Текст книги "Тонкая темная линия"

ГЛАВА 8

Как Анни и подозревала, известие о стычке между Ренаром и Фуркейдом уже обошло весь город. Полицейские, дежурившие ночью, медсестры из больницы Милосердия рассказали свою часть истории за ужином в закусочной «У мадам Колетт», а за завтраком официантки подавали эту новость вместе с дежурным блюдом.

Анни выдержала лавину едких замечаний, когда подошла к стойке за обычной чашкой кофе. А потом получила от враждебно настроенной официантки ответ:

– Кофе кончился.

Владельцы закусочной «У мадам Колетт» вынесли свой вердикт. Остальные жители Байу-Бро с этим тоже не станут медлить. Анни подумала, что людям всегда требуется виновный, осужденный пусть не судом, так хотя бы общественным мнением. Они почувствовали себя преданными, обманутыми системой, которая вдруг оказалась снисходительной не к тому, к кому следовало.

В маленьком придорожном кафе официантка выдала Анни стаканчик с кофе и пожелала приятного дня. Она явно была не в курсе новостей. Напиток оказался типичным для этого заведения – слишком черный, слишком крепкий и горький от цикория. Анни перелила его в свою кружку-непроливайку, добавила три порции суррогатных сливок и поехала прочь из города.

Затрещало радио, напоминая ей, что она в городе не единственная, кто попал в передрягу.

– Всем патрульным машинам, находящимся поблизости. Возможна ситуация два-шесть-один на стоянке трейлеров. Конец связи.

Анни схватила микрофон, одновременно нажимая на акселератор:

– Говорит Чарли-один. Я в двух минутах езды. Конец связи.

Когда в ответ не раздалось ни звука, Анни снова взялась за микрофон. Снова зазвучал хриплый голос.

– Внимание, Чарли-один. Вы выходите из эфира. У вас, вероятно, проблемы с рацией. Конец связи.

– Я приняла сигнал два-шесть-один. Конец связи.

Рация молчала. Анни положила микрофон на место, раздраженная поломкой, не еще более взбудораженная вызовом. Код два-шесть-один означал сексуальное насилие. Она расследовала много дел об изнасиловании. В таких случаях Анни оказывалась не просто еще одним полицейским, прибывшим на место происшествия, но и женщиной, способной помочь жертве, поддержать ее и посочувствовать.

Стоянка трейлеров располагалась как раз посередине между Байу-Бро и Лаком – дюжина старых проржавевших вагончиков, размещенных на двух акрах поросшей сорняками земли еще в начале семидесятых.

Трейлер Дженнифер Нолан – розовый с грязно-белым – стоял в дальней части стоянки. На входной двери красовалась желтая лента с надписью «полицейское расследование». Анни постучала и представилась. Внутренняя дверь приоткрылась сначала на два дюйма, потом на пять.

Если представшее перед ней лицо и было когда-то хорошеньким, то Анни засомневалась, что оно когда-нибудь снова станетчгаким. Губы были рассечены и распухли, а карие глаза заплыли.

– Слава богу, вы женщина, – едва шевеля губами, пролепетала Дженнифер Нолан.

– Миссис Нолан, вы вызвали «Скорую»? – спросила Анни, следуя за ней в крошечную гостиную.

В трейлере неприятно пахло застоявшимся табачным дымом и плесенью. Дженнифер Нолан с трудом опустилась на встроенный диван, обитый клетчатой тканью.

– Нет, нет, – прошептала она. – Я не хочу… Все будут на меня глазеть.

– Дженнифер, вам нужна медицинская помощь.

Анни присела рядом с ней на корточки, понимая, что несчастная женщина еще не оправилась от пережитого потрясения.

– Дженнифер, я все-таки вызову для вас «Скорую». Ваши соседи не узнают, зачем она сюда приезжала. Надо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.

– Ну и ну, – сказал Маллен, входя без стука в дверь. – Кажется, нас опередили.

Анни метнула на него свирепый взгляд.

– Вызови «Скорую». Моя рация вырубилась.

Она снова повернулась к жертве, хотя Маллен и не подумал выполнить ее распоряжение.

– Дженнифер, когда это случилось?

Женщина обвела глазами комнату, пока взгляд ее не остановился на настенных часах.

– Это было ночью. Я… Я проснулась, а он… Он уже был здесь. Уселся на меня верхом. Он… он… ударил меня.

– Он вас изнасиловал?

Лицо Дженнифер исказилось, из опухших глаз потекли слезы.

– Я в-всегда т-так осторожна. Почему… почему это случилось?

Анни промолчала. Что можно было ответить на этот вопрос?

– Когда он ушел, Дженнифер?

Женщина только качнула головой. Не может она вспомнить или не хочет, так и осталось неясным.

– Уже рассвело или было еще темно?

– Темно.

Следовательно, насильник ушел давно.

– Отлично, – пробормотал Маллен. Анни еще раз оглядела Дженнифер Нолан – мокрые волосы, розовый купальный халат.

– Дженнифер, вы принимали ванну или душ после его ухода?

Слезы полились сильнее.

– Он… он заставил меня. И я должна была… – ответила она торопливым шепотом. – Я не могла этого вынести… Я чувствовала его везде!

Маллен недовольно покачал головой – улики пропали. Анни мягко положила руку на плечо Дженнифер, избегая прикасаться к следам веревок на запястьях, просто на всякий случай. Ведь волокна веревки могли остаться на поврежденной коже.

– Дженнифер, вы знаете этого мужчину? Вы можете описать его?

– Нет, нет, – прошептала она, глядя на ботинки Маллена. – На нем… на нем была маска.

Дженнифер дрожащей рукой потянулась за сигаретами и дешевой пластмассовой зажигалкой, лежащими на столе. Не говоря ни слова, Анни перехватила сигареты и отложила их подальше. Возможно, с ее стороны было глупо надеяться, что Дженнифер Нолан не курила и не чистила зубы после ухода насильника, но пробы слизистой рта все равно будут взяты.

– Ужасно, как в кошмарном сне. – Женщина задрожала. – Перья, черные перья…

– Вы имеете в виду карнавальную маску? – уточнила Анни.

Чез явился на место преступления, доедая свой завтрак – буррито. Он был в одном из своих обычных нарядов – мешковатые коричневые брюки и коричневая с желтым рубаха, какие мужчины в пятидесятых надевали, идя в кегельбан. Потрепанная черная шляпа, низко надвинутая на солнечные очки, свидетельствовала о бурно проведенной ночи, так как день выдался пасмурным.

– Она приняла ванну, – объявил ему Маллен, спускаясь по ржавым ступенькам трейлера. – Ладно, хоть белье не выстирала. Мы осмотрели место преступления.

Анни заторопилась вслед за ним:

– Насильник заставил ее выкупаться. А это большая разница, парень.

– Ты бы лучше заткнулась, Бруссар! – рявкнул Маллен. – Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор в форме после того, что случилось вчера.

– Ах, простите меня за то, что я арестовала человека, преступившего закон.

– Ники наш человек, – сказал Стоукс, бросая огрызок буррито в клумбу с увядшими маргаритками, протянувшуюся вдоль трейлера Дженнифер. – Ты набросилась на одного из наших. В чем дело, Бруссар? Он к тебе приставал или что? Всем известно, что ты считаешь себя слишком выдающейся личностью, чтобы работать простым полицейским.

– Самое время сейчас выяснять это. Лучше вспомни, зачем мы здесь, ты, задница, – прошипела Анни. – Жертва насилия сидит в вагончике, и дверь осталась открытой. Она говорит, что на парне была черная карнавальная маска, украшенная перьями.

Стоукс нахмурился.

– Господи боже, еще и имитатор на нашу голову!

– Возможно.

– Что ты хочешь сказать? Ренар здесь ни при чем, а именно он расправился с Памелой Бишон. Или у тебя другое мнение по делу Бишон?

Анни не стала говорить, что никто так и не доказал вину Ренара. Стоукс ей нарочно противоречит. Если она скажет «белое», Чез скажет «черное». Черт побери, да она сама верит, что Ренар убийца.

– Что случилось, Бруссар? – встрял в разговор Маллен, мерзко ухмыляясь. – Сходишь с ума от ренаровского сморщенного стручка? Что это ты вдруг перебежала на его сторону? Ник и Чез говорят, что он виновен, значит, так оно и есть.

– Начинай опрашивать соседей, Бруссар, – приказал Стоукс, как только на стоянку трейлеров въехала машина «Скорой помощи». – Оставь расследование настоящим полицейским.

– Я могла бы помочь осмотреть место преступления, – предложила Анни, когда Чез открыл багажник своего «Камаро».

Департамент был не настолько велик или не настолько загружен работой, чтобы держать специальную выездную группу для осмотра места преступлений. Детектив, принявший вызов, всегда привозил с собой набор необходимых инструментов и следил за полицейскими, снимавшими отпечатки пальцев и собиравшими улики.

Багажник машины Стоукса оказался набит каким-то барахлом – проржавевшая коробка для инструментов, отрезок нейлонового буксировочного троса, грязный желтый дождевик, два пакета из «Макдоналдса». Стоукс достал все необходимое и покосился на Анни:

– Обойдемся без твоей помощи.

Анни отошла, потому что ей не оставили выбора. Стоукс был старше ее по званию. При мысли о том, как они с Малленом будут осматривать место преступления, ее затошнило. Стоукс был лодырем, а Маллен – идиотом. Если эта парочка что-нибудь пропустит или в чем-нибудь напортачит, то дело можно считать проваленным.

Анни обошла трейлер кругом, обнося его желтой лентой. Насильник ворвался в вагончик Дженнифер Нолан посреди ночи, воспользовавшись задней дверью, которую не видно из других трейлеров. Шансы на то, что кто-то из соседей что-то видел, равнялись нулю. Телефонный провод преступник перерезал. Нолан позвонила 911 из ближайшего к ней трейлера, где жила пожилая женщина, которая, по словам Дженнифер, была туга на ухо.

Анни сняла «Полароидом» раскуроченную первую дверь и вторую, которую преступник без труда отжал и оставил открытой. Никаких отпечатков пальцев там не будет. Нолан сказала, что на насильнике были перчатки. Он набросился на нее, когда женщина лежала в постели, и привязал руки и ноги к стойкам кровати при помощи полос белой материи, которые он принес с собой. На простынях не осталось следов спермы, что указывало либо на то, что нападавший использовал презерватив, либо на то, что во время акта у него не произошла эякуляция.

Еще со времени учебы Анни знала, что у насильников сексуальные дисфункции встречаются очень часто. Насилие становилось для них воплощением власти, позволяло причинить женщине боль и управлять ею. Мотивом могла стать ненависть к определенной женщине или ко всем женщинам сразу, но в данном случае это не годилось. Насильник заранее спланировал нападение и все организовал, следовательно, в данном случае речь прежде всего могла идти об утверждении собственной власти и возможности контролировать жертву.

То, что насильник не оставил следов спермы, может заставить всех вспомнить про Душителя из Байу. Но тот жестоко избивал женщин, расчленял их, так что здесь сходства никакого нет. Основным доказательством того, что преступление против Дженнифер Нолан совершил не Душитель из Байу, служил тот факт, что жертва осталась в живых. На нее напали в ее собственном доме, а не отвезли в другое место. Она была изнасилована, но не убита и не искалечена. Это же отличало дело Нолан от дела Бишон, и все-таки пресса постарается найти связующие нити. Карнавальная маска послужит мощным фактором устрашения.

«Господи, как же все перепуталось», – подумала Анни, глядя в землю. Офис шерифа и так много критиковали в связи с делом Бишон. А теперь еще и этот насильник в маске совершает преступление, пока полицейские развлекались тем, что арестовывали друг друга. Именно так все и опишут журналисты. И не последнее место в этой истории занимает она, Анни Бруссар.

Позади трейлера раскинулась заросшая сорняками, усыпанная гравием площадка. Анни осмотрела все от одного конца трейлера до другого в поисках чего-нибудь – отпечатка обуви, сигаретного окурка, разорванного презерватива. На северном конце она обнаружила черное перо длиной в дюйм, запутавшееся в траве. Она сняла на пленку перо и то, как оно лежало, потом вырвала чистую страницу из блокнота, осторожно взяла бумагой перо и положила его между страницами для пущей сохранности.

А где насильник оставил машину? Почему он выбрал именно это место? Почему напал на Дженнифер Нолан? Женщина жила одна, работала в вечернюю смену на ламповом заводе в Байу-Бро. Завод, судя по всему, и станет тем местом, с которого следовало бы начать искать подозреваемых.

Вряд ли Анни позволят допросить кого-либо, кроме соседей. Теперь это дело Стоукса. Если ему понадобится помощь, то уж к ней он ни за что не обратится. Но насильником мог оказаться и сосед. Соседу незачем беспокоиться о том, где спрятать машину. Сосед отлично знаком с образом жизни Дженнифер Нолан и ее распорядком дня.

Когда Анни вышла из-за угла вагончика Нолан, машина «Скорой помощи» как раз выезжала со стоянки. Женщина, придерживающая на бедре малыша, с сигаретой в руке стояла на крыльце второго трейлера в этом ряду. В другом трейлере грузный старик в нижнем белье отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что происходит.

Анни положила перо в пакет и зашла внутрь. Стоукса она нашла в ванной комнате. Тот пинцетом собирал лобковые волосы с сетки слива.

– Я нашла это позади трейлера, – Анни положила пластиковый пакет на туалетный столик. – Похоже на те перья, что используют при изготовлении масок и карнавальных костюмов. Возможно, наш плохой парень линял.

Стоукс изогнул бровь:

– Наш? Ты не имеешь к этому никакого отношения, Бруссар. И что, черт побери, я должен делать с этим пером?

– Отправить его в лабораторию. Сравни с перьями на маске Памелы Бишон…

– Ренар убил Бишон. То дело не имеет никакого отношения к этому. Здесь поработал имитатор.

– Отлично, тогда отправь его в лабораторию, заставь Дженнифер Нолан нарисовать ту маску, в которой был насильник, и посмотри, может быть, ты сможешь найти изготовителя. Может быть…

– Может быть, тебе лучше помолчать, Бруссар? – Стоукс выпрямился. Он завернул собранные волосы в бумажку и положил ее на край унитаза. – Я тебе уже сказал – ты мне здесь не нужна. Убирайся отсюда. Пойди выпиши кому-нибудь штраф. Потренируйся для своей новой работы. Тебя ведь ждет место контролера на платной стоянке. Это все, что тебе светит, дорогуша.

– Это угроза?

Стоукс протянул руку и пальцем коснулся синяка на скуле Анни. Его глаза казались осколками холодного матового стекла.

– Я никому не угрожаю, сладкая моя. – Анни стиснула зубы от острой боли. – И постарайся выучить назубок, что на самом деле случилось с Ренаром прошлой ночью.

– Я отлично знаю, что случилось.

Стоукс покачал головой:

– Ты, цыпленок, ведь ничего не знаешь о чести, правда? Анни отбросила его руку.

– Я только знаю, что честь не имеет ничего общего с уголовным преступлением. Пойду опрашивать соседей.

ГЛАВА 9

Ник стоял в пироге, сосредоточенно глядя на водную гладь. Он не думал ни о чем, кроме собственных медленных, размеренных движений.

День выдался прохладным, но на лбу Ника выступила испарина, а серая шерстяная безрукавка промокла от пота. Его мышцы сокращались и дрожали при каждом его движении. Напряжение вызывали не упражнения тайци, а желание сосредоточиться.

«Двигайся медленно… Не напрягайся… Не насилуй себя…»

И вдруг перед мысленным взором Ника предстал предыдущий вечер. Сердце бешено забилось, вся концентрация полетела к чертям. Ощущение гармонии, которого он пытался добиться, исчезло. Пирога дернулась у него под ногами. Фуркейд рухнул на сиденье и спрятал лицо в ладонях.

Он сам сделал эту пирогу из кипариса и клееной фанеры, сам выкрасил ее зеленой и красной краской, как это делали много лет назад местные жители. Ник радовался, что снова вернулся на болота. Новый Орлеан был неподходящим для него местом. Оглядываясь в прошлое, он понимал, что всегда чувствовал там душевный разлад. А Ник Фуркейд произошел именно отсюда, с берегов бухты Ачафалайя, где вокруг миллиона акров дикой природы расположилась гирлянда небольших городов, таких как Байу-Бро и Сент-Мартинвилл.

Ник неохотно поднял весло и направил пирогу к дому. Небо нависло низко, приглушая краски болота, окрашивая все кругом в тусклый серый цвет – и только что появившиеся нежно-зеленые листья тупелы, вытянувшейся из воды, словно часовой; и кружевную зелень ив и каменных деревьев, укрывавших острова; и несколько расцветших желтоголовок, поддавшихся преждевременному теплу и распустившихся слишком рано. День был холодным, но, если снова потеплеет, роскошные цветы очень скоро скроют берега, а белые головки нивяника и яркие маргаритки расцветут у самой воды, смешиваясь с ядовитым плющом, аллигаторовыми водорослями и диким виноградом.

Весной на болотах всегда кипит жизнь. А в этот день все, казалось, затаило дыхание, ожидая, наблюдая.

Так же выжидал и Ник. Накануне вечером он запустил маховик. На каждое действие есть противодействие. На каждый вызов есть ответ. Ничего не кончилось, хотя Гас и отослал его домой. Все еще только начиналось.

Ник Фуркейд провел свою пирогу сквозь строй засохших кипарисов и обогнул острый конец островка, который станет в два раза больше, когда сойдет весенний паводок. Его жилище располагалось в двухстах ярдах к западу, настоящий домик переселенца. Ник сам переделывал дом, постепенно, по одной комнате, возвращая ему былое очарование, заменяя дешевку качественными вещами. Работа руками оказалась весьма подходящим средством против его неуспокоенности, которую он некогда попытался вылечить спиртным.

Ник сразу же увидел рядом со своим пикапом полицейскую машину. Офицер в белой форме стоял рядом с коренастым негром в элегантном костюме и галстуке. Последний был страшно доволен собой, что бросалось в глаза даже издалека. Ну, как же, Джонни Эрл, глава полицейского управления Байу-Бро.

Ник подвел лодку к причалу и привязал ее.

– Детектив Фуркейд, – окликнул его Эрл, направляясь к берегу и выставляя вперед свой золотой значок. – Я Джонни Эрл, начальник полиции Байу-Бро.

– Здравствуйте, – ответил Ник, – чем могу помочь вам, господин начальник полиции?

– Я полагаю, вам известно, почему мы здесь, – сказал Эрл. – Согласно жалобе, поступившей этим утром от Маркуса Ренара, вчера вечером вы совершили преступление на территории, подведомственной моему управлению. Хотя шериф Ноблие думает иначе, это дело нашей полиции. Вы арестованы за нападение на Маркуса Ренара. Надень на него наручники, Тарлтон.

Анни поднялась по лестнице на второй этаж здания суда, пытаясь придумать, как бы ей избежать разговора с Эй-Джеем наедине. Если ей удастся проскользнуть в зал суда в ту секунду, как только объявят о начале слушания дела Ипполита Граньона, а потом сбежать сразу же после того, как она даст показания…

Сегодня с нее достаточно! Анни не смогла даже заправить машину без того, чтобы не попререкаться с кем-нибудь. Но последней каплей стал визит в полицию Байу-Бро.

Часовой разговор с Джонни Эрлом показался Анни вечностью. Он лично занимался теперь этим делом и поджаривал ее на медленном огне, словно телячьи ребрышки, пытаясь добиться от нее признания, что она арестовывала-таки Фуркейда на месте преступления. Анни ни шаг не отступала от истории, которую навязал ей шериф, говоря самой себе, что это было не так уж далеко от истины. Она не слышала никакого сообщения о грабителе, потому что его и не было. Она на самом деле не арестовала Фуркейда, потому что никто в офисе шерифа не позволил ей этого сделать.

Эрл не поверил ни единому ее слову. Он слишком долго проработал полицейским. Но уличить Ноблие в сокрытии преступления было не самым главным. Ему не требовалось чистосердечное признание Анни Бруссар, чтобы представить шерифа не в лучшем свете, и начальник полиции отлично это понимал. На самом деле он вообще прекрасно бы без этого признания обошелся. В таком случае Эрлу предоставлялась возможность заявить, что коррупция в офисе шерифа распространилась и поразила буквально всех. Он мог посчитать помощника шерифа Бруссар участницей всеобщего заговора.

«Сговор, дача ложных показаний, а дальше что? Насколько низко мне придется еще опуститься? – спрашивала себя Анни, сворачивая в коридор, проходивший мимо старых залов суда. – И еще лжесвидетельство под присягой в зале суда». Ведь рано или поздно ей придется давать показания против Фуркейда.

В вестибюле оказалось множество юристов, социальных работников и людей, заинтересованных в исходе дела. Дверь кабинета судьи Эдмондса резко распахнулась, чуть не сбив с ног общественного защитника, и на пороге показался Эй-Джей. Его взгляд немедленно уперся в Анни.

– Помощник шерифа Бруссар, не могли бы мы побеседовать в моем кабинете? – спросил он.

– Н-но дело Граньона…

– Уже закончено. Обошлись без твоих показаний.

– Превосходно, – без всякого энтузиазма откликнулась Анни. – Значит, я могу вернуться к патрулированию.

Эй-Джей нагнулся к ней:

– Не заставляй меня, Анни, тащить тебя по коридору. Я так зол, что сделаю это.

Войдя в свой кабинет, Эй-Джей швырнул кейс в кресло и с треском захлопнул за Анни дверь.

– Почему, черт побери, ты не позвонила мне? – взорвался он.

– Как же я могла позвонить тебе, Эй-Джей?

– Ты застала Фуркейда в тот самый момент, когда он пытался убить Ренара, и ты даже не соизволила сообщить мне! Ты даже не была на службе! – напыщенно произнес Эй-Джей, воздевая к небу руки. – Ты же сказала мне, что поедешь домой! Как же это случилось?

– Ирония судьбы, – с горечью ответила Анни. – Я оказалась не в то время и не в том месте.

– По словам Кадроу, все выглядело совсем иначе. Сегодня утром он устроил небольшой спектакль в кабинете Притчета. Адвокат восхвалял тебя как героиню, единственного человека, радеющего за справедливость в этом коррумпированном департаменте.

– Нет в департаменте никакой коррупции, – без энтузиазма возразила Анни.

– Тогда почему Фуркейд сегодня утром не сидел в тюрьме? Ведь ты арестовала его, верно? Кадроу заявил, что он видел рапорт, но в офисе шерифа нет никаких записей об этом. Так в чем же дело? Ты арестовала его или нет?

– А ты еще спрашиваешь, почему я тебе не позвонила, – пробормотала Анни, глядя мимо него. Лучше рассматривать диплом лос-анджелесского университета, чем лгать Эй-Джею прямо в лицо.

– Я должен знать, что произошло, – настаивал Эй-Джей, стараясь поймать ее взгляд. – Я волнуюсь за тебя, Анни. Ведь мы же друзья, правда? Ты же сама сказала вчера вечером, что мы лучшие друзья.

– Ну, разумеется, ты мой лучший друг, – последовал полный сарказма ответ. – Вчера вечером мы были лучшими друзьями. А сейчас ты сотрудник окружного прокурора, а я помощник шерифа, и ты бесишься только потому, что сегодня утром плохо выглядел в глазах своего начальства. Я права, верно?

– Черт побери, Анни, я говорю серьезно!

– Я тоже не шучу! Скажи мне, что это неправда, – потребовала молодая женщина. – Посмотри мне в глаза и скажи, что не пытаешься использовать нашу дружбу, чтобы получить информацию, которую тебе не раздобыть никак иначе. Скажи, глядя мне в глаза, что ты подошел бы к любому другому помощнику шерифа в вестибюле здания суда на глазах у десятков людей и поволок бы его сюда, словно провинившегося ребенка.

Эй-Джей стиснул зубы и отвернулся. Анни испытала жестокое разочарование, не менее гнетущее, чем чувство вины. Прижав пальцы к вискам, она прошла мимо Эй-Джея к окну.

– Ты даже не представляешь, во что я вляпалась, – прошептала она.

– Все просто, – отозвался Эй-Джей. Его голос звучал спокойно и рассудительно, когда он встал рядом с ней. – Если Фуркейд нарушил закон, он должен сидеть в тюрьме.

– А мне придется давать показания против него.

– Закон есть закон.

– Черное значит черное, белое значит белое, – кивком головы Анки отметила каждое слово, а потом снова повернулась к Эй-Джею. – Я рада, что для тебя жизнь так проста.

– Брось. Ты и сама веришь в закон не меньше меня. Именно поэтому ты остановила Фуркейда вчера вечером. Только суд должен выносить приговор, а не Ник Фуркейд. И тебе, черт побери, лучше дать против него показания!

– Не надо мне угрожать, – спокойно ответила Анни. – Спасибо за сочувствие, Эй-Джей, ты настоящий друг, правда. Я постараюсь не потерять повестку в суд, когда ты мне ее пришлешь.

– Анни, не надо, – начал было Эй-Джей, но она отмахнулась, проходя мимо. – Анни, я…

Она захлопнула дверь, отсекая от себя то, что хотел сказать помощник окружного прокурора Эй-Джей Дусе. В ту же самую секунду дверь из кабинета Притчета распахнулась, и в приемной появились четверо рассерженных мужчин во главе с самим окружным прокурором. За ним по пятам следовали начальник полиции, Кадроу и Ноблие. Анни прижалась спиной к стене, пропуская их, и содрогнулась, когда адвокат Ренара кивнул ей.

– Помощник шерифа Бруссар, – обрадовался он, – возможно, вы присоединитесь к нам…

Ноблие оттер его в сторону:

– Отвали, Кадроу. Мне нужно переговорить с моим помощником.

– Ну, разумеется, вам это необходимо, – хмыкнул Кадроу. – Стоит ли мне напоминать вам, шериф, что давление на свидетеля это серьезное преступление?

– Меня от вас тошнит, господин адвокат, – прорычал Ноблие. – Вы добились освобождения убийцы, а теперь открыли сезон охоты на полицейских. Кому-то надо взять вас за задницу и встряхнуть как следует.

Кадроу покачал головой, с его лица не сходила улыбочка.

– А вы не устаете проповедовать насилие. Я представляю, как насторожатся журналисты, когда это услышат.

– У него прогнили не только кишки, – прорычал Гас Ноблие, когда Кадроу покинул приемную. – Адвокат совсем сорвался с цепи. Он насел на Притчета. – Шериф словно разговаривал сам с собой. – Это моя вина. Мне следовало самому позвонить окружному прокурору еще вчера вечером. А теперь Притчет вбил себе в голову, что я пытаюсь вставлять ему палки в колеса. У этого парня собственное «я» больше, чем хрен моего дедушки. А тут еще этот Джонни Эрл… Не знаю, кто насыпал перца ему на хвост. Этот парень все делает наоборот. Ни черта не смыслит в местной жизни. Вот что происходит, когда городской совет нанимает чужаков. Он считает меня ленивым, испорченным расистом. Как будто за меня не проголосовали тридцать три процента негров на последних выборах.

Наконец Гас Ноблие обратил свое внимание на Анни. С ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего, он увлек ее в кабинет Притчета.

– Я же приказал тебе не разговаривать с Кадроу.

– Я с ним не говорила.

– Тогда почему он несет какую-то чушь о рапорте по поводу ареста Фуркейда? – зловеще прошептал Ноблие. – И почему сержант Хукер сообщил мне, что видел вас вдвоем на парковке всего в нескольких шагах от здания?

– Я ничего ему не сказала.

– Именно это ты повторишь на проклятой пресс-конференции, помощник шерифа Бруссар.

Анни с трудом сглотнула:

– На пресс-конференции?

– Идем, – скомандовал Ноблие и двинулся к выходу.Представление начал Притчет, сказав о якобы имевшем место нападении на Маркуса Ренара. Он заявил, что детектив Ник Фуркейд был арестован полицейским управлением города Байу-Бро. Окружной прокурор пообещал во всем разобраться и выразил негодование по поводу того, что кто-то попытался взять на себя роль вершителя правосудия.

Кадроу напомнил всем присутствующим о весьма сомнительном прошлом Фуркейда и потребовал справедливости.

– Я снова заявляю о невиновности моего подзащитного. Его вина не доказана. На самом деле, пока Маркус Ренар лежал в больнице, куда его отправил Фуркейд, настоящий преступник разгуливал на свободе и смог совершить новое злодеяние.

А потом начался сплошной кошмар.

Вопросы и комментарии журналистов оказались колючими и насмешливыми. Ведь все они так или иначе обыгрывали историю Ренара в течение трех месяцев, но все-таки не смогли получить весомых доказательств его вины или невиновности. Репортеры не нашли в себе сочувствия к полицейским, поэтому обрушились на них со всей яростью.

– Шериф, это правда, что еще одна женщина была изнасилована прошлой ночью?

– Без комментариев.

– Помощник шерифа Бруссар, это правда, что вчера вечером вы арестовали детектива Фуркейда?

Анни зажмурилась от света переносного юпитера, но тут Гас Ноблие подтолкнул ее вперед.

– Мне нечего сказать.

– Но ведь именно вы вызвали «Скорую помощь». Вы же привезли в офис шерифа детектива Фуркейда.

– Без комментариев.

– Шериф, если Ренар лежал в больнице во время нападения на другую женщину, разве это не доказывает его невиновность?

– Нет.

– Следовательно, вы подтверждаете, что нападение имело место?

– Помощник шерифа Бруссар, вы подтверждаете, что брали показания у мистера Ренара в больнице Милосердия вчера ночью? И если так, то почему сегодняшнее утро детектив Фуркейд встретил не в тюрьме?

– Гм… Я…

Гас наклонился мимо нее к микрофону:

– Детектив Фуркейд принял сообщение о том, что в этом районе разгуливает грабитель. Помощник шерифа Бруссар уже закончила работу и не слышала вызова. Она увидела ситуацию, показавшуюся ей сомнительной, взяла все под свой контроль и вместе с детективом Фуркейдом вернулась в офис шерифа.

Я немедленно отстранил детектива Фуркейда от службы, отложив дальнейшее расследование. Моему департаменту нечего скрывать и нечего стыдиться. Если окружной прокурор полагает, что дело должна расследовать полиция, я только приветствую его бдительность. Я знаю моих людей на сто процентов, и это все, что я могу сказать.

Притчет подошел к микрофону, намереваясь закрыть пресс-конференцию и оставить за собой последнее слово, а Гас Ноблие повел Анни со сцены к двери. Она шла за ним по пятам, словно верная собачонка, и думала, насколько была лицемерной. Анни ожидала, что шериф станет защищать ее, а не Фуркейда.

Исполненная отвращения к самой себе, к своему боссу, к этим стервятникам, набросившимся на нее в тот момент, когда она выходила из здания суда и шла к своей патрульной машине, Анни молчала и смотрела только прямо перед собой. Наконец толпа рассеялась, некоторые репортеры побежали вверх по лестнице, потому что там появился Кадроу, другие осадили Ноблие. Кое-кто последовал за Анни до самого служебного входа в ведомство шерифа.

За стойкой дежурного стоял Хукер и наблюдал за происходящим, сложив руки на внушительном животе.

– Где твой рапорт о вандализме на кладбище?

– Я сдала его еще два дня назад.

– Черта с два, его нет! – констатировал Хукер. – Напиши еще один рапорт. Сегодня же.

– Слушаюсь, сэр. – Анни закусила губу и подавила желание назвать сержанта лжецом. – Противно возиться с бумажками даже один раз, – бормотала она себе под нос, входя в комнату. – А мне еще приходится делать это дважды.

– Что тебе приходится делать дважды, Бруссар? – хихикнул Маллен. Они с Прежаном стояли в коридоре и пили кофе. – Трахаться со своим дружком-извращенцем Ренаром? Я слышал, когда он берется за дело, ему нет равных… в обработке туш. – Мерзкая ухмылка обнажила его кривые зубы.

– Очень смешно, Маллен, – заметила Анни. – У тебя такой тонкий юмор. Возможно, ты смог бы работать в похоронной конторе – вставать из гроба и веселить публику.

– Уж если кому и придется вскоре искать другую работу, то точно не мне, Бруссар, – парировал он. – Мы слышали, что ты намереваешься перейти в другое ведомство и там сосать кое-что Джонни Эрлу.