Текст книги "Гробовое молчание"

12

Когда в дверь позвонили, Маура уже успела накрыть стол и поставить в духовку ножку ягненка. Всем известно, что у мальчиков-подростков обычно хороший аппетит, поэтому Маура купила черничный и яблочный пироги, запекла четыре картофелины и очистила штук пять кукурузных початков. А ест ли мальчик салат? Маура понятия не имела. В те отчаянно голодные дни, которые они прожили вместе в диких местах Вайоминга, они с Крысом умудрялись питаться тем, что удавалось достать. Маура видела, как мальчик поглощал собачьи галеты, фасоль из консервных банок и древесную кору. Наверняка он не станет воротить нос от салата латука, а витамины ему, пожалуй, очень нужны. Когда в январе она видела его в последний раз, Крыс был бледным и тощим, и сегодня Маура готовила для того недокормленного парнишки. «Вне зависимости от того, как пройдет эта неделя, – думала она, – мальчик ни за что не уедет из моего дома голодным». Только к этому Маура могла подготовиться, только эту деталь она могла полностью контролировать.

А вот все остальные детали первого визита паренька в ее дом были окутаны неизвестностью.

Джулиану «Крысу» Перкинсу Маура была обязана жизнью, но при этом она едва знала мальчика, а он почти не знал ее. Бок о бок они старались выжить, а ведь вряд ли есть связь теснее, чем отношения между двумя людьми, вместе смотревшими в лицо смерти. И вот скоро они узнают, выдержит ли эта связь серьезную проверку недельного общения в цивилизованных условиях.

Когда раздался звонок в дверь, Маура вытерла руки кухонным полотенцем и, ощущая, как сильно вдруг заколотилось сердце, поспешила в прихожую. «Успокойся, он ведь всего-навсего мальчик», – мысленно приказала она себе, открывая дверь. И чуть было не упала – огромная черная собака, радостно подскочив, поставила передние лапы ей на грудь.

– Волк! Фу, малыш! – крикнул Крыс.

Пес смачно и радостно лизнул ее лицо, и Маура рассмеялась. Собака снова опустилась на четыре лапы и, завиляв хвостом, залаяла. Маура улыбнулась пареньку – тот явно был в ужасе от безобразного поведения своего четвероногого друга.

– Ну? – проговорила Маура. – Может быть, ты тоже меня обнимешь?

– Здравствуйте, мэм, – вымолвил он и неуклюже обвил ее своими длинными руками.

Маура поразилась тому, насколько крупнее стал мальчик, как много мышц появилось на его теле с момента их последней встречи. Неужели паренек умудрился так вырасти всего за несколько месяцев?

– Я скучала по тебе, Крыс, – пробормотала она. – Я скучала без вас обоих.

По ступенькам крыльца заскрипели шаги, и паренек тут же отстранился от Мауры, точно стеснялся этих объятий. Маура посмотрела на человека, возникшего за спиной у Крыса. Обычно Энтони Сансоне казался зловещим – мужчина внушительной комплекции, с таинственным выражением лица, – но в этот сумрачный вечер на его лице была улыбка. Он опустил на крыльцо рюкзак Крыса.

– Возьми, Джулиан, – сказал он.

– Спасибо, что привезли его в Бостон, – поблагодарила Маура.

– Я сделал это с удовольствием, Маура. У нас была возможность поговорить. – Сансоне умолк, пристально разглядывая ее лицо. Похоже, он, как обычно, видел слишком многое. – Мы давно не говорили. А как ваши дела?

– Все хорошо. Много работы. – Она выдавила улыбку. – У меня никогда не бывает перебоев с клиентами. Не хотите ли зайти ненадолго?

Мужчина посмотрел на паренька, который переводил взгляд с одного взрослого на другого и с большим интересом слушал их разговор.

– Нет, вам с Джулианом нужно многое рассказать друг другу. Надеюсь, у вас получится прожить вдвоем эту неделю?

– В понедельник и вторник мне придется пойти на работу, а вот со среды у меня будет несколько выходных. Мы погуляем по городу.

– Тогда я заеду за тобой в следующую субботу, Джулиан, – пообещал Сансоне, протягивая мальчику руку.

Мужчина и паренек обменялись рукопожатием. До странности официальное прощание, но в случае с этими людьми оно казалось абсолютно естественным и предсказуемым. Крыс подождал, пока Сансоне вернется в машину и двинется прочь. Только после этого он обернулся к Мауре.

– Мы говорили о вас, – признался он. – Когда ехали сюда.

– Надеюсь, что-нибудь хорошее?

– Думаю, вы ему нравитесь. Очень. – Крыс подхватил свой рюкзак. – Только он странноватый.

«Некоторые могут и о тебе сказать нечто подобное, – подумала Маура, глядя на паренька. – О нас обоих». Она приобняла Крыса и почувствовала, как он вздрогнул от этого непривычного проявления любви. Слишком уж долго паренек, словно дикое животное, рыскал по горам Вайоминга, однако и сейчас Маура видела в его глазах тоску брошенного ребенка. Мир был не слишком добр к Джулиану Перкинсу, и ему понадобится время, чтобы вновь поверить человеческому существу.

Они вошли в дом. Парнишка оглядел гостиную.

– А куда подевался Волк?

– Думаю, он уже располагается. Наверняка успел найти угощение в кухне.

Именно там они и нашли пса – Волк жадно поглощал обрезки ягнятины, которые Маура сложила в керамическую собачью миску. У нее никогда не было собаки, а потому миску она купила накануне, равно как огромную собачью кровать, поводок, порошок от блох и несколько консервных банок с кормом, которые теперь стояли в кладовке. Волк всюду следовал за пареньком, а это означало, что нынешнюю неделю ей придется провести с двумя загадочными существами – псом и подростком. В духовке зашипел жир, капавший с ягнятины, и Маура заметила, что паренек задрал нос, словно зверь, учуявший поживу.

– Ужин будет готов через час. Пойдем, я покажу твою комнату. А где твой чемодан? – спросила Маура, неодобрительно разглядывая рюкзак Джулиана.

– Я привез только это.

– Тогда, похоже, нам с тобой придется отправиться за одеждой.

– Да нет, мне ничего такого не нужно, – возразил Крыс, когда они шли по коридору. – В школе все ходят в форме.

– Вот твоя комната.

Волк первым вбежал внутрь, но мальчик застыл в дверях, словно сомневаясь: вдруг здесь какая-то ошибка? Внезапно Маура поняла, насколько дурацкой, наверное, казалась эта обставленная женщиной комната мальчику и собаке. Неохотно перешагнув через порог, Крыс оглядел белое одеяло, вазу со свежесрезанными цветами, украшавшую комод, и бледно-зеленый турецкий ковер. Паренек ничего не тронул, словно все это были музейные экспонаты, которые он боялся сломать. Он осторожно поставил рюкзак в уголок.

– Как дела в школе? – поинтересовалась Маура.

– Нормально. – Опустившись на корточки, мальчик расстегнул рюкзак и достал оттуда аккуратно свернутую одежду – две рубашки, свитер и брюки.

– Так, значит, ты доволен школой Вечерни? Тебе там нравится?

– Она отличается от моей прежней школы. Там ко мне хорошо относятся. – Это замечание прозвучало по-деловому, без всякой жалости к себе, но оно давало понять, насколько мучительной когда-то была его жизнь.

Маура читала вайомингское дело парнишки, а потому знала о его драках в школьном дворе, о том, как Крыса обзывали из-за поношенной одежды и распавшейся семьи. Очень многие люди – от соцработника до психолога – предупреждали Мауру, что это очень трудный мальчик и что, если она впустит его в свою жизнь, ей наверняка придется пожалеть. И вот, наблюдая за тем, как «трудный мальчик» спокойно распаковывает свою одежду и аккуратно вешает ее в шкаф, она подумала: «Слава богу, что я их не послушала. Никого не послушала».

– А в школе у тебя появились друзья? – спросила она. – Тебе другие ребята нравятся?

– Они очень похожи на меня, – ответил Крыс. Выдвинув один из ящиков комода, парнишка сложил туда носки и нижнее белье.

Маура улыбнулась:

– То есть они особенные?

– У них тоже нет родителей.

Для Мауры это было новостью. Когда Сансоне сказал, что хочет предложить мальчику обучение в школе Вечерни, он обратил особое внимание на академические достоинства заведения, загородный кампус, международный преподавательский состав и отличную библиотеку. Однако ни словом не обмолвился о том, что это школа для сирот.

– Ты уверен? – спросила она. – Наверняка есть родители, которые приезжают навестить учеников.

– Иногда я вижу тетушек и дядюшек. Но никогда не встречался с чьими-нибудь мамами и папами. Он говорит, что мы теперь друг для друга родня.

– Он?

– Господин Сансоне. – Задвинув ящик комода, Крыс обернулся к Мауре. – Он постоянно спрашивает о вас.

Маура почувствовала, что краснеет, и сосредоточила внимание на Волке – пес перекатывался туда-сюда по собачьей кровати, привыкая к новому предмету роскоши.

– И что же он спрашивает?

– Пишете ли вы мне письма, приедете ли когда-нибудь в школу, не хотите ли преподавать у нас.

– В школе Вечерни? – Маура покачала головой. – Я не уверена, что старшим школьникам нужен курс судебной медицины.

– Но мы изучаем много крутых вещей. В прошлом месяце госпожа Соул показывала нам, как соорудить римскую катапульту. А мне позволили провести урок о следах животных, потому что я много о них знаю. Мы даже препарировали коня.

– Неужели?

– Он сломал ногу, и его пришлось усыпить. Мы вскрыли его, чтобы изучить органы.

– И ты не расстроился из-за этого?

– Я свежевал оленя. И знаю, как выглядят мертвецы.

«Да, ты знаешь, – мысленно согласилась Маура. – В Вайоминге ты видел истекающего кровью человека». Маура задумалась: а может, мальчик тоже, как и она сама, в ужасе просыпается по ночам, мучимый воспоминаниями о том, что им обоим пришлось пережить в горах? Раскладывая на комоде учебники и относя в ванную зубную щетку, Джулиан казался спокойным и сдержанным, словно все его эмоции были заперты на замок. «Он похож на меня куда больше, чем я готова признать», – заключила про себя Маура.

В кухне зазвонил ее мобильный.

– Можно мне выйти во двор и осмотреться? – спросил парнишка.

– Иди. А я пока отвечу на звонок.

Маура вошла в кухню и вынула из своей сумочки сотовый телефон.

– Доктор Айлз, – проговорила она в трубку.

– Это детектив Тань. Прошу прощения, что беспокою в выходные.

– Ничего страшного, детектив. Чем могу помочь?

– Я просто подумал: а вдруг вы согласитесь высказать свое мнение по одному старому делу об убийстве? Эта история – стрельба в одном ресторане Чайна-тауна – произошла девятнадцать лет назад. Там было пять убитых. В свое время ее назвали суицид-убийством.

– Почему вы заинтересовались событием, произошедшим девятнадцать лет назад?

– Возможно, оно имеет отношение к нашей неизвестной с крыши. Вероятно, именно из-за этой истории она приехала в Китайский квартал. Похоже, погибшая разыскивала людей, которые знали о стрельбе в ресторане.

– И что же все-таки вам нужно от меня?

– Чтобы вы ознакомились с отчетами о вскрытии тех пяти убитых, особенно стрелка, и сказали нам, согласны ли вы с выводами. Патологоанатом, проводивший вскрытия, уже не работает в бюро судмедэкспертизы, так что я не могу его расспросить.

Через кухонное окно Маура видела, как Крыс и его пес нарезают круги по двору, словно пытаясь найти выход – возможность вырваться в большой мир. Этот мальчик был создан для диких мест.

– Я занята на этой неделе, – проговорила она в трубку. – Вы могли бы попросить об этом, например, доктора Бристола.

– Но я очень надеялся…

– Да?

– Мне хотелось бы услышать ваше мнение, доктор Айлз. Я знаю, вы всегда говорите как есть, вне зависимости от обстоятельств. Я доверяю вашим суждениям.

Эта фраза поразила Мауру, потому что рядовые сотрудники Бостонского УП такого мнения теперь не придерживались. Она вспомнила пристальные взгляды и ледяное молчание, которые ей приходилось терпеть от полицейских всю прошлую неделю. А также прочие их поступки, заставлявшие ее чувствовать себя врагом.

– Сегодня вечером я дома, – сообщила она. – Вы можете завезти документы в любое удобное время.

Когда Волк начал лаять у входной двери, было уже начало десятого. Маура открыла дверь и увидела на пороге детектива Таня. Гость и пес две-три секунды настороженно оглядывали друг друга, но потом Волк, несколько раз изучающе обнюхав визитера, помчался назад в комнату – таким образом он выразил свое одобрение и разрешение пустить незнакомца. Тань передвигался с той же сдержанной энергией, которую Маура заметила во время их первой встречи в Китайском квартале. Он остановился в прихожей и, услышав звук включенного душа, встревоженно повернул голову в сторону ванной. Детектив ни о чем не спросил, но Маура заметила вопросительное выражение в его глазах.

– Ко мне приехал гость на неделю, – объяснила она.

– Прошу прощения, что беспокою вас в выходные. – Тань протянул ей стопку отксерокопированных страниц. – Здесь все пять отчетов о вскрытии, а также полицейский отчет детективов Ингерсолла и Стейнса.

– Ого! Похоже, вам пришлось попотеть с этими бумагами.

– Это мое первое дело об убийстве. Стараюсь, как любой новичок, понимаете? – Детектив вынул из кармана флешку. – Мне не позволили взять оригиналы из бюро судмедэкспертизы, поэтому я отсканировал для вас все фотографии и рентгеновские снимки. Я понимаю, работы здесь полно, и прошу прощения, что сваливаю ее на вас.

Кладя флешку на ладонь Мауры, он смотрел на коллегу в упор, словно хотел подчеркнуть, как это важно для него и насколько сильно он ей доверяет.

Маура вспыхнула от прикосновения и посмотрела на флешку.

– Пока вы не уехали, давайте проверим, открываются ли эти файлы на моем компьютере, – предложила она.

Хозяйка и гость отправились в кабинет, и, пока Маура загружала свой ноутбук, Тань разглядывал собаку. Пес последовал за ними и теперь сидел у ног детектива, наблюдая за незнакомым визитером.

– Что это за порода? – поинтересовался Тань.

– Понятия не имею. Возможно, помесь овчарки с волком или хаски. Это собака моего гостя.

– Вы замечательная хозяйка, раз позволяете гостям привозить своих собак.

– Этому псу я обязана жизнью. Лично я готова пустить его куда угодно. – Маура вставила флешку в компьютер. Через мгновение на мониторе возникла целая серия миниатюрных изображений. Она щелкнула по первому снимку, и на экране появилась жуткая картина – обнаженное женское тело на секционном столе. – Похоже, они прекрасно открываются. Не могу точно пообещать, когда я просмотрю их, но скажу сразу – до следующей недели я не успею.

– Я очень благодарен вам, доктор Айлз.

Маура выпрямилась и посмотрела на гостя.

– Доктор Бристол и доктор Костас – прекрасные патологи. Их суждениям тоже можно доверять. Вы не пошли к ним по какой-то особой причине?

Тань замер, повернувшись в сторону ванной, где только что выключили душ.

– Детектив, вы слышите? – спросила Маура.

– Полагаю, вы знаете, что сейчас о вас говорят, – неохотно ответил молодой человек. – Из-за суда над Уэйном Граффом и всего прочего.

У нее на скулах выступили желваки.

– Не сомневаюсь, что ничего хорошего.

– Возможно, блюстители порядка справедливы, но справедливость эта особая. Она не любит критики.

– Даже если критика оправданна, – с горечью добавила Маура.

– Вот поэтому я и пришел к вам. Я знаю: вы скажете правду.

Тань посмотрел ей в глаза – прямо и решительно. В день их первой встречи в Чайна-тауне Маура сочла этого человека непонятным – она не знала, как именно он относился к ней. На его лице и теперь было то же бесстрастное выражение, но сейчас Маура понимала: это всего лишь маска, сквозь которую она еще не научилась смотреть. В этом человеке таилось много неведомого, и она задумалась: а позволяет ли Тань хоть кому-нибудь заглядывать под эту маску?

– Что, по-вашему, я должна найти в отчетах? – осведомилась Маура.

– Возможно, какие-нибудь противоречия. Что-то, что не увязывается или даже вовсе лишено смысла.

– С чего вы взяли, что там есть такое?

– Не успели Стейнс и Ингерсолл ступить на место происшествия – и дело тут же обозвали суицид-убийством. Я прочитал их отчет – других версий они не исследовали. Проще всего было списать это дело на сумасшедшего китайского иммигранта, который устроил стрельбу в ресторане, а затем убил себя.

– А вы не считаете это суицид-убийством?

– Я не знаю. Но спустя девятнадцать лет это дело странным образом напоминает о себе. В портативном навигаторе нашей неизвестной с крыши было два адреса. Первый – частный дом детектива Ингерсолла. Второй – студия Айрис Фан, вдовы одного из убитых в ресторане. Погибшая явно интересовалась делом «Красного феникса». А почему – мы не знаем.

Вдруг заскулила собака, и Маура обернулась. В дверях стоял Крыс; его волосы еще не высохли после душа. Он пристально смотрел на фотографию из секционного зала, которая отображалась на мониторе. Маура быстро свернула программу, и неприятное изображение исчезло.

– Джулиан, это детектив Тань, – представила Маура. – А это мой гость, Джулиан Перкинс. Он учится в Мэне, а сюда приехал на весенние каникулы.

– Так, значит, это вы – владелец страшной собаки, – догадался Тань.

Парнишка продолжал всматриваться в монитор, будто по-прежнему видел на нем фотографию.

– Кто она? – тихо спросил Крыс.

– Просто мы обсуждаем одно дело, – пояснила Маура. – Почти закончили. Почему бы тебе не посмотреть телевизор?

Тань выждал, когда из гостиной донесутся звуки включенного телевизора, а затем сказал:

– Жаль, что он увидел фотографию. Такое не стоит показывать детям.

– Я просмотрю документы, когда у меня будет время. Но придется немного подождать. Спешки нет, я полагаю?

– Хорошо бы немного продвинуться в деле неизвестной.

– История с «Красным фениксом» произошла девятнадцать лет назад, – ответила Маура, выключая ноутбук. – Уверена, с этим можно еще немного повременить.

13

Я еще не вижу его, но уже знаю, что он вошел в мою студию. О его прибытии возвестил свист влажного ночного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда открывалась и закрывалась дверь. Я не прерываю упражнения, чтобы поприветствовать его, и продолжаю крутиться и размахивать оружием. В широком зеркале я вижу: детектив Фрост завороженно наблюдает за тем, как сабля поет в моих руках. Сегодня я чувствую в себе силу – мои руки и ноги так же проворны, как в молодости. Каждое движение, каждый поворот, каждый взмах клинка продиктован одной из строк старинного сонета.

 
Достичь семи звезд, чтобы управлять тигром.
Парить, кружась и уклоняясь, как парят ду́хи.
Стать белым журавлем,
Раскрыть, подобно ему, крылья
И резко выбросить ногу.
Дует ветер,
И трепещет цветок лотоса.
 

Все движения очень привычны для меня – одно переходит в другое. Мне не нужно думать о них, потому что тело овладело ими точно так же, как умением ходить или дышать. Моя сабля кружится и наносит удары, а я думаю о полицейском и о том, что скажу ему.

Я дохожу до последней строки сонета: «Феникс возвращается в свое гнездо». Я вытягиваюсь в струнку, мое оружие опускается, а пот холодит лицо. И только теперь я оборачиваюсь к нему.

– Это было прекрасно, госпожа Фан, – восхищенно округлив глаза, говорит детектив Фрост. – Похоже на танец.

– Упражнение для начинающих. Помогает мне спокойно завершить день.

Взгляд полицейского опускается на оружие, которое я держу в руках.

– Это настоящая сабля?

– Ее имя – Чжен И. Она досталась мне от прапрабабки.

– Должно быть, она действительно старая.

– И к тому же проверена в бою. Она предназначалась для сражений. Если не тренироваться с боевой саблей, ни за что не научишься справляться с ее весом и не узнаешь, как она ощущает себя в твоей руке. – Я дважды молниеносно разрубаю воздух, и детектив в изумлении отступает назад. Я с улыбкой передаю ему оружие. – Возьмите ее. Ощутите ее вес.

Фрост колеблется, будто сабля может ударить током. Затем осторожно обхватывает рукоять и неуклюже взмахивает оружием в воздухе.

– Для меня это как-то неестественно, – признается он.

– Да?

– Баланс кажется непривычным.

– Потому что это не простая церемониальная сабля, а настоящая дао. Подлинная китайская сабля. Ее форма называется ивовый лист. Видите, как она изогнута по всей длине клинка? Это традиционное поясное оружие солдат времен династии Мин.

– Когда это было?

– Около шестисот лет назад. Чжен И была сделана в провинции Ганьсу во время одной из войн. – Я умолкаю, а затем добавляю с сожалением: – Увы, в старом Китае война часто бывала обычным делом.

– Значит, эта сабля видела настоящий бой?

– Я уверена, что видела. Когда я держу ее, я чувствую, что старые сражения все еще поют в клинке.

Фрост смеется:

– Если на меня когда-нибудь нападут в темном переулке, госпожа Фан, я бы хотел, чтобы вы оказались рядом.

– Так пистолет-то у вас. Разве не вы должны были бы защищать меня?

– Не сомневаюсь, вы и сами с этим прекрасно справитесь.

Детектив возвращает мне саблю. Я замечаю, что он нервничает из-за близости острого как бритва лезвия. Я с поклоном забираю оружие и смотрю на него в упор. Моя прямота заставляет его вспыхнуть. Для полицейского, особенно для закаленного детектива, занимающегося расследованием убийств, такая реакция удивительна. Однако в этом человеке есть неожиданная кротость, восприимчивость, которая внезапно напоминает мне о муже. Детективу Фросту примерно столько же лет, сколько было Джеймсу, когда он погиб, и на лице полицейского я вижу смущенную улыбку мужа, снова ощущаю его природное стремление угодить.

– Вы хотите еще о чем-то расспросить меня, детектив?

– Да. Это касается дела, о котором мы не знали, когда говорили с вами в прошлый раз.

– И что же это?

Похоже, ему не очень-то хочется озвучивать свою мысль. И я уже вижу извинение в его взгляде.

– Дело касается вашей дочери. Лоры.

Упоминание о дочке – как сильный удар в грудь. Я не ожидала его, а потому даже покачнулась.

– Мне очень жаль, госпожа Фан, – говорит он, протягивая руку, чтобы поддержать меня. – Я знал, что это расстроит вас. Как вы? Может, присядете?

– Просто… – Я оцепенело качаю головой. – Я с утра ничего не ела.

– Может, вам стоит поесть? Давайте я отведу вас куда-нибудь.

– Возможно, нам лучше поговорить в другой день.

– Мне нужно задать всего несколько вопросов. – Фрост умолкает. А затем тихо добавляет: – Я и сам еще не ужинал.

На мгновение его слова повисают в воздухе. Это пробный шар. Моя рука еще крепче сжимает рукоять сабли – это подсознательная реакция на ситуацию, чреватую неопределенностью. Во всякой опасности кроется благоприятная возможность. Фрост – полицейский, но я не вижу в нем ничего подозрительного. Всего-навсего внимательный мужчина с добрым лицом. И мне отчаянно хочется знать, почему он спрашивает о Лоре.

Я убираю Чжен И в ножны.

– На Бич-стрит есть пельменная.

Фрост улыбается, и это невероятно сильно меняет его лицо. Теперь он кажется гораздо моложе.

– Я знаю это место.

– Только надену плащ, и пойдем.

Мы бредем по улице под мелким весенним дождем, но тактично держимся на расстоянии друг от друга. Я взяла с собой Чжен И – сабля слишком ценна, чтобы оставлять ее в студии. К тому же она всегда защищала меня ото всех невидимых угроз. Даже в этот дождливый вечер Китайский квартал многолюден – улицы переполнены гостями, желающими поужинать жареной уткой или рыбой, тушенной в имбирном соусе. Пока мы движемся по улице, я стараюсь сосредоточиться на окружающем, на незнакомых прохожих. Но разговорчивый и неутомимый детектив Фрост постоянно отвлекает меня.

– Это мое любимое место в Бостоне, – говорит он, разводя руки так, словно хочет обнять Чайна-таун и всех его жителей. – Здесь лучшая еда, лучшие рынки и самые интересные переулочки. Я всегда любил приходить сюда.

– Даже если приезжали взглянуть на мертвеца?

– Да нет, конечно, – отвечает он, грустно усмехаясь. – Но в этом районе есть нечто такое… Порой мне кажется, что здесь мне самое место. Словно бы я чисто случайно не родился китайцем.

– Ах вот как. Вы считаете, что перевоплотились.

– Да. И стал типичным американцем из Южного Бостона. – Он смотрит на меня; его влажное лицо немного поблескивает. – Вы говорили, что приехали с Тайваня.

– Вы бывали там?

Он печально качает головой:

– Я путешествовал не так много, как хотелось бы. Правда, медовый месяц я провел во Франции.

– А чем занимается ваша жена?

Затянувшаяся пауза заставляет меня посмотреть в его сторону, и я вижу, что Фрост опустил голову.

– Учится в юридической школе, – тихо отвечает детектив. А через некоторое время добавляет: – Мы развелись. Прошлым летом.

– Мне очень жаль.

– Боюсь, год выдался не слишком удачным, – признается он, но потом вдруг вспоминает, кому говорит это. Женщине, потерявшей мужа и дочь. – Впрочем, жаловаться мне не на что.

– Одиночество – штука непростая. Но я уверена: вы найдете кого-нибудь еще.

Фрост смотрит на меня, и я замечаю боль в его глазах.

– И все-таки вы не вышли замуж во второй раз, госпожа Фан.

– Нет, не вышла.

– Хотя желающие наверняка были.

– Как можно заменить любовь всей своей жизни? – просто отвечаю я. – Джеймс – мой муж. И всегда будет моим мужем.

С минуту он переваривает это. А потом говорит:

– Я всегда думал, что любовь должна быть именно такой.

– Она и есть такая.

Его глаза неестественно вспыхивают, когда он смотрит на меня.

– Но лишь для некоторых из нас.

Мы подходим к пельменной с запотевшими от пара окнами. Фрост бросается вперед, чтобы открыть мне дверь, и это джентльменское поведение кажется мне забавным, поскольку смертоносную саблю несу именно я. Тесный зал заведения переполнен, и лишь везение помогает нам занять последний свободный столик в уголке у окна. Я вешаю саблю на спинку стула и снимаю плащ. С кухни доносятся соблазнительные ароматы чеснока и паровых пельменей – аппетитные напоминания о том, что я не ела с самого завтрака. Из-за кухонных дверей выносят блюда, на которых поблескивают пельмени со свининой, креветками или рыбой; за соседним столом, постукивая палочками о тарелки, какое-то семейство так громко говорит на кантонском, что со стороны это кажется ссорой.

Просмотрев длинное меню, Фрост, похоже, приходит в замешательство.

– Может быть, вы закажете что-нибудь для нас обоих?

– Есть ли пища, которую вы не станете есть?

– Я съем все, что угодно.

– Возможно, вам придется пожалеть об этих словах. Потому что мы, китайцы, в самом деле едим все.

Он с радостью принимает вызов:

– Удивите меня.

Когда официантка приносит блюдо с закусками – холодными медузами, куриными лапками и маринованными свиными ножками, – его палочки замирают над этим диковинным набором, но потом он все-таки откусывает кусочек от полупрозрачного свиного хряща. Я наблюдаю за тем, как его глаза округляются от восторга – он сделал открытие.

– Это потрясающе!

– Вы раньше никогда не пробовали их?

– Думаю, раньше я не был особенно смелым, – признается Фрост, вытирая с губ масло чили. – Зато сейчас пытаюсь измениться.

– Почему?

Он замирает в задумчивости; между его палочками зажат кусочек медузы.

– Думаю… думаю, я просто старею, понимаете? И начинаю осознавать, что на самом деле мало чего в жизни пробовал. А ведь осталось не так много времени, чтобы все успеть.

«Старею». Я не могу сдержать улыбки, потому что я почти на два десятилетия старше, чем он, и детектив наверняка считает меня старухой. Но при этом смотрит на меня совсем не так. Я замечаю, что Фрост разглядывает мое лицо, а когда я бросаю ответный взгляд, щеки детектива внезапно вспыхивают. Точно так же вел себя мой муж на нашем первом свидании, весенним вечером, занавешенным густым туманом, очень похожим на сегодняшний. «Ах, Джеймс, – думаю я, – мне кажется, этот молодой человек понравился бы тебе. Он совсем как ты».

Приносят пельмени – мягкие подушечки, наполненные свининой и креветками. Я с удивлением наблюдаю, как тяжело Фросту подхватить скользкое лакомство, и в конце концов он просто начинает гонять его палочками по тарелке.

– Это любимые пельмени моего мужа. Он мог съесть сразу с десяток. – Я улыбаюсь, вспоминая. – Он даже хотел поработать здесь целый месяц без всякой оплаты, если ему скажут рецепт.

– А на Тайване он тоже занимался ресторанным делом?

Этот вопрос заставляет меня взглянуть на Фроста в упор.

– Мой муж изучал китайскую литературу. Он происходил из большой династии ученых. Поэтому – нет, он не занимался ресторанным делом. Он работал официантом, чтобы выжить.

– Я этого не знал.

– Проще всего предположить, что официант перед вами – всего лишь официант, а продавец продуктового магазина – всего-навсего продавец. Однако в Чайна-тауне так не получится. Помните тех убогих старичков, что играют в шашки у ворот со львами? Некоторые из них – миллионеры. А вон та женщина, что сидит за кассовым аппаратом, – она родом из семьи имперских генералов. Здесь люди совсем не те, кем они кажутся, так что не стоит их недооценивать. В Чайна-тауне этого делать не надо.

Фрост пристыженно кивает:

– Не буду. Особенно сейчас. Прошу прощения, госпожа Фан, если я недостаточно уважительно говорил о вашем муже.

Его извинение кажется абсолютно искренним – еще одна причина поражаться этому человеку.

Я откладываю палочки и смотрю на детектива. Насытившись, я наконец чувствую силы обратиться к предмету, который довлел над нами во время ужина. Шумное семейство, сидевшее за соседним столом, наконец встает, скрипя ножками стульев и разражаясь громким хором кантонских фраз. Когда они выходят за дверь, в зале внезапно устанавливается тишина.

– Вы пришли расспросить меня о дочери. Почему?

Он отвечает не сразу – вытирает руки и аккуратно складывает салфетку.

– Вы когда-нибудь слышали такое имя – Шарлотта Дион?

Я киваю.

– Она была дочерью Дины Мэллори.

– Вы знаете о том, что произошло с Шарлоттой?

– Детектив Фрост, – вздыхая, говорю я, – мне пришлось пережить все эти события, так что они навеки отпечатались вот здесь. – Я дотрагиваюсь до головы. – Я знаю, что госпожа Мэллори была замужем и раньше, за человеком по имени Патрик Дион, и у них была дочь Шарлотта. Через несколько недель после массового убийства она исчезла. Да, я знаю всех погибших и их родственников, потому что я одна из них. – Я смотрю вниз, на блестящую от жира тарелку. – Я никогда не встречалась с господином Дионом, но когда исчезла его дочь, я послала ему открытку с соболезнованиями. Я не знаю, была ли ему по-прежнему дорога бывшая жена и оплакивал ли он ее гибель. Но я прекрасно понимаю, что значит потерять ребенка. Я сообщила ему, что мне ужасно жаль. Написала, что понимаю его боль. Но он так и не ответил. – Я снова перевожу взгляд на Фроста. – Поэтому – да, я знаю, зачем вы спрашиваете о Шарлотте. Вы мучаетесь тем же вопросом, каким задавались все. Даже я сама. Неужели наши семьи действительно прокляты? Сначала исчезает моя Лора, а потом, спустя два года, его Шарлотта. Наши семьи связаны тем, что случилось в «Красном фениксе», и потерей дочерей. Вы не первый полицейский, который расспрашивает меня об этом.

– Полагаю, детектив Букхольц задавал те же вопросы.

Я киваю.

– Он приходил ко мне, когда пропала Шарлотта. Спрашивал, были ли знакомы наши девочки. Отец Шарлотты очень богат, а потому ей уделялось много внимания. Куда больше, чем моей Лоре.