Текст книги "Платье цвета полуночи"

Известная песенка гласила: «Анк-Морпорк! Удивительный город! Тролль и гном в нём и счастлив, и молод! Здесь – не то, что в норе под землёй![27]27
  «Здесь – не то, что в норе под землёй!» («…Slightly better than living in a hole in the ground…»)
  В «известную песенку» про Анк-Морпорк вкралась одна из самых знаменитых книжных цитат, а именно, первая строчка, с которой начинается сказка Дж. Р.Р. Толкина «Хоббит»: «В норе под землёй жил себе хоббит» («In a hole in the ground there lived a hobbit»), переведённая на более чем 60 языков и ставшая своего рода символом безмятежного домашнего уюта и комфорта.


[Закрыть] Анк-Морпорк! Ты навеееек город мооооой!»

На самом деле всё было не совсем так.

В прошлом Тиффани довелось побывать здесь только один раз, и большой город ей не слишком-то понравился. В нём дурно пахло, в нём было слишком много людей и слишком много разных мест. А зелень просматривалась только на поверхности реки, которую называли грязной лишь потому, что слово более точное в печать бы не пропустили.

Возница притормозил снаружи у главных ворот, хотя они и стояли открытыми.

– Послушай моего совета, госпожа, сними лучше шляпу и войди так. Метла сейчас всё равно больше похожа на хворост для растопки. – Он нервно усмехнулся. – Удачи тебе, госпожа!

– Господин Ковёрщик, – громко произнесла Тиффани, отлично понимая, что вокруг – люди. – Я надеюсь, что, когда вы услышите, как рядом с вами обсуждают ведьм, вы не забудете упомянуть, что лично знаете одну из них, она вылечила вам спину и, по всей вероятности, помогла сохранить работу. Спасибо, что подвезли!

– Да-да, я непременно всем расскажу, что познакомился с доброй ведьмой, – заверил кучер.

Высоко держа голову, или, по крайней мере, так высоко, насколько оно уместно, если тащишь на плече свою собственную испорченную метлу, Тиффани вошла в город. Один-двое прохожих покосились на остроконечную шляпу, а кое-кто насупился и сдвинул брови, но по большей части люди на девушку и не смотрели. В деревне любой встречный – это либо твой знакомый, либо чужак, о котором надо бы разузнать побольше. А здесь людей тьма-тьмущая, рассматривать каждого – пустая трата времени, да в придачу, пожалуй, что и опасно.

Тиффани нагнулась к самой земле.

– Явор, ты ведь знаешь Роланда, баронского сына?

– Ах-ха, мал-мала прыщ на ровённом месте, – отозвался Явор Заядло.

– И тем не менее, – откликнулась Тиффани. – Ты ведь умеешь находить людей; я хочу, чтобы ты пошёл и отыскал его для меня, будь так добр.

– Ты не возражнешь, коли мы глотанем мал-мала поддавона, пока шаримся? – уточнил Явор Заядло. – Тута от жажды того гляди кирдыкснешься. Прям и не упомню, шоб я хде не застрянул за-ради мал-мал одной-десяти капелюх!

Тиффани понимала, что отвечать «да» или «нет» в равной степени глупо, и довольствовалась компромиссом:

– Хорошо, но только одну каплю. Когда его отыщете.

За её спиной послышалось легкое «шух!» – и Фигли как сквозь землю провалились. Впрочем, проследить их путь труда не составит: надо только прислушаться, не бьётся ли где стекло. О да, бьётся и само собою склеивается. Ещё одна загадка: Тиффани очень внимательно рассмотрела зеркальный шар, пока его укладывали обратно в ящик, – и не нашла ни трещинки.

Девушка скользнула взглядом по башням Незримого Университета, битком набитым мудрыми мужами в остроконечных шляпах, или как минимум мужами в остроконечных шляпах. Но был и ещё один адрес, хорошо знакомый ведьмам и в своём роде ничуть не менее волшебный: «Магазин увеселительных товаров “Боффо”, 10-я Яичная ул., д. 4». Тиффани в жизни там не была, но иногда получала по почте каталог.

Стоило Тиффани свернуть с центральных улиц и оказаться в жилых кварталах, и на неё стали обращать больше внимания. Идя по булыжной мостовой, она ощущала, как чужие взгляды так и впиваются в неё. Нет, не то чтобы люди были злы или недружелюбны. Они просто… наблюдали, словно решали про себя, что с ней делать, и Тиффани оставалось только надеяться, что это будет, скажем, не жаркое.

Над дверью магазина увеселительных товаров «Боффо» колокольчика не висело. Зато висела подушка-пердушка, а в глазах большинства потенциальных покупателей магазина подушка-пердушка, да ещё и щедро политая бутафорской блевотиной, считалась последним писком развлекательности – что, к сожалению, чистая правда.

Но и настоящие ведьмы порою нуждались в боффо. Бывают моменты, когда просто необходимо выглядеть как ведьма, а не у каждой ведьмы это получается; кроме того, ведьмы зачастую слишком заняты, чтобы приводить в беспорядок волосы. А «Боффо» – это такое место, где запросто можно купить накладные бородавки, и парики, и нелепые тяжёлые котлы, и искусственные черепа. А если повезёт, то ещё и разжиться адресом гнома, который сумеет починить метлу.

Тиффани вошла внутрь, восхитившись низким горловым басом подушки, кое-как обошла (или, скорее, пробралась сквозь) нелепый бутафорский скелет со светящимися красными глазами, достигла прилавка – и тут кто-то пискнул в неё пищалкой. Пищалка тут же исчезла, уступив место физиономии озабоченного коротышки, который поинтересовался:

– Как вам кажется, это хотя бы чуть-чуть забавно или вообще без шансов?

Судя по голосу, ответа он ждал отрицательного, и Тиффани не видела причин разочаровывать коротышку.

– Со всей определённостью нет, – подтвердила она.

Коротышка вздохнул и убрал несмешную пищалку под прилавок.

– Увы, все так говорят, – признал он. – Видимо, я что-то где-то делаю не так. Ну ладно, чем я могу вам служить, госпожа… Ого! – да вы настоящая, так? Я с первого взгляда вижу, правда-правда!

– Послушайте, – отозвалась Тиффани, – я у вас вообще ничего никогда не заказывала, но я раньше работала с госпожой Вероломной, и она…

Коротышка не слушал, а просто проорал в дыру в полу:

– Мам? У нас тут настоящая!

Спустя секунду-другую у самого уха Тиффани послышался шёпот:

– Дерек иногда ошибается, а метлу ты могла и на улице найти. Ты ведьма, говоришь? Докажи!

Тиффани исчезла. Исчезла не подумав – или, скорее, думая так стремительно, что мысли её не успевали даже дружески помахать ей, проносясь мимо. И только когда коротышка, по-видимому Дерек, уставился в никуда, открыв рот, Тиффани осознала, что растаяла в воздухе так быстро, потому что ослушаться этого голоса из-за спины было бы в высшей степени неразумно. Позади неё стояла ведьма: да, со всей определённостью ведьма, и притом весьма опытная.

– Очень хорошо, – одобрительно заметил голос. – Очень, очень хорошо, барышня. Я тебя, конечно же, всё равно вижу, потому что я-то наблюдала крайне внимательно. Ну надо же, и впрямь настоящая.

– Я сейчас обернусь, чтоб вы знали, – предупредила Тиффани.

– Не помню, чтобы я тебе это запрещала, милочка.

Тиффани развернулась и оказалась лицом к лицу с ведьмой из ночных кошмаров: потрёпанная шляпа, поросший бородавками нос, руки-когти, почерневшие зубы и – Тиффани опустила глаза – да, конечно, здоровенные чёрные сапожищи. Не нужно было изучать каталог «Боффо» от корки до корки, чтобы понять: собеседница пустила в ход все аксессуары из набора «Ведьма На Скорую Руку» («Ведь вы ни на что не годны!»)[28]28
  «Выдь вы ни на что не годны!» («Because you’re worthless»)
  Здесь обыгрывается рекламная формула французской компании L’Oréal, ведущего производителя парфюмерии и косметики, «Вы же этого достойны!» («Because you’re worth it»), впервые произнесённая моделью Джоан Дюссо. Не приходится удивляться, что в магазине ведьминского антуража формула обернулась своей противоположностью.


[Закрыть].

– Думаю, мы продолжим разговор у меня в мастерской, – предложила кошмарная ведьма, проваливаясь сквозь пол. – Просто встань на крышку люка, когда она снова поднимется, ладно? Дерек, свари нам кофе!

Очутившись в подвальном этаже – люк сработал на удивление гладко, – Тиффани увидела ровно то, что ожидаешь увидеть в мастерской компании, изготавливающей всё необходимое для ведьмы, которая поняла, что немножко боффо в жизни не помешает. На верёвке висели целые ряды довольно жутких ведьминских масок, на скамейках громоздились яркие пузырьки и бутылочки, на стеллажах сохли бородавки, и разные завывающие штуки говорили «уууу» в огромном котле у очага. Котёл тоже выглядел как надо[29]29
  Те, кто готовят в котле, используют его по большей части как пароварку: маленькие кастрюльки с водой ставят по краям, чтоб они нагревались от большого котла, внутрь которого можно положить, скажем, свиную ногу, – на самое дно, а сверху ещё и пакетик с клёцками. Так можно сготовить очень даже обильную трапезу на нескольких человек – за один раз, очень дёшево, включая пудинг. Разумеется, придётся смириться с большим количеством варёных блюд, но ничего, кушайте на здоровье, они полезные!


[Закрыть].

Кошмарная ведьма трудилась над чем-то на верстаке; слышалось мерзкое хихиканье. Ведьма обернулась, держа в руках квадратную деревянную коробочку, из-под крышки которой свисал шнурок.

– Первоклассное хихиканье, ты не находишь? А всего-то и надо, что нитка, да немного канифоли, да отражатель звука, потому что, если честно, хихиканье – дело очень утомительное, правда? Наверное, я смогу и заводную игрушку сделать. Когда оценишь шутку, дай мне знать.

– Вы кто? – выпалила Тиффани.

Ведьма отложила коробочку на верстак.

– Вот те на, – охнула она, – где ж мои хорошие манеры?

– Прямо не знаю, – съязвила Тиффани, которой всё это начинало слегка действовать на нервы. – Наверное, завод кончился.

Ведьма ухмыльнулась, оскалив почерневшие зубы.

– А, ехидничаем! Ценное умение для ведьмы, главное – не перегибать палку. – Она протянула когтистую лапу. – Госпожа Пруст.

К вящему удивлению Тиффани, лапа оказалась не такой уж и липкой.

– Тиффани Болен, – представилась девушка. – Как поживаете? – И чувствуя, что от неё ждут чего-то ещё, добавила: – Я прежде работала у госпожи Вероломны.

– Да-да, очень талантливая ведьма, – похвалила госпожа Пруст. – И хорошая покупательница. Её интересовали главным образом бородавки и черепа, как я припоминаю. – Она улыбнулась. – Сомневаюсь, что ты собираешься изображать ведьму на развесёлой вечеринке, так что вынуждена заключить, ты нуждаешься в помощи. Моё предположение подтверждает тот факт, что в твоей метле осталась от силы половина прутьев, необходимых для аэродинамической устойчивости. Кстати, ты шутку уже оценила?

Что на это ответить?

– Мне кажется, да.

– Так говори.

– Не скажу, пока не буду абсолютно уверена, – откликнулась Тиффани.

– Очень мудро, – похвалила госпожа Пруст. – Что ж, давай-ка займёмся твоей метлой. Нам понадобится немного пройтись, так что на твоём месте я бы оставила чёрную шляпу тут.

Тиффани машинально вцепилась в поля шляпы.

– Почему?

Госпожа Пруст нахмурилась, отчего её нос едва не воткнулся в подбородок.

– Потому что ты, чего доброго, обнаружишь… Нет, я знаю, что мы сделаем. – Она пошарила на верстаке и, не спросив разрешения, прилепила что-то на шляпу Тиффани точнёхонько сзади. – Вот, – возвестила она. – Теперь никто даже внимания не обратит. Извини, но прямо сейчас ведьмы не слишком популярны. Давай же отремонтируем эту твою палку как можно скорее, на случай, если тебе придётся покидать город в спешке.

Тиффани стянула с головы шляпу и проверила, что там госпожа Пруст засунула под шляпную ленту. Это оказался яркий кусочек картона на верёвочке, и надпись на нём гласила:

– Это ещё что такое? – возмутилась Тиффани. – Вы её даже зловещими блёстками присыпали!

– Это маскировка, – объяснила госпожа Пруст.

– Что? По-вашему, уважающая себя ведьма выйдет на улицу в такой шляпе? – рассердилась Тиффани.

– Конечно, нет, – отозвалась госпожа Пруст. – Лучшая маскировка для ведьмы – это дешёвенький маскарадный костюм ведьмы! Разве настоящая ведьма станет покупать одежду в лавке, которая вовсю торгует приколами из серии «Пёсьи проказы», домашними фейерверками, потешными театральными париками, и – наша лучшая, самая прибыльная линия! – гигантскими надувными розовыми фаллосами, в самый раз для девичников! Такое просто немыслимо! Это боффо, дорогая моя, чистейшее, незамутнённое боффо! Наш девиз – маскировка, уловки, одурачивание! Всё это – наши лозунги. И «дёшево и сердито» – тоже наш девиз. «Проданный товар ни при каких обстоятельствах обратно не принимается» – тоже девиз очень важный. А наша политика по отношению к магазинным воришкам – борьба не на жизнь, а на смерть. Ах да, есть ещё девиз касательно курения в лавке, но он не из самых главных.

– Что? – переспросила Тиффани: до глубины души потрясённая: она не расслышала полного списка девизов, потому что вытаращилась на розовые «надувные шарики» под потолком. – Я думала, это хрюшки!

Госпожа Пруст потрепала её по руке.

– Добро пожаловать в большой город, детка! Ну что, пошли?

– А почему ведьмы сейчас настолько непопулярны? – спросила Тиффани.

– И чем только люди не забивают себе головы, – вздохнула госпожа Пруст. – В общем и целом я нахожу разумным затаиться и подождать, пока проблема куда-нибудь не денется. Просто надо соблюдать осторожность.

И Тиффани подумала, что осторожность ей и впрямь не помешает.

– Госпожа Пруст, – промолвила она, – кажется, теперь я поняла, в чём соль шутки.

– Да, милочка?

– Я сперва решила, что вы – настоящая ведьма, которая маскируется под ведьму мнимую…

– Да, милочка? – повторила госпожа Пруст сладким, как патока, голосом.

– Что было бы само по себе очень даже забавно, но мне кажется, тут есть ещё одна шутка, на самом-то деле не то чтобы смешная…

– Так что же это, милочка? – осведомилась госпожа Пруст, и теперь в голосе её слышался хруст леденцов из пряничного домика.

Тиффани вдохнула поглубже.

– Это ведь ваше настоящее лицо, правда? Маски, которыми вы торгуете, все слеплены с вас?

– Точно подмечено! Очень точно подмечено, милочка! Вот только на самом-то деле ты не то чтобы подметила, ты почувствовала, когда пожимала мне руку. И… Но пойдём же, надо отнести твою метлу гномам.

Когда они вышли за дверь, первое, что Тиффани увидела, – это двух мальчишек. Один из них нацелился было швырнуть камнем в витрину. Но тут заметил госпожу Пруст – и наступила зловещая пауза. Наконец ведьма промолвила:

– Кидай, мальчик мой!

Мальчишка вытаращился на неё как на сумасшедшую.

– Я сказала, кидай, мальчик, или хуже будет.

Решив, что и впрямь имеет дело с сумасшедшей, мальчишка кинул камень, а витрина тут же поймала его и отбросила обратно, сбив озорника с ног. Тиффани всё своими глазами видела. Видела, как из витрины высунулась стеклянная рука и схватила камень. И швырнула им в мальчишку. Госпожа Пруст наклонилась над обидчиком – приятель его уже дал дёру – и промолвила:

– Хммм… всё заживёт. А вот если я увижу тебя здесь ещё раз, то не надейся. – Она обернулась к Тиффани. – Непроста жизнь мелкого лавочника! – промолвила она. – Пойдём, нам сюда.

Тиффани слегка занервничала. Не зная, как продолжить беседу, она сделала выбор в пользу безобидной реплики вроде:

– А я и не знала, что в городе есть настоящие ведьмы.

– О, нас тут несколько, – отвечала госпожа Пруст. – Вносим свою скромную лепту, помогаем людям, чем можем. Вот как, например, этому пареньку: теперь он научится не лезть в чужие дела, и у меня прямо на душе теплеет при мысли о том, что я, возможно, на всю жизнь излечила его от вандализма и неуважения к чужой собственности, которые, помяни моё слово, со временем обеспечили бы ему новёхонький пеньковый воротник за счёт палача.

– А я и не знала, что в городе вообще бывают ведьмы, – призналась Тиффани. – Мне когда-то рассказывали, что ведьмой можно стать только на твёрдом камне, а все говорят, будто город построен на слякоти и липкой грязи.

– И на каменной кладке, – весело добавила госпожа Пруст. – На граните, и мраморе, на кремневом сланце и разнообразных осадочных породах, дорогая моя Тиффани. На скалах, что скакали, и прыгали, и текли, когда мир рождался в огне. А видишь булыжную мостовую? На каждый из этих камней когда-то пролилась кровь. Повсюду, куда ни глянь, скала и камень! Повсюду, куда ни проникает взгляд, – камень и скала! Представляешь себе, каково это – всеми костями ощутить внизу, под тобою, живые камни? И что же мы делаем из этого камня? Дворцы, замки, и мавзолеи, и надгробия, и роскошные особняки, и городские стены, да мало ли что! И не только в этом городе. Город возводится на себе же самом и на всех городах, что были до него. Ты можешь вообразить, каково это – прилечь на древние плиты и ощутить, как мощь скалы поднимает тебя и удерживает на плаву, сколько бы ни тащил к себе мир? И сила эта – моя, я вольна ею воспользоваться, всею, до последней капли, каждым камешком, тут-то и начинается колдовство. Эти камни живут своей жизнью, и я – её часть.

– Да, – кивнула Тиффани, – я знаю.

Внезапно лицо госпожи Пруст придвинулось к ней совсем близко, страшный крючковатый нос едва не касался её собственного, тёмные глаза пылали огнём. Матушка Ветровоск умела внушать страх, но, по крайней мере, матушка Ветровоск была по-своему красива. А вот госпожа Пруст – ни дать ни взять злая ведьма из волшебных сказок: лицо словно проклятье, голос – лязг железной печной заслонки, захлопнувшейся за ребёнком. Все заполняющие мир ночные страхи, вместе взятые.

– Ах, ты знаешь, юная ведьмочка в миленьком платьице, вот, значит, как? И что же ты такое знаешь? Что ты знаешь на самом деле? – Госпожа Пруст отступила на шаг и моргнула. – Выходит, больше, чем я ожидала, – проговорила она, смягчаясь. – Земля под волной. В самом сердце мела – кремень. Да, верно.

Тиффани в жизни не встречала в Меловых холмах ни одного гнома, а вот в горах они попадались на каждом шагу, обычно – с тачкой. Они покупали и продавали, а для ведьм мастерили мётлы. Очень дорогие мётлы. С другой стороны, ведьмы покупали их крайне редко. Мётлы передавались по наследству, через поколения, от ведьмы к ведьме; иногда требовалось заменить рукоять или поставить новые прутья, но всё равно это была та же, прежняя метла.

Тиффани получила свою от госпожи Вероломны. Метла была неудобная, небыстрая, а под дождём иногда норовила полететь задом наперёд. При виде неё гном, начальник в лязгающей, гулкой мастерской, покачал головой и со всхлипом втянул воздух сквозь зубы, словно один вид этой штуки непоправимо испортил ему день и бедняге, того гляди, придётся уйти и хорошенько выплакаться.

– Так это ж вяз, – возвестил гном равнодушному миру. – Низинное дерево, этот ваш вяз, тяжёлое, неповоротливое, а тут ещё эти жуки-древоточцы, как же без них. Этот ваш вяз, он древоточцам ужас до чего подвержен. Молния ударила, значит? Кто б удивился, это ж вяз! Вяз их, молнии, вроде как притягивает. И сов тоже, если на то пошло.

Тиффани кивала, усиленно делая вид, что и сама не лыком шита. Удар молнии она придумала, потому что правда, пусть и ценная штука сама по себе, звучала слишком уж глупо, постыдно и невероятно.

Рядом со своим коллегой материализовался ещё один гном, похожий на первого как две капли воды.

– Надо было ясень брать.

– Точно, – мрачно отозвался первый гном. – С ясенем не прогадаешь. – Он ткнул в злополучную метлу пальцем и снова вздохнул.

– Похоже, в основании гриб-трутовик завёлся, – предположил второй гном.

– Вот уж не удивлюсь – от этого вашего вяза чего угодно ждать можно, – подтвердил первый.

– Послушайте, вы можете её просто подлатать на скорую руку, чтобы я смогла добраться до дома? – воззвала Тиффани.

– Мы ничего не «латаем», – высокомерно заявил первый из гномов (ну то есть вышину мерки следовало воспринимать в метафорическом смысле). – Мы работаем по индивидуальным заказам.

– Да мне только несколько новых прутьев поставить, – в отчаянии воскликнула Тиффани и, напрочь позабыв о том, что собиралась утаить правду, взмолилась: – Ну, пожалуйста! Я же не виновата, что Фигли подожгли метлу!

Вплоть до этого момента на заднем плане в гномьей мастерской было достаточно шумно: несколько десятков гномов трудились за своими верстаками, к разговору особенно не прислушиваясь. Но внезапно повисла тишина, и в тишине этой на пол с грохотом упал один-единственный молот.

– Когда вы говорите «Фигли», вы ведь имеете в виду не Нак-мак-Фиглей, госпожа? – уточнил первый гном.

– Именно их.

– Этих, безбашенных?.. а говорят ли они… «раскудрыть»? – медленно переспросил он.

– Да практически через слово, – подтвердила Тиффани. И, подумав, что надо бы внести в разговор чуть больше ясности, добавила: – Они мои друзья.

– Ах, вот как? – отозвался гном. – А сейчас кто-нибудь из ваших маленьких друзей здесь присутствует?

– Ну, вообще-то я велела им пойти отыскать одного моего знакомого молодого человека, – объяснила Тиффани. – Но думаю, сейчас они в пабе. А в городе много пабов?

Двое гномов переглянулись.

– Ну, сотни три, наверное, – промолвил второй гном.

– Так много? – удивилась Тиффани. – Тогда, думаю, они явятся за мной никак не раньше, чем через полчаса.

И тут первый гном прямо-таки взбурлил весёлым доброжелательством.

– Куда подевались наши хорошие манеры? – воскликнул он. – Для подруги госпожи Пруст – всё, что угодно! Я вам вот что скажу: мы с превеликим удовольствием предоставим вам экспресс-сервис даром и безвозмездно, включая прутья и смазку, причём совершенно бесплатно!

– «Экспресс-сервис» означает, что сразу после вы отсюда уйдёте, – решительно заявил второй гном. Он стянул железный шлем, обтёр изнутри носовым платком и вновь водрузил на голову.

– О да, именно, – подхватил первый гном. – Сразу и безотлагательно; «экспресс-сервис» означает именно это.

– Ты, значит, с Фиглями дружишь? – промолвила госпожа Пруст, как только гномы спешно занялись метлой Тиффани. – Друзей у них немного, я так понимаю. Но, раз уж речь зашла о друзьях, – продолжила она, внезапно переходя на светский тон, – ты ведь уже познакомилась с Дереком, верно? Это, между прочим, мой сын. Я повстречалась с его отцом в танцевальном зале, где освещение оставляло желать. Господин Пруст был человеком добрым; он всегда любезно уверял, что целоваться с дамой без бородавок – всё равно что есть яйцо без соли. Он упокоился двадцать пять лет назад, от хризмов. Мне страшно жаль, что я не смогла ему помочь. – Лицо её прояснилось. – Но, к вящему моему счастью, у меня есть Дерек, отрада моей… – она замялась, – моих зрелых лет. Юноша многих достоинств, милочка. И, скажу я тебе, повезёт той девушке, которая попытает удачи с юным Дереком. Он всецело предан работе, а уж как внимателен к деталям! Представляешь, он каждое утро сам, своими руками, настраивает все подушки-пердушки – и если что не так, ужасно переживает. Такой добросовестный! Когда мы занимались разработкой нашей преуморительной коллекции бутафорских собачьих какашек «Жемчужины мостовой» – она вот-вот в продаже появится, – Дерек неделями ходил за городскими собаками с блокнотом, совком и таблицей цветов, ни одной породы не пропустил, лишь бы всё воспроизвести в точности. Очень дотошный юноша, чрезвычайно опрятный, и зубы все свои. И с кем попало не общается… – Госпожа Пруст с надеждой и не без робости глянула на Тиффани. – Что, не сработало?

– Ой, это так заметно?

– Я расслышала проговорки, – объяснила госпожа Пруст.

– А что такое проговорки?

– А ты не знаешь? Проговорка – это слово, которое едва не слетело с языка. На мгновение такие слова словно повисают в воздухе, но остаются невысказанными, – и да будет мне позволено заметить, в случае с моим сыном Дереком то, что ты не сказала их вслух, только к лучшему.

– Мне правда очень жаль, – вздохнула Тиффани.

– Моё дело предупредить, – отозвалась госпожа Пруст.

Пять минут спустя они уже выходили из мастерской и Тиффани тащила за спиной на буксире отлично работающую метлу.

– По правде сказать, – заметила госпожа Пруст по пути, – если задуматься, эти твои Фигли очень напоминают Чокнутого Крошку Артура. Несгибаемые как гвозди и размера примерно такого же. Хотя никогда не слышала, чтобы он говорил «раскудрыть!». Он полицейский, в Страже служит.

– Ох, ну надо же, Фигли вообще-то терпеть не могут служителей закона, – возразила Тиффани, но почувствовала, что надо как-то смягчить это утверждение, и добавила: – Но они очень преданны, довольно услужливы, добродушны, если рядом нет спиртного, благородны до определённой степени, и, в конце концов, именно они познакомили мир с жареным горностаем.

– Что такое горностай? – удивилась госпожа Пруст.

– Ну, э… вы представляете себе, что такое куница? Горностай почти такой же.

Госпожа Пруст изогнула брови.

– Милочка, я горжусь своим неведением относительно горностаев и, безусловно, куниц. По мне, это всё звучит ужасно по-деревенски. Терпеть не могу провинцию. От избытка зелени у меня жёлчь разливается, – добавила она, скользнув взглядом по платью Тиффани и передёрнувшись.

В этот самый миг, словно по подсказке свыше, издалека донеслось «раскудрыть!» и неизменно популярный (по крайней мере, среди Фиглей) звук бьющегося стекла.