Текст книги "Платье цвета полуночи"

– Ну что ж, тогда я хотя бы у вас в кухне приберусь, – весело заявила она. И всё бы ничего, если бы она просто-напросто схватила метлу и взялась за работу, но нет, хватило же у неё ума посмотреть на закопчённый, затянутый паутиной потолок и обронить: – Ладно, я знаю, что вы тут, вы же за мной всегда ходите, так что принесите-ка пользу и отдрайте эту кухню до блеска!

В первые несколько секунд не произошло ровным счётом ничего. Тиффани навострила уши и услышала приглушённое бормотание под самым потолком:

– Вы слыхали? Она бум-бум, что мы тута! И как так она завсегда просекает?

– Эт потому, что мы завсегда за нею хвостимся, ты мал-мал дурила! – послышался другой фиглевский голос, лишь самую малость отличный от первого.

– Ах-ха, это-то я кумексаю, но я к чему гну, разве ж мы не мы не давали честна-пречестна словеса не хвоститься за ней больше?

– Ах-ха, самое клятвенное словесо!

– Точнякс, так что я мал-мала грущеваю, что мал-мала громазда карга сумневается в клятвенных словесах. Больно обидственно оно для чуйств.

– Но мы ж клятвенное словесо уже порушили; таков обычай Фиглей.

– Эй, а ну кыкс живей, чучундры, она уж ноготопсы топсит! – послышался третий голос.

На замызганную кухоньку обрушился смерч[24]24
  Тиффани завоевала восхищение прочих ведьм тем, что умудрилась приспособить Фиглей к работе по дому. С прискорбием приходилось признать, что Фигли охотно берутся за любую работу, лишь бы пошумнее, погрязнее и поэффектнее. И чтобы по возможности ор стоял.


[Закрыть]. Вокруг башмаков Тиффани, что и впрямь нетерпеливо притоптывали, взбурлила пенная вода. Надо признать, по части устроить кавардак Фигли не знают равных, но, как ни странно, умеют они и по-быстрому навести порядок, причём даже без помощи синих птиц и разнообразных лесных созданий.

Раковина мгновенно опустела и наполнилась мыльной пеной. Деревянные тарелки и оловянные кружки взмыли в воздух, в очаге вспыхнул огонь. Бум-бум-бум: дровяной ящик заполнился сам собою. Тут и вовсе поднялся дым коромыслом: вилка, подрагивая, воткнулась в стену у самого уха Тиффани. Туманом заклубился пар; из глубины его послышались странные звуки; сквозь непривычно чистое окно хлынуло солнце, заполнив комнату радугами; стрелой пронеслась метла, гоня прямо перед собою остатки воды; закипел чайник; на столе воздвиглась ваза с цветами – правда, некоторые торчали стеблями вверх, – и внезапно кухня засияла чистотой и свежестью и уже не пахла гнилой картошкой.

Тиффани подняла глаза к потолку. Кот, цепляясь за него всеми четырьмя лапами, одарил гостью на диво выразительным взглядом. Расстроенная кошка способна переглядеть даже ведьму: она непременно одержит верх, тем более уже вися наверху.

Тиффани наконец-то заметила госпожу Пенни: та скорчилась под столом, закрыв руками голову. Когда её удалось выманить наружу, и усадить на удобный, чистенький стул, и уговорить выпить чаю из до блеска отдраенной кружки, она с величайшей готовностью согласилась, что да, так стало гораздо лучше. Хотя позже Тиффани неохотно признала про себя, что та согласилась бы на что угодно, лишь бы гостья убралась наконец восвояси.

Словом, Тиффани не то чтобы добилась впечатляющих успехов, но, по крайней мере, в доме стало заметно чище, и госпожа Пенни наверняка будет ей признательна, когда хорошенько обо всём поразмыслит. Уже выходя из запущенного сада, Тиффани услышала глухой стук и утробный рык: не иначе, кот отцепился-таки от потолка.

На полпути к ферме, с метлой через плечо, Тиффани подумала вслух:

– Наверное, это я сглупила.

– Не изводись, – раздался голос. – Кабы нам времечка достало, так мы бы и хлебца спекли.

Тиффани опустила глаза: разумеется, это был Явор Заядло с полудюжиной собратьев, известных как Нак-мак-Фигли, Маленький Свободный Народец, а порою – Подзащитные, Обвиняемые, те, кого разыскивает полиция для допроса и иногда даже «вон тот, второй слева, я клянусь, это был он».

– Вы опять за мной следите! – пожаловалась Тиффани. – Вы всегда обещаете, что больше не будете, и всё равно ходите за мной следом!

– Аххха, но ты запамятовала, что на нас гюйс сидает. Ты – карга холмов, и нам должно завсегда быть готовски тебя защитить и подмогнуть тебе, чего б ты там ни грила, – твёрдо объявил Явор Заядло. Прочие Фигли быстро-быстро закивали головами, так что во все стороны посыпались огрызки карандашей, крысиные зубы, вчерашний ужин, любопытные камешки с дыркой посередине, жуки, многообещающие сгустки соплей, отложенные для изучения на досуге, и улитки.

– Послушайте, – убеждала Тиффани, – нельзя навязывать людям помощь, не спрашивая, хотят они этого или нет!

Явор Заядло почесал в голове, вернул на место выпавшую улитку и откликнулся:

– Чего б нет, госпожа? Ты ж так делаешь.

– Я – нет! – вслух запротестовала Тиффани, но в сердце ей вонзилась невидимая стрела. «Я обошлась жестоко с госпожой Пенни, да? – размышляла она. – Что правда, то правда, у этой женщины мозгов не больше, чем у мыши, и ведёт она себя в точности так же, но пусть её дом зарос грязью и провонял насквозь, это всё-таки её дом, а я ворвалась в него с целой оравой, скажем прямо, Нак-мак-Фиглей, и всё с ног на голову перевернула, пусть беспорядка там и поубавилось. Я вела себя бесцеремонно, и властно, и самоуверенно. Вот моя мама справилась бы куда лучше. Да если на то пошло, наверное, любая другая женщина в нашей деревне справилась бы лучше меня, но я – ведьма, и я всё испортила, всё провалила и напугала её до полусмерти. Я, соплюха малолетняя в остроконечной шляпе».

А ещё, подумала Тиффани, надо бы мне поскорее прилечь, иначе я просто рухну. Кельда была права: она, Тиффани, уже и не помнила, когда в последний раз спала на настоящей кровати; и как раз такая, настоящая кровать ждёт её на ферме. Но, виновато вспомнила Тиффани, ей ещё предстоит рассказать своим родителям, что Амбер Пенни вернулась к Фиглям…

Всегда найдётся что-нибудь, а потом ещё что-нибудь в придачу к чему-нибудь ещё; и этим «что-нибудь» конца-краю не видно. Не удивительно, что ведьмам выдали мётлы. Ногами тут не обойдёшься.

Её мать как раз занималась Винвортом, братишкой Тиффани: у того под глазом красовался здоровенный синяк.

– Он подрался со старшими ребятами, – пожаловалась мать. – Вот и синяк схлопотал, так, Винворт?

– Ага, а я зато пнул Билли Дятла прям в очко.

Тиффани с трудом подавила зевок.

– Винни, а что вы не поделили-то? Я думала, ты поумнее будешь.

– Тифф, они говорят, ты ведьма, – объяснил Винворт. И на лице матери появилось какое-то странное выражение.

– Ну да, так и есть, – подтвердила Тиффани. – Работа у меня такая.

– Ага, но я сомневаюсь, что ты делаешь всё то, о чём они говорили, – возразил её брат.

Тиффани встретилась взглядом с матерью.

– Что-то плохое, да? – спросила она.

– Ха! Это ещё слабо сказано, – отозвался Винворт. Рубашка его была вся перемазана в крови и соплях.

– Винворт, ступай к себе наверх, – велела госпожа Болен, и Тиффани подумала, что сама матушка Ветровоск не сумела бы добиться столь молниеносного исполнения приказа. Равно как и вложить в него столько подспудной угрозы, наводящей на мысль о том, что промедление смерти подобно.

Когда башмаки Винворта очень неохотно исчезли за поворотом лестницы, мать обернулась к младшей дочери и, скрестив руки на груди, сообщила:

– Он не первый раз ввязывается в драку.

– Это всё из-за книжек с картинками, – вздохнула Тиффани. – Я пытаюсь убедить людей, что ведьмы – это не сумасшедшие старухи, которые разбрасываются проклятиями направо и налево.

– Когда вернётся твой папа, я велю ему сходить потолковать с папой Билли, – размышляла мать вслух. – Билли на целый фут выше Винворта, но твой па… твой па на два фута выше Биллиного папы. Больше драк не будет. Ты ж знаешь отца. Твой отец, он человек сдержанный, спокойный. На моей памяти он кулаки пустил в ход от силы раза два; но ему и не надо. Он умеет утихомирить буянов. Они сами успокаиваются – не то хуже будет. Но, Тифф, что-то тут не так. Мы все тобой ужасно гордимся, ты же знаешь, и тем, что ты делаешь, и всё такое, но с людьми творится неладное. Они такую чушь несут. И сыры наши продаются всё хуже. А ведь все знают, что лучше твоих сыров нигде не сыщешь. А теперь ещё эта Амбер Пенни. Думаешь, это ничего, что она якшается с этими… ну, с ними?

– Я надеюсь, мам, – отозвалась Тиффани. – Но у неё своя голова на плечах, и упрямства ей не занимать, и, мам, если уж на то пошло, я могу сделать только то, что в моих силах.

Позже той же ночью, засыпая на своей старой кровати, Тиффани слышала, как в комнате внизу тихонько шепчутся родители. И хотя ведьмы плачут нечасто, она с трудом сдержала слёзы.

Глава 6. Появление Лукавца

Тиффани ужасно злилась на себя за то, что проспала. Матери даже пришлось чаю ей в постель принести! Но кельда была права. Тиффани давно не высыпалась как следует, и старая, но такая родная кровать прямо-таки вобрала её в себя.

Однако могло быть и хуже, внушала себе Тиффани, когда все наконец-то стартовали. Например, если бы в метле завелись змеи. А Фигли только радовались, как выразился Явор Заядло, «ежели килты ветерком пообдует». Фигли, наверное, лучше змей – во всяком случае, хотелось бы в это верить. Они чего только не вытворяли: бегали по метловищу из конца в конец полюбоваться на разные интересности, над которыми пролетали, а один раз Тиффани, обернувшись через плечо, заметила, как с десяток Фиглей повисли на конце метлы, или, точнее, один из них держался за конец метлы, а другой ухватился за его пятки, а следующий ухватился за пятки второго, и так далее, вплоть до последнего Фигля. Они развлекались от души, захлёбывались смехом, килты их хлопали по ветру. Вероятно, захватывающее ощущение полёта с лихвой искупало и опасность, и недостатки обзора – во всяком случае, такого обзора, что пришёлся бы по душе кому-либо кроме Фиглей.

Один-два Фигля всё-таки не удержались на прутьях и плавно спланировали вбок и вниз, махая братьям и вопя: «Ух тыыы!» Происходящее было для них увлекательной игрой – Фигли при ударе о землю обычно подскакивали как мячики, а вот в почве иногда оставалась вмятина. О том, как они доберутся домой, Тиффани не тревожилась; безусловно, мир кишмя кишит опасными тварями, готовыми напасть на бегущего маленького человечка, но к тому времени, как человечек доберётся до кургана, ряды тварей существенно поредеют. Правду сказать, во время полёта Фигли вели себя почти образцово – по меркам Фиглей, разумеется, – и даже не подожгли метлу, пока до города не осталось всего миль двадцать. О досадном происшествии Туп Вулли возвестил негромким «ой-ёи-ёи!» – и виновато попытался загородить собою пламя.

– Ты снова подпалил метлу, так, Вулли? – сурово спросила Тиффани. – А что мы решили в прошлый раз? Мы не разводим на метле огня без веских причин!

Метла заходила ходуном: Туп Вулли и его братья попытались затоптать огонь. Тиффани разглядывала ландшафт внизу, высматривая, куда бы приземлиться – на что-нибудь мягкое и желательно мокрое.

Но злиться на Вулли было бесполезно; он жил в своём собственном, скроенном по мерке Вулли мирке. Думать приходилось по диагонали.

– Интересно, Вулли, – проговорила Тиффани, когда метла опасно затарахтела, – а не удастся ли нам с тобой, объединив усилия, выяснить, отчего моя метла загорелась? Уж не потому ли, например, что у тебя в руке спичка?

Фигль уставился на спичку так, как будто видел её впервые, спрятал её за спину и воззрился на собственные ноги, что в создавшихся обстоятельствах было очень даже храбрым поступком.

– Ни бум-бум, госпожа.

– Видишь ли, – втолковывала Тиффани, пока ветер швырял их туда и сюда, – если прутьев недостаточно, я не могу как следует управлять метлой, и мы теряем высоту, но, к сожалению, всё равно летим очень быстро. Не поможешь ли ты мне решить эту головоломку, Вулли?

Туп Вулли засунул крохотный палец в ухо и покопался там, словно шаря в собственном мозгу. И тут его осенило:

– Мож, сидаем наземь, госпожа?

Тиффани вздохнула.

– Мне бы очень этого хотелось, Туп Вулли, но, видишь ли, мы движемся очень быстро, а земля – нет. В таких обстоятельствах у нас получится только так называемое крушение.

– Я не грил, что надыть сидануть в грязюку, госпожа, – откликнулся Вулли. – Я смекал, мож, сидануть вон туды?

Тиффани посмотрела туда, куда указывал его палец.

Внизу вилась длинная белая дорога, а на ней, не так уж и далеко, двигалось что-то прямоугольное – почти так же быстро, как сама метла. Тиффани вгляделась – мозг её лихорадочно работал – и наконец кивнула:

– Всё равно придётся немного сбросить скорость…

Вот так вышло, что тлеющая метла с одной перепуганной ведьмой и парой дюжин Нак-мак-Фиглей, что развернули килты, словно паруса, замедляя падение, приземлилась на крышу почтового экспресса «Ланкр-Анк-Морпорк».

Рессоры дилижанса спружинили как надо, и возница очень быстро успокоил лошадей. В наступившей тишине он тяжело слез с облучка. Белая пыль медленно оседала на дорогу. Грузный здоровяк морщился при каждом шаге; в одной руке он сжимал недоеденный сандвич с сыром, в другой – очень характерный обрезок свинцовой трубы. Он шмыгнул носом.

– Теперь придётся начальству докладывать. Краска сбита, видишь? А ежели повреждение окраски случилось, надо докладную писать. Ненавижу докладные, уж больно у меня со словами туго. А что делать, если окраска повреждена, приходится докладать, хочешь не хочешь. – Сандвич и, что более важно, обрезок трубы вновь исчезли в кармане его просторного пальто, и Тиффани сама поразилась тому, сколько радости ей это доставило.

– Я прошу прощения, – промолвила Тиффани, когда кучер помог ей спуститься с крыши.

– Да я-то что, я тут ни при чём, понимаешь, это всё окраска. Уж я им твержу, твержу, ведь на дороге и тролли, и гномы попадаются, а все ж знают, как они водят: зажмурятся – и вперёд, они ж солнца не любят.

Пока возница осматривал карету, оценивая ущерб, Тиффани сидела тише мыши. Но вот наконец он поднял взгляд и заметил остроконечную шляпу.

– Надо же, ведьма, – подвёл итог он. – Ну да всё на свете бывает в первый раз. А знаешь, что у меня тут в багаже, госпожа?

Тиффани перебрала в голове все самые худшие варианты.

– Яйца? – предположила она.

– Ха! – фыркнул возница. – Да если бы! Я везу зеркала, госпожа. Собственно говоря, одно зеркало. И не плоское: это вроде как шар такой. Очень аккуратно и надёжно упаковано; по крайней мере, так меня уверяли – никто ж не знал, что на него сверху с небес кто-то грохнется. – Возница говорил не рассерженно, просто устало, как если бы постоянно ждал от мира очередной пакости. – Гномья работа, – добавил он. – Говорят, стоит эта штукенция больше тысячи анк-морпоркских долларов, а знаешь, зачем она? Повесить в городском танцевальном зале, там будут вальс танцевать, о котором благовоспитанной юной барышне вроде тебя даже знать не полагается, потому как в газетах пишут, от этих вальсов сплошные развраты и всякие там шуры-муры.

– Ну надо же! – откликнулась Тиффани, полагая, что именно такого ответа от неё и ждут.

– Что ж, пойду-ка гляну, велик ли ущерб, – промолвил возница, с трудом открывая багажное отделение экипажа. Значительную его часть занимал огромный ящик. – Там по большей части солома, – объяснил возница. – Не поможешь мне его вытащить? Если звякнет, мы оба здорово влипли.

Ящик оказался совсем не таким тяжёлым, как ожидала Тиффани. Тем не менее они вдвоём осторожно опустили его на дорогу, возница пошарил среди соломы и достал зеркальный шар, держа его на вытянутой руке как редкостный драгоценный камень – да именно так зеркало и выглядело. Оно наполняло мир искристым светом, слепило глаза и рассыпало во все стороны потоки сверкающих лучей. И тут… возница завопил от боли, выронил шар, зеркало разлетелось на миллионы осколков, на мгновение заполнив небо миллионами отражений Тиффани. Кучер, скорчившись, рухнул на дорогу, подняв новый столб белой пыли, и остался лежать там, тихонько постанывая, а повсюду вокруг него дождем осыпались кусочки стекла.

Чуть быстрее чем в мановение ока хныкающего бедолагу кольцом обступили Фигли, вооружённые до зубов (уж сколько бы тех зубов ни осталось) клейморами, ещё клейморами, дубинами, топорами, кистенями и по меньшей мере ещё одним клеймором. Тиффани понятия не имела, где они до сих пор скрывались; Фигль способен и за волоском спрятаться.

– Не трогайте его! – закричала она. – Он не собирался меня обижать! Он очень болен! Лучше займитесь чем-нибудь полезным, соберите осколки, например! – Девушка присела на корточки и взяла кучера за руку. – И давно у вас смещение костей, сэр?

– Ох и настрадался я от них за последние лет двадцать, я прямо мученик, госпожа, как есть мученик, – простонал возница. – Это всё из-за тряской кареты, видишь ли. Уж эти мне подвески – от них никакого толку нет! Мне ж выспаться удаётся в одну ночь из пяти от силы, госпожа, верь слову; только-только начинаю задрёмывать, переворачиваюсь с боку на бок, вот как ты, и тут – щёлк! – и кааак скрутит, прям свету не взвижу от боли!

Если не считать нескольких точек на самом краю видимости, вокруг не было ни души, кроме, понятное дело, оравы Нак-мак-Фиглей, которые, вопреки здравому смыслу, довели до совершенства искусство прятаться друг за друга.

– Что ж, думаю, я смогу вам помочь, – проговорила Тиффани.

Иные ведьмы используют путанку, чтобы заглянуть в настоящее или, если повезёт, в будущее. В дымном полумраке Фиглевского кургана кельда совершала то, что называла таинствиями, – ты творишь их сам и передаёшь дальше, но передаёшь скрытно. Кельда всей кожей ощущала заинтересованный взгляд Амбер. «Странный ребёнок, – думала она. – Амбер видит, и слышит, и понимает. Чего бы мы не отдали за мир, в котором полным-полно таких людей, как она?» Кельда установила котёл[25]25
  Предупреждение от автора: не все котлы металлические. Вскипятить воду можно и в кожаном котле, если знаешь, что делаешь. Можно даже чай заварить в бумажном пакетике, если знать как и подойти к делу со всей осторожностью. Но, пожалуйста, не пытайтесь, а если попытаетесь, то никому не говорите, что это я вас научил.


[Закрыть] и развела под кожей небольшой огонь.

Кельда закрыла глаза, сосредоточилась и прочла воспоминания всех кельд, что когда-либо были и будут. Миллионы голосов беспорядочно плыли в её сознании, иногда еле слышные, неизменно приглушённые, зачастую маняще недоступные. То была удивительная библиотека разнообразных сведений, вот только все книги пребывали в беспорядке, все страницы перемешались, а указатель отсутствовал. Кельде приходилось отслеживать нити, угасающие по мере того, как она вслушивалась. Она напрягалась изо всех сил: тихие отзвуки, крохотные проблески, подавленные вскрики, течения смыслов дёргали её внимание из стороны в сторону… И вот оно, наконец, прямо перед нею, как будто всегда здесь было, и проступает всё отчётливее.

Кельда открыла глаза, уставилась в потолок и промолвила:

– Я ищу громазду мал-малу каргу, и что же такое я вижу?

Она вгляделась в туманы воспоминаний, древних и новых, и вдруг запрокинула голову, едва не сбив с ног Амбер, а та с интересом уточнила:

– Безглазого человека, да?

– Что ж, думаю, я смогу вам помочь, господин, э-э…

– Ковёрщик, госпожа. Вильям Глотталь Ковёрщик.

– Ковёрщик? – удивилась Тиффани. – Но вы же возница.

– Ну да, это прямо анекдот, госпожа. Видишь ли, Ковёрщик – это фамилия такая. Мы не знаем, откуда она у нас, потому что, видишь ли, никто из нас не соткал ни одного ковра!

Тиффани сочувственно улыбнулась.

– И?..

Господин Ковёрщик озадаченно воззрился на неё.

– Что «и»? Это весь анекдот. – Он засмеялся было и тут же снова вскрикнул: какая-то кость опять сместилась.

– Ах да, – отозвалась Тиффани. – Простите за бестолковость. – Она потёрла ладони друг о друга. – А теперь, сэр, давайте-ка разберёмся с вашими костями.

Лошади с молчаливым интересом следили, как Тиффани помогла вознице подняться на ноги, поддержала, пока тот снимал просторное пальто (покряхтывая и тихо вскрикивая), и велела упереться руками в стенку кареты.

Тиффани сосредоточилась, ощупала спину страдальца сквозь тонкую рубашку, и – да, вот она, смещённая кость.

Девушка отошла к лошадям и шепнула по словечку в каждое прядающее ухо – так, на всякий случай. А затем вернулась к господину Ковёрщику: тот терпеливо ждал, не смея пошевелиться. Тиффани уже закатала рукава – и тут он спросил:

– Ты ведь не станешь меня превращать в гадость какую-нибудь, правда, госпожа? Только не в паука! Я их, пауков, боюсь до смерти, да и одёжка моя вся пошита на человека двуногого.

– С чего вы взяли, будто я собираюсь вас во что-то превращать, господин Ковёрщик? – удивилась Тиффани, осторожно проводя ладонью по его спине сверху вниз.

– Ну так, при всём уважении к тебе, госпожа, я думал, ведьмы только этим и занимаются – превращают людей во всякую пакость вроде уховёрток и тому подобного.

– Кто вам сказал?

– В точности не вспомню, – задумался возница. – Это, ну… об этом все и так знают.

Тиффани тщательно прощупала спину, отыскала смещённую кость, предупредила: «Будет немножко больно» – и втолкнула кость на место. Возчик пронзительно вскрикнул.

Лошади попытались было сорваться с места, да только ноги их не послушались, ведь нужное слово ещё звенело в их ушах. Год назад Тиффани разжилась «лошадиным словом», её ещё тогда ужасно мучила совесть; но, с другой стороны, старый кузнец, которому она помогла умереть легко и без боли, он же тоже мучился совестью, что ему нечем заплатить ведьме за её добросовестную работу, а ведьме обязательно платят, точно так же, как и перевозчику душ. Так что кузнец шепнул ей на ухо «лошадиное слово», с помощью которого можно подчинить себе любую лошадь. Слово это нельзя ни купить, ни продать, но можно отдать просто так и всё же сохранить при себе, и даже будь оно из свинца, оно бы стоило своего веса в золоте. Прежний владелец шёпотом добавил: «Я обещал, что не назову этого слова никому из себе подобных, так себе подобному я и не назвал!» Умер он, усмехаясь про себя; его чувство юмора было чем-то сродни Ковёрщикову.

А ещё господин Ковёрщик был довольно грузен: он медленно сполз вниз по стенке кареты, и тут…

– Почто ты мучишь несчастного старца, зловредная ведьма? Ты разве не видишь, как ему больно?!

Откуда он только взялся? Какой-то человек кричит во всё горло, лицо побелело от бешенства, одежда темна, как замурованная пещера или… Тиффани внезапно вспомнила нужное слово: как крипта. Вокруг не было ни души, это точно, и никого – по обе стороны дороги, разве что какой-нибудь случайный фермер наблюдал, как жгут стерню, расчищая поле.

Но лицо незнакомца вдруг оказалось от неё совсем близко, всего-то в нескольких дюймах. Он был настоящий, не чудище какое-нибудь, потому что у чудовищ лацканы слюной не забрызганы. И тут Тиффани почувствовала: от незнакомца смердит, да как! Ничего гаже она в жизни не нюхала. Зловоние было осязаемым, точно железный прут; Тиффани казалось, будто она вдыхает его не носом, а разумом. В сравнении с этим смрадом обыкновенный сортир благоухал как роза.

– Отойдите, пожалуйста, будьте так добры, – промолвила Тиффани. – Мне кажется, вы стали жертвой заблуждения.

– Уверяю тебя, адская тварь, что я всегда и во всём прав! И потому я отправлю тебя прямиком в гнусный зловонный ад, тебя извергший!

Ясно, сумасшедший, подумала Тиффани, но если он…

Слишком поздно! Незнакомец потряс пальцем у самого её носа – и внезапно пустынную дорогу заполонили бессчётные Нак-мак-Фигли – этакого запаса до конца жизни хватит и ещё останется! Чёрный человек замахал на них руками, но с Фиглями такой номер не проходит. Невзирая на стремительную атаку Фиглей, он успел-таки прокричать:

– Прочь, гнусные бесенята!

При этих словах все Фигли с надеждой заозирались.

– Ах-ха, – воскликнул Явор Заядло. – Если тут бесята рыщщут, так мы, ребя, им быстро люлей накидаем! Твой ход, мистер! – Фигли напрыгнули на врага и повалились беспорядочной кучей на дорогу позади него, пролетев насквозь. Кое-как поднявшись на ноги, они непроизвольно принялись тузить друг друга, ведь если уж случилась такая славная драка, главное – не сбавлять темпа.

Незнакомец в чёрном скользнул по ним взглядом и более не обращал на Фиглей никакого внимания.

А Тиффани неотрывно глядела на его сапоги. Они блестели в солнечном свете, и это было неправильно. Она сама и нескольких минут не простояла в дорожной пыли, как её башмаки уже посерели. И что-то было явно не так с землёй под ногами у незнакомца. Очень, очень не так – в такой жаркий, безоблачный день. Девушка оглянулась на лошадей. Слово удерживало их на месте, но они дрожали от страха, точно кролики под взглядом лисы. Тиффани зажмурилась, посмотрела на чёрного человека Первым Взглядом и увидела. И сказала:

– Ты не отбрасываешь тени. Я знала, тут что-то не так.

А потом она заглянула незнакомцу прямо в глаза, почти закрытые широкополой шляпой, и… у него… не было… глаз. Осознание накатило на неё, точно лёд растаял… Вообще никаких глаз, ни самых обычных, ни слепых, ни глазниц… просто две дыры в голове; Тиффани различала сквозь них тлеющую стерню. Того, что произошло в следующий миг, она никак не ожидала.

Незнакомец в чёрном снова ожёг её ненавидящим взглядом и прошипел:

– Ты – ведьма. Та самая. Куда бы ты ни пошла, я тебя отыщу.

И он исчез. В пыли осталась только куча-мала из дерущихся Фиглей.

Тиффани почувствовала, как на её башмак приземлилось что-то тяжёлое. Она опустила глаза: заяц, что, по-видимому, удирал от волны огня, встретил её взгляд. Секунду они неотрывно смотрели друг на друга, затем заяц скакнул в воздух, точно лосось в прыжке, и унёсся прочь через дорогу. Мир полон знаков и предвестий, а ведьма должна уметь выбрать те, что действительно важны. Но с чего же ей начать?

Господин Ковёрщик ждал, тяжело привалившись к карете: он-то ровным счётом ничего не понял, как и сама Тиффани, но уж она непременно выяснит, в чём дело.

– Вы можете встать, господин Ковёрщик, – промолвила она.

Возница поднялся на ноги – очень-очень осторожно, заранее скривившись в ожидании того момента, когда в спину молнией ударит боль. Неуверенно потоптался, чуть подпрыгнул в пыли, как будто давил муравья. Вроде получилось; он рискнул подпрыгнуть ещё раз, широко раскинул руки, заорал: «Урааа!» – и закружился как балерина. Шляпа отлетела в сторону, подбитые гвоздями сапоги впечатывались в пыль; бесконечно счастливый господин Ковёрщик вертелся волчком, подскакивал и приплясывал, почти прошёлся «колесом», а когда понял, что «колесо» провернулось только наполовину, откатился обратно, вскочил на ноги, подхватил изумлённую Тиффани и закружил её по дороге, громко крича: «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!» – пока та, хохоча, не вырвалась на свободу.

– Нынче вечером мы с жёнушкой пойдём куда-нибудь поразвлечься, барышня, и ох уж повальсируем так повальсируем!

– А мне казалось, от вальсов сплошные развраты? – удивилась Тиффани.

– Это уж как повезёт! – подмигнул ей возница.

– Вы, главное, не переусердствуйте, господин Ковёрщик, – предостерегла Тиффани.

– По правде сказать, госпожа, я как раз намерен переусердствовать, если не возражаете. После всех этих скрипов, и стонов, и бессонниц, думается мне, я с удовольствием чуточку переусердствую, а по возможности и не чуточку! Ох ты, умница, даже о лошадках подумала, – добавил он. – Верно, сердце у тебя доброе.

– Вижу, настроение у вас улучшилось. Я так рада, господин Ковёрщик!

Возница крутнулся волчком посреди дороги.

– Да я на двадцать лет помолодел! – Он просиял улыбкой, а затем по лицу его скользнула лёгкая тень. – Эгм… сколько я тебе должен?

– Сколько я вам должна за повреждение окраски? – вопросом на вопрос ответила Тиффани.

Взгляды их встретились, и господин Ковёрщик признал:

– Что ж, я с тебя ничего не могу требовать, госпожа, учитывая, что зеркальный шар-то грохнул я сам.

Что-то тихонько звякнуло. Тиффани обернулась. Зеркальный шар, по-видимому целый и невредимый, плавно вращался в воздухе – на некотором расстоянии от земли, если приглядеться.

Тиффани опустилась на колени в пыль, где не осталось ни осколка, и произнесла, словно бы ни к кому не обращаясь:

– Вы что, снова его собрали?

– Ах-ха, – радостно подтвердил Явор Заядло из-за шара.

– Но он же разлетелся вдребезги!

– Ах-ха, дыкс дребезги – это ж раз плюнуть! Зырь, чем крохотулечнее мал-мала кусочки, тем лучшее они пригоняются друг к дружке. Ты их только мал-мала подтыкнёшь, и мал-мала мали-кули враз воспомнят, где им место, и вдругорядь слипнутся, нае проблемо. И неча тут дивоваться, мы не только ломать да рушить могём.

Господин Ковёрщик вытаращился на неё.

– Это ты сделала, госпожа?

– Ну, вроде того, – кивнула Тиффани.

– Ну надо же! – расплылся в улыбке господин Ковёрщик. – Так я скажу: quid pro quo, услуга за услугу, око за око, баш на баш, долг платежом красен, ты – мне, я – тебе. – Он подмигнул. – Так что мы квиты, а компания может засунуть все свои бумажки туда же, куда мартышка – свою прыгалку, что ты на это скажешь, а? – Он плюнул на ладонь и протянул руку.

«Ох ты ж, – подумала Тиффани, – смазанное плевком рукопожатие намертво скрепляет договор! Хорошо, что у меня есть почти чистый платок!»

Девушка безмолвно кивнула. Только что шар был разбит, а теперь словно сам собою починился. Стояла жара, незнакомец с дырами вместо глаз исчез в никуда… С чего же начать? Бывают дни, когда ты подстригаешь ногти на чьих-то ногах, вынимаешь занозы и пришиваешь ноги, а бывают такие дни, как сегодня.

Тиффани и возница обменялись довольно влажным рукопожатием, а метлу запихнули в кучу свёртков позади возницы. Тиффани вскарабкалась на козлы рядом с ним, и карета покатила дальше, по пути поднимая тучи пыли: эти клубы приобретали до странности неприятные очертания, прежде чем снова осесть на дорогу.

Спустя какое-то время господин Ковёрщик осторожно поинтересовался:

– Эгм, а эту свою чёрную шляпу ты и дальше собираешься носить?

– Ну да.

– Просто, ну, на тебе такое миленькое зелёное платьице, и, не в обиду будь сказано, зубки у тебя такие ровные и белые, прям загляденье. – Возница, похоже, ломал голову над неразрешимой загадкой.

– Я их каждый день чищу солью и сажей. Очень рекомендую, – отозвалась Тиффани.

Разговор становился всё менее приятным. Возница, похоже, пришёл про себя к некоему выводу.

– То есть на самом деле ты вовсе не ведьма? – с надеждой уточнил он.

– Господин Ковёрщик, вы меня боитесь?

– Я боюсь такого вопроса, госпожа.

А ведь он прав, подумала Тиффани. А вслух сказала:

– Послушайте, господин Ковёрщик, к чему вы клоните?

– Эх, понимаешь ли, госпожа, раз уж ты спросила, у нас тут в последнее время много чего рассказывают. Ну, знаешь, про украденных младенцев, про сбежавших детишек и всё такое. – Возница малость оживился. – Но, наверное, во всём виноваты злые старые… ну, сама знаешь, с этими, крючковатыми носами, и бородавками, и в зловещих чёрных платьях, а вовсе не милые девушки вроде тебя. Да-да, от таковских всего ожидать можно. – Решив эту головоломку, к вящему своему удовлетворению, возница до конца пути всё больше помалкивал, хотя насвистывал без умолку.

Что до Тиффани, то она сидела тихонько. Во-первых, она здорово встревожилась, а во-вторых, краем слуха слышала, как Фигли, угнездившись между мешками с почтой, читают друг другу чужие письма[26]26
  Джинни, кельда весьма передовых взглядов, насаждала грамотность среди своих сыновей и братьев. Поскольку благой пример подал сам Явор Заядло, Фигли обнаружили, что дело того стоит, ведь теперь, прежде чем осушить бутылку, они могли прочесть надпись на этикетке; хотя какая, в сущности, разница? – ведь Фигль, скорее всего, содержимое всё равно выпьет, если только на бутылке не изображены череп и скрещённые кости, и даже тогда череп с костями должны выглядеть ну очень страшно.


[Закрыть]. Оставалось надеяться, что Фигли уберут их обратно, не перепутав конверты.