Текст книги "Девушка Лаки"

Серена повыше вскинула подбородок, собрала в кулак остатки самообладания и, сопровождаемая Лаки, с гордым видом спустилась вниз по ступенькам и зашагала через автостоянку.

– Я бы хотела вернуться домой, если вы не возражаете, – сказала она. – Вижу, что вы очень занятой человек, мистер Дюсе. Думаю, к Гиффорду я съезжу как-нибудь в другой раз.

Лаки остановился как вкопанный. Затем посмотрел на воду, поблескивающую в лучах полуденного солнца, и сделал долгий выдох.

Нет, это просто глупость с его стороны. Он ведь хотел от нее избавиться. Хотел, чтобы она подумала о нем плохо. По идее, он должен только радоваться тому, что она готова отказаться от своей затеи. Увы, он ничуть не обрадовался. Господи, он просто мазохист, вот кто он такой. С какой стати его должно волновать то, что о нем думает Серена Шеридан? Ее полный презрения взгляд? Тем более что и это чувство взаимно на все сто процентов. Да что там! На все сто десять! По идее, он должен смотреть на нее как на пустое место.

Что?

Неужели он возбудился? Это лишь инстинктивная реакция. Нет, конечно, он бы не отказался. Любой мужчина, если только он не импотент, не отказался бы. Потому что она была красива холодной, неземной красотой античной богини. И конечно же, это возбуждало. Господи, с каким наслаждением он проник бы в нее, погрузился бы в горячую плоть между этих длинных, стройных ног. С каким наслаждением гладил бы и целовал эти бедра, эту грудь. Увы, он давно усвоил горький урок, что красота обманчива и под нежными холмиками грудей вполне может биться холодное, жесткое сердце.

Ярость. Вот что владело им в данный момент, сказал он себе. Ярость. Злость. В конце концов, перед ним родная сестра Шелби. Можно даже сказать, перед ним сама Шелби, только с дипломом психолога. Боже мой, это просто какой-то кошмар…

А еще она внучка Гиффорда Шеридана. А он дал Гиффорду обещание. Стоило ему об этом вспомнить, как Лаки вновь сокрушенно вздохнул и негромко выругался по-французски себе под нос.

– Послушайте, – как можно спокойнее произнес он. – Я не знаю, что вы там увидели или услышали. Но уверяю вас, это не имеет никакого отношения к моему обещанию отвезти вас к старому Гиффорду. И я готов это сделать, причем доставлю вас туда в целости и сохранности. Обещаю, что не скормлю вас аллигаторам и не продам в рабство. Потому что Гиффорд мой друг.

Серена смотрела на него, не веря собственным глазам. На его высоких скулах выступил румянец. Он стоял перед ней, переминаясь с ноги на ногу, и отказывался посмотреть ей в глаза. Вид у него был сконфуженный и растерянный. А еще… он был чертовски симпатичный.

Господи, что с ней такое происходит? С какой стати она взяла, что он симпатичный? Симпатичными бывают щенки. Или бойскауты. А Лаки Дюсе – тигр-людоед. Вполне возможно, что на обед он поедает бойскаутов, на десерт лакомится щенками, а вместо зубочистки потом использует наивных блондинок-психологов, которые видят положительные качества там, где их нет. Ей вообще стоит выбросить его из головы, и чем скорее, тем лучше. По идее, она должна опасаться его. Но ей… почему-то не было страшно.

Похоже, здравомыслие потихоньку начало ей изменять. А все это место. Это дикое, почти первобытное место. Воздух здесь напоен дурманящими ароматами. Внутренний голос подсказывал ей, что этому типу доверия нет, потому что какое может быть доверие хищнику? От него в любой момент можно ждать какой угодно гадости. И все же у нее не нашлось сил оставить его.

– Я поражена, – призналась она наконец.

– Чем? – он пристально посмотрел ей в глаза. – Вас удивляет, что я не продам вас в рабство?

В уголках ее рта мелькнула улыбка.

– Тем, что у вас, оказывается, есть друг.

С этими словами Серена повернулась и зашагала к причалу.

Глава 3

«Проживи я хоть до ста лет, Шансон-дю-Терр все равно останется моим самым любимым местом на всей земле», – подумала Серена. Родовое гнездо дарило ей ощущение надежности и традиции. Шериданы жили на этой земле с того самого дня, как их далекий предок выиграл ее в карты в 1789 году. Возможно, она не стала бы здесь жить, но это было ее наследство.

Дом стоял в конце аллеи поросших мхом дубов, чьи широкие кроны сплелись ветвями, образовав над дорогой нечто вроде шатра. Сам дом был типичным креольским шато – то есть сочетанием французского провинциального и вест-индского стилей, с покатой крышей и широкими галереями, которые опоясывали его на обоих этажах.

На первый взгляд дом показался Серене точно таким, как и прежде, – приятным, приветливым, внушительным, без излишней внешней роскоши. Но стоило ей пару раз моргнуть, как воспоминания, застилавшие ей глаза, тотчас исчезли, и она увидела его как будто впервые. И тогда дом предстал ее взгляду таким, каким он был на самом деле.

Крыша нуждалась в срочном ремонте. Свое дело сделали весенние дожди. Кое-где отсутствовала черепица, а над западным крылом был наброшен кусок ярко-голубого брезента. Колонны верхней галереи следовало бы покрасить заново, балюстрада зияла дырами, отчего сам дом чем-то напоминал беззубый рот. Кирпичи первого этажа и деревянная обшивка верхнего были по-прежнему выкрашены в желтый цвет, однако за многие годы краска выцвела и теперь имела оттенок старого пергамента, утратив веселую солнечную желтизну ее детства.

Увы, память сохранила дом в его лучшем виде. Сейчас же, размышляла Серена, он скорее напоминал любимого дядюшку, который со времени их последней встречи успел из немолодого мужчины превратиться в дряхлого старика.

Прижав к груди туфли и сумочку, Серена зашагала босиком по широкой лужайке. Идти было неудобно, и она постоянно спотыкалась. В следующий миг дверь на втором этаже распахнулась, и на галерею, подобно беговым лошадкам из загона, выбежали ее племянница и племянник. Шестилетняя Лейси с криком бросилась вниз по широким ступеням – этакое очаровательное розовое облачко с золотистыми локонами. Вслед за ней – восьмилетний Джон Мейсон. В руках – жаба, на губах слегка злорадная улыбка.

– Джон Мейсон! Оставь сестру в покое! – донесся им в спину крик. Голос принадлежал Шелби Шеридан-Тэлбот, а в следующий миг на галерею выбежала и она сама.

Шелби была лишь на полдюйма ниже Серены и чуть-чуть полнее ее. В разрезе ее карих глаз имелось нечто неуловимо восточное, губы же, казалось, были вечно недовольно надуты. И тем не менее, несмотря на все эти различия, сестры были удивительно похожи друг на друга. В данную минуту Шелби, казалось, приготовилась произнести речь перед солидной аудиторией. Иначе зачем ей понадобилось облачаться в этот ярко-желтый костюм? Приталенный жакет, слегка расширяющийся на бедрах – считалось, что этот новомодный стиль подчеркивает женственность, – под жакетом изумрудно-зеленая блузка, воротник которой завязывался на горле пышным бантом, изящная юбка. На фоне сестры Серена почувствовала себя едва ли не оборванкой.

– О боже, Серена! – театрально воскликнула Шелби и взяла лицо сестры в свои ладони. Та успела обратить внимание на безукоризненный маникюр, кольцо с бриллиантом – господи, таким камнем вполне может подавиться кошка – и на огромный, изящной огранки топаз. – Что такое с тобой стряслось? У тебя такой вид, будто тебя ограбили или же тебя переехал грузовик. Или то и другое одновременно.

– Ничего страшного. – Серена направилась вверх по ступенькам крыльца.

Мысленно она пожалела о том, что не была в семье единственным ребенком. Потому что настроение Шелби было переменчивым, как погода: то солнечным, то буквально в следующее мгновение начиналась буря. В целом же сестра была глуповата и легкомысленна. Перепады ее настроения действовали на нервы и утомляли. А еще у нее была привычка говорить вещи, одновременно невинные и вызывающие, так что вести с ней разговор было делом крайне утомительным.

Серена проковыляла на галерею. Вид у нее был подавленный, и Шелби с брезгливой гримаской отступила назад, давая понять, что в ее намерения не входит прикасаться к сестре.

– Извини, Шелби, сегодня не самый лучший день в моей жизни, и у меня нет времени обсуждать с тобой его жуткие подробности, – сказала Серена. – Мне нужно переодеться, после чего я снова тебя покину. Кстати, ты не могла бы договориться, чтобы из города пригнали мою машину? Я оставила ее рядом с лавкой Готье.

Выражение лица Шелби мгновенно изменилось – испуг и озабоченность сменились чем-то вроде детского раздражения.

– Разумеется, Серена. Мне ведь больше нечем заняться, кроме как выполнять твои поручения! Боже мой, ты возвращаешься домой в таком виде, как будто побывала под колесами грузовика, пугаешь меня до потери сознания, и первое, что я слышу из твоих уст, – это приказ. В этом вся ты!

Серена, ничего не ответив, проковыляла мимо сестры. Она сильно сомневалась, что Шелби даже заметила ее отсутствие в доме. Потому что если ее что-то и заботило в жизни, так это дети, ее гардероб и ее роль в общественных делах округа. Последнее она воспринимала не как гражданский долг, а как нечто такое, что возвышало ее в глазах окружающих. В общем, хотя она и была хороша, ей не хватало глубины, как пруду с лилиями в японском саду.

Серена вошла в дом и зашагала по коридору. Ей было немного досадно, что у нее нет времени побродить по дому, в котором прошло ее детство. Не считая капитального ремонта, который он претерпел в начале девятнадцатого века, плюс таких более поздних нововведений, как канализация и электричество, дом сохранился практически в первозданном виде, несмотря на свой довольно солидный возраст. А еще он служил вместилищем множеству старинных вещей, увидев которые куратор любого музея издал бы вздох зависти. Впрочем, времени любоваться обшитыми кипарисовыми панелями стенами – местами выкрашенными в золотистые тона, местами прикрытыми выцветшими турецкими коврами – у Серены не было, хотя она и отметила про себя их отблеск на отполированных досках пола. Вместо этого она направилась прямиком к себе в спальню, где сегодня утром оставила чемоданы, прежде чем отправиться на поиски проводника.

– Уезжаешь, говоришь? – неожиданно спросила ее Шелби, как будто слова сестры только-только пробили стену ее раздражения. Она тотчас бросилась за ней вдогонку и, схватив за рукав, словно ребенок, который требует, чтобы мать обратила на него внимание, повторила вопрос: – Уезжаешь? Но куда?

– Хочу проведать Гиффорда.

– Как? Прямо сейчас?! – испуганно воскликнула Шелби и проследовала за Сереной в комнату. Войдя, она встала так, чтобы быть в поле зрения сестры, всем своим видом – для пущего эффекта она даже сложила в умоляющем жесте руки – изображая тревогу и недоумение по поводу столь странного желания. – Нет, ты не можешь взять и уехать прямо сейчас! Ты ведь только что приехала! У нас с тобой еще даже не было возможности поговорить! Я еще не успела рассказать тебе про новый дом, про то, как дети учатся в школе… А еще, похоже, все идет к тому, что торговая палата выдвинет мою кандидатуру на титул Деловая женщина года. Как же ты можешь вот так взять и прямо сейчас уехать?

Серена пропустила эту страстную речь мимо ушей. Вместо ответа она принялась переодеваться. Сняв с себя грязный костюм, бросила его на пол, а сама посмотрела на лежащий на кровати чемодан и тотчас нахмурилась. Господи, да ведь в нем нет ничего подходящего, в чем можно было бы отправиться на болота! И пусть в детстве она в джинсах и резиновых сапогах бегала по пятам за Гиффордом по плантациям сахарного тростника. Теперь она взрослая женщина, которой нужно соблюдать привычный имидж, и ей полагается совершенно другой гардероб. Кто-нибудь когда-нибудь видел дипломированного психолога в резиновых сапогах?

– А Одиль к тому же готовит ногу барашка! – продолжала тем временем Шелби. Она нервными кругами расхаживала по комнате, перелетая с места на место, подобно мотыльку, – то на миг задержится у окна, чтобы расправить кружевную занавеску, то подойдет к резному комоду, чтобы поправить букет в фарфоровой вазе. – Ты даже не представляешь, чего мне стоило ее уломать! Честное слово, она упряма, как ослица. С тех пор, как мы с Мейсоном поселились здесь, эта женщина все делает мне в пику. А знала бы ты, какой страх она наводит на детей! Не кажется странным, что они думают, будто она ведьма. Впрочем, не удивлюсь, если то, что она им рассказывает, действует на них словно злые чары. Потому что в этом вся она! Не понимаю, почему Гиффорд ее до сих пор не уволил?

– Полагаю, ему нравится с ней препираться, – с улыбкой ответила Серена, представив себе, как старая ворчунья Одиль спорит со старым ворчуном Гиффордом.

Одиль Фонтено была работящей как мул. Высокая, костлявая, угловатая. Глядя на нее, можно было подумать, что черная кожа, которой одарила ее природа, предназначалась кому-то гораздо ниже ростом. А вот глаза, яркие, словно газовые горелки, сверкали ультрамарином, как будто черпали энергию в силе ее характера. При всей своей вредности она была вдобавок и суеверна и терпеть не могла, когда ей перечили. Одиль пришла к ним в дом уже после того, как Серена и Шелби выпорхнули из родного гнезда, а Мей, женщина, которая помогала их растить, ушла на пенсию. Сейчас Одили, по идее, было за шестьдесят, однако, глядя на нее, в это верилось с трудом, а спросить ее в лоб никто не осмеливался.

Серена открыла чемодан и вытащила оттуда пару белых укороченных брючек и трикотажный топик в широкую красно-белую полоску. Быстрый взгляд в зеркало над комодом подтвердил ее худшие опасения – от тщательно уложенной прически ничего не осталось. Впрочем, сейчас ей было не до таких вещей, как прическа.

– Кстати, – сказала она, натягивая через голову топик, – брат Одили Пеппер – приятель Гиффорда.

Шелби тотчас прекратила переставлять безделушки на комоде и посмотрела на отражение сестры в зеркале.

– Ты сказала, что едешь за Гиффордом? Я правильно тебя поняла? Ты собираешься на болота?

Серена застегнула «молнию» на брюках и пристально посмотрела на сестру.

Щеки Шелби залились краской, которую был не в состоянии скрыть даже слой пудры. Испытывая неловкость, она поспешила отвести взгляд.

– Я даже не подумала сразу, что ты это серьезно. Господи, Серена, неужели ты и вправду собралась в эту глушь?

– А что, по-твоему, мне делать, Шелби? Сидеть и ждать у моря погоды в надежде, что все разрешится само собой?

Шелби повернулась и пристально посмотрела на сестру. Настроение ее менялось буквально на глазах.

– То есть ты хочешь сказать, что именно так я и делаю? Что я закрываю глаза на то, что происходит? – Она обиженно прищурилась и поджала губы. – Извини меня, Серена, если я не дотягиваю до твоих высоких принципов, но с меня хватает и собственных забот. И если Гиффорд решил, что ему нравится жить на болоте, в забытой богом, кишащей змеями глуши, то я не собираюсь все бросать и бежать туда за ним, чтобы уговорить вернуться домой.

– Тебе не придется этого делать, – устало ответила Серена. – Потому что за ним поеду я.

– Именно. – С этими словами Шелби шагнула к балконной двери, что открывалась на галерею. Чтобы чем-то себя занять, она нервно сжала рукой тонкий тюль занавески и, покомкав, отпустила. Затем обернулась и гордо тряхнула головой. – Представляю, как обрадуется Гифф, увидев, что ты переборола собственные страхи.

Серена одарила сестру пристальным взглядом, полным неприязни и обиды, однако демонстративно промолчала. Она ни разу не обсуждала с сестрой свой страх перед болотом и те обстоятельства, которые породили его. Это была слишком больная тема, и между сестрами давно уже имелся молчаливый уговор никогда ее не затрагивать. Это была своеобразная «ничейная земля», полная недомолвок и опасностей, по краю которой Шелби пыталась ходить, когда бывала не в настроении.

Серена подозревала, что сестра даже не догадывается, насколько взрывоопасна эта тема. И не потому, что Шелби была глупа, просто она привыкла не придавать особого значения тем вещам, что не были непосредственно связаны с ней самой. Зато все, что касалось ее, разрасталось до неимоверных размеров.

Надев на ноги красные парусиновые туфли, Серена захлопнула чемодан и решительно щелкнула замками. Сейчас ей некогда заниматься анализом личностных проблем сестры, даже если бы она этого очень захотела. Потому что ее ждет лодка.

– Мне пора, – сказала она, пытаясь не показывать своего раздражения. – Не могу точно сказать, когда я вернусь. Потому что, зная Гиффорда, могу застрять там на день или два.

С этими словами Серена перекинула через плечо дорожную сумку и сняла с кровати чемодан. Даже не взглянув на прощание на сестру, она вышла из комнаты и решительно направилась к входной двери.

– Серена, погоди! – растерянно крикнула ей вслед Шелби и бросилась за ней вдогонку.

– Мне некогда ждать. Лаки дал мне всего десять минут, и, если я сейчас не вернусь в лодку, он просто возьмет и уедет, чтобы показать мне, какая я непунктуальная.

– Лаки? – переспросила Шелби, и голос ее дрогнул. – Это что еще за Лаки?

– Лаки Дюсе, – ответила Серена, распахивая бедром входную дверь. – Он согласился отвезти меня к Гиффу.

Сестра моментально изменилась в лице и даже побледнела. Впрочем, Серена этого не видела, потому что смотрела в другую сторону.

– Боже, Серена! – выдохнула Шелби и едва ли не выбежала на галерею. – Неужели ты взяла его в проводники? Не может быть! Ты хотя бы представляешь, что о нем говорят люди?

– Отлично представляю.

– О боже! – в ужасе воскликнула Шелби. Одной рукой она принялась похлопывать себя по груди, другой – обмахиваться, словно веером. Со стороны могло показаться, что она вот-вот упадет в обморок, как то обычно делали великосветские красавицы в прежние времена. – Я даже не представляю себе, и как только его бедная мать способна смотреть людям в глаза. А ведь она такая милая женщина. Ее младшие дети порядочные люди, все с университетскими дипломами, но этот… этот Лаки, господи, да он же исчадие ада. От него одни неприятности. С тех пор как Лаки вернулся из армии, он поселился на этом жутком болоте и живет там, как дикий зверь. Поговаривают, что он слегка свихнулся.

– Что ж, в этом я даже готова с тобой согласиться, – ответила Серена, вспомнив собственные слова Лаки по этому поводу. – Но он единственный, кто согласился довезти меня к Гиффорду.

– Нет, ты ни в коем случае не должна этого делать. Кто знает, что он там себе позволит?

Серена вздохнула:

– Шелби, кто-то из нас двоих, ты или я, должен съездить к Гиффорду и поговорить с ним. Но поскольку ты этого делать не намерена и Лаки Дюсе единственный, кто ответил согласием, то выбора у меня нет.

Шелби надулась и, слегка выпятив нижнюю губу, обиженно похлопала ресницами.

– Я просто хотела сказать, что этого не одобряю. Только и всего.

– Твое неодобрение принято к сведению. А теперь мне пора. Извинись за меня перед Одиль.

– Смотри, будь осторожна.

Услышав слова предостережения, Серена на миг задержалась на последней ступеньке лестницы. Это был один из тех редких случаев, когда Шелби демонстрировала заботу о ней, что вызывало у Серены смешанные чувства. Хотя бы потому, что думать о других людях было не в привычках сестры. Шелби была легкомысленна и себялюбива, мелочна, а порой и просто жестока. Тем не менее время от времени на нее что-то находило, и тогда она демонстрировала заботу и привязанность, если не любовь, причем всякий раз преподносила это как своего рода благодеяние. Что, хотя по-своему и трогало, однако наводило на подозрения.

– Обещаю, – негромко ответила Серена.

Она, слегка прихрамывая, снова преодолела лужайку, правда, сейчас ей по ноге больно ударял чемодан, да и заноза, которая впилась ей в ступню, тоже давала о себе знать, а времени, чтобы ее вытащить, у нее не было. Серена посмотрела в сторону причала и попыталась выбросить Шелби из головы.

Сколько она себя помнила, люди постоянно твердили, мол, как ей повезло иметь сестру-близняшку, с которой они наверняка близки и хорошо понимают друг друга! Серена неизменно выслушивала эти слова со скептической улыбкой. Между ней и Шелби никогда не существовало никакой душевной привязанности. Не считая внешнего сходства, сестры были полными противоположностями. А из-за упрямства Шелби – еще и соперницами, причем с раннего детства. Серена подозревала, что сестра зла на нее за то, что она имела дерзость появиться на свет в один день с ней, как будто Серена сделала это нарочно, лишь бы только чем-то насолить ей, украсть ее единоличное право на день рождения. Серена, как могла, пыталась избегать соперничества, что только еще больше отдаляло ее от сестры. У каждой были свои интересы, свои мечты, и с каждым днем пропасть между ними лишь возрастала.

Серена всегда сожалела, что между ней и Шелби не было близости. Быть близнецом практически постороннему человеку – наверно, это даже хуже, чем быть единственным ребенком в семье. Увы, они были такие разные, каждая жила в своем мире, и эти миры не только не пересекались, но даже не соприкасались. Ни о каком взаимном понимании не могло быть и речи. Более того, иногда могло показаться, что они говорят на разных языках. Единственное, что связывало их, – кровное родство и этот фамильный особняк, Шансон-дю-Терр.

Да, их отношения были сложными. Будучи профессиональным психологом, Серена наверняка могла счесть их случай достойным изучения, будь на ее месте кто-то другой. Тогда бы она наверняка могла рассуждать об их отношениях с Шелби со всей объективностью. Увы, слишком личной была эта тема, столько болезненных воспоминаний накопилось в душе, которые, подобно побегам плюща, переплели жизни их обеих, что ей было страшно их сорвать – вдруг под ними окажется еще нечто более страшное, нечто мертвое и усохшее, подобно деревцу, заглушенному обступившими его зарослями. И что ей делать тогда? Тогда ей придется расстаться со всякой надеждой, которая – что греха таить – все еще жила в глубине ее души. Так что пусть уж лучше все останется таким, как есть, а ей следует просто меньше думать на эту тему.

Она уже подходила к причалу, когда мимо нее с визгом промчались племянница и племянник, как будто за ними гналась армия привидений. Они даже не замедлили бега, когда поравнялись с ней, спеша поскорее укрыться под спасительной крышей дома и материнским крылом. Лаки лениво стоял у причала, куря сигарету, и в уголках его рта играла злорадная улыбка. Серена с упреком посмотрела на него.

– Скажите, был хоть единственный случай в вашей жизни, когда вы никого не напугали? Вы можете потерпеть хотя бы десять минут?

– Ваши десять минут истекли пять минут назад. Скажите, что вам крупно повезло, что я вас дождался.

– Это ваше личное мнение, – проворчала Серена. – Так что вы им сказали? Вам должно быть стыдно. Разве можно так пугать маленьких детей?

Лаки закатил глаза и швырнул окурок в темную воду протоки.

– Они сами кого угодно напугают.

– На вашем месте я не стала бы делать таких заявлений, зная, что их мать где-то поблизости.

– О, ей я высказал бы вещи даже похуже, – пробормотал он себе под нос.

Серена одарила его вопросительным взглядом. Лицо Лаки на минуту сделалось похоже на холодную каменную маску. Как будто он захлопнул дверь, что вела в его сердце. А вот Серена решила, что непременно должна ее распахнуть.

– Вы знакомы с моей сестрой? – спросила она. Это было практически из области фантастики – как и ее намерение отправиться в глубь болот.

Лаки не ответил. Он никому не рассказывал о своих отношениях с Шелби Шеридан – ни брату, ни постороннему человеку, ни даже священнику. И уж тем более в его планы не входило делиться этой историей с ее родной сестрой. Потому что то, что между ними было, осталось в совершенно иной жизни, в ином месте. Ему было легче жить, зная, что душевные раны зарубцевались, даже если сама душа так и не исцелилась до конца. И ни за что на свете он не откроет ее, тем более перед этой женщиной. Мало того, что ей не повезло родиться сестрой Шелби, она к тому же еще и психолог. Не хватало ему, чтобы какая-то девчонка с дипломом психолога копалась в его душе!

Затем он обратил внимание на сумку и чемодан, которые она тащила к нему в лодку, а также на ее стильный наряд.

– И куда вы собрались, cherie? Небось решили, что вас ждет пятизвездочный отель?

В ответ Серена лишь одарила его высокомерным взглядом.

– К вашему сведению, мистер Дюсе, камуфляжные брюки и резиновые сапоги не являются частью моего гардероба. Возможно, вам в это трудно поверить, но я не привыкла проводить свое свободное время на болотах.

– Ну, в это я очень даже легко могу поверить. Ведь у вас на это просто нет времени – приемы, банкеты, концерты… Ясное дело, что при такой жизни не до болот.

– А зачем они мне? Разве им от меня что-то требуется? Они просто существуют сами по себе.

Ну, болотам недолго осталось существовать. Потому что последнее слово за твоей сестрой. Вот такие мысли промелькнули в голове у Лаки, хотя он и не высказал их вслух. Потому что сейчас перед ним стоит другая задача – в целости и сохранности доставить Серену Шеридан в хижину к старому Гиффорду, а заодно самому разведать обстановку. Нет, конечно, в одиночку болото ему не спасти. Более того, вопрос стоит ребром – сможет ли он спасти самого себя.

С другой стороны, какой смысл вступать в препирательства с Сереной Шеридан? Перед ним типичная горожанка, и ей нет никакого дела до того, что творится в их округе, даже если она сама родом из этих мест. Какое ей дело до того, что компания «Трайстар Кемиклз» вносит свой вклад в уничтожение тончайшей экосистемы, которую человеческая алчность вот уже несколько десятков лет ведет к гибели? Насколько он мог судить, ей это известно не хуже, чем другим, и к старому Гиффу она собралась лишь для того, чтобы уговорить его продать землю. Впрочем, чего еще можно ожидать от сестры Шелби, кроме обмана и предательства? Близнецы – они близнецы во всем.

Он еще раз окинул Серену придирчивым взглядом – казалось, будто она сошла со страницы модного журнала. Впрочем, ничего удивительного, ведь она родилась в семье, не стесненной в средствах, и с детства привыкла к дорогим вещам. И вполне естественно, что ей захочется иметь их еще больше. Потому что она типичная представительница своего класса – главное, чтобы лично мне было хорошо, а весь остальной мир пусть катится ко всем чертям. Вряд ли она захочет его выслушать. Для нее он лишь средство достичь своих целей… в очередной раз.

– Садитесь в лодку, – не слишком любезно велел он ей, чувствуя, как внутри закипает ярость.

Гордо вскинув подбородок, она сделала еще один шаг ему навстречу.

– Считаю своим долгом сказать вам, мистер Дюсе, что мы с вами ладили бы гораздо лучше, если бы вы прекратили командовать мной.

В свою очередь Лаки тоже сделал шаг и теперь стоял почти вплотную к ней, как будто пытался подавить ее и ростом, и рвущейся наружу злостью.

– А зачем мне с вами ладить? Или вам это не понятно, мисс Шеридан?

– Еще как понятно, – ответила Серена и, слегка откинув голову назад, посмотрела ему в глаза.

Пятиться от него она не стала. Но странное дело, он смотрел на нее, и его глазам не было никакого дела до того, что она олицетворяла собой все, что было ему чуждо и с чем он не желал иметь ничего общего. Равно как и его гормонам не было никакого дела до того, что она олицетворяла собой одни только неприятности, как будто ему не хватало своих проблем. На какой-то миг он наклонился к ней, и запах ее духов заставил его придвинуться еще ближе, а желание пронзило его тело вспышкой обжигающего пламени, которое вмиг испепелило всякий здравый смысл.

Его взгляд скользнул по ее лицу – тонко очерченным скулам и подбородку, по изящной линии бровей, нежным сочным губам. Боже, как ему хотелось в этот миг впиться в них поцелуем!.. Нет, это безумие.

Безумие.

При этой мысли его передернуло, и Лаки заставил себя отвести от нее глаза. Резко отвернулся, выдернул у нее из рук чемодан и шагнул вместе с ним в пирогу. Поставив ее вещи в носовую часть лодки рядом с остальным своим грузом, он вернулся на корму и взялся за шест. Руки его дрожали.

Боже милостивый, подумал Лаки, сжимая шест и глядя куда-то в сторону, пока Серена садилась в лодку. Чем раньше они доберутся до старого Гиффорда, тем лучше. Потому что зачем ему такие мучения? Лаки хотелось одного – чтобы его оставили в покое.

«В покое. Как же, как же! – прошептал в его голове насмешливый голос. – Можно подумать, ты знаешь, что такое покой». Мечта. Нечто такое, к чему он постоянно стремился и чего никогда не мог достичь. Нечто такое, что Серене Шеридан, похоже, давалось без всякого труда. Посмотреть на нее, так можно подумать, что перед вами сама безмятежность. Этакая королева, которая, садясь на скамейку пироги, вот-вот расправит вокруг себя пурпурную мантию. Лаки поймал себя на том, что завидует ей. Впрочем, если она такая же холодная, бездушная стерва, как и ее сестра, то чему удивляться? Таким, как она, полагается избегать таких вещей, как боль и страдание.

Лаки вздохнул и, оттолкнувшись шестом от причала, развернул пирогу вверх по течению протоки, прочь от цивилизации, в направлении дома. Да что там – дома! Прибежища и спасения, кипарисового болота, Байю-Нуар. Как он любил эту свою, ставшую ему родной, глушь! Устремляясь прочь, он даже не повернул голову на старый дом и потому не заметил, как на галерее мелькнуло ярко-желтое пятно.