Текст книги "Играя в любовь"

Эдмунд тоже это понимал и, тем не менее, не лгал, когда говорил, что восхищается ею, и поэтому вполне искренне ответил:

– Меня восхищает, что ты решительная, находчивая, целеустремленная.

В лице Джейн что-то дрогнуло, и она коротко сказала:

– Спасибо, Киркпатрик.

Мучительная боль вернулась, словно напоминая, что надо торопиться.

– Позволь мне завтра же поговорить с твоим кузеном.

Она прищурилась:

– Только если ты примешь мои условия.

– Хорошо, давай обсудим их по порядку.

– Мое приданое пойдет на оплату долга Шерингбруку.

Эдмунд кивнул.

– Да, понимаю, но, надеюсь, больше ты никогда не сядешь с ним за карточный стол.

– Не только за карточный, но и вообще ни за какой. Вернемся к моим условиям: двести фунтов в год на личные расходы.

– Надо же, какая ты требовательная.

– Не требовательная, а предусмотрительная. Я всего лишь пытаюсь отстоять свои интересы.

Эдмунду показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Сегодня вечером она боролась, чтобы обеспечить себе независимость, и проиграла. Теперь ей хотелось хоть немного наверстать упущенное. Грех отказать ей в таком желании. Должна же она получить какую-то компенсацию за то, что он, предлагая ей руку и сердце, утаивает от нее свое прошлое.

– Договорились: ты будешь получать двести фунтов в год.

– А еще мне нужна личная горничная и… шесть новых платьев! – выпалила Джейн с робкой надеждой.

У Эдмунда сжалось сердце. Господи, какая же она наивная! Такое впечатление, что он старше ее на целую вечность, а не на каких-то восемь лет.

– Да сколько угодно! Ты выберешь сама эти платья.

В первый раз за вечер она искренне улыбнулась и хитренько поинтересовалась:

– А если я попрошу собственную лошадь?

– Ты ее получишь. И тоже выберешь сама.

– Драгоценности?

Джейн явно вошла во вкус, и его это только радовало. Если она увлечется внешними атрибутами светской жизни и не станет расспрашивать его о прошлом, значит, он сделал правильный выбор.

– Рубины. Насколько я понимаю, ты испытываешь к ним особое пристрастие, – указал он на бесценное ожерелье, забытое на оттоманке. – Довольно, Джейн. Я жду ответа.

Она задумчиво наморщила лоб:

– Мне больше ничего не приходит в голову. Даже куртизанка не решилась бы попросить так много.

– Стало быть, ты согласна и мы помолвлены?

Маленькая и хрупкая, Джейн вдруг стала высокой и сильной. Забыв об унынии, лучезарно улыбнувшись, хотя в глазах светилась отчаянная решимость, она заявила:

– Да, я принимаю твое предложение.

Слава богу…

И да поможет ему Бог!..

Глава 3. Неудача

Всем известно, что родственники юных девиц с подозрением относятся к поспешным предложениям и скоропалительным свадьбам, поэтому, приехав на следующий день в дом Хавьера для обсуждения помолвки, Эдмунд не ждал от старого друга теплого приема и легкого согласия. Хавьера и Джейн связывало весьма отдаленное родство, но он всегда относился к ней почти как к родной сестре, однако Эдмунд так долго жил один, что успел позабыть одну немаловажную деталь семейных отношений: порой родственники изрядно устают друг от друга.

Граф принял его в обитом шелком кабинете, молча выслушал и смерил долгим задумчивым взглядом.

– Ты хочешь жениться на Джейн?

– Да, – подтвердил Эдмунд.

Хавьер с блаженным видом откинулся в кресле.

– Кажется, сегодня не мой день рождения. И не Рождество.

– До Рождества месяц с небольшим. Тебе нужен календарь?

Хавьер улыбнулся:

– Нет, скорее нюхательная соль, чтобы на радостях не упасть в обморок. Я не понимаю, зачем тебе жениться на Джейн, но не могу отказаться от удовольствия освободиться от ее безумных выходок. Если тебе хочется взвалить на себя такую ответственность, ради бога, я не возражаю.

На том они и порешили, а через несколько дней подписали брачный контракт и назначили дату свадьбы. Через две недели Джейн Тиндалл должна была стать баронессой Киркпатрик.

Эти две недели оказались для Эдмунда чрезвычайно насыщенными. Помимо обычных дел он спешно приводил в порядок свой особняк на Беркли-сквер и сопровождал Джейн в поездках: то выбрать модистку, то горничную, а то и лошадь.

Такая суматошная круговерть отвлекала от мрачных мыслей. Он стал лучше спать и почти не вспоминал о том, что стало причиной столь поспешного решения жениться.

Почти. Но не совсем. Всякий раз, отправляясь в центр города, он боялся столкнуться лицом к лицу с кошмаром двадцатилетней давности, боялся увидеть лживую улыбку и услышать густой ирландский говор: «Эдмунд, мой мальчик! Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся».

Письмо, которое Эдмунд получил, перед тем как поехать на бал в дом Шерингбрука, было предвестником этого кошмара. После двадцати лет, проведенных в Австралии, Тернер вернулся в Лондон, чтобы свести старые счеты.

Эдмунд понятия не имел, как и когда это произойдет, и, страдая от нервного истощения и боли в желудке, считал дни, оставшиеся до свадьбы. Ему не терпелось обзавестись женой и, совмещая приятное с полезным, вплотную заняться «производством» наследника. Только бы Джейн поскорее забеременела!

Возможно, тогда ему станет легче. Возможно, он сумеет избавиться от Тернера и научится жить в ладу со своим прошлым. Возможно, ему удастся выполнить обещание и сделать Джейн счастливой.

Возможно…

Но так далеко он пока не загадывал.

Утром в день свадьбы Эдмунд с особым тщанием завязал узел шейного платка и с помощью камердинера облачился в новый черный фрак.

– Напрасно теряем время, милорд. Как говорится, золото не нуждается в позолоте, – сообщил Уизи. – Юная леди выйдет за вас, даже если вы явитесь к алтарю в крестьянской рубахе.

– По-моему, здесь куда более уместна поговорка «Из свиного уха не сошьешь шелковый кошелек», – возразил Эдмунд, рассматривая в зеркале свое бледное лицо, впалые щеки и темные круги под глазами. – Я выгляжу так, словно всю ночь предавался кутежу и разврату.

– Не просто ночь, а ночь перед свадьбой, милорд. Если бы вы в самом деле позволили себе хорошенько повеселиться, кто бы вас за это осудил?

– Я сам. Джейн тоже. И была бы совершенно права.

Пропустив слова хозяина мимо ушей, камердинер смахнул невидимую пылинку с рукава его фрака, напомнил, что карета подана, и удалился.

Эдмунд постарался унять волнение. Цель близка, но до нее еще надо добраться целым и невредимым. Мало ли, что с ним может случиться по дороге: бешеная собака покусает, кирпич на голову упадет, поразит молния, злодей с отравленным кинжалом набросится…

Богатое воображение хоть и рисовало картины одну страшнее другой, тем не менее в особняк Хавьера он прибыл благополучно, где его радостно встретила небольшая, но теплая компания. Тут не было ни бешеных собак, ни молний, ни кирпичей – только люди: со своими достоинствами и недостатками, но уж точно не злодеи.

Вот румяная пухленькая матушка Джейн: приехала выдавать замуж единственную дочь и в честь столь важного события нарядилась в пышное накрахмаленное платье. Вот Хавьер – как всегда, элегантный и одетый по последней моде. Вот его жена – изящная молчаливая брюнетка с лукавой улыбкой. Графиня Ирвинг, тетушка леди Хавьер, тоже здесь. Эту даму многие считали излишне резкой и категоричной, но Джейн высоко ценила ее прямоту и твердость убеждений.

Еще несколько гостей и священник стояли у импровизированного алтаря посреди гостиной.

– Все в сборе, не хватает только невесты, – сказал Эдмунд. – Где же она?

– Наводит красоту, – громогласно сообщила леди Ирвинг. – Одному богу известно, когда это закончится и каков будет результат.

– Тетушка… – прошипела леди Хавьер.

В наступившей тишине раздались чьи-то легкие шаги, и через мгновение в гостиной появилась Джейн.

Ее было просто не узнать. Куда подевалась бойкая провинциальная девушка, которая носила нелепые цветастые наряды и вечно замышляла какое-нибудь озорство? Сейчас в белоснежном шелковом платье из невесомого тонкого кружева Джейн Тиндалл напоминала нежный цветок. Очаровательная, вовсе не похожая на себя, она, не поднимая глаз, принимала поздравления и казалась хрупкой, слабой и беззащитной.

Церемония прошла быстро и гладко. Свадебные клятвы прозвучали вполне убедительно, кольцо пришлось Джейн точно впору. Миссис Тиндалл прослезилась от умиления, когда новобрачных объявили законными супругами перед Богом и людьми. За торжественной процедурой последовал свадебный завтрак. Хавьер не поскупился на шампанское и угощения, и вскоре в столовой воцарилась свободная и непринужденная атмосфера. Леди Ирвинг, не расставаясь с бокалом, давала хозяевам дома ценные советы по обновлению интерьера. Миссис Тиндалл, захмелев от двух глотков шампанского, тихонько клевала носом. Загорелый мужчина средних лет по имени Даниел Беллами – Эдмунд с ним раньше не встречался, видимо, это гость лорда Хавьера или миссис Тиндалл – развлекал публику весьма фривольными рассказами о своей жизни в Индии:

– У них повсеместно процветает право первой ночи: если, к примеру, служанка собралась замуж, то в ночь перед свадьбой ее посещает господин.

Эдмунд впервые слышал, что у индийцев существует такая традиция, поскольку никогда не бывал в Индии и принятыми там обычаями не особенно интересовался.

– Как будто у невесты перед свадьбой и без того мало хлопот, – сказала Джейн, пригубив шампанское. – Господин мог бы в честь праздника оставить ее в покое и зайти как-нибудь потом.

– Толковый господин управится без лишних хлопот. А потом в свои права вступает муж, и жена обязана хранить ему верность. Таков порядок, миледи, – возразил Беллами.

У Джейн порозовели щеки.

– Вы назвали меня «миледи»? О, кто-нибудь, пожалуйста, повторите это чудесное слово. Сегодня оно кажется мне совершенно необыкновенным.

Просьба новобрачной вызвала всеобщий энтузиазм, и «миледи» посыпались как из рога изобилия, похоронив под собой скользкую тему. И все же ее отголоски внушили Эдмунду смутное беспокойство: «…в свои права вступает муж… жена обязана хранить верность…» На словах все просто, а на деле? Можно ли выстроить благополучный брак только на соблюдении прав и обязанностей, даже если это брак по расчету?

Он посмотрел на Джейн, и она ответила ему таким озорным веселым взглядом, что у Эдмунда сразу стало легче на душе. Слава богу, они давно и хорошо знают друг друга. Им не придется выстраивать отношения с нуля. Семейная жизнь будет всего лишь продолжением старой дружбы в новом качестве.

Праздничное застолье удалось, гости засиделись, но в конце концов вспомнили, что пора и честь знать.

Прощаясь с Хавьером, Эдмунд пожал ему руку, поблагодарил и счел нужным заверить:

– Не волнуйся, я буду хорошо относиться к Джейн.

Граф улыбнулся:

– Я волнуюсь не за нее, а за тебя. Ты ко всем хорошо относишься, даже к тем, кто этого не заслуживает.

Комплимент старого друга почему-то раздосадовал Эдмунда. Он собирался было возразить, но приступ боли в желудке не позволил.

Вообще-то Хавьер сказал чистую правду. Эдмунд действительно ко всем хорошо относился: доброжелательность и внимание к людям давно стали для него правилом, способом существования и… искупления вины.

По дороге домой Эдмунд занимал Джейн светской беседой: делился впечатлениями о завтраке, о гостях, о погоде – словом, говорил обо всем, кроме того, что было на самом деле важно. А важно было то, чем им предстоит заняться: нет, не любовью, а зачатием ребенка. Мальчика. Сына. Наследника. Он должен появиться на свет как можно скорее, до того как Тернер нанесет удар и близкие Эдмунда останутся без попечения.

Такие размышления едва ли способствовали пробуждению страсти к плотским утехам.

Эдмунду хотелось, чтобы Джейн снова посмотрела на него так весело и лукаво, словно их брак всего лишь игра по правилам только им одним понятным, но она сосредоточенно думала о чем-то своем. Где витали ее мысли? В будущем? В прошлом? В спальне или в салоне Шерингбрука? Как бы то ни было, когда кучер остановил лошадей на Беркли-сквер, она без промедления выпрыгнула из экипажа и устремилась к дому.

Эдмунд нагнал ее уже в холле. Вручив накидку лакею, она со счастливой улыбкой осмотрелась по сторонам.

– Киркпатрик, это просто чудо! Я даже не представляла, что после ремонта здесь будет так красиво.

Эдмунда удивил столь бурный восторг: в холле всего-навсего перекрасили стены из серых в светло-зеленые по желанию Джейн. Больше ничего не изменилось. Те же расписные медальоны на лепном потолке, тот же головокружительный спиральный узор из черных и белых ромбов на полу. Та же мебель на тех же местах. Хотя следовало отдать должное слугам: к приезду новой хозяйки все вокруг было вымыто, вычищено и отполировано до блеска.

Возможно, это добрый знак и со временем в душе Эдмунда тоже воцарится порядок. Почему бы и нет? Мечтать не вредно.

– Я рад, что ты довольна. Светло-зеленые стены очень освежают обстановку.

– Вот уж не думала, что даже от такой малости, как выбор цвета, можно получить столько удовольствия! Раньше мне не приходилось делать ничего подобного: нам с матушкой всегда не хватало денег.

– Раньше не приходилось, а теперь вот пришлось. То ли еще будет! – весело отозвался Эдмунд.

– Да, то ли еще будет! – эхом повторила Джейн и, пристально глядя ему в глаза, принялась снимать длинные лайковые перчатки: медленно-медленно, плавно-плавно, – и было в этом обнажении рук нечто настолько завораживающее, что у Эдмунда пересохло в горле. Любопытно, что еще она собирается снять? Ожерелье? Или изящные туфли на высоких каблуках? Босиком на холодном полу – нет, это не дело. Надо бы взять ее на руки…

Кстати, неплохая идея.

Между тем Джейн, покончив с перчатками, отдала их лакею и застыла в неподвижности, по-прежнему не сводя с Эдмунда глаз. Он забеспокоился: все-таки вела она себя как-то странно.

Выдержав паузу, Джейн повела плечами, подошла к нему едва ли не вплотную и… подмигнула.

Тут его наконец осенило: это просто очередное представление – на сей раз для вездесущих слуг. Их, конечно, интересовало, почему хозяин так спешно женился, и Джейн дала им подсказку: всему причиной безумная страсть. Вот именно по безумной страсти женился.

Сдерживая смех, Эдмунд наклонился и шепнул ей на ухо:

– Все понял. Ты умница, и я благодарен тебе.

– Ничего ты не понял! – с досадой вздохнула Джейн. – При чем тут умница? Снимая перчатки, я пыталась тебя соблазнить. Жаль, не получилось…

– Получилось, очень даже получилось! Это было в высшей степени соблазнительно. У тебя прямо талант.

– Оно и видно, – буркнула она едва слышно. – Соблазн так велик, что мы до сих пор торчим в этом проклятом холле, а ты без конца меня благодаришь. Предупреждаю: еще одно «спасибо», и я за себя не ручаюсь!

Эдмунд наконец не выдержал и рассмеялся. Вот она, настоящая Джейн: ехидная, дерзкая и простодушная, какую он хорошо знал. Такая Джейн ему нравилась. С ней было легко и свободно, и верилось, что все образуется. Он, как и обещал, станет к ней хорошо относиться, и она не пожалеет о своем замужестве.

Поддавшись внезапному порыву, он подхватил ее на руки, и на него пахнуло чудесным ароматом – нет, не духов, а чистоты и свежести.

– Я соблазнен, забыл о хороших манерах, поэтому мы покидаем этот чертов холл и отправляемся наверх смотреть другие комнаты. Ты не против?

Джейн улыбнулась:

– Нисколько, но при условии, что начнем со спальни.

Он с готовностью кивнул и понес ее на второй этаж.

Глава 4. Неуместное признание

Затея с перчатками бесславно провалилась. Вместо сцены соблазнения получился фарс. Джейн была, как никогда, серьезна, а Эдмунд – весел, тоже как никогда.

Играючи он подхватил ее на руки, отнес наверх и поставил на ковер в своей? ее? их общей? – спальне, а потом со спокойной улыбкой отступил на несколько шагов. Видимо, то, что он несколько минут держал ее в объятиях, не произвело на него ни малейшего впечатления, чего не скажешь о Джейн. Но что ей оставалось? Скрывая волнение, изобразить ответную улыбку.

В комнате было довольно темно: за окнами клубился туман, моросил ноябрьский дождь, а по небу плыли свинцовые тучи, – и свет лился только из камина, где сегодня потрескивали вместо угля дрова – роскошь, позволительная лишь в особых случаях.

В полумраке она разглядела несколько стульев, туалетный столик и шкаф орехового дерева и дверь, очевидно, в соседнюю комнату. Больше всего места занимала массивная кровать – прямо-таки ложе – под голубым балдахином.

Рядом с этим внушительным сооружением Киркпатрик и остановился – пусть и не столь монументальный, но не менее впечатляющий и даже изящный. С темными волосами, светлыми глазами, бледной кельтской кожей, в черном фраке и белоснежной рубашке он был похож на хрустящий, свежеотпечатанный фунт стерлингов.

Вернее, на все десять тысяч фунтов стерлингов.

Джейн зажмурилась и прижала ладони к глазам.

– Ты устала? Тебе нездоровится? – всполошился Эдмунд.

Она не торопилась отвечать или убирать ладони. Зачем? И без того ясно, какое выражение сейчас на его лице: чуть темные брови слегка приподняты, уголки подвижного рта сочувственно опущены. Она столько раз видела его таким, когда он проявлял о ком-то заботу.

– Нет, я совершенно здорова и нисколько не устала.

Она опустила наконец руки, открыла глаза и уперлась взглядом в изящные носки белых атласных туфель на высоких каблуках, ужасно непрактичных и безумно дорогих. Впрочем, непрактичные и дорогие они для Джейн Тиндалл, но не для баронессы Киркпатрик. Баронесса Киркпатрик может позволить себе носить дорогую обувь. И не только обувь.

Чуть дрожащими пальцами она провела по рядам плотно прилегавшего к шее жемчужного ожерелья, нащупывая застежку.

– Ты позволишь помочь? – спросил Киркпатрик и сделал к ней шаг.

От его безукоризненной учтивости можно было просто сойти с ума.

– Нет, я сама. – Джейн расстегнула ожерелье и вынула из ушей жемчужные серьги. – Где же это хранить? Наверное, придется купить какую-нибудь шкатулку.

– Не какую-нибудь, а большую, – поправил Киркпатрик. – Жемчуг всего лишь начало. У тебя будет много драгоценностей. Ведь это одно из условий, на которых ты согласилась стать моей женой, верно?

– Совершенно верно, – подтвердила Джейн и положила украшения на туалетный столик. – Что теперь?

– Как насчет туфель?

– Легко.

Она наклонилась, сняла туфли и выпрямилась. Без каблуков и так весьма существенная разница в росте с Киркпатриком увеличилась еще на несколько дюймов.

– Что дальше? – неуверенно пролепетала Джейн, почувствовав, как отчего-то пересохло во рту.

– Хм… – Киркпатрик замялся и смущенный пару раз кашлянул. – Вряд ли так же легко ты справишься с платьем. Позволь все же помочь.

– По-моему, ты пропускаешь ходы. Сейчас твоя очередь самостоятельно расстаться с какой-нибудь деталью костюма.

– Например?

– Начни с шейного платка.

– Слушаю и повинуюсь! – ответил Эдмунд с легкой усмешкой.

Непроизвольно шагнув к нему и затаив дыхание, Джейн старалась не упустить ни одного движения: вот он поднял подбородок, ловко развязал замысловатый узел и неторопливо размотал платок.

Ворот рубашки распахнулся, открыв шею и верхнюю часть груди с ямкой между ключицами, и Джейн чуть не поддалась искушению коснуться этой ямки языком, но вовремя спохватилась. Уж коли Киркпатрика так развеселил эпизод с перчатками, что будет, если его лизнуть? Нет, хватит выставлять себя на посмешище.

Она прохладно улыбнулась:

– Очень хорошо, но мы еще не сравняли счет. Думаю, теперь ты можешь снять фрак.

– Боюсь, эта задача мне одному не по силам. Фрак ужасно узкий. Сегодня утром я втиснулся в него исключительно благодаря стараниям камердинера.

– Давай позовем камердинера.

Киркпатрик молча склонил голову набок, и Джейн наконец оторвалась от созерцания пресловутой ямки и медленно подняла глаза. Какое у него сейчас лицо? Хорошее, черт бы его побрал! Доброе. Спокойное.

Точно такое же, как всегда.

– Джейн, ты в самом деле считаешь, что звать слуг необходимо? Твою горничную и моего камердинера? Или мы все-таки попытаемся справиться сами?

Она пожала плечами:

– Можно попробовать, если хочешь.

– А чего хочешь ты?

«Чего угодно. Тебя, например. Чего угодно с тобой». Разумеется, вслух она чинно произнесла:

– Люди должны помогать друг другу. С чего начнем? Фрак или сапоги?

– Начнем с фрака, если ты не против, – ей в тон произнес Эдмунд, и его лицо озарилось мягкой теплой улыбкой.

Джейн кивнула и взобралась на кровать, чтобы стать повыше.

– Нужно сначала освободить плечи, а потом уже стягивать рукава. – Киркпатрик покачал головой. – Следовать моде порой сущее мучение, правда? Но мне хотелось выглядеть как можно лучше в день нашей свадьбы.

Их глаза встретились, и сердце Джейн забилось часто-часто.

– В этом фраке ты выглядишь великолепно! Думаю, совместными усилиями мы снимем его и постараемся не порвать.

Через несколько минут с фраком они справились. В результате совместных усилий он сохранил прежний вид, чего не скажешь о Джейн и Киркпатрике. После столь тесного контакта оба тяжело дышали, у нее горели щеки, даже его бледное лицо чуть порозовело.

Кроме того, окинув взглядом фигуру Эдмунда, Джейн заметила некоторые изменения. Нет, широкие плечи, узкие бедра и плоский живот, слава богу, какими были, такими и остались, однако в известном месте образовалась преизрядная выпуклость. Джейн не пришлось гадать, что бы это значило: в прошлом году в загородном доме Хавьера ей попалась на глаза приличная подборка неприличных книг, в которых подробно описывались некоторые особенности мужского организма, не говоря уже про иллюстрации…

Киркпатрик повесил фрак на спинку стула и вновь подошел к кровати.

– Теперь сапоги? – Голос Джейн предательски дрогнул.

Он отрицательно покачал головой:

– Твое платье, если позволишь.

– Платье? – Секунду помедлив, она повернулась к нему спиной и села на кровати.

Пока Киркпатрик расстегивал пуговицы на платье и расшнуровывал корсет, Джейн приподняла шелковые юбки, вытянула ноги и сняла чулки с подвязками.

– От тебя чудесно пахнет, – шепнул он ей на ухо.

– Это просто мыло, зола и животный жир. Не понимаю, что тут такого чудесного, – пожала Джейн плечами.

– Как поэтично! Теперь этот запах мне нравится еще больше, – улыбнулся Эдмунд и коснулся губами ее шеи всего лишь раз, словно ставил точку в конце предложения.

Затем его большие ладони проникли под платье и нижнее белье, мягко обхватили груди, поиграли с сосками, скользнули по животу, спустились на бедра и добрались до самых интимных складок.

Джейн изогнулась дугой, бесстыдно приветствуя его ласки, но вдруг все кончилось. Он убрал руки, буркнул: «Прости» – и быстро отошел в глубину комнаты. Почему он так с ней? Подтянув колени к груди, скрестив лодыжки, она попыталась обуздать свое мятежное тело, изнывавшее от вожделения.

Киркпатрик тем временем возвратился без сапог, но с зажженным светильником. Поставив его на туалетный столик, он повернулся к кровати и откинул покрывало. Джейн переместилась на прохладные льняные простыни, а Киркпатрик спустил с плеч подтяжки, заложил пальцы за пояс панталон, но прежде чем снять, сказал:

– Если хочешь, можешь отвернуться – меня это не обидит.

– Нет, Киркпатрик, я не стану отворачиваться, – заявила Джейн, удивляясь собственному нахальству. – Видишь ли, я прочитала несколько крайне скандальных книжек с не менее скандальными картинками, и теперь хочу посмотреть, насколько они соответствуют действительности.

– Осмелюсь спросить: где ты раздобыла такие книжки? – поинтересовался он.

– Позволь мне сохранить это в тайне… О!

Последнее восклицание относилось к тому, что предстало ее взору, когда Киркпатрик снял панталоны. Какие книжки? Какие картинки? Все это не шло ни в какое сравнение с большим красивым мужчиной из плоти и крови, стоявшим у супружеского ложа в полной боевой готовности.

Она застыла в нетерпеливом ожидании, но Киркпатрик не спеша опустился на кровать, избегая резких движений, словно боялся, что Джейн испугается и отпрянет.

Испугается и отпрянет? Да ни за что на свете! Она привстала, стряхнула с себя платье, легла на бок и посмотрела на Киркпатрика. Желто-оранжевый свет проявил рыжину в его волосах и веснушки – россыпь на щеках и одну у самого уголка рта.

Джейн нежно поцеловала эту веснушку.

Он улыбнулся:

– Спасибо.

– Тебе не за что меня благодарить… Пока.

Киркпатрик уловил в ее словах призыв к действию и незамедлительно внял ему.

Когда он вошел в нее, она вскрикнула от боли, но боль вскоре утихла, уступив место совсем другим ощущениям. Постепенно нарастало, жаркой волной разливалось по телу наслаждение и, наконец, выплеснулось наружу.

– О, Эдмунд, – простонала Джейн. – Как я люблю тебя!..

Он замер, что называется, на полпути.

– Что?

Скорее сердцем, чем умом, она поняла, что допустила ошибку, и пробормотала:

– Нет, ничего. Неважно. Продолжай…

Но он не шелохнулся. Уму непостижимо! Как это возможно – вот так вдруг остановиться, не достигнув пика страсти?

– Ты назвала меня по имени… как никогда раньше не называла.

– Ну, мы никогда и не были так близки.

– А еще ты сказала, что… – Он запнулся. – Любишь меня…

– Наверное… В постели часто говорят всякие глупости.

– Значит, это неправда?

Он посмотрел на нее и отвел взгляд своих невероятных, таких голубых, таких завораживающих глаз, и она не смогла соврать:

– Правда.

Он приподнялся на локтях, отстранился от нее и сел на кровати. Джейн успела скользнуть взглядом по его обнаженному телу, прежде чем он по пояс завернулся в простыню: его возбуждение сошло на нет.

Вот к чему приводит излишняя откровенность. Надо было сначала убедиться в его чувствах, а потом выдавать свои. Конечно, она поторопилась, но чтобы признание в любви убило желание? Нет, такого она не ожидала.

Глубоко вдохнув, Эдмунд прижал кулак к солнечному сплетению и с сожалением произнес:

– Я не знал. Прости…

Он повернулся к ней. Прикрыв ее наготу простыней, он откинулся на спинку кровати и повторил, устремив взгляд в пустоту:

– Прости. Мне очень жаль.

Джейн вздрогнула от невыносимого унижения. Оно было почти осязаемым, словно кто-то третий лег между ними и глумливо рассмеялся ей в лицо: «Эх ты, дуреха, кому нужна твоя любовь!»

Отогнав прочь отвратительное видение, Джейн призвала на помощь свои актерские способности и надела маску вежливого спокойствия.

– Все в порядке, Киркпатрик. На этой почве у нас не возникнет проблем.

Он сокрушенно покачал головой:

– Это сейчас ты так говоришь, а потом…

– Поверь, ты напрасно волнуешься. Я не стану изводить тебя и себя душевными метаниями. Все будет так, как ты планировал, – сказала Джейн, не имея ни малейшего понятия, что именно он там планировал.

– Я… – начал было он, но надолго замолчал, а потом затянул старую песню: – Я очень благодарен тебе. И приложу все силы, чтобы стать хорошим мужем.

Она слабо улыбнулась.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

Он с явным облегчением улыбнулся в ответ. Вот точно такая теплая, мягкая улыбка пленила Джейн восемнадцать лет назад, когда ей исполнилось всего три года. После того как овдовела ее мать, она ненадолго отправила Джейн в семью Хавьера. Кузен тогда приехал домой на каникулы вместе с другом. Маленькая Джейн грустила, а голубоглазый подросток был очень добр к ней, вот она и влюбилась. Лишь спустя много лет она поняла, что Киркпатрик добр решительно ко всем, но все равно продолжала его любить, просто уже не могла иначе.

– Благодарю тебя, – повторил Эдмунд уже в который раз, встал с кровати, ушел в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь.

А любящая жена доброго мужа осталась в одиночестве гадать, что принесет ей этот союз – счастье или горе.