Текст книги "Беседы со специалистами"

Марк Ефимович Боймцагер

Это был врач от Бога. Теперь его нет на этом свете, поэтому говорю был. Небольшого роста, яркой семитской внешности, лысеющий смолоду, постоянно покашливающий кашлем открыто невротического происхождения, он был незабываемо колоритен. Его крупные умные глаза излучали тот свет, который так необходим был его пациентам. Этот свет напрочь нейтрализовал упомянутое покашливание, обеспечивал полное доверие страждущих к своему доктору. К этому следует прибавить высокую степень профессионализма, прекрасно выстраиваемую речь и высокий общекультурный уровень. Марк был думающим врачом, что в наше время встречается не столь часто. Эта потребность думать однажды вылилась в забавное (теперь уже!) приключение. В один из рабочих дней Марку попался сложный пациент. Он взял историю болезни и вышел в скверик возле диспансера, чтобы посидеть и подумать, прежде, чем сделать запись. В это время в диспансер нагрянула комиссия, проверяющая служебную дисциплину. Врач Боймцагер на своем рабочем месте обнаружен не был. Начался переполох. Сотрудники уверяли, что он только что был. Искали везде, даже в туалете. Наконец, догадались выглянуть в окно – о, ужас! Доктор спокойно, как ни в чем не бывало, сидел на лавочке.

Члены комиссии подошли к нему и спросили, что он делает, на что Марк, чувствуя себя полностью в своем праве, ответил: «Думаю…». «Не думать надо, а работать», – возмущенно резюмировал председатель комиссии. И в протоколе обследования нашего учреждения было записано: «Врач Боймцагер нарушал трудовую дисциплину. Он отсутствовал на рабочем месте, прикрываясь тем, что думал в непредусмотренном служебным распорядком месте».

Вообще Марку Ефимовичу на роду были написаны происшествия, и не всегда понятного генеза. Рискну рассказать об одном из них.

В один прекрасный день Виктор Маркович Шкловский вышел из своего кабинета, чернее тучи. «Негодяй, – кричал он, – подонок, безобразие!». Оказалось, что позвонил один из родителей лечившегося у Марка подростка и сообщил, что врач приставал к его сыну. Сыном был страдающий заиканием и разного рода психопатическими выходками прехорошенький отпрыск (просто принц!) этого именитого, как потом выяснилось господина. Гневу Шкловского не было предела. Он был преисполнен готовности жестоко наказать виновника. Марк, в свою очередь, с возмущением все отрицал, говорил, что это конфабуляции (ложные воспоминания) больного мальчика. Чтобы защититься более весомо, Марк стал собирать компромат на Шкловского (не буду вдаваться в подробность, какой именно). Началась война, да еще какая! Она стоила стольких нервов обеим сторонам! Военные действия продолжались довольно долго, но так ни к чему и не привели. Однажды я, пользуясь уважительным отношением Марка ко мне, решила откровенно поговорить с ним. «Марк, – спросила я, – ну признайтесь мне, – даю слово, это останется между нами, – эти обвинения имеют основание?». Марк, подкашлянул, посмотрел на меня своими умными глазами и сказал: «Ну, Татьяна Григорьевна, дорогая, – посмотрите на меня, я похож на гомосексуалиста?». Признаться, в то время, я очень мало понимала в том, как должен был выглядеть этот самый гомосексуалист, а определенного ответа от Марка так и не получила. Теперь, когда гомосексуализм практически узаконен, а в Калифорнии, где мне теперь выпало пребывать, разрешены даже однополые браки, я иногда кое-как угадываю, т. е. выделяю из толпы мужчин такой ориентации, однако часто ошибаюсь, поскольку некоторые из них выглядят такими полноценными экземплярами, какими зачастую не выглядят гетеросексуалы. Так это происшествие и осталось для меня загадкой. Шкловский и Марк в конце концов помирились.

С Боймцагером связано еще одно курьезное воспоминание, да простит он меня там, на небесах. У одного моего приятеля отец, будучи репрессированным по политической статье, а затем реабилитированным, но потерявшим прежние престижные должности, периодически находился в глухих запоях. Приятель спросил меня, не знаю ли я такого доктора, который помог бы. Пробовали многие, но безрезультатно, однако, чем черт не шутит! У Марка же был друг, которого он очень ценил, а по сему и порекомендовал. Надо сказать, что нуждающийся в помощи папа был огромного роста, косая сажень в плечах, настоящий русский богатырь, а рекомендованный доктор субтильного, сугубо интеллигентского семитского покроя субъект. Далее происходит вот что: проходит месяц – папа трезвый, проходит два – трезвый, проходит полгода – у папы ни в одном глазу. Удивленный отпрыск спрашивает? «Пап, что действительно помогает?!». На что папа от всей широты своей русской души отвечает: «Да, как тебе сказать? Больно этого жиденка жалко, уж, так старается!». Не рискнула бы привести этот эпизод, если сама не имела отношения к еврейству, и, если б не была уверена, что юмор еще никому не вредил.

На похоронах Марка плакали все. С почитанием и благодарностью говорили о том, каким необыкновенным врачом и замечательным человеком он был. Невозможно поверить, что он кому-то принести хоть какой-то вред. Пусть так оно и будет!

Надежда Еланова и Генриэтта Слепак

Бывают люди – самородки с неповторимыми чертами личности. Главная черта пионера Центра, логопеда Надежды Алексеевны Елановой, работающей абсолютно самобытно, самоотверженно и виртуозно, полное отсутствие ложной стыдливости. Она всегда легко и просто признавалась в разных грехах. Обстоятельства замужества и развода излагала просто, без всяких прикрас и трепыханий. Многое из того, о чем другой прикусил бы язык, она объявляла совсем просто. Опоздав например, на работу, спокойно говорила: «Девчонки, спасибо, что подстраховали (а это было у нас делом священным), я сегодня попала под пятиборца, выбраться было трудно!».

Надежда умеет дружить. В этом я окончательно убедилась, попав с ней вместе отдыхать в маленькое местечко под Херсоном – село Алексеевку. Ничуть не упрекая меня за мою рассеянность и бытовую неприспособленность, все тяготы весьма примитивного существования в хилом туристическом домике она взяла на себя. Всегда веселая, стеничная, готовая к игре, она пользовалась безграничной привязанностью детей – моей дочки и ее сына. С Надеждой весело и надежно. Роли у нас разделились сами собой – я старалась повышать культурный уровень детей, Надежда обеспечивала им сытое и веселое времяпрепровождение. Дружба наша продолжается до сих пор, хотя, к сожалению, видимся редко.

Самой близкой подругой Нади была Генриэтта. Вместе они являли собой пособие по демонстрации славянского и семитского типов красоты. Надежда с тонкими чертами лица, к которому идут гладко зачесанные назад волосы, светлыми, чистыми голубыми глазами. Генриэтта с рыжей гривой волос, статью, создаваемой высоким ростом, крупным, красивым бюстом. Они были неразлучны до того самого момента, пока Генриэтта не отбыла в Израиль.

Одно время у Генриэтты в ящике служебного стола хранилась тайная переписка романтического характера. Надежда очень беспокоилась, что она, не приведи Господь, может быть обнаружена и говорила: «Отдай ее мне, она будет храниться у меня дома. Если она тебе понадобится, я даже ночью тебе ее доставлю, ты же знаешь». Однако Генриэтта не придавала возможной опасности разоблачения серьезного значения. И зря, Надя, как в воду глядела. Письма были обнаружены, о них узнал ее муж. В результате возникли значительные осложнения. Муж отказался ехать в Израиль, на что уговорить его стоило Генриэтте больших трудов. Будучи исконно русским парнем, курносым блондином, он с трудом привыкал к мысли об эмиграции, но кое-как все же склонился, т. к. очень ценил семью. Генриэтта начала учить иврит, а муж все отказывался, не мог собраться с духом. Однажды я позвонила Генриэтте домой, подошел ее муж и сказал: «Тань, а ее нет дома, она пошла на еврейку учиться», имея в виду ее занятия на курсах по ивриту.

Уезжать семье Генриэтты было необходимо, поскольку ее брат был первым, кто подал заявление на отъезд (заявление № 1). Вокруг этой бумажки возник скандал, и близкие родственники оказались «под колпаком». К тому же, гимназической подругой мамы Генриэтты была сама Голда Меер. Они обе родом их Одессы. Позже, окольными путями мы узнали о том, что у Генриэтты все сложилось хорошо, она получила работу по специальности. Трудилась в контакте с известным нашим специалистом по голосу Еленой Самсоновной Алмазовой, профессорствующей в Хайфе. Сейчас уже след Генриэтты уже потерялся.

Алла Советкина

Логопед, работающий с заикающимися. Теперь таких логопедов называют иногда заикологами. Собственно говоря, грамматически вполне допустимая словоформа, однако почему-то не совсем благозвучная, не в пример, аналогичной форме афазиолог (логопед, работающий с больными с афазиями). Так вот, Алла не просто логопед-заиколог, а настоящий артист этого жанра. Любовь к театральному искусству была у нее генетической. В театре работала мама, не помню, правда, кем, да это и не суть важно.

Театральное закулисье стало для маленькой Аллочки вторым домом. Впитанный с детства театральный дух она в полной мере использовала в профессии. Ее занятия были театральными представлениями. Поскольку именно это нужно большей части заикающихся, они Аллу обожали. Мало того, что Алла Советкина театрализовала свои занятия, она заразила этим и других логопедов. В результате логопедическая составляющая комплексного метода помощи заикающимся, за который так ратовал В.М. Шкловский, стала содержать в Центре не только приемы коррекции речи (выработки ее плавности), но и мощный по-настоящему психотерапевтический компонент. Артистичность самой Аллы окрашена в жанр клоунады – юмор, искрометность, смелость… Этим она покорила самого Добровича. Почему не навсегда, не знаю…

Одно время мы достаточно близко дружили с Аллой. Она познакомила меня с замечательным человеком – режиссером-авангардистом – Гедрюсом Маскавичютесом. Тонкий, умный человек, Гедрюс умел завести меня на «крутые» беседы философского характера. Они происходили в уютном Аллочкином доме на Профсоюзной. Великолепная хозяйка, кулинарка, она создавала какой-то особый сибаритский фон, на котором они происходили. Помню, как однажды Гедрюс спросил: «Что все-таки от нас надо Господу Богу?» Выдвинув ряд разных версий, мы, наконец, пришли к общему согласию, что ему от нас нужно разнообразие (вариабельность форм жизни и действий). И хотя мы не открыли Америки, было много радости, подлинного восхищения друг другом. У Гедрюса, женственно чувствительного, на глазах были слезы. Совсем недавно я с радостью обнаружила нашего с Гедрюсом единомышленника в лице удивительного писателя индийского происхождения Салмана Рушди. Этот потрясающий мастер слова и психологических нюансов высказался предельно однозначно: «Проклятие человечества, может быть, не в разнице между людьми, а в их сходстве».

Сын Гедрюса, очень красивый молодой человек, который стал диктором на TV, похоже, такой сентиментальностью не отличается. А там кто его знает….

Борис Хавин

Широко образованный психиатр, потомственный врач, интеллектуал. Очень худой, с длинными, с очень узкими запястьями и бескровными пальцами, в поведении он был странноватым. Прекрасный диагност, он как бы несколько скептически и немного свысока относился к проявлениям психических болезней пациентов и различным чертам характера коллег. Обо всех у него было собственное и не всегда лицеприятное мнение, которое он не скрывал. Ко мне, могу похвастаться, относился очень хорошо. Хавин знал иностранные языки. Ему принадлежат интересные и ценные переводы зарубежных статей и книг. Вообще, такие оригиналы не на пустом месте, как он, имеют полное право на существование. Они подтверждают мысль о том, что Господу Богу нужно от нас разнообразие.

Галочка Евстратова

Как бы поточнее определить главную черту ее личности? Пожалуй, нежность. Спокойствие и нежность. Эти качества находятся в гармонии с ее полной очарования и одновременно скромности внешностью. Начинала Галя с регистратуры Центра, затем получила дефектологическое образование и стала замечательным специалистом, сначала заикологом, а затем афазиологом. Даже мимолетные встречи с ней в коридоре– бальзам на душу. Это нам-то, здоровым, а уж больным… Галочка прошла весь путь – от первых дней Центра до настоящего времени. Корифей.

К числу «звезд» Центра» я отношу и наших заикологов. Стать логопедом – заикологом нелегко. Здесь нужна не только педагогическая, но психологическая и даже врачебная грамотность. Нелегко, но, как показывает жизнь, можно.

Помощь взрослым-заикающимся – «конёк» Виктора Марковича. Он занимается этой проблемой, что называется, с молодых ногтей. Пройдя блестящую школу в Ленинграде, под руководством Нины Александровны Крышовой[1]1
  КРЫШОВА Нина Александровна. – невролог, нейрофизиолог, доктор мед. наук, профессор, засл. деятель науки РСФСР (1965). Ученица Г. И. Россолимо и С. Н. Давиденкова.


[Закрыть], он до сих пор чтит преподанные ею уроки и всячески старается внедрить их в практику сегодня. Отделение в результате – уникальное. Оно дало новую жизнь не одному пациенту, избавило их от чудовищных комплексов и чувства безнадежности. Один из таких людей, мой молодой дружок, известный художник-иллюстратор признался: «Я стал совершенно по-другому смотреть на своё заикание. Оно никакое не препятствие, чтобы состояться в жизни в полную силу. Я полностью пересмотрел свои жизненные позиции. Это больше, чем если бы я полностью избавился от запинок». Теперь этот художник спокойно выступает по телевидению и, если и заикнётся пару раз, никакой трагедии из этого не делает.

Виктор Маркович творил в свое время чудеса. Он проводил шоковые сеансы гипноза по методике Дубровского, которые производили ошеломляющее впечатление. Как демон, он носился по сцене и кричал: «Одеревенеть!» (и деревенели-таки!), заставлял пациентов падать, засыпать, находиться в сомнамбулическом состоянии, – и в итоге говорить без всякого заикания. Это было эффектно.

Кроме того, Шкловский организовывал поездки специалистов с пациентами в Литву (несколько лет подряд), а именно Друскининкай (парк лечебной физкультуры). Там контроль за речью заикающихся осуществлялся круглосуточно, и результаты были потрясающими. Иногда Шкловский проводил сеансы гипноза прямо в парке. Проходящие мимо люди, привлеченные таким необычным зрелищем, невольно останавливались. Тогда Виктор Маркович своим громовым басом говорил: «Это лечение! Гуляйте, солнышко!». И солнышки испуганно, но все же нехотя, ретировались.

В Друскининкае специалисты естественным образом сближались друг с другом, возникали памятные дружеские и романтические союзы. А уж вечерние посиделки, когда каждый проявлял свои таланты по максимуму!.. Это поистине неповторимо.

Несмотря на всё это, над логопедами этого отделения какой-то рок. Трудно об этом писать, но иначе нельзя. Безвременно ушли из жизни две очаровательные выпускницы деффака, одновременно пришедшие в Центр по зову сердца сразу после окончания института: Инночка Щенкова и Люда Бондарева (обеих этих молодых специалистов уже нет на этом свете, – как это могло случиться?!). Они писали у Шкловского диплом и делали это так, что были оставлены в Центре. Инночка погибла давно, совсем молодой (несчастный случай), Люда – недавно, умерев в одночасье по совсем не понятной причине, и тоже не в возрасте для смерти.

Ушёл из жизни и один из ценнейших логопедов, один из братьев Исагулиевых – Паруйр. Он из логопедов отделения заикания, проработавших в этой области практически всю жизнь. Он был большим мастером своего дела, не жалел для работы ни времени, ни сил. В общем, не щадил и живота своего. Ходил с пациентами, на выставки, театры, в свой отпуск – в походы. Совершенно бескорыстно. Был кумиром, так как помимо профессионального мастерства, прекрасно пел, а заикающиеся, как известно, через одного барды и менестрели.

Однако Паруйра почему-то невзлюбила заведующая отделением, врач-психиатр. Не знаю подробностей, но, по словам сотрудников, которым очень доверяю, она его буквально третировала. И сердце не выдержало – инфаркт. Родные, друзья-сотрудники выпустили сборник воспоминаний о нём, где можно найти столько восторженных и теплых слов об этом необыкновенном человеке! Написала и я. Назвала свой рассказ «Голос», подчеркнув то, что у Паруйра (как и у Ваче), был низкий баритональный голос (и в речи, и в пении). Голос зачаровывал, притягивал, его забыть невозможно. Кроме голоса, братьям, а Паруйру в особенности, была свойственна галантность. По отношению к женщинам он был истинным джентльменом. И когда женщина оказалась по ту сторону барьера, галантный Паруйр не смог дать ей подобающий отпор. Так я и написала, не называя, как и сейчас, ни имени, ни фамилии «докторицы». Прочитав это, она, разъярённая, влетела в мой кабинет и стала кричать: «Как не совестно писать такое в вашем возрасте!». Причём тут возраст, я так и не поняла, но выяснять не стала. Спросила только: «А почему вы считаете, что это я о вас? Значит, вы узнали себя. Если так, то это то, что требовалось доказать. До свидания».

Брат Паруйра Ваче Исагулиев рекомендован Виктором Марковичем к награде премией «Призвание» (лучшим врачам и представителем немедицинских специальностей в медицине России). Ваче заслуживает этого. Мы вместе получали премию в кинозале «Россия».

Вернусь к заиканию. Хотя полностью устранить его у взрослых задача далеко не всегда выполнимая, изменить личностную установку на дефект, обеспечив устранение или уменьшение страха речи, – возможно. И это очень много! Это неоценимая помощь людям, которые были уверены, что их жизнь омрачена, что они не могут состояться так, как могли бы, будь у них нормальная речь. И ещё важно, что в этом случае они перестают стыдиться запинок, а почему стыдятся вообще, так до сих пор и непонятно. Есть патологии куда менее привлекательные внешне, например, псориаз, покрывающий большую часть тела, – но их почему-то не стыдятся. Почему заикание «стыдная» патология, – это пока ещё тайна.

Екатерина Максимова

Не могу не написать еще об одной звезде Центра – психологе Катюше Максимовой. Выпускница МГУ, высоко грамотный психолог, она обладала таким крепким личностным радикалом, что, казалось, ее ничто не способно привести в замешательство. Во всяком случае, я этого никогда не видела. Она – образец уверенности в своих действиях. Красивая, статная, Катюша улыбается так, будто всех успокаивает: ничего, ничего, я знаю, что делать, положитесь на меня и все будет хорошо. Надо ли говорить, какое это бесценное качество для работы с невротиками? Прибавьте к этому великолепное владение самыми разными методиками и, что особенно ценно, методами групповой психотерапии. Да, вот такая Катюша.

Ее профессиональное мастерство мне довелось испытать на себе. Однажды нас с Катей пригласили в качестве лекторов в школу молодого психолога. Она проходила в подмосковном Пущино. В основном преподаватели были из МГУ. Это делало участие в этом мероприятии весьма ответственным. Надо признаться, что публичные выступления всегда были для меня большой проблемой. Не знаю откуда он взялся, но страх речи был моим божеским наказанием. Это при том, что говорить я могла гладко, материалом владела свободно. Почему так? До сих пор для меня загадка. Подводила вегетатика. Случалось – во рту пересыхало, на лице и шее выступали красные пятна. Даже зарифмовала это состояние в своих, так называемых, полушутках: «О, вегетатика, мой бич и меч, источник главной жизненной проблемы. Не удалось себя мне уберечь от патологии сосудистой системы». В Пущино аудитория была незнакомой и, в придачу, солидный лекторский состав. Я волновалась.

Обычно об этих состояниях, стыдясь их, я помалкивала, но тут вдруг решила поделиться с Катюшей. Она выразила крайнее удивление и одновременно полную уверенность, что все это мои необоснованные придумки. «Не верю!», – сказала она, как Станиславский, и, видимо, так мастерски в плане психотерапии, что мне ничего не оставалось делать, как справиться с ситуацией в полной мере. Никто ничего не заметил.

К признанию об одолевавших меня страха публичных выступлений должна добавить следующее. Стоило мне привыкнуть к аудитории, как страх речи пропадал, речь моя становилась свободной и, по всеобщему признанию, артистичной. В таких условиях я читаю вдохновенно, получая удовольствие сама и заражая своей увлеченностью слушателей. Однако в новых условиях нервничаю снова. Именно поэтому я далеко не всегда соглашалась на выступления по радио, телевидению. А приглашали часто. И надо же, затрачиваю столько нервов, а проходит обычно все хорошо, приглашающие довольны. С годами синдром ослаб, но не прошел окончательно. Если б не это, хоть и не слишком громкая известность, пришла бы ко мне гораздо более прямым путем.

В паре с врачом-психиатром Леонидом Кролем Катюша работает виртуозно. В этом замечательном тандеме Катя и Леонид (кстати, они поженились!) открыли свой собственный кабинет. Я была на их сеансах и осталась в полном восторге. Не знаю, кто еще в Москве работает так же интересно.