Текст книги "Леди-плутовка"

Глава 6

Кутаясь в простой коричневый плащ, Изабел завернула за угол дома. Под плащом на ней было дешевое поношенное платье, которое верхняя горничная надевала в свои выходные: темно-синее, с рисунком, который скрывал грязь и кое-где протертые и порванные места. На голове ее сидела соломенная шляпка, расшитая блестящими пуговицами: еще одна находка из комнаты горничной. Благослови Господь Полли: она охотно продала все это Изабел для «той, кому вещи нужнее». Возможно, она присмотрела что-то поновее в лавке старьевщика, чтобы поразить лакея Дугласа.

Изабел выходила через черный ход, чтобы оставаться невидимкой для всякого, кто, проходя по Ломбард-стрит, мог узнать в этой замарашке леди. И ей все удалось!

Она слилась с толпой прохожих на тротуаре, не привлекая ничьего взгляда, и направилась на восток, к докам Вест-Энда. Небо было голубым, но черные пальцы дыма там и сям струились из труб. Солнце ласково пригревало, и в воздухе витал запах лошадиного пота, не такой уж и неприятный. В этот прекрасный весенний день она почувствовала себя свободной и решительно настроилась исправить содеянное мужем.

На ходу она что-то напевала себе под нос, но не успела миновать первые три дома, как кто-то сжал ее плечо:

– Леди Изабел!

Сердце Изабел пустилось вскачь. Может, бежать? Нет, лучше вести себя как ни в чем не бывало.

Она повела плечом, стряхивая руку, и обернулась. С губ были готовы сорваться слова извинения, но при виде стоявшего рядом мужчины она мигом успокоилась:

– О! Каллум Дженкс!

После того как они накануне вместе пили портер, она не ожидала увидеть его так скоро.

– Что привело вас сюда? – осведомился сыщик.

– Я переоделась горничной и отправилась по очень важным секретным делам.

Он нахмурился, сверкнув глазами из-под низко надвинутой шляпы:

– Погодите. Я не так выразился. Что вы здесь делаете?

Изабел приподнялась на мысочки и прошептала ему на ухо:

– Собираюсь навестить Батлера. Он живет возле доков Вест-Энда.

Она так гордилась собой из-за того, что додумалась до этого, но Каллум, похоже, не разделял ее чувств. Рука, которая лежала на ее плече, теперь сжалась в кулак.

– Очень неразумно с вашей стороны.

– Разве? Он должен знать о нашем плане насчет картин, чтобы позже не выдал правду. Я написала ему, и он согласился встретиться со мной сегодня днем.

Каллум отвел ее в сторону, к ограде дома Петтибоунзов:

– Вы идете к нему? Не он к вам?

– Я не хотела, чтобы слуги начали перешептываться, и подумала, что не стоит приглашать в дом нового посетителя. Батлер к тому же фигура приметная.

Это было еще очень мягко сказано. Ни один из тех, кто хоть однажды видел Батлера, не мог его забыть.

– Но я недавно был в вашем доме.

– Да, были, но вы делаете все для того, чтобы не выделяться.

Он действительно одевался очень скромно, а лицо и фигура, несомненно красивые и мужественные, не привлекали излишнего внимания.

– Пусть так, – буркнул Каллум и, покачав головой, добавил: – Вы не собирались говорить мне об этом? Вам небезопасно выходить из дому одной.

– У меня пистолет.

Оружие оттягивало карман платья. Пистолет был тот же самый, что убил Эндрю, и осознание этого заставило ее вздрогнуть.

– Вы умеете им пользоваться?

Пальцы Каллума поймали ее предплечье.

– Да.

Как интересно! Костяшки пальцев были абсолютно белыми, хотя сжимал он ее совсем не сильно.

– Вы опасаетесь за меня? Но до заката еще несколько часов, а Батлер сказал, что днем можно без помех его навестить.

– Ему легко говорить.

Изабел осторожно сняла его руку.

– Прошу вас, отпустите меня. Мне пора идти.

Она вернулась на тротуар, но он не отставал, и ей пришлось повторить:

– Дайте пройти, пожалуйста.

– Вы никуда не пойдете без меня.

– Хорошо.

Она подождала, пока он поравняется с ней.

– И ни единого возражения? Даже сбежать не попытаетесь? – оказавшись рядом, спросил Каллум.

– Вы обращаетесь со мной как с вашими криминальными осведомителями, – попеняла она ему мягко. – Я ваш партнер, помните? И честно говоря, предпочла бы пойти с вами, но не хотела просить. Знаю, времени остается мало, а я только добавляю работы, которой у вас и без меня слишком много.

Они снова направились на восток, проталкиваясь мимо слуг с корзинами. Мимо пролетали экипажи и фургоны с ухоженными лошадьми со звенящей сбруей.

– Каждое мое дело – настоящее, включая ваше, – прервал молчание Каллум.

Изабел искоса взглянула на него. Он явно изучал ее на ходу. Как ему удается при этом не споткнуться или не налететь на пешехода? Должно быть, у него зрение как у хищной птицы.

– Мы и так слишком рискуем, Изабел. Не подвергайте себя ненужной опасности.

– Каллум, да вы никак заботитесь о моем благоденствии! – поддразнила она.

– Издержки профессии.

– Я скорее ожидала, что ваша профессия даст обратный результат: сделает вас пресыщенным и равнодушным.

Он ответил мрачным взглядом, так что она не стала продолжать разговор, но на губах ее играла улыбка, и ей очень хотелось снова запеть. Она немного боялась идти в доки одна, но упрекала себя за страх, напоминая, сколько новых мест посетила на этой неделе. Одним больше, одним меньше. И к тому же она постаралась не выглядеть мишенью для воров, которые должны шнырять поблизости.

Но теперь, когда рядом шагал Каллум, она ничего не боялась. Кто знает улицы Лондона лучше, чем сыщик с Боу-стрит… простите, офицер полиции?

Ломбард-стрит сменила название на Фенчерч и свернула на север. Так что они повернули на юг, к Руд-лейн, и продолжили путь к докам.

– Спасибо, что пошли со мной, – прошептала Изабел.

– Случайно проходил мимо, – проворчал он.

– Проходили мимо?.. Но ведь Боу-стрит довольно далеко от моего дома.

– И доки тоже, и все-таки вы идете туда.

– Потому что такова наша цель.

– Может, моей целью были вы?..

Что он имел в виду?

Он произнес фразу тихо, но со странной силой. Каждое слово было подобно упавшему на пол мраморному шарику. Звук отдавался эхом внутри Изабел, пробуждая смущение и изумление.

Он сжал ее руку так, что она утонула в его ладони. На них обоих не было перчаток, и непривычная нагота руки в руке стала сладостным шоком для Изабел.

И все же Каллум казался чересчур рассеянным. Когда она вопросительно уставилась на него, оказалось, что он пристально осматривает все окружающее: сверху вниз, справа налево, – а потом все начиналось сначала.

Изабел последовала его примеру: прищурилась, – но ничего, кроме знакомых аккуратных рядов лепившихся друг к другу городских домов, не увидела.

– Что вы ищете?

– Что-то необычное. Чему здесь быть не следует.

Он коснулся полей шляпы:

– Прошу прощения. Моя старая привычка, которая совершенно неуместна в обществе.

– Нет-нет, все в порядке. Я хочу наблюдать, как вы действуете, когда что-то расследуете. Что бы вы сделали, не будь меня рядом?

– Ну, мои руки были бы свободны… Занимать их подобным образом я на сегодня не планировал.

– Я об этом вас и не просила.

И все же держать ее за руку очень приятно: словно он приглядывает за ней, как и за всем Лондоном.

Мыски ее ботинок из тонкой лайки на ходу выглядывали из-под коротковатой юбки.

– О, я считала, что все прекрасно продумала, но оказалось, что не позаимствовала ботинок попроще. Теперь меня легко разоблачат.

– Об этом не беспокойтесь, – заверил он сухо. – Вы идете со мной. Никто и не подумает, что ваши ботинки не так поношены, как мои.

– Но Бринли любит их такими, какие они есть, – пошутила Изабел. – Мы можем разговаривать, или беседа слишком отвлекает вас от обозревания окрестностей?

– Не более, чем ваше общество.

– Я… хмм…

Она не знала, что на это ответить. Сказанное должно было звучать комплиментом, но его тон был так деловит, что мог означать все, что угодно: от угрюмости до раздражения.

– О чем вы думаете? – спросил Каллум.

Он шагал быстро, широко, словно съедая расстояние. Изабел пришлось почти бежать, чтобы не отстать, тем более что их руки оставались переплетенными.

– Вы оказались у моего дома из-за расследования?

– Уверен, что могу придумать расследование специально для этого.

– Это не ответ! – отрезала она и, подумав, добавила: – Все-таки ответ. Вы были там не из-за расследования. В таком случае почему?

Она облизала губы: рот и горло пересохли так, что было трудно говорить.

– Говоря по правде, – сказал он, ловко обогнув гувернантку с прогулочной коляской, – я был там из-за расследования дела. Вашего. Думал о том, когда удобнее всего поменять картины. Через две ночи луна по-прежнему будет убывать, и можно действовать почти в полной темноте. Предлагаю тогда и поменять картины.

– Так скоро?

– Да. Свет будет нашим врагом.

– Что же. В этом есть смысл. И понятно, что нужно действовать как можно быстрее, пока картина еще не покинула герцогский дом.

Когда они пересекли тень, отбрасываемую старым шпилем церкви Сент-Маргарет Паттенс, Каллум ее остановил:

– Давайте наймем кэб: нет смысла идти пешком так далеко.

– Но я не хочу выделяться.

– Понимаю. Но лучше выделяться, чем получить увечье или быть убитыми, а мы пересекаем границы Спитафилдс и Уайтчепела. На больших улицах бояться нечего, но у злоумышленника уйдет всего несколько секунд, чтобы выскочить из переулка, и… хмм…

Он сжал губы.

– Интересно, я хочу, чтобы вы закончили фразу?

– Возможно, нет. Здесь одна только вонь сыромятен собьет вас с ног.

Изабел согласилась, и Каллум остановил первый же кэб, который проезжал мимо: запряженный мохнатой вороной лошадью с ногами в белых носочках и круглым брюхом. Экипаж, как и лошадь, был старым, но ухоженным, с выцветшим, неумело закрашенным черной краской гербом бывшего владельца на дверце.

Кучер коснулся козырька кепи, но услышав, куда нужно ехать, присвистнул и потребовал плату вперед.

Каллум поколебался. Изабел сразу поняла, что у него нет денег.

– Я захватила кошелек. Погодите.

Освободив руку, она отыскала кошелек с деньгами, который еще дома пришпилила к внутренней стороне кармана платья. Пришлось немного повозиться с булавкой, к тому моменту, когда вытащила требуемую сумму, выглядела так, словно подралась сама с собой.

Наконец они уселись в маленький экипаж. Обивка была потертой, внутри пахло трубочным табаком и старым сеном.

– Это мне следовало заплатить, – пробормотал Каллум, устраиваясь поудобнее на противоположном сиденье.

– Просто потому, что вы мужчина? Пожалуйста, не думайте, что я жду чего-то подобного, – улыбнулась Изабел. – С моей стороны было бы очень бестактно требовать от вас каких-то трат. Это мое путешествие, а вы просто были настолько добры, что проводили меня.

Он ничего не сказал, но она чувствовала его взгляд из-под полей шляпы, которая ужасно ее раздражала, поскольку позволяла ему незаметно смотреть куда он только хотел.

По мере того как кэб вез их в восточном направлении, движение все больше оживлялось, хотя сами транспортные средства уменьшались в размерах. Вместо блестевших лаком дорогих карет на дороге то и дело попадались тележки, запряженные осликами, а пороя такие тележки толкали оборванного вида мужчины. Кругом сновали дети, одни, без родителей. Продавцы пирогов, газет и трактирщики зазывали покупателей, отчего стоял такой шум, что стук копыт по булыжникам был почти неслышен.

– Вы, должно быть, считаете меня наивной, – прошептала Изабел.

– Из-за вашего решения встретиться с Батлером?

Изабел кивнула.

– Вовсе нет. Думаю, у вас были самые прекрасные намерения. А это не то же самое, что наивность.

Она не знала, какую улицу они проезжают сейчас, но жадно рассматривала силуэты домов, выстроившихся вдоль тротуаров, транспорт и толпы людей.

– Мне следовало предвидеть, что город будет неузнаваемо меняться во время нашего путешествия.

– Что вы хотите этим сказать?

В его голосе не было и тени осуждения. Когда-то она чувствовала, что он ее допрашивает. Теперь же задавалась вопросом: может, ему просто любопытно и хочется узнать о ней что-то новое?

– Мостовая в Мейфэре ужасно неровная, и ее нужно немедленно отремонтировать, или кто-то предстанет перед судом.

– И это будет неплохо. Некоторые после суда даже выходят на свободу.

– И это говорит тот, кто много времени проводит в магистратском суде!

Теперь настала ее очередь искоса посматривать на него.

– Некоторые после суда бывают признаны виновными.

– А вы, леди Изабел, виновны или нет?

Пока кэб подскакивал и подпрыгивал на каждой неровности, Изабел раздумывала, что из ее жизни можно вменить ей в вину. Слишком большой дом? Одежду, по-прежнему серую. Или то, что во время траура она не получила ни одного приглашения и растеряла почти всех друзей?

– Думаю, я ищу свой путь к свободе. И, думаю, любила бы себя больше, будь я немного храбрее.

– Кто бы не хотел быть храбрее? И все же в деле с картиной герцога Ардмора вы оказались достаточно храбры, чтобы исправить зло, причем не ради себя, ради другого человека. Очень немногие окажутся настолько храбрыми.

– Я не хочу сравнивать себя с ничтожными. Я сравниваю себя с той, какой мне следовало бы стать.

– А именно?

Как и накануне, в пабе, она стала обдумывать ответ, причем очень тщательно, и наконец нашла самый верный:

– Женщиной, которая носит красное, когда хочет, или голубое, как летнее небо. Которая сама выбирает свое меню, ест когда пожелает. Выбирает тех друзей, которые радуют ее сердце, а не тех, которые помогут достичь какой-то цели.

Какой могла стать жизнь! Даже одни эти слова уже поднимали настроение!

– Вот как! Вы хотите быть храбрее ради себя.

Очередной толчок экипажа сорвал ее с места. Тряхнуло так сильно, что даже зубы лязгнули. Изабел потерла челюсть:

– Это гораздо труднее, чем быть храброй ради кого-то.

Каллум подался вперед и поставил локти на колени:

– Знаете, я с вами согласен. Мой брат Гарри умер за своих коллег охранников и за жалкий металл, который весь мир считает дороже человеческой жизни. Чего стоило ему уйти, отказаться от работы и сказать: «Будь проклято все, что велит мне делать кто-то другой, я собираюсь жить для себя!»

– Мне очень жаль, что он не поступил именно так. Но разве подобное поведение не является эгоистичным?

– Вовсе нет.

Он выставил ногу вперед, так что мыски их обуви соприкоснулись.

– Повезло мисс Уоллес с опекуном. У большинства людей нет никого, кто бы за ними приглядывал. Даже тем, кто их любит, трудно заботиться о чем-то еще, кроме собственных интересов.

– А как насчет вас?

– Моя работа как раз в этом и состоит. Если бы я потакал собственным желаниям, никогда не раскрыл бы ни одного дела.

– Почему вы выбрали такую работу?

Он откинулся назад, сдвинул шляпу на затылок и настороженно уставился на нее:

– Потому что мне это нравится. И мне за это платят.

– Каллум! – Она задела его ногу своей. – Почему это ваша работа? Почему вы ее выбрали, вместо того чтобы заняться семейным бизнесом или стать оперным певцом?

– Я не смог бы спеть ни единой ноты. А что касается бакалеи… Возможно, я хотел быть как Гарри: защищать людей. И я не хотел работать в бакалее, потому что именно этого ожидали от меня родные. – Он грустно усмехнулся. – Полагаю, я делал это им назло. И у меня это прекрасно получилось.

– Кто же приглядывает за вами?

Он снова надвинул шляпу на лоб и скрестил руки на груди:

– Так много вопросов…

– Издержки профессии, как вы любите говорить.

– Я привык сам спрашивать, не отвечать, и забочусь о себе сам.

Плюх!

В окно стукнула дождевая капля. Изабел повернулась, наблюдая, как упала вторая, потом третья. Они бежали по стеклу словно слезы, а она смотрела, как меняется вокруг нее город. Здания становились выше и уже, хитросплетение улиц превращалось в настоящий лабиринт. Дождь выкрасил небо в серый и приглушил свет.

– Я позабочусь и о вас тоже, – неожиданно добавил Каллум, нарушив молчание. – Поэтому я здесь.

Изабел, вскинув брови, повернулась к нему:

– Зачем вам это? Полагаю, потому что я позвала вас и наняла помочь?

– Вы пытались меня нанять, но я не могу брать деньги за нарушение закона. Кроме того, забота о вас кажется мне чем-то правильным.

Неужели он краснеет? Трудно сказать в темном экипаже, да и лицо его наполовину скрыто.

– Спасибо, – сказала она просто, не желая смущать его. – Я рада, что вы приехали к моему дому и хотите увериться, что мне ничто не грозит.

– Вы уже достаточно испытали. И не должны ехать на край Лондона без моей помощи.

Он снова сел прямо и вытянул шею, чтобы взглянуть в окно.

Изабел была потрясена тем, насколько плохо она знает Лондон и как быстро могут меняться улицы. Одна сторона города была ухоженной, на ней размещались дома людей зажиточных, вторая – довольно убогой. Изабел вспомнила грязные, обшарпанные переулки, где роились самые подозрительные типы, от которых у нее мороз шел по коже.

Когда она высказала все это Каллуму, тот пояснил:

– Все зависит от хозяев домов. И от стражников. Но и места, как и люди, имеют свои особенности: в каждом из них живет своя категория граждан.

Изабел это наблюдение показалось верным. Ее дом тоже имел свои особенности. Он принадлежал Эндрю и носил отпечаток его личности.

– Я не понимала этого раньше. Большое преимущество, не так ли, никогда не думать о том, как живут другие люди?

– Верно, – серьезно согласился он. – Но я бы не хотел отнимать у вас это преимущество. Хотелось бы только, чтобы существовало как можно меньше вещей, от которых следует вас оберегать, а также меньше людей, живущих в отчаянных обстоятельствах.

Они проезжали мимо сыромятен – достаточно близко, чтобы Изабел ощутила вонь прокисшей мочи. Хорошо еще, что шел дождь, а лошадь бежала быстро, так что она задержала дыхание, пока сыромятни не остались позади.

Дождь все падал, людей становилось все меньше. В каждом переулке маячили странные фигуры. Здания здесь клонились вперед или набок, словно шептались с соседями друг о друге:

«Ты видел… представляешь…» Тротуар был неровным, с выбоинами. Посреди улицы, в импровизированной канаве, струилась грязь.

Наконец кэб остановился. Каллум открыл дверь и помог Изабел выйти.

– Я не стану ждать около доков, – заявил кучер. – Удачи, парень, если захочешь вернуться.

Лошадь фыркнула, тряхнула головой, послав во все стороны фонтан брызг.

– Мы все решим, – заверил Каллум. – Спасибо.

Кэб уехал, а они стали осматриваться.

Район доков был длинным и узким, с улицами, спускавшимися к Темзе и заканчивавшимися величественными, очень старыми лестницами. Главная артерия города, река, была забита судами: от барж до одноместных яликов, – пахло масляной краской, тухлой рыбой и мусором.

Батлер жил в меблированных комнатах. Этот район считался респектабельным, поскольку здания были довольно новыми, и они нашли нужный дом, расспросив одного из складских сторожей. Стряхнув дождевые капли со шляп, они открыли парадную дверь и оказались в чистеньком вестибюле с аккуратно побеленными стенами и лестницей, изгибавшейся под прямым углом.

Поднялись на второй этаж, третий, четвертый, пока не очутились под самым чердаком.

Следуя указаниям Батлера, Изабел отыскала нужную дверь и кивнула в ответ на вопросительный взгляд Каллума.

– Это здесь. Стучите, пожалуйста.

Дженкс громко постучал в дверь. Она тут же распахнулась, и в проеме возникла массивная фигура художника.

Изабел пару раз встречала Батлера, но знакомство было мимолетным. Хотя с тех пор прошло два года, если не три, он совсем не изменился: светло-коричневая кожа, короткие черные волосы с длинными бакенбардами и роскошные усы с загнутыми вверх кончиками. Сегодня на нем был измазанный красками халат, рубашка и брюки. Тяжелый запах льняного масла и вонь скипидара свидетельствовали о том, что он работал.

Она будто снова очутилась в потайной комнате, стиснутая многочисленными, накрытыми парусиной картинами, и с ощущением, что оказалась на огромной высоте.

Но дождь охладил воздух в квартире, а огромные окна выходили на реку с ее баржами, судами, лодками.

– Леди Изабел! Так приятно снова видеть вас. Столько времени прошло! – Голос был низким и бархатным, с легким американским акцентом. – И вы привели ко мне друга!

Он пригласил их в комнаты, и Изабел снова поразилась его росту. Не менее шести футов четырех дюймов, широкоплечий и массивный, с такими огромными ручищами, что пальцы Изабел мгновенно в них утонули.

– Привела. Хотя он больше, чем друг.

– Поздравляю! – просиял Батлер. – Вы слишком молоды, чтобы вечно оставаться вдовой.

Каллум откашлялся:

– Я еще и компаньон. Именно это имеет в виду леди.

– Друг, компаньон и романтический партнер. Прекрасный выбор, леди Изабел.

Внезапно оробевшая Изабел не могла заставить себя взглянуть на Каллума, но все же исправила ошибку Батлера и, наконец, представила мужчин друг другу.

– Значит, просто Батлер? – переспросил Каллум.

– Как Анджелес, – подтвердил Батлер. – Одно имя. Сильнее устрашает.

Воцарилась неловкая тишина, и Батлер рассмеялся.

– На самом деле я Игнейшус Батлер, но даже родителей я заставил называть меня по фамилии.

– Каллум тоже не самое мое любимое имя, – вздохнул Дженкс. – Зовите меня как хотите.

– Батлер. Дженкс, – нахмурилась Изабел, вовсе не желавшая, чтобы ее звали «Морроу». – Отныне мы должны быть командой. По крайней мере, я очень этого хочу. Ка… Дженкс поможет мне вернуть одну из ваших работ, и я надеюсь, что вы тоже нам посодействуете.

Узнав, что никакого романа нет, Батлер был явно разочарован, но послушно перешел к делу. Для начала он хотел усесться на высокий табурет, но зацепился полой длинного халата за ножку.

– Простите, – вздохнул он, закатывая глаза и освобождая полу. Долго усаживался, после чего уставился на гостей, ожидая дальнейших объяснений.

– Вы, конечно, помните, – начала Изабел, – что Морроу заказывал вам копировать картины старых художников.

– Конечно! – Батлер свел брови. – Я написал для него десятки копий. Он никогда не платил вовремя, но тем не менее, когда дошло до дела, я получил неплохие деньги. Мне заплатили вы, миледи, если быть точным.

– Я никогда бы не допустила, чтобы его долги остались неоплаченными. – Она поколебалась. – Но теперь я должна спросить, могу ли остаться в долгу у вас. Видите ли, есть одно дело… мне нужна ваша помощь. Возможно, вам известно, что Морроу продавал ваши копии как оригиналы?

Она не была уверена, знает ли он, и потому подбирала слова с осторожностью.

Батлер вздохнул. Широкие плечи опустились.

– Я не спрашивал, что он с ними делал, а он не говорил, но я подозревал. – Уголок его губ словно смялся. – Особенно когда увидел одну из моих работ в картинной галерее Пэлл-Мэлл.

Каллум скользнул к краю стула и насторожился, как охотничий пес.

– Я тоже видел картину, и благодаря леди Изабел увидел и оригинал. Я не сумел отличить копию от оригинала. Конечно, я плохо разбираюсь в живописи, но как различаете вы?

Батлер широко развел руки, словно представил картину:

– На этой была капля крови, которой нет в оригинале. Всего одна лишняя, и я знаю, где она. На других это капля вина или слеза. Или я рисую «бэ» где-то на заднем фоне.

– Всегда оставляете улику, – задумчиво протянул Каллум. – Умно. Сэр, вы очень талантливы.

– Знаю, – просто ответил художник. – И мне не нравится, когда мою работу выдают за Боттичелли, этого старого ублюдка, но деньги есть деньги. Знаете, чего я действительно хочу?

Он встал и принялся бегать по комнате, ловко огибая холсты.

– Хочу, чтобы мою работу признали моей. Я больше, чем копиист: я художник. Вот, взгляните на этот портрет.

Он снял кусок ткани с мольберта у окна, и в глаза бросились яркие цвета и чистейшая радость жизни.

Изабел заморгала, не сразу поняв, что перед ней, но постепенно линии выстроились в нарисованный мелом портрет женщины. Лицо было озорно запрокинуто, шикарная голубая шляпа и переливающееся платье цвета ляпис-лазури оттеняли темную кожу. Губы пухлые, улыбка выражает удовольствие, а может, вызвана воспоминанием о какой-то тайне. Задний фон пока что представлял собой просто расплывшееся пятно.

– Кто она? – выдохнула Изабел. – Эта женщина прекрасна! И настолько живая, что, кажется, вот-вот заговорит с нами.

– Моя жена Анжелика. – Вид у Батлера был гордый и одновременно тоскующий. – Она живет в Нью-Йорке с нашими дочерьми. Я приехал в Англию, чтобы заработать деньги на их переезд, и пять лет копил, чтобы привезти их сюда. У меня уже почти есть нужная сумма.

– Морроу был настоящим злодеем, если задерживал вам оплату. Мне очень жаль, – вздохнула Изабел. – Конечно, я заплачу вам, если решите участвовать в нашем плане.

– Вот как? А вам она сколько платит, Дженкс?

Взгляды мужчин встретились:

– Не столько, сколько я стою: ей это просто не по карману.

– Это правда, – чопорно подтвердила Изабел.

Сначала она очень удивилась, когда он отказался от денег, но теперь была рада.

Тихий смех Батлера перешел в громовой.

– Ладно, – кивнул он, – я с вами. Что бы вы ни задумали, я с вами.

– Придержите свое обещание, пока не узнаете подробности, – улыбнулась Изабелл. – План имеет прямое отношение к герцогу Ардмору.

Батлер отдернул руку и втянул в легкие воздух.

– Так все это правда? Неприятности с деньгами? Та сделка, которую он заключил с Анджелесом? Его долги в обмен на картину?

– По-моему, в Лондоне нет такого уголка, где не знали бы о личных делах герцога, – заметил Каллум. – Чем больше секрет, тем быстрее распространяются сплетни.

– Так это одна из моих картин, – предположил Батлер.

Изабел кивнула, и по его лицу медленно расплылась улыбка.

– Одну из моих картин отдадут за долги герцога. Моя Анжелика будет так рада!

– Лучше, чтобы этого не случилось.

Изабел наскоро объяснила, в чем дело. Если об истинном происхождении картины узнают, разразится скандал, и тогда репутацию Эндрю постигнет крах, а Люси потеряет шанс на удачное замужество.

– Хоть мне и жаль, – сетовал Батлер, – но хотелось бы, чтобы все эти копии были уничтожены. Боттичелли не понравилось бы, если бы кто-то выдал за его работу свою. И мне тоже.

– Но это значит, что придется обнародовать мошенничество Эндрю Морроу, – заметил Каллум. – Или довериться каждой семье, владеющей картинами Батлера, и подкупом уговорить их молчать. Или тайком подменять картины в каждом доме.

Изабел разом обмякла:

– Каждое последующее предложение вселяет в мое сердце еще больший ужас, чем предыдущее. Не могли бы мы подумать о возможном скандале позже? Лучше после того, как мисс Уоллес счастливо выйдет замуж?

– Да, надо бы подождать, – согласился Батлер. – Юная леди не виновата, что ее опекун устроил все это безобразие.

– Спасибо! – вырвалось у Каллума.

Заметив недоуменный взгляд Батлера, Изабел объяснила:

– Офицер Дженкс уже говорил мне нечто подобное.

Изабел объяснила, как сделать, чтобы подмена картины прошла для герцогской семьи незамеченной.

– Но мы должны действовать быстро. – Каллум задумчиво побарабанил пальцами по колену. – Через две ночи после сегодняшней лунного света почти не будет. Дольше мы ждать не можем: картина окажется у Анджелеса.

– Нужно еще подумать о собаках, – вставила Изабел.

– Больших, – добавил Каллум.

– Больших, – согласилась Изабел.

– В таком случае нужно действовать.

Батлер встал:

– Сейчас я закажу чай с сандвичами, и мы все обсудим.

Извинившись, он сбежал вниз, чтобы поискать служанку.

Изабел, неестественно выпрямившись, молча сидела рядом с Каллумом. Она немного нервничала, снедаемая нетерпением, к которому примешивалось странное щекочущее ощущение.

Нечто бодрящее. Не имевшее ничего общего с комнатой или с рекой, вьющейся за окном, или даже с планом подмены картин.

Нет, это было удовольствие находиться в такой компании. И дело было не только в решении исправить содеянное. Это больше походило… на ощущение, что она здесь своя.