Текст книги "Сердце того, что было утеряно"

Часть II. Башня Трех Воронов

«Всем хикеда’я известно, что, когда дети благородных семейств достигают соответствующего возраста, их помещают в Короб Джедада. Далее их пути жизни определяются тем, выбираются ли они из ящика, или терпят неудачу. Когда юная Суно’ку сейт-Ийора проходила это испытание, она вышла на свободу так быстро, что никто из присутствовавших не смог вспомнить другого ребенка, который проявил бы такую ловкость.

Позже, став генералом, Суно’ку также поражала всех своими неординарными способностями. Когда никто другой не мог спасти осажденный отряд в Замке Спутанных Корней, она привела туда малые силы и освободила попавших в ловушку сородичей. Затем Суно’ку пробила себе путь через ряды смертных, срезая северян, словно жнец, который косит траву. Все попавшие в осаду хикеда’я последовали за ней, прославляя ее смелость и умения. И когда разрушенная крепость осталась позади, она повела их на север к башне во внешней городской стене.

Эта стена была возведена в эпоху нашей величайшей силы, когда зида’я все еще владели Асу’а, а Наккига располагалась снаружи великой горы. В ту пору мы обладали всеми землями Севера. Но потом наша численность начала сокращаться. Смертные, переплыв холодное море, приступили к уничтожению страны кайда’ев. Тогда, по приказу великой королевы, мы отступили в убежище – в крепость внутри горы, – и постепенно Наккига-Какой-Она-Была опустела. Год за годом деревья, трава и свирепые ветры захватывали внешний город. Великая стена – внушительное кольцо из камня, которое на лиги окружало нашу гору – перестала соответствовать инженерным требованиям. Во время Сулена, тринадцатого церемониймейстера, Орден Жертв снял со стены последних часовых и отозвал их во внутренний город для лучшей защиты самой Наккига и свиты королевы Утук’ку.

Сопровождая спасенных соотечественников, отряд Суно’ку оставил армию смертных позади и, наконец, добрался до Башни Трех Воронов. Та пребывала в жалком состоянии. Давно разграбленная и опустошенная крепость не могла предоставить никакой защиты, кроме слабых и потрескавшихся стен. Хотя генералу помогал лорд Яарик, верховный магистр Ордена Каменщиков, его работники не могли укрепить уязвимые места, поскольку основные силы северян уже готовились к новой осаде. Однако хикеда’я решили остаться в башне и, доверившись военному искусству Суно’ку, попытались удержать северян вдали от горы и Наккиги так долго, как это было возможно.

В городе почти никто не знал о миссии генерала. После того как она забрала с собой многих оставшихся воинов, пещеры Наккиги стали выглядеть безлюдными. Сердца горожан наполнились дурными предчувствиями, и подданные королевы боялись того, что могло случиться дальше в том случае, если необузданные захватчики продолжат свое наступление на их исконные земли.

Их страхи были вполне обоснованными».

* * *

Обремененная значительным весом герцога, лошадь почти теряла равновесие и скользила на крутой тропе назад, вызывая небольшие камнепады. Изгримнур натянул поводья, с отвращением осматривая скалы, нависавшие с каждой стороны.

– Скажи еще раз, сынок, почему ты думаешь, что норны не устроили здесь засаду, – попросил герцог.

Разведчик кивнул:

– Мы не заметили тут никакого движения, Ваша светлость. Я думаю, фейри ограничены в численности. Их очень мало. Могу поклясться, они прячутся в башне. Следуйте за мной, мой лорд. Еще немного, и я покажу вам место, где можно будет устроить лагерь.

Изгримнур усмехнулся:

– Тебе мало фейри? Даже мысли такой не допускай! Особенно теперь, когда мы преследуем этих тварей на их собственных землях.

– Наш дозорный отряд нашел возвышенность, откуда можно вести наблюдение, мой лорд. Мы осматриваем большую территорию за этой стеной. Видим все пространство до их проклятой горы. Если бы норны послали подкрепление, мы бы заметили его задолго до приближения к башне. Еще чуть дальше, мой лорд.

Изгримнур оглянулся через плечо и посмотрел на всадников, медленно поднимавшихся по узкому проходу между скалами. Ближайшим был Слудиг, следовавший за ним, как верный пес. Чуть позади ехали скоггейцы Бриндура, люди Вигри из Элвритсхолла, а далее виднелись колонны пеших солдат. У него, по крайней мере, осталось две тысячи крепких воинов. Стоило ли вести такую небольшую армию в запретные земли норнов, надеясь выйти из них без больших потерь?

«Это не важно, – подумал Изгримнур. – Нужно расправиться со всеми фейри, чтобы потом они не угрожали нашим землям. Если удастся уничтожить их, это сделает потери достойными, сколько бы нас ни полегло». Он подумал о своей жене Гутрун, ожидавшей его не в Элвритсхолле, а дальше к югу – в опустошенном Хейхолте. Герцог знал, она сейчас ухаживала за ранеными мужчинами и женщинами, заботилась о них, а новые король и королева нуждались в ее советах и мудрости. По крайней мере, ей было чем отвлечь себя от мыслей о потерянном сыне. Сам же Изгримнур проводил без сна слишком много ночей под этим холодным звездным небом. Истерзанный душевной болью, он постоянно размышлял о разных комбинациях событий, которые позволили бы ему победить врагов без гибели его сына – прекрасного Изорна.

«Войны никогда не заканчиваются, – внезапно подумал он. – Они превращаются в истории, которые потом рассказывают детям. Они становятся причинами и следствиями даже для тех, кто не был рожден, когда начинались эти войны. Они никогда не заканчиваются. Люди – свирепая раса. За месть мы готовы отдать свои мимолетные жизни. Нет, не за месть. За справедливость. Неудивительно, что бессмертные боятся нас».

* * *

Крутая тропа, повторяя изгиб прохода, сворачивала в сторону. Когда они обогнули массивный утес, перед Изгримнуром открылся весь путь к вершине – к темнеющему небу и огромной стене, окружавшей земли норнов. Каменная преграда высотой в тридцать эллсов полностью перекрывала северную часть прохода Скогги. Она была сделана из чудовищно больших черных плит, уложенных друг на друга почти без зазоров. Казалось, что ее возвели какие-то гигантские каменотесы.

Дорога вела к середине преграды и упиралась в ворота, заваленные внушительными камнями. Над ними возвышалась башня, которая округло выдавалась из стены. На взгляд Изгримнура, она выглядела строго пропорциональной, но ее венец был самым странным из всех, которые он когда-либо видел. Вершину башни украшали три клювоподобных выступа: средний указывал вперед, два других располагались под углом в обе стороны, и каждый из них выпирал на десять локтей от края стены. Герцог подумал, что башня походила скорее на какое-то огромное оружие, чем на обычное здание, – на боевую булаву для гиганта ростом с небо.

– Благая Элисия! – прошептал он. – Мать милосердия!

Слудиг, скачущий позади Изгримнура, натянул поводья. На его лице появилась кислая гримаса, словно он, укусив яблоко, обнаружил там половину извивавшегося червяка.

– Какое злое место!

Другой голос сказал:

– Зло содержится в поступках смертных… и бессмертных. А любое место остается просто местом.

Аямину, женщина-ситха, подъехала к ним на своем грациозном скакуне. Ее конь, несмотря на кажущуюся хрупкость, не имел проблем ни с холодом, ни с крутыми подъемами. По выносливости и силе он превосходил риммерских жеребцов, выращенных в холодных северных краях.

– Когда-то это был кусок земли, ничем не отличавшийся от других территорий.

– Эта мерзость имеет название? – спросил Изгримнур.

– Мерзость?

Она сделала один из редких демонстративных жестов, который у ситхов означал пожатие плечами.

– Перед нами возвышается Башня Трех Воронов. Конечно, вы видите эти клювы. Они позволяют защитникам лить горящую смолу, сбрасывать камни и другие неприятные предметы на каждого, кто попытается взять стену приступом.

За ту неделю, которую они провели в погоне за норнами, Изгримнур так и не изменил своего отношения к компании женщины-ситхи. По его личному мнению, все встреченные им ситхи были непонятными созданиями: они не шли ни на какие договоренности и раздражали своим безразличием к сородичам-убийцам. Но если бессмертные Джирики и Адиту нервировали герцога, а их мать Ликимея почти доводила его до бешенства, то Аямину делала эту троицу приятным милым обществом. Сопровождая его армию, она иногда предоставляла важную и полезную информацию, однако большую часть времени вообще не интересовалась поступками смертных. Ситху не заботило, сколько их погибло; совершенно не волновало, настигнут ли они норнов – врагов, которые принесли ее народу так же много бед, как и сородичам Изгримнура. Герцог часто думал, что она была шпионкой в его свите, но люди, которых он приставил наблюдать за ней, не находили доказательств ее возможных вероломных действий.

– Как вы думаете, – спросил он у Аямину, – норны закрепились в башне? Или они без оглядки помчались к Пику Бурь?

– Они будут охранять проход, – ответила женщина-ситха. – У них нет другого выбора. Кстати, посмотрите на стену с правой стороны башни. Вы не видите ничего странного?

Изгримнур прищурил глаза, но в наступавших сумерках ему не удалось заметить чего-то необычного на затемненной поверхности высокой стены.

– Нет, не вижу. Мои глаза не такие зоркие, как у вас. Говорите яснее.

– Несколько лет назад – перед началом войны, устроенной Королем Бурь – земля в этом месте содрогнулась. Колоссальные сотрясения почвы разрушили многие участки внешней стены вокруг Наккиги-Какой-Она-Была, включая секцию рядом с Башней Трех Воронов. Если вы присмотритесь, то увидите, что даже сама башня слегка наклонилась в одну сторону.

– Но я не вижу обрушения стены.

– Потому что был произведен ремонт, хотя и очень поспешный. Чтобы помочь хикеда’я, мой народ хотел направить сюда несколько инженерных команд. Позже королева Утук’ку открыто выступила против нас и отказалась от наших предложений. Ремонт стены провели торопливо и небрежно – в основном из-за того, что взгляд королевы был направлен на юг, на земли смертных людей.

– Торопливо и небрежно? – спросил Бриндур, присоединившийся к импровизированному военному совету. – О чем вы говорите? Мои глаза уступают по зоркости моргалам проклятых фейри, но камни, на мой взгляд, выглядят достаточно прочными.

Как всегда, Аямину осталась безучастной к оскорблениям тана.

– Да, камни были переложены с большим умением, однако многие ритуалы остались невыполненными. В ту пору королева подготавливала путь для возвращения Короля Бурь. Все ее певчие выполняли другие задания. Мы должны благодарить те обстоятельства и спешку, иначе певчие серьезно укрепили бы стены чарами, пропев над ними связующие слова. В настоящее время стены слабы. Их можно пробить, используя одну лишь силу.

– А что еще мы могли бы использовать? – свирепо произнес Бриндур. – Мерзкие трюки вашего проклятого народа?

Изгримнур пришпорил коня и остановился между взбешенным риммером и Аямину. Женщина-ситха являлась их единственным источником знания о норнах. Спор с ней не привел бы ни к чему хорошему. Сама же она редко предлагала свою помощь.

– Прошу вас объяснить свои слова, – обратился он к ней. – Что вы имеете в виду?

– В принципе я все уже сказала. У вас имеется грубая сила: различные инструменты войны и осадные орудия, подобные вашему огромному тарану. Стены здесь слабые. Ритуалы, которые могли бы сделать их более крепкими, не проводились. Вся защитная система повреждена сотрясением земли.

Она посмотрела на Башню Трех Воронов и массивную преграду, пересекавшую Проход Скогги.

– Вы потеряете здесь много людей. Хикеда’я будут свирепо сражаться. Но если вы хотите пройти на другую сторону, брешь нужно пробивать в том месте.

– Почему мы должны верить вашим словам? – фыркнув, вскричал Бриндур. – Раньше я не слышал от вас полезных советов. По какой причине вы вдруг теперь их раздаете? И почему у разрушенной крепости вы не предупредили нас о приближении большого отряда норнов?

Аямину мягко улыбнулась ему.

– Хикеда’я знали о моем присутствии в свите герцога. Можете не сомневаться в этом, северянин. Они приложили усилия, чтобы скрыть от меня свои планы.

Изгримнур внимательно прислушивался к ее словам.

– Вы уверены, что показали правильное место? Возможно, норны скрыли от вас что-то еще?

– Вполне вероятно. Но насчет бреши я говорю вам правду. Можете скакать вдоль внешней стены, пока не сменится время года, но вам все равно не удастся найти более уязвимого участка.

– Вы же понимаете мою дилемму? – нахмурившись, произнес Изгримнур. – Несколько тысяч людей доверили мне свои жизни. Я должен заботиться об их безопасности. Вы можете гарантировать нам успех?

На лице женщины-ситхи впервые отразились эмоции – она едва заметно изогнула губы.

– Я ничего не буду обещать вам, герцог Изгримнур. Много людей погибнет. И хикеда’ев много погибнет. В любой момент мы можем встретить собственную смерть. Битва между заклятыми врагами лишь увеличивает шансы на это. Но если вы хотите пробить стену и войти во внутренние земли Наккиги – если вам действительно так не терпится захватить город норнов, – то следуйте моему совету. Лучшего места вы не найдете. Это все, что я могу сказать. Решение за вами.

* * *

– Видишь, Эндри, мы добрались до лагеря. Ты слышишь меня? Мы снова среди своих.

Молодой солдат почти не пострадал во время отступления норнов, но, как и сам Порто, пережил огромное душевное потрясение. Приступ ужаса настолько ослабил его, что Эндри почти весь день проспал в седле, попеременно выходя и снова погружаясь в кошмары.

– Эндри, просыпайся!

– Мы уже можем остановиться?

– Да, я об этом и говорю. Видишь огни костров? Я чувствую запах горячей пищи.

Солнце, так неестественно долго сиявшее на небосклоне этого северного края, наконец исчезло, хотя до полуночи оставалось совсем мало времени. Бивуачные костры на каждой стороне каньона располагались под защитой толстых, покрытых снегом сосен – это делало их недосягаемыми даже для самых дальних выстрелов из луков с отвесных стен прохода. Натянув поводья, Порто бросил быстрый взгляд на башню с тремя клювами, которая возвышалась на фоне пурпурно-синего неба, как некий страшный языческий идол из первобытной эры, когда Рансомер еще не был послан человечеству.

– Пошли, парень, – сказал он товарищу, намеренно поворачивая его спиной к башне. – Мы же не хотим остаться без ужина. Признаюсь честно, я проголодался.

Последнюю часть подъема к лагерю Порто все время был вынужден смотреть на эту зловещую конструкцию, поэтому теперь, вопреки своим словам, обращенным к Эндри, он хотел не столько еды и питья, сколько места, где не было бы видно башни – до той поры, пока ночь не скроет ее от их глаз. Ему казалось, что она наблюдала за ним. Порто даже находил возможным, что ее забавляло их тщедушие и уязвимость к смерти.

Когда они нашли костер и получили из кухарского горшка последние остывшие куски тушеного мяса, Эндри внезапно вскинул голову.

– Порто?

– Что, парень?

– Я не помню путь к нашему городу.

– О чем ты говоришь?

– Я не помню тех дорог, по которым мы ехали. Забыл, как мы добирались сюда. Я не смогу найти путь домой. Не оставляй меня.

Порто посмотрел на других солдат, сидевших вокруг костра, – наемников из Наббана и Пердруина и костлявого, с крепкими мышцами ветерана эркинландской армии Джошуа. Он не знал, как эти люди отнесутся к словам его товарища. Но никто даже не оторвал взгляда от своей чашки.

– Что ты так разволновался? – тихо спросил Порто. – Я не собираюсь оставлять тебя, парень. Обещаю.

– Я не помню дорогу домой. Ты же знаешь мою часть города? Ты бывал у нас в Гавани? Я знаю, что бывал.

Порто покачал головой.

– Ты спрашиваешь, бывал ли я там? – ответил он, стараясь шуткой вывести молодого человека из унылого состояния. – Я уже многие годы пытаюсь избавиться от тех ужасных воспоминаний. Наверное, все святые забыли о Гавани. Абсолютно никчемное место. Особенно в сравнении со Скалами.

– Не говори так, Порто.

Эндри смотрел на него, как побитая собака. Мерцавший свет костра и его глаза, выдававшие паническое настроение, придавали выражению юноши еще более мрачные черты.

– Я не хочу твоих шуток. Обещай мне, что, когда все закончится, ты покажешь мне дорогу домой.

– Мы поедем вместе, дружище.

Порто старался сохранять легкомысленный тон, но был почти сломлен этими темными пугающими землями и обезумевшим от страха Эндри. Иногда он думал, что, если бы ему не нужно было присматривать за парнем, перед ним открылись бы новые возможности. Он мог бы дезертировать из армии и направиться на юг, пусть даже рискуя наткнуться на волков, гигантов и других опасных существ.

– Мы все вернемся домой: и ты, и я, и эти парни. Старый герцог поведет нас обратно в наши края. А люди будут стоять вдоль дорог и выкрикивать приветствия. Они будут кричать: «Вот те, кто победил проклятых норнов!» И тебе не придется выспрашивать путь к нашему городу. Нас понесут туда на руках. Там соберутся все! Люди из Гавани и со Скал. Мои жена и сын! И все они будут встречать нас, как героев.

Эндри долгое время смотрел на него, не произнося ни слова. На его лице застыла диковатая гримаса недоверия. Вокруг шеи был повязан красно-белый шарф «портовиков», запачканный грязью и усыпанный сосновыми иголками. Молодой солдат приподнял руку, коснулся плеча Порто, и черты его лица смягчились. Глаза замигали, удерживая подступавшие слезы.

– Конечно, – сказал он. – Все так и будет. Спасибо. Ты настоящий друг.

– Если я твой настоящий друг, то почему ты держишь мех с вином на своем колене, пока мое горло сохнет от жажды? Давай-ка его сюда.

Эндри передал мех, и Порто сделал глоток. Вино было кислым и сильно отдавало дубовой бочкой – одной из последних маленьких бочек, которые армия загрузила на северной винодельне истрианских братьев. Однако в тот момент в вине присутствовало все, что он хотел. Оно имело вкус надежды. Оно имело вкус дома.

* * *

После того как хикеда’я достигли Башни Трех Воронов, Вийеки почувствовал себя почти в полной безопасности. Он знал, что это было глупым отношением к событиям, – на самом деле, к тому времени серьезная опасность угрожала не только ему, но и всему его народу. Если не произойдет какого-то великого чуда, армия смертных проследует за ними до Наккиги, захватит их последний уцелевший город и уничтожит все его население, убивая мужчин, детей и женщин, словно мелких паразитов. Тем не менее при всем понимании возможных ужасов он чувствовал себя лучше, чем в тот момент, когда Король Бурь пал и великая башня в Эркинланде разрушилась, оставив после себя облако пыли и мерцание магических огней, – когда хикеда’я лишились надежды вновь объявить эту землю своей.

Фактически теперь Вийеки чувствовал себя почти обычно, словно последних страшных месяцев и не было. Каменные стены Башни Трех Воронов выглядели такими же надежными и прочными, как сама гора Ур-Наккига. Руины Замка Спутанных Корней всегда создавали впечатление разрушенного места, пригодного только для отчаянного и неизбежно проигрышного сопротивления. Сопротивление в этой башне тоже было обречено на поражение, но, в отличие от Замка Спутанных Корней, здесь хотя бы имелась крыша. Прикрывая его от темноты, она напоминала о доме в горе. Хикеда’я давно уже отвыкли чувствовать себя в безопасности под открытым небом.

Впрочем, здесь имелся еще один ободряющий фактор, и Вийеки только начинал это понимать. Генерал Суно’ку! Сейчас она стояла перед ним, общаясь с мастером Яариком. На ней по-прежнему были испятнанные в битве доспехи. Несмотря на жестокое сражение, она получила лишь небольшой порез на шее. Полоска высохшей крови спускалась вниз по горлу и исчезала под нагрудной пластиной, словно дорога на древней карте. Ее белесые глаза не выдавали никаких следов усталости, хотя всю прошлую неделю – пока она вела уцелевших воинов к Башне Трех Воронов – ей приходилось участвовать в многочисленных стычках с разведчиками смертных. В Наккиге его ждала красивая и умная жена, но Вийеки никогда не чувствовал прежде такого нежного очарования, которое пробуждала в нем Суно’ку. Слушая ее решительный голос, он забывал о половине их проблем. Однако его наставник выглядел менее впечатленным.

– Мы сохранили почти всех моих Каменщиков, – сказал Яарик, обращаясь к генералу. – К сожалению, нам не удастся наложить чары связывания на восстановленные участки стены. Наша певчая в плохом состоянии.

Он жестом указал на Тзайин-Кха, лежавшую без чувств неподалеку от них на походной койке. За ней присматривали две прислужницы. Лицо певчей было смертельно бледным. Вокруг ее глаз, на горле и висках темнели пятна синяков. Казалось, что рваное и хриплое дыхание давалось ей с ужасным трудом.

– Однако мастерство моих людей компенсирует нам все, что мы не получили от Тзайин-Кха и ее песен связывания.

– Не тратьте зря силы, – ответила Суно’ку. – Нет смысла оборонять эту башню долго. Мы должны вернуться в Наккигу. Как можно быстрее!

– В Наккигу?

В голосе Яарика появились аккуратно выверенные нотки досады.

– Генерал, вы сами говорили, что в Наккиге не осталось Жертв и воинов из других орденов. То есть нашим единственным выбором является оборона этой башни – до тех пор, пока смертные не откажутся от своих намерений и не уйдут домой. Максимальный срок: несколько месяцев. Хотя Король Бурь теперь находится за покровом смерти, зима прогонит северян.

Вийеки не представлял себе, чем они будут питаться. Поля между стеной и горой, истощенные годами мороза и пренебрежения, давно опустели. Некоторые воины в их отряде не видели пищи неделями… Конечно, вслух он ничего не сказал.

– Проблема остается прежней, – продолжил Яарик. – Генерал, вы командуете последними нашими воинами. Если мы потерпим неудачу и будем уничтожены, невинные жители Наккиги не смогут организовать оборону.

– Да, верховный магистр, – ответила Суно’ку. – Я говорила, что забрала из Наккиги почти всех Жертв. Но город пополняется ими. Наши воины возвращаются назад. После гибели Короля Бурь уцелевшие хикеда’я рассеялись по землям смертных и сейчас просачиваются обратно по различным маршрутам, иногда очень длинным и трудным. Я сама вывела из Эркинланда триста Жертв и некоторое количество воинов из других орденов. Мы отступали по береговым холмам Эрнистира, свирепо сражаясь по пути со смертными. Остальные наши соплеменники делают то же самое.

Суно’ку улыбалась, но ее рот все равно выглядел рубцом на бледной коже, маленькой бескровной раной.

– Мы должны вернуться в Наккигу. Весть о нашем поражении на юге придала смелости северным народам. Эти риммеры идут против нас первыми, но они не будут последними.

Она резко взмахнула рукой.

– Теперь слушайте меня внимательно. Пытаясь удержать эту стену, мы проиграем. В то же самое время мы должны удерживать ее какое-то время.

Вийеки не понимал сути ее рассуждений. Казалось, то же самое происходило и с его наставником. Магистр сузил глаза, но развел пальцы в стороны, изображая знак «Я слушаю».

– Мы должны удерживать эту стену достаточно долго, – продолжила она, – чтобы большая часть тех, кто сопровождает нас сейчас, вернулась в Наккигу. Там будет наше основное место обороны – со всеми силами, средствами и оружием, которые мы сможем собрать. Вы знаете не хуже меня, что наша королева находится в состоянии кета-джи’индра. Она не в силах защитить нас от врагов. Но мы еще не задействовали тайные ресурсы. На нижних уровнях горы обитают ужасные создания…

Яарик прервал ее жестом руки.

– Как мы выполним ваш план, генерал Суно’ку? Я восхищаюсь Орденом Жертв. Но для удержания башни нам потребовался бы целый гарнизон. В подобные моменты кризиса мы могли бы сократить количество защитников наполовину. Говорят, великий Рузайо оборонял Башню Зимнего Солнца только с двумя дюжинами воинов, и он не позволил армии гигантов захватить стены крепости. Однако при всем уважении к вашим заслугам никто из нас здесь не может сравниться с Рузайо Соколинным Глазом и с его Двадцатью четырьмя героями.

– Я прикажу всем Жертвам, которых оставлю в башне, не поддаваться смерти, пока они лично не убьют, по крайней мере, десять северян, – ответила Суно’ку. – При поддержке дюжины ваших Каменщиков эта часть внешней стены должна продержаться до той поры, пока остальные…

Странный каркающий звук прервал последнюю фразу генерала. Она обернулась. Вийеки и мастер Яарик последовали ее примеру. Тзайин-Кха, старшая певчая, которая отдала почти все свои силы, заставив пламя вражеских костров заговорить у Замка Спутанных Корней, теперь старалась сесть.

– Госпожа, нет! – крикнул один из ее прислужников.

Он склонился, чтобы помочь ей снова лечь, но старшая певчая схватила его за плечо и отбросила прочь с такой удивительной силой, что тот пролетел почти через весь зал, ударился спиной о стену и с ужасным приглушенным хрустом упал на каменные плиты пола.

Тзайин-Кха медленно встала, неуклюже шатаясь на слабых ногах. Ее руки раскачивались и тряслись, как ольховые ветви под сильным ветром. Но именно лицо старшей певчей привлекло внимание напуганного Вийеки. Зрачки женщины закатились вверх, и только полумесяцы белков были видны в ее глазах. Нижняя челюсть беззвучно опускалась вниз и поднималась вверх, пережевывая пустой воздух.

– Я приведу помощь, – закричала другая помощница певчей. – У нее приступ.

– Ты… не… сделаешь… этого!

Слова исходили из судорожно дергавшегося рта Тзайин-Кха. Каждый слог звучал хрипло и уродливо. Вийеки узнал этот скрежещущий низкий голос. Он принадлежал не умиравшей певчей, а куда более устрашающему существу.

Суно’ку вытащила из ножен свой легендарный Холодный Корень и нацелила клинок в грудь воплотившегося демона. Слепые, закатившиеся вверх глаза не могли видеть серый клинок, но вялые губы Тзайин-Кха внезапно изогнулись в усмешке, от которой Вийеки стало тошно.

– Ах, какой ты стала важной и эффектной, Суно’ку сейт-Ийора, – произнес царапающий голос. – Я всегда знал, что ты имеешь в себе семя величия.

– Говори, что хотел сказать, деспот из внешней тьмы!

Генерал подняла меч из ведьминого дерева, словно хотела остановить ковылявшую к ней певчую.

– Затем уходи! Ты пачкаешь тело той женщины, которая отдала свою жизнь, спасая соплеменников!

От изумления Вийеки открыл рот. Несмотря на благосклонность наставника, он, в отличие от Суно’ку, все еще не был вхож в круг элитарных благородных семейств. Однако даже он узнал голос Ахенаби, лорда Певчих, второй персоны в иерархии власти после самой королевы Утук’ку. Неужели генерал забыла эти вызывающие дрожь тона?

– Выскочка! – донесся дребезжащий голос из расхлябанного рта Тзайин-Кха. – Я говорю от лица королевы! Ты и остальные воины будете удерживать вашу позицию! Ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь в Наккигу! Вы до последнего дыхания должны защищать Башню Трех Воронов!

Суно’ку еще выше приподняла Холодный Корень и, сделав внезапный шаг вперед, ударила рукояткой меча в лоб Тзайин-Кха. Колени певчей подогнулись. Она упала на пол, как мешок с мукой.

В напряженной тишине, которая последовала за этой сценой, помощник Тзайин-Кха подбежал к своей наставнице. На лице мужчины застыло выражение беспомощного удивления, словно все его знание о мире сгорело в один миг. Он перевернул старшую певчую на спину, но что бы ни поддерживало в ней жизнь, теперь улетело в чертоги смерти. Центр ее лба был пробит, как сломанная яичная скорлупа.

– Вы… вы убили мою госпожу! – произнес он в ужасе. – Тзайин-Кха мертва!

– Прискорбный результат.

Генерал Суно’ку вложила меч в ножны и склонилась, чтобы осмотреть тело.

– Похоже, я ударила певчую немного сильнее, чем хотела. Хотя, возможно, это для ее же блага. Тварь, овладевшая умиравшим телом Тзайин-Кха, не могла быть изгнана другим образом.

– Какая тварь?

Вийеки решил, что помощник певчей потерял не только контроль над собой, но и разум. Фактически он бросал вызов вооруженному вышестоящему представителю власти.

– Неужели вы не узнали голос нашего мастера? Самого лорда Ахенаби?

Суно’ку сострадательно кивнула головой.

– Младший певчий, тебя одурачил темный дух. Посмотри на своего товарища.

Она указала рукой на прислужника, которого отбросила Тзайин-Кха. Тот лежал у стены со сломанной шеей.

– Ты хочешь сказать, что лорд Ахенаби стал бы беспричинно убивать своих певчих?

Рот молодого помощника вяло открывался и закрывался, но несколько мгновений никаких слов из него не выходило. Вийеки испугался, что вскоре оттуда снова послышится тот ужасный скрипящий голос. Наконец, мужчине удалось прошептать:

– Я не знаю, что сказать, генерал Суно’ку.

Она повернулась к Яарику и Вийеки:

– Вы не находите странным такое совпадение? Как только я озвучила мой план, это гадкое существо, проскользнувшее в тело Тзайин-Кха, начало требовать, чтобы мы не возвращались в Наккигу. Верховный магистр, я права в своих подозрениях?

На лице Яарика промелькнула странная гримаса. Вийеки мог бы сказать, что его наставник пытался скрыть свое изумление. Однако магистр спокойно ответил:

– Генерал, я не вижу ошибки в ваших рассуждениях.

В зал вошли командир Хейяно и несколько Жертв. Увидев тело Тзайин-Кха, они тут же остановились. Хейяно направился к генералу.

– Что здесь произошло? – спросил он.

– Чья-то грязная уловка, – сказала она. – Возможно, работа предательницы-зидайки, которая сопровождает армию смертных. Но ей не обмануть меня. Собери всех наших людей, кроме дозорных и тех, кто патрулирует стену. Я, с позволения верховного магистра, хочу обратиться к ним с речью.

Хейяно посмотрел на Яарика. Он лучше маскировал свои сомнения, чем помощник певчей, но его смущение было очевидным.

– Вы слышали приказ генерала, – наконец сказал Яарик. – Следуйте ее указаниям.

Его мысли и эмоции вновь скрывались за непробиваемой стеной спокойствия, которой не требовались патрульные отряды и дозорные.

* * *

Более двухсот Жертв из дюжины разных отрядов столпились в огромном зале с высокими стропилами. Воины стояли навытяжку, игнорируя многочисленные раны. Решительные лица походили на маски. Помещение освещалось только двумя факелами, закрепленными на концах импровизированного гроба верховного маршала, и летней звездой Ренику, сиявшей в центре высокого окна словно алмаз, сверкавший из золы угасшего костра.

– Перед нами лежит мой предок Экисуно, – произнесла Суно’ку, указав рукой на сморщенную фигуру маршала.

Хотя голос генерала был тихим и мягким, он разносился по всему центральному залу Башни Трех Воронов.

– По его венам текла кровь великого Экименисо, супруга королевы. Подобно своему предку, Экисуно проявил себя могущественным воином. Он прожил долгую жизнь, сражаясь с врагами королевы, и погиб вместе со многими нашими сородичами при падении башни в Асу’а. Вы знаете, как это случилось. Вы были там.