Текст книги "Держи марку! Делай деньги! (сборник)"

– Да ничего. Пойду, пожалуй, пообщаюсь с ними. Найди мне пока господина Помпу. И пусть возьмет с собой еще пару големов. Хочу… произвести впечатление.

Игорь открыл дверь постучавшему.

За порогом никого не было. Он шагнул на крыльцо и посмотрел по сторонам.

Никого не было.

Он вернулся в дом, закрыл дверь за собой – в прихожей не было никого в темном промокшем под дождем плаще и широкополой шляпе.

– А, гофподин Грайль, – обратился Игорь к высокой фигуре. – Должен был догатывайтфя, что это ты.

– Хват Позолот вызывал меня, – ответил Грайль. Его голос был скорее вздохом, чем звуком.

Клан Игорей изжил из себя всякую способность с ужасом содрогаться много поколений назад.

Это было как никогда кстати. Игорю всегда было не по себе в обществе Грайля и ему подобных.

– Хозяин ожидайт… – начал он.

Но никого не было.

Грайль не прибегал к магии и не был вампиром. Такие вещи Игори подмечают. Просто в нем совсем не было ничего лишнего – лишней плоти, лишнего времени, лишних слов. Нельзя было даже представить, чтобы Грайль собирал булавки, потягивал вино или даже отрыгивал после пирога с несвежей свининой. Картина того, как он чистит зубы или просто спит, отказывалась формироваться в голове. Он производил впечатление человека, который сдерживается, причем с трудом, чтобы вас не убить.

Игорь задумчиво побрел в свою каморку рядом с кухней и убедился, что его кожаная сумка была наготове – мало ли что.

У себя в кабинете Хват Позолот налил немного бренди. Грайль оглядывался по сторонам с видом человека, которому неуютно в комнате.

– Что-нибудь выпьешь? – спросил Позолот.

– Воды, – ответил Грайль.

– Полагаю, ты знаешь, зачем я тебя пригласил.

– Нет, – Грайль не любил пустых – да и вообще никаких – разговоров.

– Ты читаешь газеты?

– Не читаю.

– Но ты знаешь о Почтамте.

– Знаю.

– Откуда, позволь спросить?

– Говорят.

Позолот принял такой ответ. У господина Грайля был особенный талант, и, если в комплекте с ним шли маленькие странности, так тому и быть. И потом, ему можно было доверять. Он не принимал компромиссов. Он никогда не занимался шантажом, потому что такие игры почти всегда заканчиваются смертью одного из игроков. Если господин Грайль оказывался втянут в такую игру, он убивал сразу, чтобы сэкономить время, и был уверен, что любой поступил бы так же. Не исключено, что он был безумен, по обычным человеческим стандартам, но сложно было судить. Лучше всего воспользоваться фразой «альтернативно нормален». Ведь Грайль, с вероятностью, мог одолеть вампира за десять секунд и не имел притом обычных вампирских слабостей – за исключением разве что чрезмерного пристрастия к голубям. Настоящая находка.

– И ты ничего не нашел на господина фон Липвига? – спросил Позолот.

– Нет. Отца нет. Матери нет. Воспитывал дед. Отправлен учиться. Били. Сбежал. Исчез, – произнесла высокая фигура.

– Хм. Интересно, где он пропадал столько времени? Кем он пропадал?

Грайль не тратил сил на риторические вопросы.

– Он создает… помехи.

– Понял.

И в этом была вся прелесть. Грайль понимал. Ему редко требовался приказ, нужно было просто изложить проблему. Сам факт, что ты излагаешь проблему Грайлю, многое говорил о том, каким методом проблема окажется устранена.

– Почтамт – старое здание, там столько бумаги. И такой сухой бумаги, – сказал Позолот. – Будет досадно, если в таком славном месте вдруг случится пожар.

– Понял.

И это тоже было приятно. Он и впрямь говорил мало. Особенно мало он говорил о старых временах и старых проблемах, которые ему уже доводилось решать для Хвата Позолота. И никогда не говорил: «В каком смысле?» Он понимал.

– Тысяча триста долларов, – сказал он.

– Разумеется, – ответил Позолот. – Я перешлю на твой счет кликом через…

– Наличными, – сказал Грайль.

– Золотом? Я не держу столько золота! – воскликнул Позолот. – Могу достать, конечно, через несколько дней, но я думал, ты предпочитаешь…

– Я больше не доверяю клик-башням.

– Но у нас очень хорошие показатели…

– Я больше не доверяю клик-башням, – повторил Грайль.

– Договорились.

– Описание?

– Никто не может вспомнить, как он выглядит, – сказал Позолот. – Но на нем всегда большой золотой головной убор с крыльями, и у него апартаменты в здании Почтамта.

На мгновение что-то промелькнуло в тонких губах Грайля. Это была улыбка, испуганная незнакомой местностью.

– Он умеет летать? – спросил он.

– Увы, у него нет привычки к высоте, – ответил Грош.

Грайль встал.

– Будет сделано сегодня.

– С таким человеком приятно иметь дело. Точнее…

– Понял, – ответил Грайль.

Глава девятая
Поджог

Кулак и Труба – Глэдис на колесах – Мертвый Час – Иррациональный страх межзубного шпината – «Настоящие драки на пустом месте не случаются» – Как была украдена магистраль – Стэнли и его маленькая неприятность – Ножевой этикет – Лицом к лицу – Пожар

Почтовые кареты пережили упадок и смерть Почтамта, потому что у них не осталось выбора. Лошадей надо было как-то кормить. Да и потом, возницы никогда не прекращали работать. Залы опустели, люстры испарились, исчезло все, даже то, что было прибито гвоздями, но снаружи, в каретном дворе, пассажирский извоз процветал. Кареты не то чтобы разворовали, их не то чтобы отдали в дар… они просто перекочевали во владение возниц.

Ну а потом, если верить Грошу, самопровозглашенному хранителю истории Почтамта, остальных возниц сманил к себе Большой Джим «Стою-В-Полный» Врост, когда смог платить им жалованье из денег, выигранных в кулачном бою против Гарольда Башмака по прозвищу Кабан. Сейчас делом заправляли его сыновья, Гарри Врост по прозвищу Кулак и Мелкий Джим Врост по прозвищу Труба.

Мокриц понимал, что подход тут нужен тонкий.

Центром возничьего предприятия был большой сарай рядом с конюшней. Там пахло… нет, воняло… нет, не дышалось лошадьми, кожей, ветеринарными лекарствами, второсортным углем, бренди и дешевыми сигарами. Вот что такое спертый воздух. Его можно было нарезать брусками и продавать в качестве дешевого стройматериала.

В сарае Мокриц увидел огромного человека, который сидел спиной к ревущей печке. Он был закутан в столько телогреек и фуфаек, что напоминал собой шарик. Другой человек такой же формы склонился над секретарем, и оба внимательно изучали какую-то бумагу.

Похоже, Мокриц зашел в разгар спора о рабочем графике, потому что человек у огня говорил:

– Если он заболел, так поставь малыша Альфреда в вечернюю смену, а…

Заметив Мокрица, он умолк, а потом обратился к нему:

– Да, господин? Чем могу помочь?

– Как насчет того, чтобы возить нашу почту? – спросил Мокриц.

Они вылупились на него, и человек, гревший свой зад у печки, тоже ухмыльнулся. Наверное, Джим и Гарри Врост были близнецами. Они были крупными парнями и, казалось, были сплошь сделаны из сала и бекона.

– Так это ты, что ль, тот блестящий новый почтмейстер, о котором нам тут рассказывали?

– Он самый.

– Ну так твой человек уже заходил, – сказал человек у печки. – Все уши нам прожужжал: и то мы вам должны, и это, и ни слова о вознаграждении!

– О вознаграждении? – Мокриц раскинул руки и просиял. – Вопрос только в этом? Так за чем же дело стало?

Он повернулся, открыл дверь и крикнул:

– Глэдис, давай!

В темноте со двора донеслись крики, а следом – треск древесины.

– Ты что натворил? – спросил шарообразный человек.

– Предлагаю следующее вознаграждение, – сказал Мокриц. – Вы перевозите почту – и ни одно колесо с ваших карет больше не пострадает. Честнее мне уже некуда. Ну что, устроит вас?

Человек, рыча, дернулся вперед, но второй возница ухватил его за куртку.

– Спокойно, Джим, – сказал он. – Он из чиновников, на него големы работают.

Как по команде в сарай вошел господин Помпа, пригнувшись, чтобы уместиться в дверной проем. Джим свирепо зыркнул на него.

– Мы его не боимся! – сказал Джим. – Им нельзя бить человеков!

– Ошибаешься, – возразил Мокриц. – Возможно, смертельно.

– Тогда мы донесем на тебя Страже, – сказал Гарри Врост, вцепившись в брата. – Чтобы все по закону. Что на это скажешь?

– Отлично, зовите Стражу, – сказал Мокриц. – Я им скажу, что возвращаю украденное имущество. – Он повысил голос: – Глэдис!

На улице снова затрещало.

– Какое еще украденное! Это наши кареты! – возмутился Гарри Врост.

– И снова ошибаешься, – сказал Мокриц. – Господин Помпа?

– Почтовые Кареты Не Были Проданы, – загремел голем. – Кареты – Собственность Почтамта. Плата За Пользование Имуществом Почтамта Никогда Не Взималась.

– Ну все, с меня хватит! – прорычал Джим и стряхнул с себя брата. Господин Помпа немедленно сжал кулаки.

Мир замер.

– Погодь, Джим, погодь чуток, – осторожно сказал Гарри Врост. – О чем ты вообще, а, господин почтальон? Почтовые кареты всегда брали пассажиров, так? А потом почты не стало, а пассажиры остались, а кареты простаивали пустые, и лошадей тоже нужно чем-то кормить, вот наш папаша и платил и за корм, и за лечение, и никто…

– Вам нужно просто развозить почту, – перебил Мокриц. – И все. Каждая карета будет брать по мешку писем и отправлять туда, куда я скажу. Все. Сами думайте, где у вас больше шансов. Можете попытать счастья и уговорить Витинари, мол, что упало – то пропало, но пока мы во всем разберемся, столько времени пройдет, а вы столько денег потеряете… нет? Как скажете. Глэ…

– Нет! Нет! Постой, – поспешил Гарри. – Только мешки с почтой? И все?

– Что? – встрепенулся Джим. – Чего ты с ним разговоры разговариваешь? Владение имуществом, как говорится, все равно что право?

– А я владею големами, господин Врост, – сказал Мокриц. – А вы не владеете ни купчими, ни закладными, ни документами о продаже.

– Ах так? Ты у меня сейчас зубами не будешь владеть! – сказал Джим, рванувшись вперед.

– Тихо, тихо, – сказал Мокриц и, подняв руку, встал перед господином Помпой. – Не нужно меня снова убивать, господин Врост.

Братья были озадачены.

– Джим и пальцем тебя никогда не тронул, зуб даю. Ты чего это?

– Ох, Гарри, еще как тронул, – сказал Мокриц. – Вышел из себя, замахнулся, я упал, ударился головой вон о ту скамейку, поднялся, не понимая, где я и что со мной, ты пытался удержать Джима, но он ударил меня стулом, вот этим самым, и я помер, големы задержали тебя, Гарри, но Джиму удалось сбежать, и он добрался до Сто Лата, где его и взяла Стража, ах, какая история, какая погоня, и вы оба оказываетесь за решеткой, вас обвиняют в убийстве…

– Эй, я же не бил тебя стулом! – выпучил глаза Гарри. – Это был Джим… постой-ка…

– …а этим утром господин Трупер снял мерки для ваших последних галстуков, и вот вы стоите в каморке под виселицей, понимая, что ваше дело потеряно, ваши кареты потеряны, ваши славные лошади потеряны, а через две минуты…

Мокриц оставил предложение красноречиво незаконченным.

– Что? – спросил Гарри. На лицах обоих братьев было написано испуганное замешательство, которое через пять секунд грозило обернуться членовредительством, если Мокриц не справится. Вывести их из равновесия – вот что ему было нужно.

Мокриц мысленно сосчитал до четырех и сладко улыбнулся.

– …появился ангел, – сказал он.

Десять минут могут многое изменить. За это время можно успеть заварить две чашки чаю – такого крепкого, что его можно мазать на хлеб.

Братья Врост едва ли верили в ангелов. Зато они верили в лапшу на ушах и охотно ею любовались, если она была развешана с особым изяществом. Бывают такие большие и энергичные люди, которые на дух не переносят, когда ты юлишь и вертишь хвостом, но встретят с распростертыми объятиями любого, кто скормит им возмутительное вранье, лишь бы с огнем в глазах.

– Надо же было тебе именно сегодня явиться, – сказал Гарри.

– И почему же?

– Да к нам сегодня в обед приходил человек из «Гранд Магистрали», предлагал большие деньги за наш бизнес. Непомерные, можно сказать.

Ага, подумал Мокриц. Что-то затевается…

– А ты, господин фон Липвиг, так ничего нам и не предложил, один гонор да угрозы, – сказал Джим. – Может, накинешь чего-нибудь сверху?

– Легко. Еще больше угроз, – сказал Мокриц. – А еще я освежу краску на всех ваших каретах за наш счет. Не глупите, господа. Вам подфартило, но Почтамт снова в деле. Вы продолжите заниматься своим обычным делом, просто вдобавок будете развозить нашу почту. Не томите, меня ждет дама, и вам прекрасно известно, что нельзя заставлять даму ждать. Что скажете?

– Это она ангел? – спросил Гарри.

– Он небось надеется, что нет, кха-кха-кха… – смех у Джима был такой, как будто бык откашливался.

– Кха-кха, – отозвался Мокриц без улыбки. – Ваша задача – просто развозить мешки. Почтамт открывает новые горизонты, и без вас нам туда не добраться.

Братья переглянулись. Потом ухмыльнулись. Как будто одна улыбка расползлась по двум лоснящимся красным лицам.

– Нашему отцу ты бы понравился, – сказал Джим.

– Кто бы ему не понравился, так это крысы из «Гранд Магистрали», – добавил Гарри. – Вот кого нужно поставить на место, господин фон Липвиг, и люди говорят, тебе такое по зубам.

– Рабочие у них на башнях мрут как мухи, – сказал Джим. – Мы-то все видим, ага! Башни стоят вдоль наших маршрутов. Был у нас один контракт, мы развозили ребят до башен и слышали их разговоры. Так вот, раньше всю Магистраль ежедневно закрывали на один час, на техобслуживание.

– Это называлось Мертвый Час, – сказал Гарри. – Прямо перед рассветом. В это время люди умирают.

Через весь континент – линия света в предрассветной мгле врезается в предрассветную темноту. И начинается Мертвый Час: на обоих концах Магистрали заслонки восходящих и нисходящих линий останавливают передачу сообщений и замирают, одна за другой.

Рабочие на башнях гордились тем, как быстро умели переключить оборудование с черно-белой дневной трансляции на темно-светлый ночной режим. При благоприятных условиях они успевали проделать это практически без сбоев в передаче, цепляясь за шаткие лесенки высоко над землей, пока заслонки вокруг них щелкали и стучали. Были такие герои, которым удавалось за минуту зажечь все шестнадцать ламп на главной башне – скользя по лестницам, раскачиваясь на веревках, поддерживая жизнь башни. Жизнь, так они и говорили. Никто не хотел, чтобы башня затухала – даже на минуту.

Другое дело – в Мертвый Час. Один час в сутки на починки, замену деталей, на бумажную работу. Чаще всего на замену деталей. Чинить заслонку на верху башни было той еще морокой: все тряслось на ветру, кровь леденела в пальцах, и всегда было проще спустить заслонку вниз на веревке и поместить на ее место новую. Но когда времени в обрез, так заманчиво пойти против ветра и высвободить чертовы створки вручную.

Иногда ветер побеждал. В Мертвый Час умирали люди.

А когда человек умирал, его отправляли домой семафорами.

Мокриц разинул рот.

– Так они это называют, – сказал Гарри. – Не в прямом смысле, конечно. Они пересылают имя семафорщика с одного конца Магистрали на другой, заканчивая в самой ближней к его дому башне.

– Да, но иногда они говорят, что умерший так и остается на башнях, – сказал Джим. – «Жизнь на верхней частоте» – так они это называют.

– Только они чаще всего пьяные, когда так говорят, – вставил Гарри.

– Это да, тут не поспоришь, – согласился его брат. – Они же пашут не покладая рук. Сейчас уже нет даже Мертвого Часа – только двадцать минут. И сплошные сокращения. Раньше по осьмицам они работали в щадящем режиме, но сейчас все идет на полной скорости каждый день, а башни ломаются и ломаются. Видали мы ребят, когда они спускались с башен, – глаза вращаются, руки трясутся, и они даже не знают, какой сейчас день. Они сходят там с ума. А? Во!

– Да они и приходят туда уже сумасшедшими, – сказал Гарри. – Только психи станут работать на такой верхотуре.

– Значит, они так сходят с ума, что даже нормальные сумасшедшие называют их психами?

– Верно. Но они все равно возвращаются наверх. Семафоры манят их обратно. Они проникают им в душу и порабощают ее, – сказал Гарри. – Им платят жалкие гроши, но готов поспорить, они бы вернулись туда и забесплатно.

– «Гранд Магистраль» теперь стоит на крови, с тех пор как там сменилось начальство. Они убивают людей ради денег, – сказал Джим.

Гарри допил чай.

– Мы этого не потерпим, – заявил он. – Мы будем возить почту, господин фон Липвиг, даже несмотря на твою дурацкую шапочку.

– Скажите мне вот что, – сказал Мокриц, – слышали вы когда-нибудь о неких Дымящихся Гну?

– Не то чтобы, – сказал Джим. – Кто-то как-то обмолвился парой слов. Это что-то вроде клик-пиратов. И как-то они связаны с верхней частотой.

– Что за верхняя частота? Это… там, где живут мертвые?

– Слушай, господин фон Липвиг, мы просто слушаем, да? – сказал Джим. – Болтаем с ними о пустяках, потому что, когда они спускаются оттуда, они настолько не в себе, что того и гляди под колеса кареты выйдут…

– Это все от качания на ветру, – сказал Гарри. – Походка у них как у матросов.

– Точно. А верхняя частота… говорят, многие сообщения, которые передают по клик-башням, касаются только клик-башен, да? Приказы от начальства, инструкции, сообщения о сообщениях…

– …имена погибших… – добавил Мокриц.

– И это тоже. Дымящиеся Гну эти тоже где-то там, – продолжал Джим. – Вот и все, что я знаю. Я вожу людей, господин фон Липвиг. Я не такой умный, как они там на башнях. Ха, я достаточно тупой, чтобы крепко стоять на земле!

– Расскажи господину фон Липвигу о башне 93, Джим, – сказал Гарри. – То-то у него волосы дыбом станут.

– Да-да, слышал эту историю? – спросил Джим, хитро косясь на Мокрица.

– Нет. Что там случилось?

– Там было только двое ребят, хотя положено трое. Один из них вышел в сильный ветер поддеть застрявшую заслонку, чего ему делать не следовало, свалился, и страховочный трос замотался у него вокруг шеи. Тогда второй парень стал его доставать и не надел страховочный трос, чего ему сделать следовало, и его, говорят, сдуло с башни.

– Какой ужас, – сказал Мокриц. – Не сказать, впрочем, чтобы волосы дыбом.

– Волосы дыбом хочешь? Десять минут спустя, как они оба померли, с башни было отправлено сообщение о помощи. И отправила его рука мертвеца. – Джим встал и нахлобучил свою треуголку. – Мне выезжать через двадцать минут. Рад знакомству, господин фон Липвиг.

Он открыл ящик старого стола и вынул оттуда кусок свинцовой трубы.

– Это от разбойников, – сказал он и вынул большую серебряную флягу бренди. – А это мне, – добавил Джим одобрительно. – А? Во!

Я-то думал, это на Почтамте полно сумасшедших, подумал Мокриц.

– Спасибо, – сказал он и поднялся на ноги. Потом подумал о загадочном письме у него в кармане, с какой бы целью оно ни было послано, и добавил: – Вы в Псевдополис завтра не собираетесь?

– В десять утра, – сказал Гарри.

– У нас будет для вас почта.

– А оно того стоит? – спросил Джим. – Это больше пятидесяти миль, а я слышал, Магистраль должны починить. Поеду с остановками, так что доберусь только к вечеру.

– Попытка не пытка, Джим, – ответил Мокриц.

Возница хитро посмотрел на него, явно подозревая, то Мокриц что-то задумал, но сказал:

– А ты деловой, надо отдать тебе должное. Дождемся мы твоей почты, господин фон Липвиг, и удачи тебе во всем. А мне пора.

– На какой карете поедешь? – спросил Мокриц.

– На мне два первых перегона ночного рейса до Щеботана, отправление в семь, – сказал Джим. – Это если на карете еще колеса целы.

– Уже почти семь?

– Без двадцати минут.

– Я же опаздываю!

Мокриц побежал через двор, господин Помпа медленно шагал за ним следом, а возницы провожали их взглядом.

Джим задумчиво натянул кожаные рукавицы и обратился к брату:

– У тебя бывает такое странное чувство…

– Еще как, Джим.

– Как думаешь, будут завтра проблемы на Магистрали между нами и Псевдополисом?

– Интересный вопрос. Ставлю два к одному, судя по тому, что у них там творится. Может, он просто рисковый парень, Джим.

– Да, – сказал Джим. – Да. А? Во!

Мокриц стянул с себя золотой костюм. Для рекламы он был хорош, спору нет, и в нем он чувствовал, что шик так и лезет у него из ушей, но прийти в таком наряде в «Залатанный Барабан» – это все равно что напрашиваться, чтобы тебя треснули табуреткой по голове, и не хотелось даже думать о том, что полезет у него из ушей после этого.

Он бросил фуражку на кровать и примерил второй костюм големского пошива. Посерьезнее, попросил он. Надо отдать должное закройщику. Костюм был таким черным, что, если рассыпать по нему звездочки, на него слетелись бы совы. Мокрицу не хватало времени, но Дора Гая Ласска точно была не из тех, кого можно заставлять ждать.

– Отлично выглядите, сэр, – сказал Грош.

– Спасибо, спасибо, – ответил Мокриц, сражаясь с галстуком. – Остаешься за старшего, Грош. Вечером все должно быть спокойно. И запомни: завтра с самого утра принимаем почту до Псевдополиса, десять пенсов штука, ясно?

– Так точно, вашеблагородь. А сейчас можно надеть фуражку? – взмолился Грош.

– Что? Что? – спросил Мокриц, разглядывая себя в зеркало. – Взгляни-ка, у меня шпинат в зубах не застрял?

– Вы Ели Сегодня Шпинат, Господин Вон Липвиг? – спросил Помпа.

– Я не ел шпинат с тех пор, как научился плеваться, – ответил Мокриц. – Но люди всегда переживают об этом в такие моменты. Я думал, вдруг он как-нибудь сам появится. Как… мох. О чем ты спрашивал, Толливер?

– Можно мне надеть фуражку, сэр? – терпеливо переспросил Грош. – Раз я ваш и. о., а вы уходите?

– Но мы же закрыты!

– Да, но… я это… я просто хочу поносить фуражку. Немножко, сэр. Если вы не против, – Грош переступил с ноги на ногу. – Я ведь остаюсь за старшего.

Мокриц вздохнул.

– Да, Грош, конечно. Можешь поносить фуражку. Господин Помпа?

– Да?

– Господин Грош сегодня за старшего. Не следуй за мной, пожалуйста.

– Не Буду. Начинается Выходной. У Меня И У Всех Нас. Вернемся Завтра На Закате.

– А… ясно, – один день, раз в неделю, госпожа Ласска предупреждала. То, что отличает големов от молотков. – Было бы неплохо знать об этом заранее, между прочим. У нас завтра не будет хватать рук.

– Тебя Предупреждали, Господин Вон Липвиг.

– Да, да. Это ваше правило. Просто как нам завтра…

– Не берите в голову, сэр, – сказал Грош. – Я сегодня взял на работу нескольких ребят – и сыновей почтальонов, и внуков. Никаких проблем, сэр. Завтра они выйдут разносить почту.

– О. Хорошо. Тогда все нормально, – Мокриц снова поправил галстук. Черный галстук на черной рубашке под черным сюртуком даже найти непросто. – Ну что, господин Помпа? По-прежнему никакого нашествия шпината? Мне пора на встречу с дамой.

– Да, Господин Вон Липвиг. С Госпожой Ласской, – невозмутимо подтвердил голем.

– Откуда ты знаешь? – спросил Мокриц.

– Ты Кричал Об Этом В Присутствии Примерно Ста Человек, Господин Вон Липвиг. Мы, Големы, Желаем Госпоже Ласске Большого Человеческого Счастья. Она Пережила Нелегкие Времена. Ей Нужен Человек С…

– …с зажигалкой? – быстро вставил Мокриц. – Ничего не говори, господин Помпа, очень тебя прошу! Купидоны – это такие… пухлые детишки в подгузниках, а не большие глиняные дяди, договорились?

– Ангхаммарад Говорит, Что Она Напоминает Ему Лелу – Богиню Вулканов, Которая Постоянно Дымит, Потому Что Бог Дождя Пролился Над Ее Лавой, – продолжал голем.

– Женщины вечно жалуются на такие вещи, – сказал Мокриц. – Я нормально выгляжу, господин Грош?

– Ох, сэр, – сказал Грош. – Не думаю, что Мокрицу фон Липвигу стоит волноваться перед свиданием с барышней!

Если подумать, подумал Мокриц, несясь по людным улочкам, он никогда не был на свидании с барышней. За столько-то лет. О, Альберт и компания знали сотни барышень и всячески развлекались, в том числе Альберту один раз вывихнули челюсть, включая один перелом челюсти, что было развлечением в самом невеселом смысле. Но Мокриц – никогда. Он всегда прятался за накладными усами или очками или попросту за вымышленным образом. Он снова почувствовал себя обнаженным и начал жалеть, что сбросил свой золотой костюм.

Добравшись до «Залатанного Барабана», он вспомнил, почему это сделал.

Все говорили ему, что Анк-Морпорк в эти дни стал куда цивилизованнее, что Стража и Гильдии положительно влияли на город и вероятность нападения на обычного человека, который просто идет по своим делам, стала в Анк-Морпорке просто вероятностью, а не само собой разумеющимся событием. А улицы стали такими чистыми, что иногда их даже было видно.

Но в «Залатанном Барабане» все оставалось по-старому. Кто-нибудь обязательно пробьет собственной головой дверь и упадет на мостовую, прямо вам под ноги, а если нет – значит, что-то не так с этим миром.

Драка только начинала разворачиваться. Более или менее. Потому что хоть в чем-то время не стояло на месте. Теперь уже нельзя было просто схватить человека и забить его топором. К пьяным дракам предъявлялись определенные требования. Мокриц прошел мимо большой компании людей, которых отличали сломанные носы и недостаток одного уха. Они склонились друг к другу и бурно совещались.

– Послушай-ка, Боб, я что, непонятно выражаюсь? Это неприлично, в конце концов! Настоящие драки на пустом месте не случаются. Нельзя просто взять и навалиться – это уже не модно. Так вот, Устрица Дэйв… надень шлем обратно, Дэйв… он будет враг на передней позиции, а Базальт, которому, как все мы знаем, шлем не нужен, он будет враг, подкрадывающийся сзади. Так, времени на кастет уже не остается. Допустим, Подлива исполнит свой коронный прием с Опрокидыванием Лавки, потом немного поиграемся с ножами, покачаемся на лампе, вот это вот все, потом в ход идет Второй Стул – это ты, Боб, – ловко становишься между их Пятым Номером и Бутылем, закидываешь стул себе за голову, вот так… извини, Остряк… и потом наотмашь бьешь Пятый Номер – бум, хрясь, и шесть чистых очков в твой карман. Если же Пятым Номером выставят гнома, то стул его не остановит, но ты не дрейфь, не выпускай из рук, что останется от стула, замри на секунду, а когда он бросится на тебя – врежь ему по ушам. Они этого терпеть не могут, спроси вот Рукисилу. Еще три очка. После этого придется импровизировать, но я хочу, чтобы вы все – Мик Мак и Хрустяш, это и вас касается – попробовали провернуть Двойного Эндрю, когда дело снова дойдет до кулаков. Помните? Сталкиваетесь спинами, поворачиваетесь, чтобы задать друг другу взбучку, затем момент радостного узнавания, потом беретесь под левый локоть, разворот – и выводите из строя противника ногами, кулаками, чем хотите. Сразу пятнадцать очков, если все гладко провернуть. И не забывайте: Игорь стоит наготове, так что если у кого оттяпают руку, подберите ее с пола и врежьте ею противнику – получите двадцать очков и радость в зале. Кстати об этом, помните, что я вам сказал насчет татуировок с вашими именами на всех частях тела, да? Игорь старается как может, но вы встанете на ноги гораздо быстрее, если облегчите ему работу, и самое главное, если это будут ваши ноги. Итак, всем занять свои позиции, пробежимся еще раз по плану…

Мокриц обогнул их стол и окинул взглядом огромное помещение. Главное – не сбавлять темп. Это привлекает внимание.

Он увидел тонкую струйку синего дыма, возносящуюся над толпой, и стал пробивать себе дорогу.

Госпожа Ласска сидела одна за крошечным столиком, на котором стояла крошечная рюмка. Она, должно быть, пришла совсем недавно – сиденье напротив было свободно.

– Часто здесь бываешь? – спросил Мокриц, быстро присев на стул.

Госпожа Ласска вздернула брови.

– Да. А что?

– Не думаю, что это самое безопасное место для женщины.

– Это с такими-то большими и сильными защитниками вокруг? Не хочешь что-нибудь выпить?

Чтобы прорваться к бару, Мокриц рассыпал на пол горстку мелочи. Это всегда помогало расчистить проход.

Вернувшись, он обнаружил, что его место было занято Пока-Что-Дружелюбным-Пьяницей. Мокриц встречал таких типов, и ключевые слова тут были «пока что». Госпожа Ласска отодвинулась подальше, уклоняясь от его знаков внимания и, не в последнюю очередь, дыхания.

Мокриц расслышал характерные призывы от души напившегося человека.

– Шта… да? Я это к тому, шта… да, ну, тыпнимашь, ну, давай поцелуемся, что ли? Я, вот что, я…

О боги, мне придется вмешаться, подумал Мокриц. Он огромен, у него при себе нож размером с мясницкий топор, и стоит мне слово сказать, как он сразу перейдет в четвертую стадию, Агрессивный-Неуправляемый-Психопат, а такие обычно успевают нанести пару удивительно точных ударов до того, как упадут.

Мокриц поставил бокал на стол.

Госпожа Ласска бросила на него мимолетный взгляд и покачала головой. Под столом произошло какое-то движение – тихий, мягкий звук, – и пьянчуга резко подался вперед, побелев как полотно. Кроме него и Мокрица, никто не услышал мурлычущий голос госпожи Ласски:

– Тебе в ногу упирается четырехдюймовый каблук туфли от «Красотки Лукреции», самой опасной обуви во всем мире. С учетом массы на квадратный дюйм, это как если бы на тебя прыгнул очень острый слон. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь: «Может ли она продавить до самого пола?» И знаешь что? Я сама не уверена. С подошвой твоего башмака могут возникнуть проблемы, но со всем остальным – точно нет. Но это еще не самое плохое. Тревожно то, что в детстве меня буквально из-под палки заставляли заниматься балетом, так что теперь у меня удар как у мула. Ты сидишь прямо напротив меня, и у меня есть второй сапог. Вижу, ты все и сам понял. Теперь я уберу каблук.

Из-под стола послышалось тихое «плюх». Очень осторожно мужчина встал, развернулся и захромал прочь, ни разу не обернувшись.

– Мне можно тебя побеспокоить? – спросил Мокриц.

Госпожа Ласска кивнула, и он сел за стол, скрестив ноги.

– Он был просто пьян, – заметил Мокриц.

– Мужчины всегда так говорят. Но ты сам знаешь: если бы я этого не сделала, ты бы сейчас собирал зубы в фуражку. Которой я, кстати, на тебе не вижу. Видимо, сегодня здесь твое тайное «я». Извини, я что-то не так сказала? Ты пролил пиво.

Мокриц вытер напиток с лацкана.

– Нет, это я, – ответил он. – Весь как на ладони.

– Ты едва меня знаешь, но приглашаешь на свидание, – сказала госпожа Ласска. – Почему?

Потому что ты назвала меня жуком, подумал Мокриц. Потому что ты с самого начала видела меня насквозь. Потому что ты не пригвоздила меня к стене арбалетной стрелой! Потому что ты не любишь пустых разговоров. Потому что я хочу узнать тебя поближе, даже если это будет все равно что целоваться с пепельницей. Потому что я хочу узнать, сможешь ли ты вложить в свою жизнь столько страсти, сколько вкладываешь в одну затяжку. Что бы там ни говорила госпожа Макалариат, я хочу крутить с тобой шуры-муры, госпожа Дора Гая Ласска… уж во всяком случае шуры, а в перспективе муры, когда мы узнаем друг друга поближе. Я хочу знать о твоей душе столько же, сколько ты знаешь о моей…

Мокриц сказал:

– Потому что я едва тебя знаю.

– Я в общем-то тоже едва тебя знаю, – ответила госпожа Ласска.