал этот – в одиноком домике, заброшенном в перекопанном поле черт знает где. И «гномы» все ушли. – Какой файл смотреть? Я не хочу получить неверное впечатление только потому, что посмотрел все в неправильной последовательности.

– Начинайте с девятого, – сказала Маша после некоторых подсчетов. Она работала всю ночь, переделала почти все, а что не успела, было таким незначительным, что для предварительного показа могло сгодиться. Она сделала все в цвете и 3D-графике, даже сбацала новый компьютерный видеоролик. Но – но! Она не расставила это все в каком-нибудь определенном порядке. Просто перебросила все, что есть, на миньона (и в сеть, и на терабайтный диск, и на локальный сервер фирмы под двумя разными папками) и поехала в «Раздолье».

– Я почему-то даже не удивлен, – хмыкнул Гончаров. – С девятого. А потом третий? Или двадцать восьмой?

– Мы будем смотреть материалы или обсуждать мои методы хранения информации?

– Ваши методы хранения информации мы, кажется, обсудили еще на прошлом совещании, – усмехнулся Николай, и Маша сжала кулаки. Дать бы ему в лоб – чтоб знал. Все равно ее, скорее всего, уволят после всего произошедшего. Так хоть моральное удовлетворение получить. Но удержалась.

– Итак, мы начинаем с общего вида. Заход с воздуха дает возможность показать природу, окружающую ваш поселок.

– Наш поселок, – поправил ее Гончаров.

– Как прикажете, Николай Николаевич, – кивнула Маша. – Наш поселок.

– Что-то подсказывает мне, что вам приказывать тоже довольно сложно, – бросил он, не отрывая взгляда от экрана, где из сочной зелени смешанного леса выплывали уютные деревянные дома с дымящими трубами.

– Чтобы подчеркнуть экологичность и встроить проект в среду, мы использовали дерево как основной элемент внутренней отделки отдельно стоящих особняков. В дуплексах и квадрахаусах это сделать сложнее. Как правило, их покупают в качестве постоянного жилья. Лучше использовать камень – люди воспринимают его как нечто надежное, более долговечное. Русский стиль, в общем, будет отражен в оградах, украшении дорожек, в ландшафтном дизайне. Вот тут… – Маша перегнулась и взяла из рук Гончарова «мышку», чтобы открыть файл с несколькими вариантами рекламных плакатов. – Тут въездная группа с декором в старославянском стиле. В любом случае леса вокруг…

– Те, которые я жгу, – прервал ее Гончаров.

– Те самые, – с вызовом кивнула она. – Леса вокруг являются сильнейшим конкурентным преимуществом. Люди уезжают из города именно за свежим воздухом. И уж если им предстоит трястись полчаса в машине…

– Или на трамвае…

– Или в маршрутке, – продолжила Маша как ни в чем не бывало, – а затем пилить пять километров через лес, то его очарование должно быть показано максимально ярко. Конечно, нужно понять, сколько именно вы его тут планируете оставить.