Электронная библиотека » Теа Обрехт » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Жена тигра"


  • Текст добавлен: 21 декабря 2013, 03:47


Автор книги: Теа Обрехт


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Боже мой, ну и видок у вас!

– Вы уж меня извините, – сказала я толстяку.

В ответ он буркнул какое-то неизвестное мне местное словцо, явно весьма нелестно меня характеризующее. Видимо, это должно было означать, что в моих извинениях нет нужды. Затем толстяк поднял с земли свою фляжку и побрел куда-то в глубь виноградника, что-то бормоча себе под нос и кашляя тем самым надсадным кашлем, который я слышала в доме. Люди, толпившиеся вокруг нас, тоже стали расходиться, исчезать среди густых лоз. Даре вытер руки о спортивные штаны и закурил. Похоже, ему было совершенно безразлично, зачем я сюда явилась и почему не ухожу. Через некоторое время он тоже развернулся и пошел на прежнее место у подножия холма. Я последовала за ним, подождала, пока он разыщет брошенный заступ, потом подошла и остановилась прямо у него за спиной, а Даре, не оборачиваясь, молча вонзил заступ в твердую, каменистую землю.

Только теперь я заметила, что во время падения ободрала себе все руки. Ладони стали липкими от крови, и в ранки явно попала грязь.

– У вас немного воды не найдется? – спросила я у Даре.

Воды у него не было, зато нашлась ракия.

Глядя, как я выливаю полный колпачок на исцарапанную ладонь, он с гордостью сообщил:

– Это домашняя!

Водка пахла абрикосами. Ранки у меня на руках тут же стало здорово щипать.

– Я врач… – снова попыталась объясниться я.

– Слышал уже, что ты все время одно и то же повторяешь! – сказал Даре и отобрал у меня фляжку. – Ну и что? Я, например, механик. А Даби, вон тот парень, – сварщик. Мой дядя деревенские сортиры чистит, в дерьме копается, чтобы с голоду не помереть. – Он открутил колпачок фляжки и снова сунул ее мне.

– Я у Барбы Ивана остановилась, – сказала я. – Хотела с вами поговорить о той маленькой девочке.

– И что? В чем дело-то?

– Это ваша дочь?

– Так моя жена говорит. – Даре сделал последнюю затяжку, хотя сигарета у него и так уже догорела практически до самого конца, потом уронил окурок в рыхлую землю и затоптал ногой в кроссовке.

– Как ее зовут?

– Да тебе-то какое дело? – Он сунул фляжку с ракией в карман тренировочных штанов и с размаху всадил заступ в землю.

– Девочка серьезно больна, – сказала я.

– Вот как? – усмехнулся Даре. – Думаешь, я этого раньше не знал? Только и ждал, когда ты мне скажешь? А зачем, по-твоему, я тут торчу? Ради занятий физкультурой?

Я промолчала. Засунув руки в карманы, я смотрела, как солнечный свет скользит по вершинам дальних холмов. Нада была права. Здесь работали и другие дети. Два маленьких мальчика – самое большее лет девяти – копали землю наравне с мужчинами. Лица у них были очень бледные, почти белые, веки темные, припухшие, и они, разумеется, тоже курили, по очереди передавая сигарету друг другу. Я подумала, что мой дед оборвал бы им уши, если бы такое увидел, и только тут впервые поняла, что никогда уже ничего не смогу ему рассказать. Эта мысль настолько ошеломила меня, что я так и застыла, окутанная клубами сухой пыли, среди неумолчно-меланхоличного звона цикад, в тени стройных кипарисов.

Помолчав некоторое время, я снова обратилась к Даре:

– Сколько лет вон тем мальчикам?

– Это мои ребятишки, – сказал он, не сбавляя темпа.

– Они же курят, – сказала я укоризненно.

У одного пацаненка из ноздри свешивалась длинная зеленая сопля, и он, не переставая копать, время от времени ее слизывал.

– Они что, тоже больны? – спросила я.

Даре вонзил лопату в землю, выпрямился, неприязненно посмотрел на меня и заявил:

– Не твое дело.

– У твоих детей не просто простуда, – рассердилась я. – Судя по кашлю, дело обстоит гораздо серьезнее. Во всяком случае, у девочки явно бронхит. Как минимум. При таком мокром кашле она запросто и пневмонию заработает.

– Не заработает.

– Ее врачу показывали?

– Он ей не нужен.

– А мальчикам? Им врач тоже не нужен?

– Да все с ними будет в порядке, – заверил меня Даре.

– Мне говорили, что вы их сюда и днем водите, в самую жару, и работать заставляете. Вам, кстати, известно, чем такие вещи кончаются? Особенно когда у человека высокая температура?

– Я же тебе сказал, или ты не слышала? – Он сердито мотнул головой и так сильно наклонился, что, казалось, вот-вот рухнет подбородком вперед. – Не твоя это забота! Ты своей работой занимайся, доктор, а мы будем делать то, что обязаны.

– Не сомневаюсь. Я прекрасно понимаю, что в сезон у вас каждые рабочие руки на счету, – сказала я. – Все-таки этих мальчиков нужно освободить от работы.

– А это вовсе и не работа, – буркнул Даре, но я, стараясь не обращать внимания на его слова и тон, каким они были произнесены, настойчиво потребовала:

– Непременно пришли их вниз, к нам. Мы сюда специально из университета приехали, привезли разные лекарства для детей – для нового сиротского приюта Святого Пашкала. Мы там бесплатно лечить будем.

– Мои дети – не сироты!

– Это я поняла, – сказала я. – Все равно для них тоже и лекарства, и лечение будут бесплатными.

– Она говорит «все равно»! Ты что, спятила? Решила, что я своих детей в сиротский дом отдать хочу?

– Нет, конечно, ты их не отдашь! Скорей заставишь целыми днями работать, хотя они серьезно больны! – громко и сердито ответила я.

В гуще виноградника кто-то громко присвистнул и рассмеялся, но Даре ничем нельзя было прошибить. Он, кстати, так ни на минуту и не перестал копать. Мне приходилось смотреть, как поднимаются и опадают его худые лопатки под серой спортивной фуфайкой. Я подумала, что, если бы он в подобном тоне разговаривал с моим дедом, теперь дело могло бы уже дойти до мордобоя.

– Да ты не беспокойся, я о твоих детишках позабочусь, – сказала я.

– О них и так есть кому позаботиться, – заявил Даре. – Да и вообще это дело семейное.

Я вдруг страшно разозлилась и боролась с желанием задать Даре вопрос о том, что он скажет, если к нему явится мой приятель-офицер, начальник штаба Объединенных клиник? Я бы с удовольствием посмотрела, как этот недомерок Даре будет беседовать с великаном весом в сто пятьдесят кило и грозным, как дракон, который только что целых полтора месяца любовался уничтожением – осуществляемым по его же приказу – третьеразрядной больнички, потому что в ней не оказалось обычного водопровода. Но потом я решила, что так не годится, нужно проявить выдержку, и некоторое время просто молча стояла рядом с Даре. Тот, закурив уже третью сигарету подряд, продолжал окапывать лозу, понемногу от меня удаляясь. Довольно часто он зачем-то наклонялся и внимательно изучал только что вскопанный клочок, даже пальцами в земле рылся. Каждый раз, стоило ему выпрямиться, у него начинался приступ жуткого, клокочущего кашля, и мне было совершенно очевидно, что причиной тому не сигарета и не абрикосовая ракия.

Наконец я не выдержала:

– Интересно, как долго вы намерены лечить ребенка, заворачивая его в смоченную водкой простыню, и применять прочие невежественные способы вроде закутывания в жару в ватное одеяло или засовывания в носки картофельных очистков? – Даре давно уже перестал меня слушать, но я не умолкала: – Твоим детям лекарства нужны! Жене тоже. Да и тебе, пожалуй, они очень даже не помешали бы.

На дальнем краю виноградника раздался крик землекопа: он что-то там нашел. Все ринулись туда, в междурядье даже возникло небольшое столпотворение, потому что каждому хотелось прибежать первым. Даре тоже бросил заступ и устремился на зов. Возможно, он рассчитывал, что я, оставшись в одиночестве, сразу же уйду, но не тут-то было. Наоборот, я пошла следом за ним вдоль ряда к тому месту, где над глубокой ямой стоял на коленях какой-то худощавый молодой мужчина, а остальные сгрудились вокруг него так, что ничего рассмотреть было невозможно. Я остановилась на некотором расстоянии и даже на цыпочки встала, чтобы хоть что-то увидеть.

Даре наклонился к яме и копнул землю рукой. Взошедшее солнце уже заливало виноградник бледноватым утренним светом, земля в его лучах казалась влажной и странно светлой. Потом Даре выпрямился, держа на ладони какой-то острый осколок желтого цвета длиной примерно с палец. Кость, догадалась я.

Даре покрутил косточку на ладони и снова уставился в яму, потом вдруг резко выпрямился, повернулся ко мне и спросил:

– Вот, доктор, что вы на это скажете? – Он протянул мне на ладони обломок, но я не представляла, что этот тип имеет в виду, а потому молчала, тупо глядя на желтоватую косточку. – Вряд ли она человеческая, – заявил Даре и бросил кость на землю. – Скорей какого-то животного. – Это он сказал уже тому человеку, который ее нашел.

Один из сыновей Даре стоял рядом со мной, устало опираясь о заступ. Мальчик казался на редкость тощеньким, у него были волосенки цвета песка и широкие скулы. Он все время судорожно пытался проглотить пленки и утишить боль в воспаленном горле. Ребенок был такой несчастный и так мучился, что у меня даже слезы на глаза навернулись от жалости.

Когда он собрался вновь идти на свое место, я быстро перехватила его, пощупала ему лоб и сказала Даре, который уже направился было в нижнюю часть виноградника:

– У твоего мальчика высокая температура!

Солнце уже окутало всю вершину горы Брежевина желтой пеленой. Теперь она сползала по склону к винограднику, дому Барбы Ивана, нашему окну на верхнем этаже, скрытому зарослями олеандра, и к морю, сверкавшему за домом и казавшемуся отсюда странно плоским. У меня было такое ощущение, словно я не спала несколько дней подряд и совершенно обессилела.

Во всяком случае, поспеть за Даре, быстро шагавшим по только что вскопанной каменистой земле, я была не в состоянии и сердито крикнула ему в спину:

– Твой сын болен и слишком мал, чтобы заставлять его так тяжело работать! Ты нарушаешь закон!

– Я нахожусь в своей стране и знаю ее законы.

Это была наглая ложь. У него был тягучий, медлительный говор тех, кто обитает к востоку от столицы.

– Нет, это уже не твоя страна! – запальчиво возразила я.

– Но и не твоя, доктор.

– Все-таки даже в этой глуши найдутся представители тех организаций, которые два раза думать не станут…

Но Даре, видно, моих речей и так хватило с избытком. Мгновенно развернувшись, он ринулся на меня, и мы чуть не столкнулись лбами. Жилы у него на шее надулись, глаза налились кровью. Я стояла чуть выше, зато у него был заступ. В общем, дело явно принимало опасный оборот.

– Ты думаешь, что первая сюда в белом халате явилась, чтобы мне это сказать? – почти прошептал он, и в его дыхании я отчетливо почувствовала едкий запах абрикосовой ракии. – Будто я ничего такого раньше не слышал. Будто мне не грозили, что непременно в мою жизнь вмешаются и ребятишек моих у меня заберут! Ну, давай начинай! Посмотрим, много ли тебе времени на это потребуется.

– Мальчик здесь всю ночь провел – отошли его домой.

Мальчишка, о котором шла речь, все это время подслушивал, остановившись чуть выше на твердом каменистом склоне холма и понурив худые плечи.

Даре прислонил заступ к бедру, вытащил из кармана пару рабочих перчаток, натянул их на свои мозолистые руки с трауром под ногтями и окликнул сына:

– Слышь, Марко, доктор советует тебе домой пойти. – При этом он даже не взглянул на мальчика. – Ты уж сам решай. Пойдешь?

Мальчик несколько мгновений колебался, растерянно осматривая склон, а потом, так и не проронив ни слова, повернулся и пошел работать.

Даре наблюдал за ним с улыбкой, значение которой я определить не смогла, затем повернулся ко мне.

– Довольно. Нет у меня времени на пустые разговоры. У меня где-то здесь покойник зарыт, надо его поскорее найти, тогда и ребятишки мои сразу поправятся. – Сказав это, он отвернулся от меня и пошел прочь, таща за собой свой заступ, потом вдруг снова остановился. – Ну что, доктор? Хочешь ты, чтобы мои ребятишки поправились?

Я молча смотрела на него, на лысину, которая теперь была отчетливо видна. К ней прилипли редкие волосы. Даре тем временем продолжал неторопливо, осторожно ступая по мелким камням, спускаться вниз.

– Я не понимаю… – начала я, не зная, что сказать.

– Тут где-то на винограднике один наш родич зарыт, – пояснил Даре, широко раскинув руки и как бы обхватывая ими всю территорию виноградника. – Его тут двенадцать лет назад похоронили. Во время войны. – Теперь он говорил спокойно и совершенно серьезно. – Нашему покойнику очень здесь не нравится, вот он и заставляет всех нас болеть. Как только мы его отыщем, так сразу же отсюда и уйдем.

Наверное, я слишком сильно устала, во всяком случае, мне вдруг показалось, что я вот-вот рассмеюсь ему прямо в лицо. Исчерпав все прочие доводы, он, конечно же, использовал эту нелепую историю, просто чтобы от меня отделаться. Но ведь они перекапывают землю недостаточно глубоко, и работа их совершенно лишена какого бы то ни было плана. Значит, эти люди действительно ничего не сажают и не выпалывают. На полевых мышей тоже не охотятся. Выходит, цель у них и впрямь какая-то другая.

Я почти в шутку спросила:

– А вы под основами моста проверяли?

Даре несколько мгновений смотрел на меня, причем очень серьезно, не мигая, потом ответил:

– Конечно, там мы все в первую очередь осмотрели и перекопали.

Глава четвертая
Тигр

Тщательно проанализировав все, что я знаю о жене тигра, могу со всей уверенностью заявить, что реальным фактом тут является, по крайней мере, следующее: в конце весны 1941 года без объявления войны и какого бы то ни было предупреждения немцы начали бомбить нашу столицу. Эта бомбежка не прекращалась трое суток.

Тигр не знал, что это бомбы. Он вообще не понимал, что происходит. Над головой со свистом и скрежетом пролетали истребители, на город падали снаряды, в противоположном конце зоопарка жутко ревели медведи, а вот птицы внезапно умолкли. Время от времени на тигра обрушивались волны дыма и страшного жара, странное серое солнце появлялось в небе, успевая за какие-то несколько минут взойти и закатиться. Взбудораженный происходящим, с пересохшей глоткой, тигр метался, высунув язык, вдоль ржавой решетки и мычал, как вол. Он чувствовал себя очень одиноким, к тому же хотел есть. От этого голода вкупе с громоподобными звуками бомбардировки в его душе вспыхнуло предчувствие собственной смерти, которое он не мог ни прогнать, ни принять. Зверь не понимал, как ему теперь быть, что делать с этим новым знанием. Вода у него в поилке высохла, и он в отчаянии катался по каменному полу загона, по несъеденным костям в углу и стонал тем протяжным печальным стоном, на который способны только тигры.

Двое суток хищник непрерывно метался по клетке, пока не отказали лапы. Тогда он бессильно рухнул на пол, но конечности все равно продолжали напряженно подергиваться. На какое-то время тигр совершенно утратил способность двигаться, издавать какие бы то ни было звуки, как-то реагировать на происходящее вокруг. Случайная бомба разрушила южную стену цитадели. В воздух взвилось огромное удушливое облако дыма и пепла. Множество каменных осколков насквозь пробили шкуру у него на голове и на боках, застряли там и постепенно, в течение многих недель, вгрызались в его плоть. В итоге он даже привык к болезненному ощущению, которое возникало, стоило ему лечь на бок или хорошенько почесаться о дерево. Вот тогда его сердцу, наверное, и надо было остановиться. Те долгие часы, когда воздух вдруг стал странно переливчатым, радужным, когда тигру казалось, что шерсть его скручивается, как опаленная огнем бумага, когда он, свернувшись клубком, забился в самый дальний угол своего загона и не мог отвести глаза от изуродованной стены цитадели, казалось бы, должны были его убить. Но некая новая сила, искрой вспыхнувшая в крови, заставила его встать и выбраться через этот пролом в стене. Что-то с невероятной силой влекло его туда. Тигр был не одинок в своем стремлении вырваться на свободу. Годы спустя напишут, как по улицам столицы бежали волки, в реке плескался белый медведь, над домами даже через несколько недель после того налета кружили стаи попугаев, а один известный столичный инженер и его семья целый месяц питались мясом павшей зебры.

В ту ночь тигр прошел через город на север, к реке, где за цитаделью лежали в руинах торговый порт и еврейский квартал. Осколками кирпича там был усыпан не только берег Дуная, но и прибрежные воды. Реку освещали пожары, вода выносила на берег тела тех, кто упал в нее во время налета. Тигр прикинул, сможет ли переплыть эту реку, и, возможно, предпринял бы такую попытку, сложись обстоятельства поудачнее. Хуже всего был запах, исходивший от тел, выброшенных на берег. Этот жуткий смрад заставил тигра вернуться назад, обогнуть холм, на котором стояла крепость, и снова углубиться в разрушенный бомбежками город.

Люди, должно быть, видели, как он шел по улицам, но после только что пережитой бомбардировки воспринимали его не как тигра, а скорее как чью-то шутку, безумное наваждение или религиозную галлюцинацию. Огромный зверь безмолвно, плавными прыжками двигался по аллеям и улицам Старого города мимо кофеен и булочных с выбитыми дверями, трамваев, въехавших прямо в разбитые витрины. Тигр бежал по трамвайным путям на холм, перепрыгивал через поваленные вагоны, подныривал под упавшие электрические провода, которые по всему городу повисли клочьями и почернели, напоминая обуглившиеся тропические лианы.

К тому времени, как тигр добрался до Кнез Петрова, на бульваре уже вовсю шуровали грабители. Люди не обращали внимания на тигра, проходили мимо него, шли с ним рядом или параллельно ему по другой стороне улицы. Они тащили меховые пальто, мешки с мукой и сахаром, всевозможные электроприборы, люстры, водопроводные краны, столы, ножки от стульев, ковры, явно содранные со стен старинных турецких домов, разрушенных бомбежкой. Тигр, впрочем, тоже не обращал особого внимания на людей.

Ночью, когда до восхода солнца было еще несколько часов, он попал на рынок в Калинии, совершенно пустой в это время суток. Рынок находился всего в двух кварталах от того места, где мои дед с бабушкой через пятнадцать лет купили свою первую квартиру. Запах смерти, так сильно чувствовавшийся в том ветре, что дул с севера, здесь стал слабее. Его забивал смрад, исходивший от луж на вымощенной булыжником площади. Тигр шел, опустив голову, с наслаждением вдыхал различные запахи, пытался разобраться в чудовищной смеси известных и неизвестных ему ароматов. Это были запахи раздавленных помидоров и шпината, гниющего в лужах, разбитых яиц, подпорченных и разбросанных по земле кусков рыбы, комков жира с мясницких столов. Ко всему этому присоединялся густой аромат сыров, упавших с прилавка. Тигр, к этому времени почти обезумевший от жажды, жадно лакал из лужиц у фонтанчика, где цветочницы обычно набирали ведрами воду, чтобы поставить в нее цветы. Потом он случайно ткнулся носом прямо в личико завернутого в одеяльце спящего младенца, которого так и забыли под лотком с пончиками.

Тигр наконец-то покинул рыночную площадь и стал подниматься на холм, минуя вечно бодрствующие кварталы нижнего города. Затем он услышал шум второй реки и двинулся в королевский лес. Мне нравится думать, что тигр шел по той самой тропе, где ходили и мы с дедом, – по старой каретной дороге. Я представляю себе отпечатки огромных кошачьих лап на посыпанной гравием дорожке, усталую походку тигра, его опущенные плечи и то, как он шел по главной тропе моего детства за много лет до того, как я появилась на свет, хотя на самом деле подлесок зверь миновал куда быстрее и легче. Его лапам было гораздо приятней ступать по мху, чем по осколкам камней, которыми были усыпаны улицы города. Тигр с наслаждением ощущал прикосновение прохладных листьев, ныряя под низко растущие ветви деревьев и устремляясь к вершине холма. Достигнув ее, он остановился и увидел, что горящий город остался далеко позади.

Остаток ночи тигр провел на кладбище и на рассвете покинул город. Кое-кто из людей видел, как он уходил оттуда. Во-первых, его заметил могильщик, который был почти слеп и просто не поверил собственным глазам, увидев тигра, который, стоя на задних лапах, рылся в мусорной куче на церковном дворе и пытался пастью поймать пух чертополоха, золотившийся в лучах встающего солнца. Затем тигра видела одна маленькая девочка. Она ехала с родителями в автомобиле на заднем сиденье и среди деревьев заметила тигра, но решила, что он ей снится. Его также разглядел командир танкового экипажа, который через три дня после этого застрелился. Он упоминает об этом в своем последнем письме невесте: «Я никогда не видел ничего более странного, чем тигр в поле пшеницы, хотя не далее как сегодня вытащил из пруда на площади монастыря Святой Марии почерневший безголовый женский торс – груди и живот». После них видел тигра один фермер, владения которого находилось мили на две южнее столицы. Он хоронил в саду своего сына и, когда тигр подошел слишком близко, попытался отогнать зверя, бросая в него камни.

Конкретной цели у тигра не было, но постоянное напряжение, вызванное инстинктом самосохранения, не покидало его. Оно гнездилось где-то глубоко внутри, в животе, заставляло искать некую цель, не совсем понятную ему, и все гнало и гнало его дальше. В течение многих дней, а потом и недель тигр шел мимо сожженных полей, перемежавшихся полосками болотистой земли и заваленных мертвыми телами, которые грудами лежали на обочинах дорог, свисали, точно лопнувшие и подсыхающие стручки, с ветвей деревьев. Тигр дожидался, когда тело упадет, и жрал эту падаль, в итоге заполучил чесотку и потерял два зуба. Затем он двинулся дальше, вверх по течению реки, через затопленную чашу предгорий, разбухших от апрельских дождей. Днем зверь спал в лодках, брошенных на берегу, выжидая, когда бледное солнце, окутанное синеватой дымкой речного тумана, станет совсем тусклым и исчезнет за горизонтом. Людские селения он обходил стороной. Вблизи маленьких ферм звуки, издаваемые скотом, заставляли его порой выбираться из зарослей, но широкое открытое небо над лугом и перспектива вновь столкнуться с теми шумами, которые производят люди, пугали беглеца, и он не задерживался надолго даже возле животноводческих ферм.

Однажды у излучины реки тигр наткнулся на заброшенную церковь. На колокольне, наполовину заросшей диким виноградом, кишели голуби, которые постоянно глухо шуршали, возились где-то наверху. В этой церкви он несколько недель укрывался от дождя, но там не было никакой еды, а те покойники, которых некогда похоронили на церковном дворе, давным-давно обратились в прах. Тигру приходилось довольствоваться яйцами водоплавающих птиц да подобранной на берегу дохлой рыбой – в основном сомами. Так что вскоре он покинул церковный двор и двинулся дальше. К наступлению осени зверь уже четыре месяца прожил на болотах, питаясь разлагающимися трупами, которые приносило водой, ловя на берегах ручьев лягушек и саламандр. Он и сам стал источником пищи для доброй дюжины пиявок, они, насосавшись крови, торчали из шерсти на лапах и на боках, точно странные выпуклые глаза.

Однажды утром, когда уже ударили первые заморозки, тигр наткнулся на кабана. Жирный бурый самец с увлечением пожирал желуди. Впервые в жизни тигру представилась возможность поохотиться. Получилось плохо, слишком шумно и нерасчетливо. Высоко подняв голову, тигр с громким рыком бросился на кабана, но тот, даже не оглянувшись на своего страшного преследователя, моментально исчез в осеннем подлеске.

Удача тигру, разумеется, не улыбнулась, однако это все же была попытка. Он ведь родился в цыганском цирке, в коробке с сеном, а потом его всю жизнь кормили мясом и жирным костным мозгом, пока он сидел в клетке зоопарка-крепости. Впервые в жизни тот неведомый импульс, что заставлял его во сне выпускать когти и уволакивать брошенный ему кусок мяса в дальний угол клетки, хотя он и обитал в ней один, превратился в нечто иное, чем некая невнятная тоска. Нужда постепенно заставила его забыть о былой неуклюжести зверя, прирученного людьми, усилила, укрепила природные инстинкты, заострила кровожадные рефлексы. Один из этих инстинктов, давным-давно позабытый, гнал тигра на север, в холодную Сибирь.


Деревня Галина, где рос мой дед, так и не появилась на картах. Дед никогда меня туда не возил, упоминал о родной деревне крайне редко и никогда не выражал ни тоски по ней, ни желания туда съездить хотя бы любопытства ради. Мать тоже ничего не могла сообщить мне об этой деревне, даже моя бабушка там никогда не бывала. Уже после прививок в Брежевине, на несколько месяцев позже похорон деда я наконец-то узнала, как туда попасть, и поехала одна, никому об этом не сказав.

Чтобы добраться до Галины, нужно было на рассвете выехать из столицы и довольно долго тащиться на северо-запад по тому шоссе, вокруг которого в пригородах предприниматели строят себе дачи – высоченные кирпичные дома, начисто лишенные каких бы то ни было признаков двора, которые никогда не будут закончены. За воротами, пока что не имевшими изгороди, окна и двери этих домов казались пустыми глазницами. В брошенных тачках, полных земли, потягивались тощие коты. Повсюду, впрочем, виднелись признаки того, что деревня понемногу заживляет раны, нанесенные ей войной. Стены магазинов были украшены разноцветными постерами, к деревьям пришпилены зеленые рекламные листки скобяных лавок и щитки с разнообразной облицовочной плиткой для дорожек и душевых, телефоны и адреса плотников, мебельщиков и мастерских по установке и ремонту электрооборудования. Затем я погрузилась на паром, с которого был виден скалистый обрывистый берег с нутром, обнаженным взрывом, желтые бульдозеры без людей, ждущие начала рабочего дня, и огромный рекламный щит «самого лучшего в мире гриль-бара», на котором был изображен ягненок, жарящийся на вертеле.

Дорога в Галину была совсем не похожа на путь в Брежевину, куда мы с Зорой ездили вместе, хотя и здесь тоже вокруг были сплошные виноградники, уходящие на восток до самого горизонта и отливающие на солнце изумрудом и золотом. Старики точно так же неторопливо переходили через дорогу прямо перед носом у мчащегося автомобиля, подгоняя стадо только что остриженных овец, и останавливались посреди шоссе, чтобы помочь перебраться на ту сторону толстеньким ягнятам или, может, просто вытряхнуть из башмака камешек, вот уже несколько часов не дававший им покоя. То, что вы можете куда-то спешить, их абсолютно не касалось. Они были уверены в том, что если человек совершает путешествие в спешке, то он наверняка обречен на неудачу.

Шоссе, ведущее в Галину, постепенно сужалось, превращаясь в однополосную сельскую дорогу, а потом начался подъем, сперва довольно пологий. Здесь можно было любоваться раскинувшимися вокруг ярко-зелеными пастбищами в обрамлении лесов. Эти яркие вспышки зелени внезапно открывались взору почти за каждым поворотом дороги. Автомобили, спускавшиеся с горы мне навстречу, издали казались какими-то слишком маленькими. Они были битком набиты пассажирами и почему-то постоянно съезжали на встречную полосу. Мой радиоприемник уже начал ловить новости из-за границы, хотя сигнал оставался еще довольно слабым, а голос диктора из-за мощных помех порой почти невозможно было расслышать.

Внезапно солнечный свет погас, и оказалось, что я въехала в самое настоящее облако, опустившееся прямо на дорогу. Оно крепко уцепилось за верхушки сосен и скалы у меня над головой, а нижним своим краем сползло на луга, раскинувшиеся внизу и усыпанные пятнышками убогих домишек, заброшенных гостиниц без дверей и лентами безымянных ручьев. Я вдруг обратила внимание на то, что мне навстречу давно уже не попадалось ни одной автомашины. У меня, разумеется, была с собой карта, только она оказалась здесь совершенно бесполезной. Я проехала мимо серой безмолвной церкви с пустой автостоянкой, и даже на заправочной станции никто не смог объяснить, в какую сторону мне двигаться дальше. Кроме того, оказалось, что бензин им уже несколько недель не завозили.

Этот чрезвычайно пустынный и весьма протяженный участок шоссе был снабжен одним-единственным знаком, указывавшим, похоже, именно в том направлении, которое и было мне нужно. Его, правда, очень легко было пропустить. Это оказался всего лишь небольшой деревянный щит, на котором мелом было написано: «СВЯТО-ДАНИЛОВ МОНАСТЫРЬ». Под надписью кривая стрелка указывала на посыпанную гравием проселочную дорогу, ведущую вниз, в долину. Впрочем, на этом знаке не было предупреждения о том, что если уж вы решились свернуть на проселок, то теперь попросту приговорены провести ночь в этой долине. Хотя бы потому, что ваша машина почти наверняка не сумеет с первой попытки преодолеть этот подъем, вздумай вы вернуться. Вам суждено провести часов восемь, свернувшись калачиком на сиденье и упершись спиной в дверцу автомобиля. Даже ваш сигнальный фонарь окажется совершенно бесполезным, ибо так и останется лежать в багажнике. Ведь для того, чтобы его достать, вам пришлось бы вылезти из машины, но вы почувствуете, что категорически не способны на такой подвиг.

Дорога круто спускалась. Я ехала мимо обнесенных оградой пшеничных полей и зарослей ежевики, пастбища, где лес снова начинал наступать, разбрасывая перед собой в траве россыпи белых цветов. Довольно часто теперь попадались громадные, свободно гуляющие свиньи, которые рылись в придорожной канаве. Несколько раз я чуть не наехала на них. Порой эти громадины даже поднимали голову и смотрели на меня, но в целом ни я, ни мой автомобиль не производили на них никакого впечатления.

Минут через двадцать дорога сделала крутой поворот, и я оказалась не готова к тому, что прямо в глаза мне ударило вдруг ослепительное сияние, причем оттуда, где сосновый лес стоял, казалось бы, сплошной безмолвной стеной. Это был сноп света, отражавшийся от последнего уцелевшего окошка Свято-Данилова монастыря. Он же служил единственным признаком того, что обитель по-прежнему на месте. Кстати, многие считают это сияние чудом, потому что, пока солнце на небе, с данного места его можно наблюдать в любое время дня.

Вскоре начало появляться жилье. Первым стоял крытый жестью дом фермера, верхнее окно которого смотрело прямо на дорогу. В нем никто не жил, черный виноград уже заполз в огород и поглотил большую часть фруктового сада. Затем сразу за углом мелькнул следующий дом, вообще-то способный удивить любого, кто проезжает мимо. Там на крылечке всегда сидит седовласый мужчина, но стоит ему увидеть машину, как он встает и демонстративно уходит в дом. На всякий случай имейте в виду: он услышал скрежет ваших колес по гравию еще минут пять назад, но ему непременно нужно, чтобы вы видели, как он захлопнет дверь у вас перед носом. Это Марко Парович, о котором я не раз еще упомяну в своем повествовании.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации