Текст книги "Час расплаты"

11

– Обязательно надо было вести себя так грубо? – спросил Хикс, когда они вернулись в машину.

– Он забил на работу, оскорбительно отзывается о матери жертвы, не перезвонил нам… и вообще… я грубый человек, – подвел итог Мендес. – Короче, отвали.

– Из двух несправедливостей одной справедливости не получится, Энтони, – без намека на раздражение произнес Хикс.

Мендес нахмурился и завел машину.

– У меня уже есть мама.

– Я просто так сказал.

– Ты у нас навигатор. Ну и веди наш корабль.

– Слушаюсь, Капитан Благородство.

– И что бы это значило?

Хикс хихикнул.

– Ничего. Просто ты не можешь не бросаться на выручку девице, попавшей в беду.

– Очень смешно. Не думал, что стоит стыдиться сочувствия к женщине, которой довелось пройти через такой кошмар.

– Возможно, ты прав, – дипломатично согласился Хикс. – Сверни направо, на Санта-Розу. Как говорит моя жена: «Повезет той девушке, которая станет твоей женой».

К глубокому сожалению матери Мендеса, этот день мог и не наступить. Его сестры все время старались познакомить Тони с хорошей латиноамериканской девушкой, но все их старания оказывались напрасными. Из всей семьи Мендесов он один до сих пор не женился. Не то чтобы Тони вообще не хотел обзаводиться семьей, но только карьера всегда была для него на первом месте…

– Учитывая все то, что говорят о миссис Лоутон, я не вижу в этом большой опасности. Ты все равно в нее не влюбишься.

– Давай сменим тему… Пожалуйста.

– Такое чувство, что у этой женщины должны быть рога и хвост… длинные зубы и по крайней мере звериные когти. Ты ничего такого не заметил? Налево, на Хигуера…

Наконец они приехали по адресу, который дал им Нери. У Мендеса волосы на голове зашевелились, когда он увидел, что дом Балленкоа находится совсем близко от средней школы Сан-Луис-Обиспо. Богатые угодья для потенциального похитителя подростков.

Дом – типичный для южной Калифорнии бунгало с верандой. Штукатурка бежевого цвета… Крыша из металлочерепицы… По обеим сторонам крыльца – кусты светло-фиолетовых бугенвиллий и оранжевых королевских стрелитций. Газон густо зарос сорняками. При взгляде на дом создавалось едва уловимое ощущение, что здесь никто не живет.

Хикс подошел к невысокому крыльцу. Мендес обогнул дом сзади и дернул ручку черного хода. Заперто. Через окно он видел небольшую кухоньку. На столах – хоть шаром покати. У раковины – пустая емкость для воды. Бьющие в окно яркие солнечные лучи освещали толстый слой пыли и странного дохлого жука, лежащего на мексиканском кафельном полу.

– Эй! Вы!

От резкого выкрика мужчина чуть не подпрыгнул. Оглянувшись, он уставился на худощавую пожилую женщину, одетую в комбинезон из джинсовой ткани. На ее голове красовалась синяя бейсболка с логотипом «Лос-Анджелес Доджерс», грива седых волос спадала на плечи. Стоя в нескольких футах от открытой веранды, женщина держала в руках палку, похожую на топорище, и делала ею небольшие круговые движения, словно это была бейсбольная бита. Казалось, что старуха приготовилась отбить воображаемый мяч и он вот-вот полетит на открытую трибуну к зрителям.

Мендес медленно потянулся к нагрудному карману.

– Даже не думай об этом, ханыга! – замахиваясь, выпалила женщина.

У нее был явно британский акцент. Женщина подошла на несколько шагов ближе. Ее окруженный морщинами рот плотно сжался.

– Я офицер правоохранительных органов, – представился Мендес. – Я готов показать вам жетон, если вы позволите.

– Откуда я знаю, что у вас нет с собой «пушки»?

– Конечно, я вооружен, – ответил детектив, стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение.

– Ну, показывайте, – позволила старуха. – Я не из тех, с кем можно шутки шутить. Это топорище изготовлено из гикори[9]9
  Гикори – род североамериканского орешника.


[Закрыть], и я знаю, как им пользоваться.

Мендес медленно распахнул свой пиджак, чтобы женщина увидела прикрепленный к поясу жетон и девятимиллиметровую «пушку» в плечевой кобуре.

Пожилая леди сразу же сникла и, глубоко вздохнув, опустила топорище.

– Блин! – вырвалось у нее. – И что вы тут вынюхиваете? Я, признаться, испугалась, когда увидела вас!

– Я тоже, мэм! А что вы здесь делаете? Живете по соседству?

– Да. Я живу в соседнем доме и являюсь членом местной добровольческой охраны, присматриваю за этим домом. Никогда не знаешь, что может случиться, если…

– Если что?

– Если рядом живет извращенец.

– Вы о Роланде Балленкоа?

– Да. Я не поверила, когда узнала, что он сюда переехал, – с отвращением в голосе произнесла пожилая женщина. – Бессовестный и наглый мерзавец! Я все о нем прочла в газетах. Я выписываю четыре газеты и читаю их от первой до последней страницы: «Лос-Анджелес таймс», «Нью-Йорк таймс», «Трибьюн» и «Санта-Барбара Ньюс-Пресс». Человек должен быть в курсе, что происходит в мире. Я знаю, что его не арестовывали, но я умею читать между строк. Он что-то сделал с этой бедной девочкой.

Из‑за угла дома появился Хикс. При виде пожилой леди он остановился. Через секунду его глаза округлились.

– В доме никого нет, – сказал он.

– Он отсюда съехал, – сообщила женщина и сплюнула на землю. – Скатертью дорога! – Она перевела взгляд на Мендеса, а затем кивнула в сторону Хикса. – Он тоже полицейский?

– Да, мэм.

– Детектив Хикс, мэм, – показывая свой жетон, представился напарник Мендеса.

– Мейвис Витейкер, – ответила на его приветствие старуха. – Я живу в соседнем доме. Я – член местной добровольческой охраны.

Хикс нахмурил брови и покосился на топорище в руках пожилой леди.

Мендес спустился со ступенек.

– В почтовом ящике – ничего, не считая номера «Жильца», – сообщил Хикс.

– Он никогда не получал здесь почту, – сказала Мейвис Витейкер.

Оба мужчины перевели на нее взгляд.

– Я однажды разговаривала с женщиной, которая доставляет почту. Она симпатичная, поэтому я рассказала об извращенце сразу же после того, как он сюда переехал. Я боялась, что он может ее соблазнить, завлечь в дом и попытаться… Ну, вы понимаете… Я думала, что он получает письма хотя бы от матери, если, конечно, знает, кто его мать, но почтальонша сказала, что Балленкоа вообще ничего не получает по почте. У него наверняка другой почтовый ящик. По крайней мере, счета за коммунальные услуги куда-то приходить должны.

«Или адрес, по которому следует пересылать корреспонденцию», – подумал Мендес.

– Когда мистер Балленкоа отсюда съехал? – спросил он.

– Не знаю. В конце апреля я на шесть недель слетала домой, в Австралию. Когда я вернулась, его уже здесь не было.

– У вас есть предположения насчет того, куда он мог съехать?

– Ни малейшего. Я его знать не хотела, да и он не рвался со мной откровенничать. Как только он сюда перебрался, я без обиняков заявила, что если он будет досаждать мне, то я хорошенько врежу этим топорищем прямо по его коленным чашечкам… Мерзкий онанист…

– Что он ответил, когда вы ему это сказали? – спросил Хикс.

– Ничего. Ни слова. Он смотрел так, словно меня перед ним не было, а потом пошел по своим делам. Я росла в буше. Мой отец был шахтером. Грубые люди они, шахтеры. В детстве я встречала много таких вот людей без души, как этот мой сосед. Нельзя поворачиваться к ним спиной. Пойдешь с таким вот в кусты, и больше никто тебя живой не увидит.

– Мистер Балленкоа жил здесь один? – спросил Мендес.

– Я никого не видела входящим или выходящим из его дома – ни друга, ни подружки. Думаю, он по характеру одиночка. Я права?

– А на какой машине он ездил?

– На белом автофургоне… бледном, как молоко… без окон…

– Этот дом принадлежит ему или он его снимает? – задал вопрос Мендес.

– Снимает. Я позвонила владельцу дома и сказала все, что я об этом думаю. Какой уважающий себя человек сдаст дом педофилу? Тут ведь рукой до школы подать. Я позвонила в полицию и все им рассказала, но там мне ответили, что официально ему обвинений не предъявляли, поэтому у них связаны руки.

– У вас есть номер телефона владельца дома? – спросил Хикс.

– Карла Эддарда? Я его называю Владетельным Ничтожеством, – презрительно произнесла Мейвис Витейкер. – Пойдемте ко мне. Я дам вам номер.

Дом женщины по стилю почти не отличался от покинутого жилища Балленкоа, вот только ее дворик содержался в идеальном порядке и повсюду виднелись плоды садоводческого искусства Мейвис. Дом окружала низкая черная чугунная ограда. За ней росли кусты белоснежных айсберговых роз. Клумбы с цветами тянулись вдоль тротуаров и вокруг всего дома.

Колокольчик звякнул, когда женщина распахнула перед ними калитку. На входной двери и окнах – решетки. Что касается собственной безопасности, то миссис Витейкер не полагалась на волю случая. А если бы нарушитель попытался преодолеть первую линию обороны, то в дело вступило бы старое доброе топорище из гикори.

Дом оказался идеально чистым. В воздухе витал лимонный запах мебельной полироли. Внутреннее убранство состояло из старой мебели, украшенной вязаными салфеточками. Полочки ломились от сувениров. Диван, обитый шотландкой в стиле семидесятых, и стул, явно купленный на распродаже. Два больших полосатых кота сидели на подоконнике у распахнутого окна, греясь на солнышке.

– Он записан в адресной книге, – сказала Мейвис, подходя к маленькому письменному столу, стоявшему в столовой. – Я записала его под именем Владетельное Ничтожество. Даже имени его вслух произносить не хочу.

Пожилая женщина положила топорище на обеденный стол, затем, повернувшись к письменному столику, подняла адресную книгу, лежавшую у телефона.

– Сразу предупреждаю: он грубиян. Никакого уважения к людям, за исключением его банкира. Я его спросила: «А что, если этот извращенец заберется однажды ночью ко мне и нападет?» Этот хам ответил, что такая старая сука, как я, может только мечтать о том, чтобы на нее напал извращенец. Никаких шансов! Можете представить?

– Просто возмутительно, – заявил Хикс. – У некоторых людей совсем плохо с воспитанием.

– И не говорите, – сказала пожилая женщина, поправляя очки. – Я ответила, что он может поцеловать мою старую морщинистую попу. Короче говоря, Владетельное Ничтожество и есть Владетельное Ничтожество.

Мендес записал номер телефона и имя его владельца в блокнотик, страницы которого соединялись пластмассовой спиралью.

– Он сказал, что не его дело следить за Балленкоа. Пусть этим занимается полиция.

– А полиция здесь часто появляется? – спросил Мендес.

– Сначала они часто заезжали, но потом, когда извращенец пригрозил подать на них в суд, прекратили. Им все равно, если он убьет юную леди из средней школы или эксцентричную старую соседку. Боже упаси! Надо же, он собирался подать в суд на город! Плохо, что в наши дни у преступников больше прав, чем у законопослушных граждан.

– Но, насколько нам известно, тут мистер Балленкоа никогда не попадал в неприятности. Или у вас другие сведения? – спросил Хикс.

Старуха нахмурилась, явно раздосадованная.

– Ну… не знаю… Возможно, он и затевал что-то еще до того, как я улетела в Австралию.

– С чего вы решили?

– За неделю до моего отъезда возле его дома останавливалась незнакомая машина, – сказала Мейвис Витейкер. – Мне это не понравилось. Один день машина стояла у бордюра на противоположной стороне улицы, как раз напротив дома. Я подошла к ней и спросила у мужчины за рулем, что он здесь делает.

– И что он ответил?

– Мужчина сказал, что работает на полицию.

Мендес обменялся взглядом с напарником. Согласно тому, что рассказал им детектив Нери, местная полиция за Балленкоа не следит. По его же сведениям, Роланд Балленкоа до сих пор живет в доме по соседству с Мейвис Витейкер.

– Он показывал вам свой жетон? – спросил Хикс.

– Не жетон. Он показал мне удостоверение личности.

– И что там было написано?

– Не знаю, – призналась пожилая женщина. – У меня с собой не было очков. Я решила, что все в порядке, иначе он бы не стал показывать мне свои документы. Или я не права?

– Вы случаем не записали номер его автомобиля? – спросил Мендес.

– Конечно, записала. – Отодвинув в сторону адресную книгу, Мейвис Витейкер взялась за откидной блокнот. – Я записала номер машины, как только ее увидела. Это часть обязанностей члена добровольческой охраны. Когда появляется незнакомая машина, я сразу же записываю ее номер вот сюда…

Старуха пролистывала страницы в поисках нужной. Наверху каждой страницы мелким паучьим почерком была выведена дата. Ниже следовали записи с точным обозначением времени дня.

– А, вот! – воскликнула Мейвис и вслух прочитала автомобильный номер.

Мендес переписал его в свой блокнот.

Полицейские поблагодарили Мейвис Витейкер за ее бдительность и потраченное время, а потом вышли из дома.

– Почему Нери скрыл от нас то, что они следили за Балленкоа? – спросил Мендес, пока они шли к полицейской машине. – Я же ему все выложил…

– Если бы он знал, то обязательно сказал бы, – ответил Хикс. – Ему не понравилось, что мы считаем его полным чмом.

– Мне тоже так кажется.

Забравшись в машину, они некоторое время молча сидели, обдумывая то, что им удалось выяснить.

– Тот тип не полицейский, – заведя автомобиль, изрек Мендес. – Давай найдем телефон-автомат.

12

Краем глаза Лия видела, как ее мама заходит в кухню. Она ничего не сказала и, наклонив голову, поставила еду на стол. Сваренные вкрутую яйца… апельсиновый сок… блюдо с нарезанной ломтиками дыней…

Ее мама выглядела просто ужасно. Лия знала почему…

У нее самой глаза были красными от слез. Когда девочка проснулась сегодня утром, ей пришлось довольно долго прижимать холодную влажную ткань к векам, прежде чем спуститься вниз. Если мама делала то же самое, то ей эта процедура не очень-то помогла.

Лия помнила те времена, когда Лорен была красивой. Она могла бы стать моделью или актрисой. У нее были такие же голубые глаза и темные блестящие волосы, как у женщин в рекламе шампуня. Теперь в ее волосах серебрилась седина, в уголках глаз и рта лучились морщины, а бледная кожа казалась помятой. Когда она потянулась к чашке с кофе, ее рука задрожала.

– Мама! Сока хочешь?

– Нет, – не глядя дочери в глаза, ответила Лорен.

– Хочешь яйцо?

– Нет.

– Хочешь…

– Нет, только кофе, – отрезала мать.

Потом она прикоснулась ко лбу и прикрыла глаза.

– Извини, – прошептала она, уставившись в чашку. – Я хочу выпить кофе и съесть тост.

В животе Лии все сжалось.

– Как ты? Плохо?

– Нет, дорогая, все в порядке.

– Ты плохо выглядишь. Ты не заболела?

Мама притворилась, что не услышала ее. Женщина плеснула себе в кофе немного сливок и добавила сахар. Зажмурившись, Лорен обеими руками поднесла чашку к губам.

Лия села за стол и взяла из миски яйцо.

– Съешь лучше яйцо или еще что-нибудь. Тебе надо, – сказала она матери.

Впрочем, девочка не стала разбивать скорлупу выбранного ею яйца, а с отрешенным видом принялась катать его по тарелке.

Мама поставила чашку на стол и сунула кусок хлеба в тостер.

– Раньше ты говорила Лесли и мне, что завтрак – главная еда…

– Лия! Пожалуйста! – запальчиво вскрикнула Лорен. – Я не нуждаюсь в лекции! Мне нужен гренок.

– Ты ночью спала? – спросила Лия. – У тебя такой вид, словно ты всю ночь бодрствовала.

– Я немного заработалась.

Матери и в голову не приходило, что Лия эту ночь тоже не спала. Иногда девочке казалось, что Лорен даже не догадывается о том, что исчезновение Лесли имело для ее младшей дочери не менее трагические последствия, чем для нее самой… или для папы…

Ее родители потеряли дочь. Лия потеряла сестру. Они по крайней мере могли хоть что-нибудь делать, а вот ей вообще ничего не разрешалось. Папа участвовал во всех поисковых группах, а Лию не выпускали из дома. Мама бегала по добровольческому центру, писала и раздавала листовки, а ей, младшей дочери, ничего этого не позволялось.

Ее отправили в дом дедушки и бабушки, чтобы она не путалась под ногами. В первый месяц после исчезновения старшей сестры Лия почти не видела своих родителей. Создавалось впечатление, что у них одна дочь, а Лии как будто не существует. Они словно забыли о девочке, которая не нарушала правил, которую не приходилось наказывать и которая не сбежала из дома.

Мама подошла к столу с кофе и маленькой тарелочкой, на которой лежал кусочек поджаренного хлеба. Усевшись на стул, Лорен уставилась на гренок. Нет, пожалуй, есть она не станет… Или она укусит пару раз и отложит… Лия молча подвинула к ней баночку с консервированными абрикосами. Мама, кажется, не заметила этого.

– У тебя сегодня урок? – спросила Лорен.

Но в ее голосе не слышалось особой заинтересованности. Кажется, она сказала это лишь для того, чтобы заполнить тишину. Ответ ей не нужен. Возможно, она его даже слушать не станет.

Лия чувствовала себя не в своей тарелке.

– Да.

Конечно, у нее будет сегодня урок верховой езды. Каждый день, за исключением понедельника, когда конюшня закрыта, она училась дрессажу. Мама об этом превосходно знала.

– Как там Бахус?

– Замечательно.

Бахус был личным конем Лии. Когда папа погиб, его пони, выдрессированные для игры в поло, продали Грасида и дядюшке Бамперу, но Лии разрешили оставить ее коня.

Она боялась, что Бахуса рано или поздно тоже продадут. Лия знала, что ее сердце будет разбито, если она потеряет его. После смерти папы Лии казалось, что Бахус – ее единственный настоящий друг во всем белом свете. Он один принимает ее такой, какая она есть. Бахус не станет осуждать ее или требовать от нее определенных чувств и действий. Он ни за что не осудит ее, если Лия не выдержит и будет ругать Лесли за то, что старшая сестра разрушила их жизни. Она в любой момент может подойти к Бахусу, утопить лицо в его густой гриве и выплакаться. Конь будет нюхать ее волосы, дышать бархатистой теплотой в шею… Лии станет легче…

– Во сколько мне за тобой заехать? – спросила мама.

Лия вобрала в себя воздух и задержала выдох. Подходящее время. Сейчас можно попросить. Она боялась просить. Лия знала, что мама ей откажет. Нет, не надо даже пытаться, а то без скандала не обойтись. Но пока девочка сомневалась, слова, вертевшиеся на языке, суетливо вылетали наружу.

– Мама Венди на время уезжает из города. Венди побудет пока у миссис Леоне. Она пригласила меня… Анна не против. Как ты?

Мама посмотрела на нее так, словно только сейчас заметила, что рядом с ней сидит дочь.

– Что?

Боже!

Сказать «ничего» или не сказать?

Но губы девочки вновь сами собой зашевелились, и она повторила:

– Мама Венди уезжает из города.

Ее сердце забилось быстрее, а слова полились медленнее.

– Венди переночует у миссис Леоне. Она пригласила меня погостить у них. Ты мне разрешишь?

Лия сжалась, чтобы не вздрогнуть, в ожидании, что мама заорет на нее.

Но мама не заорала. Она секунду смотрела на Лию, затем опять перевела взгляд на гренок. Лорен так долго молчала, что дочь уже начала сомневаться в том, что та вообще ей ответит. Наконец мать прервала затянувшееся молчание.

– Миссис Леоне не против? – спросила женщина.

– Нет, не против.

Лия затаила дыхание. Ей никогда не разрешали ночевать у подруг. Если мама скажет «да», то тьма рассеется и двери камеры откроются.

– Я поговорю с Анной, – сказала Лорен.

Лия видела, что мама о чем-то усиленно раздумывает.

Ну же, мама, скажи «да», скажи «да», скажи «да»…

Если она умеет читать то, что происходит в голове у мамы, то сейчас Лорен строит в голове цепочку логичных доводов против того, чтобы отпустить дочь к подруге. Но на самом деле Лия не имела ни малейшего понятия, о чем думает мама, когда та на нее уставилась.

Наконец мама произнесла:

– Ладно.

Лия чуть не задохнулась. Потрясение лишило ее дара речи.

– Я заеду за тобой…

– Не надо. Сегодня на ранчо заедет Венди. Анна привезет детей. Малыши хотят посмотреть, как Венди будет кататься на лошади. Мы все поедем на машине Анны.

– Позвони мне, когда доберешься.

– Хорошо, мама.

У Лии вновь перехватило дыхание. Смириться с такой разительной переменой было непросто. Еще недавно ей вообще ничего делать не разрешалось.

Через секунду мама слабо улыбнулась, встала со своего места, подошла к дочери и, слегка обняв ее за плечи, поцеловала в макушку.

– Я рада, что у тебя появилась подруга, дорогуша, – сказала Лорен.

Потом женщина вышла из кухни, даже не прикоснувшись к гренку.

13

Женский центр Джейн Томас располагался невдалеке от центра Оук-Кнолла. Здания были построены в конце двадцатых годов. Вначале в них располагалась частная католическая школа для девочек. Школу закрыли в шестидесятые годы.

Архитектура строений была выдержана в стиле старых испанских миссий, которые усеивают калифорнийское побережье подобно драгоценным камням на нитке ожерелья. Сверкающая белизной штукатурка и красные черепичные крыши. Сводчатые коридоры и изогнутые фронтоны. Ступенчатая колокольня, возвышающаяся над толстыми стенами.

Лорен узнала женский центр по описанию мужа. При жизни Ланс был одержим миссиями. Он осмотрел все миссии в штате, некоторые по нескольку раз. Ланс часто заговаривал о том, что неплохо бы построить «фамильную резиденцию» в том же стиле. Пусть главный дом, отдельные гостевые коттеджи и мастерские располагаются вокруг огромного, поросшего деревьями внутреннего двора.

Ланс ездил в женский центр Джейн Томас, когда жил в Оук-Кнолле, и перестраивал дом Бампера и Сиси. Лорен помнила, как муж рассказывал ей о бывшей школе и пел дифирамбы в честь ее архитектуры. Красивый дизайн в глазах Ланса был подобен красивой женщине. Бампер часто подшучивал над ним, говоря, что здания для Ланса все равно что любовницы. Если он не будет настороже, то Бампер вмешается и отобьет у него его семью.

Лорен знала, что женский центр располагается в этом комплексе уже лет десять. Женщина, основавшая этот центр, время от времени выступает перед женской аудиторией в Санта-Барбаре. Лорен в достаточной степени была знакома с Джейн Томас, чтобы, увидев ее, остановиться и обменяться дежурными любезностями. Самоотверженная деятельность Джейн вызывала у нее уважение.

Центр Джейн Томас занимался помощью женщинам, которые подверглись физическому или психологическому насилию. Это было место душевного лечения и реабилитации, место, где у людей возрождалась надежда. Сюда принимали женщин с любыми жизненными проблемами.

Лорен остановила свою машину на автостоянке с торца главного здания, а затем осталась сидеть в салоне. Она думала о том, что жизнь обошлась с ней сурово. Лечение ей просто необходимо.

Надежда в ее положении представлялась Лорен красивой белой птичкой, которую не поймать. Когда-то она надеялась, что сможет это сделать, но птичка вырвалась из ее рук и улетела. Лорен устала гоняться за ней. Иногда женщине казалось, что она ухватила птицу-надежду за хвост, но та каждый раз вырывалась, оставляя в руках лишь перья.

Вытащив из сумочки пузырек с тайленолом, женщина приняла две таблетки, запив их водой «Эвиан». Уже одиннадцать часов, а ее голова после бессонной ночи, спиртного и плача навзрыд гудит, как колокол. Лорен постаралась скрыть свое состояние под слоем косметики, но понимала, что постороннему человеку видно, что она истощена и страдает похмельем. Большую часть ночи она провела, бичуя себя за слабость и глупость.

Женщина даже не посмотрела в зеркало, поскольку и так знала, что она там увидит. Надев солнцезащитные очки, Лорен выбралась из машины.

Кабинет Анны Леоне находился непосредственно в женском центре. Она спросила, как его найти, у администратора за столиком внизу. Проходя мимо кабинета Джейн Томас, женщина потупила взгляд и склонила голову. Идти пришлось довольно долго. Каблуки ее туфель звонко цокали по натертому до блеска полу из мексиканской плитки. Звук гулко отдавался под сводчатыми потолками.

Перед дверью кабинета она на мгновение замешкалась. Дверь открылась изнутри прежде, чем Лорен успела передумать.

Анна лучезарно заулыбалась, словно перед ней стояла ее давняя подруга.

– Привет, Лорен! Заходите. Мне позвонила администратор и предупредила о вашем приходе.

– Извините, что не смогла поговорить с вами по телефону, когда вы мне звонили, – сказала Анна, провожая Лорен через небольшую приемную в свой кабинет. – Меня кое-кто ждал.

– Ничего страшного, – ответила та. – Мне все равно нужно было проезжать мимо. Решила заехать. Это не трудно.

Лорен не сказала Анне, что имеет стойкое подозрение насчет того, что все это подстроено. Однако, общаясь с психологом, не стоит вести себя так, чтобы у той возникла мысль о твоей паранойе.

– Садитесь, – предложила Анна, жестом указывая на мягкий диванчик, обитый синелью золотистого цвета, и два одинаковых кресла, больших и мягких.

Сама Леоне уселась за свой антикварный французский письменный стол. Кофеварка стояла на низеньком комоде под книжными полками.

– Хотите что-нибудь выпить? Я буду чай с перечной мятой. Сегодня утром мне немножко нездоровится.

– Спасибо.

Несмотря на утреннее недомогание, Анна показалась Лорен абсолютно здоровой женщиной, особенно по сравнению с ней самой.

– Надеюсь, вы не против того, чтобы Лия переночевала у меня? – спросила Анна. – Венди этого очень хочется.

– Ее мама уехала из города? – усаживаясь в одно из кресел, осведомилась в свою очередь Лорен.

– Да. Сара не последний человек среди скульпторов. Она недавно узнала, что выиграла конкурс, и ей доверили изваять что-то для муниципального здания Монтерея. Ей надо туда съездить.

– А отец Венди? Он в городе?

Анна поставила две итальянские фарфоровые кружки с чаем на кофейный столик и уселась на краешек дивана.

– Не все так просто, – вздохнув, сказала она. – Родители Венди развелись несколько лет назад. Девочка до сих пор не простила своего отца. Она не хочет с ним общаться. Стив щедро оплачивает ее уроки верховой езды, теннис, одежду…

Анна взяла в руки одну из кружек и пригубила чай.

– Со временем она, конечно, разберется в себе. У ее отца есть свои недостатки, но дочь он любит. Она его тоже любит… Просто Венди обидно…

– Нелегко быть ребенком в наши дни, – заметила Лорен.

– Уверена, что Лия очень переживает, потеряв сначала сестру, а потом отца.

– Да. Это ужасно.

– Сколько Лии было лет, когда пропала ее сестра?

– Двенадцать. А Лесли только-только исполнилось шестнадцать. Они не очень хорошо ладили в последнее время. Лия боготворила старшую сестру, а Лесли достигла того возраста, когда девочкам хочется проявлять самостоятельность, – разглядывая темное пятно на штанине джинсов, рассказывала Лорен. – Младшая сестренка ей только мешала. Лесли часто ссорилась со своим отцом. Лии это не нравилось. Она любит, когда все разложено по полочкам, упорядочено, когда все живут по правилам.

– А потом внезапно в жизни девочки не осталось ничего упорядоченного…

– …и злая мать заставила переехать ее в другой город.

– Начать все заново – неплохая идея, – мягко произнесла Анна. – Мне кажется, у Лии возник некий план. Она хочет чувствовать себя в безопасности. Девочка работает на ранчо. Она подружилась с Венди. Я с радостью стану частью ее плана. Не надо, чтобы Лия чувствовала себя здесь одинокой.

– Конечно, – согласилась Лорен.

Ей вдруг захотелось встать и уйти. Она знала, что будет дальше. Дальше последуют вопросы: «Как вы? Что вы чувствуете? Как вы справляетесь со своими эмоциями?» Обычный идиотизм, которым тебя потчуют психологи. Она разнервничается, потеряет самообладание и наговорит Анне Леоне всякой гадости.

– Если хотите, можете тоже приехать, – непринужденно предложила Анна. – Вечер, проведенный с ватагой детей, возможно, и не значится в начале списка ваших первоочередных дел, но оставаться дома одной…

– Нет. Все нормально, – поспешно ответила Лорен и замолчала, наблюдая, как пар поднимается над кружкой с чаем.

– А я до сих пор побаиваюсь оставаться одна.

Услышав признание психолога, Лорен подняла голову.

Анна пожала плечами.

– Прошло уже пять лет, а я до сих пор не могу спокойно подойти к дверям собственного дома, если не знаю, кто может оказаться за ними. Когда Винсу надо уехать из города, помощник шерифа приезжает на патрульной машине и дежурит напротив нашего дома. Иногда ко мне заходит кто-то из ребят, кто не на дежурстве.

– Что с вами случилось?

– Когда-то меня из дома похитил серийный убийца, – невозмутимо, словно речь шла о ком-то постороннем, сказала Анна. – Ему не терпелось внести меня в список своих жертв, но десятилетний сын отвлек отца в решающий момент, и мне удалось ударить убийцу монтажной лопаткой по голове.

Лорен открыла от удивления рот.

– Боже мой!

– Понимаете? Я не пошла против истины, когда сказала, что знаю, как чувствуют себя жертвы преступления. Я испытала это на себе. Воспоминания об этом возвращаются ко мне каждый день… каждую ночь…

– Извините, – дрожащим голосом произнесла Лорен. – Я не знала. Мне так неловко…

Нахмурившись, Анна взмахнула рукой.

– Не надо. Я не о том…

– Нет, – возразила Лорен. – Меня всегда раздражает, когда люди начинают выказывать мне сочувствие или извиняться. Почему они считают, что должны извиняться? Я вот сейчас извинилась перед вами и вдруг поняла, что эти люди просто не находили лучших слов, потому что чувствовали себя глупо, находясь рядом со мной.

– А что еще они могут сказать? – Анна пожала плечами.

– Не знаю. Почему бы не сказать: «Надеюсь, этот ублюдок будет гореть в аду за то, что он сделал»?

Анна невольно рассмеялась.

– Мне это нравится! Так должна говорить настоящая подруга!

Внезапно Лорен осознала, что тоже хихикает.

– Я та еще леди! Наверное, я произвела на вас неизгладимое впечатление?

– Да, – ответила Анна. Ее темные глаза светились искренностью и добротой. – Думаю, мы смогли бы сотрудничать, составляя учебник по этике для жертв насильственных преступлений и их близких.

– Ага, – пошутила Лорен. – Начнем с фразы: «Никогда не приносите пострадавшей тунцовую запеканку».

– Неплохое начало!

– Господи!

«Как приятно снова улыбаться», – подумала Лорен, нагнувшись вперед и беря в руку кружку с мятным чаем.

Она чувствовала… облегчение. Казалось, клапан давления открылся и оттуда вырвался скопившийся пар.

– Что о нас подумают люди, если услышат, что мы вот так шутим? – спросила Лорен.

– Вряд ли они поймут, – ответила Анна. – Они просто не в состоянии понять нас. Да и мы не вправе ожидать от них понимания.

– Они не знают о секретном рукопожатии, – согласилась с ней Лорен, вспоминая об их разговоре прошлой ночью.

Вы вступили в клуб, членами которого никто стать не хочет…

– Мы сами справимся с этим, – сказала Анна. – Какое нам дело до того, что думают посторонние?

– А мужчина, который напал на вас, сейчас в тюрьме?

– Он признал свою вину и теперь сидит в заключении.

– Но ведь он – серийный убийца?

– Доказательств, как выяснилось, было недостаточно, чтобы осудить его за эти убийства.

Лорен зажмурилась. Мысль о таком совпадении вызвала у женщины легкое головокружение. Серийный убийца из‑за недостатка доказательств не понес заслуженного наказания. Роланд Балленкоа вышел сухим из воды из‑за того, что не удалось доказать его вину в похищении ее дочери.